CC BY
37
Лупенцова С.А.
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского г. Омск
ПСИХОЛОГИЗМ «МИРА ВЕЩЕЙ» В РОМАНАХ «ПЕНА ДНЕЙ» «ОСЕНЬ В ПЕКИНЕ» И «КРАСНАЯ ТРАВА» БОРИСА ВИАНА
Произведения Бориса Виана (1920-1959) французского писателя литературы авангарда при его жизни литературная критика преимущественно относила к литературе эпатажа, провокации, поскольку создаваемый писателем миф о себе был связан с многочисленными пародиями и мистификациями, а художественная ткань его произведений строилась на игре с литературными стилями. Он долго оставался для французского читателя писателем преимущественно «черной серии» — романов, написанных под псевдонимом Вернон Салливан, имевших скорее скандальный успех. Смелые новаторские романы, выходившие в свет под настоящим именем Борис Виан, такие как «Пена дней» (L'Ecume des joures), «Осень в Пекине» (L'Automne au Pékin), «Красная трава» (L'Herbe rouge), «Сердцедёр» (L'Arrache-cœur) читал узкий круг друзей и настоящих ценителей его неординарного и парадоксального таланта. Впоследствии эти романы станут предметом пристального изучения вианистов во всем мире.
Текст Б. Виана подлежит много аспектному изучению на различных уровнях. Категория «вещный мира» в романистике Бориса Виана несет важную смысловую и текстостроительную функцию. Продолжая в определенной мере изыскания экспрессионистов в отношении «вещи» и «духа», Виан наполняет новыми смыслами тему «вещного мира».
В этом плане «Пена дней» является одним из самых показательных романов автора. Элементы быта героев, окружающий их мир становится глубоко персонифицированным и является своеобразным отражением героев. Как и пространство, вещи в романе пластичны и динамичны, но помимо этого каждая несет в себе искаженное отображение реальности. Это «повседневное чудо», как обозначали подобный феномен сюрреалисты органично вплетается в «вещный мир» экспрессионизма.
С самых первых страниц романа читатель погружается в атмосферу, создаваемую с помощью ведущей роли вещей. «Колен толкнул эмалированную дверь кухни. Повар Николас наблюдал за приборным щитком. Он сидел за пультом, тоже покрытым светло-желтой эмалью; на пульте было несколько циферблатов, которые соответствовали различным кухонным аппаратам, расположенным вдоль стен. Стрелка электрической печи, настроенной на жаренье индейки, колебалась между «готово» и «не совсем». Индейку надо было вот-вот вынимать. Николас нажал зеленую кнопку, которая приводила в действие сверхчувствительный щуп. Щуп воткнулся без всякого сопротивления, и в этот момент стрелка уткнулась в «готово». Быстрым движением Николас выключил ток в печи и пустил в ход согреватель тарелок» [9; 27].
Солнце, благополучие, достаток отражают позитивные вещи, которые помогают героям, облегчают их быт. Золотой цвет доминирует. Тщательное описание столовых приборов, на котором Виан сосредотачивает внимание читателя, создают вместе с характеристиками пространства солярный пласт текста, отражающий «веселый мир детей». На данном этапе игра является пианоктайль это и пианоктайль, и плита, и книги Шика, и мышка — самая любимая игрушка героев, которая в финале будет «поломана» внешним миром.
Переломным моментом в вещном мире становится поездка в новой игрушке — свадебной машине Колена и Хлои. «— Хочешь, я подниму желтые стекла? — сказал Колен. — Подними разноцветные... Колен нажал зеленые, голубые, желтые, красные кнопки, и стекла соответствующих цветов заменили собой обычные стекла автомобиля. Казалось, что находишься внутри радуги; при проезде мимо очередного телеграфного столба на белой обивке плясали разноцветные тени» [1; 81]. Отгороженные от холода
«взрослого», «другого» мира тонкими цветными стеклами, герои видят и чувствуют опасность этого пространства с неизвестными им законами. Именно в этом автомобиле, отражающем хрупкость и красоту мира Колена и Хлои, происходит встреча миров, и их соединение.
После злосчастной поездки меняется мир героев, их вещный мир приобретает мрачные краски, несвойственные ему ранее. Автор вводит новый тип вещи: мертвый механизм, объединенный с живым организмом.
«Колен встал, чтобы поподробнее рассмотреть ближайшую к нему машину, и приподнял предохранявший ее заржавленный кожух. Внутри разнородное животное, полумясо-полуметалл, напрягало остатки своих сил, глотая лекарственное сырье и выделяя из организма в виде идеальных круглых катышков готовое лекарство.
— Иди, посмотри, — сказал Колен.
— Что? — спросил Шик.
— Очень любопытно! — сказал Колен.
Шик посмотрел. Удлиненные челюсти зверя перемещались быстрыми поперечными движениями. Под прозрачной шкурой можно было различить трубчатые ребра из тонкой стали и слабо сокращающийся пищеварительный тракт.
— Это переделанный кролик, — сказал Шик.
— Ты думаешь?
— Так обычно и делают, — сказал Шик. — Сохраняют только нужную функцию. Здесь оставлена перистальтика, но убрана вся пищеварительная химия. Это намного проще, чем производить пилюли обычным укатчиком.
— Что он ест? — спросил Колен.
— Хромированную морковь, — сказал Шик. — Ее производят на том заводе, где я работал сразу после фака. Кроме того, ему дают элементы, входящие в пилюли...
— Здорово придумано, — сказал Колен, — и пилюли выходят очень красивые» [ 1;
214].
Тем не менее, соединение живого и мертвого не происходит полностью, о чем нам говорит аптекарь, признаваясь, что иногда кролик берет верх над сталью и его приходится убивать.
Этот новый мир героев угрожающе фантасмагоричен и абсурден. Свет и тепло прежнего мира угасает, и на смену им приходят урбанистические пейзажи и механизированные организмы, корни которых можно отыскать в произведениях экспрессионистов.
Через некоторое время Колен сам приходит на завод, где будет выращивать оружие теплом собственного тела. Но и в этом случае жизнь берет верх, и Колен выращивает стальные розы.
«Пена дней» становится первым шагом в развитии тела-машины, тела-автомата, в следующих романах Виан расширяет эту тему, и она становится одной из важнейших в поэтике романов.
Предметы в художественно мире Виана отражают мир авторской фантазии и, одновременно, вводят категорию абсурда. Так, сердцедёр, который дал название одному из романов Виана, впервые появляется в «Пене дней», с помощью этого предмета-машины Ализа убивает Жана-Соля Партра, к которому ревнует своего друга Шика. Такое же название носит и последний роман Бориса Виана («Сердцедёр», или в другом переводе «Сердце дыбом»), в котором данный предмет никак не фигурирует, но переходит в категорию символов, становясь уже не оружием, а скорее действием и отражением материнской любви, как бы парадоксально это не было.
Живые вещи, помощники героев в быту, одна из характеристик соединения реального и ирреального в пространстве виановского текста: клетка с жесткокрылыми грызунами, которой пользуется Лиль («Красная трава») для ухода за ногтями, живые ботики Колена («Пена дней»), на которых может заново отрасти «слинявшая кожа»,
галстук, затягивающийся сам собой, сумасшедший автобус № 975 («Осень в Пекине»). Эти примеры «положительного» абсурда уводят произведения Виана в плоскость отличную от мрачных предчувствий экспрессионистов, где «вещный мир» неизбежно поглощает героя.
Категория живого и неживого получают перекрестные коннотации: живое обладает хрупкостью и искусственной пластичностью, а неживое, напротив, становится проводником эмоционального состояния, отражая чувства героя, да и сами вещи способны чувствовать подобно человеку: «Он оглянулся и заметил, что конец швартова хлестнул служителя по лицу, оторвав ему кусочек носа, который тут же упорхнул прочь, трепеща крылышками наподобие чесоточного клеща.
Мотор миролюбиво урчал: он только что получил целую тарелку костей морского коттуса. Амадис забрался в правый угол заднего сиденья и блаженно озирал пустоту салона. На площадке кондуктор рассеянно вертел машинку для продырявливания билетов. Он подсоединил ее к пятинотной механической балалайке, и от заунывной мелодии Амадиса начало клонить в сон. Он смутно слышал, как, разнообразя скучный напев, автобус скребет задом по мостовой и как трещат, вспыхивая и угасая, высекаемые им искры. Играя ослепительными красками, мимо проплывали лавочки и магазины. Дюдю нравилось ловить собственное отражение в их огромных окнах, но когда он заметил, что, пользуясь своим удобным положением, оно норовит заслонить все, что выставлено в витринах, то покраснел как рак и повернулся в другую сторону» [2; 185].
Чувствительность, а зачастую чувственность вещи (как в примере с куклой Клементины) является выражением внутренней сущности вещей, в противовес реалистичному изображению в русле реализма, или субъективному ощущению от вещи в русле сюрреализма. Именно доминанта внутреннего над внешним рождает фантасмагоричный пластичный мир, где герой и вещь является продолжением друг друга. Непрекращающийся диалог «вещи» и «духа» отличают поздние романы Бориса Виана. В этом смысле показателен образ Машины в романе «Красная трава», который является квинтэссенцией инженерной мысли, совершенным механизмом, который способен полностью подчинить себе человека и уничтожить его. Человеческая суть: мечты и воспоминания, сливаясь с Машиной, образуют единый организм, внутренние процессы которого могут как наполнить «пустого» героя, так и «завершить», то есть убить его.
Вещный мир — неоднозначное поле смыслов, которые могут пересекаться, перетекать и в итоге отражать различные грани текста, но вместе с тем, он является ярким выражением авторской поэтики и преломлением в ней практик экспрессионизма.
Поэтика экспрессионизма в романистике Бориса Виана отражена в таких значимых элементах авторской поэтики как «вещный мир» и категория телесности. Экспрессионистский принцип субъективной интерпретации предметов и явлений выражается в стремлении к объединению в текстовое поле различных внетекстуальных элементов: преимущественно музыки и кинематографа. Музыкальная, джазовая составляющая романа «Пена дней» создает «прерывистую» ткань романа, наполненную импровизацией в области художественных средств выразительности языка и формы. Сдвинутое двоемирие романов формирует над-реальный мир, в котором все свойства предметов гиперболизируются, заостряются и подвергаются деформации в русле экспрессионистской эстетики.
Экспрессионистская включенность в текст также имеет место в поэтике романов Виана, позиция автора не нивелируется, она проступает явно, давая читателям подсказки, и в итоге объединяя основные романы в единый текст, наполненный самоцитацией, кочующими персонажами и многочисленными подсистемами единой выверенной авторской концепции.
Литература:
1. Виан, Б. Собрание сочинений. Т.1. / Борис Виан — СПб.: Симпозиум, 1997. — 540 с.
2. Виан, Б. Собрание сочинений. Т.2. / Борис Виан — СПб.: Симпозиум, 1997. — 396 с.
3. Виан, Б. Пена дней / Борис Виан — М.: Художественная Литература. — 1983. — 320 с.
4. Борев, Ю. Б. О комическом / Ю. Б. Борев. — М.: Высшая школа, 1957. — 232 с.
5. Бретон, А. Антология черного юмора. / А. Бретон. — М.: СаЛеЫапсЬе, 1999. — 543 с.
