ПУШКИН И КИЗЕВЕТТЕР Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

Р. Ю. ДАНИЛЕВСКИЙ

ПУШКИН И КИЗЕВЕТТЕР

Живое слово Пушкина, которое слышали современники поэта, для нас не звучит и звучать не может. Утрачена одна из существенных сторон его поэзии. Известно, что Пушкин охотно читал свои стихи вслух и, работая над ними, по-видимому, в какой-то мере ориентировался на слушателей.1 Восстановление подлинной пушкинской интонации позволило бы воспринять его поэзию полнее и ярче, чем она воспринимается в зрительном чтении, каким бы подробным ни был комментарий к его стихам.

Если о полном воспроизведении пушкинской интонации говорить не приходится, то некоторое представление о том, как Пушкин читал свои стихи, все же можно получить из разных источников. Один из них — анализ интонационных возможностей самого стиха.2 Другой — свидетельства современников. Наконец, важным источником являются собственные суждения Пушкина о декламации и об игре актеров. Данные двух последних видов имеют непосредственное отношение к теме нашей статьи.

Сохранившиеся свидетельства о чтении Пушкина довольно многочисленны. Но единодушные похвалы его манере декламации соседствуют в них, как правило, с разноречивыми описаниями самой манеры. С одной стороны, слушавшие Пушкина подчеркивали простоту его чтения, необычную для декламационного искусства этого времени (особенно отчетливо об этом свидетельствует М. П. Погодин).3 Других сильнее всего поражала музыкальность

1 См.: Г. В. Артоболевский. Очерки по художественному чтению. М., 1959, стр. 176—181.

2 См.: С. В. Шервинский. Ритм и смысл. К изучению поэтики Пушкина. М., 1961, стр. 33 и сл. — Поскольку наша статья не носит стиховедческого характера, эта тема затрагивается в ней минимально.

3 См.: «Русский архив», 1865, № 4, стр. 98—99. Воспоминания современников о чтении Пушкина см.: В. Вересаев. Пушкин в жизни. Изд. 6, значит, дополн. Т. 1. М., 1936, стр. 325—327; Г. В. Артоболевский. Очерки по художественному чтению, стр. 176—186. Ср. также: Вс. Аксенов. Искусство художественного слова. М., 1954, стр. 16—19.

пушкинского произношения стихов (сошлемся на воспоминания А. П. Керн).4 Это последнее качество заимствовали те, кто делал попытки копировать чтение Пушкина, и следующие поколения готовы были воспринимать пушкинскую декламационную традицию как напевную и торжественную, т. е. едва ли не такую, против которой восставал сам поэт.5

В современном пушкиноведении установилось мнение, что простота чтения поэта вовсе не была простотой обыденной речи. Она гармонически соединялась с «напевностью» — ритм стиха в какой-то степени интонировался — и с «музыкальностью» сочетания звуков в стихе.6 Впечатление усиливалось, очевидно, и благодаря самому тембру пушкинского голоса.

Принципы, на которых основывалось отношение Пушкина к актерской игре и театральной декламации, не должны были значительно отличаться от требований, какие он предъявлял к искусству, названному позднее художественным чтением («Игра всегда свободная, всегда ясная, благородство одушевленных движений, орган чистый, ровный, приятный и часто порывы истинного вдохновения...»).7 Поэту несомненно претили «протяжный вой» и «рев» трагических актеров школы В. А. Каратыгина.8 Однако об отношении Пушкина непосредственно к искусству публичного чтения литературных произведений известно немногое.

4 См.: Л. Н. Майков. Пушкин. Биографические материалы и историко-литературные очерки. СПб., 1899, стр. 242.

5 И. С. Тургенев «читал стихи... нараспев и с торжественной интонацией, согласно пушкинской традиции. Он говорил нам, что не слыхал, как читал сам Пушкин, но что манеру его чтения ему воспроизводил один из его друзей, слышавший самого Пушкина» (Е. М. Г а р ш и н. Воспоминания о Тургеневе. «Исторический вестник», 1883, т. 14, ноябрь, стр. 392). О декламации Л. С. Пушкина, подражавшего брату, см.: Я. П. Полонский. Кое-что о Пушкине. В кн.: М. А. Цявлов-ский. Книга воспоминаний о Пушкине. М., 1931, стр. 324—325.

6 «Поэзия Пушкина представляет гармоническое сочетание рационального, эмоционального и эвфонического моментов, без перевеса в ту или иную сторону. Поэзия Пушкина, за исключением нескольких характерно-бытовых ^или -стилизованных вещей, требует и гармонической, достаточно сонорной декламации, где три упомянутые выше элемента уравновешены» (С. В. Ш е р в и н с к и й. Ритм и смысл, стр. 33).

7 Замечание об игре Е. С. Семеновой в наброске статьи «Мои замечания об русском театре» (1820) (Акад., XI, 10). См. также: Н. Н. Ар-д е н с. Драматургия и театр А. С. Пушкина. М., 1939; Русские драматурги. Первая половина XIX века, т. 2, под ред. Б. С. Мейлаха. Л.—М., 1961, стр. 125—176.

8 Пушкин писал брату из Кишинева 4 сентября 1822 г. по поводу «Орлеанской девы» Шиллера, переведенной В. А. Жуковским: «... 5-чугоп-<ные> стихи без рифм требуют совершенно новой декламации. Слышу отсюда драммоторжественный рев Глухо-рева. Трагедия будет сыграна тоном „Смерти Роллы"» (Пушкин имеет в виду петербургского актера А. Глухарева и высокопарно-чувствительную драму А. Коцебу «Испанцы в Перу, или Смерть Роллы»). См. также гл. 7 «Евгения Онегина» (строфа Ь).

В 20-х годах XIX в. это искусство уже существовало отдельно от театра. Его представители появились в светских салонах и при дворе (А. А. Плещеев), писатели читали и даже импровизировали свои сочинения, как А. Мицкевич. В Петербург наезжали и иностранные артисты. Один из них, итальянец-импровизатор, изображен Пушкиным в «Египетских ночах», хотя автора занимали при этом скорее общественно-этические проблемы, чем манера произнесения стихов.9 Впрочем, из текста повести видно, что искренность чувства составляла для Пушкина важнейшее условие воздействия поэзии на слушателей.

Интерес к искусству декламации отразился в дневнике Пушкина. Под датой 17 декабря 1833 г. поэт записал: «Вечер у Жуковского: немецкий amateur, ученик Тиков, читал „Фауста" — неудачно, по моему мнению».10 Комментаторы не могли удовлетворительно объяснить эту запись, не располагая никакими другими прямыми свидетельствами об этом вечере и выступавшем на нем немецком артисте: дневник Жуковского за этот период не сохранился. Только В. Ф. Саводник в подготовленном им издании пушкинского дневника привел слова П. А. Плетнева, косвенно указывающие на то, что артистом-любителем, которого слышал Пушкин, мог быть некто Кизеветтер.11

В настоящее время удалось получить дополнительные сведения о немецком чтеце, выступавшем на вечере у Жуковского. Действительно, в начале декабря 1833 г. в Петербурге появился актер, носивший указанную фамилию. «Северная пчела» сообщала: «На сих днях приехал в Петербург молодой немецкий декламатор г-н Кизеветтер, сын славного лондонского скрипача и племянник не менее знаменитого берлинского профессора. Г-н Кизеветтер с большим искусством читает драматические пьесы, выражая голосом и движениями лица все оттенки разговора, чувств и страстей действующих лиц. Хороший чтец может передать гораздо с большим успехом драматического автора, нежели посредственные актеры. Нам писали из Риги и из Дерпта, что он имел там большой успех. Особы, слышавшие здесь чтение его (из трагедий Шиллера, Гёте и Шекспира, по переводу

9 Одним из прототипов пушкинского импровизатора был, возможно, немецкий артист Лангеншварц, гастролировавший в русской столице в 1832 г. (см.: Е. Казанович. К источникам «Египетских ночей». В сб.: Звенья, выл. III—IV. М.—Л., 1934, стр. 187—204).

10 Акад., XII, стр. 317.

11 См.: Дневник А. С. Пушкина (1833—1835 гг.). (Труды Гос. Румян-цевокого музея, вып. I). М.—Пгр., 1923, стр. 232. — П. А. Плетнев писал Я. К. Гроту 17 января 1841 г. о музыкальном вечере у В. А. Сологуба: «Прежде музыки — известный немецкий декламатор Кизеветтер (которого я слыхал у наследника еще лет за семь) декламировал под аккорды пиано сцены из „Фауста"» (Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. I. СПб., 1896, стр. 208).

Шлегеля), равномерно отдают справедливость его дарованию и искусству».12'

В таком же рекомендательном тоне писала о Кизеветтере немецкая «Sankt-Petersburgische Zeitung», но здесь автор заметки о нем делился с читателями уже собственными впечатлениями: «Мы имели возможность присутствовать на чтении многих сцен из Гёте, Шиллера и Шекспира, устроенном г-ном доктором Ки-зеветтером по просьбе избранного круга любителей искусств.. .».13 Через несколько дней чтение Кизеветтера услышал Пушкин.

Гастроли немецкого декламатора в Петербурге зимой и весной 1833—1834 гг. были довольно интенсивными. В столичном «свете» возникла, по-видимому, мода на него,14 подобная той, о которой иронически говорил Пушкин устами одного из героев «Египетских ночей». Позднее, уже после смерти Пушкина, в начале 40-х годов, Кизеветтер снова посетил Петербург. Он возобновил старые знакомства в литературных кругах и даже пытался расширить свой репертуар, включив в него произведения русских писателей — разумеется, в немецком переводе. Так, 21 февраля 1841 г. Кизеветтер писал В. Ф. Одоевскому: «Осмеливаюсь представить вам перевод сочинений Пушкина с просьбой сообщить как можно скорее ваше мнение, подходит ли он для чтения перед обществом».15

К этому периоду относится газетная заметка, подтверждающая предположение, что Пушкин в свое время слушал имённо Кизе-

12 «Северная пчела», 1833, № 276, 277 и 278, 4 декабря, стр. 1101— 1102. — Из родственников декламатора, названных здесь, достоверно известен берлинский философ-кантианец И. Кизеветтер (1766—1819). К младшему поколению той же семьи мог принадлежать выступавший в Петербурге с 1848 г. скрипач-виртуоз Г. Кизеветтер, игра которого восхищала JI. Толстого (см.: В. И. Срезневский. Георг Кизеветтер, скрипач петербургских театров. В сб.: Толстой, 1850—1860. Материалы. Статьи. Труды Толстовского музея АН СССР, Л., 1927, стр. 42—67). Он происходил из Ганновера, так же как и декламатор, скудные биографические сведения о котором попали в петербургскую печать (см.: «Sankt-Petersburgische Zeitung», 1833, № 291, 12/24 декабря, стр. 1248).

13 Там же.

14 В приведенной выше заметке «Sankt-Petersburgische Zeitung» сообщала, что декламатор склонен давать уроки своего искусства. Там же, в номере за 6 (18) марта 1834 г., было объявлено о готовящемся И марта платном выступлении Кизеветтера на квартире Н. И. Греча с чтением фрагментов из «Эгмонта» и «Дона Карлоса» (№ 52 и 53, стр. 210). Цена билета совпадала, вероятно, с той, какая указывается в тексте «афишки», служащем эпиграфом к третьей главе «Египетских ночей» (10 руб. ассигнациями). Впоследствии Кизеветтер брал за билеты именно эту цену (см. объявление о его вечерах: «Северная пчела», 1841, № 34, 13 февраля, стр. 134).

15 Отдел рукописей Гос. Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, ф. 539, ед. хр. № 581, л. 1 (подлинник по-немецки). Росчерк на обороте записки можно прочесть как C<arl?> Kiesewetter — это единственная возможность установить предположительное имя дек-

веттера. «В обществе Гёте и Тика, —писала газета, — он познакомился со всеми сокровищами немецкой литературы и своим необыкновенным умением показывать ее красоты приобрел себе известность и друзей. Слова Гёте, сказавшего ему: „С вашим Мефистофелем вы можете путешествовать" («Auf Ihren Mephistopheles können Sie reisen»), будут повторяться всеми, кому только доведется услышать, как г-н доктор Кизеветтер читает сцены из „Фауста"».16

Достоверность этих сведений сомнительна, однако важно отметить, что декламатора считали учеником Людвига Тика, и Пушкин, как мы видели, разделял общее мнение.

Выдающийся прозаик и поэт, один из основателей немецкого романтизма, Тик был также знаменит своим искусством читать литературные произведения. Его дрезденские вечера чтения пользовались известностью за пределами Германии. Среди русских посетителей салона Тика, оставивших записи о его манере чтения, были Жуковский (слушал в 1821 г. «Макбета» и «Гамлета»), Александр Тургенев (слушал Шекспира в 1827 г.), Греч (слушал «Принца Гомбургского» Г. Клейста во второй половине 30-х годов).17 С Тиком встречались и другие литераторы, которых знал Пушкин, — В. К. Кюхельбекер, переводчик А. Дитрих.18 Слушатели Тика отмечали выразительность его чтения и вместе с тем некоторую сдержанность чувств, отсутствие патетики, что было воспринято, например, Жуковским как недостаток.19

ламатора. Сохранился пригласительный билет на чтение Кизеветтера, без даты (там же, л. 4):

Dr. Kiesewetter Wassily-Ostrow

Pianist Engelhardt Cadetten-Linie, № 20

Heides (?) Haus

16 «Sankt-Petersburgische Zeitung», 1841, № 18, 23 января (4 февраля), стр. 74. — В материалах, относящихся к биографиям Гёте и Тика, имя Кизеветтера обнаружить не удалось. Слухи о том, что он был якобы собеседником и учеником знаменитых немцев, распространялись, очевидно, им же самим, для того чтобы обеспечить успех его гастролей.

17 См.: Дневники В. А. Жуковского. С примеч. И. А. Бычкова. СПб., 1903, стр. 168; В. А. Жуковский, Сочинения, изд. 7, т. 5. СПб., 1878, стр. 462—463; Письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу. Лейпциг, 1872, стр. 24; Н. Греч. Путевые письма из Англии, Германии и Франции, ч. 2. СПб., 1839, стр. 259—264.

18 См.: В. Кюхельбекер. Отрывок из путешествия. «Мнемозина», ч. 2. М., 1824, стр. 56—62. Об А. Дитрихе см.: М. П. Алексеев. Несколько новых данных о Пушкине и Батюшкове. «Известия АН СССР. Отделение литературы и языка», 1949, т. 8, вып. 4, стр. 369—372. См. также: P. Matenko,. Tieck's Russian friends. «PMLA», 1940, vol. LY, № 4, pp. 1129—1145.

19 «Он прочитал „Макбета": большое искусство!.. Он, так же как и Плещеев, читает, не называя говорящих лиц: и по голосу, и по выражению, и по лицу его можно легко узнавать всех; только в выражении

4 Временник

49

Едва ли Пушкину не понравилось бы чтение такого рода. Но, не слыша непосредственно Тика и относясь к немецкому романтизму в целом с известной долей предубеждения, Пушкин не имел оснований не доверять слухам о том, что Кизеветтер якобы читает в манере Тика. В действительности, однако, немецкий декламатор читал совершенно иным образом.

Кизеветтер не мог удержаться в пределах меры и вкуса своего предполагаемого «учителя» и декламировал, по всей очевидности, так, как у немецких актеров среднего уровня принято было произносить стихотворный текст, — аффектированно, с преувеличенными жестами и мимикой.20 «Внутреннее чувство владеет его пульсом, глаза его вращаются, лоб в сильном движении; это — мастер мимики, живописного языка души», — писал о Кизевет-тере немецкий рецензент, слова которого сочувственно цитировала «Dörptische Zeitung» в 1833 г.21

Петербургская печать тоже обратила внимание на эти особенности декламации Кизеветтера, но во время вторичного появления артиста в столице такая чрезмерная «выразительность» начала уже вызывать осуждение.212

Неизменно точный в своих характеристиках, Пушкин оценил чтение декламатора как любительское, уловив в нем отсутствие глубины, профессионального мастерства намного раньше, чем это понял рецензент петербургской газеты. Любительская профанация «Фауста», усугубленная музыкальным сопровождением, могла только оттолкнуть Пушкина. Усиленная мимика Кизеветтера отнюдь не способствовала пониманию поэзии Гёте. Единство мысли и слова, присущее Гёте, требовало именно той гармонической манеры чтения, к которой стремился Пушкин.

чувства он уступает нашему и вообще лицом своим не так владеет...» (В. А. Жуковский, Сочинения, изд. 7, т. 5, стр. 462—463).

20 Игру немецких актеров критиковал Л. Тик в театральных рецензиях 1823—1824 гг.—см.: О нынешнем состоянии немецкого театра и драматической литературы (Из «Драматургических листов» Л. Тика). «Сын отечества», 1827, ч. 114, № 15, стр. 228—241.

21 «Dörptische Zeitung», 1833, № 88, 4 ноября (подлинник по-немецки).—Автор признателен сотруднице Научной библиотеки Тартуского университета Э. Р. Саармаа за разыскание этого источника.

22 См.: Н. Schmalz. Dramatische Vorlesungen des Herrn Dr. Kiesewetter. «Sankt-Petersburgische Zeitung», 1841, № 31, 7 (19) февраля,