CC BY
22ПУШКИН И ФИРДОУСИ
Холов Х. Р.
Российско-Таджикский (славянский) университет
Как известно, литература эпохи Саманидов не только подвела итог достигнутым до этого времени успехами национальной культуры и освоения им опыта других народов, но в свою очередь обогатила иные литературы и искусство новым содержанием, новыми формами и поэтическими средствами. В последующих за эпохой расцвета таджикско-персидской мысли периодах не было, наверняка, развитой литературы в Европе или Азии, Африке или Америке не было гениальных писателей и философов, которые каким-то образом не коснулись бы этой культуры, не обратились бы к её опыту. Это всецело относится и к таджикско-русским литературным связям, к выдающимся личностям двух богатейших, древнейших культур мира. Символично в этой связи сказать несколько слов об отношении А.С.Пушкина к А. Фирдоуси в год, когда широко отмечается 1100-летия Государства Саманидов и 200-летие со дня рождения русского поэта.
Что связывает Александра Сергеевича Пушкина, которому было отведено первое место на русском поэтическом Олимпе, с автором «Шахнаме» из далекого X в., каков механизм «прибытия» традиции и Фирдоуси в России XIX столетия и освоение его опыта гениальным русским художником слова восемь с половиной веков спустя?! -вопрос не праздный. Тем более, когда речь идет о взаимосвязях между стихотворением Фирдоуси о поэзии в 8-ми строках и произведением А.С.Пушкина «Я памятник себе воздвиг неруковотворный» (далее - «Памятник»), об истоках и того другого посвящений поэтическому слову, ответ на вопрос вызывает большой научный и историко-политический интерес.
Обратимся сначала к текстам стихотворений. Фирдоуси в своем эпосе «Шахнаме» вопрос о роли поэзии и вечности поэтического слова поднимает не однажды. Но есть восьмистрочный стих, который специально посвящен поэтическому слову и он признан как «памятник» поэзии. Он звучит на языке оригинала и в переводе на русский язык.
Гипотеза о взаимосвязях между «Памятниками...», воздвигнутыми Фирдоуси и Пушкиным о поэзии, слову вообще, существует давно. По архивным данным и историческим материалам почти что обоснована мысль о влиянии таджикского поэта на своего русского коллегу, более того, определены пути по которым Фирдоуси «пришел» к Пушкину. Оставалось только пуститься в поиски по архивам, обнаружить материал и передать его глас носит.
Посмотрим вкратце мнения поэтов и ученых по этому поводу.
В русском пушкиноведении вопрос в контексте фундаментального исследования был поднят академиком М.Алексеевым в его монографии «Памятник нерукотворный...» (М., 1979), хотя иные высказывания о влиянии Фирдоуси в целом существуют со времени и в процессе создания и издания Пушкиным поэмы «Руслан и Людмила», романа в стихах «Евгений Онегине» и других произведений, посвященных героической теме, обработке мифологических сюжетов о богатырях, легендарных героях.
Таджикское литературоведение обратило на это внимание в конце 40-х годов, конкретно в канун и дни празднования 150-летия со дня рождения А.С.Пушкина. Начну с того, что М. Турсун-заде в статье 1954 года «Поэзию - на линию огня!», говоря о бессмертии поэтического слова, проводит параллель между Фирдоуси и Пушкиным, между его монументальным словом о поэзии и «Памятником» русского гения, утверждающем аналогичную мысль. «...Фирдоуси в»Шахнаме» говорит о том, писал М. Турсун-заде, - что создал поэму, подобную зданию которое с течением времени не разрушится ни от дождя, ни от солнца, то есть говорит о высоких достоинствах своего творения, понимая под этим словосочетанием в первую очередь смысл и направленность своего творчества» [4, 102].
Далее в статье читаем:
«Пушкин в стихотворении «Памятник» также утверждает аналогичную мысль. Эта идея волновала многих поэтов разных времен и народов. Пушкин выразил её по-своему в «Памятнике». Были оригинальны в трактовке этой темы и Фирдоуси, и и Державине» [4,102].
М.Турсун-заде нге говорит здесь о влиянии таджикского классика на русского чтения. И для нас и меня в том числе, неважен в данный момент., искатькорни и предпосылки взаимовлияния, хотя, как увидим ниже, Пушкин знал Фирдоуси и это знание через французские и немецкие переводы, отдельных поэм «Шахнаме» и исследований западных ориенталистов о таджикском эпосе оказало довольно заметное воздействие на его поиски. Сейчас важно отметить общность мысли великих художников разных эпох и разных народов планеты. Очевидно то, что говоря о бессмертии поэтического слова, о подлинном творчества, настоящие художники не подражали друг другу, но как бы независимо друг от друга продолжали и развивали одну и ту же тему. Есть общность идеи, но трактовка темы всегда оставалась сугубо индивидуальной. Ну а если углубиться в поисках, можно проследить интересные линии развития темы и идеи и в данном случае. Например, о том, что первый памятник поэтическому слову соорудил древнегреческий поэт Гораций, стихотворение которого на эту тему через арабские источники знал Фирдоуси, а благодаря переводу Ломоносова и в собственной обработке Державина хорошо его знал и Пушкин.
Возможно, Пушкин не знал в полном объеме данное стихотворение Фирдоуси, однако то, что он был хорошо знаком с немецким и французским переводами поэмы «Рустам и Сухроб» и более того, эта поэма и вообще мифологическая часть эпоса Фирдоуси имела достаточное влияние на сказочные и мифологические произведения русского поэта 19 века, сомнений не вызывает. Убедиться в этом нам помогут «Западно-восточный диван» Гете и исследования о нем, первая крупная поэма Пушкина «Руслан и Людмила» и комментарии к ней пушкиноведов, переписка Кюхельбекера и Александра Сергеевича на эту тему, больше того, публикации Фирдоуси на страницах русских журналов и газет в первой четверти 19 века.
Сошлемся на конкретные высказывания и данные, мимо которых не мог пройти Пушкин, не позволено игнорировать их и нам. Всем известно, что Гете в числе семи звезд мировой поэзии, которых тот сам определил из таджикско-персидской поэзии XXV вв., назвал и Фирдоуси. В статье под этим названием, помещенной в «западно-восточном диване», есть такие, в частности, слова:
«Творение это (т.е. «Шахнаме» - Х.Х.) - важный, непреложный мифоисторический фундамент народности: в нем хранится память племени, жития, подвигов древних героев. Содержанием его служит минувшее, времен ранних и последующих, отчего ближе к концу явственнее выступает собственно-историческое, предшествующие же басни передают в сокровенной форме немало древнейшей, преемственной правды» [2,179].
Заключая свои размышления о Фирдоуси, немецкий поэт пишет: «Фирдоуси оттого, кажется, призван был создать подобное творение, что страстно держался старины, подлинной народности и, что до языка, чистоты и дельности, стремился достичь былых ступеней их, вседствие чего изгонял из поэмы арабские речения и усердно пользовался древним пехлевийским наречием» [1, 584-585].
Рассматривая диван Гете в русле «становления подлинно единой мировой литературы» (И.С.Брагинский), ученый отмечает, что этот синтез характерен и для творчества других великих писателей, например, Байрона, Пушкина, Рабиндваната Тагора...»).
Но ни эта фраза интересует нас в данный момент, хотя об этом И.С.Брагинский говорит недвусмысленно. Интересно вот что. Анализируя в рамках темы «Пушкин и Восток» ряд стихотворений поэта юношеских лет («К Наталье», «Монах», «Пирующие студенты», «Тургеневу», «Орлову» и т.д.), И.С.Брагинский доходит до того аккорда суждений, который важен нам в данный момент.
«К этим немногим строкам из первого тома (Собрания сочинений Пушкина в 16-ти тт.- Х.Ш.), - говорит востоковед, - включающим некие «Ориентальные моменты», можно добавить из поэмы «Руслан и Людмила», написанной в 1817-1820 гг., образ «младого хазарского хана Рашмира», ставшего счастливым отшельником - рыбаком, и упоминание о царе Соломоне (4, 30), «арапах» (4, 34) и Шахеразаде из «1001 ночи» [2,587]. Другой русский исследователь А.В.Михайлов в статье «Поэзия западно-восточного дивана» в русских переводах, помещенной в той же книге Гете, как бы дополняет и подтверждает И.С.Брагинского, когда пишет:
«Интерес к Востоку был глубок и последователем [3,350], произведенных в процессе чтения им «Дивана» Гете, «позволяет основательно предполагать, что Кюхельбекер знал «Шахнаме», и, по всей видимости, в изданном в 1820 году - сделанном с подлинника - подробном немецком прозаическом переводе - пересказе Иозефа Герреса, если судить по тому, что эту книгу среди наиболее важных для себя книг ссыльный поэт настоятельно просит сначала Б.Г.Глинку (в письме от 21 декабря 1833 года - Х.Х.), затем Пушкина (в письме ему») [2,691]. В письме Пушкину он, в частности, писал: «Книг прили мне. Эсхила с комментариями, хороший словарь латинский; Тацита, Куран, т.е. Коран - Х.Х.) на английском, Саконталу (т.е. Сакунталу - Х.Х.) на английском же, Ша-наме (т.е. «Шахнаме» - Х.Х.) на немецком (Герреса)».
Как видно из цитаты сосланный в Сибирь В. Кюхельбекер просит друга прислать книги известных поэтов и писателей, под лежащих, как он пишет «углубленному, тщательному изучению».
Приятно видеть в их числе «Шахнаме» Фирдоуси и еще более замечательно высказывания декабриста о влиянии Фирдоуси на русского художника слова. Я имею в виду высказывание В. Кюхельбекера 1832 г., о том, что «в русской сказке о Еруслане Лазаревича есть отголоски Шахнаме (т.е. Шахнаме - Х.Х.). Ослепление царя Картануса (у Фирдоуси царь называется Кавусом) и его богатырей и бой отца с сыном, очевидно, перешли в русскую сказку из персидской поэмы» (т.е. из «Шахнаме»).
Попутно добавлю, что влияние Фирдоуси и легендарного Рустама ощутимо и в упомянутой выше поэме, и в романе в стихах «Евгений Онегине» К тому же Пушкин не мог не знать статью В.Кюхельбекера 1824 - «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» знаменитое изречение В. Кюхельбекера, служившее как программа действия, «При основательнейших познаниях и большем, нежели теперь, трудолюбии наших писателей. Россия по самому своему географическому положению могла бы присвоить себе все сокровища ума Европы и Азии. Фирдоуси, Гафис, Саади, Джами ждут русских читателей» [3,458].
Созданная в ответ на фантастическую поэму В.Жуковского «Вадим» поэма «Руслан и Людмила», по определению наставника поставила Пушкина на первое место среди русских поэтов. О Пушкине стали писать тогда и в западноевропейских журналах и приятно то, что она стала явлением русской поэзии, благодаря в частности тому влиянию восточной поэзии и поэтики, мифа и преданий о несокрушимом Рустаме из «Шахнаме» Фирдоуси своей поэмой «Руслан и Людмила». Пушкин положил начало тому синтезу различных литературных и языковых стилей, который явился заслугой в создании русского литературного языка, перехода русской литературы от критического реализма к новому направлению по имени романтизма.
Не стану цитировать отрывки из поэмы Пушкина «Руслан и Людмила», обращаться к поэме Фирдоуси «Рустам и Сухраб», вдохновившей русского поэта. Они есть и каждый; сравнивая тексты, легко может найти ответ на волнующие его вопросы.
Очевидно другое. В библиотеке Пушкина имелись «Хрестоматия персидской литературы» Пургшталя Хаммара в 3-х томах, прозаический немецкий перевод отдельных поэм «Шахнаме» в исполнении другого немецкого востоковеда Герреса, «Ростем и Зораб» Фридриха Рюккерта и, наконец, «западно-восточный диван» Гете, да и первые прямые переводы, которые появились в российской печати начала 20 в.
Последние архивные данные из пушкинского дома показали, что русский
поэт точно знал четыре строки и 8 написанных Фирдоуси. Они вошли в состав «Сатиры на Султана Махмуда», которая была напечатана в русском переводе несколько раз еще при жизни Пушкина. Пушкин знал:
I. Образцы персидской поэзии. Перевел Журден. Вестник Европы. 1815, ч.81,№10. -С.89-99; №11. -С.173-179; №12. -С.257-270.
1. Сатира Фирдоуснева на Махмута
2. Отрывки из поэмы Шахнамэ
3. Три газели из соч. Гафиза
4. Соловей и Муравей. Из соч. Саади
5. Ода в честь Махмута
6. Из соч. Анверп
II. Последнее слово Козроха (Хосрова) Парвиза, Сказанное им сыну своему. Пантеон отечественной и иностранной словесности, ч.1, 1818, с. 125-127. Перевод из персидской книг и Бастона (Бустан), сочиненного поэтом Саади.
Литература:
1. Брагинский И.С. Западно-восточный сминтез в «Диване» Гете. В кн.: Гете. ЗВД. -М.: 1988. -С.584-585.
2. Гете. Западно-восточный диван. Издание подготовили И.С.Брагинский, А.В.Михайлов. -М.: Наука, 1988, 132 с.
3. Кохельберг В. Путешествие. Дневник. Статьи. -Л., 1979, 165 с.
4. Турсунзаде М. Избранные произведения: в 2-х т, т.2 // Литературно-критические и публицистические статьи. -М.: Худ. Лит-ра, 1985, 325 с.
ПУШКИН И ФИРДОУСИ
Холов Хол Раджабович
Исследуя ориентализм в творениях Пушкина, автор выявляет близость мотивов тем и образов «Памятника» со стихотворением Абулкасима Фирдоуси на эту же тему.
Ключевые слова: Пушкин, «Памятник», западно-восточный синтез, Гете, «дивон», литературные связи.
PUSHKIN AND FIRDOUSI
Kholov Khol Rajabovich
Examining orientalism in Pushkin creating the author shows theme motives and images of «Pamyatnik» proximity to A. Firdousi poem on the same theme.
Key words: Pushkin, «Pamyatnik», west-easten synthesi, Gothe «divon», literature ties.
Сведения об авторе: Холов Хол Раджабович - кандидат филологических наук, доцент кафедры таджикского языка Российско-Таджикского (Славянского) университета, тел.: (+992) 907 723901
Information about the author: Kholov Khol Rajabovich, PhD in philological sciences, associate professor of Tajik language chair in Russian-Tajik (Slavonic) University, tel. (+992) 918 611915
