CC BY
39
УДК 159.9
Мохова Светлана Юрьевна Svetlana Mokhova
ПСИХОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ И КРИЗИС КУЛЬТУРЫ:
К ПРОБЛЕМЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
PSYCOLOGY OF A PERSON’S BEING AND CULTURAL CRISES: TO THE PROBLEM OF INVESTIGATION
Стержневой идеей статьи является идея о том, что бытие человека раскрывается ему в значениях и смыслах, запечатленных в культурной семантике. Автор выделяет предметом отдельного изучения устную речь, письменность и клиповую культуру, как явления, порождающие самостоятельные реальности и творимые человеком. Культурный кризис определяется как ситуация отсутствия структуры смысловых образований вследствие незавершенности процесса её становления
Елючевые слова: культура, обыденное сознание, язык и сознание, значение и смысл культурного знака, семантическое поле, письменное сознание, клиповая культура, клиповое сознание
The article is mainly devoted to the idea, that a person realizes his being through meanings and senses of cultural semantics. The subjects of the research are an oral speech, writing and zapping culture which is approached as phenomena creating independent substances and substances made by a person. The cultural crisis is defined as a situation when a semantic structure is absent because of an unfinished process of its establishment
Key words: culture, ordinary mind, language and mind, meaning and sense of social sign, semantic field, linguistic mind, zapping culture, zapping mind
Работа выполнена при финансовой поддержке гранта ФЦП <<Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009-2013 годы» НК-157П <<Кризис современной российской культуры: стратегии его преодоления в общественном сознании»
Сложность определения и изучения репрезентации культурного кризиса в обыденном сознании проявляется содержанием описываемого явления в нем самом. Любой культурный феномен, культурный процесс является продуктом сознательной деятельности людей, сознанием же отраженный. Содержание отраженного проявляется во всей своей полноте и поэтому с большим трудом поддается научному осмыслению. «Сила и слабость учений, вторгающихся в массовое сознание, упрощаемых им и увлекающих его, состоит в том, — пишет А.А.
Брудный, — что учения эти порождают цели и придают смысл деятельности. Понятия «причина», «цель», «смысл» срастаются в массовом сознании и это начинает влиять и на сознание теоретическое. Психология XX в. достаточно убедительно показала, что изоляция сознания индивида. — будь то теоретик, будь то люмпен — от сознания масс всегда в той пли иной мере иллюзорна» [Брудный, 2005; С. 120]. Методологическая проблема исследования в том, что задаваемая область изучения подчиняется, наряду с психологическими закономерностями жизни, законам бытия человека.
В психологических текстах можно найти несколько направлений изучения единства культурного и психологического. Появление языка как системы культурных знаков и речи как психологического процесса, письменности и способности создавать и
читать письменные тексты — неоспоримые примеры таких исследований.
Л.С. Выготский в своих работах различал природное и культурное, естественное и историческое, биологическое и социальное в психическом развитии ребенка [Выготский, 2000; С. 513]. Этот взгляд распространяется на весь онтогенез. В своих рассуждениях Л.С. Выготский сближает три родственных понятия: «высшая психическая функция»; «культурное развитие поведения»; «овладение собственными процессами поведения». Эта мысль ученого представляет интерес с точки зрения освещения научной судьбы многих родственных проблем и указания на наличие связи между овладением человеком культурным орудием и становлением культурной формы поведения. Она одновременно раскрывает и путь познания на первый взгляд разрозненных явлений и сущность, природу единства, связности действительности, целостные образы которой проникают в сферу сознания, образуя реальность бытия. Ситуацию, в которой обнаруживается сходимость, М.К. Мамардашвили назвал конвергенцией — совпадением в одном и том же состоянии мысли, чувства, образа, события [Мамардашвили, 1988; С. 271, 407, 408]. Исследования Ю.И. Александрова в области системной психофизологии показали, что в каждой культуре структура опыта индивида, комплиментарна структурам других индивидов [Александров, 2004]. Человек формирует свой опыт внутри заданной системной структуры культуры, а культуры нет вне исторических процессов. Анализируя наряду с историческими событиями и события периода великой депрессии 19291933 гг., Иохан Хейзинг (1872-1945) в 1935 г. ввел понятие «культурный кризис». Сам термин «кризис» использовался еще Гиппократом исключительно для описания состояния больного.
Сегодня общепринятым является положение о том, что на становление пост-неклассической парадигмы в психологии существенное влияние оказывают образцы культурологии [Гусельцева, 2003]. «На этом этапе развития (развития постнеклас-
сической парадигмы), — пишет В.В. Знаков, — решающее значение приобретают те культурные и ценностно-смысловые контексты, с которыми субъект соотносит познаваемую и понимаемую реальность» [Знаков, 2007; С. 331]. Мы обнаруживаем событийность процессов, происходящих в культуре, индивидуальном и общественном сознании, в предложении В.В. Знакова рассматривать смысловые образования, выражающие ценностное отношение субъекта к миру предметом психологии человеческого бытия [Знаков, 2007; С. 338].
Культурные и психические процессы событийны, взаимообусловлены и находят отражение в сознании. Сложность освещения культурного кризиса как явления, отраженного в сознании, заключается в том, что культурные и психические процессы выступают слитно, что отраженное выступает репрезентом критического момента, но момента, длящегося сколь угодно долго вследствие невозможности различить культурное орудие и культурную форму, узнать искомое в структуре культуры. Для демонстрации последнего утверждения есть смысл указать на знание культурой идеалов, вершин, к которым стремилось человечество. Эти идеалы заданы символами Древнегреческой цивилизации и детально осмыслены в эпоху Возрождения, представлены религиозной символикой христианства и дают каноны культурных форм поведения, философскими рассуждениями о добре и зле.
М.К. Мамардашвили отмечал, что вне цивилизации культура безжизненна [Мамардашвили, 1988; С. 115]. Разум, личность и свободу философ называет самыми большими открытиями цивилизованных людей.
Н.В. Мотрошилова различает цивилизацию, цивилизованность и культуру в узком значении этого термина. В узком значении она понимает культуру как сферу созидания идеальных смыслов. Культура в широком смысле, как высокое качество жизни, труда, общения как глубокая интериоризация ценностей, норм совместного бытия людей тесно соединена с цивилизацией и цивилизованностью [Мотрошилова, 2006].
«Культура, — пишет Н.В. Абаев, — стремится к максимальному упорядочению первозданного хаоса, к уменьшению меры энтропии в окружающем мире, причем не только на макрокосмическом, но и на мик-рокосмическом уровне, на котором протекает внутренняя духовная жизнь человека» [Абаев, 1983].
В конце XX столетия В.П. Зинченко, обсуждая оппозицию цивилизации и культуры, выделяет два противоположных взгляда на культуру. Первый он называет культоцентрический, или «храмоцентрический» [Зинченко, 1994]. Согласно ему, главной организующей силой развития культуры являются ее продукты (акрополь, Кремль, храм, Евангелие, письменность, скульптура, живопись, музыка..., словом, памятники духовной или материальной культуры). Второй взгляд можно назвать антропоцентрическим. Для него главное — это жизнь культуры, ее преемственность и постоянное становление. Культура — это труд, напряжение, усилие, даже тягостность. Антропоцентризм акцентирует внимание на человеке в культуре, человеке в истории, человеке, который должен превосходить себя, чтобы быть самим собой. Культура как способ самореализации возможностей личности, ее внутреннего потенциала в обществе обладает самостоятельным смыслом и отличается от цивилизации, которую в данном случае можно понимать как совокупность условий. При таком подходе внимание исследователей чаще всего акцентируется на разделенности, самобытности масштабных культурных систем человечества.
Сама по себе кризисная ситуация имеет как минимум три исхода: увядание, регресс или даже гибель (смерть); переход к ситуации застоя (стагнации); собственно развитие, содержание значения понятия которого многозначно. Развитие как процесс, взятый в данном контексте, характеризуется последовательными, прогрессирующими и в целом необратимыми количественными и качественными изменениями системы связей и отношений объекта. Только с течением времени можно определить характер изменения направления развития, в част-
ности, культурного развития.
Кризис в отношении культуры (современной российской культуры) понимается нами как переломный момент, ситуация, в которой происходит кардинальное изменение направления культурного развития. История культуры показывает, что процесс развития неоднороден. Этот процесс вбирает отдельные моменты регресса, невозможность преемственности культуры и её постоянного становления в пиковых, кризисных точках развития. Психологическую феноменологию культурного кризиса можно определить как невозможность человека переживать культурные процессы во всей их полноте.
Таким образом, культурный кризис, существующий как объективное явление, исследование психологической феноменологии которого находится на начальной ступени изучения, может быть обнаружен и обнаруживается на обыденном и научнотеоретическом уровне общественного сознания специальными психологическими методами исследований проявления его содержания в сложившихся культурных формах (религия, искусство, мораль идр.).
Вопрос о преодолении кризиса в общественном сознании распадается на несколько независимых при первом рассмотрении предметов. Первое, что требует детального рассмотрения, это необходимость определения общественного сознания в философии и психологии. Определение тесно связано с гносеологической проблемой взаимоотношения бытия и сознания. Чаще всего «сознание» определяется как способ отношения человека к миру и самому себе [Философский словарь, 1987; С. 436], отношение к миру со знанием его объективных закономерностей [Психологический словарь, 1997; С. 361].
В самом общем виде в структуре общественного сознания можно выделить уровни и формы. Среди уровней общественного сознания называют обыденное, эмпирическое сознание, непосредственно вырастающее из повседневных условий жизни отдельных социальных групп, и научно-теоретическое, включающее идеологию [Философ-
ский словарь, 1987, С. 331]. Обыденное сознание отличается от научного, основу которого составляют научные знания, полученные при применении объективных методов исследования и обеспечивающие проникновение в сущностные связи, характеризующие природу и общество.
Многоуровневость общественного сознания задает множественность переходов и точек изучения содержания и сущности обыденного сознания, иод которым понимается совокупность представлений, знаний установок и стереотипов, основывающихся на непосредственном повседневном опыте людей и доминирующих в социальной общности, которой они принадлежат, называют обыденным сознанием [Соцпаль-но-психологическийсловарь, 2006].
Обыденное сознание сформировалось в быту людей и опирается на так называемый здравый смысл. В общей психологии подчеркивается, что индивидуальное сознание может существовать только при наличии общественного сознания и языка, являющегося его реальным субстратом [Леонтьев, 2004; С. 77]. В. Вундт выделял три области, требующие специального психологического исследования, подчеркивая, что их содержание превышает объем индивидуального сознания и в то же время показывает три основные проблемы психологии народов: язык, мифы и обычаи [Вундт, 2002].
Общая форма представлений и законов их связи отражается в ментальных образованиях общественного сознания посредством естественно сложившейся в процессе культурного развития языковой системы. Изменения представлений непременно влекут изменения языка, поскольку новое представление несет в себе не существовавший до этого спектр свойств, обобщенных в значении нового слова.
Ранние формы осознания действительности имели устную традицию и, по всей вероятности, носили описательный, повествовательный характер. Косвенные подтверждения этого мы обнаруживаем в рассуждениях Л. Леви-Брюля о коллективных представлениях, о первобытном сознании,
которое чаще всего совершенно безразлично относится к объективной связи явлений и обнаруживает особую внимательность к очевидным или скрытым мистическим связям между этими явлениями [Леви-Брюль, 1999; С. 62]. Сформулированный исследователем характерный для первобытного человека закон партиципации (сопричастности) задавал другую, чем у человека современности, структуру осознания бытия и происходящие события, вследствие этой иной структуры, имели непривычную для нас логику объяснения. Психическая деятельность, в которой значительное место занимают коллективные представления, Л. Леви-Брюль назвал мистической. В сравнении с религиозным мистицизмом узкое значение слова «мистический» подходит к вере в силы, влияния, действия, неприметные, неощутимые для чувств, но тем не менее реальные [Леви-Брюль, 1999; С. 29].
Появление письменности кардинально изменяет структуры сознания. Часть языкового сознания, которое имеет устный и графический аспекты, образует письменное сознание. Как замечает В.А. Шкура-тов: «письменное сознание собственным объектом для психологии пока не является» [Шкуратов, 1997; С. 388]. Автор понимает письменное сознание как «отношение общества к знаково-графической стороне своего существования. Отношение разворачивается в гамме установок степеней заинтересованности — от письменных идеологий и философий до бытовых, единичных проблесков понимания письменной доли человека» [В.А. Шкуратов, 1997; С. 387].
Как самостоятельный культурный феномен письменное сознание проявляет себя там, где обыденная разговорная речь не составляет содержание письменных текстов, когда выполняются определенные языковые правила письменной речи.
Письменный текст дает новые возможности в осмыслении человеком не только действительности, но и самого себя в мире, и содержания своего сознания и доступен человеку из общества полной грамотности
— общества, способного чувственно постигать предельные письменные обобщения
культуры.
Уместно подчеркнуть, что фонетическое письмо в сравнении с иероглифическим иначе раскрывает содержание. Значение слова при фонетическом письме имеет предметную отнесенность. Слово отсылает к своему референту. Звуковое письмо сочетается с буквенным формализмом. Содержание прочитанного раскрывается в звучащем слове. Французский философ Ж. Деррида подчеркивает свойственные фонетическому буквенному письму ориентированность читателя на письменное слово и выдвижение голоса в качестве антипода знаковости.
Человек изображает для того, чтобы увидеть. Не всякое изображение в сравнении с иероглифом несет в себе смысловую нагрузку, т.е. имеет эмоциональную окрашенность. Ошибочно полагать, чтоознаком-ление человека с произведениями искусства без всяких на то оснований будет причиной душевного волнения, эмоционального потрясения, переживаний красивого, безобразного, трагического. Высшие пиковые переживания предзаданы уже сложившимися структурами сознания, отразившего важные для человека жизненные события
— события, смысл которых был ПОНЯТ НЛП не понят. В качестве примера можно привести высказывание героя из кинофильма «Мужики»: «Вот все то вы про нас знаете, все то вы про нас понимаете. Только одного понять не можете — почему мы одних любим, а других замуж берем». Два культурой закрепленных события осмысливаются героем как противоречивые. Задается форма
— форма осознания события — и ставится точка. Перед нами пример речевого высказывания внутри культуры киноискусства.
Изобретение радио и возможности видеозаписи породило новую эпоху в становлении сознания человека, способов от-
ражения действительности, породило клиповое сознание. Английское слово «clip», от которого и произошли термины «клиповое сознание, мышление, восприятие» и, наконец, «клиповая культура», в переводе означает фрагмент текста или фрагмент фильма.
В науке нет общепринятого определения понятий «клиповая культура», «клиповое сознание». По мнению Э. Тоффлера, информационная культура формирует такие уникальные формы восприятия, как «зэппинг». В результате безостановочного переключения каналов телевидения создается новый образ, состоящий из обрывков информации и осколков впечатлений, не требующий подключения воображения, рефлексии. Сознание заполнено фрагментами новообразованных культурных феноменов. Острая проблема выделения и сохранения в культуре культурного, теперь уже не порождения новых смыслов, а сохранения смысла в диалоге культур задает еще одно направление описания культурного кризиса. К ней можно причислить мно-говариативность способов запечатления человеком событий своей жизни в ЯЗЫКОВОЙ устной и письменной форме, в киноискусстве, которое философами и культурологами ставится под сомнение в том смысле, что обыденное сознание оказывается неспособным создавать реальность и обнаруживает новые формы бегства от реальности.
Язык служит для описания реальности. При описании реальности как необходимость должно выполняться условие смысла, т.е. не только подбор языковых единиц и возникновение в уме ассоциации по их значению, но и наличие смысла необходимости их использовать. Культурный кризис определяется как ситуация отсутствия структуры смысловых образований вследствие незавершенности процесса её становления.
Литература
1. Абаев Н.В. Чань-буддизм и культура психической деятельности в средневековом Китае. — Новосибирск: Наука, 1983. — 125 с.
2. Брудный А.А. Психологическая герменевтика. — М.,1998. — 336 с.
3. Вундт В. Психология народов — М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2000. — 864 с.
4. Гусельцева М.С. Культурно-историческая психология: от классической — к постнекласси-ческой картине мира // Вопросы психологии. — 2003. — №1.—С. 99-115.
5. Знаков В.В. От психологии субъекта — к психологии человеческого бытия // Теория и методология психологии. Постнеклассическая перспектива. — М.: Институт психологии РАН, 2007. -С. 330-351.
6. Зинченко В.П., Моргунов Е.Б. Человек развивающийся. Очерки российской психологии.
— М.: Тривола, 1994. — 304 с.
7. Коул М. Культурно-историческая психология. Наука будущего. — М.: «Когито-Центр», Институтпсихологии РАН, 1997. — 432 с.
8. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. — М.: Педагогика-Пресс, 1999. — 608 с.
9. Леонтьев А.Л. Деятельность. Сознание. Личность. — М.: Смысл, Издательский центр «Академия», 2004. — 352 с.
10. Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути. — М.: Мир, 1988 — 410 с.
11. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. — М.: Прогресс, 1990. — 365 с.
12. Мотрошилова Н.В. Варварство как оборотная сторона цивилизации // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. — 2006. — №4,— С. 49-65.
13. Психологический словарь / Под ред. В.П. Зинченко, Б.Г. Мещерякова. — М.: Педагогика-Пресс, 1997. — 440 с.
14. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. Человек и мир. — СПб.: Питер, 2003. — 512 с.
15. Социальная психология. Словарь / Под. ред. М.Ю. Кондратьева // Психологический лексикон. Энциклопедический словарь в 6 тт. / Ред.-сост. Л.А. Карпенко. Под общ. ред. А.В. Петровского. - М.: ПЕР СЭ, 2006. - 176 с.
16. Философский словарь/ Подред. И.Т. Фролова. — М.: Политиздат, 1987,— 590 с.
17. Хейзинга Й. В тени завтрашнего дня: пер. с нидерландского. — М: ACT, 2004. — 539 с.
Коротко об авторе_________________________________________________Briefly about the author
Мохова С.Ю., канд. психол. наук, зав. кафедрой S. Mokhova, candidate of psychological sciences, специальной психологии, доцент кафедры теорети- assistant professor of theoretical and applied psychology ческой и прикладной психологии, Забайкальский department, Zabaikalsky state humanitarian and государственный гуманитарно-педагогический уни- pedagogicaluniversitynamedbyN.G. Chernishevsky верситетим. Н.Г. Чернышевского (ЗабГГПУ)
Научные интересы: сознание, самосознание Scientific interests: consciousness, identity
