CC BY
73
УДК 343.976:340.0
"ПЬЯНАЯ" ПРЕСТУПНОСТЬ В РОССИИ В 1920-Е ГГ.
© 2009 С.Е. Панин Пензенский государственный педагогический университет Поступила в редакцию 27.06.2008
В статье рассмотрены базовые аспекты проблемы влияния пьянства на рост преступности в 1920-е годы и дан анализ основных характеристик "пьяной" преступности в годы НЭПА. Ключевые слова: девиантное поведение, пьянство, рост потребления алкоголя, алкогольное меню, преступность, влияние потребления алкогольных напитков на отдельные виды "пьяной" преступности, рост "пьяной" преступности.
Взаимосвязи различных форм девиантного поведения сложны и противоречивы. Они соотносятся не как причина и следствие, а как рядо-положенные социальные явления с едиными социальными корнями, которые могут либо совпадать, усиливая друг друга, либо "разводиться" в обратной зависимости, подавляя одно другое [1, с. 61 - 62]. Пьянство не является причиной преступности, но между ними существует нерасторжимая связь, и рост потребления спиртного всегда сопровождается ростом преступности. "Пьяные" преступления, то есть преступления, совершенные в состоянии опьянения, играли и играют важную роль в обострении криминогенной ситуации как в России, так и других странах. К примеру, в 1995 г. в России было совершено в состоянии опьянения 305,5 тыс. преступлений [2, с. 209]. В нашей стране на многие десятилетия было прервано изучение девиантного поведения, в том числе и "пьяной" преступности, как неотъемлемого элемента жизни общества, хотя для России проблемы, связанные с социальными девиациями, являются более чем актуальными. В этой статье мы попытаемся выявить, какое влияние оказывало употребления алкоголя на преступность в России в 20 - е гг. XX в.
На протяжении исследуемого периода, как следствие действия комплекса разнородных причин, наблюдался постоянный и прогрессирующий рост потребления спиртного. В различных источниках можно найти крайне противоречивые данные, зафиксировавшие эту тенденцию. Так, например, если принять расход рабочей семьи на спиртные напитки в 1922 г. за 100%, то в 1923 г. он составил 166,7%, в 1924 г. - 466,7%, в 1925 г. - 1222,3%, в 1926 г. - 1344,5%, а в 1927 г. уже - 1760,0%[3, с. 28]. Наиболее сильное увеличение потребления алкоголя наблюдается с 1925 г., то есть с момента "возвращения" в стра-
Панин Станислав Евгеньевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры отечественной истории и методики преподавания истории. E-mail: [email protected]
ну 40° водки, выпуск и продажа которой увеличивались год от года. В РСФСР на 1 душу населения пришлось 1924/25 г. 0,48 л. хлебного вина, в1925/26 г. - 1,85 л., в 1926/27 г. - 3,2 л., в 1927/ 28 г. - 4,06 л., а в 1928/29 г. - 4,18 л. Однако население России охотно и в больших количествах наряду с водкой употребляло самогон, пиво, водочные изделия, вино, брагу, хмельные квас и мед и т. д. В 1927/28 г., по данным ЦСУ (центральное статистическое управление) и Центроспир-та, население РСФСР выпило 338,1 тыс. гл. 40° водки, самогона, в переводе на 40° - 467 тыс. гл., виноградного вина и пива, в переводе на 40° -589,8 тыс. гл. Таким образом, в этом году на 1 душу населения пришлось в переводе на 40° алкоголь 8,7 л. спиртных напитков (0,71 ведра), а в 1913 г. среднедушевое потребление на территории России, соответствующей территории РСФСР, составило чуть более 8,61 л. (0,7 вед-ра)[4, с. 33]. Однако очень много возражений вызывают данные об объемах выгнанного и потребленного в России самогона. Они основаны на материалах анкетного обследования проведенных ЦСУ в 1928 г.[5] Исследователи 1920 -начала 1930 - х гг. с большим недоверием отнеслись к этому источнику[6, с. 78]. На наш взгляд, критические замечания современников событий, дополняются и тем, что данные, полученные в результате этого обследования, не подтверждаются сведениями с мест и являются, как нам кажется, явно заниженными. Например, по данным Пензенского губернского статистического комитета (ПГСК), проводившего параллельное обследование по требованию Пензенского губернского исполнительного комитета, обеспокоенного ростом выгонки и потребления самогона в регионе, в 1912 г. население Пензенской губернии выпило 523 тыс. ведер водки, а в 1927 г. только самогона - 681 тыс. ведер, то есть на 25% больше. При этом сотрудники ПГСК предупреждали, что эти сведения являются ориентировочными, и их следует еще увеличить как минимум на
20 - 25%[7, с. 62]. Конечно, каждый автор волен в выборе источников и оценке степени их достоверности, но как бы то ни было, выше сказанное позволяет говорить о том, что население советской России во второй половине 1920 - х гг. употребляло спиртных напитков больше, чем в дореволюционный период.
При этом необходимо учитывать и тот факт, что в исследуемый период изменилось "алкогольное меню" населения страны. В Российской империи подавляющее большинство населения употребляло высококачественную водку. В 1920
- е гг. наиболее распространенным спиртным напитком стал самогон. Это существенно изменило ситуацию, связанную с употреблением алкоголя. Во-первых, в отличие от водки, имевшей крепость в 40о, самогон, получаемый путем перегонки при помощи пара, имел крепость в 40 -50о, а при повторной перегонки - 60 - 80о[8, с. 90]. Во-вторых, примерно 1/4 часть всего выгонявшегося в России самогона делалась с применением примесей. Они использовались для большей "забористости" и оказывали серьезное влияние на здоровье потребителей, усиливая действие алкоголя, очень часто приводя к отравлению алкоголем. Наиболее популярными примесями в это время были: хмель, горчица, хрен, бензин, керосин, табак, полынь, перец, куриный помет, известь, купорос, мыльный камень, наркотики, белена, дурман, денатурат. В-третьих, лабораторные исследования, проведенные в 1920
- е гг. показали, что самогон давал ощущение повышенной крепости от содержавшихся в нем резких и сильно действующих примесей (сивушных масел, альдегидов, эфиров, кислот и т. д.), которые не удавалось отделить от спирта при кустарном ведении производства. Этих примесей в самогонке было в несколько раз больше, чем даже в сыром заводском спирте, так называемой "сивухе", которая еще при царском правительстве была изъята из продажи вследствие ядовитости. Таким образом, мы можем говорить, что по разрушительному воздействию на организм потребителя самогон в несколько раз превышал водку [9,с. 40 - 41].
По мере роста потребления алкоголя, росла и "пьяная" преступность. Число осужденных за преступления, совершенные в состоянии опьянения с 1923 г. по 1928 г., возросло более чем в 7,5 раз [Подсчитано по: 4], то есть, увеличение числа "пьяных" среди осужденных отражало реальное возрастание влияния пьянства на характер преступности в 1920 - е гг.
Рост "пьяной" преступности в 1920 - е гг. имел место и в городе и в деревне, однако при этом имелись существенные различия этого роста в зависимости от места совершения преступ-
ления. В городе и в деревне рост "пьяной" преступности обгонял рост трезвой, что только подчеркивает влияние роста пьянства на рост преступности. Так, если в городах с 1925 г. по 1928 г число совершивших преступление в состоянии опьянения возросло почти в 6 раз, то в трезвом виде - лишь в 1,7 раза. В деревне этот разрыв был и того больше: по "пьяной" преступности имелся рост в 7,5 раз, а по "трезвой" - только в 1,3 раза. При этом в 1920 - е гг. прослеживалась явная диспропорция между числом городских и сельских жителей и числом преступлений, в зависимости от места их совершения как в трезвом, так и в пьяном виде. Эту тенденцию подчеркивают данные о возрастании числа осужденных за совершение преступления в расчете на 10000 населения. Статистические данные свидетельствуют, что и в городе, и в деревне происходил ежегодный рост интенсивности совершаемых преступление как в трезвом, так и в пьяном виде. Обращает на себя внимание его чрезвычайно быстрые темпы и в городе, и в деревне. Однако при этом в расчете на 100000 жителей на протяжении всех 1920 - х гг. на города приходилось больше осужденных, чем в деревне. Например, в 1928 г. в городах было примерно в 2,5 раза больше осужденных в расчете на 10000 человек, совершивших преступление и в трезвом, и в пьяном виде [Подсчитано по:4].
Данная ситуация сложилась вследствие действия ряда причин. М.Н. Гернет, анализируя соотношение городской и сельской преступности в России в 1920 - е гг. отмечал, что преступность всегда больше там, "где при современных условиях интенсивнее общественная жизнь" [10, с. 159]. Помимо этого, оторванность российской деревни от города приводила к тому, что сельские жители воспринимали каждую поездку в город как крупное событие со всеми вытекающими "поведенческими" последствиями, выражением которых была повышенная криминальная активность.
Однако свою специфику накладывал и алкогольный фактор. По официальным данным ЦСУ и Центроспирта, в1927 г. на 1 душу населения в деревне приходилось 7,52 л. 40° алкоголя (в 1913 г. - 6, 51 л.), а в городе - 13,4 л. (в 1913 г. - 22,67 л.). На этом основании делался вывод о том, что в новой России в деревне пьют больше, чем до войны, за счет самогона, а городское потребление, хотя и превышает сельское, но, тем не менее, еще не достигло довоенных показателей. Однако данное утверждение достаточно спорно. Во-первых, при проведении подсчетов, ЦСУ исходило из предположения, что "самогонка изготовляется в деревне, там употребляется и в город не попадает" [5, с. 16].Но это было не так. Со времени разрешения продажи сорокоградусной
водки (1925 г.) самогоноварение в городах почти прекратилось или, во всяком случае, сократилось в максимальном размере, а пить самогон в городах не перестали. Товарный самогон поступал в города из ближайших деревень и входил как обязательный компонент в "алкогольное меню" горожан. К примеру, по данным Пензенского губернского статистического комитета в г. Пензе в 1926/27 г. каждый работающий, по самым заниженным данным, выпил 6,72 бутылки самогона, а служащий - 2,76 бутылки [11, с. 23 - 24]. Во-вторых, при сравнении данных 1913 г. и 1927 г. не учитывался "эффект Воронова" (Авт.), хорошо известный сотрудникам ЦСУ и Центроспир-та [8, 12, 13, 14, 15]1. Исходя из этого, можно говорить о том, что городское потребление спиртного не только превышало сельское, но и в основных моментах почти достигло довоенных показателей. Это объясняет, почему в советских городах преступления в состоянии опьянения совершались чаще, чем в сельской местности.
Пьяная" преступность по "половому признаку" отличалась от трезвой. В среднем в России в 1920 - е гг. 85% всех преступлений совершали мужчины и 15% - женщины, а в состоянии опьянения 97% - мужчины и лишь 3% женщины [Подсчитано по:4]. Причины этого следует искать в различиях "мужской" и "женской" моделях потребления алкоголя, которые являются проявле-
1 Дореволюционная монопольная статистика, как и советская, при определении масштабов городского и сельского потребления спиртного считала главным то, где было продано спиртное, и, исходя из этого, делался вывод о том, что городское потребление спиртного в несколько раз превышает сельское. В 1912 г. Д.Н. Воронов провел уникальное исследование потребления спиртного не с точки зрения нахождения места продажи, а исходя из того, кто купил, и выпил. Он пришел к выводу, что монопольная статистика не достоверна, так как значительное количество казенных питей в городах выбирали крестьяне. По данным официальной статистики, на одного жителя Пензы в 1912 г. пришлось 1,33 ведра водки (1 вед-ро=12,2994 л.), а на одного сельского - 0,67 ведра. По его же расчетам, в самом лучшем случае в губернском городе на душу пришлось 1,1 ведра, а вот на одного сельчанина 0,81 ведра, соответственно. Таким образом, по официальным данным городское потребление превышало сельское в 1,985 раза, а по подсчетам этого исследователя-в 1,358 раза. Данные же по уездным и заштатным городам разнились еще больше. Исследование Д.Н. Воронова было высоко оценено современниками. В 1920 - е гг. он издал несколько работ, где подчеркивал, что в новых исторических условиях крестьяне не только не покупают в городах спиртное, но и наоборот, поставляют в города товарный самогон. Однако органы, формирующие официальную статистику в 1920 - е гг., не учитывали его наработок, и причину этого выявить не трудно. В том случае, если бы работники ЦСУ и Центроспирта в своих подсчетах учитывали "эффект Воронова", то при сравнении данных 1913 г. и второй половины 1920 - х гг., им пришлось бы констатировать, что авангард новой власти рабочие, основные потребители алкоголя в городах, в Советской России пьют ничуть не меньше, чем в Российской империи.
нием двух "алкогольных субкультур" со своими нормами поведения. Мужчины пьют значительно чаще женщин, чаще бывают в состоянии опьянения, при этом средняя доза спиртного, потребляемого за один раз у них намного больше [16, с. 170]. Например, в 1920 - е гг. средняя российская женщина выпивала водки в 5 раз, вина в 6 раз и пива в 30 раз меньше среднего мужчины [17, с. 5].Однако как мы видим, на протяжении всего исследуемого периода прослеживалась тенденция к росту числа "пьяных" преступлений, совершенных и мужчинами и женщинами в общем объеме преступлений, совершенных лицами соответствующего пола. Но в то же время этот рост у мужчин и женщин не был одинаков. Так, с 1923 г. по 1928 г. в среде осужденных мужчин процент "пьяных" преступников возрос более чем в 7,5 раз, а у женщин - в 6 раз. При этом сохранялись различия в темпах роста мужской и женской "пьяной" преступности в зависимости от места совершения преступления. К примеру, в 1928 г. из каждых 100 "мужских" преступлений в городах - 33 и в деревне - 30 были совершены в состоянии опьянения, а у женщин эти показатели были 7 и 3 преступления из 100 соответственно. Превалирование городской женской "пьяной" преступности над деревенской объясняется тем, что в советских городах в 1920 - е гг. быстрее происходила ломка традиционных стереотипов "женского" поведения. Часто это выражалось в принятии "псевдомужского" типа повседневного поведения, в том числе и в отношении употребления алкоголя.
Перейдем к рассмотрению отдельных групп преступлений, наиболее характерных в плане изучения "пьяной" преступности. При этом необходимо отметить, что процент пьяных в момент преступления среди осужденных в 1920 -гг. непрерывно и почти по всем категориям преступлений рос как в городе, так и в деревне. Среди осужденных за совершение преступлений против порядка управления процент пьяных возрастает с 3,2 в 1925 г. до 5,7 в 1927 г. Наиболее выделялись по высоте процента и по темпам его роста оскорбление власти (50%), присвоение власти (41,1%) и массовые беспорядки и бандитизм среди осужденных, за которые процент пьяных с 2,1 в 1925 г. повышается до 16,7 в 1927 г.
В имущественных преступлениях роль алкоголя более заметна, чем в преступлениях против порядка управления. Он колебался в 1925 - 1927 гг. между 5,8 и 13,8. Однако, например, среди грабителей процент пьяных возрастает с 13,1 в 1925 г. до 30,3 в 1927 г., а в 1928 г. он составил 32,4. Должностные преступления в наименьшей степени находились под влиянием алкоголя. В 1927 г. 2,2 %, а в 1928 3,1% осужденных по этой груп-
пе совершили преступления в состоянии опьянения. Исключение составляли дискредитация власти, процент "пьяных" осужденных за это преступление традиционно был высок и в среднем составлял во второй пол. 1920 - х гг. 80% и поджег, процент по которому колебался между 31,8 и 47,2 в зависимости от его характера.
Исключение из общего ряда, в плане роста "пьяной" преступности, составляли лишь контрреволюционные преступления. Эта группа преступлений демонстрировала сокращение процента осужденных, совершивших преступление в состоянии опьянения с 1925 г. по 1927 г. почти до нуля.
Наиболее значительна роль алкоголя наблюдалась в преступлениях бытовых и в первую очередь - в преступлениях против личности. Достаточно отметить, что в 1925 г. было 16,1% "пьяных" преступников этого рода. В 1926 г. этот процент достиг 39,5 (71495 чел.), а в 1927 г. уже - 49,6 (101680 чел.) [9, С. 130]. Таким образом, мы видим, что за три года при очень высоком изначальном проценте произошло более чем троекратное его увеличение. По росту и высоте процента пьяных здесь прежде всего выделяется хулиганство, которое в данном случае мы относим к преступлениям против личности, тяжкие телесные повреждения, умышленные убийства и др. К примеру, если принять данные об осужденных, совершивших хулиганские действия в состоянии опьянения в 1925 г. за 100 процентов, то в 1928 г. этот процент возрастает до 1825 [4, с. 73]. Кроме того, необходимо отметить, что в городе преступления против личности совершались, например, в 1927 г. на 9,6% чаще, чем в деревне [Подсчитано по:4].
Почему же употребление алкоголя столь сильно влияло на совершение преступлений, в первую очередь связанных с агрессивным поведением, то есть на преступления против личности? Некоторые авторы справедливо полагают, что агрессивное поведение во многом контролируется посредством побуждающих и сдерживающих сигналов, и оно будет иметь место лишь в том случае, "если влияние провоцирующих сигналов, переработанных индивидом, оказывается сильнее, чем сопротивление сдерживающих сигналов" [18, р. 96]. Количество сигналов, доступных для восприятия человеком в состоянии алкогольного опьянения, снижается, и этот человек будет интерпретировать действия других неадекватно, с большой долей произвольности. Таким образом, алкоголь увеличивает шансы для человека встать на путь агрессии, так как он не дает ему адекватно понять и проинтерпретировать поведение других людей: "Действия других людей будут казаться опьяненному субъекту более произвольными и поэтому вызовут больше
агрессии "[19, р. 415]. Конечно, в ситуациях, когда количество провоцирующих сигналов будет минимальным, агрессивное поведение не будет иметь места. Но в том то и дело, что в годы НЭПа в досуговой и производственной повседневности жителей России ситуации, когда внешних провоцирующих сигналов было много, присутствовали в избытке, а вот внешние и внутренние сдерживающие сигналы "оказались" явно в дефиците^, 21, 22]. При этом нельзя забывать и о том, что в 1920 - е гг. изменился и сам потребитель спиртного, приобретя особую чувствительность к нему. "Все специалисты, сейчас, безусловно, сходятся в том, что современный алкоголизм отличается от довоенного. Война и революция с их потрясающими переживаниями, большее количество инвалидов и травматиков, в частности с ослабленной нервной системой, эпидемии, в особенности недоедание голодных годов и т. д., сделали многих менее устойчивыми против алкоголя, и реакции на алкоголь стали более бурными", - говорил в 1928 г. доктор Цирасский [Цит. по: 8, с. 54]. Все это в совокупности и определило значительное влияние алкоголя на этиологию преступности 1920 - х гг.
Статистические данные позволяют увидеть, какой процент "пьяных" преступников приходился на отдельные виды преступлений в конце изучаемого периода, в зависимости от места совершения преступления и пола осужденных. Интересно, что из 27 видов преступлений, зафиксированных в статистических данных об осужденных, мужчины в городах совершали преступления в состоянии опьянения чаще, чем в деревне по 22 видам. Исключение составляли: убийства по неосторожности и при превышении пределов необходимой обороны (+ 2,9%), неосторожные телесные повреждения (+ 10,1%), клевета (+ 1,3%), разбой и грабеж (+ 3,7%), вымогательство и шантаж (+ 6,1%). Сельские женщины "лидировали" лишь по трем видам преступлений, а именно: самоуправство (+ 0,4%), принуждение к занятию проституцией, сводничество и содержание притонов разврата (+ 2,6), поджог (+ 7,5) [Подсчитано по:4]. Как и прежде, "пьяная" преступность являлась прежде всего прерогативой мужчин. По некоторым видам преступлений мы видим чрезвычайно высокий процент осужденных, совершивших преступление в состоянии опьянения. Такой процент дают, в первую очередь, чисто мужские преступления, например, хулиганство (84,8% в городе и 81,8% в деревне) и дискредитирование власти (86,0% в городе и 77,1% в деревне). Оценивая в целом ситуацию, связанную с "пьяной" преступностью, сложившуюся в конце 1920 - х гг., можно сказать, что кардинальных изменений не произош-
ло, и пьянство продолжало играть значительную роль в этиологии преступности, в первую очередь в преступлениях против личности. Говоря о роли опьянения при совершении преступлений в 1920 - е гг. мы можем отметить не только высокий процент совершивших преступление в состоянии опьянения среди осужденных в советской России (наиболее рельефно это проявилось в группе преступлений против личности), но и быстрый рост этого процента, особенно во второй половине изучаемого периода. Данная тенденция не была присуща дореволюционной России, так как тогда этот процент повышался очень медленно.
Однако исследование влияния пьянства на преступность не может быть ограничено констатацией числа "пьяных" и "трезвых" преступников и описанием кривых роста потребления алкоголя и преступности. Необходимо выявить такие характеристики "пьяной" преступности, как: характер потребления алкоголя, социальный состав осужденных, рецидив и др. Для этого мы будем использовать результаты обследования преступников, проводившегося Московским кабинетом по изучению преступности в 1920 - гг.(6 тысяч анкет за 6 лет), опубликованными А. Герцензоном [9]. В противоположность данным официальной моральной статистики, учитывавшей лишь наличие или отсутствие опьянения в момент совершения преступления, анкета Московского кабинета позволяет вычленить влияние пьянства на преступность по ряду специфических признаков.
Около 20% всех "трезвых" преступников в повседневной жизни употребляли алкоголь, но в момент совершения преступления были трезвы. Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что характер потребления алкоголя имеет непосредственное влияние на частоту совершения преступлений. Так, чаще всего преступления совершали хронически пьющие (55,5%) и употреблявшие алкоголь от случая к случаю (35,5%). Немаловажен и тот факт, что с 1923 г. по 1927 г. среди обследованных московских "пьяных" преступников процент "пьющих от случая к случаю" возрос с 46,3% до 54,3%, "хронических" -с 24,3% до 31,5%, а "запойных" лишь с 3,0% до3,7% [Подсчитано по: 9]. Это же подчеркивают сведения о характере потребления алкоголя московскими преступниками.
Согласно статистическим данным, почти 2/3 обследованных преступников в той или иной степени являлись приверженцами употребления алкогольных напитков. Более 1/3 всех обследованных и 1/2 всех "пьющих" употребляли алкоголь от случаю к случаю, то есть при стечении определенных жизненных обстоятельств, в известной степени определенных нормами и риту-
алами повседневных практик, имевших место в исследуемый период. Около 1/5 всех обследованных и 1/3 употреблявших алкоголь пили хронически и лишь 3,6% преступников, употреблявших алкоголь, оказались "запойными". Однако по отдельным категориям преступников мы видим значительные отличия. Имущественные преступления, вошедшие в обследование, демонстрируют относительно низкий процент пьяных. Исключение составляют грабители и растратчики, процент "пьяных" преступников, среди которых приближался к показателям по преступлениям против личности. Показательно и то, что различия между ними проявились и в характере потребления алкоголя. Так, например, среди убийц и хулиганов, дающих высокий процент пьяных, преобладало случайное потребление -70% и 73% соответственно по отношению к употреблявшим алкоголь. В то же время данные по имущественным преступлениям показывают высокий процент хронически пьющих в отношении к общему числу употребляющих алкоголь по данной группе преступлений. Интересно, что только растратчики демонстрировали относительно высокий процент запойно пьющих.
Процент "пьяных" преступников среди рабочих был выше, чем у крестьян и безработных. При этом необходимо отметить, что высокий процент "пьяных" среди служащих объяснялся преобладанием среди обследованных служащих из сельской местности. Это закономерно, так как именно рабочие в городах и служащие в деревне являлись наиболее пьющими социальными группами, стабильно употреблявшими алкоголь. К примеру, в 1926/27 году государство получило акцизного дохода со всех спиртных напитков на душу населения в городах: от рабочих - по 11 руб. 11 коп., от служащих - 3 руб. 83 коп.; в деревне: от середняков - 2 руб.58 коп., от служащих - 11 руб. 40 коп. [Цит. по: 25, с. 4] Поэтому не случайно, что именно в этих социальных группах среди "пьяных" преступников был относительно высок процент хронически пьющих. За исключением безработных, все социальные группы демонстрируют примерно одинаковый процент преступников, употреблявших алкоголь от случая к случаю. В отношении запойно пьющих наблюдается та же ситуация с той лишь разницей, что крестьяне давали более высокий процент, чем другие социальные группы. Таким образом, можно говорить о том, что совершение преступлений в состоянии опьянения в советских городах в 1920 - е гг. было более характерно для рабочих, чем для других социальных групп.
Как мы видим, процент употреблявших алкоголь рос в зависимости от количества судимостей. Наименьший процент демонстрирует группа пер-
вичных преступников, а в дальнейшем он возрастал по мере роста числа судимостей (с 57% до 82%). По мере "накопления" судимостей возрастал процент хронически (с 13,7% до 47,6%) и запойно (с 2,5% до 7,6%) пьющих [Подсчитано по: 9].
Историческая девиантология в нашей стране делает свои первые шаги и это при том, что современная Россия являет собой идеальную совокупность всех девиантогенных факторов, и в этих условиях исследование различных форм социальных девиаций приобретает особое прикладное значение. Проведенный нами общий обзор влияния употребления алкоголя на преступность в России в 20 - гг. XX в. позволяет говорить о сложности этой проблемы и необходимости ее дальнейшего изучения.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гилинский Я.И. Социология девиантного поведения и социального контроля: краткий очерк // Рубеж. -1992. - № 2. - С. 51 - 68.
2. Девиантность и социальный контроль в России XIX - XX вв.: тенденции социологическое осмысление. -СПб., 2000.
3. Бюджеты рабочих и служащих. - Вып. 1. М., 1929.
4. Шепилов Д. Алкоголизм и преступность. - М. - Л., 1930.
5. Алкоголь в современной деревне. - М., 1929.
6. Литвак К.Б. Самогоноварение и потребление алкоголя в российской деревне 1920 - х годов // Отечественная история. - 1992. - № 4. - С. 74 - 88.
7. Панин С.Е. Повседневная жизнь советских городов: пьянство, проституция, преступность и борьба с ними в 1920 - е годы (на материалах Пензенской губернии). Дис..кан. ист. наук. - Пенза, 2002.
8. Воронов Д.Н. Алкоголь в современном быту. М. - Л.: Государственное издательство,1930.
9. Герцензон А. Современная преступность и алкоголизм // Советское государство и революция права. -1930. - № 3. С. 125 - 141.
10. Гернет М.Н. Преступность и самоубийства во время войны и после нее. - М., 1927.
11. Панин С.Е. Потребление самогона в советских городах во второй половине 20 - х годов XX в. // Платоновские чтения. - Самара, 2002.
12. Воронов Д.Н. Алкоголизм в городе и деревне в связи с бытом населения. Обследование потребления вина в Пензенской губернии в 1912 году. - Пенза, 1913.
13. Воронов Д.Н. Динамика "самогона" // Административный вестник. - 1929. - № 3. - С. 15 - 20.
14. Воронов Д.Н. О самогоне. - М. - Л., 1928.
15. Воронов Д.Н. О статистических методах исследования вопроса о массовом алкоголизме. - СПб., 1913.
16. Шурыгин И.И. Различия в потреблении алкоголя мужчинами и женщинами // Социологический журнал. - 1996. - № 1 - 2. С. 169 - 182.
17. Ларин Ю. Алкоголизм промышленных рабочих и борьба с ним. - М., 1929.
18. Taylor S., Leonard K. Alcohol and human physical aggression // Aggression Theoretical and Empirical Reviews. - 1983. - V. 2. - P. 77 - 98.
19. Pernanen K. Alcohol and crimes of violence // The biology of alcoholism Social aspects of alcoholism. -1974. -V. 4. - P. 410 - 422.
20. Герасимова ЕЮ. Советская коммунальная квартира // Социологический журнал. - 1998. № 1 - 2. С. 224 - 243.
21. Зудин И., Мальковский К., Шаламов П. Мелочи жизни. - Л., 1929.
22. Коган Б.Б., Лебединский М.С. Быт рабочей молодежи. - М., 1929.
23. Укше С. Женщины, осужденные за хулиганство // Хулиганство и хулиганы. / Под ред. и с пред. В.Н. Толмачева. - М., 1929.
24. Рапопорт А.М., Харламов А.Г. О женском хулиганстве // Хулиганство и поножовщина. / Под ред. Г.М. Сегала, У.М. Файнберга. - М., 1927.
25. Ларин Ю. Новые законы против алкоголизма и противоалкогольное движение. - М., 1929.
"DRUNK CRIMINALITY" IN RUSSIA IN 1920s
© 2009 S.E. Panin
Penza State Pedagogical University
The article deals with some basic aspects of the problem of the hard drinking influence on the criminality in the period of the New Economic Policy (NEP). The author analyzes main characteristics of the NEP "drunk criminality".
Key words: deviant behaviour, hard drinking, alcohol consumption growth, alcoholic menu, criminality, impact of the alcohol consumption on the particular characteristics of the "drunk criminality", "drunk criminality" growth.
Stanislav Panin, Candidate of History, Associate Professor at the Russian History and History Teaching Methodology Department. E-mail: [email protected]
