CC BY
125
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2010. № 2
А.В. Манойло
МОДЕЛИ ИНФОРМАЦИОННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ МЕЖДУНАРОДНЫМИ КОНФЛИКТАМИ
В статье рассматривается культурно-цивилизационный подход к современным моделям, способам и технологиям психологического управления международными и внутриполитическими конфликтами. Сегодня в мире существует огромное многообразие различных методов, способов и технологий психологического воздействия на конфликты, однако при детальном анализе все они имеют четкие куль-турно-цивилизационные отличия и условно могут быть объединены в рамках четырех основных мировоззренческих подходов: англосаксонского, восточноази-атского, ближневосточного (исламского) и западноевропейского (романо-герман-ского). В статье также выдвигаются и обосновываются основные требования к российской национальной модели психологического управления конфликтами.
Ключевые слова: международные отношения, политические конфликты, психологические операции, информационные технологии, международная безопасность.
Сегодня политическая система мира переживает глобальные изменения. Возникают новые угрозы международной безопасности: Иран и Северная Корея продолжают развивать свои ядерные программы, в политически нестабильном Пакистане нарастает угроза попадания его ядерного арсенала в руки международных террористов. В современных условиях "замороженные конфликты" могут перейти в "горячую" фазу, ставя мир на грань вооруженного противостояния, как это случилось в Южной Осетии в августе 2008 г. и в Молдове в апреле 2009 г. (попытка "цветной революции"). Вместе с тем опыт взаимоотношений России и США, прошедших в последние годы через последовательность кризисных фаз, привел руководство обеих стран к пониманию необходимости полного обновления двусторонних отношений, их "перезагрузке", к осознанию общности интересов в деле поддержания и сохранения мира, нераспространения ядерного оружия, борьбы с международным терроризмом, с политической и экономической нестабильностью, порождающей новые международные конфликты. Встреча в Москве президентов России и США Д. Медведева и Б. Обамы (июль 2009 г.) продемонстрировала твердые намерения лидеров обеих стран установить партнерские отношения, отказаться от прежних шаблонов и стереотипов, тормозящих совместное движение России и США по пути прогресса.
Такая консолидация усилий России и США на современном этапе развития международных отношений неслучайна и продиктована объ-
ективными причинами, в первую очередь нарастающей политической нестабильностью, вызванной стремительным ростом числа новых (и эскалацией прежних) международных конфликтов. Общее количество международных и внутренних конфликтов не только не сокращается, а продолжает нарастать. Возникают новые формы конфликтов (этнопо-литические, религиозные), мало подверженные стабилизирующему воздействию традиционных инструментов политического воздействия. Международные конфликты стали сегодня одним из ведущих факторов нестабильности в мире.
При этом на первый план выходят региональные конфликты, характеризующиеся высокой интенсивностью, широким применением средств прямой вооруженной агрессии и способностью вовлекать в свою сферу соседние регионы. Западные политологи считают, что сегодня в политике возрастает роль субъективного фактора, выражающегося в стремлении ряда политических деятелей рисковать, жить в состоянии перманентного кризиса, поэтому даже "малые войны" часто перерастают в крупномасштабные столкновения [Тоффлер Э., Тоф-флер Х., 2005, с. 364].
Деятельность США и их партнеров по НАТО по "силовому умиротворению" и "принуждению к демократии" в различных регионах мира не только не устраняет первопричины протекающих там политических конфликтов, но во многих случаях приводит к их эскалации и переходу на новый, более масштабный уровень. Так, политический конфликт в Ираке, ставший новым импульсом для обострения этнических и религиозных столкновений между суннитами и шиитами, арабами и курдами, способен вовлечь в затяжной вооруженный конфликт фактически весь Ближний Восток; конфликты на Балканах, в Косове не только привели к возникновению в самом центре Европы крупнейшего моноэтнического анклава с населением, принадлежащим к иной культурной традиции, но и стали для международных экстремистов плацдармом для развертывания дальнейшей внешней экспансии (вторжение УЧК в Македонию).
Нередко региональные конфликты специально инициируются в районах, имеющих стратегическое экономическое или военное значение, для того чтобы под видом миротворчества обеспечить там свое военное и политическое присутствие. Прямой результат такой деятельности — опасный прецедент с признанием независимости Косова. Курс на формирование в этом анклаве нового военно-политического субъекта международных отношений ("НАТО-государства") создает плацдарм и поводы для новых "гуманитарных интервенций".
Наглядным примером применения США и их союзниками технологий инициации и управления политическими конфликтами является война в Южной Осетии в августе 2008 г. Этот международный конфликт нового поколения поразил мир ожесточенностью боевых действий и предвзятостью оценок западных СМИ. На фоне боевых действий ра-
зыгралась менее заметная, но не менее ожесточенная война — информационно-психологическая, в которой США, стоящие за спиной грузинских агрессоров, обрушили на Россию всю мощь своих новейших технологий психологического воздействия. При этом сам вооруженный конфликт в Южной Осетии был только начальной фазой спланированной США стратегической операции психологической войны — механизмом, способным накалить и взорвать мировое общественное мнение. Как отметил Председатель Совета Федерации С.М. Миронов, реакция западных СМИ на события в Южной Осетии продемонстрировала, в какой степени нынешняя реальность определяется не подлинными событиями, а их информационной имитацией [Миронов, 2008].
Наряду с обострением традиционных форм и методов политического соперничества в международных отношениях все большее значение приобретает этнический фактор. В современных конфликтах центральной проблемой становится утверждение национальной идентичности. Этнополитические конфликты в условиях национального самоопределения во многом утрачивают черты "конфликта интересов" и трансформируются в "конфликты ценностей", природа которых и способы разрешения до сих пор практически не изучены.
Политическое урегулирование конфликтов, т.е. нахождение взаимоприемлемого согласия между участниками конфликта политическим путем, при помощи переговоров, политических технологий и процедур, сегодня является важнейшей категорией современной конфликтологии и политической науки вообще. "Технология мирного урегулирования конфликтов приобретает особое значение в современных условиях, становясь главным фактором сохранения и развития человеческой цивилизации" [Лебедева, 1999, с. 8]. Поиск и разработка таких технологий строятся на выявлении общих закономерностей в конфликтах, позволяющих разрешать их мирными средствами. Сравнительный анализ таких закономерностей позволяет дать прогноз возникновения и развития конфликта, определить эффективные методы его урегулирования, предотвратить насильственные формы дальнейшего развития. Поиск общих закономерностей и технологий урегулирования современных конфликтов — это качественно новый уровень владения инструментами политического регулирования современных международных отношений.
Важную роль современных технологий информационно-психологического воздействия в стабилизации и управлении конфликтами еще более подчеркивает тот факт, что разрешение этнополитических "конфликтов ценностей" не может быть найдено исключительно в материальной плоскости: во многих районах совместного проживания межэтнические противоречия формировались, накапливались и сохранялись в сознании населения веками и настолько глубоко проникли в историческую память, что их политическая активация у людей нередко
проявляется в форме неосознанных, ментально-архетипных, интуитивно-подсознательных действий, не подверженных воздействию разума и логики — категорий, которыми оперирует сознание. В этих условиях обычные методы социально-политического воздействия на конфликтную ситуацию малоэффективны: этническое подсознание их не воспринимает. Решение этой проблемы требует поиска новых инструментов, способных оказывать стабилизирующее воздействие на сознание и подсознание населения в зонах конфликтов, новых, информационно-психологических, технологий управления политическими процессами, конфликтами и кризисами
Между тем международная деятельность по урегулированию внешнеполитических конфликтов сегодня переживает системный кризис, требующий не только поиска новых подходов и способов воздействия на конфликтные ситуации, но и формирования новых парадигм управления политическими конфликтами. Не случайно ученый-международник А.В. Торкунов указывает на необходимость обновления методологии общественно-научных исследований, создания "новой методологической парадигмы", в которой достойное место должна занять социальная психология и "управление процессами восприятия человеком жизненной реальности, управление рефлексией" [Независимая газета, 2007]. В этих условиях информационно-психологические технологии в управлении современными конфликтами становятся реальной альтернативой силовым методам.
Кроме того, сегодня в результате стремительного развития новых политических технологий, основанных на парадигме информационного превосходства, в современных политических конфликтах возникла и оформилась новая стадия — информационно-психологическая война (ИПВ), занимающая промежуточную ступень между стадией переговоров и вооруженным столкновением и являющаяся в конфликте "поворотной точкой" от мирной фазы к военной. Возникновение такой фазы создает новые возможности для управления конфликтами, в том числе в целях их разрешения. Так как сегодня в системе международного права нет механизмов, ограничивающих применение технологий ИПВ, поиск новых эффективных способов, методов и технологий стабилизирующего воздействия на конфликт, находящийся в фазе ИПВ, выдвигается на передний план современной миротворческой деятельности.
Информационные войны в современном мире — одна из наиболее значимых проблем международных отношений и глобального развития. Действительно, информационные войны стали сегодня одним из важнейших факторов внешней политики, в локальных конфликтах они успешно сочетаются с вооруженной агрессией. Еще недавно термин "информационные войны" считался публицистическим, а сами информационные войны считались явлением, с которым Россия вряд ли когда-нибудь столкнется. Действительно, были факты проведения США и их партнерами по НАТО информационных и психологических
операций против Югославии, в Афганистане, Ираке, организация "бархатных революций" в Украине, Грузии, странах Центральной Азии, но все это происходило вдали от российских границ и не воспринималось как непосредственная угроза российскому государству. Агрессия Грузии против Южной Осетии в августе 2008 г. и начавшаяся одновременно с вторжением грузинских войск информационно-психологическая война, направленная непосредственно против России, развеяла эти наивные представления: в этой войне, развернутой США, мы столкнулись и с тщательным планированием, и с тонким расчетом, и с применением новейших технологий психологического воздействия. Попытка проведения "бархатной революции" в Молдавии (апрель 2009 г.), направленная не только на захват власти в стране прорумынскими силами, но и на эскалацию приднестровского конфликта (не исключено, что в соответствии со сценарием, сходным со сценарием войны в Южной Осетии), убедительно доказала, что для инициации и внешнего управления современными конфликтами, организации политических переворотов и диверсий используются технологии психологической войны, хорошо известные по "бархатным революциям" в Восточной Европе и на пространстве СНГ.
Россия сегодня принимает активное участие в урегулировании большинства международных конфликтов практически по всему миру. При этом Россия строго придерживается базовых принципов ООН, определяющих приоритетность урегулирования конфликтов мирными средствами. Россия имеет обширный и разнообразный опыт миротворческой деятельности на пространстве СНГ (в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье и т.д.), в котором разделяющие враждующие стороны российские миротворцы напрямую выполняли функции "принуждения к миру". Поэтому сегодня нельзя не учитывать тот факт, что в условиях информационной открытости и доступности целевых аудиторий для управляющего психологического воздействия мощнейшим инструментом "принуждения к миру" становятся технологии формирования общественного мнения, способного подтолкнуть конфликтующие стороны к сближению на основе мирного переговорного процесса. В этих условиях России жизненно необходима выверенная информационная политика, которая в части, касающейся миротворческой деятельности, должна опираться на собственную, национальную модель мирного урегулирования и разрешения современных конфликтов. Учитывая высокий исторически сложившийся международный авторитет России в зонах, где сейчас происходят наиболее острые конфликты: на Балканах, в арабском мире, в Азиатско-тихоокеанском регионе, в Африке и Латинской Америке, технологии психологического воздействия на массовое сознание населения в зонах конфликтов и вне их — реальный эффективный инструментарий мирного воздействия на конфликтные ситуации с целью их стабилизации и разрешения, без риска быть втянутым в чужую вооруженную конфронтацию.
Между тем эта политическая ниша сегодня практически полностью занята моделями и технологиями информационно-психологического управления конфликтами, предлагаемыми представителями четырех основных мировых цивилизаций: англосаксонской (США, Великобритания), романо-германской (Западная Европа и прежде всего — Германия и Франция), ближневосточной (исламский мир) и восточноазиатской (Китай, Япония, Вьетнам и т.д.). Все эти модели эффективно работают в зонах конфликтов, не вступая во взаимные противоречия, а во многом и дополняя друг друга. У России, находящейся на пересечении интересов англосаксонской, восточноазиатской, ближневосточной и западноевропейской политики, есть две возможности сформировать собственное политическое мировоззрение в том, что касается форм и способов разрешения современных конфликтов: либо следовать одной из уже существующих моделей, либо искать собственный путь, сочетая в национальной политике сильные стороны всех основных подходов и по возможности избегая их недостатков. Высшее политическое руководство страны считает неприемлемым для России слепо следовать зарубежным шаблонам. Только собственная модель урегулирования конфликтов позволит занять России достойное место в мире. Таким образом, сегодня стоит задача выработки модели, основанной на национальных технологиях информационно-психологического воздействия.
Англосаксонская модель информационно-психологического управления конфликтами видит разрешение конфликтов в полной принудительной трансформации политических систем конфликтующих сторон, точнее — своего оппонента, который должен принять политические нормы и стандарты англосаксонской цивилизации ("демократические институты"). Традиционно англосаксы используют при этом как методы силового давления ("силовое умиротворение", "гуманитарные интервенции", "борьба с международным терроризмом"), так и методы несилового воздействия ("мягкая сила", "бархатные революции", "психологическая война"). Англосаксонская модель базируется на протестантском мировоззрении и этике успешности, полезности конечного результата.
Восточноазиатская модель находит разрешение конфликтной ситуации в постепенном, длительном встраивании (интеграции) политических систем и ценностей конфликтующих сторон, оппонентов в собственную систему политических отношений (например, тайваньская проблема, "возвращение" Гонконга: "одна страна — две системы"), в постепенном растворении в своей системе национальной идентичности политических систем более слабых участников. Известным фактом является исчезновение целых народов, этнических групп в Китае в результате длительной ассимиляции (маньчжуры, динлины — таштыкс-кая культура и другие "варвары") [Древние китайцы..., 1983, с. 63].
Ближневосточная (исламская) модель видит процесс разрешения конфликтов в переносе, проекции исторически сложившихся в исламе
традиционных механизмов регулирования социально-политических отношений на зоны конфликтов, в том числе за счет расширения ареала исламского мира и распространения влияния исламской идеологии. Деление мира по религиозному принципу возрождает дух религиозных войн, джихада, который включает в себя как мирные средства урегулирования международных конфликтов, так и вооруженную борьбу за веру. В шиитской ветви ислама, господствующей в Иране, отсутствуют призывы к джихаду против "неверных", более того, лидеры этой страны высказывают предложения о межцивилизационном диалоге [Хатами, 2001, с. 141], выступают за поиск взаимопонимания между христианскими и мусульманскими странами и народами, причем не путем взаимного отрицания ценностных установок, но посредством заимствования (обмена) культурных и технологических достижений.
Романо-германская модель исходит из того, что процесс разрешения конфликтной ситуации заключается в изменении взглядов его участников и должен привести к тому, что стороны примут устоявшиеся в Западной Европе этические нормы и стереотипы. Эта модель психологического воздействия на конфликты не ставит задачу путем прямого вмешательства изменить политические системы в государствах — участниках конфликта, а стремится управлять сознанием политических элит, стоящих у власти, а также сознанием различных слоев местного населения и международной общественности, побуждая их смотреть на конфликт глазами европейского сообщества.
Англосаксонская модель реализуется в политике в виде проводимых США и их союзниками психологических операций, в которых применение прямой вооруженной силы рассматривается в качестве сервиса по отношению к технологиям информационно-психологического управления массовым и индивидуальным сознанием населения как непосредственно в зонах международных конфликтов, так и вне их. Модель такой операции состоит из следующей последовательности фаз: политической стратификации общества, политической поляризации стратов, контролируемой поведенческой реакции (на базе известных в психологии техник "якорения") и психологической коррекции политического поведения групп населения и целевых аудиторий, основанной на принципе обратной связи.
Использование психологических "якорных" техник становится особенно опасным в условиях этнополитических конфликтов: многие разновидности массовых психологических состояний, сформировавшихся в течение исторического периода развития национального самосознания, включая состояния пограничные и агрессивные, уже заложены в этнической памяти и практически в неизменном виде, неосознанно (то есть на уровне коллективного подсознания) передаются из поколения в поколение. Их не нужно специально формировать под конкретную психологическую операцию. Исторические механизмы инициации этих состояний, не раз срабатывавшие в исторической прак-
тике межнациональных конфликтов, также известны — для того чтобы "переключить" население какого-либо этнического анклава из психологического состояния мирного добрососедства в состояние немотивированной агрессии, достаточно лишь незначительно адаптировать формат психологического импульса, инициирующего психологический механизм "переключения состояний", характерных для данного этноса, к современным условиям.
Очевидным преимуществом использования в российской практике уже существующих и апробированных на конкретных конфликтах мировых моделей является значительный практический опыт, действенность и предсказуемость результатов. Более того, общность взглядов на формы и методы воздействия на конфликтные ситуации в мире будет способствовать сближению России с одним из полюсов мировой политики. Однако слепое следование зарубежным шаблонам представляет объективную опасность для государственности России — только собственная модель мирного урегулирования конфликтов позволит России занять достойное место в мире.
Следуя англосаксонской модели, Россия при разрешении конфликтов будет вынуждена исходить из необходимости принудительной трансформации политических систем конфликтующих сторон под стандарты стран "развитой демократии". Это чревато попаданием в долгосрочную политическую зависимость. Россия не обладает сравнимой с США или НАТО военной мощью, поэтому вряд ли сможет в ближайшей перспективе действенно "принуждать к миру", а участие на вторых ролях в создаваемых США "волевых коалициях" способно понизить ее международную значимость, превратить в мишень для различных противников США, сформировать образ агрессора. Однако необходимо тщательно изучать практику психологических операций США по формированию мирового общественного мнения, созданию международных коалиций и сплочению союзников, а также — по психологической поддержке действий вооруженных сил и миротворческих миссий.
Рассматривая восточноазиатскую модель применительно к политике России, следует отметить, что сегодня Россия не обладает достаточным совокупным экономическим и политическим потенциалом, чтобы проводить в отношении конфликтующих сторон курс, направленный на постепенное встраивание их политических систем в собственную систему политических отношений, постепенно растворяя в своей системе национальную идентичность более слабых участников международных отношений. В то же время восточноазиатская модель базируется на традиции, общей исторической судьбе народов. Силовые методы внедрения либеральных ценностей решения конфликтов на Востоке встречают психологическое неприятие, вызывают отторжение. Привычные, наработанные столетиями методы и формы взаимодействия народов, в частности на евразийском пространстве СНГ, куль-турно-цивилизационный синтез с учетом его азиатской составляющей
проявили себя с лучшей стороны при урегулировании конфликта в Таджикистане, а также во время "цветной революции" в Кыргызстане, ликвидации мятежных выступлений исламских экстремистов в Узбекистане и др.
Для России восточноазиатская модель не универсальна, но она может успешно работать на локальном уровне, в странах Центральной Азии, с господствующей азиатской культурой и традициями. В этом регионе Россию поддерживают ее азиатские партнеры, носители этой модели (Китай и страны Центральной Азии).
То же самое можно сказать и о применимости ближневосточной (исламской) модели в российской практике урегулирования конфликтов. Вместе с тем следует отметить, что в идеологическом плане исламская модель представляет собой чрезвычайно пестрый набор религиозных (идеологических) школ и течений, от радикальных до достаточно взвешенных и открытых для межцивилизационного диалога, что делает очень сложным практическое применение технологий исламского мира для разрешения реальных конфликтов, часто не имеющих религиозного подтекста. Кроме того, Россия — многоконфессиональная страна, включающая также значительную часть атеистического электората, и в этих условиях исламская модель в российской практике урегулирования и разрешения международных и внутренних конфликтов может выступать только в сочетании с усилиями других религиозных конфессий.
Романо-германская модель психологического воздействия на современные конфликты близка российской практике. В ней объектом управления является восприятие конфликта вовлеченными в него сторонами, посредниками и международным общественным мнением в целом, что исключает необходимость применения по отношению к участникам конфликта прямого силового давления и как следствие минимизирует риск непроизвольного вмешательства во внутренние дела конфликтующих сторон. Обладая различным инструментарием психологического воздействия на конфликты, Россия может учитывать и в полной мере использовать опыт западноевропейских стран по управлению восприятием образа конфликта различными его участниками и внешними наблюдателями.
К недостаткам этой модели, которые могут проявиться в российских условиях, относятся следующие:
— в европейской модели воздействия на конфликты есть значительный элемент созерцательности и тактики уклонения от непосредственного вмешательства в сферу конфликта, если это сопряжено с экономическими или иными потерями;
— технологии политического маркетинга максимально эффективны только в условиях общества потребления, сформировавшегося в культурной среде западной цивилизации, которая даже современного политика способна превратить в "продукт потребления"
Seguela). В условиях этнополитических конфликтов они не
всегда могут привести к ожидаемым результатам: традиционная психология этнических групп, проживающих анклавами внутри ареала других народов (албанцы в Косове, африканцы во Франции, мусульманские эмигранты в Великобритании и др.), существенно отличается от европейской, поэтому рекламно-комму-никационные приемы политического маркетинга, рассчитанные на известные и предсказуемые опорные реакции европейского и американского электората, либо остаются непонятыми ими, либо вызывают негативную реакцию.
Российская национальная модель информационно-психологического управления конфликтами должна основываться на привлекательной и убедительной национальной идее (которая должна быть четко и понятно сформулирована), на прагматичной идеологии, сформулированной как программа практической реализации национальной идеи, и на особенности мировоззрения российской цивилизации, "собственной" картине мира, выступающей в качестве реальной (неконфронта-ционной) альтернативы картинам мира западной и азиатско-конфуци-анской цивилизаций и мозаичной картине мира ислама.
Второе основное требование к российской модели состоит в том, что собственная картина мира не должна быть статичной: построенная на этом мировоззрении и миропонимании идеология должна обладать мощным проникающим и пропагандистским действием, не меньшим, чем идеология ислама на заре его зарождения. Важно, чтобы ценности, предлагаемые национальной идеей России, были привлекательны для представителей иных мировых цивилизаций и культур; но не менее важно, чтобы эти ценности быстро распространялись, а определяемые ими и внедряемые идеологией правила социального и социально-политического поведения индивидов в обществе и различных социальных группах (стратах) казались бы для них наилучшей альтернативой, особенно в условиях международного конфликта либо его угрозы.
Третье обязательное требование к российской национальной модели управления конфликтами — это наличие российской национальной идеи, культуры, идеологии, оказывающих мощное цивилизаторское воздействие на участников конфликта, их представления, мировоззрение, этническое самосознание и культуру, способное не только внедрить новые ценностные установки в сознание и подсознание участников конфликта, но и придать их прежним ценностным установкам новое культурно-цивилизационное качество.
В российской модели процесс психологического воздействия на конфликты должен рассматриваться как процесс (или часть процесса) цивилизаторской модернизации существующей картины мира. Конфликты в рамках этой концепции должны восприниматься не только как цивилизационные разломы и точки столкновения, проявления антагонизма различных цивилизаций, но и как "плавильные котлы" для идеологических концепций, претендующих на управление современ-
ным миром; как точки бифуркации, в которых эти концепции за сравнительно короткий срок можно "переплавить" или придать им новые качества; как медиаповод для залповых выбросов на целевые аудитории и для закрепления в их сознании ценностей и установок российской национальной модели, а также внедрения новых форм и практики социального, политического поведения в мировой политике.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Королев С.И., Этническая психология: методика изучения и методика использования. М., 2007.
2. Крюков М.В., ПереломовЛ.С., Софронов М.В., Чебоксаров Н.П. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М., 1983.
3. Лебедева М.М. Политическое урегулирование конфликтов: подходы, решения, технологии. М., 1999.
4. Миронов С.М. Выступление на международной конференции "Информационные войны в современном мире". URL: http:// www.spravedlivo.ru (дата обращения 02.10.2008).
5. Независимая газета. 2007. 7 декабря.
6. Тоффлер Э, Тоффлер Х. Война и антивойна. М., 2005.
7. Хатами М. Ислам, диалог и гражданское общество. М., 2001.
