CC BY
150
А. В. Манойло
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОПЕРАЦИИ: МОДЕЛИ И ТЕХНОЛОГИИ УПРАВЛЕНИЯ КОНФЛИКТАМИ
В статье рассматривается культурно-цивилизационный подход к современным моделям, способам и технологиям психологического управления международными и внутриполитическими конфликтами, применяемым в психологических операциях. Сегодня в мире существует огромное многообразие различных методов, способов и технологий психологического воздействия на конфликты, однако при детальном анализе выясняется, что все они имеют четкие культурно-цивилизационные отличия и условно могут быть объединены в рамках четырех основных мировоззренческих подходов: англо-саксонского, восточноазиатского, ближневосточного (исламского) и западноевропейского (романо-германского).
Психологические операции — это инструмент политического воздействия на оппонентов, сторонников, нейтральную среду и общественное мнение в целом, получивший сегодня широкое распространение как в международных отношениях, так и в конкурентной борьбе в сфере бизнеса. Конечной целью таких операций является власть, приобретаемая над другими участниками конкурентной борьбы: обеспечение добровольного подчинения противников, консолидация и согласованная деятельность сторонников, обеспечение и поддержание среди союзников высокого уровня мотивации к безусловной поддержке проводимого курса. Эти результаты достигаются как узконаправленным, точечным воздействием на сознание конкретной личности или целевой аудитории (через существующих в ее среде ньюсмейкеров и лидеров мнений), так и через формирование соответствующего общественного мнения, способного оказать давление на оппонентов. Важнейшим элементом этих операций являются технологии информационно-психологического воздействия на массовое сознание, к ним в психологических операциях добавляется организационная составляющая (в виде единого замысла и плана их применения, руководства операции, координирующего центра, приданных сил и средств), в синтезе с которой психологическое воздействие приобретает характер эффективного инструмента управления политическими и бизнес-процессами. При этом технологии психологического воздействия могут быть как деструктивными (к ним относятся, например, различные виды манипулирования), преследующими цель нанесения противнику максимально возможного ущерба и тем самым обеспечения для себя определенного конкурентного преимущества, так и стабилизирующими, направленными на мирное урегулирование, разрешение конфликтов.
© Манойло А. В., 2008
Основным объектом приложения современных технологий информационно-психологического воздействия являются, безусловно, сами конфликты и возникающие в связи с ними конфликтные отношения. В сфере международных отношений это — региональные этнополитические конфликты, в отношении которых мировое сообщество предпринимает различные усилия по дипломатическому и силовому умиротворению (Балканы, Афганистан, Ближний Восток и др.).
В сфере бизнеса наиболее яркими примерами конфликтов, в которых стороны используют психологические операции как в интересах эскалации конфликта (для агрессии), так и в интересах его урегулирования (для защиты), являются кампании по недружественному слиянию и поглощению (так называемые рейдерские операции) и корпоративному шантажу. Интересно отметить, что технологии информационно-психологического воздействия, используемые в психологических операциях в международных отношениях, и технологии, используемые в рейдерских и контррейдерских операциях в бизнесе — практически идентичны и отличаются лишь масштабами, объектами воздействия и привлекаемыми силами и средствами.
Современные концепции, модели и технологии информационно-психологического воздействия на конфликты разрабатываются для решения внешнеполитических задач и апробируются на международном уровне, но затем их основная масса, реализованная в более простых схемах, интегрируется в конкурентную борьбу в сфере бизнеса, при этом не утрачивая черты, свойственные международным отношениям. Вот почему психологические операции так пришлись по вкусу транснациональным корпорациям, играющим в мировой политике все более заметную и все более независимую роль. Их интересы в мировой политике сегодня все сильнее сближаются с интересами традиционных участников международных отношений — государств и международных организаций — и достигаются путем применения одних и тех же средств и инструментов политического воздействия.
Большинство современных технологий психологического управления конфликтами, порожденных и сформированных практикой международных отношений, применимы как к психологическим операциям, проводимым на уровне межгосударственного противоборства, так и в сфере экономической конкуренции, поэтому представляется логичным вначале рассмотреть психологические операции, воздействующие на международные конфликты, с целью выделения их национальных, социокультурных и технологических особенностей, а затем перейти к их практике в конкурентной борьбе в сфере бизнеса, то есть от общего к частному. Руководителю коммерческой организации, впервые ставшему объектом информаци-
онно-психологической операции, применяемые против него технологии представляются уникальными, непостижимыми и всегда с неизбежностью несущими катастрофические последствия. Это, конечно, не так, но во многом эта характерная в среде «адмиралов бизнеса» реакция связана с нечетким и крайне туманным представлением о природе психологического воздействия на конфликты, а также о технологических схемах, в рамках которых это воздействие применяется. Только целостное представление о природе психологических операций и используемых в них технологий, линейке пространственных масштабов их реализации и принципах дозирован-ности воздействия может помочь избавиться от этих страхов и не утратить в важный момент контроля за ситуацией. Это тем более необходимо, поскольку технологии управления конфликтами непрерывно усложняются: сегодня и в политике, и в бизнесе применяются технологии нового поколения, ориентированные на управление не отдельно взятым конфликтом, полем конфликтов, многие из которых специально инициируются там, где необходимо внешнюю среду сделать послушной и управляемой. Именно здесь лежат истоки таких популярных на Западе направлений, как рефлексивное управление и управление кризисами, одинаково успешно применяемых и в отношении международных конфликтов, и в отношении конфликтов в бизнесе. Дальнейшее развитие и совершенствование указанных технологий подстегивает лавинообразный рост конфликтов и в той, и другой сферах.
Несмотря на завершение эпохи глобального противостояния, в мире общее количество международных конфликтов не только не сокращается, но продолжает нарастать, возникают их новые формы, мало подверженные стабилизирующему воздействию традиционных инструментов политического регулирования. Современные конфликты стали одним из ведущих факторов нестабильности в мире. Будучи плохо управляемыми, они имеют тенденцию к разрастанию, вовлечению все большего числа участников. Международные отношения все чаще становятся полем политических конфликтов.
При этом на передний план выходят региональные конфликты, характеризующиеся высокой интенсивностью, широким применением средств прямой вооруженной агрессии и способностью вовлекать в свою сферу соседние регионы, разрушая исторически сложившиеся там системы коллективной безопасности. Деятельность США по «силовому умиротворению» и «принуждению к демократии» в различных регионах мира не только не устраняет первопричины протекающих там конфликтов, но во многих случаях приводит к их эскалации и переходу на новый, более масштабный, уровень. Так, политический конфликт в Ираке, ставший новым импульсом
для обострения этнических и религиозных столкновений между суннитами и шиитами, арабами и курдами, способен вовлечь в затяжной вооруженный конфликт фактически весь Ближний Восток; конфликты на Балканах, в Косово, не только привели к возникновению в самом центре Европы крупнейшего моноэтнического анклава с населением, принадлежащим к иной культурной традиции, но и стали для международных экстремистов плацдармом для развертывания дальнейшей внешней экспансии (вторжение «УЧК» в Македонию).
Нередко региональные конфликты специально инициируются в районах, имеющих стратегическое экономическое или военное значение, для того, чтобы под видом миротворчества обеспечить там военное и политическое присутствие. Прямой результат такой деятельности — опасный прецедент с признанием независимости Косово, части суверенного государства; курс на формирование в этом анклаве нового военно-политического субъекта международных отношений («НАТО-государства») создает плацдарм и поводы для новых «гуманитарных интервенций».
Однако такая практика преимущественного применения силы для установления мира в зонах конфликтов встречает острую критику в самих США: Зб. Бжезинский, анализируя политику США в конфликтах в Ираке и Афганистане, называет ошибкой упование Вашингтона на превосходящую военную силу как «единственно надежное средство для решения конфликтов и навязывания прочного урегулирования». Он пишет о «пределах американской военной мощи», о том, что иракская война «превратилась в бедствие», наконец, о необходимости «обновления» американской политики (Бжезинский, 2007, с. 154-158).
Политическое урегулирование конфликтов, то есть нахождение взаимоприемлемого согласия между участниками конфликта политическим путем, при помощи переговоров, политических технологий и процедур, сегодня является важнейшей категорией современной конфликтологии и политической науки вообще. Как указывает М. М. Лебедева, «технологии мирного урегулирования конфликтов приобретают особое значение в современных условиях, становясь главным фактором сохранения и развития человеческой цивилизации» (Лебедева, 1999, с. 9). Поиск и разработка таких технологий строится на выявлении в конфликтах общих закономерностей, позволяющих разрешать их мирными средствами. Сравнительный анализ таких закономерностей позволяет дать прогноз возникновения и развития конфликта, определить эффективные методы его урегулирования, предотвращающие насильственные формыего разрешения. Поиск общих закономерностей и технологий урегулирования современных
конфликтов — это качественно новый уровень владения инструментами политического регулирования современных международных отношений. В условиях информационного общества вершиной развития такого инструментария становятся информационно-психологические технологии.
Множественность современных конфликтов и все возрастающая опасность, которую они представляют для глобального развития, требуют от мирового сообщества эффективных мер по их урегулированию и разрешению. Между тем международная деятельность по урегулированию внешнеполитических конфликтов сегодня переживает системный кризис. Согласно статье 52 Устава ООН, в разрешении конфликтов абсолютный приоритет должен отдаваться мирным способам, а применение вооруженной силы в интересах «принуждения к миру» должно осуществляться только с согласия Совета Безопасности ООН. Однако сегодня этот базовый принцип часто нарушается, как это имело место в Югославии и Ираке. Попытки США принизить роль и фактически отстранить ООН от руководства миротворческой деятельностью, существенно снижают возможности ООН по урегулированию современных конфликтов. Вместе с тем ООН также нередко проявляет медлительность в принятии принципиальных решений, на что справедливо указывают многие постоянные члены Совета Безопасности ООН, в том числе США. Переживаемый ООН кризис, выражающийся в неудачных попытках урегулирования и разрешения многих продолжающих существовать сегодня конфликтов (которые, в лучшем случае, в результате такого вмешательства переходят в «замороженную» фазу), требует не только поиска новых подходов и способов воздействия на конфликтные ситуации, но и формирования новых парадигм управления политическими конфликтами. В этих условиях многократно повышается значимость информационно-психологических технологий как реальной альтернативы силовым методам «принуждения к миру» и «гуманитарных интервенций».
Россия сегодня принимает активное участие в урегулировании большинства международных конфликтов практически по всему миру. Имея обширный и разнообразный опыт миротворческой деятельности на пространстве СНГ (в Абхазии, Северной Осетии, Приднестровье и т. д.), она не может не учитывать тот факт, что в условиях информационной открытости и доступности целевых аудиторий для управляющего психологического воздействия мощнейшим инструментом «принуждения к миру» становятся технологии формирования общественного мнения, способного подтолкнуть конфликтующие стороны к сближению на основе мирного переговорного процесса. В этих условиях России жизненно необходима
выверенная информационная политика, которая в части, касающейся миротворческой деятельности, должна опираться на собственную, национальную модель мирного урегулирования и разрешения современных конфликтов. Учитывая высокий исторически сложившийся международный авторитет России в зонах, где сейчас происходят наиболее острые конфликты: на Балканах, в арабском мире, в Азиатско-тихоокеанском регионе, в Африке и Латинской Америке, технологии психологического воздействия на массовое сознание населения в зонах конфликтов и вне их — реальный эффективный инструментарий мирного воздействия на конфликтные ситуации с целью их стабилизации и разрешения, без риска быть втянутым в чужой вооруженный конфликт.
Эта политическая ниша сегодня практически полностью занята моделями и технологиями информационно-психологического управления конфликтами, предлагаемыми представителями четырех основных мировых цивилизаций: англо-саксонской (США, Великобритания), романо-германской (Западная Европа, прежде всего — Германия и Франция), ближневосточной (исламский мир) и восточ-ноазиатской (Китай, Япония, Вьетнам, и т. д.). Все эти модели эффективно работают в зонах конфликтов, не вступая во взаимные противоречия, а во-многом и дополняя друг друга. Их индивидуальные особенности отражают культурно-цивилизационные и национально-государственные различия в мировоззрении существующих мировых цивилизаций на разрешение конфликтных ситуаций и очевидным образом проявляются во внешней политике ведущих мировых лидеров: методы, применяемые США и Великобританией, относящихся к англо-саксонской цивилизации, существенно отличаются от методов и технологий воздействия на конфликтную ситуацию стран Восточной Азии, Ближнего Востока и даже Европейского союза.
В основе англо-саксонской модели лежит укоренившаяся в сознании и проникшая в подсознание относительно исторически молодая идеология и мировоззрение протестантизма: все три основные американские идеологические концепции — «экспорт демократии», «силовое умиротворение» и «барханные революции» — по сути, являются переработкой и развитием основных норм протестантского мировоззрения. В основе восточноазиатской традиционной модели лежит, прежде всего, конфуцианское мировоззрение и идеология, философское учение Лао-Цзы. В основе романо-германской модели лежит значительный опыт конфликтного сосуществования различных народов в рамках тесной Европы и историческая культурно-религиозная традиция католицизма. В основе ближневосточной модели, сформированной в культурно-цивилизационной тради-
ции различных направлений и течений ислама, лежит исторический опыт расширения ареала распространения и влияния исламского мира.
Англосаксонская модель видит разрешение конфликтов в полной, принудительной трансформации политических систем конфликтующих сторон, точнее своего оппонента, который должен принять политические нормы и стандарты англосаксонской цивилизации («демократические институты»). Традиционно англосаксы используют при этом как методы силового давления («силовое умиротворение», «гуманитарные интервенции», «борьба с международным терроризмом»), так и методы несилового воздействия («мягкая сила», «бархатные революции», «психологическая война»). Англосаксонская модель базируется на протестантском мировоззрении и этике успешности, полезности конечного результата.
Восточноазиатская модель находит разрешение конфликтной ситуации в постепенном, длительном встраивании (интеграции) политических систем и ценностей конфликтующих сторон, оппонентов в собственную систему политических отношений (например, тайваньская проблема, «возвращение» Гонконга: «одна страна — две системы»), в постепенном растворении в своей системе национальной идентичности политических систем более слабых участников. Известно исчезновение целых народов, этнических групп в Китае в результате длительной ассимиляции (маньчжуры, динлины — таштыкская культура и другие «варвары» (Крюков, Переломов, Софронов, Чебоксаров, 1983, с. 63).
Ближневосточная (исламская) модель видит процесс разрешения конфликтов в переносе, проекции исторически сложившихся в исламе традиционных механизмов регулирования социально-политических отношений на зоны конфликтов, в том числе за счет расширения ареала исламского мира и распространения влияния исламской идеологии. Деление мира по религиозному принципу возрождает дух религиозных войн, джихада, который включает в себя как мирные средства регулирования международных конфликтов, так и вооруженную борьбу за веру. В шиитской ветви ислама, господствующей в Иране, например, отсутствуют призывы к джихаду против «неверных», более того, лидеры этой страны высказывают предложения о межцивилизационном диалоге (Бжезинский, 2007, с. 141), выступают за поиск взаимопонимания между христианскими и мусульманскими странами и народами путем заимствования (обмена) культурных и технологических достижений (см.: Хатами, 2001).
Романо-германская, или западноевропейская, модель исходит из того, что процесс разрешения конфликтной ситуации заключает-
ся в изменении взглядов ее участников и должен привесим к тому, что стороны принимают устоявшиеся в Западной Европе этические нормы и стереотипы. Эта модель психологического воздействия на конфликты не ставит задачу путем прямого вмешательства изменить политические системы в государствах-участниках конфликта, а стремится управлять сознанием политических элит, стоящих у власти, а также сознанием различных слоев местного населения и международной общественности, побуждая их смотреть на конфликт глазами европейского сообщества.
Англосаксонская модель реализуется в политике в виде проводимых США и их союзниками психологических операций, в которых применение прямой вооруженной силы рассматривается в качестве сервиса по отношению к технологиям информационно-психологического управления массовым и индивидуальным сознанием населения как непосредственно в зонах международных конфликтов, так и вне их. Модель такой операции состоит из следующей последовательности фаз: политической стратификации общества, политической поляризации стратов, контролируемой поведенческой реакции (на базе известных в психологии техник «якорения») и психологической коррекции политического поведения групп населения и целевых аудиторий, основанной на принципе обратной связи.
Использование психологических «якорных» техник становится особенно опасным в условиях этнополитических конфликтов: многие разновидности массовых психологических состояний, сформировавшихся в течение исторического периода развития национального самосознания, включая состояния пограничные и агрессивные, уже заложены в этнической памяти и, практически в неизменном виде, неосознанно (то есть на уровне коллективного подсознания) передаются из поколения в поколение. Их не нужно специально формировать под конкретную психологическую операцию. Исторические механизмы инициации этих состояний, не раз срабатывавшие в исторической практике межнациональных конфликтов, «переключали» население какого-либо этнического анклава из психологического состояния мирного добрососедства в состояние немотивированной агрессии.
Культурно-цивилизационные отличия различных групп населения наиболее ярко проявляются в современных доктринах и концепциях психологического воздействия на конфликты именно у представителей англосаксонской цивилизации: США и Великобритании. Сегодня психологические операции строятся ими в рамках двух основных идеологических концепций: а) концепции «жесткой силы» (представленной школой неореализма К. Уолтца, Р. Гилпина, Б. Бузана), основанной на принципе приоритетности «силового
умиротворения», в рамках которой считается морально оправданным превентивное применение вооруженной силы в отношении участников конфликта, если есть явные признаки того, что конфликт может стать угрозой политической стабильности в регионе и перерасти в гуманитарную катастрофу; б) концепции «мягкой силы» (представленной школой неолиберализма), опирающейся на идеологическую установку на «экспорт демократии» и сочетающую в себе миссионерскую традицию американского протестантизма с технологиями «бархатных революций», основанных на методах внешне ненасильственного изменения конституционного строя в странах-потребителях американской модели развития общества.
Обе концепции в англосаксонской модели не дублируют, а взаимодополняют друг друга, отличаясь исключительно по скорости достижения искомого политического результата:
— концепция «жесткой силы» очень эффективна для оказания силового воздействия на противника с целью получения политических преимуществ в настоящей точке политического процесса, причем принцип «силового умиротворения» позволяет использовать методы насильственного принуждения и в мирное время, прикрываясь глобальной миротворческой деятельностью;
— концепция «мягкой силы», как правило, рассчитана на отложенный результат: подготовка и проведение таких психологических операций, как «бархатные революции», требует времени. Однако эффект от технологий «мягкой силы» сохраняется в течение более длительного времени: проамериканские режимы в странах, где победили «бархатные революции», до сих пор у власти.
Концепция «силового умиротворения» предполагает, что превентивное применение вооруженной силы развитыми демократическими странами является оправданным; государства западного мира, построившие у себя «самые совершенные» на сегодняшний день модели демократического общества, способны быстрее и лучше оценить угрозы демократии, возникающие в результате зарождения и эскалации новых конфликтов, чем традиционные коллегиальные органы и институты (такие как ООН), в которые входит достаточно немало стран «с неразвитой демократией», чье мировоззрение мешает им своевременно оценить опасность. При этом главным признаком международной опасности конфликта является «международное общественное мнение», чья оценка конфликтной ситуации считается более значимой и оперативной, чем реакция традиционных международных институтов и нередко опережает официальную позицию ООН, тем самым понижается роль этой организации и ставится под сомнение способность ее оперативно реагировать на угрозы международной безопасности. Одной из техно-
логий формирования общественного мнения в рамках концепции «силового умиротворения» является технология формирования образа международного терроризма.
В отличие от «силового умиротворения», концепция «мягкой силы» — это технологии обеспечения добровольного подчинения одних субъектов международного права другим. Эти технологии основаны на признании абсолютного превосходства в сфере идеологии, политики, экономики, морали некоторых государств. Причем подчинение должно быть именно добровольным, что определяет приоритетность использования ненасильственных методов. К ним, в первую очередь, относятся технологии информационно-психологического воздействия на сознание, которые используются в современных операциях психологической войны. Один из лучших примеров применения таких технологий на практике — «бархатные революции».
Восточноазиатские методы информационно-психологического воздействия на течение конфликта базируются на традиционных ценностных установках, прежде всего конфуцианства, остающихся, несмотря на все идеологические веяния, основой мировоззрения китайского и других обществ Восточной Азии. Традиционные ценности конфуцианской этики определяют отношения не только в рамках семьи, но и в отношениях между различными социумами. Не только в Китае, но и в Японии, Южной Корее, Сингапуре и других странах Восточной Азии конфуцианская этика оказывается доминирующей в общественном мнении, и без ее учета трудно иными методами воздействовать на сознание.
Российские ученые указывают на необычайную стойкость отдельных черт внешнеполитических доктрин Китая на протяжении более чем трехтысячелетней его истории. Пекин, как правило, не форсирует события, ожидая лучших времен в своих спорах с оппонентами, стремится первоначально «застолбить позицию», заявить, например, о притязаниях на ряд островов Южно-Китайского моря, либо оставить вопрос открытым на «неопределенное время» по спорным территориям, как это имело место в начале 1970-х годов при нормализации отношений с Японией по поводу принадлежности островов Сэнкаку. Общая международная обстановка и соотношение сил через несколько десятилетий наверняка изменятся и спор может решиться в пользу Китая и без конфликта. «Отложенные решения» — удобная форма психологического воздействия. Проблема остается нерешенной, ей можно всегда воспользоваться как инструментом информационного давления, в том числе и на переговорах.
Ведущие государства Евросоюза, прежде всего — Германия и Франция, а также Бельгия, Испания, Италия, которые условно мож-
но объединить в романо-германскую цивилизацию, в применении технологий информационно-психологического воздействия на конфликты придерживаются тактики психологического управления, но с учетом национально-государственной специфики.
В отличие от ЕС, исламский мир, несмотря на его обозначение как единой культурно-цивилизационной общности, на самом деле представляет собой сложную мозаичную картину. Дезинтеграция ислама на множество религиозно-правовых школ и течений свидетельствует о том, что отличия, специфика каждого направления иногда превалирует над общими принципами и догматами религии. Различия в догматике ислама затрагивают не только основы вероучения, но и сферы социальной, культурной, политической жизни и экономические отношения.
В географическом и геополитическом отношении «мусульманский мир» распадается на центр и периферию, на территории и страны с арабским и неарабским населением, на регионы, где зарождался и развивался ислам и на пространства «вторичной исла-мизации». Ислам, проникший, например, в Поволжье из Турции, отличается от среднеазиатского ислама. В ряде стран СНГ ислам слился с местными традициями, например, в Казахстане суннизм ханафитского мазхаба терпим к инакомыслию, не отвергает местного обычая, слился с местными традициями тенгрианства.
Ханафитский суннизм ваххабитского толка (Саудовская Аравия, ОАЭ) призывает к жестокой борьбе за «чистоту ислама», его адепты отличаются фанатизмом и экстремизмом в отстаивании догматов веры, в противоборстве со своими политическими противниками. Практика политической жизни дает множество свидетельств религиозных войн внутри ислама, продолжающихся в наши дни в виде политического противоборства суннитов и шиитов в Ираке.
В этой связи методы, приемы информационно-психологического воздействия на массы верующих сохраняют общие черты преимущественно в межцивилизационном противостоянии, идеологическом противоборстве с иной религией, культурой; в то же время внутри исламской уммы происходит не менее ожесточенная борьба за утверждение господствующего воздействия той или иной школы, направления на сознание. Поэтому необходимо рассматривать методы информационно-психологического воздействия ислама на трех уровнях: цивилизационном, региональном и национальном, что, в определенной степени, соответствует уровням существующих международных конфликтов. На цивилизационном, а по существу, глобальном, уровне ислам выступает как альтернатива западному либерально-демократическому миру: в исламской доктрине существует свое понимание и трактовка миропорядка, которую он
стремится спроецировать на зоны международных конфликтов. Вместе с тем, механическое перенесение технологий информационно-психологического воздействия с одной культурно-цивилизационной среды на другую, без учета ее особенностей, может привести к углублению, эскалации конфликта. К подобным негативным последствиям привела в 2006 г. информационно-психологическая акция в Дании, Франции и других европейских странах с карикатурными изображениями пророка Мухаммеда.
У России есть богатый опыт урегулирования международных и внутренних конфликтов, который требует обобщения. В политическом руководстве страны сегодня все более убедительно звучит мнение о том, что слепое следование зарубежным шаблонам для России неприемлемо, что только собственная модель урегулирования конфликтов позволит России занять достойное место в мире. Таким образом, Россия сегодня стоит перед проблемой выработки модели мирного разрешения конфликтов, основанной на национальных технологиях информационно-психологического воздействия.
Литература
Бжезинский Зб. Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы. М., 2007.
Лебедева М. М. Политическое урегулирование конфликтов: подходы, решения, технологии. М.: Аспект-Пресс, 1999.
Крюков М. В., Переломов Л. С., Софронов М. В., Чебоксаров Н. П. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М., 1983.
Хатами М. Ислам: диалог и гражданское общество. М., 2001.
