CC BY
93
ствует правильной организации этого сложного следственного действия, оценке полученных результатов, стремлению к проверке результатов опознания другими доказательствами.
Необходимо помнить, что именно следователь (а при рассмотрении дела в суде — суд) дает оценку результатам предъявления для опознания, поскольку он решает вопрос о состоявшемся (не состоявшемся) тождестве или установлении групповой принадлежности, так как это понятие оценочное, основанное на заявлении опознающего. С учетом приведенного нельзя не согласиться с А. Я. Г инзбургом в том, что «следует считать ошибочной точку зрения о том, что «предъявление для опознания заключается в установлении потерпевшим, свидетелем, подозреваемым или обвиняемым тождества или групповой принадлежности ранее воспринимавшегося объекта» 10. Эти лица, указывает автор, заявляют об узнавании объекта, следователь уточняет путем постановки вопросов опознающему степень узнавания, оценивает полученный результат, сопоставляет его с другими доказательствами и таким образом осуществляет отождествление (идентификацию)11. Поскольку узнавание может иметь различную степень точности — от установления сходства до отождествления, следователь должен выяснить, в каком виде выражается опознание: в установлении сходства или тождества. Ни в коем случае нельзя ограничиваться только заявлением об опознании.
Таким образом, результатом предъявления для опознания может быть отождествление (узнавание единичного конкретного объекта), установление сходства (отнесение объекта к общей группе), не узнавание. Например, отождествление будет иметь место, когда опознающий, сопоставляя предъявленных ему граждан с мысленным образом человека, которого он видел ранее, заявит, что опознает одного из предъявленных по отличительным признакам как именно того, которого видел ранее. Если же опознающий заявит, что опознаваемый похож на человека, которого он видел ранее, но наряду с некоторыми сходными приметами он находит и отдельные различия, а потому не может утверждать, что этот тот же самый человек, такое опознание следует считать установлением групповой принадлежности. Между двумя указанными видами опознания существует большое различие с точки зрения их доказательственной значимости. В первом случае речь идет о том же самом объекте и исключены все остальные, а во втором — лишь о том, что этот объект и ему подобные не исключаются из числа искомых.
Предъявление для опознания, в процессе которого отождествление или установление сходства происходит путем узнавания, является разновидностью (формой) криминалистической идентификации. Действия следователя или суда, состоящие в предъявлении человека или какого-либо предмета потерпевшему, свидетелю, подозреваемому или обвиняемому в целях опознания, представляют не что иное как криминалистическую идентификацию. Рассматривая закономерности, которым подчинен процесс идентификации, можно определить, что
идентифицируемым объектом будет тот единичный, конкретный объект, который подлежит опознанию. Он должен обладать выраженной индивидуальностью и относительно устойчивыми опознавательными признаками. Эти признаки должны быть настолько выражены и индивидуально определены, что человек без каких-либо специальных научно-технических средств мог бы воспринять и запомнить их. Рассматриваемая нами идентификация по мысленному образу отличается тем, что объект может быть идентифицируемым лишь в случае, если он ранее непосредственно воспринимался опознающим.
1 Криминалистика / под ред. Р. С. Белкина, В. П. Лаврова, И.М. Лузгина. Т. 2. М., 1988. С. 119.
2 Психологический словарь. М., 1983. С. 376
3 Аверьянова Т. В., Белкин Р. С., Корухов Ю. Г., Россинс-кая Е.Р. Криминалистика. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2007. С. 618.
4 Самошина З. Г. Вопросы теории и практики предъявления для опознания на предварительном следствии. М., 1976. С. 16.
5 См. подробнее: Смирнов А. А. Психология. М., 1956. С. 180.
6 Самохвалова В. Об индивидуальных различиях в запоминании. М., 1971. С. 15.
7 Сеченов И. М. Избранные философские и психологические произведения. М., 1947. С. 355-356.
8 Ратинов А. Р Судебная психология для следователей. М., 1967. С. 264.
9 КочаровГ. И. Опознание на предварительном следствии. М., 1955. С. 19.
10 Криминалистика: в 2 т. / под ред. Р. С. Белкина,
В. П. Лаврова, И.М. Лузгина. М., 1988. Т. 2. С. 119.
11 Гинзбург А. Я. Опознание в следственной, оперативнорозыскной и экспертной практике. М., 1996. С. 14.
УДК 343.1
ПСИХОЛОГИЯ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОГО ДОСЛЕДСТВЕННОГО ПРОИЗВОДСТВА
Ю. В. Деришев
Статья посвящена современной трансформации стадии возбуждения уголовного дела (доследственного производства) с позиции психологии правоприменения и в контексте последних отечественных законопроектов.
Ключевые слова: доследственное производство, средства стадии возбуждения уголовного дела, судебная экспертиза, полицейское дознание.
Профессиональная деятельность правоприменителя, как разновидность человеческой деятельности в целом, отягощена особым социальным предназначением и государственным статусом — обязанностью (а с ней и ответственностью) разрешить правовой спор. Как известно, правоприменение — это властная деятельность компетентных органов и должностных лиц по подготовке и принятию индивидуального решения по юридическому делу 1.
Применение права связано с разрешением конкретного жизненного случая, определенной правовой ситуации. Это приложение закона, общих правовых норм к конкретным лицам, конкретным обстоятельствам. Внешним фактором, определяющим характер и направленность правоприменения, выступает общественное правовое сознание в составе двух его взаимопроникающих структурных элементов: общественной психологии и правовой идеологии 2. В связи с этим особое место в правоприменительной деятельности занимают ее психологические и социальные факторы, которые все более становятся предметом исследования не только общей теории права, но и отдельных отраслевых наук. В связи с этим «волевой характер и властность действий правоприменителя обусловлены не столько психологическими чертами его личности, сколько его официальным положением и властным характером соответствующих правовых предписаний»3. Это в полной мере влияет на все его самооценки.
Вместе с тем очевидно и влияние мотивации правоприменительной деятельности — одного из основных элементов психологического механизма действия правовых норм и влияния юридических фактов.
Определяя мотивацию правоприменительной деятельности как совокупность мотивов (причин, доводов) совершения правоприменительных действий, В. В. Лазарев выделяет мотивацию необходимости установления фактической основы дела (выяснение того, что, где и когда произошло); мотивацию необходимости выбора правовых актов, опосредующих решение дела (нормативное обоснование); мотивацию вынесения решения по делу (аккумулирование мотивов предшествующей деятельности и осознание потребности такого удовлетворения интересов)4. При этом особое место в данном процессе занимают психолого-правовые установки правоприменителя, что во многом определяет природу мотивации, ее осознанный или неосознанный характер.
Данные теоретические наблюдения и выводы в полной мере и со всей очевидностью проявляются в современном правоприменительном процессе в сфере уголовного судопроизводства. Поистине, теория не расходится с практикой. Многочисленные экспертные оценки современной правотворческой и правоприменительной ситуации в итоге сводятся к одному выводу: уголовно-процессуальная политика государства последних лет крайне противоречива и нестабильна. Перманентный, суетливый, зачастую сиюминутный характер развития законодательства об уголовном судопроизводстве кроме раздражения у представителей как правоприменительного, так и теоретического «цеха» иных эмоций не вызывает5.
Нельзя не признать, что многочисленные изменения и дополнения законодательства обоснованы иногда предметными идеями совершенствования уголовного судопроизводства. Вместе с тем довольно часто это становится лишь продуктом притязаний (и не всегда легитимных) отдельных заинтересованных и причастных
к уголовному судопроизводству ведомств и служб 6. При этом под сакраментальным девизом усиления гарантий прав и интересов личности предлагается введение новых процессуальных возможностей и даже институтов (например, объективной истины), одновременно повышающих эффективность деятельности правоохранительных ведомств.
Вместе с тем здесь достаточно очевидно просматривается банальный системный интерес — эффективнее решать свои задачи, зачастую узковедомственные и, как уже отмечалось, спонтанные. Так, в последние годы в правоохранительной среде идет бескомпромиссная борьба с прекращением уголовных дел. Количество дел, по которым принимаются подобные решения, постоянно сокращается. Если в последнем десятилетии ХХ в. прекращалось каждое 5-6-е уголовное дело, то в настоящее время — не более чем каждое 20-е! В контексте соблюдения принципов презумпции невиновности и осуществления правосудия только судом тенденцию сокращения случаев «внесудебных уголовных репрессий» можно приветствовать.
В соответствии с Пекинскими правилами 1985 г., рассчитанными на кураторские охранительные начала деятельности юридической системы, уголовный процесс по делам несовершеннолетних должен допускать большую возможность прекращения уголовного дела по нереабилитирующим основаниям без судебной процедуры. Вместе с тем доля уголовных дел данной категории, направленных в суд с постановлением о применении принудительных мер воспитательного воздействия в порядке ст. 427 УПК РФ, не превышает 4,5%, прекращенных по иным основаниям — 2,5% 7. Все дела практически направляются в суд! Поистине «модели российской карательной и «пекинской» кураторской юстиции органически несовместимы»8.
Подобный путь развития правоприменительной практики породил, на наш взгляд, еще одну серьезную проблему. Не секрет, что в настоящее время следователями Следственного комитета РФ проводится большой объем работы по проверке информации о криминальных событиях в рамках так называемых доследственных проверок.
Гипертрофированное внимание современной правоприменительной практики к вопросам законности и обоснованности принятия решения о возбуждении уголовного дела, естественно, приводит к раздуванию сроков и объема доследственного производства. Материалы проверок, проводимых следователями Следственного комитета РФ (и не только ими) по сообщениям о преступлении, сравнимы с томами расследованных уголовных дел. Вместе с тем в 2011 г. по 1,5 млн проверенных сообщений лишь в 7% случаев (около 110 тыс. сообщений о преступлении) следователями принималось решение о возбуждении уголовного дела, в 42,1% случаев принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления (92,8% от всех случаев вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела).
В результате Следственный комитет РФ объективно трансформировался в орган дознания по проверке сообщений о преступлении, однако, оставаясь по назначению, «по духу» исследователем обстоятельств совершенного преступления, проводит расследование, но в стадии возбуждения уголовного дела. Подчеркнем, уголовный процесс активно ведется в случае, когда еще нет уголовно наказуемого правонарушения. Фактически в данной стадии идет поиск не признаков преступления, т. е. оснований к возбуждению уголовного дела, а определяется судебная перспектива и тем самым предупреждается и предотвращается возможность прекращения уголовного преследования! Очередной перекос и парадокс!
В связи с этим неписаный запрет Генеральной прокуратуры РФ, МВД России и Следственного комитета РФ на прекращение уголовных дел как крайне негативный результат досудебного производства все больше по инициативе данных правоохранительных органов «обеспечивается» законодателем. Именно Следственный комитет РФ в последнее время выступает заинтересованным инициатором процесса всемерного расширения перечня правовых средств в стадии возбуждения уголовного дела, т. е. процессуальных возможностей правоприменителя (это подтверждает, в частности, введение в УПК РФ разрешения на доследственное производство освидетельствования и осмотра трупа).
В этом смысле особо следует отметить проект Федерального закона «О внесении изменений в статьи 62 и 303 УК РФ и УПК РФ», направленный на трансформацию общего порядка осуществления дознания по уголовным делам, проверки сообщения о преступлении и привлечения понятых к участию в уголовном судопроизводстве.
Как указано в пояснительной записке к законопроекту, в «целях обеспечения прав и законных интересов участников на этапе досудебного производства и создания всех необходимых условий для принятия законного и обоснованного решения о возбуждении уголовного дела либо об отказе в этом уточняется (выделено нами. — Ю. Д.) процедура проверки сообщения о преступлении».
Это «уточнение» заключается в предложении расширить полномочия органов предварительного расследования при проверке сообщения о преступлении, предоставив им право получать объяснения, образцы для сравнительного исследования, истребовать документы и предметы, а также изымать их, назначать судебную экспертизу, принимать участие в ее производстве и получать заключение эксперта, производить осмотр места происшествия, трупа, предметов и документов, освидетельствование.
Проведение в случае необходимости судебной экспертизы до возбуждения уголовного дела при явной экономии столь дефицитного экспертного ресурса, как указано в пояснительной записке, позволит следствию принимать необходимые решения на основе процессуально безупречных доказательств, полученных в установленном порядке. Действительно, проблема специальных исследований «до и для» возбуждения уголовного дела
давно беспокоит правоприменителя. Однако решаться она должна иначе.
Для обеспечения реализации прав и законных интересов участников доследственной проверки законопроектом предлагается установить несколько своеобразные процессуальные гарантии. Лицам, участвующим в производстве следственных и иных процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, разъясняются их права, обязанности и ответственность, предусмотренные УПК РФ, и обеспечивается возможность осуществления этих прав в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы, в частности, возможность осуществления права не свидетельствовать против самого себя, своего супруга и других близких родственников, права пользоваться услугами адвоката или права подавать жалобы на действия (бездействие) и решения органов предварительного расследования. Вопрос один: кому разъяснять и чьи права обеспечивать? Субъекты уголовного процесса, в соответствии с УПК РФ, формируются лишь в рамках возбужденного уголовного дела.
Законопроектом фактически предлагается дослед-ственный «суррогат предварительного расследования». Точнее, последнее плавно перетекает в стадию возбуждения уголовного дела.
Вместе с тем решение проблемы стадии возбуждения уголовного дела лежит совсем в иной плоскости. Досудебное производство как единая (унитарная) фаза уголовного процесса, предшествующая судебному разрешению уголовного дела, должно начинаться осуществляемым в рамках уголовно-процессуального и административного (оперативно-разыскного) законодательства полицейским дознанием в целях проверки заявлений и сообщений о противоправных действиях и установления оснований для начала производства предварительного расследования по уголовному делу, а также раскрытия преступления и либо передаче дела следователю для производства предварительного следствия, либо направлении дела в суд после проведения сокращенного (ускоренного) расследования, осуществляемого органами дознания. В связи с этим УПК РФ следует дополнить нормой общего дозволения, определяющей общий порядок производства по проверке сведений о преступлении (аналогия ст. 254 Устава уголовного судопроизводства), а правовые средства полицейского дознания должны регламентироваться административным (оперативно-разыскным) законодательством и подзаконными нормативными правовыми актами. При этом производство по преступлениям, где лицо, его совершившее, не установлено, должно начинаться в форме полицейского дознания с возможностью осуществления необходимых следственных действий. Подобное уголовное дело подлежит передаче следователю после установления лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности (либо органы дознания завершают досудебное производство в сокращенной форме).
Последнее положение было известно русскому уголовному процессу. Согласно ст. 253 Устава уголовного судопроизводства «когда признаки преступления или проступка сомнительны, или когда о происшествии, имеющем такие признаки, полиция известится по слуху (народной молве) или вообще из источника не вполне достоверного, то, во всяком случае, прежде сообщения о том по принадлежности, она должна удостовериться через дознание: действительно ли происшествие то случилось и точно ли в нем заключаются признаки преступления или проступка». Кроме того, ст. 254 УУС определяла средства: «При производстве дознания полиция все нужные ей сведения собирает посредством розысков, словесными расспросами и негласными наблюдениями, не производя ни обысков, ни выемок в домах», т. е., если пользоваться современной терминологией, в рамках оперативно-разыскной (административной полицейской) деятельности.
Для установления характера и правовой природы правонарушения, о котором поступило сообщение, в российском праве необходимо предусмотреть единое производство, задачей которого должно выступать установление оснований для возбуждения преследования в рамках отдельных видов юридической ответственности (уголовной, административной, гражданско-правовой и т. п.).
В связи с этим досудебное производство должно начинаться осуществляемым в режиме административного и оперативно-разыскного законодательства (а если необходимо, то и в рамках уголовно-процессуального) полицейским дознанием по проверке заявлений и сообщений о противоправных действиях и установлению оснований для производства предварительного расследования по уголовному делу, а также по раскрытию преступления и либо передаче дела следователю для производства предварительного следствия, либо направлению дела в суд после проведения сокращенного (ускоренного) расследования, осуществляемого органами дознания.
Не менее очевиден еще один парадокс, связанный с исследуемым документом: рассматриваемым законопроектом предлагается ввести сокращенный порядок дознания, когда уголовное дело не представляет правовой и фактической сложности, а причастность лица к совершению преступления не вызывает сомнения.
Так, предусматривается сокращенный срок производства дознания, который, по общему правилу, не должен превышать 15 суток (с возможностью продления его в исключительных случаях до 20 суток), ограничиваются пределы доказывания (доказательства будут собираться в объеме, минимально необходимом для установления события преступления и обстоятельств причастности к нему обвиняемого фактически без производства следственных действий).
Как указано в пояснительной записке, введение сокращенного порядка дознания позволит достичь существенной процессуальной экономии, расширить диспозитивные начала при реализации подозреваемым (обвиняемым) права на защиту, а потерпевшим — права на доступ к правосудию.
Вместе с тем, как представляется, позитивная идея ускорения судопроизводства может «утонуть» в сложной, противоречивой и бюрократической процедуре начала и окончания дознания.
Фактически одним законопроектом, с одной стороны, предлагается расширить возможности доследствен-ного производства, с другой — сократить дальнейшее производство по делу. Зачем тогда проводить предварительное расследование, если в стадии возбуждения уголовного дела уже установлена судебная перспектива (можно сказать, следственная истина)?
Таким образом, в результате активного действия внешних факторов на психологию современного правоприменения у субъектов данной деятельности формируется социально-психологическая установка подмены официального предварительного расследования его доследственным субститутом. Очевидно, что психологическая мотивация правоприменения по этой причине связана не столько с реализацией нормативной программы деятельности, т. е. решением задач уголовного судопроизводства, сколько с системной установкой обеспечения внешне эффективного функционирования отдельных государственных структур, перед которыми данные задачи ставятся государством.
1 Теория государства и права: учебник для вузов / отв. ред. В. Д. Перевалов. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2004. С. 238.
2 Фарбер И. Е. Правосознание как форма общественного сознания. М., 1963. С. 60, 94; Лукашева Е. А. Социалистическое правосознание и законность. М., 1973. С. 124.
3 Лазарев В. В. Социально-психологические аспекты применения права. Казань, 1982. С. 29.
4 Там же. С. 110-115.
5 См., напр.: Орлов Ю. К. «Обязан» или «вправе»? К чему ведет «лингвистическая» новация в УПК РФ // Рос. юстиция. 2003. № 10. С. 39; Зорькин В. Д. Законный брак. За ошибки законодателя расплачиваются граждане // Рос. газ. 2006. 7 июля; Терехин А. В. Некоторые достижения и просчеты современной судебной реформы // Рос. юстиция. 2008. № 10.
С. 2-6; БожьевВ. П. Сущность изменений в УПК РФ от 2 декабря 2008 г. // Законность. 2009. № 5. С. 3-6; Сауляк О. П. Уголовно-процессуальный кодекс РФ: некоторые проблемы качества закона и практики его применения // Закон. 2009. № 10. С. 121; и др.
6 Ляхов Ю. А. Приоритеты уголовно-процессуального законодательства // Гос-во и право. 2010. № 8. С. 43.
7 Одной из причин формирования подобной негативной практики явилось многолетнее разрушение на уровне кодификации специализации по расследованию дел несовершеннолетних. Лишь Федеральным законом от 28 дек. 2010 г. № 404-ФЗ законодатель дополнил ч. 2 ст. 151 УПК РФ пунктом «г», согласно которому уголовные дела о тяжких и особо тяжких преступлениях, совершенных несовершеннолетними и в отношении несовершеннолетних, с 1 янв. 2012 г. расследуются следователями Следственного комитета РФ. (Рос. газета. 2010. 30 дек.).
8 Пашин С. А. Пекинские правила и некоторые положения российского уголовного законодательства (сопоставление моделей кураторской и карательной юстиции) // Вопросы ювенальной юстиции. 2011. № 4. С. 13-15.
