CC BY
1037. TuniKoAoyiKÖv M^vo^oyiov 1993 // Дши%а тп? ЕккХпага? тп? EAXaSo? / Eni^sX. Apxi^. Дюробеои ПоХикауЗркютп. - A0.; ЕкЗоак; АлюатоХис^? Дтюу1а? тп? ЕккХг|а1а? тп? EAXaSo?, 1993.
8. Суперанская А.В. Словарь русских личных имен. - М., 2004.
9. Хориков И.П., Малев М.Г. Новогреческо-русский словарь. - М., 1980.
Н.В. Семенова ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ИНВЕКТИВНОЙ ЛЕКСИКИ
Социологи, психологи, лингвисты уделяют большое внимание исследованию изменений в системе общественных ценностей россиян. Эти изменения опосредованно отражаются в динамике лексического состава языка, в частности, в модификации коннотативного содержания лексических единиц, а также в процессе увеличения количества жаргонных, просторечных слов.
Актуальность нашего исследования определяется практической необходимостью определения степени оскорбительности инвектив-ной лексики, получившей небывалое распространение во всех сферах общения. Это, в свою очередь, позволит социально регулировать использование названной лексики и, в частности, дать в руки правосудия инструмент для юридического решения проблемы наличия/отсутствия вербального оскорбления. Кроме того, своевременно обсуждение проблемы использования инвективной лексики в современных средствах массовой информации не только в связи с такими правовыми понятиями, как оскорбление и клевета, но и с усилением степени воздействия масс-медиа на современного человека.
Письменные и устные тексты, высказывания, реплики, которые часто сопровождаются словами, выражениями, речевыми оборотами оскорбительного характера, воспринимаются их адресатами как оскорбительные и недопустимые с точки зрения общественной морали. С помощью таких слов адресант выражает резко негативную оценку в непристойной, циничной форме.
Об этом говорит В.И. Жельвис, рассматривая проблему экспрессивности в связи с актуальным сегодня в юриспруденции вопросом о границах между оскорблением и использованием инвективной лексики в качестве средства выражения эмоций. Инвективная лексика, как правило, рассматривается как оскорбляющая собеседника и одновременно негативно характеризующая говорящего. Однако общественное мнение не является единым относительно допустимости употребления инвективной лексики в социальной коммуникации.
Необходимость объективного экспертного анализа инвективных текстов обусловливает постановку вопроса о методике их исследования. Традиционно используемые в лингвистике методы исследования
текста применительно к инвективному тексту, на наш взгляд, далеко не всегда приводят к достоверным результатам. Принятая логика суда и экспертизы основывается на презумпции классической (структурной, системной) лингвистики: результат воздействия такого текста оценивается не по самому воздействию, а по его потенциальному содержанию образующих текст языковых единиц, чаще вербальных.
В юрислингвистических исследованиях применяются семантические, формально-грамматические и стилистические методы анализа инвективного текста. Предметом анализа выступают смыслы отдельных фрагментов и предложений текста в их взаимодействии друг с другом и со смыслом всего текста. Единственный легитимный источник для экспертов-лингвистов -пометы толковых словарей, однако его объективность вызывает немало сомнений.
Презумпции лингвиста-эксперта направляют его на поиски ответа на вопрос: является ли то или иное языковое средство оскорбительным, порочащим честь, достоинство и деловую репутацию лица, и это соответствует юридическим презумпциям. По существу, в таком случае экспертизе подвергается языковая единица, но не (речевое) действие, каковым является речевой акт, который в современной психолингвистике рассматривается как полноценная деятельность со всеми ее компонентами - мотивом (намерением, интенцией), целью, способами и средствами осуществления, результатом. Однако наличие в тексте негативных высказываний в отношении какого-либо лица не всегда приводит к унижению чести, достоинства и деловой репутации. Известно, что чем оскорбительнее слово, тем сильнее оно табуируется, запрещается к употреблению. Таким образом, можно предположить, что «оскорбительность» есть свойство самого слова, изначально присущий ему оскорбительный смысл. Вместе с тем вполне логично предположить, что степень оскорбительности слова зависит от характера его включения в речевую деятельность.
Сложность изучения инвективной лексики объясняется природой самого объекта - это эмоциональный лексический слой языка, а эмоции, как известно, определяются характером конкретной деятельности индивида, в том числе и речевой.
В современном языкознании эмоциональная лексика часто рассматривается в связи с проблемой экспрессивности. Несмотря на многочисленные исследования, посвященные данной теме, она все еще остается «одной из наиболее зыбких, неопределенных областей исследования, т.к. распределяется между стилистикой, семантикой и прагматикой речи» [13, с. 77].
Эмоционально-экспрессивные и оценочные элементы, входящие в структуру лексического значения слова, образуют его коннотативный аспект. Несмотря на то что «за последние годы значительно возрос интерес к коннотативному аспекту лексического значения» [1, с. 54], до сих пор не решен связанный с ним ряд вопросов. Во-первых, нет четкого определения самого понятия коннотации. С одной стороны,
коннотация, по словам Ю.Д. Апресяна, создается с помощью «добавочных» (модальных, оценочных и эмоционально-экспрессивных) элементов лексических значений, включаемых непосредственно в толкование слова. <...> С другой стороны, о коннотациях говорили и тогда, когда имели в виду узаконенную в данной среде оценку, не входящую непосредственно в лексическое значение слова» [1, с. 176]. Во-вторых, что более важно для настоящей работы, нет ответа и на вопрос о статусе помет стилистического характера (к которым относится, например, помета неодобр.). Неясно, «характеризуют ли эти пометы значения единиц номинации, являясь его компонентами, входящими в коннотацию, или же они выполняют операциональную роль, выступая как указание на возможное экспрессивное воздействие при выборе этих слов» [1, с. 56]. В-третьих, нет точных параметров, по которым можно было бы определить состав эмоционально-оценочной лексики, а тем более, инвективной.
Одним из следствий этого является неупорядоченность стилистических помет в современных словарях и несовершенство самих стилистических терминов, недостаточно четко определенных, отражающих субъективность вкусовых оценок и традиционного толкования.
Известно мнение о том, что достаточным основанием для словарных помет может служить интуиция лексикографа. Как отмечает Г.Н. Скляревская, «лексикографы привыкли осознавать свои бессознательные речевые навыки, и само право быть лексикографом предполагает общественное признание точности или даже безошибочности языкового чутья» [8, с. 11]. Однако практика составления словарей показывает, что интуитивный принцип при разработке инвентаря помет не может обеспечить единства и последовательности в системе словарных статей. Кроме того, применение этого «принципа», а точнее, традиционная практика стилистического описания лексем, не может учитывать в силу понятных причин и не учитывает психологически актуальное эмоциональное содержание той или иной лексемы. Толковые словари, имеющие нормативный характер, призваны быть руководством к правильному пользованию языком и не могут быть ориентированы на полное и «объективное» отражение инвективности. Между тем именно актуальное эмоциональное содержание той или иной лексемы и определяет разницу между эмоционально окрашенным и оскорбительным высказыванием. Часть ин-вективной лексики сознательно не включается в словарь, но именно такая лексика часто бывает источником коммуникативных конфликтов. Однако социальная практика и, в частности, судебное производство, особенно по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации человека, требует строгой и определенной системы стилистических помет и определенного отражения инвективных средств языка в словарях.
В рамках данного исследования проводится сравнительный анализ словарных помет, указывающих на эмоциональную окраску слов.
В рассмотренных нами толковых словарях [6; 7; 9; 10; 11] нет единства основания для классификации стилистических помет. Например, очень часто слова с пометами областное или просторечное являются разговорными. В таком случае можно говорить о совмещении, или неразличении помет, обусловленных принадлежностью слова к тем пластам лексики, которые находятся за пределами литературного языка или стоят на его границе, и помет, обусловленных тем, что то или иное слово может быть определено лишь по отношению к стилю речи.
Количество стилистических помет в толковых словарях разных авторов не совпадает, в представленных классификациях нет строгого единства основания. Все это позволяет сделать вывод о том, что стилистические пометы, выражающие эмоциональную окраску, не являются достаточным критерием для определения состава инвектив-ной лексики. С помощью лексикографических источников невозможно однозначно определить и состав эмоционально-оценочной лексики. Толковые словари отражают системные знания о языке. Решение вопроса о классификации стилистических помет и об определении состава эмоционально-оценочной лексики видится возможным в рамках психолингвистической парадигмы.
На основании анализа помет слова, являющиеся оскорбительными по отношению к человеку, можно расположить по их степени инвек-тивности (по нарастанию оттенков и степени оскорбительного значения) следующим образом. Примем в качестве базового условия следующее: если от 80% до 100% словарей указывают на то, что слово бранное, презрительное или уничижительное, то степень его инвек-тивности «высокая», если от 50% до 80% - «средняя», от 20% до 50% - «невысокая»; от 1% до 20% - «малая».
К словам с высокой степенью инвективности по отношению к интеллектуальному достоинству человека, по данным словарей, можно отнести следующие: болван, дубина, дурища, идиот, ишак, кретин, оболтус, осел, остолоп. Для слов балда, дурак, олух характерна средняя степень инвективности. Невысокой степенью инвективности обладают слова балбес, бестолочь, дуб, тупица. Малая степень инвективности присутствует в словах головотяп, дурень, недотепа, пень, полудурок. Отсутствие инвективности, согласно пометам, сопровождающим словарные статьи, наблюдается в словах глупец, дегенерат, дуралей, дурачина, дуреха, лопух, невежда, неуч, придурок, простак, простофиля, тугодум.
Из приведенных данных следует, что во многих случаях при решении вопроса о том, является ли какое-то слово оскорбительным, на словари опираться можно лишь с существенными оговорками. Например, слова дегенерат и придурок в реальной действительности являются оскорбительными (хотя и в разной степени), но словари этого не фиксируют. Согласно данным эксперимента, проведенного с рядовыми носителями языка, слово дубина, например, не является
очень обидным, а по данным словарей по отношению к нему «выводится» высокая степень инвективности.
Можно предположить, что, если говорящий употребляет слова, которые маркированы пометами, характеризующими отрицательную экспрессию, то он обязательно выражает негативную оценку обозначаемого. На самом деле это не всегда так. Как указывает В.Н. Цоллер, «в разговорной речи, при неофициальном общении возможно употребление резко отрицательных номинаций в качестве похвалы, выражения восхищения, например: «Ну и способный же ты, негодяй!»; «Ох и силен же ты, дьявол, ничего не скажешь!» [12, с. 135].
Подобный пример приводит и В.И. Жельвис, рассматривая очень актуальный сегодня в юриспруденции вопрос о границах между оскорблением и простым использованием непечатной лексики в качестве эмоционального усилителя. Он пишет: «В юридической практике полезно учитывать, что часть оскорблений может время от времени использоваться в прямо противоположном смысле, как выражение восхищения или дружеского расположения: «Как он, собака, хорошо танцует!» <...> Отличить такое употребление от брани довольно легко: для него характерна особая дружеская интонация и практически обязательная улыбка» [5, с. 102].
Не только неодобрительные, но даже и некоторые самые грубые, непечатные слова русского языка, произносимые при определенных обстоятельствах и с определенной интонацией, могут наделяться положительной экспрессией. Решающее значение при возникновении подобных ситуаций имеет отношение говорящего к объекту оценки: если оно позитивно, то отрицательная характеристика объекта, достигаемая употреблением слова, воспринимается как шутка; в противном случае применение подобной лексики расценивается как грубость, а в предельном выражении - как брань.
Между тем обращает на себя внимание то обстоятельство, что именно отрицательную экспрессию отражает достаточно дифференцированная система помет в словарях. Ведь для отражения положительной экспрессии, по существу, нет помет, если не считать помет «ласкательное» и «одобрительное», применяемых в редких случаях, да и то не во всех словарях.
Трудности инвективной лексикографии начинаются уже с интерпретации теоретических понятий. Понятие инвективное слово отсутствует в словарях лингвистических терминов, справочниках и учебниках; редко оно и в специальной литературе. В традиционных толковых словарях спорадически используется помета «бранное», но его теоретическое содержание ограничивается абстрактной дефиницией. Понятию инвектива соответствует синонимический ряд слов: брань, сквернословие, ругань, поношение, оскорбление, хула, матерщина и т.д. Словари иностранных слов определяют это понятие через синонимичные формы. Инвектива - это резкое выступление против кого-либо, чего-либо, обличение, оскорбительная речь.
В понятие инвективная лексика вкладываются два различных содержания. Во-первых, это слова и выражения, употребление которых в общении нарушает нормы общественной морали. Это могут быть нелитературные выражения (жаргоны или диалекты), а могут быть -вполне литературные, однако их употребление (подлец, мерзавец) по отношению к конкретному человеку в конкретной коммуникативной ситуации противоречит нормам общественной морали.
В.И. Жельвис определил инвективу как «такой способ осуществления вербальной агрессии, который воспринимается в данной семиотической группе как резкий или табуированный» [5, с. 16]. Важным фактором повышения эффективности инвективного словоупотребления является, по В. И. Жельвису, непристойность. Чем грубее и оскорбительнее инвектива, тем лучше она служит целям снятия напряжения. «Непристойным может быть только то, что в данной национальной культуре и в данный момент определено как непристойное» [5, с. 46]. Для выявления непристойности в разных культурах исследователь изучает национально-специфический фон, в котором определяет эмоциональную нагрузку речи.
Отдельной проблемой, которая еще не привлекала лингвистов и психолингвистов, является проблема презентации инвективы как обнаружение скрытых мотивов оскорбления. Для определения ведущего мотива в оскорбительной деятельности подробно исследуются эмоции. Мы солидаризируемся с позицией В.К. Вилюнаса, который определяет эмоцию как «скрытую реализацию мотива» [3].
На основании вышеизложенного можно дифференцировать инвективу и инвективный речевой акт. Инвектива - сознательное оскорбление, выраженное различными языковыми средствами, нарушающее ценности другого человека и имеющее мотив намеренно его оскорбить или унизить.
Инвективный речевой акт - совокупность инвективных образований (различающихся по эмоциональной окраске), сконцентрированных вокруг определенного события и характеризующихся цельным мотивом.
Не менее важна и практическая значимость определения инвектив-ной лексики. Обнаружение в слове инвективного значения поможет однозначному и точному принятию решения при квалификации факта оскорбления.
Представим общую классификацию русской инвективной лексики и фразеологии, построенную на ономасиологическом принципе. Термины бранная, инвективная и обсценная лексика составителями данной классификации понимаются как взаимно пересекающиеся, хотя и не полностью идентичные: не все бранное обсценно и, наоборот, не все обсценное - бранно. Брань, по определению новейшего русского академического словаря, - это 'оскорбительные, бранные слова; ругань' [8, с. 737], а обсценная лексика по дефиниции новейшей же языковедческой энциклопедии - 'грубейшие вульгарные выражения, ко-
торыми говорящий спонтанно реагирует на неожиданную и неприятную ситуацию. Это столь табуизированные слова, что часто они вынуждают говорящего создавать аппозиопезы (пропуски) типа chod' do..., ty si taky..., ty vies...» [8, с. 302].
Как видим, сила табуированности обсценной лексики и фразеологии выше, чем у лексики и фразеологии бранной, но главное, что их делает неразрывно связанными, - эмоционально-экспрессивная реакция на неожиданные и неприятные события, слова, действия и т.п.
По эмоционально-экспрессивной иерархии каждая группа бранной лексики различна. Поэтому для некоторых исследователей в основании классификации положен принцип функционально-тематической группировки, а не эмоционально-экспрессивной градации. Так А.В. Чернышев [13, с. 81], например, распределяет «ключевые термины матерного лексикона» на три группы: а) обозначающие мужские и женские половые органы и обозначающие половой акт; б) переносящие значение половых органов и полового акта на человека как на предмет называния; в) заимствования из «культурной речи» в нарочито огрубленном виде (кондом, педераст). Такая классификация является излишне обобщенной и не учитывающей как эмоционально-экспрессивной градации бранного лексикона, так и его связи с необ-сценными лексическими пластами. Кроме того, при таком подходе игнорируется многочисленная и активная сфера фразеологии.
В психолингвистическом аспекте исследования инвективной лексики нами была поставлена задача - изучить восприятие стилистической характеристики слова языковым сознанием рядового носителя русского языка.
Был проведен пилотажный опрос носителей языка - нефилологов, лиц разного пола, профессии и образования с целью определить их представления об употреблении предъявленных в экспериментах лексических единиц в одной из трех выделенных на предварительном этапе исследования ситуаций общения - «литературное», «разговорное», «ненормативное».
Испытуемым предлагалось ответить на вопросы следующей анкеты: «Просим вас принять участие в психолингвистическом эксперименте. Распределите приведенные ниже слова по трем группам: литературное, разговорное, ненормативное.
Руководствуйтесь своим пониманием того, что такое «литературное», «разговорное», «ненормативное». Отметьте крестиком в соответствующей колонке, как вы оцениваете то или иное слово. Просим прощения за то, что в список включены некоторые грубые слова, но это тоже является предметом нашего исследования. Если слово имеет несколько значений - оцените самое употребительное, с вашей точки зрения».
Эксперимент проводился в письменной форме, время выполнения задания не ограничивалось. Опрошено было 100 человек. Испытуемыми являлись рядовые носители языка от 17 до 68 лет, имеющие
среднее или высшее техническое образование. Таким образом, испытуемыми являлись люди, максимально удаленные от филологии и вообще гуманитарных областей знания.
Выдвигалась гипотеза, что данные три стилистических разряда слов характерны для классификации лексики в обыденном языковом сознании носителя русского языка, не имеющего филологической подготовки.
Экспериментальные исследования, направленные на выявление эмоционального компонента значения лексических единиц, употребление которых связано с определенным стилем русского языка, показывают, что сознание носителей языка содержит картину стилистической дифференциации лексики, отличную от выстроенной лингвистами на основе детального описания стилистического значения различных типов слов. Эксперимент показал, что реально языковое сознание носителей языка различает не более трех стилистических разрядов лексики, дифференцируемых по условиям употребления: литературная, разговорная и ненормативная лексика.
Также актуальной является дифференциация эмоционально-оценочной лексики на слова, вызывающие при их восприятии положительные, отрицательные и нейтральные эмоции.
Проводимый нами метод субъективного шкалирования призван отразить результаты реального функционирования инвективных слов в узусе и представить список единиц с достаточно полным обоснованием их принадлежности к разряду инвективной лексики (речь идет о лексемах как носителях наиболее высокого потенциала инвективного функционирования). Сущность эксперимента заключается в распределении носителями языка инвективных слов на шкале инвективно-сти: вызывающие отрицательные, нейтральные, положительные эмоции. Уже в этом варианте эксперимента обнаружено, что положение слова на шкале инвективности устойчиво, поэтому среднестатистическая степень инвективности объективна и вполне исчислима количественными методами.
Люди чувствуют обиду или оскорбление не потому, что нормы, зафиксированные в словаре, разрешают или не разрешают им этого, а на основе этико-языковых оценок, которые сложились в социуме в связи с употреблением той или иной лексемы. В соответствии с заявленным предположением для лексикографа важной задачей является подтверждение своей субъективной интуиции данными языковой интуиции всего социума в объективированном статусе.
В рамках психолингвистического исследования высказывается гипотеза: инвективность языковой единицы рождается в деятельности. Таким образом, определение мотива речевой деятельности может стать основанием определения степени инвективности слов. Инвек-тивные слова, как нам представляется, следует рассматривать не как некую самостоятельную сущность, а как результат активно-
творческих речевых актов, речемыслительных (в том числе и ассоциативных) процессов, как реальное проявление языкового сознания.
Психолингвистический анализ текста не ограничивается анализом языковых средств, а обязательно учитывает характер воздействия на реципиента. Знаковая система языка, по словам Л.С. Выготского, «есть средство психологического воздействия на поведение - чужое или свое...» [4, с. 52] (курсив мой. - Н.С.). В этом психологическом воздействии, выступающем с целью регуляции собственного и чужого речевого поведения, эмоциональный аспект языковых знаков представлен характером их применения в процессе вербального общения.
В.И. Болотов акцентирует, известное положение о том, что характерной чертой речевых средств эмоционального воздействия представляется их ненормативность. «Всякая ненормативность в плане выражения и в плане содержания текста становится источником эмоционального воздействия для адресата и наблюдателя того социального поля, в котором эти ненормативности социально значимы, нарушают благополучие индивидов в бытовом плане, а также в моральном, политическом, экономическом, религиозном, эстетическом и т.д. отношениях» [2, с. 7] (курсив мой. - Н.С.). Неоднозначные отношения между формой и содержанием слова способствуют развитию языковой омонимии, синонимии, паронимии. Учитывая данный факт, мы согласны с исследователем, что категорию ненормативности следует рассматривать относительно плана выражения и плана содержания различно. «Относительно плана выражения - это ненормативная форма или ненормативное употребление языкового знака. Относительно плана содержания - это ненормативные (оригинальные) мысли, идеи, отношения по сравнению с нормативными (тривиальными)» [2, с. 6].
При разработке основ психолингвистической диагностики вербального оскорбления важно учитывать, во-первых, то, что любое слово может быть использовано как инвектива, если оно употребляется в инвективной речевой ситуации применительно к «конкретному человеку» и является «вызовом» общественной морали, и в силу этого воспринимается человеком как оскорбление. Иными словами, ин-вективная значимость в них возникает лишь в специально мотивированном употреблении. Словарь фиксирует инвективные потенции слова как виртуальной единицы, специально предназначенной в языке для осуществления инвективной функции. Во-вторых, в инвектив-ной сфере задействован слишком большой массив лексем, причем список их бесконечно обновляется, происходят количественные и качественные изменения в содержательной структуре инвективных слов. В-третьих, общестатистические оценки инвективности строятся на отвлечении от их вариативности, неизбежно возникающей при учете вариативности участников инвективной ситуации (инвекторов, инвектума, «зрителей»): гендерных, возрастных, профессиональных,
культурных, национальных и т.п. и вариативности самих ситуаций. Их учет - дело будущей инвективологической лексикографии.
Таким образом, одна из задач исследования инвективной лексики в психолингвистическом аспекте - разработать параметры определения инвективной лексики. Пользователь языка должен иметь знания о том, что слово может быть использовано как инвектива; отсюда вытекает ответственность пользователей русским языком за его употребление. Исследование должно играть «предупредительную» роль (т.е. указывать на то, какие слова «не надо» употреблять в «запрещенных» для этого ситуациях).
Для исследования инвективной лексики в психолингвистическом аспекте исключительное значение имеют:
а) ситуация конкретного речевого акта, в котором фигурируют экспрессивно окрашенные слова и выражения или лексико-фразеологические единицы, наделяемые экспрессией под влиянием контекста эмоционально напряженной речи или аналогичной речевой ситуации;
б) намерения (интенции) говорящего (пишущего). Эти интенции могут быть самыми разнообразными: от дружески-грубофамильярных до явно оскорбительных. Ср., например: Эк, наяривает, собака! - с восхищением об игре музыканта. Но: Я тебя, собаку, пристукну, если еще раз появишься здесь! - с презрением, гневом, угрозой;
в) социальное положение и социальные роли адресата (или объекта инвективы) и говорящего (пишущего).
ЛИТЕРАТУРА
1. Апресян Ю.Д. Коннотация как часть прагматики слова (лексикографический аспект) // Русский язык. Проблемы грамматической семантики и оценочные факторы в языке. Виноградовские чтения XIX - XX. - М., 1992. - С. 35-42.
2. Болотов В. И. Проблемы теории эмоционального воздействия текста: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1986.
3. Вилюнас В.К. Психологические механизмы мотивации человека. - М., 1990.
4. Выготский Л.С. О двух направлениях в понимании эмоций в зарубежной психологии в начале 20 века // Вопосы психологии. - 1968. - № 2. -С. 62-78.
5. Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. - М., 2001.
6. Лопатин В.В., Лопатина Л.Е. Русский толковый словарь. - М., 1994.
7. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. - М., 1987.
8. Скляревская Г.Н. Новый академический словарь. - СПб., 1994.
9. Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. А.П. Евгеньевой. - М., 1981.
10. Словарь современного русского литературного языка. В 20 тт. АН СССР. - М., 1991.
11. Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. - М., 2000.
12. Цоллер В.Н. Экспрессивная лексика: семантика и прагматика // Филологические науки. - 1996. - N° 6. - С. 133-142.
13. Цоллер В.Н. Эмоционально-оценочная энантиосемия в русском языке // Филологические науки. - 1998 - №2 4. - С. 76-83.
Н.А. Христова
НАРУШЕНИЕ ЯЗЫКОВОЙ НОРМЫ В ТЕКСТАХ СМИ: ВЛИЯНИЕ НА ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ СТРУКТУРЫ
ИНДИВИДА
Характер коммуникации в СМИ за последние 10-15 лет кардинально изменился. На смену общению, официально подготовленному, выверенному в соответствии с языковыми и коммуникативными нормами, приходит общение неподготовленное, непосредственное или квазинепосредственное. Резкая граница, которая проходила между неофициальным общением и официальным публичным общением, намеренно и ненамеренно размывается. В публичном общении (речь радио, телевидения, газет) возрастает степень неофициальности, увеличивается число разговорных, жаргонных, просторечных и других стилистически сниженных элементов.
Все это позволяет говорить о негативном воздействии СМИ на индивида, что определяется, во-первых, пренебрежительным отношением многих журналистов к речевой культуре, обусловленным низкой языковой компетенцией многих телеведущих и журналистов, проявляющейся в большом количестве различных типов ошибок в текстах СМИ. Во-вторых, через указанное негативное воздействие в СМИ осуществляется целенаправленное внедрение новых моделей межгрупповых и межличностных отношений, конструирование иных стереотипов поведения. Массовое тиражирование ошибок, разрушающих норму устной и письменной литературной речи, формирует негативное отношение не только к языковой норме, но и к социальной норме вообще. В-третьих, с искажением языковой нормы искажаются и познавательные модели, репрезентированные в единицах языка, что ведет к деформации сознания индивида.
Сверхактивное заимствование иноязычной лексики, преимущественно американской, на первый взгляд, «безобидное», также способствует перестройке социально актуальных конвенциональных стереотипов. Отчасти эту же задачу решает попытка внедрить равноправное сосуществование в текстах СМИ кириллицы и латиницы, причем престижность последней постоянно подчеркивается и время от времени подается как социально-политическая проблема, например, в заявлении татарского политика: «Российское общество все больше будет проявлять интерес к латинице, т.к. европейское общество передовое» (НТВ «Страна и мир», 15.11.04). Опосредованно раз-
