CC BY
170
ISSN 0869-4362
Русский орнитологический журнал 2012, Том 21, Экспресс-выпуск 761: 1211-1228
Пётр Петрович Сушкин (1868-1928) как фаунист и зоогеограф
Л. А. Портенко
Второе издание. Первая публикация в 1970*
Мы собрались здесь, чтобы отметить столетие со дня рождения крупнейшего учёного нашей эпохи, зоолога - орнитолога, зоогеографа, анатома и палеонтолога Петра Петровича Сушкина. Он умер 40 лет тому назад, жил и работал на памяти ещё многих из нас. Сорок лет в человеческой жизни очень большой срок. Это ровно столько лет, сколько длилась вся научная деятельность Сушкина. За 40 последующих лет выросло третье поколение ныне здравствующих молодых зоологов, а мне по возрасту и стажу положено принадлежать ко второму, промежуточному поколению между вами и Сушкиным. Сорок лет тому назад на торжественном заседании Академии наук я имел честь выступить после речей маститых ученых А.П.Карпинского, С.Ф.Ольден-бурга, М.А.Мензбира, А.А.Борисяка от имени молодой смены — практикантов Академии наук. Прошедшие годы дают мне основание и право выступить теперь с некоторой исторической оценкой событий. Позвольте мне на основе моего личного знакомства с Петром Петровичем и на основе тщательного, постоянно повторявшегося изучения трудов его доложить вам о Сушкине как фаунисте и зоогеографе.
Пётр Петрович был зоологом самого широкого профиля, работал в области фаунистики, зоогеографии, систематики, сравнительной анатомии, зоологической палеонтологии, лепидоптерологии, вместе с Д.Е.Белингом написал даже определитель рыб, но основным материалом, на котором он проводил свои исследования, были птицы. Всё-таки правильно будет сказать, что Сушкин прежде всего был орнитологом, понимая орнитологию в самом широком её объёме.
Каким образом и откуда у него возник интерес к птицам? Как-то в беседе со мной Сушкин сказал, что он затруднился бы ответить на этот вопрос сколько-нибудь вразумительно. В частных разговорах от зоологов можно было услышать шутливое замечание, что П.П. вообще интересовался летающими существами. Кроме птиц, он изучал и основательно знал бабочек. Им была собрана обширная и ценная коллекция, сохраняемая ныне в ЗИНе, но, кроме нескольких небольших статей,
* Портенко Л.А. 1970. П.П. Сушкин как фаунист и зоогеограф //Тр. Зоол. ин-та АН СССР 47:19-31.
Доклад, прочитанный 26 апреля 1968 в Зоологическом институте АН СССР на заседании, посвящённом 100-летию со дня рождения академика П.П.Сушкина.
Сушкин о бабочках ничего крупного не написал, хотя неоднократно ссылался на них в своих зоогеографических выводах.
Пётр Петрович Сушкин в ранний период своей научной деятельности.
В 1885 году Пётр Петрович поступил в Московский университет, но только в 1887 году попал в лабораторию профессора М.А.Мензбира, отчасти на положении студента, интересующегося орнитологией, отчасти через семью Северцовых. М.А.Мензбир в это время начал обработку материалов, оставшихся после смерти Н.А.Северцова, и П.П. очень часто присутствовал при разборке коллекции, знакомясь с птицами Туркестана. С этого же года П.П. начал свои наблюдения над птицами южных уездов Тульской губернии. Почему была избрана именно Тульская губерния? Прежде всего потому, что Сушкин был уроженцем Тулы — «туляк». Мензбир всячески старался помочь ему как литературой, так и многими своими ещё не опубликованными наблюдениями. Работа П.П. тем более интересовала Мензбира, что он видел в ней прямое продолжение своей работы.
В результате четырёхлетних полевых исследований Сушкиным было собрано более 800 экз. птиц. «Мне не трудно было,— писал Мензбир,— оценить наблюдательность и коллекторские способности начинающего
орнитолога, а в особенности его любовь к изучению живой природы». Своих «Птиц Тульской губернии» Сушкин в разговоре со мною назвал «плодом юности». Эта работа, теперь уже 80-летней давности, разумеется, утратила элементы новизны, но она не устарела совсем. То было время, когда ещё свежими казались сведения о гнездовании в Тульской области лебедя-кликуна и серых гусей, когда был близок к исчезновению, но ещё не исчез глухарь, и т. п.
Своим исследованием Сушкин охватил южную половину губернии, так как северная была изучена Мензбиром.
В общей части работы П.П. подчёркивал, что основой для зоогео-графических суждений должны служить гнездящиеся птицы, что по природным условиям северо-западная часть губернии отличается от юго-восточной и её нужно отнести к Волжско-Окскому округу, следуя районированию Мензбира, тогда как юго-восточную часть губернии — к Волжско-Днепровскому, т.е. округу островных лесов. Отличия между этими округами на территории Тульской губернии имеют переходный характер, как и должно быть в соседних участках у их границ. Эти основные положения остаются правильными и в настоящее время. Каждому, кто пробует разобраться в композиции местных фаун в средней полосе европейской части РСФСР, нельзя обойтись без «Птиц Тульской губернии» как одной из отправных точек. Эта работа была напечатана в 1892 году в первом выпуске «Материалов к познанию фауны и флоры Российской империи».
В 1891 году Сушкин по поручению и на средства Московского общества испытателей природы (МОИП) совершил поездку в Уфимскую губернию. Как и прежде, он пользовался инструктажем, советами и помощью Мензбира. Кто работал под руководством Михаила Александровича, тот знает, каково было моральное воздействие его влияния. В то время Мензбир заканчивал «Птиц России». Научный интерес приковывался к орнитофауне восточных пределов европейской России. Сушкин во время своих полевых работ посетил почти все уезды Уфимской губернии, дошёл до златоустовского Урала и поднимался на Ире-мель. Всего им было собрано за 7 месяцев 966 экз. птиц. Обработка результатов этой поездки была опубликована в четвёртом выпуске «Материалов к познанию фауны и флоры Российской империи». Наблюдения, приведённые в повидовом обзоре, отличаются большой полнотой. Общий уровень знаний о птицах соответствует тому, какой мы находим в «Птицах России» Мензбира — книге, на которой воспитывалось ещё ныне живущее поколение старших орнитологов. Здесь уместно напомнить, что до конца дней Сушкина «Птицы России» оставались для него настольным руководством.
В «Птицах Уфимской губернии» он лишь слегка коснулся орнито-географического районирования, но зато очень обстоятельно разобрался
в границах ландшафтных элементов на территории Уфимской губернии. В результате этого разбора он пришёл к выводу, что границы, проводимые ботаниками, совпадают с границами распространения птиц не в точности, а только в общих чертах. В зоне степи разбросаны островные леса, и глухаря можно было встретить буквально в нескольких десятках шагов от байбака. Лесостепь - это арена борьбы между лесом и степью, причём лес надвигается, и Сушкин на основании изучения распространения птиц поддерживал теорию Коржинского о самооблесении степи. В «Птицах Уфимской губернии» Сушкин впервые прямо обращается к вопросам истории фауны, хотя лишь вкратце (Сушкин 1897, с. 319, 322). Анализ состава фауны здесь глубок и поучителен.
В последнем десятилетии XIX столетия для европейской части России появилась сводка Мензбира «Птицы России», для Средней Азии уже имелась монография Н.А.Северцова (1873) «Вертикальное и горизонтальное распределение туркестанских животных». На очереди стояло орнитологическое изучение обширных пространств азиатской части России. Ближайшим шагом в направлении к востоку были степи Казахстана. Сюда и поехал Сушкин в 1896 году, снова при материальной помощи МОИП и содействии Мензбира. Поездка длилась 7 месяцев и принесла до 1100 экз. птиц, но она убедила П.П. в том, что затронутая его исследованием часть Казахской степи не представляла фаунистического целого, и в 1898 году Сушкин отправляется в Казахстан вторично, пополнив сборы ещё 600 экземплярами. Теперь П.П. охватил своим анализом громадную территорию от низовьев Урала и бассейна Илека до Курганского округа Сибири, привязав её к Туркестану. Обработка собранных материалов затянулась на 10 лет, так как Сушкин в это время готовил магистерскую диссертацию по морфологии скелета хищных птиц (Сушкин 1899), да и сама обработка была проведена очень глубоко и тщательно.
Это не только мой личный взгляд, но и мнение других, что «Птицы Средней Киргизской степи» (Сушкин 1908) в повидовом обзоре написаны полнее, богаче и интереснее, чем в более поздних фаунистиче-ских монографиях Петра Петровича. Мензбир в порядке поучения говорил мне, что, в сущности, так писать не совсем правильно, что Сушкин писал всё, что только мог сказать в данном случае. Может быть, это замечание и справедливо с точки зрения редактора объёмистого тома, но для читателя этот труд Сушкина - клад для ознакомления с птицами, их распространением, распределением и жизнью в степном Западном Казахстане. Всё сопровождается пояснениями, справками и замечаниями по систематике. Подчеркну, что тогда ещё не было законченной монографии Гартерта (Hartert 1903-1922). В общей части книги «Птицы Средней Киргизской степи» Сушкин даёт весьма кон-
кретное орнитогеографическое районирование. На изученной территории он имел предшественников, уже наметивших основные вехи районирования. Это были Северцов (1877), Мензбир (1882) и Назаров (1887). Сушкину оставалось уточнить, но уточнение было выполнено замечательно. Признанные им орнитогеографические участки получили весьма конкретные и полные характеристики. Высказанные им попутно принципиальные соображения сформулированы настолько определённо и ясно, что их следовало бы заучить наизусть каждому, кто принимается за фаунистическое и зоогеографическое исследование. Сушкин не усматривает обязательного соответствия границ зоогеогра-фических подразделений ни с границами бассейнов (как думал Мориц Вагнер или Матчи), ни с рельефом, ни с изотермами, ни с границами почв. Совпадения могут быть, могут и не быть. Что касается границы между Северной и Южной подобластями, то она «вообще не определяется какими-либо известными нам современными условиями». Подчеркнув смешение северных и южных элементов, Сушкин объяснял его историческими причинами. В этой монографии П.П. значительно продвигается вперёд как зоогеограф, но он ещё далёк от тех широких обобщений, какими блещет в последующих трудах.
В «Птицах Средней Киргизской степи» Сушкин, наконец, специально коснулся пролётных путей птиц в Западном Казахстане. Прежде всего он высказался в пользу именно пролётных путей, а не пролёта широким фронтом. Если в некоторых случаях птицы пролетают вразброд, это ещё не значит, что они летят широким фронтом. Ширина пролётного пути, по его представлениям, не превышает 30 км (например, у серого журавля). П.П. перечислил определённые пути, назвал и описал их.
Между первой и второй экспедициями в киргизские степи в 1897 году Сушкин защитил магистерскую диссертацию «К морфологии скелета птиц. Череп Tinnunculus». Весной и летом 1897 года, как бы в виде отдыха от тяжёлой работы в Москве, Сушкин экскурсировал в течение нескольких месяцев в самой глухой, лесистой части Смоленской губернии. Его наблюдения здесь остались необработанными. Восток открывал перед ним лучшие перспективы, и к исследованию в смоленских лесах он совершенно потерял интерес. Из смоленских наблюдений П.П. опубликовал только статью о гнездовании бородатой неясыти (Сушкин 1917).
После появления «Птиц России» Мензбира (1895) всё более возрастал интерес к орнитофауне Сибири и особенно к заенисейской её части, так как имевшиеся сведения о птицах Западной Сибири не обнаруживали особых отличий от сведений по орнитофауне Восточной Европы. Сам Мензбир стал проявлять к этому особый интерес, и по его инициативе в 1899 году от МОИП был командирован в Минусинский край
студент Л.А.Молчанов. По птицам этого края накопилось вместе с другими материалами около 350 шкурок, что и побудило Сушкина предпринять исследование фауны верховьев Енисея, опять на средства МОИП, частью Московского университета. В 1902 году П. П. отправился туда вместе со студентом А.Ф.Котсом и препаратором. Полевые исследования длились с июня по сентябрь включительно.
Знакомство с восточносибирской орнитофауной произвело на П.П. неизгладимое впечатление. В результате поездок фаунистическим исследованием были охвачены Минусинская лесостепь, Западный Саян и запад Урянхайской Земли (ныне Тувинская АССР). Вместе с дополнительными материалами Сушкин располагал 1361 экз. птиц и уже опубликованными статьями А.Я.Тугаринова и П.В.Нестерова. Обработка материалов была закончена в 1913 году и результаты её опубликованы в 1914 году в 13-м выпуске «Материалов к познанию фауны и флоры Российской империи».
Чтобы понять своевременность и историческое значение этой монографии, надо принять во внимание, что в то время не было для Сибири сводки, какой служили «Птицы России» для европейской части страны. Для зоогеографических выводов надо было сравнивать изученную орнитофауну с населяющей соседние страны, и Сушкин предпринял общее исследование ареалов сибирских птиц. Их краткая характеристика дана мелким шрифтом в повидовых описаниях. Этими абзацами в минусинской монографии много лет пользовались орнитологи и вообще фаунисты, интересующиеся фауной Сибири.
В начале текущего столетия появилась монография Гартерта по птицам Палеарктики (Иаг1ег1 1903-1922), которая дала мощный толчок к изучению географической изменчивости птиц. П.П. подошёл к этой проблеме со всей серьёзностью и в минусинской монографии впервые посвятил отдельные очерки подвидовой систематике. Если внимательно читать общую часть, заметно, что заключения автора подчас как бы недосказаны. О многом П.П. собирался говорить уже на основании исследования Алтая. Его наблюдения по биологии птиц поражают точностью и меткостью, но изложены не так пространно, как, например, в «Птицах Средней Киргизской степи».
Минусинская работа Сушкина вызвала энтузиазм у многих сибирских орнитологов, особенно у тех, кто работал ближе к Енисею и Саянам. Недаром в одном из некрологов Сушкина назвали «певцом сибирской орнитологии». Работа его показала то направление, в котором фаунистам надо работать, и не только в Сибири. Это был новый и сильный толчок, отзвук которого чувствуется и поныне.
В общей части минусинской монографии Сушкин подверг весьма точному и детальному анализу состав орнитофауны в установленных им географических участках исследованной территории и номенкла-
турно обозначил орнитофаунистические округа на основании произведённого анализа. Вся изученная в этой экспедиции территория, по убеждению П.П.Сушкина, относится к Северной зоогеографической подобласти, и только к югу от хребта Танну-Ола мы вступаем в Южную подобласть. Юго-западный Саян обладает переходными признаками пограничного района. Изученную тайгу Сушкин предложил назвать «Южным Среднесибирским округом», а лесостепь — «Минусинско-Урянхайским округом». Юго-западный Саян он причислил к Алтайско-Саянскому округу.
В исторической части своих выводов Сушкин высказал новые положения, из которых мог исходить зоогеограф в его время. Он подчёркивал, что Западная Сибирь — юный материк, и наоборот, Восточная Сибирь — древний ангарский материк. Что касается исследованной им территории, то её орнитофауна состоит из нескольких исторических наслоений. Западносибирская орнитофауна сравнительно молодая, с отпечатком недавнего происхождения. Наиболее древними элементами являются представители восточноазиатской фауны. Наиболее позднее наслоение образуют подвиды широко распространённых видов.
Между прочим, в виде замечания, набранного мелким шрифтом, Сушкин уделяет несколько слов одной особенности в распространении транспалеарктических элементов. Довольно большое количество их доходит на восток до Охотского моря, но не простирается на северо-восток Азии, и приблизительной границей их распространения служит Верхоянский хребет. Как ни странно, эти представления Сушкина были основаны на результатах колымской экспедиции С.А.Бутурлина (1908). В их оценке, как показало последующее изучение орнитофауны северо-востока Азии, Сушкин ошибался, видя у неё общие черты с фауной северо-запада Америки. Во всяком случае здесь лежали истоки представлений П.П. о Берингии.
Обследовав часть Урянхайской Земли, П.П. Сушкин, по-видимому, особенно заинтересовался фауной Центральной Азии, но его возможности были ограниченны. В 1904 году Сушкин предпринял поездку на Тарбагатай и в Зайсанскую котловину с лепидоптерологическими и орнитологическими целями. Поездка длилась с мая по сентябрь, и было собрано около 800 экз. птиц. В основном была исследована южная половина гор и частью Зайсанская котловина. Маршрут был описан В.А.Хахловым (1928, с. 40), а перечень птиц включён в общий список, опубликованный Сушкиным (1925б) в работе «Список и распределение птиц Русского Алтая...». Обработки вроде предыдущих монографий не последовало.
После тарбагатайской поездки в экспедиционной деятельности Сушкина наступает значительный перерыв. В 1904 году он защитил докторскую диссертацию, в 1906 году совершил поездку в Вильфранш,
а в 1910 году становится профессором Харьковского университета. Обстоятельства в жизни и деятельности П.П. существенно меняются.
Наконец, в 1912 году он отправляется в большую, им организованную экспедицию на Алтай. В ней участвовали такие известные в науке лица, как В.В.Редикорцев, П.В.Серебровский и Н.Н.Сушкина, в значительной степени ссудившая экспедицию своими средствами, студент В.В.Переверзиев и два препаратора. Лето оказалось очень дождливым, тем не менее сборы были весьма богатыми: кроме 894 птиц, собраны также представители других групп животных. Во время минусинской поездки П.П. Сушкин мог установить продолжение восточносибирской орнитофауны до Енисея, теперь она была прослежена до Телецкого озера.
В 1913 году П.П. посетил с орнитологическими целями Северный Кавказ и Закавказье до Арарата. Результаты были опубликованы (Сушкин 1914а), но это не нарушило более важных, основных зоогео-графических планов П.П. В 1914 году он отправляется во вторую алтайскую поездку, на этот раз особое внимание обратив на связь алтайской фауны с монгольской. Птиц собрано было 1129 экз. Из замечательных находок можно назвать выводок Falco altaicus, что позволило установить тождество F. altaicus и F. lorenzi; найден обыкновенным на гнездовье Leucosticte margaritacea, добыт Pratincola insignis, найдено место гнездования Budytes flavus leucocephalus и т.д. В общей сложности Сушкин располагал 2700 шкурками, из них свыше 2400 составили часть его личной коллекции. Вместе со шкурками, осмотренными в разных собраниях и музеях Европы и Америки, материал насчитывал до 4500 экз. Несмотря на это внушительное количество, а также на большой литературный материал, П.П. закончил обработку к 1920 году. Перед ним стояли колоссальные трудности. Достаточно сказать, что значительную часть рукописи Сушкин писал, будучи профессором Таврического университета, вдали от коллекции. Постоянный приток всяких дополнительных материалов, неблагоприятная обстановка для научной работы по местным условиям, отсутствие перспективы скоро напечатать свой труд — всё это чрезвычайно осложнило дело. Объёмистый манускрипт, написанный фиолетовыми чернилами мелким суш-кинским почерком, в 1920-е годы лежал на столе кабинета орнитологического отделения Зоологического музея Академии наук. Пётр Петрович разрешил им пользоваться окружавшим его специалистам и охотно выслушивал критические замечания.
Судьба этого труда, я бы сказал, была трагична, и хотя «Птицы Советского Алтая и прилежащих частей Северо-Западной Монголии» были напечатаны в двух томах в 1938 году, это издание было посмертным, и, как почти всякое посмертное издание, было не таким, каким могло бы быть, если бы автор был жив. «Птицы Советского Алтая...»
остаются и несомненно ещё долго будут оставаться ценнейшим вкладом в наши познания о птицах Алтая.
Главнейшее достоинство этого труда, прежде всего как фаунисти-ческого, заключается в точно документированных подробностях распространения птиц Алтая и прилежащих территорий, собранных и изложенных таким образом, чтобы понять большие зоогеографические задачи, поставленные перед этим исследованием. Сушкин теперь выступал, имея огромный полевой опыт наблюдений над птицами, и хотя при экспедиционном методе нельзя проследить жизнь птицы во всей полноте, тем не менее им даны очень меткие наблюдения, подчёркнутые в их существенном значении, т.е. без сопутствующих, обременяющих частностей. Наблюдения эти весьма разнообразны: какие местообитания выбирает птица, какие периодические явления замечены во время работы экспедиции, каковы местные особенности птиц в повадках, пении и поведении. Словом, в алтайском труде Сушкина было что найти нового и существенного для знакомства со многими видами, в особенности с чисто сибирскими. Сушкин перечисляет все находки и добытые экземпляры, и можно предвидеть, что при таком описании сведений они не потеряют фактической ценности на многие десятилетия вперёд.
На этом закончилась деятельность П.П. как фауниста, и следует подвести итоги. С самых первых шагов собирания птиц Сушкин выработал свой метод коллектирования и препаровки. На методику орнитологических исследований П.П. смотрел с такой же серьёзностью и строгостью, какая была выработана опытом микроскопических исследований в области морфологии, эмбриологии и других наук. Тщательно отпрепарированная шкурка — это объект не меньшей, если не большей ценности и значения, чем микроскопический препарат. Разработанная им инструкция по набивке шкурок была опубликована во втором издании «Птицы России» (Мензбир 1895). Этой методикой препаровки Сушкин пользовался почти до конца своих дней и впоследствии ввёл некоторые усовершенствования для собирания птиц в экспедиционных условиях. Сушкин считал особенно важным препарировать самому, не полагаясь всецело на препараторов. При препаровке неизбежно орнитолог знакомится с некоторыми особенностями строения птицы, её полового состояния, питания и пр. Конечно, при изобилии добытого материала препараторская работа обременяет творческую работу наблюдателя в поле, поэтому её в какой-то степени можно перепоручать помощникам, но орнитолог должен в значительной степени препарировать сам. Плох тот орнитолог, который не умеет препарировать. В орнитологическое исследование можно вложить много эстетики и найти удовлетворение в познании совершенства форм. Если бы вы видели, как Мензбир, или Сушкин, или оба вместе рассматривали соколов,
вы поняли бы, что в них играла кровь не только первоклассных исследователей. Они восторгались тем, что видели и что держали в руках. Не поучительно ли это для тех, кто посвятит себя орнитологии всецело? Интересно, что уже в старости, отправляясь отдыхать в Ташкент, Сушкин взял с собой препаровальный инструмент, и набить птицу было для него, старого ветерана в полевой работе, неотъемлемым удовольствием.
В отличие от Сушкина, Мензбир, за исключением самых молодых лет, не собирал птиц в поле и не препарировал их, но требовал хорошей препараторской работы и ценил её, при этом он пользовался услугами такого первоклассного препаратора, каким был Ф.К.Лоренц. Один из подручных его помощников М.А.Колин перешёл от Лоренца на работу в Зоологический музей Академии наук в Петербурге. Таким образом создавалась своя русская школа таксидермистов, трудам которых обязана доброкачественность орнитологических коллекций в лучших музеях Москвы и Ленинграда, особенно в Зоологическом институте АН СССР. Коллекция ЗИН заслужила похвалу иностранцев,
и
знакомых с крупнейшими музеями Берлина, Лондона и Нью-Йорка.
Личная коллекция П. П. — это образец состояния и сохранения научной коллекции вообще. Сушкин заботился не только о своей коллекции. Им была разработана и опубликована конструкция ящика для хранения шкурок (Сушкин 1916), а после поездки в Америку он заимствовал там образец ящиков, теперь широко используемых в зарубежных музеях. Так называемые американские шкафы до сих пор стоят в орнитологической лаборатории как образец, к сожалению, пока не повторяемый. Школа сушкиновской препаровки имеет своих последователей, и если, скажем, Л.А.Портенко препарирует в стиле, отличающемся от юдинского, а А.И.Иванов — от штегмановского, в общем, однако, они продолжают традиции П.П., проверенные теперь на опыте уже нескольких десятков лет. Но эта школа и стиль препаровки ещё не приобрели абсолютного гражданства и, к сожалению, ещё во многих музеях, университетских кабинетах и в других коллекциях не редкость встретить то, чему имя «музейный хлам».
Сушкин не составлял специальной инструкции по наблюдениям над птицами в поле, но он дал образец их описания в обработке, изложенной в печатных трудах. Одна из главных заслуг Сушкина как фауниста заключается в том, что он дал образец фаунистического печатного труда. Немного можно назвать у нас фаунистических работ, которые можно поставить рядом с монографиями Сушкина. Дав тип (я не хочу применить здесь слово «стандарт») подобного труда, Сушкин создал возможность накопления более или менее сравнимых фауни-стических описаний для огромной территории нашей страны, где они необходимы в значительном количестве. Фаунистические монографии
у нас появляются сравнительно редко и не только потому, что фаунистика стала не модной или что фаунистические исследования в широком плане стало вести трудно, но и потому, что достигнут высокий уровень фаунистического труда. Писать такой труд уже нельзя так, как его писали ещё несколько десятков лет назад, и в поднятии этого уровня опять заслуга Сушкина.
Говоря о фаунистических исследованиях П.П. Сушкина, в которых он изучал детали распространения и биологию птиц, нельзя не упомянуть об изучении им географической изменчивости птиц. Для П.П. типична не только объективность и точность исследования, но и скрупулёзное вхождение в детали. Он не мелочничал, т.е. за деталями видел и крупное и основное, но, главное, умея схватывать целое, проверял его и выводил из массы мелких фактов. От его внимания не ускользали, казалось бы, самые мелкие детали. Наискось поставленная ноздря в клюве хищной птицы, малозаметный уголок в строении ра1а-Ипиш, оттенок в окраске пера и голых частей птицы — такие незначительные, на первый взгляд, признаки давали Сушкину опору для весьма убедительных заключений, поскольку всякая реальность есть документ для суждения.
Я не буду перечислять всех фаунистических новостей, добытых П.П., его многочисленных открытий, описаний многих подвидов и пр. В полевой работе фауниста есть много таких моментов, которые требуют особых приёмов, умения и сноровки. П.П. в этом отношении имел огромный опыт, и у него можно было многому научиться. Никакие инструкции не могут исчерпать всех способов и методов, как наилучше заметить, точнее опознать, организовать наблюдение или добыть нужную птицу. От П.П. можно было услышать многое. Сушкин был охотником средней руки. Охоту как таковую он не любил, но умел добывать разную птицу. Он не был и стрелком особо высокого класса, но знал массу приёмов, как вернее добыть нужный вид. Вот, например, одно из его правил: у соколиного гнезда надо сначала застрелить самца. Однажды П.П. мне рассказывал, как в киргизскую поездку его спутник студент С.А.Резцов (фамилия, известная в орнитологии) у какого-то озера, обросшего камышом, остановился, не обнаружив особого желания промочить ноги. Сушкин же полез в воду и в камыше добыл Acrocepha-^ agricola.
П.П. пришлось приспосабливаться к разным видам транспорта — верблюжьему, на лошадях. В 1914 году, возвращаясь из алтайского похода, Сушкин должен был погрузить экспедиционное имущество на пароход. Уже шла война. На пароход производилась посадка мобилизованных. Среди этой массы народа приходилось подумать о погрузке клеток с живыми соколами. Дело казалось безнадёжным. П.П. пошёл к капитану и сказал, что везёт соколов для «царской охоты». Уловка
блестяще удалась. Для таких пассажиров место быстро нашлось. Сушкин отнюдь не был словоохотлив, но из его рассказов об экспедициях можно было узнать много поучительного, интересного и занимательного. П.П. не был и юмористом, но его остроумие и не злой, но с хитрецой или парадоксами юмор изобличали в нём характерные черты умственного склада. В нём как в собеседнике все видели человека остроумного, живого и хорошо знакомого с жизнью. Это редкая особенность: учёный безукоризненно высокого, я сказал бы академического, стиля (в наилучшем понимании этого слова) в кабинетной работе и вместе с тем полевой исследователь, свободно ориентирующийся в бытовых условиях работы в Казахстане и Сибири. Эти два разных качества гармонично сочетались в одном человеке, и в обоих случаях полевой исследователь не уступал кабинетному, и наоборот.
Все фаунистические монографии Сушкина заканчивались общей частью, в которой делались выводы и заключения как фаунистического, так и зоогеографического значения. В третьей части алтайского труда мы уже находим просто выраженные заголовки «Зоогеографический очерк» и «Опыт истории фауны». Это не случайность. К решению больших зоогеографических проблем, увенчавших деятельность Суш-кина как зоогеографа, он подходил постепенно, шаг за шагом следуя от Тульской губернии к Уфимской, затем к Казахстану, к верхнему Енисею и, наконец, к Алтаю. В алтайской работе зоогеографический акцент приобретает особую силу и звучание.
Наконец, Сушкин выступил со специальной зоогеографической работой, посвящённой 70-летию Мензбира — «Зоологические области Средней Сибири и ближайших частей нагорной Азии и опыт истории современной фауны Палеарктической Азии». Именно эта работа является основополагающей в развитии зоогеографических представлений о границах подобластей и провинций в месте схождения Северной и Нагорно-Азиатской (по терминологии Сушкина) подобластей Палеарктической Азии.
Произведённое Сушкиным районирование наглядно показывает, какую инкрустацию образуют на территории Алтая и прилегающих стран элементы горнотаёжной, альпийской, пустынной и степной фаун. О необходимости зоогеографического районирования, целесообразности его применения и методологии Сушкин писал не раз, объясняясь и в строго научном стиле и популярно (например, в журнале «Природа», 1921, № 4-6).
На двух методах зоогеографического районирования П.П. Сушкин подробно останавливался и в минусинской и в алтайской работах. В первом случае берут виды и подвиды, распространённые не по всей территории, и объединяют их в группы по сходству распространения. Таким путём выясняются местные фауны, с наличием или отсутствием
характерных видов. Это и будут фаунистические подразделения того или иного ранга. При другом методе исходят из чисто географических и фациальных подразделений страны, выясняют их фауны и путём сопоставления таких фаун определяют их зоогеографическое значение. Первый приём в принципе правильней, как строго индуктивный. Практически он наиболее удобен для территорий с однообразным ландшафтом. Второй приём более удобен для изучения малых территорий с крупными фациальными различиями. Им пользовался Сушкин в минусинской и алтайской работах, признавая его всё же «несомненно искусственным».
Не подлежит сомнению, что схема районирования, предложенная Сушкиным, может быть доработана на основании новых исследований, новых материалов. Её можно, наконец, рассматривать и с других точек зрения, с другим методологическим подходом. Дополнения уже были сделаны на прилежащих территориях, например в Восточной Сибири и Монголии А. Я. Тугариновым (1929), в Западной Сибири И. М. и П. М. Залесскими (1931), но основной осталась концепция П.П.Сушкина.
Одним из главных своих достижений в области зоогеографии П.П. считал доказанное им проникновение восточносибирских элементов таёжной фауны на запад до северо-восточного Алтая включительно. В этом он оказался безусловно прав, но всё же он переоценил значение реки Енисей как рубежа больших отделов фауны и как границы Скан-динаво-Обской подпровинции и Восточносибирской провинции тайги. Енисей действительно служит рубежом, но на сравнительно небольшом протяжении.
Сушкину, безусловно, принадлежат инициатива и первая, серьёзно обоснованная на конкретном материале разработка зоогеографического районирования и выяснение зоогеографических соотношений в фауне Сибири и Центральной Азии. Это ставит его в ряды наших главных зоогеографов, и плеяда Н.Северцов — М.Мензбир — П. Сушкин стоит в корне отечественной зоогеографии, с её особым направлением и школой. Не будет преувеличением сказать, что в мировой истории зоогео-графической науки статья П.П. «Зоологические области Средней Сибири и ближайших частей нагорной Азии.» (Сушкин 1925а) является составным звеном в ряду таких основополагающих работ, как статьи Склэтера (8е1а1ег 1858, 1891) о первостепенных зоогеографических областях или статья Н.А.Северцова (1877) «О зоологических (преимущественно орнитологических) областях внетропических частей нашего материка» и им подобные.
Если после работы Склэтера уже нельзя говорить «африканская фауна», поскольку африканский материк поделён между Эфиопской и Палеарктической областями, то после работы П.П. Сушкина за Алтаем
остаётся только географическое название. С зоогеографической точки зрения он не представляет чего-то цельного и поделён между Северной и Нагорно-Азиатской подобластями.
Тщательно разработав своё орнитогеографическое районирование, Сушкин пришёл к выводу, что единственно возможным представляется деление, основанное на наличном составе фауны. Указывая на существование заметного «перелома» при переходе из одного зоогеографического округа (или провинции) в соседний, П.П. подчёркивал, что «современные условия, насколько мы их знаем и можем учесть, не дают объяснения этой перемены в составе фауны» (Сушкин 1921, с. 15). Сушкин все более и более склоняется к историческому объяснению фактов современного распространения птиц.
Полное отсутствие палеонтологических материалов по птицам на рассматриваемой Сушкиным территории принудило его подходить к вопросам истории не прямым путём. О применяемом в этом случае методе П.П. писал следующее (1921, с. 23): «Один ряд фактов относится к фауне, её характеру и её распространению, другой - к геологической истории. Я от себя ввожу только догадку, что эти факты связаны, и догадку отнюдь не произвольную, ибо характер связи таков, как он был установлен в других местах и случаях данными палеонтологии, т.е. непосредственным изучением документов... Это даёт основание относиться к высказанной догадке как к теории, позволившей связать два ряда фактов».
Применяя этот метод сопоставления взаимно гармонирующих фау-нистических и геологических фактов, П.П. создал большую картину, насыщенную как им самим добытыми сведениями, так и информа-циями, почерпнутыми из огромного запаса их в мировой литературе. Сам П.П. писал (1925а, с. 86): «Считаю необходимым определённо указать, что я рассматриваю этот опыт истории современной фауны Пале-арктической Азии лишь как схему, более выработанную для частей, тяготеющих к приалтайскому району, более эскизную для мест, от него удалённых». Об этом зоогеографическом успехе Петра Петровича Мензбир писал: «Если свести в одно целое все заметки П. П. по истории фауны Высокой Азии и Сибири, сама собой вырисовывается поистине грандиозная картина эволюции азиатской части палеарктической фауны за третичное и послетретичное время». Прочитывая зоогеогра-фическую часть алтайской монографии и статьи в юбилейном сборнике, посвящённом М.А.Мензбиру (Сушкин 1925а), мы теперь, 40 лет спустя, не можем не видеть, что многое в существовавших прежде сведениях требует изменений и уточнений, как в части распространения птиц, так и в других отношениях. Тем не менее опыт исторического исследования, проделанный Сушкиным, остается не повторённым, не исправленным и для руководства единственным.
Остановлюсь ещё на одном вопросе, затронутом Сушкиным в его анализе формирования нагорноазиатской фауны, именно о вероятном происхождении человека в горном ландшафте Азии. Об этом П.П. докладывал на заключительном заседании Третьего Съезда зоологов, анатомов и гистологов в декабре 1927 года. Я слушал его доклад буквально затаив дыхание, так я был поражён и восхищён им. Здесь я видел и слышал Сушкина во всём его научном величии. Вы не представляете того впечатления, какое оставляло логическое развитие его мысли, как убедительно он объяснял и доказывал развитие человека от предка, сошедшего с деревьев в обстановке горного ландшафта, опиравшегося на камни и ставшего двуногим, как вследствие освобождения рук, теперь помогавших обработке пищи, была облегчена работа нижней челюсти, и таким образом височные части мозговой коробки испытывали меньшее давление жевательного аппарата. Для развития психических способностей человека в горном ландшафте открывался неограниченный простор, чтобы накапливать зрительные восприятия. Я не собираюсь повторять этого увлекательного рассуждения в деталях, скажу, однако, что, по моему мнению, текст статьи Сушкина, опубликованной на эту тему в «Природе» (Сушкин 1928), не совпадает вполне с прочитанным на Съезде и уступает ему. Мне кажется, что П.П. в статье несколько смягчил остроту вопроса, вероятно, приняв во внимание замечания разных специалистов, сделанные уже после Съезда. Статья, конечно, была несколько изменена и в связи с тем, что предназначалась для научно-популярного журнала. К сожалению, она осталась единственным печатным документом для потомства.
О происхождении человека П.П. была написана ещё одна работа, но рукопись эта бесследно пропала. Содержание рукописи осталось неизвестным, но В.И.Вернадский впоследствии говорил мне, что Сушкин ему читал эту статью. Вернадский оценивал её как весьма важную в научном отношении, написанную на исключительно высоком научном уровне и поразившую его остроумными догадками. Именно такая драматическая судьба этой работы П.П. в значительной степени была причиной того, что его соображения о происхождении человека в условиях горного ландшафта, как это ни кажется странным и непонятным для нас, зоологов, не получили достаточно широкого признания и заслуженного одобрения.
Вот таким был Пётр Петрович Сушкин как фаунист и зоогеограф. Что ещё остается сказать об этом замечательном человеке? Сам П.П. со всей откровенностью говорил мне, что не считал себя особым талантом, наоборот, думал, что он человек средних способностей, но ставил себе в заслугу работоспособность и большой приобретённый им опыт. Я знал Петра Петровича недолго и более или менее близко только в последние 2-3 года его жизни. Что меня прежде всего поражало в Сушкине,
это его гигантская память. Его мозг был наполнен невероятной массой фактических сведений. Кроме того, он имел обыкновение записывать мельчайшим почерком всё то, что могло улетучиться из головы. Поэтому, за чем бы вы к нему ни обращались, вы могли получить исчерпывающую справку, а сверх того и объяснение. Одним из неотъемлемых достоинств П. П. было то, что он не старался держать свои знания в тайне и очень охотно делился ими. У него их было так много, что он не опасался их заимствования кем бы то ни было.
В продолжение своей сорокалетней научной деятельности П.П. встречал немало трудностей. Достаточно сказать, что в своих многочисленных поездках он почти постоянно ощущал недостаток материальных средств, хотя возвращался из них с богатыми сборами и выдающимися научными успехами. Не отличался П.П. и особенно крепким здоровьем, вследствие чего в конечном счёте очень рано сошёл в могилу. Но были для развития его научной деятельности и благоприятные обстоятельства, каким любой может позавидовать.
Сушкин учился в Московском университете, когда тот блистал крупнейшими именами профессорского состава. П.П. занимался и работал под руководством Мензбира в годы расцвета его деятельности. Он пользовался покровительством и содействием Мензбира, и мы, ученики Михаила Александровича, можем представить тот горячий энтузиазм и приверженность к науке, какие он вселял в своих учеников. Впоследствии Сушкин стал большим другом М.А.
Сушкин неоднократно выезжал в заграничные командировки и долгое время занимался в крупнейших музеях мира. Он имел личное общение с учёными мирового значения. Большим переломом в его жизни было переселение в Петроград в 1921 году. Здесь в институтах и музеях Академии наук его блестящие способности развернулись особенно ярко. В таких условиях в лице П.П. сформировался крупнейший учёный нашего времени в области орнитологии, зоологии вообще, зоогеографии, сравнительной анатомии и палеобиологии.
После смерти Сушкина осталась, в настоящем смысле слова, его школа учеников и последователей. В его биографии Мензбир (1928, с. 951-952) пророчески писал: «Пройдут десятки лет, сменятся поколения, а труды П.П. всё ещё будут иметь то же руководящее значение, какое они имели для его непосредственных учеников».
13 января 1929 года, как я уже говорил, в Академии наук состоялось торжественное заседание, посвящённое памяти недавно умершего академика Сушкина. От имени молодой смены, практикантов АН, я своё краткое выступление заключил словами: «Пусть образ этого замечательного учёного будет нам светочем в предстоящей научной деятельности». Мудро сказано: не умирает тот, кто не забыт. Сушкин не только не забыт, но забыть его невозможно. Позвольте мне, теперь уже
старику, снова повторить молодому поколению: «Пусть образ замечательного учёного Петра Петровича Сушкина будет Вам светочем в
Вашей научной работе!».
Литература
(Бутурлин С.А.) Buturlin S.A. 1908. Bemerkungen über die geographische Verbreitung der Vögel im nordöstlichen Siberien // J. Ornithol. 56: 282-294.
Залесский И.М., Залесский П.М. 1931. Птицы юго-западной Сибири // Бюл. МОИП 40, 3/4: 145-206.
Мензбир В.А. 1882-1891. Орнитологическая география Европейской России // Учён. зап. Моск. ун-та 2/3 (1882): 1-525, 7 (1891): 53-244.
Мензбир М.А. 1895. Птицы России. М., 1: I-CVIII, 1-836; 2: I-XVI, 1-1120.
Мензбир М.А. 1928. Пётр Петрович Сушкин // Природа 11: 939-952.
(Назаров П.С.) Nazarow P.S. 1887. Recherches zoologiques des steppes des Kirguiz // Bull. Soc. Nat. Moscou (1886) 4: 338-382.
Северцов Н.А. 1873. Вертикальное и горизонтальное распределение туркестанских животных // Изв. Общ-ва любителей естествозн., антропол. и этногр. 8, 2: 1-157.
Северцов Н.А. 1877. О зоологических (преимущественно орнитологических) областях внетропических частей нашего материка // Изв. Рус. геогр. общ-ва 13, 3: 125-193.
Сушкин П.П. 1892. Птицы Тульской губернии //Материалы к познанию фауны и флоры Российской империи 1: 1-105.
Сушкин П.П. 1895. Инструкция для приготовления шкурок // М.А.Мензбир. Птицы России. М., 1: XCIX-CVIII.
Сушкин П.П. 1897. Птицы Уфимской губернии // Материалы к познанию фауны и флоры Российской империи 4: I-XI, 1-331.
(Сушкин П.П.) Suschkin P.P. 1899. Zur Morphologie des Vogelskelets. Schädel von Tinnunculus // Nouv. Mem. Soc. Imp. Nat. Moscou 16: 1-247.
Сушкин П.П. 1908. Птицы Средней Киргизской степи // Материалы к познанию фауны и флоры Российской империи 8: 1-803, I-VI.
Сушкин П.П. (1914а) 2002. Заметки о кавказских птицах // Рус. орнитол. журн. 11 (185): 431-452.
Сушкин П.П. 1914б. Птицы Минусинского края, Западного Саяна и Урянхайской Земли // Материалы к познанию фауны и флоры Российской империи 13: 1-551.
Сушкин П.П. 1916. Сундук для хранения шкурок птиц // Орнитол. вестн. 7: 261263.
Сушкин П.П. (1917) 2002. К биологии лапландской совы Scotiaptex nebulosa lap-ponica Thunb. // Рус. орнитол. журн. 11 (199): 902-904.
Сушкин П.П. 1921. Облик фауны Восточной Сибири и связанные с ним проблемы истории земли // Природа 9/10, 4/6: 6-23.
Сушкин П.П. 1925а. Зоологические области Средней Сибири и ближайших частей Нагорной Азии и опыт истории современной фауны Палеарктической Азии // Бюл. МОИП 34: 7-86.
Сушкин П.П. 1925б. Список и распределение птиц Русского Алтая и ближайших частей Северо-Западной Монголии с описанием новых и малоизвестных форм. Л.: 1-79.
Сушкин П.П. 1928. Высокогорные области земного шара и вопрос о родине первобытного человека // Природа 3: 249-280. Сушкин П.П. 1938. Птицы Советского Алтая и прилежащих частей СевероЗападной Монголии. М.; Л., 1: 1-317, 2: 1-435. Тугаринов А.Я. 1929. Северная Монголия и птицы этой страны // Материалы Комис. по исследованию Монголии и Тувинской Народной Республики и Бурят-Монгольской АССР 3: 145-236. Хахлов В .А. 1928. Зайсанская котловина и Тарбагатай // Изв. Томск. ун-та 81: 1157.
Hartert E. 1903-1922. Die Vögel der paläarktischen Fauna. Berlin, 1-3: 1-2328. Sclater Ph.L. 1858. On the general geographical distribution of the members of the
class Aves // J. Proc. Linn. Sic. London. Zool. 2: 130-145. Sclater Ph.L. 1891. The geographical distribution of birds // Hungar. Comm. of 2nd Inter. Ornithol. Congr. Budapest: 1-45.
ISSN 0869-4362
Русский орнитологический журнал 2012, Том 21, Экспресс-выпуск 761: 1228-1232
Расселение семиреченского фазана Phasianus colchicus mongolicus в Джунгарском Алатау и Тарбагатае
Н. Н. Березовиков
Второе издание. Первая публикация в 2005*
В первые десятилетия ХХ века семиреченские фазаны Phasianus colchicus mongolicus (Brandt, 1845) обитали в пустынной зоне Южного Прибалхашья в нижнем и среднем течении рек Лепса, Баскан, Аксу, Каратал, но в своем распространении не доходили даже до предгорий Джунгарского Алатау (Шнитников 1949). В Восточном Прибалхашье в дельте реки Аягуз в 1884 году они уже не водились (Никольский 1887). В Северном Тарбагатае и по Чёрному Иртышу в Зайсанской котловине в конце XIX — начале ХХ веков фазаны отсутствовали, хотя их отмечали здесь между 1840 и 1876 годами во времена экспедиций Г.С.Карелина и А.Брема. Небольшой очаг обитания фазанов в это время сохранялся на Алаколь-Сасыккольской системе озёр, главным образом в низовьях Тентека. Это место на протяжении столетия считалось северо-восточным пределом распространения семиреченского подвида фазана на востоке Казахстана.
* Березовиков Н .Н. 2005. Расселение семиреченского фазана в Джунгарском Алатау и Тарбагатае //Каз. орнитол. бюл. 2005: 197-200.
