ПРЯМОЕ ДЕЙСТВИЕ КОНСТИТУЦИИ: ГЕНЕРАЦИЯ И ГАРАНТИРОВАНИЕ КОНСТИТУЦИОННЫМ ПРАВОСУДИЕМ Текст научной статьи по специальности «Право»

СУДЕБНЫЙ КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ

Прямое действие Конституции: генерация и гарантирование конституционным правосудием

Николай Бондарь, Армен Джагарян*

Реальность Конституции является важнейшим фактором устойчивого и эффективного развития современной государственности, но её фактическое воздействие на общественную практику сопряжено с трудностями и противоречиями, которые вызваны неготовностью, неспособностью или нежеланием следовать конституционным принципам. Хотя современной доктриной формально отвергнуты свойственные прежней эпохе идеологизированные представления о Конституции как программно-политическом акте, требуются серьёзные усилия публичной власти и гражданского общества, направленные на то, чтобы Конституция стала реальным правовым регулятором общественных отношений, обладающим качествами прямого действия. В статье обосновывается ключевая роль, которую играет конституционное правосудие в обеспечении и усилении (как бы умножении) нормативной энергии прямого действия «живой» Конституции, формировании режима безусловного судебного гарантирования содержащихся в ней ценностей, принципов, норм, в том числе перед современными вызовами правовой глобализации.

^ Прямое действие Конституции; фактическая и юридическая Конституция; конституционное правосудие; судебный конституционализм; европейский 001: 10.21128/1812-7126-2016-3-52-78 конвенционный контроль; имплементация международного права

Введение

Реализация прямого действия Конституции является одной из наиболее важных концептуально значимых проблем современного конституционализма. Бесспорно, Конституция сегодня — одна из основополагающих ценностей правовой жизни личности, общества и государства1. Однако верно и то, что

* Бондарь Николай Семёнович - судья Конституционного Суда РФ, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заслуженный деятель науки Российской Федерации (e-mail: bond@ksrf.ru). Джагарян Армен Арменович - советник судьи Конституционного Суда РФ, доктор юридических наук (e-mail: schtiller@yandex.ru).

1 В то же время вряд ли есть безусловные основания

характеризовать Конституцию - любую, независимо от того, является она, например, реальной или фиктивной, демократической или антидемократической -

при декларируемой приверженности фундаментальным конституционным принципам как общераспространённому символу веры демократического общества и своего рода основе правового этикета современной цивилизации в реальной общественно-политической повседневности регулирующее воздействие Конституции может быть невелико. Но виновата ли в этом сама по себе Конституция? Заслуживает внимания и глубокого осмысления высказанное в связи с этим замечание Председателя Конституционного Суда РФ В. Д. Зорькина о Конституции: у нас может

в качестве «высшей правовой ценности» (см.: Кабы-шев В. Т. С Конституцией по жизни: избранные научные труды. М. : Формула права, 2013. С. 11). Это, правда, не исключает восприятия в таком качестве Конституции как идеи, символа современного конституционализма.

быть «много претензий к ней, но она имеет ещё больше претензий к нам»2. «Претензии со стороны Конституции» к нам касаются тех факторов, которые прямо или косвенно влияют на её реализацию, включая возможности прямого действия, и это прежде всего уровень развития конституционного правосознания, зрелость гражданского общества, качество подготовки юридических кадров, эффективность публичной власти. Что и понятно: действие, реализация Конституции — проблема отнюдь не самого её текста. В конечном счёте, это вопрос о состоянии системы национального конституционализма во всех его составляющих компонентах: мировоззренческих, нормативно-правовых, правоприменительных, доктринальных.

Разворачивающийся в глобальном масштабе системный кризис современного конституционализма во многом характеризуется углублением противоречий, возникающих между формально-нормативными конституционными установлениями о правах личности как основе легитимации публичной власти и её пределе и общественной практикой, где расчёты на спасительный бюрократический прагматизм и административный энтузиазм, как и предпочтения в пользу ситуативной целесообразности, могут доминировать. В сфере практической юриспруденции этот процесс проявляется в методологической, научно-дисциплинарной и регулятивной автономизации отраслевого законодательства, фактическом придании выраженной в законе политической воле значения ведущего фактора конституционных преобразований, ведомственно ориентированном правоприменении с преобладанием подконституционных интерпретаций.

Испытанием на прочность для реальной действенности Конституции стали развивающиеся в рамках процессов правовой глобализации коллизионные взаимосвязи национальных правовых систем и наднациональных регуляторов, а особенно тенденции нарастания в конвенционно-контрольных институтах квазиконституционных функций и порождаемые ими новые вызовы для национально-конституционного суверенитета.

Сама идея прямого действия Конституции актуализируется, таким образом, не только

2 См.: Зорькин В. Д. Правовой путь России. М. : Библиотечка «Российской газеты», 2014. С. 47.

перспективами преодоления во многом дискредитировавших себя, но ещё до конца не изжитых идеологизированных представлений о Конституции как программно-политическом акте, но и с точки зрения необходимости обоснования институционально-правовых механизмов, поддерживающих в конкретных условиях функционирование Конституции как реально действующего права. Особое значение это приобретает в условиях глубоких социальных преобразований, при проведении масштабных реформ, направленных на государственно-правовую модернизацию.

Проблемы обеспечения прямого действия Конституции неразрывно связаны с вопросом о судебном конституционном контроле, играющем ключевую роль. Само формирование моделей конституционного контроля во многом определяется сложившимися в конкретно-национальной среде подходами к пониманию сущности Конституции и механизму её действия. Англосаксонская правовая культура основана на прецедентном праве и, реализуя традиции судебного правотворчества, исходит из того, что стандарты конституционности складываются благодаря судебной практике, а конституционный контроль как бы институционально растворяется в общеюрисдик-ционной деятельности. Что касается романо-германской правовой традиции, приверженной идее примата закона как конкретизированного выражения верховенства Конституции, то она в большей мере ориентирована на концентрацию и специализацию конституционного нормоконтроля. Как бы то ни было, именно судебный конституционный контроль является своего рода condicio sine qua non реальности Конституции. Основоположник континентальной модели конституционно-судебного нормоконтроля Г. Кельзен сформулировал эту идею очень выразительно: «Конституция, которая не наделяет конституционный суд правом отменять неконституционные нормы, — это свет, который не сияет»3.

Для осмысления роли конституционно-судебного контроля в обеспечении прямого действия Конституции прежде всего необходимо выяснить природу и характер конституцион-

3 Kelsen H. Wesen und Entwicklung der Staatsgerichtsbarkeit // Veröffentlichungen der Vereinigung der Deutschen Staatsrechtslehrer (VVDStRL). 1929. H. 5. S. 30-84, 56.

но-судебного воздействия на правовую систему с учётом места, занимаемого конституционным судом в разделении властей; свойства конституционно-судебных актов в соотношении с действием конституционных принципов и норм; степень участия конституционного правосудия в преодолении коллизий национально-конституционного и международного правопорядков, имея в виду особое значение Конституции в правовой системе. Решение этих и иных связанных с ними вопросов является необходимым условием уверенного поддержания режима конституционности и реализации на этой основе комплексного развития российской государственно-правовой системы на началах верховенства права и Конституции.

1. Конституционно-судебный контроль -важный фактор прямого действия Конституции РФ

Создание в России Конституционного Суда как специализированного органа конституционного контроля характеризует процесс реального утверждения судебной власти как самостоятельной и независимой, равновеликой с иными ветвями власти, и одновременно определяет правовое качество её функционирования. Конституционно-судебный контроль является одной из важнейших гарантий осуществления правосудия, отвечающего принципам равенства и справедливости, институциональным средством обеспечения с помощью присущего ему уникального инструментария единообразного конституционно-правового понимания и применения норм и поддержания на этой основе единства судебной практики.

Вместе с тем, определяя значение конституционного правосудия в условиях современной государственности, нужно учитывать, что оно оказывает всё более существенное влияние на все стороны правовой жизни. Это обеспечивается не только через непосредственное погружение конституционного правосудия в функционирование и корректировку конституционной практики, но и посредством: а) формирования и развития с его помощью конституционно-правовой доктрины российской государственности; б) реализации целей по правовой охране Конституции РФ и конституционной охране правовой системы

в целом; в) правовоспитательного, идеологического воздействия на правосознание общества путём отстаивания высшего авторитета Конституции и укрепления доверия к ней как реально действующему праву.

Ценность конституционного правосудия, его активное и комплексное влияние на правовую жизнь получают подтверждение в прямом действии Конституции, реализация которого в режиме верховенства подразумевает, что никакой закон или иной правовой акт не должны противоречить Конституции, а акты, признанные неконституционными, утрачивают силу без дополнительных условий (ч. 1 ст. 15, ч. 5 ст. 125 Конституции РФ). Обеспечение прямого действия и верховенства Конституции РФ образует в силу статьи 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» основную цель деятельности Конституционного Суда, определяющую все его полномо-чия4.

Прямое действие Конституции предполагает в своей основе её юридическую самоценность как непосредственного регулятора общественных отношений и необусловленность её реализации наличием детализации конституционных норм в текущем законодательстве, а в итоге — гарантирование соответствия всех элементов правовой системы заложенным в Конституции идеям, ценностям, принципам современного конституционализма. В прямом действии Конституции отражаются её значение как первичного (исходного) и универсального правового источника, генеральной предпосылки и общей меры (эталона) всех правовых норм, действий, отношений, а также понимание Конституции как ценностно-нормативного ядра и одновременно духовно-нравственного явления национального правопорядка. Самоценность Конституции, впрочем, не тождественна её самоисполнимости, и её прямое действие нуждается в гарантиях как на правотворческом, так и на правоприменительном уровнях. Основная, определяющая роль в этом отводится судеб -ной власти.

4 См.: Федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 года № 1-ФКЗ (в ред. от 14 декабря 2015 года) «О Конституционном Суде Российской Федерации»

// Собрание законодательства Российской Федерации (далее - СЗ РФ). 1994. № 13. Ст. 1447.

Участие судов в решении конституционно значимых вопросов имеет объективный характер и обусловлено признанием судебной власти как одной из основ конституционного строя (ст. 10, ч. 1 ст. 11 в нормативном единстве с ч. 2 ст. 15 Конституции РФ), а права на судебную защиту — как абсолютного, не подлежащего каким-либо ограничениям (ст. 46 Конституции РФ). Позиция судьи должна восходить к Конституции (ч. 1 ст. 120 Конституции РФ), что соотносится и с приоритетной функцией судебной власти — обеспечивать права и свободы человека и гражданина как непосредственно действующие (ст. 18 Конституции РФ).

Судебное обеспечение прямого действия Конституции реализуется всеми видами юрисдикции, включая конституционную, общую, арбитражную, что является общей тенденцией. Конституционный Суд, по мнению Л. Гар-лицкого, «вступает в игру» на самом последнем этапе, и применять конституционные нормы, принципы, ценности прежде всего должны все прочие суды5. Следует учитывать, что не только в странах общего права, но и в романо-германской (континентальной) системе права судебная власть формирует, в частности, прецедентное понимание смысла правового регулирования общественных отношений в рамках подведомственных судам категорий дел и тем самым как бы осуществляет его детализацию, выявляет, обосновывает, конкретизирует имеющие, по сути, конституционное значение общие начала (принципы) законодательства; устраняет из правовой системы не соответствующие требованиям закона и, в конечном счёте, неконституционные нормативные акты с учётом разграничения полномочий между судами различных видов юрисдикций. В судебной практике, как неоднократно отмечал Конституционный Суд РФ, должно обеспечиваться конституционное истолкование подлежащих применению нормативных положений6, а восполне-

5 См.: ГарлицкийЛ. Конституционные суды против верховных судов // Сравнительное конституционное обозрение. 2007. № 2 (59). С. 148.

6 См., например, Постановления Конституционного Суда РФ: от 23 февраля 1999 года № 4-П (абзац четвёртый пункта 3 мотивировочной части) // СЗ РФ. 1999. № 10. Ст. 1254; от 23 января 2007 года № 1-П (абзац первый пункта 3.3 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2007. № 6. Ст. 828; от 23 сентября 2014 года № 24-П

ние пробелов в законодательном регулировании (как и правоприменение в целом) требует от судов учёта нормативного единства российского права, в системе которого Конституция имеет высшую юридическую силу и прямое действие7. Это коррелирует с положениями части 3 статьи 5 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации»8, из которых следует, что суд, выявив дефект иерархической субординации правовых актов, принимает решение в соответствии с правовыми положениями, имеющими наибольшую юридическую силу, то есть в конечном счёте — на основе Конституции.

Непосредственное применение судами конституционных норм естественным образом связано с реализацией конституционного контроля, который предполагает выяснение соответствия правового акта Конституции и определение его правовой судьбы, что само по себе также является результатом прямого действия Конституции. Как констатировано в Генеральном докладе XIV Конгресса Конференции европейских конституционных судов (Вильнюс, 3—6 июня 2008 года), «Конституция становится lex perfecta только тогда, когда конституционный суд может признавать обычные законы противоречащими Конституции... Только активная позиция конституционного суда обеспечивает реальную, а не предполагаемую имплементацию принципа верховенства Конституции. Через конституционный контроль Конституция, как правовой акт, превращается в "живое" право»9.

В свете сказанного становится возможным рассматривать образование Конституци-

(абзац первый пункта 3.5 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2014. № 40. (ч. I II). Ст. 5489; от 12 марта 2015 года № 4-П (абзац второй пункта 4 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2015. № 12. Ст. 1801.

7 См.: абзац третий пункта 3 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 18 сентября 2014 года № 1828-О // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2015. № 1.

8 См.: Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 года № 1-ФКЗ (в ред. от 5 февраля 2014 года) «О судебной системе Российской Федерации» // СЗ РФ. 1997. № 1. Ст. 1.

9 См.: Генеральный доклад XIV Конгресса Конференции европейских конституционных судов (Вильнюс, 3—6 июня 2008 года) // Конституционное правосудие. Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. 2008. Вып. 2 — 3. С. 110-111.

онного Суда РФ в качестве одной из важнейших предпосылок утверждения в России реального, а не мнимого конституционализма, гарантирования соотносимости фактической и юридической Конституции. При решающем воздействии конституционного правосудия принципиально изменяется само качество правовой системы, происходит формирование судебного конституционализма как особого политико-правового режима судебного обеспечения верховенства Конституции, её судебно-правовой защиты как акта прямого действия, гарантирующего сбалансированную реализацию фундаментальных ценностей и интересов общества в демократическом правовом государстве10.

Своего рода концентрированным выражением активной роли Конституционного Суда РФ в усилении прямого действия Конституции, умножении её нормативной энергии является конституционализация с помощью конституционно-судебной деятельности всей правовой системы общества, её превращение, по словам профессора В. И. Крусса, «в систему конституционно-правовую», что подразумевает конституционное насыщение по крайней мере таких её компонентов, как правовое сознание, система права, юридическая практика11. Вполне обоснованным поэтому здесь может выглядеть вывод о том, что кон-ституционализация правовой системы (обеспечиваемая в первую очередь Конституционным Судом) есть концентрированное проявление и одновременно важный результат прямого действия Конституции, её норм и институтов, принципов и ценностей как в правотворческой, так и правоприменительной сферах12.

Для осмысления этих закономерностей в развитии современного конституционализма

10 Развёрнутое обоснование авторской концепции судебного конституционализма, включающей в том числе правопреобразовательную природу конституционного правосудия, см.: Бондарь Н. С. Судебный конституционализм: доктрина и практика. 2-е изд., перераб. М. : Норма ; Инфра-М, 2015.

11 См.: КруссВ.И. Конституционализация права: основы теории. М. : Норма ; Инфра-М, 2016. С. 16, 17.

12 Не случайно В. И. Крусс в той же работе конституцио-

нализацию связывает и с законотворчеством, включая «насыщение» правовой материи, и с «исправлением ошибок» в тексте нормативного акта, и с преодоле-

нием правовых пробелов, и т.д. (см.: Крусс В.И. Указ. соч. С. 113-114, 118, 129).

необходимо выявить статусные и функционально-правовые особенности Конституционного Суда РФ в системе разделения властей, включая его соотношение с судебной властью. Именно с решением данного вопроса связаны все актуальные проблемы конституционного контроля: фундаментальные, теоретические, практически-прикладные, включая вопросы о юридической природе актов конституционного правосудия как итоговой правовой формы конституционно-контрольной деятельности, о степени их обязательности для иных судебных органов, а также для органов законодательной и исполнительной власти, о соотношении актов национального конституционного нормоконтроля с актами межнациональной, в частности европейской конвенционной, юрисдикции.

2. Конституционный Суд России в системе разделения властей: единство судебно-юрисдикционных и нормотворческих начал

Понимание конституционного правосудия как важного фактора усиления прямого действия Конституции невозможно без изучения самой природы Конституционного Суда. В юридической науке (не только Российской Федерации) сформировались различные, зачастую полярные взгляды: от признания Конституционно -го Суда РФ исключительно в качестве одного из органов судебной власти, разрешающего споры о праве (конституционном) в порядке чисто правоприменительной деятельности, до обоснования особого характера данного института как носителя самостоятельной контрольной либо даже законодательной власти. Очевидно, однако, что при всём разнообразии возможных подходов к определению природы, характера и предназначения конституционного правосудия в основе анализа и оценки места подобных органов в системе разделения властей любого государства лежит определение их статусных характеристик, прежде всего в аспекте их взаимоотношений с судебной властью, с одной стороны, и законодательной — с другой. С этим же связано и решение вопроса о том, является ли Конституционный Суд РФ полноценным судебным органом или, как полагают некоторые, чем-то иным, не вполне доросшим до суда, «квазисудом».

Констатируя множественность теоретических конструкций конституционного нормоконтроля и конкретных моделей его институ-ционализации в системе современного конституционализма13, необходимо принимать во внимание, что выявление статусных характеристик конституционного правосудия не может быть абстрактным, а требует учёта существующих национально-конституционных реалий. В этом плане вряд ли есть основания сомневаться, что в российском конституционном правопорядке Конституционный Суд РФ - это орган государственной власти, безусловно относящийся к судебной ветви власти, её непосредственный носитель.

Соответствующий статус Конституционного Суда РФ закреплён Конституцией РФ, которая: а) предусматривает, что правосудие осуществляется только судом (ч. 1 ст. 118), а значит, и судом Конституционным; б) содержит широкую регламентацию статуса Конституционного Суда в главе, посвящённой главным образом судебной власти (гл. 7); в) выделяет конституционное судопроизводство в самостоятельную форму осуществления судебной власти наряду с гражданским, административным и уголовным судопроизводством (ч. 2 ст. 118) и даже называет его первым, чем подчёркивается особое место Конституционного Суда в системе судебной власти как, по существу, высшего судебного органа конституционного контроля в России.

Специфика Конституционного Суда РФ в том, что это одновременно суд права и суд над властью. Конституционно-судебные органы являются своего рода «высшей метрологической инстанцией, хранящей конституционные эталоны»14, которые они отыскивают на стыке позитивного и естественного права, буквы и духа Конституции и обеспечивают в соответствии с ними оценку результатов государственно-властной деятельности, выражающейся как в нормотворчестве, так и в судебном и ином правоприменении,

13 См., например: Клишас А. А. Конституционный контроль и конституционное правосудие зарубежных стран. Сравнительно-правовое исследование. 2-е изд. М. : Международные отношения, 2015; Конституционный контроль в зарубежных странах / отв. ред. В. В. Маклаков. 2-е изд., испр. и доп. М. : Норма, 2010.

14 Кокотов А.Н. О прямом действии Конституции Российской Федерации // Актуальные проблемы российского права. 2013. № 12. С. 1511-1516, 1513.

если в практике применения нормы искажается конституционный смысл проверяемых актов.

В тех случаях, когда в судебной практике допускается придание законоположениям смысла, влекущего нарушение реализуемых на их основе конституционных прав, возникает вопрос о соответствии этих законоположений Конституции, подлежащий решению Конституционным Судом15. И хотя акты толкования закона, например постановления Пленума Верховного Суда РФ, не могут выступать самостоятельным предметом проверки, они подлежат учёту при оценке конституционности закона, получившего соответствующее разъяснение16. Наряду с нормокон-трольной деятельностью другим направлением реализации полномочий Конституционного Суда как суда над властью является разрешение споров о компетенции между: а) федеральными органами государственной власти; б) органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации; в) высшими государственными органами субъектов Российской Федерации (ч. 3 ст. 125 Конституции РФ).

Безусловные существенные особенности юридической природы Конституционного Суда РФ как «судебного органа конституционного контроля, самостоятельно и независимо осуществляющего судебную власть посредством конституционного судопроизводства» (ст. 1 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»), свидетельствуют, что Конституционный Суд, являясь органом судебной власти, одновременно — больше, чем суд.

Данное обстоятельство, правда, отнюдь не упрощает его положение в системе разделения властей, включая взаимоотношения с другими судами России, а, напротив, существенным образом актуализирует проблемы, связанные с обеспечением их эффективного взаимодействия.

15 См., например, постановления Конституционного Суда РФ: от 22 апреля 2013 года № 8-П (абзац первый пункта 4.2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2013. № 18. Ст. 2292; от 12 марта 2015 года № 4-П (абзац второй пункта 4 мотивировочной части).

16 См.: абзац четвёртый пункта 2.1 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 21 мая

2015 года № 1071-О // СПС «КонсультантПлюс».

По самой природе, сущностным характеристикам и результатам деятельности статус Конституционного Суда не исчерпывается юрисдикционным правоприменением,а имеет более сложный характер. Получая институционное оформление, прежде всего, как правоприменительный юрисдикционный орган, конституционное правосудие — и это становится всё более очевидным для отечественной юриспруденции — в своих итогово-право-вых характеристиках сближается с норматив-но-установительной юридической практикой, с правотворчеством. В этом плане Конституционный Суд РФ, действительно, обладает «квазихарактеристиками», но не «квазисуда», а квазиправотворческого органа, что при этом не лишает его статусных качеств полноценного судебного органа.

Главным контраргументом тезиса о правотворческом потенциале конституционного правосудия является выраженная ещё Г. Кельзеном нормативистская в своей основе позиция, согласно которой Конституционный Суд, будучи «стражем Конституции», не может участвовать в создании норм права, а его решения, хотя и ставятся на уровень закона (в смысле возможности его отмены) и выражают, как и закон, определённую политическую волю, всё же являются разновидностью правоприменительных актов. Суду отводится ортодоксальная роль «глашатая» законодателя, а в перетекании власти в суд видят отступление от традиции применения принципа Ш.-Л. Монтескьё.

При оценке этого подхода важно учитывать, прежде всего, то обстоятельство, что тенденции, связанные с изменением роли судебной власти за счёт придания ей нормокон-трольных функций (а это означает возможность суда воспрепятствовать реализации воли законодателя путём отказа в применении закона, принятого с нарушением Конституции), носят всемирно-исторический объективный характер, как таковые обосновывают развитие правотворческих начал судебной практики17. С другой стороны, увлечение юридическим пуризмом не должно уводить от понимания того, что принцип разделения вла-

17 См.: Жуйков В.М. К вопросу о судебной практике как источнике права // Судебная практика как источник права. М. : Институт государства и права РАН, 1997. С. 16—23, 19.

стей, не будучи самоцелью, является содержательной характеристикой концепции конституционализма, призван служить достижению верховенства права и Конституции. Толкование этого принципа и его институциональные воплощения должны соотноситься с необходимостью достижения в конкретных условиях максимального гарантирования незыблемости конституционных ценностей, последовательной и наиболее полной реализации Конституции на данном этапе развития общества и государства.

Конституционно-судебная нуллификация неконституционного закона, тождественная конституционно-нормативному запрету подобной (аналогичной) модели правового регулирования, равно как и, по принципу a fortiori, преодоление конституционной дефектности закона средствами нормативно значимого толкования, не отступают от принципа разделения властей, а обеспечивают его функционирование в конституционных рамках и в условиях правовой определённости18. Выступая институциональным средством ограничения произвола законодателя, конституционное правосудие вместе с тем ориентировано на взаимодействие с парламентом, носящее конструктивный, партнёрский характер. Осуществление конституционно-судебного нормотворчества следует рассматривать как аспект такого рода взаимоуважительных отношений, подразумевающих презумпцию кон-

18 Можно упомянуть в связи с этим одно из решений Конституционного Суда Республики Перу. Обосновывая нормативное значение своих постановлений, Суд констатировал следующее: «Без сомнения, судебная власть не может заниматься законотворчеством с формальной точки зрения, то есть в рамках Конституции не имеет полномочий по созданию законов ex novo», однако, «учитывая, что постановление Конституционного Суда носит интерпретативный (конкретизирующий) характер применительно к Конституции и законам, оно тоже является источником права». И далее: «Если бы Конституционный Суд., ограничивался объявлением правовой нормы не соответствующей Конституции, без какого-либо анализа или промежуточной формулы... мы бы оказались свидетелями ситуации, при которой Суд посредством своих решений привёл бы к созданию подлинного климата правовой неопределённости» (см.: п. 55, 57 Постановления Конституционного Суда Республики Перу от 2 февраля 2006 года по делу 0030-2005-PI/TC. URL: http://

www.tc.gob.pe/jurisprudencia/2006/00030-2005-AI. html (дата обращения: 28.03.2016).

ституционной добросовестности законодателя при реализации своих прерогатив19.

Если обратиться к соотношению принципа разделения властей с судейским активизмом, то нужно признать, что исключение для суда возможности формулировать на основе правовых принципов и системы законодательства собственные представления о должном в качестве правила, которым суд связывает и себя, и участников правоотношений для разрешения (урегулирования) правового конфликта (спора), в том числе на будущее время (применительно к аналогичным ситуациям), явилось бы преградой на пути эффективного достижения целей правосудия и повлекло отказ в судебной защите.

Конечно, роль Конституционного Суда РФ в правотворчестве весьма специфична, что объясняется его сугубо инцидентным и юрис-дикционно-мотивированным характером, который не предполагает дискреционного определения целесообразных правовых моделей поведения. Но само свойство нормативности не может укладываться в чисто формальные характеристики, а должно определяться на основе, прежде всего, содержательных признаков, например: оказывает ли правовой акт общерегулирующее воздействие на общест-

19 Поэтому, отмечает Председатель Конституционного Суда РФ В. Д. Зорькин, Конституционный Суд почти никогда не признаёт законодательные нормы полностью неконституционными, обычно делает оговорки «в той мере, в какой.» и т. п., а нередко ограничивается лишь выявлением конституционного смысла нормы, чтобы снять её неоднозначное истолкование на практике. Тем самым Суд стремится поддерживать авторитет законодателя, видит свою задачу в совместной согласованной работе по совершенствованию действующего законодательства (см.: Зорькин В. Д. Конституция живёт в законах. Резервы повышения качества российского законодательства // Журнал конституционного правосудия. 2015. № 3. С. 1—5, 1). Сходную позицию можно встретить и в практике органов конституционного контроля зарубежных стран. Например, Союзным Судом Швейцарской конфедерации объявлен следующий методологический подход к деятельности: «При осуществлении абстрактного контроля законодательных актов Суд исследует, в какой мере обжалуемые нормы могут быть истолкованы и применены так, чтобы соответствовать Конституции, и отменяет нормы, в случае если это невозможно» (см.: пункт 4.3 Постановления Союзного Суда Швейцарской конфедерации от 7 августа 2007 года по делу 1P.7/2007. URL: http://www.codices.coe.int (SUI-2007-3-009) (дата обращения: 28.03.2016).

венные отношения, содержатся ли в нём предписания о правах и обязанностях персонально не определённого круга лиц, рассчитан ли он на многократное применение, - и с этих позиций интерпретационные правовые акты, безусловно, могут иметь нормативное значение20. Но это вовсе не означает, что конституционно-судебное правотворчество является вторичным, производным, тем более второстепенным. Оно служит источником фиксации правоположений, выведенных из нормативных величин наиболее абстрактного уровня - общих принципов права, конституционных ценностей и принципов, опосредованных Конституцией и получающих реализацию во всех отраслях действующего права; соответствующие конституционно-судебные установления общего характера непосредственно определяют содержательные и процедурные основания и рамки законодательной и иных видов юридической деятельности.

При этом конституционно-судебное правотворчество, вопреки бытующему мнению, не противопоставлено народному представительству. Статус Конституционного Суда РФ определяется единством конституционно-контрольных и судебно-юрисдикционных начал, но в его природе сочетаются также признаки органа государственной власти и одновременно органа демократического контроля народа за соблюдением его суверенных прав и реализацией учредительной, конституирующей воли. Конституционное правосудие выступает особой, дискурсивно-юрисдикционной формой публичного представительства, обеспечивающего выражение и отстаивание конституционных интересов народа, в том числе в виде воспринятых от предков традиций и интересов будущих поколений21. Понимание публично-представительных начал конституци-

20 См.: пункты 4.1—4.2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 31 марта 2015 года № 6-П // СЗ РФ. 2015. № 15. Ст. 2301.

21 О концептуальных подходах к соотношению конституционного контроля и представительства, их взаимовлиянию, взаимопереплетению см.: Джагарян Н.В. Конституционное правосудие как фактор формирования и развития конституционно-правовой концепции представительной демократии // Конституционное и муниципальное право. 2015. № 2. С. 49—53; Шайо А. Высшие суды как представители, или Представительство без представителей // Сравнительное конституционное обозрение. 2013. № 6 (97). С. 55 — 74.

онно-судебной деятельности позволяет уяснить и то, что Конституционный Суд правомочен и определённым образом формировать конституционные интересы народа.

Конституционный Суд РФ не только блюститель доктринальной чистоты правовой системы, как полагают некоторые, и его деятельность не сводится к так называемым прецедентам толкования, где ещё нет обязательности применения, а носит особый нормативно-прецедентный характер, связанный с развитием современного российского конституционализма, Конституции и конституционного законодательства, а посредством этого — и отраслевого законодательства, обеспечивает, как отмечалось выше, конституционализа-цию всей правовой системы, выступая фактором правового прогресса общества.

Признавая ту или иную норму неконституционной, Конституционный Суд РФ лишает её юридической силы (ст. 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»), то есть отменяет. Но правотворческий потенциал конституционного правосудия не исчерпывается функцией «негативного законодателя», как и само прямое действие Конституции не тождественно устранению неконституционности, а имеет, прежде всего, позитивно-реализационное выражение.

3. Основания и пределы нормативно-преобразовательного обеспечения Конституционным Судом России прямого действия Конституции

Прямое действие Конституции логически подразумевает признание за ней качества постоянно эволюционирующего, «живого» акта, способного адекватно отвечать на изменяющиеся общественные запросы, служить эффективной основой организации и мерой оценки наличной правовой реальности. Конституционный Суд как орган конституционно-судебного контроля выявляет и конкретизирует имплицитное содержание Конституции, скрывающееся под покровом её текста, способствует постепенному преобразованию Конституции на основе углубления и развития её ценностно-нормативного потенциала под влиянием социально-политических, экономических и иных обстоятельств. Казуальная интерпретация Конституции, на которой

во многом основано конституционное правосудие, по своей силе превышает её интерпретацию любым другим органом22.

Вместе с тем конституционное правосудие позволяет постигать конституционно-правовой смысл норм текущего законодательства и на этой основе раскрывать воплощённые в них конституционные ценности и цели развития российского государства и общества. Происходит конституционная «рихтовка» отраслевого законодательства (как, впрочем, и правоприменительной практики) с целью доведения его до уровня конституционных требований без вторжения в букву закона. Возможность выявления Конституционным Судом конституционного смысла проверяемой нормы обосновывается им самим именно через верховенство и прямое действие Конституции в качестве необходимого аспекта его функционального статуса: Конституционный Суд «не может быть лишён возможности устанавливать конституционный режим применения нормы... чтобы исключить неконституционное истолкование этой нормы в правоприменении»23, и по своим правовым последствиям это «сопоставимо с изменением правовой регламентации отношений»24.

Всё это лежит в основе конституционно-судебного преобразования, новеллизации конституционного регулирования. Выявляя конституционные модели организации тех или иных сфер общественных отношений, пробелы и дефекты в правовом регулировании и одновременно тенденции развития конституционных отношений, Конституционный Суд определяет конституционную стратегию (концепцию) совершенствования законодательства. Отсюда очевидным является вовлечение конституционного правосудия в формирование и реализацию правовой политики, в связи с чем естествен вопрос о том, не ведёт ли это к политизации конституционного пра-

22 См.: абзац первый пункта 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 8 ноября 2012 года № 25-П // СЗ РФ. 2012. № 48. Ст. 6743.

23 См.: абзац четвёртый пункта 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 7 ноября 2012 года № 24-П // СЗ РФ. 2012. № 47. Ст. 6551.

24 См.: абзац первый пункта 4.2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 18 сентября 2014 года № 23-П // СЗ РФ. 2014. № 39. Ст. 5309.

восудия, реализации с его помощью политических задач в обход буквы Конституции?

При поиске ответа на этот вопрос следует учитывать, что конституционно-судебный нормоконтроль является по своей природе одной из форм государственно-властного (конституционного) воздействия на общественные отношения, связанные с наиболее важными аспектами политической жизни общества и государства. При этом сама практика конституционного нормоконтроля позволяет сформулировать своего рода конституционно-правовую максиму: дух Конституции должен служить не политизации конституционных институтов, а кон-ституционализации политики25.

Речь идёт о том, что «защита Конституции в отрыве от реальной государственности, обусловленной сотнями причин, от общественной ситуации — это нонсенс», поскольку право «есть исторически выверяемый баланс между идеалом и реальностью, должным и возможным»26. Следует признать, что и сама конституционно-судебная деятельность представляет собой нечто большее, чем просто нормоконтроль или толкование, это особая когнитивная деятельность, направленная на познание конституционной нормативности в её сложном культурно-социологическом контексте и выходящая в реальности на уровень конституционной политики27.

В этом плане Конституционный Суд, реализуя возложенные на него полномочия:

а) даёт государственно-правовую оценку происходящим политическим изменениям, имеющим, по сути, конституционное значение, и обеспечивает их юридическое закрепление;

б) обеспечивает баланс коллизионных ценностей и политических интересов; в) определяет конституционные основания и пределы усмотрения законодателя при реализации правовой политики; г) оказывает непосредственное влияние на формирование и реализацию конституционных начал политики в области социального, экономического, эко-

25 См. подробнее: Бондарь Н. С. Конституционное правосудие и политика: попытка конституционного анализа без политизации // Сравнительное конституционное обозрение. 2013. № 1 (92). С. 45 — 64.

26 Зорькин В. Д. Современный мир, право и Конституция. М. : Норма, 2010. С. 12.

27 См.: Гаджиев Г. А. Право и экономика (методология). М. : Норма ; Инфра-М, 2016. С. 171.

логического, национального и иного развития государства, поскольку это касается защиты конституционных ценностей, принципов, норм в соответствии с высшими, в том числе политическими, интересами общества и государства, человека и гражданина.

Что касается запрета решать политические вопросы, то это означает, что принимаемое Конституционным Судом решение должно основываться лишь на требованиях Конституции, юридической (а не абстрактно-социальной) справедливости и конституционной (но не политической) целесообразности. Если же политические интересы соответствуют Конституции, вытекают из её принципов и ценностных начал, Конституционный Суд посредством своих решений объективно становится проводником этого «политического», а фактически — конституционно-правового вектора развития.

При этом нужно учитывать вытекающие из Конституции и конституционно-судебной практики пределы нормативно-преобразовательных начал конституционного правосудия, соблюдение которых служит гарантией недопустимости его политизации. Они состоят, по крайней мере, в следующем:

1) реализация конституционного правосудия определяется общими рамками разделения властей, и потому Конституционный Суд не правомочен создавать юридические нормы ex novo, а формализует в конкретизированном виде нормативные установления, имманентные общей системе Конституции;

2) конституционно-судебное реагирование на выявленные нарушения требует соразмерности, и обращение к конституционно-правовому истолкованию должно предполагать взвешивание последствий, которые могут возникнуть, с одной стороны, вследствие утраты проверяемой нормой юридической силы, а с другой — при сохранении действия нормы в её преобразованном виде, которого можно достичь в разумных пределах судеб -ной интерпретации, в том числе имея в виду правозащитную функцию конституционно-судебного контроля. Конституционно-правовое истолкование оправданно, если права заинтересованных лиц могут быть обеспечены без того, чтобы ставить под сомнение действительность нормы, через её применение во взаимосвязи с положениями Конституции, определяющими фундаментальные принципы

данных правоотношений28, и безусловно необходимо, если дисквалификация нормы причинит больший вред конституционным ценностям;

3) вмешательство конституционного правосудия не должно ставить под сомнение конституционную дискрецию законодателя в выборе направлений правовой политики и связанных с этим различных вариантов концептуальных решений в конкретных сферах отношений, поиск которых объективно предполагает проведение публичной общественной дискуссии на основе открытого демократического диалога. В особенности это касается формирования моделей правового регулирования применительно к отношениям, которые, имея высокую степень концентрации морально-этических начал, требуют наиболее деликатного подхода, таких, например, как донорство органов человека после его смерти29;

4) конституционно-правовое истолкование, по общему правилу, не является пригодным, если взаимоисключающие подходы к пониманию одной и той же нормы оказываются не лишёнными разумного юридического обоснования, укладывающегося в пределы законодательного усмотрения. В таких случаях наиболее корректным, а иногда и единственно возможным средством устранения конституционно-дефектной неопределённости служит законодательное уточнение содержания нормативных предписаний30;

5) конституционно-судебное правообра-зование ограничивается и в случаях, когда оспариваемые законоположения, рассматриваемые во взаимосвязи с иными нормами и в свете толкования на практике, свидетельствуют о системных нарушениях принципа правовой определённости, невосполнимых любыми доступными средствами конституционно-правовой интерпретации, тогда как реагирование на подобные нарушения путём нуллификации

28 См., например: абзац четвёртый пункта 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 30 ноября 2012 года № 29-П // СЗ РФ. 2012. № 51. Ст. 7323.

29 См.: пункт 2.3 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 10 февраля 2016 года № 224-О // СПС «КонсультантПлюс».

30 См.: абзац второй пункта 5 мотивировочной части По-

становления Конституционного Суда РФ от 25 июня

2015 года № 17-П // СЗ РФ. 2015. № 27. Ст. 4101.

неконституционных законоположений может быть осложнено угрозами правового вакуума и дезорганизации правоотношений31;

6) пределы преобразовательной деятельности конституционного правосудия определяются также критериями достоверности, в том числе доктринально-верифицируемым характером судебно-правовой интерпретации проверяемой нормы, что предполагает аргументированность конституционно-судебного правотворчества, обоснование конституционно-правовых мотивов и оснований в пользу конкретного решения.

Но и будучи вовлечённым в конституционный механизм государственного правообра-зования, Конституционный Суд не утрачивает качеств судебного органа, обеспечивая, как правило (а в рамках конкретного нормокон-троля — всегда!), защиту и восстановление нарушенных прав граждан. Например, зачастую конституционно-правовое истолкование нормы сопровождается требованием пересмотреть конкретное дело заявителя, которое было решено на основании применения этой нормы вопреки выявленному её смыслу32.

Таким образом, именно специфическими характеристиками конституционно-судебных полномочий по судебному нормоконтролю, а не наличием или отсутствием у Конституционного Суда правотворческих функций в их классическом проявлении определяется его роль в нормативном правовом пространстве государства и в системе судебной власти. Этот статус таков, что решения Конституционного

31 Один из наиболее ярких примеров подобной ситуации можно обнаружить в Постановлении Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П (СЗ РФ. 2007. № 7. Ст. 932). Суд воздержался от признания неконституционными ряда положений ГПК РФ в той мере, в какой ими предопределялись множественность надзорных инстанций, возможность чрезмерно протяжённых по времени процедур обжалования и пересмотра судебных постановлений в порядке надзора, другие отступления от принципа правовой определённости. Но законодателю поручалось устранить выявленные нарушения, что и было реализовано Федеральным законом от 4 декабря 2007 года № 330-ФЗ (СЗ РФ. 2007. № 50. Ст. 6243).

32 См., например, постановления Конституционного Суда РФ: от 5 февраля 2007 года № 2-П; от 17 февраля 2015 года № 2-П // СЗ РФ. 2015. № 9. Ст. 1389; от 16 июня 2015 года № 15-П // СЗ РФ. 2015. № 26. Ст. 3944; от 13 октября 2015 года № 26-П // СЗ РФ. 2015. № 42. Ст. 5858.

Суда, выраженные по итогам рассмотрения дела в постановлении или определении, обладают конкретными свойствами нормативности и одновременно правоприменительного акта судебного органа, играют особую роль в обеспечении прямого действия Конституции.

4. Решения Конституционного Суда России как межотраслевой источник практической юриспруденции, воплощение прямого действия Конституции

Атрибутивно-статусные свойства Конституционного Суда как судебно-юрисдикционного и одновременно квазиправотворческого органа предопределяют особенности юридической природы его решений, их место и роль в сфере практической юриспруденции. Основанные на непосредственном применении конституционных норм, включая содержащиеся в них критерии юридической оценки проверяемых законоположений, решения Конституционного Суда вместе с тем выступают формализованным итогом конституционно-судебного познания и интерпретации Конституции применительно к релевантным рассматриваемому делу отношениям различной отраслевой принадлежности. В них получают непосредственно-результирующее формализованное выражение осуществляемые Конституционным Судом конкретизация и интерпретационное развитие Конституции применительно к определённой системе правового регулирования, сложившейся на данном этапе. Речь идёт о том, что решения Конституционного Суда, по сути, являются воплощением прямого действия Конституции РФ и могут быть охарактеризованы как особый вид конституционно-судебных нормоустановлений, которые превосходят по юридической силе любые иные правовые акты ниже уровня Конституции, а также: а) являются своего рода конституционным источником правовой системы; б) воплощают в себе единство нормативности и доктринальности, естественно-правовых и позитивистских начал; в) представляют собой источник (инструмент обеспечения) единообразия практики толкования и применения норм всех отраслей права. При этом нет ни одной сколько-нибудь значимой сферы юридической деятельности, которая не затрагивалась бы — прямо или косвенно — в решениях

Конституционного Суда и где не были бы востребованы акты конституционного правосудия33.

Понимание решений Конституционного Суда как особого вида «конституционных источников правовой системы» (при этом имеется в виду, что данное понятие не тождественно понятию «источники конституционного права») обусловлено реализацией в актах конституционного правосудия функционально-правового содержания Конституции, включая её учредительную, системообразующую, общерегулятивную, идеологическую и иные функции. В качестве конституционных источников правовой системы итоговые акты конституционного правосудия характеризуются единством публичных и частноправовых начал, оказывают многоаспектное, многоуровневое воздействие на правовую жизнь и непосредственно участвуют в механизме формирования, институционализации, развития как единой целостности всей совокупности правовых явлений общества. В частности, обеспечивают: системное нормативное единство российского права на основе прямого действия и верховенства Конституции; идентичность правовой системы её принципно-ценностным конституционным основаниям; надлежащее отраслевое структурирование правового регулирования (в том числе с точки зрения соблюдения общих принципов отраслей публичного или частного права, возможностей формирования комплексных нормативно-правовых конструкций); межотраслевые интегративные, координационные, коллизионные взаимосвязи в рамках правовой системы; соотношение и согласованное функционирование национальных и наднациональных правовых источников и т. п.

Немаловажно и то, что акты конституционного правосудия служат источниками источников права: не только обеспечивают уточнение юридических характеристик сложившейся источниковой базы действующего права (как, например, это касалось закона о поправках к Конституции РФ34; закона о бюд-

33 См.: Бондарь Н. С. Акты конституционного правосудия как межотраслевой источник практической юриспруденции // Вестник юридического факультета Южного федерального университета. 2014. № 1. С. 8—16.

34 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 31 октября 1995 года № 12-П // СЗ РФ. 1995. № 45. Ст. 4408.

жете — федерального35, регионального36; регламентов Государственной Думы37, Правительства РФ38; постановления Государственной Думы об объявлении амнистии39; конституций и уставов субъектов Российской Федерации40 и др.), но и служат нормативной основой формирования новых источников права. Так, Конституционный Суд официально признал источником права решения Европейского Суда по правам человека (далее — Европейский Суд), указав, что не только Конвенция о защите прав человека и основных свобод (далее — Европейская Конвенция, Конвенция), но и решения Европейского Суда — в той части, в какой ими даётся толкование содержания закреплённых в Конвенции прав и свобод, — являются составной частью российской правовой системы, должны учитываться законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм41. В ряде решений Конституционного Суда обоснован, по сути, прецедентный нормативно значимый характер актов высших судебных органов, а ныне вновь сформированного единого Верховного Суда РФ, содержащих разъяснения по вопросам судебной практики и направленных на поддержание

35 См.: пункт 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 23 апреля 2004 года № 9-П // СЗ РФ. 2004. № 19 (ч. 2). Ст. 1923.

36 См.: пункт 3.1 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 3 марта 2015 года № 421-О // СПС «КонсультантПлюс».

37 См., например, постановления Конституционного Суда РФ: от 20 июля 1999 года № 12-П (пункт 13 мотивировочной части) // СЗ РФ. 1999. № 30. Ст. 3989; от 23 апреля 2004 года № 8-П (пункт 3 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2004. № 18. Ст. 1833; от 14 февраля 2013 года № 4-П (пункт 4 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2013. № 8. Ст. 868.

38 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 29 ноября 2006 года № 9-П // СЗ РФ. 2006. № 50. Ст. 5371.

39 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 5 июля 2001 года № 11-П // СЗ РФ. 2001. № 29. Ст. 3059.

40 См.: пункт 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 18 июля 2003 года № 13-П // СЗ РФ. 2003. № 30. Ст. 3101.

41 См. постановления Конституционного Суда РФ: от

5 февраля 2007 года № 2-П; от 26 февраля 2010 года

№ 4-П // СЗ РФ. 2010. № 11. Ст. 1255.

единообразия в толковании и применении судами норм права42.

Как конституционные источники правовой системы, решения Конституционного Суда могут быть охарактеризованы в триедином качестве: а) все они являются источниками конституционного права; б) одновременно могут быть конституционно значимыми источниками отрасли права, к которой принадлежат проверяемые законоположения (если это не есть нормы, относящиеся к сфере исключительного конституционного регулирования); в) могут порождать общесистемные, межотраслевые правовые эффекты на макроуровне правовой действительности, связанные с комплексным преобразованием правового регулирования и правоприменительной практики. Тем самым акты конституционного правосудия обеспечивают «сцепку» конституционно-правовых норм и норм отраслевого законодательства, создавая основанное на выявленных аспектах взаимосвязей конституционных и отраслевых правоотношений нормативно-правовое единство; являются высшей непосредственной формой конкретизированного выражения конституционно-правовых атрибутов, формально-юридических и материальных критериев правового качества любых (всех) нормативных актов43.

Практико-юридический и межотраслевой потенциал актов конституционного правосудия существенно усиливается характерным для них единством нормативных и док-тринальных начал. Нормативность и док-тринальность — симбиотические, взаимообо-гащающие характеристики решений Конституционного Суда, выражающие интегральное качество данного вида актов. Во-первых, это означает, что нормативные начала его решений, обладая высокой степенью информационно-правовой насыщенности и обобщённости, способностью отражать высшие кон-

42 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 21 января 2010 года № 1-П // СЗ РФ. 2010. № 6. Ст. 699; Определение Конституционного Суда РФ от 16 июля 2015 года № 1745-О // СПС «Консультант-Плюс».

43 См.: Джагарян А.А. Вменённая безупречность: решения Конституционного Суда Российской Федерации и правовое качество: Ответ на статью А. Петрова // Сравнительное конституционное обозрение. 2014. № 2 (99). С. 111 — 124.

ституционные ценности, принципы, основы через обоснование их взаимосвязей, отвечающих идее баланса публичных и частных интересов, наконец, заключая в себе сплав концептуальных научно-теоретических подходов с реальной юридической практикой и международно-правовой регламентацией, во многом приобретают признаки конституционной доктрины, имеющей межотраслевое значение. Во-вторых, заложенные в решениях Конституционного Суда аксиологические подходы, идеи и принципы, сформулированные на основе Конституции и опосредующие отношение органа конституционного контроля к социально-экономическому, политическому, социокультурному содержанию и юридическому оформлению реальных общественных отношений, придают доктринальным началам решений Конституционного Суда качества их общеобязательности; соответственно, получающие своё обоснование и формально-юридическое выражение в решениях Конституционного Суда правовые доктрины имеют не только сугубо научное или политико-ори-ентирующее, но и вполне определённое нормативное значение.

Единство нормативности и доктринально-сти видит в своих решениях и сам Конституционный Суд44, что укладывается и в его более общие подходы. Имеется в виду, что получающие отражение в актах конституционного правосудия толкование и реализация Конституции предполагают необходимость учёта, в частности, особенностей исторического развития России и конституционно значимых нравственных ценностей, предопределённых историческими, культурными и иными традициями многонационального народа России45. И одновременно решения Конституционного Суда, содержащие итоговую оценку проверя-

44 См., например: абзац седьмой пункта 4.2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 1 декабря 2015 года № 30-П // СЗ РФ. 2015. № 50. Ст. 7226; а также определения Конституционного Суда РФ: от 6 марта 2008 года № 214-О-П (абзац первый пункта 2.2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2008. № 18. Ст. 2092; от 1 апреля 2008 года № 194-О-П (абзац четвёртый пункта 2.1 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2008. № 18. Ст. 2093.

45 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 15 декабря 2004 года № 18-П (абзац первый пункта 4 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2004. № 51. Ст. 5260; от 23 сентября 2014 года № 24-П (абзацы четвёртый—пятый пункта 2.2 мотивировочной части).

емых норм, казуальное или абстрактное толкование конституционных или отраслевых положений, имеют такую же сферу действия во времени, пространстве и по кругу лиц, как и решения нормотворческого органа, и, следовательно, такое же, как нормативные акты, общее значение46.

Нормативно-доктринальные характеристики решений Конституционного Суда получают дополнительное обоснование в востребованном инструментарии методологического плюрализма, основанном на сочетании позитивистских и естественно-правовых начал конституционного правопонимания, неразрывном единстве естественного и позитивного права на уровне всех основных характеристик современной системы конституцио-нализма47. Признавая существование так называемых неформальных источников права, включая, прежде всего, общие принципы права и правовые принципы, которые обладают высшей степенью нормативной обобщённости, предопределяют содержание конституционных и отраслевых прав, носят универсальный характер и оказывают регулирующее воздействие на все сферы отношений48, в связи с чем конституционные нормы и отраслевые законоположения должны интерпретироваться посредством доктринально обоснованного восприятия буквы и духа Конституции и содержащихся в ней принципов, Конституци-

46 См.: абзац первый пункта 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 года № 19-П // СЗ РФ. 1998. № 25. Ст. 3004.

47 См.: Бондарь Н. С. Философия российского конституционализма: в контексте теории и практики конституционного правосудия // Философия права в начале XXI столетия через призму конституционализма и конституционной экономики. Издание Московско-Петербургского философского клуба. М. : Летний сад, 2010. С. 46—69; Эбзеев Б. С. Современный конституционализм как синтетическое единство естественного и позитивного права // Государство и право. 2015. № 12. С. 5—15.

48 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 27 января 1993 года № 1-П // Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1993. № 14. Ст. 508; от 25 февраля 2016 года № 6-П (абзац шестой пунк-

та 2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2016. № 10. Ст. 1476; Определение Конституционного Суда РФ от 3 июля 2007 года № 633-О-П (абзац первый пункта 6.2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2007. № 46. Ст. 5642.

онный Суд вместе с тем не противопоставляет право и закон, а стремится к использованию всех доступных средств для обеспечения правового качества действующего закона, в том числе на основе доктрины «разумной конституционной сдержанности».

Юридическая природа решений Конституционного Суда как источников права и норма-тивно-доктринального феномена решающим образом связана с получающими отражение в соответствующих решениях правовыми позициями. В конечном счёте, именно правовые позиции, с одной стороны, придают актам Конституционного Суда юридические (нормативно-правовые) качества источников права, а с другой — предопределяют конститу-ционно-доктринальную природу данного вида правовых источников. В правовой позиции отражается суть, нормативно-доктринальная квинтэссенция принятого решения, однако источником права является не сама по себе правовая позиция, а решение, в котором она сформулирована.

Правовым позициям Конституционного Суда как весьма своеобразным носителям нормативно-доктринальных начал его решений свойственны следующие признаки: а) высокий уровень идейно-концептуальной насыщенности, в связи с которой доктринально обосновывается подход к самому существу конкретной модели правового регулирования; б) юридическая обязательность, такая же юридическая сила, как и сила решений Конституционного Суда49; в) итогово-обобщаю-щий характер, раскрывающий в концентрированном виде внутренний смысл и логику решения Конституционного Суда; г) оценочная, аксиологическая природа, связанная с выражением в них отношения Конституционного Суда к конкретной норме; д) универсальность: они адресованы всем субъектам права применительно к соответствующим не индивидуализированным, а общим правовым

49 Юридически обязывающий характер для законодателя имеют и правовые позиции Конституционного Суда РФ, содержащие поручения законодателю по устранению выявленных в ходе конституционного судопроизводства дефектов в правовом регулировании, которые хотя и не влекут неконституционность проверяемой нормы, но могут порождать противоречия, коллизии, конфликты на практике (пункт 5 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 14 мая 2012 года № 11-П).

явлениям и распространяются на все аналогичные случаи, имеющие место в судебной практике. Соответственно, под правовой позицией Конституционного Суда следует понимать сформулированные в ходе конституционного правосудия нормативно-доктриналь-ные выводы, установки и оценки по вопросам права, являющиеся концентрированным содержательно-смысловым выражением прямого действия Конституции, логически обосновывающие и характеризующие основную идею решения, принятого по итогам рассмотрения конкретного дела.

Что же касается самих по себе характеристик решений Конституционного Суда как источника практической юриспруденции, то их концентрированным выражением является понимание конституционно-судебных актов нормоконтроля, в особенности в условиях романо-германской (европейской) правовой семьи, в качестве важного и весьма эффективного инструмента обеспечения единообразия толковательной и правоприменительной практики. Речь идёт как об общем влиянии принципа правовой определённости на отраслевые нормы материального и процессуального права, так и о конституционализа-ции с помощью решений Конституционного Суда процессуальных институтов, специально предназначенных поддерживать единообразное понимание применяемого судами права. Хотя конституционно-обоснованное правоприменение должно поддерживаться в общей системе судебной практики, только решения Конституционного Суда служат официальными актами, выявляющими конституционно-правовой смысл закона, и поэтому суд любой инстанции, если он при рассмотрении конкретного дела придёт к выводу о неконституционности подлежащего применению закона, в том числе с учётом его толкования Верховным Судом РФ, обязан обратиться с запросом в Конституционный Суд50.

Понимание решений Конституционного Суда как нормативно-доктринальных конституционных источников правовой системы, обеспечивающих её формирование и развитие на основе прямого действия Конституции, раскрывается через различные направления

50 См.: абзац пятый пункта 3.1 мотивировочной части

Постановления Конституционного Суда РФ от 21 ян-

варя 2010 года № 1-П.

их межотраслевого влияния на правовую жизнь общества и государства.

5. Основные направления воздействия на практическую юриспруденцию решений Конституционного Суда как конституционных источников правовой системы

В рамках выделения некоторых основных таких направлений можно обозначить, во-первых, конституционно-интерпретационное обоснование нормативного содержания категорий и институтов действующего права, введение в теорию и практику российской юриспруденции новых конституционных категорий и понятий, в результате чего происходит наращивание (расширение) конституционно-правового смысла понятийно-категориального аппарата правовой системы. Это, например, конституционное обоснование понятий «нормативный правовой акт»51, «публичная власть» (которая может быть и муниципальной52, проявляться в сервисных, ориентирующих формах53), «собственность»54, «конституционная ответственность»55, «конституционный правопорядок»56. Имеет место и доктринальное

51 См. постановления Конституционного Суда РФ: от

17 ноября 1997 года № 17-П (абзац первый пункта 2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 1997. № 47. Ст. 5492; от 31 марта 2015 года № 6-П (абзац второй пункта 4.1 мотивировочной части).

52 См., например, постановления Конституционного Суда РФ: от 24 января 1997 года № 1-П // СЗ РФ. 1997. № 5. Ст. 708; от 15 января 1998 года № 3-П // СЗ РФ. 1998. № 4. Ст. 532.

53 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от

18 июля 2012 года № 19-П // СЗ РФ. 2012. № 31. Ст. 4470.

54 См., например, постановления Конституционного Суда РФ: от 17 декабря 1996 года № 20-П // СЗ РФ. 1997. № 1. Ст. 197; от 16 мая 2000 года № 8-П // СЗ РФ. 2000. № 21. Ст. 2258; от 16 июля 2008 года № 9-П // СЗ РФ. 2008. № 30 (ч. 2). Ст. 3695; от 10 декабря 2014 года № 31-П // СЗ РФ. 2014. № 51. Ст. 7528.

55 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 30 ноября 1992 года № 9-П // Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1993. № 11. Ст. 400.

56 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 1997 года № 12-П // СЗ РФ. 1997. № 29. Ст. 3581; а также определения Конституционного Суда РФ: от 4 декабря 2007 года № 797-О-О // СЗ РФ.

конституционное обоснование отраслевых институтов, категорий: «налог»57, «прожиточный минимум»58, «садовый земельный участок»59 и др.

Во-вторых, это развитие лежащих в основе правовой системы общих, конституционных и иных принципов права, кон-ституционализация отраслевых принципов правового регулирования. Так, в решениях Конституционного Суда обоснован принцип правовой определённости — как требование ясности, непротиворечивости правового регулирования60: он предполагает, в частности, обеспечение эффективных гарантий неприкосновенности собственности для поддержания стабильности гражданского оборота и высокого уровня доверия между его участниками61; установление ясных, понятных правил привлечения к юридической ответственности62; чёткое определение законом подсудности дел63; признание общеобя-

2007. № 52. Ст. 6533; от 5 ноября 2015 года № 2664-

О // СПС «КонсультантПлюс».

57 См., например, постановления Конституционного Суда РФ: от 17 декабря 1996 года № 20-П // СЗ РФ. 1997. № 1. Ст. 197; от 12 октября 1998 года № 24-П // СЗ РФ. 1998. № 42. Ст. 5211; от 14 июля 2005 года № 9-П // СЗ РФ. 2005. № 30 (ч. 2). Ст. 3200.

58 См.: Определение Конституционного Суда РФ от 15 февраля 2005 года № 17-О // СЗ РФ. 2005. № 16. Ст. 1479.

59 См., например, постановления Конституционного Суда РФ: от 14 апреля 2008 года № 7-П // СЗ РФ. 2008. № 18. Ст. 2089; от 30 июня 2011 года № 13-П // СЗ РФ. 2011. № 27. Ст. 3991.

60 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 25 апреля 1995 года № 3-П (пункт 3 мотивировочной части) // СЗ РФ. 1995. № 18. Ст. 1708; от 29 июня 2004 года № 13-П (абзац третий пункта 2.2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2004. № 27. Ст. 2804; от 13 мая 2014 года № 14-П (абзац первый пункта 3 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2014. № 21. Ст. 2764.

61 См., например: абзацы пятый—седьмой пункта 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 4 июня 2015 года № 13-П // СЗ РФ. 2015. № 24. Ст. 3548.

62 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 17 июня 2004 года № 12-П (пункт 4 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2004. № 27. Ст. 2803; от 16 июля 2015 года № 22-П (абзацы третий—четвёртый пункта 2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2015. № 30. Ст. 4659.

63 См.: пункт 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 25 февраля 2004 года № 4-П // СЗ РФ. 2004. № 9. Ст. 831; абзацы третий— четвёртый пункта 2 мотивировочной части Определе-

зательности вступивших в законную силу судебных решений, их неопровержимости64. Конституционный Суд также сформулировал развёрнутые характеристики принципа соразмерности (пропорциональности) как критерия регулирования, в том числе ограничительного, прав и свобод. В силу этого принципа требуются уверенная юридическая и социальная обоснованность государственно-властных решений с точки зрения конституционных целей, учёт возможных альтернатив их достижения при меньшем вмешательстве в свободу личности, использование, насколько возможно, гибких, дифференцированных правовых средств, позволяющих на практике принять во внимание юридически значимые характеристики многообразия жизненных ситуаций, в частности обеспечить индивидуализацию применения мер публичной ответственности65. Значимым аспектом принципа соразмерности в интерпретации Конституционного Суда является, по общему правилу, недопустимость возложения на гражданина, за которым по вине государственного органа ошибочно признано то или иное право, всей полноты неблагоприятных последствий, связанных с установлением такой ошибки, и необходимость обеспечения надлежащих гарантий защиты его интересов с учётом характера ошибки, срока, прошедшего с момента приобретения права, значимости получения конкретных благ для уровня жизни человека

и т. п. 66

Практикой конституционного правосудия был введён в национальный юридико-лекси-

ния Конституционного Суда РФ от 5 ноября 2015 года № 2664-О // СПС «КонсультантПлюс».

64 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 19 марта 2010 года № 7-П // СЗ РФ. 2010. № 14. Ст. 1734; от 18 марта 2014 года № 5-П (абзац третий пункта 3.1 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2014. № 13. Ст. 1526; от 10 марта 2016 года № 7-П (абзац второй пункта 2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2016. № 12. Ст. 1707.

65 См., например, постановления Конституционного Суда РФ: от 30 октября 2003 года № 15-П // СЗ РФ. 2003. № 44. Ст. 4358; от 28 января 2010 года № 2-П // СЗ РФ. 2010. № 6. Ст. 700; от 22 декабря 2015 года № 34-П // СЗ РФ. 2015. № 52 (ч. I ). Ст. 7683; от 19 января 2016 года № 2-П // СЗ РФ. 2016. № 5. Ст. 762.

66 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от

14 января 2016 года № 1-П // СЗ РФ. 2016. № 4.

Ст. 551.

ческий оборот принцип правовой безопасности61; наполнен нормативным содержанием упомянутый в преамбуле Конституции принцип справедливости как универсальный, оказывающий регулирующее воздействие на трудовые68, пенсионные69, природоохранные10, юрисдикционные11 и иные отношения. Получил обоснование в конституционно-судебной практике также принцип баланса частных и публичных интересов, рассматриваемый, в частности, как имманентная характеристика свободной экономической деятельности12. В этом аспекте принцип предполагает, в силу решений Конституционного Суда, согласование частной экономической инициативы с интересами других лиц и общества в целом и одновременно связывает государство в выборе средств регулирующего воздействия на экономику и экономических субъектов. При этом коллизии частных и публичных интересов в связи с осуществлением экономической деятельности должны решаться цивилизованно, с привлечением институтов правосудия, а не админи-

61 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 17 июля 2002 года № 13-П (абзац второй пункта 2.1 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2002. № 31. Ст. 3160; от 21 марта 2013 года № 6-П (абзац первый пункта 4.2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2013. № 13. Ст. 1635; от 8 июня 2015 года № 14-П (абзац первый пункта 5 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2015. № 25. Ст. 3736.

68 См.: абзац первый пункта 4.1 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 18 июля 2013 года № 19-П // СЗ РФ. 2013. № 30 (ч. II). Ст. 4189.

69 См.: абзацы пятый—шестой пункта 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 8 декабря 2015 года № 32-П // СЗ РФ. 2015. № 51 (ч. III). Ст. 7414.

10 См.: абзац четвёртый пункта 3.2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 2 июня 2015 года № 12-П // СЗ РФ. 2015. № 24. Ст. 3547.

11 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 2 февраля 1996 года № 4-П (абзац седьмой пункта 6 мотивировочной части) // СЗ РФ. 1996. № 7. Ст. 701; от 25 марта 2014 года № 8-П (абзац одиннадцатый пункта 2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2014. № 14. Ст. 1690.

12 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 19 декабря 2005 года № 12-П (абзацы первый—вто-рой пункта 2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2006. № 3. Ст. 335; от 20 декабря 2011 года № 29-П (абзац третий пункта 2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2012. № 2. Ст. 397.

стративно-силовыми методами, пусть даже речь идёт об использовании в рамках частной экономической деятельности значимых объектов публичной собственности, включая земельные участки.

Наконец, конституционно-судебная практика сформировала обширную нормативную основу для интерпретации принципа верховенства права как одной из фундаментальных характеристик конституционно-правового статуса России73; все прочие конституционные и иные правовые принципы занимают субординационное положение, производны от верховенства права.

Нормативно-доктринальные начала конституционно-судебного воздействия на правовую систему проявляются и через выявление конституционного содержания в конкретных институтах отраслевого законодательства, конституционном обосновании самих основ отраслевого регулирования. Так, нынешнее содержание статьи 4.1 КоАП РФ является во многом юридическим признанием основных начал индивидуализации административного наказания, выведенных Конституционным Судом74.

В-третьих, важным направлением воздействия актов конституционного правосудия на развитие правовой системы является преодоление конституционных пробелов, коллизий в правовом регулировании. Хотя само по себе наличие пробела в законе не образует основания допустимости обращения в Конституционный Суд75 (восполнение пробелов в правовом регулировании является прерогативой законодателя76), но вместе с тем, если вследствие пробела в законе возникают не преодолимые с помощью ординарных юрисдикционных средств его противоречивые

73 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 21 декабря 2005 года № 13-П // СЗ РФ. 2006. № 3. Ст. 336; от 2 марта 2010 года № 5-П // СЗ РФ. 2010. № 11. Ст. 1256.

74 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 17 января 2013 года № 1-П // СЗ РФ. 2013. № 4. Ст. 304; от 25 февраля 2014 года № 4-П // СЗ РФ. 2014. № 10. Ст. 1087.

75 См.: Определение Конституционного Суда РФ от

11 июля 1996 года № 94-О // СПС «Консультант-Плюс».

76 См.: Определение Конституционного Суда РФ от

12 мая 2005 года № 127-О // СПС «Консультант-Плюс».

толкование и применение, влекущие произвольные различия в обращении, либо, напротив, закон трактуется и применяется единообразно, порождая несправедливое равенство или дифференциацию в реализации прав и обязанностей (включая, возможно, блокирование самого пользования тем или иным конституционным правом вследствие отсутствия организационно-правового, финансового механизма его обеспечения), то такой вопрос приобретает конституционное значение и может быть решён Конституционным Судом77. Специфическим проявлением неконституционной пробельности является бездействие законодателя, связанное с неурегулированием вопроса, порученного Конституцией78.

Конституционный Суд выработал также правовые позиции, определяющие сам порядок, способы преодоления пробельности в процессе правоприменительной деятельности: это может обеспечиваться, например, путём прямого применения Конституции79; прямого применения международно-правовых актов80; толкования и применения общих от-

77 См., например, постановления Конституционного Суда РФ: от 14 ноября 2005 года № 10-П // СЗ РФ. 2005. № 47. Ст. 4968; от 6 декабря 2011 года № 27-П // СЗ РФ. 2011. № 51. Ст. 7552; от 31 марта 2015 года № 6-П.

78 См., например: Постановление Конституционного Суда РФ от 14 марта 2002 года № 6-П // СЗ РФ. 2002. № 12. Ст. 1178. Аналогичного подхода придерживается Европейский Суд по правам человека: длительная задержка в принятии предусмотренных конституцией законодательных актов, в особенности, если речь идёт о регулировании фундаментальных прав, не может считаться оправданной и свидетельствует о том, что вмешательство в сферу свободы личности не отвечает конвенционному требованию, согласно которому оно должно быть «предусмотрено законом» (например, п. 55 Постановления Европейского Суда по правам человека от 11 апреля 2013 года по делу Веренцов (Vye-rentsov) против Украины (жалоба № 20372/11). URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001 -118393 (дата обращения: 28.03.2016)).

79 См., например: абзацы четвёртый—пятый пункта 6 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 31 июля 1995 года № 10-П // СЗ РФ. 1995. № 33. Ст. 3424; абзац шестой пункта 3 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 18 сентября 2014 года № 1828-О // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2015. № 1.

80 См.: абзац второй пункта 3 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 6 марта 2001 года № 79-О // СПС «КонсультантПлюс».

раслевых положений81; использования ана-логии82; принятия разъяснений по вопросам судебной практики83; путём «указного» нор-мотворчества84.

Посредством актов конституционно-судебного контроля с использованием инструментария, в целом аналогичного тому, что востребован при преодолении пробелов, обеспечивается снятие различных форм проявления конституционной коллизионности, включая ценностные, иерархические, межотраслевые, темпоральные и т. п. Основополагающими ориентирами для разрешения возникающих коллизий являются требования приоритета прав человека85 и недопустимости предоставления защиты одним правам в нарушение других, равноценных по своему конституционному значению86.

Важно учитывать всё многообразие юридических последствий принятия решений Конституционного Суда РФ как воплощения прямого действия Конституции и источника практической юриспруденции. Это не только утрата правовыми актами (нормами), признанными неконституционными, юридической силы, но также прекращение действия аналогичных норм, даже если они формально не входили в предмет проверки (равно как распространение, по общему пра-

81 См.: абзац второй пункта 5 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 3 июля 2008 года № 734-О-П // СЗ РФ. 2009. № 5. Ст. 678.

82 См., например, определения Конституционного Суда РФ: от 15 ноября 2007 года № 815-О-О (абзац третий пункта 2 мотивировочной части); от 21 февраля 2008 года № 124-О-О (абзац третий пункта 2 мотивировочной части); от 27 октября 2015 года № 2471-О (абзац второй пункта 2 мотивировочной части) // СПС «КонсультантПлюс».

83 См.: абзац первый пункта 3.3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 5 марта 2013 года № 5-П // СЗ РФ. 2013. № 11. Ст. 1164.

84 См.: абзац первый пункта 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 30 апреля 1996 года № 11-П // СЗ РФ. 1996. № 19. Ст. 2320.

85 См.: абзац первый пункта 3.4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 19 ноября 2015 года № 29-П // СЗ РФ. 2015. № 48 (ч. II). Ст. 6886.

86 См. постановления Конституционного Суда РФ: от 14 мая 2012 года № 11-П (абзац третий пункта 2.2 мо-

тивировочной части) // СЗ РФ. 2012. № 21. Ст. 2697;

от 27 июня 2013 года № 15-П (абзац четвёртый пунк-

та 2.2 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2013. № 27. Ст. 3647.

вилу, выработанного Конституционным Судом истолкования на аналогичные законоположения); казуальное толкование Конституции; формирование общеобязательной конституционно-правовой интерпретации проверяемой нормы; корректировка судебной и иной правоприменительной практики, которая более не может воспроизводиться с приданием нормам иного смысла, чем выявлен Конституционным Судом; конституционно-судебные рекомендации законодателю. Наконец, решения Конституционного Суда образуют новые обстоятельства для пересмотра дел в судах общей и арбитражной юрисдик-ций (п. 1 ч. 4 ст. 413 УПК РФ, п. 3 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ, п. 3 ч. 3 ст. 311 АПК РФ, п. 3 ч. 1 ст. 350 КАС РФ)87, что в особой степени подчёркивает значение актов конституционного правосудия как источника практической юриспруденции. При этом пересмотр дела, по общему правилу, не требует каких-либо дополнительных условий, в том числе внесения изменений в законодательство. Попытки поставить исполнение решения Конституционного Суда в зависимость от усмотрения иного органа, порой встречающиеся на практике88, дискредитируют сам принцип прямого действия Конституции и являются фактором недоверия к правосудию и государству в целом.

6. Конституционно-судебное обеспечение прямого действия Конституции РФ в соотношении с реализацией общепризнанных принципов и норм международного права в правовой системе России

Анализ проблематики конституционно-судебного обеспечения прямого действия Конституции в современных условиях правовой глобализации предполагает необходимость

87 См., например, определения Конституционного Суда РФ: от 12 мая 2006 года № 135-О // СПС «КонсультантПлюс»; от 11 ноября 2008 года № 556-О-Р // СЗ РФ. 2008. № 48. Ст. 5722; от 27 октября 2015 года № 2416-О // СПС «КонсультантПлюс».

88 См., например: Депутат не хочет вновь складывать мандат // Коммерсантъ. 2015. 5 июня; Законодательная власть игнорировала судебную // Коммерсантъ. 2015. 29 июня; Депутатский мандат продолжают делить в судах // Коммерсантъ. 2015. 11 декабря; Конституционный Суд займётся делами Госдумы // Коммерсантъ. 2016. 14 марта.

осмысления взаимосвязей конституционно-судебной и иной юрисдикционной практики в Российской Федерации, с одной стороны, и реализации международно-правовых норм — с другой. Речь идёт о выявлении и обосновании соотношения прямого действия Конституции с имплементацией наднационального права, а также возникающих в рамках данных процессов взаимоотношений национальных и наднациональных юрисдикционных институтов, прежде всего в свете реализации Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в том числе с учётом её интерпретации Европейским Судом.

Судебным органам, безусловно, отводится важное место в имплементационном механизме, поскольку в рамках разделения властей они ответственны за реализацию принятых государством обязательств даже в случаях, когда другие ветви власти от этого уклоняются, а также способны восполнять дефицит властно-обеспечительных, контрольных средств реализации соответствующих обязательств, характерный для международного права. При этом очевидно, что национальные суды, будучи элементом конституционного механизма народовластия, призваны находить баланс коллизионных ценностей и интересов, связанных с конституционным суверенитетом и уважением к международному праву. При значительном повышении в последнее время уровня и качества участия судебных органов в правовой имплементации есть все основания для определённого разграничения функциональной роли судов различных юрисдикций в механизме имплементации европейских конвенционных требований. Суды общей юрисдикции и арбитражные суды ориентированы в основном на исполнение конкретных решений Европейского Суда в рамках пересмотра судебных актов по новым обстоятельствам (п. 4 ч. 2 ст. 311 АПК РФ, п. 4 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ, п. 2 ч. 4 ст. 413 УПК РФ, п. 4 ч. 1 ст. 350 КАС РФ), что, впрочем, не исключает и более широкого участия89. Несомненна, однако, особая роль в судебном меха-

89 См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 года № 5 (ред. от 5 марта 2013 года) «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» // Российская газета. 2003. 2 декабря.

низме правовой имплементации европейских конвенционных требований конституционного правосудия, которое в силу самой своей природы и характера решаемых задач активно вовлекается (в том числе в зарубежных странах) в решение вопросов, связанных с принятием мер общего характера и, соответственно, имплементацией тех или иных норм Европейской Конвенции в национальное за-конодательство90.

Сама постановка проблемы конституционно-судебного обеспечения прямого действия Конституции в свете взаимосвязей национального и международного права вытекает в формально-юридическом плане из части 4 статьи 15 Конституции РФ. Содержащиеся в этой норме положения о признании общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации составной частью её правовой системы и их применении в случае установления иных правил, чем предусмотренные законом, в силу статьи 16 Конституции РФ относятся к основам российского конституционного строя и имеют, как и иные конституционные нормы, прямое действие и высшую юридическую силу, обязывая и законодателя, и правоприменителя; они получают развитие, более объёмное институциональное наполнение в иных конституционных нормах (ч. 1 ст. 17, ч. 3 ст. 46, ч. 1 ст. 55, ст. 79).

На основе этих конституционных положений происходит проникновение наднациональных, в том числе европейских, правовых идей, ценностей, норм, институтов в про-

90 В качестве такого примера можно назвать Постановление Конституционного Суда РФ от 27 февраля 2009 года № 4-П (СЗ РФ. 2009. № 11. Ст. 1367). Его особенностью было то, что Европейский Суд ещё до рассмотрения данного дела в Конституционном Суде принял решение по жалобе того же заявителя (граж-

данина П. В. Штукатурова) и, удовлетворив её, отметил в ряду мер общего характера необходимость совершенствования национального законодательства, приведения его в соответствие с конвенционными требованиями. Конституционный Суд в свою очередь признал неконституционными обжалуемые нормы, связанные с возможностями судебной защиты прав недееспособных лиц, восприняв подходы Европейского Суда, что в последующем получило законодательную реализацию. Тем самым решение Конституционного Суда стало отправным импульсом и важным элементом государственного механизма имплементации соответствующих международно-правовых стандартов.

странство российской правовой системы, обеспечивается их определённое взаимодействие и вместе с тем открываются возможности для дополнительного гарантирования реализации национальных конституционных ценностей, принципов, норм на основе прямого действия Конституции в режиме её верховенства, поддерживаемого наднациональными юридическими механизмами. Из части 4 статьи 15 Конституции РФ во взаимосвязи с положениями части 1 той же статьи и статьи 16 следует, что прямое действие Конституции служит исходной нормативно-правовой основой для включения в российскую правовую систему наднациональных регуляторов, юрисдикционно-контрольных институтов, которые призваны в итоге обеспечивать — в силу императива их тождественности российскому конституционному строю — укрепление институциональных механизмов наиболее эффективной и полной реализации ценностно-нормативного потенциала Конституции РФ, усиление её прямого действия. Конституционный Суд в своих решениях указывал, что прямое действие свойственно и положениям международных правовых актов, таких, например, как Международный пакт о гражданских и политических правах и Конвенция о защите прав человека и основных свобод91, но характер их прямого действия иной, производный от прямого действия Конституции.

Здесь важно обратить особое внимание на три момента, которые, к сожалению, учитываются далеко не всегда, что порождает представления о якобы неоднозначности, противоречивости конституционного регулирования в части соотношения Конституции с наднациональным правом. В действительности, в Конституции этот вопрос решён исчерпывающим образом. Во-первых, Конституция прямо и недвусмысленно утверждает своё верховенство на всей территории (ч. 2 ст. 4) и свою высшую юридическую силу перед любыми правовыми актами (ч. 1 ст. 15): её учредительный, системообразующий характер несовместим с наличием в правовой системе актов выше её по силе. Во-вторых, именно Консти-

91 См., например, абзац седьмой пункта 2 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 15 января 2016 года № 186-О // СПС «Консультант-Плюс».

туция признаёт нормы наднационального права частью правовой системы России (ч. 4 ст. 15), то есть статусные, функционально-целевые, иерархические и иные характеристики, касающиеся их места и роли в правовой системе, производны от Конституции. Наконец, в-третьих, содержащееся в части 4 статьи 15 Конституции коллизионное регулирование, связанное с возможной несогласованностью внутригосударственных и международно-правовых источников, со всей определённостью предполагает, что нормы наднационального права: а) обладают именно и только правоприменительным коллизионным приоритетом и этим не ставится под сомнение действительность, юридическая сила соответствующих внутригосударственных норм; б) подлежат применению в случае возникновения коллизии с положениями актов ниже уровня Конституции.

Нашедшее отражение в Конституции понимание её соотношения с наднациональными источниками релевантно самой природе международного права, которое выступает, по сути, методом коллективного государственного правотворчества, ориентированного на внутригосударственное исполнение и при-менение92. Основанием международного права является конституционно обусловленная государственно-суверенная воля, консолидированная посредством межгосударственных согласований, и поэтому как таковой принцип уважения государственного суверенитета не только не ущемляется участием в международном правовом общении, но и получает новые формы реализации. Как подчеркнул Конституционный Суд, международный договор, предусматривающий деятельность органа по разрешению споров, которые возникают в связи с осуществлением государствами-участниками прав и обязанностей, вытекающих из этого договора, не может рассматриваться как нарушающий суверенитет России, поскольку подобное обязательство принимается посредством согласования позиций суверенных государств, воли которых юридически равноправны93.

92 См. об этом: Вельяминов ГМ. Международное право: опыты. М. : Статут, 2015. С. 149—152.

93 См.: пункт 4 мотивировочной части Постановления

Конституционного Суда РФ от 9 июля 2012 года № 17-П // СЗ РФ. 2012. № 29. Ст. 4169.

В русле этих отправных подходов конституционно-методологического плана должен вестись поиск оптимальных механизмов взаимоотношений национального и наднационального, включая европейский, правопоряд-ков, эффективных путей преодоления противоречий. Вполне оправданно исходить из того, что успешность самих процессов по укреплению правового сотрудничества в современной Европе и формированию европейского конституционализма, в рамках которого Конвенция о защите прав человека и основных свобод служит неким воплощением прямого действия верховенства права, во многом обусловливается учётом социокультурного многообразия, лежащего в основе европейской традиции права и определяющего её богатство. Поэтому и движение к европейскому конституционализму призвано, вероятно, отразить не бескомпромиссную стандартизацию (по декларируемому принципу: «никаких "если", никаких "но", никакой зависимости от культурных особенностей»94), а прежде всего национально-конституционную интеграцию государственно-правовых систем Европы через их взаимообогащение при сохранении юридического суверенитета правовых систем.

В связи с имплементацией Европейской Конвенции важным является вопрос о месте и роли этого акта в национальных правовых системах. Следует признать, что Конвенция, без сомнения, регулирует общие для европейских государств — членов Совета Европы вопросы конституционного значения, и уже это независимо от особенностей национальных конституционных систем с точки зрения их отношения к общепризнанным принципам и нормам международного права и международным договорам позволяет квалифицировать её как своего рода квазиконституционный акт. Вместе с тем в этом аспекте Конвенция не может считаться составной частью национальной конституционной системы, по крайней мере пока сама конституционная система государства (как, например, в

94 См.: Конвенция по правам человека под угрозой. Выступление Генерального секретаря Совета Европы Т. Ягланда на заседании ПАСЕ (Страсбург, 26 января 2016 года). URL: http://www.eurointegration.com.ua/ rus/articles/2016/01 /26/7043923/ (дата обращения: 28.03.2016).

Австрии) не признаёт за ней такое значение. Не менее важен и другой аспект: даже для стран, которые не придают приоритета Конвенции (например, Венгрии95), очевидным является конституционное значение этого акта, прежде всего с точки зрения закономерностей формирования общеевропейского конституционного пространства.

Но это, однако, не означает, что нормативные положения Конвенции, имеющие подвижное, динамичное содержание в свете прецедентной практики Европейского Суда, не требуют своей имплементации в увязке с обеспечением прямого действия Конституции. Последовательно признавая за решениями Европейского Суда юридическую ценность для правоприменительной и нормотворче-ской имплементационной практики, Конституционный Суд исходит из принципиального тождества юридической природы конституционных и наднациональных конвенционных прав96. Следует сказать, что сама постановка вопроса о приоритете конвенционных требований перед конституционными требованиями является некорректной. Конвенция защищает права не в абстрактном смысле, а в их определённом понимании, которое, являясь тождественным сложившимся представлениям на уровне национальных конституционных правопорядков государств-участников, воспринято и зафиксировано в рамках общеевропейского консенсуса. Конвенционный механизм является субсидиарным развитием национально-конституционных средств обеспечения прав и свобод, и, в конечном счёте, речь должна идти о поиске оптимальных в конкретном контексте условий, форм их сбалансированной реализации97.

95 См.: Брагьова А. Право толкования: конституционные суды и Конвенция о защите прав человека и основных свобод (на примере Венгрии) // Сравнительное конституционное обозрение. 2011. № 2 (81). С. 83—96.

96 См.: абзац второй пункта 3.3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 26 февраля 2010 года № 4-П.

97 Характерно, что сам Европейский Суд в ряде случаев прямо указывает на необходимость соотнесения применимого к делу правового подхода с социальной, культурной, политической средой, историческими и иными традициями государства. См., например: § 103 Постановления Европейского Суда по правам человека от 16 марта 2006 года по делуЖданок (Zdanoka) против Латвии (жалоба № 58278/00). URL: http://

Российская Федерация признала ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов98. Но из этого вытекает обязательность для неё не всех решений Европейского Суда, а лишь той части его практики, которая сформирована в связи с рассмотрением дел о нарушениях Россией конвенционных обязательств. Решения, вынесенные в отношении иных государств, могут связывать Россию лишь в части официальной интерпретации Конвенции.

Спецификой правовой природы Европейского Суда, сочетающего юрисдикционно-контрольную (правоприменительную) и интерпретационную функции, определяется то, в каком качестве его решения присутствуют в составе российской правовой системы.

Во-первых, они служат актами казуального решения споров о соответствии решений и действий (бездействия) российских властей Конвенции и в этом аспекте имеют предметные и субъектные пределы действия с обратной силой в случае установления конвенционного нарушения. По общему правилу, они имеют последствия для судебных актов, вынесенных по конкретному делу и в отношении конкретного заявителя, что не исключает их распространения и на иных находящихся в аналогичном с заявителем положении граждан как участников тех же конкретных правоотношений99. При этом не

hudoc.echr.coe.int/eng?i=001 -72794 (дата обращения: 28.03.2016); § 68 Постановления Европейского Суда по правам человека от 18 марта 2011 года по делу Лаутси и другие (Lautsi and others) против Италии (жалоба № 30814/06). URL: http://hudoc. echr.coe.int/eng?i=001 -104040 (дата обращения: 28.03.2016); § 158 Постановления Европейского Суда по правам человека от 9 октября 2014 года по делу Лисейцева и Маслов (Liseytseva and Maslov) против Российской Федерации (жалобы № 39483/05 и 40527/10). URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-146774 (дата обращения: 28.03.2016).

98 См.: статья 1 Федерального закона от 30 марта 1998 года № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» // СЗ РФ. 1998. № 14. Ст. 1514.

99 Например, на соистцов по делу, применительно к ко-

торому констатировано нарушение Конвенции. См.

определения Конституционного Суда РФ: от 7 июня

предполагается обязанность судов безусловно удовлетворять соответствующие заявления — вопрос о возможности пересмотра окончательных судебных постановлений разрешается судом в конкретном деле, исходя из его фактических обстоятельств100.

Во-вторых, как акты официального, нормативно значимого толкования Конвенции они связывают содержащейся в них интерпретацией конвенционных прав и свобод российские власти безотносительно к тому, сформулирована ли эта интерпретация в деле в отношении Российской Федерации или же иного государства.

Всё это позволяет судебным органам, включая Конституционный Суд, активно обращаться к прецедентной практике европейского конвенционного контроля, в том числе для целей адекватного выявления смысла подлежащих применению нормативных положений, разрешения нормативных коллизий и восполнения пробелов в законодательстве, усиления правовой аргументации.

Конвенционно-интерпретационный аспект правового статуса Европейского Суда по правам человека в сочетании с обыкновением принятия национальными властями мер как индивидуального характера по исполнению решения Европейского Суда, так и общего характера, направленных на недопущение возможного повторения подобных нарушений в будущем, может создавать ложное ощущение сходности правового эффекта конвенционно-контрольных актов и правовых последствий конституционно-судебного нор-моконтроля. Хотя добросовестное следование принципу pacta sunt servanda обязывает национальные власти принять все возможные и зависящие от них меры по исполнению решения, установившего нарушение Конвенции, это вовсе не означает, что само такое решение Европейского Суда может считаться юридическим фактом, определяющим действие или тем более действительность той или иной нормы национального права. При этом не имеет значения, насколько далеко Евро-

2011 года № 853-О-О // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2012. № 1; от 4 апреля 2013 года № 504-0 и от 22 апреля 2014 года № 919-О // СПС «КонсультантПлюс». 100 См. определения Конституционного Суда РФ: от 24 декабря 2013 года № 2118-О и от 14 января 2016 года № 13-О // СПС «Консультант Плюс».

пейский Суд счёл возможным зайти в критических оценках в отношении предпосылок и условий, приведших к нарушению Конвенции, включая дискреционное формулирование абстрактных позиций применительно к существующим, по мнению Европейского Суда, национально-нормативным факторам.

Европейский Суд не раз отмечал, что не рассматривает отвлечённо совместимость с Конвенцией положений законодательства и практики, решая только вопрос о том, привело ли к нарушению Конвенции применение тех или иных правил в рассматриваемом деле101. Но реальность такова, что Суд нередко формулирует оценочные суждения в отношении национальных норм, в том числе конституционных, если видит в них предпосылки конвенционно-дефектного правоприменения102. Хотя подобная трактовка его компе-тенционных возможностей может находить инициативную поддержку в отдельных государствах-участниках, это не изменяет предназначения Европейского Суда, который, по замыслу Конвенции, нормоконтрольными полномочиями не обладает. Позиция России в этом вопросе однозначна, она получила в том

101 См., например: § 39 Постановления Европейского Суда по правам человека от 21 февраля 1975 года по делу Голдер (Golder) против Соединенного Королевства (жалоба № 4451/70). URL: http://hudoc. echr.coe.int/eng?i=001 -57496 (дата обращения: 28.03.2016); § 60 Постановления Европейского Суда по правам человека от 25 марта 1999 года по делу Николова (Nikolova) против Болгарии (жалоба № 31195/96). URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i= 001-58228 (дата обращения: 28.03.2016); § 101 Постановления Европейского Суда по правам человека от 8 ноября 2011 года по делу Якубов (Yakubov) против Российской Федерации (жалоба № 7265/10). URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001 -107329 (дата обращения: 28.03.2016).

102 Так, в одном из постановлений Европейский Суд установил, что государства-участники призваны обеспечивать соблюдение Конвенции в рамках их юрисдикции в целом, которая часто осуществляется в первую очередь за счёт Конституции, и то обстоятельство, что ограничения, возложенные на заявителей, проистекают непосредственно из Конституции, не препятствует рассмотрению дела Европейским Судом. См.: § 48—52 Постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу Анчугов и Гладков (Anchugov and Gladkov) против Российской Федерации (жалобы № 11157/04 и 15162/05). URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i = 001 -122260 (дата обращения: 28.03.2016).

числе конституционно-судебное подкрепление: к компетенции Европейского Суда как субсидиарного межгосударственного судеб -ного органа по разрешению конкретных дел, отмечается в одном из решений Конституционного Суда, не относится осуществление нормоконтроля, то есть проверка внутригосударственного законодательства на предмет его соответствия Конвенции103.

Как бы то ни было, но с расширением взаимодействия национальной правовой системы и наднационального права, всё более активным проникновением в неё прецедентных актов европейской конвенционной юрисдикции связано возможное возникновение различного рода конфликтов, коллизий, противоречий, которые могут приобретать принципиальный характер в случае расхождения во мнениях Европейского Суда и Конституционного Суда применительно к обстоятельствам одного и того же (или аналогичного) дела. Впервые такая ситуация возникла в связи с нашумевшим делом Константина Маркина, в рамках которого Европейский Суд, в отличие от (и после) Конституционного Суда104, признал дискриминацией отсутствие у мужчин-военнослужащих возможности воспользоваться отпуском по уходу за ребёнком105. Сама подобная коллизионность служит в своей основе естественным рефлекторным отражением объективных различий ценностных начал конвенционной и национальной конституционной юрисдикций, многообразия национальных судебных доктрин, и поэтому её спекулятивные оценки в духе конфронтационно-го подхода неприемлемы, а следует взять за основу координаты достижения компромисса, баланса интересов и ценностей106.

103 См.: абзац третий пункта 1.3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 23 сентября 2014 года № 24-П.

104 См.: Определение Конституционного Суда РФ от 15 января 2009 года № 187-О-О // СПС «Консуль-тантПлюс».

105 См. постановления Европейского Суда по правам человека по делу Константин Маркин (Konstantin Markin) против Российской Федерации (жалоба № 30078/06): от 7 октября 2010 года. URL: http:// hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-100926 (дата обращения: 28.03.2016); от 22 марта 2012 года. URL: http:// hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-109868 (дата обращения: 28.03.2016).

106 Нельзя не согласиться с тем, что негативный фон,

сложившийся в международных отношениях приме-

Коллизии между национальной и наднациональными юрисдикциями имеют, по сути, конституционный характер, и в основе их устранения должно лежать требование обеспечения безусловного верховенства и прямого действия Конституции. Именно из этих концептуальных позиций исходил Конституционный Суд при оценке конституционности ряда законоположений, на основании которых подлежит разрешению вопрос об исполнении вынесенного по жалобе против России постановления Европейского Суда, возлагающего на государство обязательства, не согласующиеся с Конституцией РФ107. Ни Конвенция, ни основанные на ней правовые позиции Европейского Суда, содержащие оценки национального законодательства либо касающиеся необходимости изменения его положений, полагает Конституционный Суд, не отменяют для российской правовой системы приоритет Конституции и потому подлежат реализации в рамках этой системы только при условии признания высшей юридической силы именно Конституции (абзац второй пункта 2.2 мотивировочной части Постановления от 14 июля 2015 года). В связи с этим в пункте 5.3 мотивировочной части названного Постановления установлено, что, если действия и решения, которые требуются для исполнения постановления Европейского Суда, могут привести к нарушению Конституции, встаёт вопрос о действительном смысле этих положений в контексте возникшего противоречия и международных обязательств России, и данный вопрос подлежит разрешению в порядке конституционного судопроизводства.

В настоящее время сформулированные Конституционным Судом подходы к реализации в российской правовой системе решений Европейского Суда не только получили зако-

нительно к России, не является обязательным условием для самой постановки вопроса о месте решений Европейского Суда по правам человека в правовой системе России и порядке их реализации, поскольку этот вопрос не чисто российский и не порождён исключительно желанием России достойно ответить на принятые в отношении неё негативные меры (см.: Маврин С. П. Решения Европейского Суда по правам человека в правовой системе России // Журнал конституционного правосудия. 2015. № 6. С. 1 — 6, 1).

107 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года № 21-П // СЗ РФ. 2015. № 30. Ст. 4658.

нодательное закрепление, но и были универсализированы путём распространения на все другие межгосударственные органы по защите прав человека108.

В то же время следует акцентировать внимание на том, что, отстаивая безусловный приоритет Конституции, Конституционный Суд явным образом заявил о стремлении к поиску наиболее сбалансированных решений в рамках международного правового сотрудничества. Как прямо отмечено в абзаце пятом пункта 6 мотивировочной части названного Постановления, если Конституция не позволяет согласиться с отдельным постановлением Европейского Суда, Конституционный Суд обязан отразить это несогласие в своём решении, но вместе с тем, признавая фундаментальное значение европейской системы защиты прав и свобод человека и гражданина, частью которой является постановление Европейского Суда, Конституционный Суд «готов к поиску правомерного компромисса ради поддержания этой системы, но определение степени своей готовности он оставляет за собой, поскольку границы компромисса в данном вопросе очерчивает именно Конституция». Своё подтверждение и развитие этот подход, основанный на понимании того, что только диалог позволяет добиться надлежащего равновесия между различными правовыми системами, получил и в первом рассмотренном Конституционным Судом деле о возможности исполнения в соответствии с Конституцией постановления Европейского Суда от 4 июля 2013 года по делу Анчугов и Гладков против России109. Построенный по методу «расщепления» итоговый вывод как раз обозначает перспективы встречного движения российской правовой системы в направлении гармонизации с конвенционными требованиями в электоральной сфере и одновременно границы, выход за которые недопустим под угрозой утраты национальной конституционной идентичности. Европейский конвенционный правопорядок, опирающийся

108 См.: Федеральный конституционный закон от 14 декабря 2015 года № 7-ФКЗ «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации"» // СЗ РФ. 2015. № 51 (ч. I). Ст. 7229.

109 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2016 года № 12-П // СПС «Консультант-Плюс».

на уважение общего наследия политических традиций Высоких Договаривающихся Сторон (преамбула Европейской Конвенции), подразумевает наличие консенсуса как предпосылки и условия динамической нормативно значимой интерпретации образующих его принципов, а национальные конституционные суды не могут быть лишены возможности осуществлять контроль ultra vires в тех случаях, когда становится очевидным, что действия европейских органов осуществляются вне переданной компетенции.

Таким образом, обеспечение прямого действия и верховенства Конституции предполагает ориентацию на использование всех доступных средств гармонизированного с Конституцией исполнения актов наднациональной юрисдикции. Лишь в исключительных случаях фундаментальной своей несогласованности с конституционным строем России меры индивидуального или общего характера, вытекающие из решения наднационального юрисдикционного органа, не могут получать легитимной поддержки и находить применение в национальной правовой системе. Что в любом случае не может препятствовать диалогу, в том числе на международном уровне, для поиска взаимоприемлемых конструктивных решений.

Библиографическое описание: Бондарь Н., Джагарян А. Прямое действие Конституции: генерация и гарантирование конституционным правосудием // Сравнительное конституционное обозрение. 2016. № 3 (112). С. 52—78.

The direct application of the Constitution: the making and providing guarantees by constitutional justice

Nikolay Bondar'

Doctor of Sciences in Law, Judge, Russian Constitutional Court (e-mail:

bond@ksrf.ru)

Armen Dzhagaryan

Doctor of Sciences in Law, Advisor to Judge, Russian Constitutional Court (e-mail: schtiller@yandex.ru)

Abstract

The Constitution in the real legal life is the most important factor for the stable and effective development of the modern statehood, but its actual impact on the social practice is often restrained by difficulties and contradictions caused by unwillingness, inability or unwillingness to follow constitu-

tional principles. Although the modern doctrine of law has formally rejected the ideologically and politically motivated conception of the Constitution inherent in earlier era, there is still a strong need of serious efforts of public authorities and civil society to make the Constitution a real legal instrument for governing and handling social and public relations, securing and reinforce its abilities of direct action. The article explains the key role of constitutional justice in the promotion and strengthening (even amplifying) the regulatory and normative power of the "living" Constitution's direct action. There is also a strong need for the establishment of the regime of unconditional judicial guarantees of constitutional values, principles, norms, considering current challenges of globalization of legal systems.

Keywords

direct application of the Constitution; actual and legal constitution; constitutional justice; judicial constitutionalism; European conventional control; implementation of international law.

Citation

Bondar' N., Dzhagaryan A. (2016) Pryamoye deystvie konstitutsii: genera-tsiya i garantirovanie konstitutsionnym pravosudiem [The direct application of the Constitution: the making and providing guarantees by constitutional justice]. Sravnitel'noekonstitutsionnoeobozrenie, no. 3, pp. 52-78. (In Russian).

References

Bondar' N. S. (2010) Filosofiya rossiyskogo konstitutsionalizma: v kontekste teorii i praktiki konstitutsionnogo pravosudiya [Philosophy of Russian constitutionalism in the context of theory and practice of constitutional justice]. In: Filosofiya prava v nachale XXI stoletiya cherez prizmu konstitutsionalizma ikonstitutsionnoy ekonomiki, Moscow: Letniy sad, pp. 46-68. (In Russian).

Bondar' N. S. (2013) Konstitutsionnoe pravosudie i politika: popytka konstitutsionnogo analiza bez politizatsii [Constitutional justice and politics: an attempt of non-political constitutional analysis]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 1, pp. 45-64. (In Russian). Bondar' N. S. (2014) Akty konstitutsionnogo pravosudiya kak mezhotraslevoy istochnik prakticheskoy yurisprudentsii [Acts of constitutional justice as the interdisciplinary source of practical jurisprudence]. Vestnik yuri-dicheskogo fakulteta Yuzhnogo federal'nogo universiteta, no. 1, pp. 8-16. (In Russian).

Bondar' N. S. (2015). Sudebnyy konstitutsionalizm: doktrina ipraktika [Judicial Constitutionalism: doctrine and practice], 2nd ed., Moscow: Norma; Infra-M. (In Russian). Brag'ova A. (2011) Pravo tolkovaniya: Konstitutsionnye sudy i Konventsiya o zashchite prav cheloveka i osnovnykh svobod (na primere Vengrii) [The right of interpretation: constitutional courts and the Convention for the protection of human rights and fundamental freedoms (The Hungarian Case)]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 2, pp. 83-96. (In Russian).

Dzhagaryan A. A. (2014) Vmenennaya bezuprechnost': resheniya Konstitutsionnogo Suda Rossiyskoy Federatsii i pravovoe kachestvo: Otvet na stat'yu A. Petrova [The decreed perfection: Decisions of the Constitutional Court of the Russian Federation and the quality legal work: A rejoinder to A. Petrov's article]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 2, pp. 111-124. (In Russian). Dzhagaryan N. V. (2015) Konstitutsionnoe pravosudie kak faktor formirova-niya i razvitiya konstitutsionno-pravovoy kontseptsii predstavitel'noy de-mokratii [Constitutional justice as a factor in shaping and development of

the constitutional concept of the representative democracy]. Konstitu-tsionnoe i munitsipafnoe pravo, no. 2, pp. 49-53. (In Russian).

Ebzeev B. S. (2015) Sovremennyy konstitutsionalizm kak sinteticheskoe edin-stvo estestvennogo i pozitivnogo prava [Modern constitutionalism as the synthetic unity of natural and positive law]. Gosudarstvo ipravo, no. 12, pp. 5-15. (In Russian). Gadzhiev G. A. (2016) Pravo i ekonomika (metodo-logiya) [Law and economics (A methodology)], Moscow: Norma; Infra-M. (In Russian).

Garlitskiy L. (2007) Konstitutsionnye sudy protiv verhovnykh sudov [Constitutional courts vs. Supreme courts]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 2, pp. 146-159. (In Russian).

Kabyshev V. T. (2013) S Konstitutsiey po zhizni: izbrannye nauchnye trudy [The Constitution in human life: Selected scientific works], Moscow: Formula prava. (In Russian).

Kelsen H. (1929) Wesen und Entwicklung der Staatsgerichtsbarkeit: Mitbericht von Prof. Hans Kelsen in Wien. In: von Hippel E, Kelsen H, Layer M, Triepel H (eds.) Wesen und Entwicklung der Staatsgerichtsbarkeit: Berichte [der] Verhandlungen der Tagung der Deutschen Staatsrechtslehrer zu Wien am 23. und 24. April 1928; mit einem Auszug aus der Aussprache. Walter de Gruyter & Co., Berlin. pp. 30-84.

Klishas A. A. (2015) Konstitutsionnyy kontrol' i konstitutsionnoe pravosudie za-rubezhnykh stran: Sravnitel'no-pravovoe issledovanie [Constitutional control and constitutional justice in foreign countries: A comparative legal study], 2nd ed., Moscow: Mezhdunarodnye otnosheniya. (In Russian).

Kokotov A. N. (2013) O pryamom deystvii Konstitutsii Rossiyskoy Federatsii [On the direct effect of the Constitution of the Russian Federation]. Aktual'nye problemy rossiyskogo prava, no. 12, pp. 1511-1516. (In Russian).

Kruss V. I. (2016) Konstitutsionalizatsiya prava: osnovy teorii [Constitutionalization of law: the basics], Moscow: Norma; Infra-M. (In Russian).

Maklakov V. V. (ed.) (2010) Konstitutsionnyy kontrol' vzarubezhnykh stranakh [Constitutional control in foreign countries], 2nd ed., Moscow: Norma. (In Russian).

Mavrin S. P. (2015) Resheniya Evropeyskogo Suda po pravam cheloveka v pra-vovoy sisteme Rossii [Decisions of the European Court of Human Rights in the Legal System of Russia]. Zhurnal konstitutsionnogo pravosudiya, no. 6, pp. 1-6.

Shajo A. (2013) Vysshie sudy kak predstaviteli, ili Predstavitel'stvo bez pred-staviteley [Supreme Courts as Representatives, or Representation without Representatives]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 6, pp. 5574. (In Russian).

Vel'yaminov G. M. (2015) Mezhdunarodnoepravo: opyty [International law: Essays], Moscow: Statut. (In Russian).

Zhujkov V. M. (1997) K voprosu o sudebnoy praktike kak istochnike prava [On the subject of judicial practice as a source of law]. In: Sudebnaya praktika kakistochnikprava [Judicial practice as a source of law]. Moscow: Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences, pp. 16-23. (In Russian).

Zor'kin V. D. (2010) Sovremennyy mir, pravo i Konstitutsiya [The modern world, law and the Constitution], Moscow: Norma. (In Russian).

Zor'kin V. D. (2014) Pravovoy put' Rossii [The legal way of Russia]. Rossiyskaya gazeta. (In Russian).

Zor'kin V. D. (2015) Konstitutsiya zhivet v zakonakh. Rezervy povysheniya kachestva rossiyskogo zakonodatel'stva [The Constitution lives in laws. Resources for improving the quality legislation in Russia]. Zhurnal konsti-tutsionnogo pravosudiya, no. 3, pp. 1-5. (In Russian).