CC BY
183
References
1. Sizova K.D. The typology of the hero's portrait based on I.S. Turgenev's prose. Voronezh, 1995. 16 p.
2. Dostoevsky F.M. The meek one. L., 1991. 118 p.
3. Dostoevsky F.M. Crime and punishment. M., 1978. 462 p.
УДК 82.09
Воронежский государственный архитектурно-строительный университет Кандидат филологических наук, ст. преподаватель кафедры русского языка и межкультурной коммуникации Скуридина С. А. Россия, Воронеж, 8-920-404-04-48; saskuridina@ya. т
Voronezh State University of Architecture and Civil Engineering
The chair of Russian language and cross-cultural communication PhD, senior lecturer Skuridina S.A. Russia, Voronezh, 8-920-404-04-48; saskuridina@ya.ru
С.А. Скуридина
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ХРОНОТОП В РОМАНЕ «БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»
В статье рассматривается отражение хронотопа в ономастических единицах романа «Братья Карамазовы».
Ключевые слова: ономастика, топонимы, онимы, хронотоп, пространство, время.
S.A. Skuridina
PROVINCIAL CHRONOTOP IN «THE KARAMAZOV BROTHERS»
The article sites the reflection of the chronotop in personal and geographical names in the novel «The Karamazov brothers».
Key words: onomastics, toponyms, onyms, chronotop, area, time.
Пространственно-временная структура последнего романа Ф.М. Достоевского многопланова. Если рассматривать роман «Братья Карамазовы» с точки зрения локуса, нужно отметить, с одной стороны, произошедшее сужение пространства в сравнении с романом «Подросток»: столица -уездный (провинциальный) город с неблагозвучным именем Скотопригоньевск: «Из Скотоприго-ньевска (увы, так называется наш городок, я долго скрывал его имя), к процессу Карамазова» - так называется статья, напечатанная в газете «Слухи» по поводу расследуемого преступления [6]. С другой стороны, сужением пространства в романе является Петербург, предстающий в образе «каменного дома», который хочет построить Ракитин, «куда можно напустить жильцов»,
© Скуридина С.А., 2013
то есть сдавать «углы» [6]. Петербург воспринимается как пространство, где главным для человека являются карьера и деньги, которых нужно добиться любыми средствами.
Провинция как административно-территориальная единица существовала с 1719 по 1775 годы, но за эти пятьдесят пять лет нейтральное понятие обросло пренебрежительным смыслом. Провинция противостоит столице по уровню образования, по быстроте усвоения нового. Как верно отмечает Л.И. Сизинцева, со времен Петра Первого «столица стала законодательницей мод, провинция - хранительницей «живой старины»; и степень провинциальности определялась скоростью и точностью усвоения столичных образцов, которая определялась расстоянием, качеством дорог и желанием (или нежеланием) их усваивать» [13].
У Ф.М. Достоевского сущность провинции двупланова: она может быть как хранительницей нравственных устоев, так и местом, где беспрецедентная концентрация зла обусловлена некой закрытостью пространства, отдаленностью от центра, гипертрофированно выраженным стремлением походить на столицу в любых отношениях и особенной способностью впитывать как положительное, так и отрицательное.
Так, в романе столица и провинция выступают в качестве места, где можно получить воспитание и образование, при этом столичное, в данном случае московское воспитание воспринимается как неправильное, а провинциальное, губернское, как единственно верное: Иван, «чуть ли не тринадцати лет перейдя в одну из московских гимназий и на пансион к какому-то опытному и знаменитому педагогу», противопоставляется Алеше, который жил у Ефима Петровича и учился уже после кончины своего воспитателя еще два года в губернской гимназии, а потом «попал в дом к <...> каким-то дальним родственницам Ефима Петровича» [6].
Другая сущность у провинциального города, где разворачиваются основные события романа. По мнению С.П.Гурина, «метафизическое значение провинции» в том, что она «предстает как исток, источник жизни страны и народа и как основа, основание, фундамент этой жизни» [4]. В связи с этим интересен образ Скотопригоньевска у Ф.М. Достоевского.
Все исследователи (М.С. Альтман, Л.М. Рейнус, Г.И. Смирнов и др.) соглашаются с тем, что Скотопригоньевск - это «сигнализирующее указание» на Старую Руссу, где «был специальный рынок, на который ежегодно сгоняли скот для продажи» [2].
Действительно, название Скотопригоньевск образовано от прилагательного скотопригонный, в словаре В.И.Даля упоминаемого в словосочетании с существительным двор [5]. На наш взгляд, свидетельством того, что Скотопригоньевск - литературный двойник Старой Руссы, является не только сравнительный топографический анализ, проведенный Л.М.Рейнусом [12], но и само название, созданное Ф.М. Достоевским. Дело в том, что скотопригонный двор - это реалия не только Старой Руссы, но и любого города XIX века, так как Россия в то время еще продолжала оставаться аграрной страной. Кстати говоря, в Москве тоже была улица с аналогичным названием: Скотопрогонная. Но прогон стада, видимо, для Ф.М. Достоевского стал навязчивым зрелищем именно в Старой Руссе в связи с тем, что в город пригоняли скот не только на продажу и забой, но и для того, чтобы животные могли восстановить солевой баланс, ведь Старая Русса славилась месторождениями каменной соли и в XIII-XV веках была важным пунктом солеварения. Правда, в начале XIX века солеварение было прекращено, но, думается, что скот сгоняли на участки обнаженной породы и в XIX в., свидетелем чего и мог быть Ф.М.Достоевский, проведший немало времени в Старой Руссе.
Таким образом, одной из причин, почему писатель дал такое название городу, изображенному в романе, а также Воловьей станции, расположенной рядом, было каждодневное наблюдение за пригоняемыми животными. Но данный топоним нельзя связывать только с фактом пребывания Ф.М. Достоевского в Старой Руссе. Следует согласиться с Г.И. Смирновым в том, что название Скотопригоньевск «реализовано в глубокий символ, который сложился в итоге длительных раздумий писателя над судьбой человека и его бытия» [15].
Реализация символического значения топонима обусловлена еще и тем, что обе основы сложного слова Скотопригоньевск могут иметь как прямое, так и переносное значение, а существительное скот можно рассматривать как многозначное.
Одно из значений слова скотъ - «деньги, подать, имущество» [17] - связано с развитием сюжета романа: если не углубляться в философию, Федор Павлович, сколотив капитал, привозит его в Скотопригоньевск, Митя возвращается в родной город, чтобы получить причитающиеся ему деньги, Смердяков убивает из-за денег, необходимых ему, чтобы открыть ресторан на Петровке, и т.д.). Так, Скотопригоньевск - это пространство, которое можно назвать закрытым уже по принципу его организации; это своего рода хранилище денег, вход в какое ограничен, разрешен не каждому и нужен не каждому. Например, Алеша возвращается в Скотопригоньевск не с целью получить причитающееся ему наследство, а с целью найти могилку матери, поэтому он и живет не в самом городе, а в монастыре, который расположен за пределами города. О.А.Фарафонова отмечает, что «отношением к могилам предков проверяется человек» [16]. На наш взгляд, обретение могилы - это проецирование себя в пространстве, то есть обозначение своего места. Так, Федор Павлович, забывший могилу своей жены, погибает от руки своего побочного сына, который не только не знает, где могила Лизаветы Смердящей, но и рассказы о своей матери воспринимает с презрением.
Другое, наиболее распространенное и сохранившееся до сих пор значение лексемы скот -«подобный скоту человек» [5]. Скотопригоньевск и становится в романе загоном для стада. Большинство жителей уездного городка - символичные представители животного мира.
Значение трехчастного антропонима главы семейства, мазанного черным - «малый Божий дар», перемазанный, перепачканный черным. Сочетание малый Божий дар можно истолковать как «подарочек» в переносном значении этого слова. Получается, что Бог подложил свинью. Не случайно Черт говорит Ивану: «Но ведь ты поросенок, как Федор Павлович» [6].
Итак, Федор Павлович - поросенок. Поросенок и Иван, по мнению Черта. Остальных детей Федор Павлович приравнивает к себе: «Эх вы, ребята! Деточки, поросяточки вы мои маленькие...» [6], а, как известно, в западном искусстве свинья является олицетворением ненасытности и похоти. Следовательно, Скотопригоньевск - место обитания похотливых животных, к которым относится не только семейство Карамазовых.
Есть в городе и еще одна свинья - Ракитин. Так его называет Митя [6]. Но, кроме свиней, в Скотопригоньевске обитают и другие животные.
Смердяков - кто угодно из животных, только не человек. По мнению А.К. Жолковского, «в Смердякове настойчиво подчеркивается его «звериность». Уже само его рождение является последствием ответа Федора Павловича на «совершенно эксцентрический вопрос <одного барчонка> на невозможную тему: «Можно ли, дескать, хотя кому бы то ни было, счесть такого зверя (т.е. Лизавету Смердящую) за женщину <...>»; в дальнейшем Смердяков систематически характеризуется в «животных» терминах: Федором Павловичем - как «(валаамова) ослица» (на протяжении всей гл. «Контроверза»), им самим - как «вол» («с одного вола двух шкур не дерут», «для чего же я <.> кожу с себя дам содрать?»), Иваном - как «передовое мясо», а Митей - как «болезненная курица» [7]. В Рукописных редакциях к роману Митя Карамазов говорит, что Смердяков - «это человек по чувствам своим курица, курица в падучей болезни».
Интересно, что этому нечистоплотному семейству (ср. Карамазовы - мазанные черным, Смердяков - от смрад/смерд- - цориоою «делать черным, покрывать сажей, копотью» [17] противопоставлено семейство, в основу фамилии которого входит название птицы, обитающей в дикой природе - снегирь: Снегиревы (ср. также: снег - «белый», «чистый»). Кроме того, снегирь - птица, сезонно меняющая место своего обитания, то есть пространство города для семейства Снегиревых не является закрытым. Духовное пространство Скотопригоньевска покидает, умирая, Илюша; его мать уже давно обитает вне пространства города, так как безумие или юродство являются своеобразным отказом от реального пространства и времени; одна из дочерей штабс-капитана уже покинула Скотопригоньевск; сам Снегирев, когда еще жив Илюша, мечтает пере-
ехать в другой город: в К-ской губернии у штабс-капитана Снегирева есть знакомый адвокат, который может дать Снегиреву место письмоводителя [6].
Ф.М. Достоевскому важно показать, что жизнь штабс-капитана может измениться, если он покинет Скотопригоньевск, а вот, в какую губернию он отправится, малозначительно. К-ская губерния выступает в романе контекстуальным антонимом Скотопригоньев-ска. Но переезд в другой город останется для Снегирева мечтой, ведь его имя соотносится с именем Николы, который в народных представлениях является покровителем скота, а значит, и патроном Скотопригоньевска: «Наше стадо чудотворец Никола пасет» [5].
Следовательно, название Скотопригоньевск выбрано не случайно. В этом городе живет семейство, глава которого из-за своей порочности характеризуется как свинья. Более того, он не считает людьми и своих детей, хотя его мнение нельзя принимать как бесспорное. Р.Л. Бэлнеп в одной из своих работ ссылается на Э. Васиолека, который «подчеркивает, что название города -Скотопригоньевск - может ассоциироваться с понятием «скотство» («свинство») и указывает, что живущие в доме Федора Павловича - Иван, сам Федор Павлович и Смердяков - полностью развращены, тогда как Митя, живущий неподалеку, испорчен и безнравственен лишь наполовину, а Алеша, живущий поодаль в монастыре, почти чист и безупречен» ^аБю1ек 1957) [3].
В связи с этим нужно остановиться на частных хронотопах города в романе. Одним из них является хронотоп дома. Дом - это освоенное человеком пространство, несущее охранительную функцию, в пространстве дома человек чувствует себя в безопасности. Но дом Карамазова таковым не является, возможно, это связано с превращением его «в вертеп грязного разврата» [6].
В романе неоднократно указывается, что дом Федора Павловича Карамазова обнесен крепким высоким забором. Но забор, как и стены дома, спасают от внешнего врага, а убийство Федора Павловича происходит в его собственном доме, так как это не только его пространство, но и пространство Павла Федоровича: даже на уровне вывернутого наизнанку имени Смердяков - это тот же старик Карамазов (не случайно в 23 года Смердяков и выглядит как старик) [16].
Интересно противопоставление комнаты Федора Павловича и монастырской кельи старца Зосимы. Пространство Карамазова организуется вокруг китайских ширмочек, несущих «семантику чуждости, чужеродности, и вместе с тем ложности, мнимости (как сообщает нам повествователь, «китайскими» называл их сам Федор Павлович, то есть это не есть их действительная принадлежность)» [10]. Центром пространства кельи старца являются крест и Евангелие.
Дом Карамазова и монастырь, в котором живет старец Зосима, являются олицетворением двух пространств - Города и не Города. Жилище Федора Павловича, как это ни парадоксально, размещено в пространстве сада, келья духовного отца Алеши - в пространстве леса. Но сад около дома Карамазова - это не традиционный символ рая, а олицетворение искусственного пространства. Лес - пространство естественное, которое нужно пересечь и таким образом духовно очиститься, чтобы попасть в монашеский скит, поэтому лес не просто разграничивает локусы города и монастыря, но и отделяет скит от монастыря [6], хотя в самом скиту располагаются цветники, увидев которые Федор Павлович обращается к Миусову: «Посмотрите, в какой долине роз проживают!» [6], а затем следует описание: «Действительно, хоть роз теперь и не было, но было множество редких и прекрасных осенних цветов везде, где только можно было их насадить. Лелеяла их, видимо, опытная рука. Цветники были устроены в оградах церквей и между могил. Домик, в котором находилась келья старца, деревянный, одноэтажный, с галереей пред входом, был тоже обсажен цветами» [6]. Показательно, что цветы растут на границе пространств, на меже, отрицательная символика которой синонимична символике перекрестка, угла. Таким образом, происходит смещение или взаимопроникновение границ, отделяющих мирское от духовного, рай от ада, поэтому становится возможным, например, тлетворный запах, исходящий от тела Зосимы, который правомерно рассматривается С.М.Климовой как «духовное смердение» живых, то есть тех, кто жаждал «телесного чуда»: «Достоевский как бы поменял местами живых и мертвых, описав духовное разложение и смердение живых и телесное естество и закон совести мертвого» [11].
Превращение человека в животное, точнее, в скотину рассматривается Ф.М. Достоевским как катастрофическая неизбежность. Эта проблема затрагивалась писателем уже в романе «Бесы», в человеконенавистнической теории Шигалева говорится о том, что большая часть людей «должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо» [6]. Скотоподобие - это черта не только проживающих в Скотопригоньевске. Ф.М.Достоевский для изображения всеобщности процесса уподобления человека животному использует прием развертывания одного пространства внутри другого, причем пространство внутреннее шире, чем внешнее. Таким своеобразным пространством в пространстве становится трактир «Столичный город».
Особый интерес представляет название трактира, к исследованию которого обращались Л.М. Рейнус и Г.И. Смирнов. По мнению Г.И. Смирнова, первопричиной такого наименования стал трактир «Белград», действительно располагавшийся на Базарной площади в Старой Руссе: «Многие старожилы города утверждают, что название «Белград» для бывшего трактира на Базарной площади является очень старинным. По всей вероятности, это связано было с победой русских войск в русско-турецкой войне 1877-1878 годов, в результате которой получила независимость Сербия, а столицей этого славянского княжества стал город Белград, но это название не могло быть перенесено в роман условно-иронически, что противоречило бы известным патриотическим симпатиям Достоевского к русско-турецкой войне, его выступлениям за освобождение братских славянских народов от турецкого ига и их единение с русским народом» [15].
Л.М. Рейнус ассоциативно связывает название «Столичный город» с названием трактира купца И.А. Земского «Эрмитаж»: «Чем не столичный город, даже свой Эрмитаж имеется. И разве сам столичный город не напоминает чем-то этот трактир с его шумом и суетней, где люди топят свои невеселые думы?» [12].
Мы полагаем, что название «Столичный город» соотносится с тремя знаменитыми столицами. В первую очередь, с Петербургом, ведь именно в трактире Иван раскрывает Алеше свои ультрамодные, столичные мысли.
Нельзя не согласиться с Г.И.Смирновым, который считает, что названием «Столичный город» «проводится параллель с Римом эпохи упадка», а восточнохристианский апокриф «Хождение Богородицы по мукам», идентичный западному апокрифу «Хождение апостола Павла», порождает символическую связь <...> с Италией эпохи междоусобных распрей городов-государств, которая уподобляется кабаку» [15]. Последняя параллель основана на использовании «Хождения апостола Павла» в «Божественной комедии» Данте, имя которого упоминается в романе неоднократно. Именно Данте сравнил Италию с кабаком в 76-й терцине шестой книги «Чистилища»:
Италия, раба, скорбный очаг, В великой буре судно без кормила, Не госпожа народов, а кабак [15].
Наименование «Столичный город» вызывает представление о трактире как о суетном месте, где собирается много народа, своего рода вавилонском столпотворении. Таким образом, возникает название еще одного столичного города - Вавилона. Неслучайно поэтому Снегирев спрашивает Алешу, пришедшего улаживать конфликт штабс-капитана с Дмитрием Карамазовым: «Так что если б я попросил его светлость стать на колени предо мной в этом самом трактире-с - «Столичный город» ему наименование - или на площади-с, так он и стал бы?» [6]. Здесь реализуется такая коннотация названия трактира, как многолюдность: стать на колени для покаяния Митя должен при всем честном народе.
Интересно также отметить, что Вавилон для человека русской культуры непременно ассоциируется с пьянством: Вавилоны писать - о хмельном, ходить, пошатываясь туда и сюда [5].
«Столичный город» является двойником Вавилона, упоминаемого в Апокалипсисе: «пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу...»; «... горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! ибо в один час
пришел суд твой». Г.И.Смирнов предлагает другую связь Вавилона и трактира - через чашу, на которой написано «Тайна» [15]. Исследователь имеет в виду слова Откровения от Иоанна: «И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным».
Все сказанное нами свидетельствует о значимости номинации «Столичный город» в романе. События, разворачивающиеся в уездном городке, проецируются на современный Ф.М.Достоевскому Петербург, на Рим времен упадка (неслучайно Федор Павлович Карамазов предстает нам с физиономией «древнего римского патриция времен упадка» [6], на Вавилон, где произошло/произойдет столпотворение.
Каждый из названных столичных городов вписан в мировую историю, является определенным этапом развития человеческой цивилизации. И если идеи Ивана Карамазова тронут людей столичного города, то произойдет очередная катастрофа, которая увековечит в памяти человечества город, название которого Ф.М.Достоевский скрыл за перифразом «Столичный город». Так название трактира меняет хронотоп уездного города на хронотоп каменного города, олицетворением которого являются не только Петербург, Рим и Венеция, но и библейский Вавилон, а столичный хронотоп трансформируется в хронотоп вселенский.
Но, прежде всего, Скотопригоньевск - это Россия. В Скотопригоньевске живут поросята (свиньи), а «Россия, - по мнению Федора Павловича, - свинство» [6]. «Во всяком человеке конечно таится зверь», - утверждает Иван [6]. Но звериное начало, как считал Ф. М.Достоевский, должно подавляться. В романе же утрачиваются человеческие качества, остаются только инстинкты, помогающие выжить животному (в том числе инстинкт размножения, позволяющий «счесть за женщину» Лизавету Смердящую) [6].
Символизация России в образе Скотопригоньевска - Старой Руссы оказалась обусловлена тем, что топоним Старая Русса не только созвучен топониму Русь, но и, возможно, тем, что «Русь и Руса имеют общий этимон» [9]. Кроме того, как утверждает Г.И. Смирнов, «мысль Карамзина о том, что Старая Русса - древнейший город на Руси, была хорошо знакома с малых детских лет Федору Михайловичу по «Истории государства Российского» и, по всей вероятности, оказала серьезное влияние на выбор места для панорамной экспозиции «Братьев Карамазовых». Древнейший город на Руси, сохранивший в себе ее название, и сама Русь слились в синтезе идеи Достоевского об исторической самобытности русского народа...» [15].
Об обращении человечества в стадо говорится в Легенде о Великом инквизиторе: «А видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное.» [6]. Эту мысль продолжает Ф.М. Достоевский в одном из писем: «Не одним хлебом (то есть как животное) жив человек.» - «Христос прямо объявляет о том, что в человеке, кроме мира животного, есть и духовный.. .(но скверно, что грехами человек может обратиться опять в скота» [6].
Время в Скотопригоньевске мифологизировано, несмотря на то, что рассказчик сообщает о событиях тринадцатилетней давности. В. Н. Захаров указывает, что «у Достоевского есть немало произведений, хронология которых накладывается на исторический календарь» [8]. Но роман «Братья Карамазовы» к таковым не относится: «В «Братьях Карамазовых» романное время начинается «в конце августа», следующий день был уже в сентябре, третий день, когда обнаружился «тлетворный дух» от умершего отца Зосимы, был постным днем (средой или пятницей), возобновляется рассказ о судебной ошибке через два месяца, в начале ноября, в воскресение накануне процесса, который состоялся в понедельник; что случилось на пятый день после суда, описано в «Эпилоге». Таких лет, в которых «ноябрь в начале» (1 - 3-го ноября) приходился бы на воскресение, а 1 - 2 сентября одновременно было средой (пятницей не могло быть), в календаре немного, но это никак не 1866-й год, на который указывает автор, - и ничего рядом: не 1865-й, не 1867-й годы. Из времени написания романа ближе всего 1881-й год, но вряд ли его имел в виду
Достоевский» [8]. Условность романного хронотопа объясняется желанием автора указать на символичность произошедшего, на возможное возникновение подобных событий в любом другом городе в любое время не только в прошлом, но и в настоящем и будущем. В связи с этим время накладывается не на исторический календарь (история обычно предстает как совокупность дат каких-либо глобальных событий, мелкие происшествия обычно остаются за кадром), а на христианский или народный календари, для которых характерна общеизвестность. Подробный анализ символического значения хрононимов в романе приведен в работах В.Н.Захарова и Е.В. Ковиной [8; 10].
Проблема перевоплощения человека в животное выражена лаконично в вымышленном топониме Скотопригоньевск, выбранном Ф.М. Достоевским для обозначения пространства. Нужно сказать, что пространство это можно охарактеризовать как замкнутое после приезда всех членов семейства Карамазовых на родину: вход в Скотопригоньевск есть, выхода нет - именно в момент, когда совершается преступление. Выход за границу Скотопригоньевска расценивается как разрыв пространства, закономерно ведущий к катастрофе: уезжает Иван - совершается убийство. Следующий этап - возвращение, но уже без восстановления целостности пространства. Префикс при- в названии города еще раз подчеркивает наше мнение о закрытости пространства. «Скотный двор», Скотопригонь-евск, очищается либо за счет истребления одной особью другой, либо за счет самоуничтожения.
Показательно, что в Скотопригоньевске нет реки, обычно выступающей символом жизни, ее целенаправленного течения, город «пронизан канавками» [6], бесчисленное количество которых говорит о заболоченности местности. При этом подчеркивается неприятный запах, исходящий от застоявшейся воды: «. переулок же выходил на мостки через нашу вонючую и длинную лужу, которую у нас принято называть иногда речкой» [6]. И это не только указание на Старую Руссу. Болото - это символ не просто плохих человеческих отношений, а олицетворение застоя всего и вся. По народной примете, блуждание по болоту предвещает горе. Болото осмысляется в народной культуре через понятия «чужое», «нечистое». Последняя характеристика может рассматриваться как буквально: грязное, мокрое, опасное место, - так и в переносном смысле: болото - это место обитания нечисти. Существуют общеславянские поверья о том, что в болоте живет нечистая сила: черти, богинки, стригони, вредоносные духи: В тихом болоте (омуте) черти водятся (плодятся), Было бы болото, а черти будут [5]. В канавистом Скотопригоньевске обитают черти, превратившиеся в свиней, но, вопреки Евангелию от Луки, не утонувшие в болоте: «Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро, и потонуло. Пастухи, увидя случившееся, побежали и рассказали в городе и по деревням. И вышли жители смотреть случившееся, и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся».
Мотив болота объединяет Скотопригоньевск и Петербург, еще раз доказывая, что столичный хронотоп вписан в хронотоп провинциального городка. Но в болотистом Ско-топригоньевске есть место, которое позволяет думать, что не все еще потеряно, что есть еще надежда на исцеление: семья Снегиревых, по мнению О.А. Фарафоновой, обитающая «в инопространстве, пространстве небытия» [16]. Эта семья, на наш взгляд, наоборот, создает пространство жизни, поэтому и проживает на Озерной улице, по-видимому, расположенной на окраине города. Озеро противопоставлено канавкам Скотопригоньевска, оно является символом очищения и начала новой жизни. Кстати, недалеко от этой улицы, правда, в переулке снимает квартиру Митя Карамазов.
Семейство Снегиревых занимает домик мещанки Калмыковой. Уже принадлежность хозяйки к сословию мещан указывает на то, что ее дом не мог находиться в центре
города. «Ветхий домишко, перекосившийся, всего в три окна на улицу, с грязным двором, посреди которого уединенно стояла корова» [6], по закону воздействия энергетики локуса превращается в пространство человеческого бытия, обязательным атрибутом которого является семья. Поэтому так важно было Ф.М.Достоевскому поместить корову посреди грязного двора как еще один символ жизни и семьи.
Символика смерти заложена в название другой улицы Скотопригоньевска, на которой живет, что неудивительно, госпожа Хохлакова со своей дочерью. Это улица Михайловская, которая располагается параллельно Большой, с которой ее разделяет лишь канавка. Название улицы связано с именем Михаила-Архангела, который, по народным верованиям, «отвечает за перевоз душ на тот свет» [1]. Именно на этой улице начинаются в жизни Мити испытания, когда госпожа Хохлакова отвечает отказом на просьбу Мити дать ему денег в долг. Момент смерти старика Карамазова - это и момент смерти Мити, явившийся началом его нравственного перерождения.
Показательно также, что к дому отца Дмитрий идет по Дмитровской улице, только для него обозначенным путем, ставшим путем на Голгофу. В Старой Руссе была улица с созвучным названием - Дмитриевская, а также Дмитриевский переулок [12].
Ф. М. Достоевский оставляет читателям надежду. В конце романа описаны похороны Илюши Снегирева, на которые пришли все его знакомые мальчики. Несмотря на трагичность смерти маленького мальчика, глава «Похороны Илюшечки. Речь у камня» представляется довольно оптимистичной. Вероятно, это связано с древним архетипом смерти как начала новой жизни: по мнению О. М. Фрейденберг, могила - это место, где «умершие находятся временно и тут же оживают; жилище людей, - что и вызывает семантическое тождество «храма», «дома», «могилы»» [18]. Так могила становится для Илюши домом, выполняющим свою основную охранительную функцию. Но знаменательно, что метафора жизни-смерти реализуется в романе не только в свете языческой традиции, описанной О.М. Фрейденберг, но и в свете христианской символики: похороны Илюшечки и, следовательно, речь Алеши Карамазова приходятся на воскресенье.
Проведенное исследование топонима Скотопригоньевск и структуры его образной номинации позволяет рассматривать роман концептуально: пространство, так малопривлекательно названное, заставляет задуматься о тех, кто его населяет, то есть приводит к размышлению об образах главных героев и существующих связях между ними.
Библиографический список
1. Алексеева Л.М. Полярные сияния в мифологии славян. Тема змея и змееборца. М.: Радуга, 2001. 446 с.
2. Альтман М.С. Достоевский: По вехам имен. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1975. 280 с.
3. Бэлнеп Р.Л. Структура «Братьев Карамазовых» / Науч. ред. В.С.Баевский; Пер. с англ. В.С.Баевский и др. СПб: Акад. проект, 1997. 143 с.
4. Гурин С.П. Маргинальные прогулки №19. Образ города в культуре // Гурин С.П. Маргинальная антропология. Саратов, 2000.
5. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: Терра, 1995.
6. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти тт. Л.: Наука, 1972-1988.
7. Жолковский А. К. О Смердякове (К проблеме «Булгаков и Достоевский») // Лотманов-ский сборник / Тартуский ун-т., каф. семиотики и др.; Ред.-сост. Е.В. Пермяков. Т.1. М., 1995.
8. Захаров В.Н. Символика христианского календаря в произведениях Достоевского // Новые аспекты в изучении Достоевского: Сб. науч. тр. / Петрозавод. гос. ун-т; [Отв. ред. В. Н. Захаров]. Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. ун-та, 1994. С. 37-49.
9. Ковалев Г.Ф. Этнос и имя. Воронеж: Воронеж. гос. ун-т, 2003 .
10. Ковина Е.В. Художественная картина мира в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: время, пространство, человек: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. СПб, 2005. 266 с.
11. Климова С.М. Агиографические элементы романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы» // Человек. 2002. №6. С. 79-85.
12. Рейнус Л.М. Достоевский в Старой Руссе. Изд. 2-е, испр. и доп. Л.: Лениздат, 1971.
79 с.
13. Сизинцева Л.И. Хронотоп провинциала // Русская провинция: Культура XVIII - XX веков. М., 1993. С. 32-36.
14. Скуридина С.А. Поэтика имени у Ф.М.Достоевского (на материале романов «Подросток» и «Братья Карамазовы»). Воронеж: Воронежский государственный университет, 2007. 304 с.
15. Смирнов Г.И. Скотопригоньевск и Старая Русса // Москва. 1991. № 11. С. 187-199.
16. Фарафонова О.А.Мотивная структура романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Новосибирск, 2003. 202 с.
17. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. 3-е изд., стер. СПб: Тер-ра - Азбука, 1996.
18. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра / Подгот. текста и общ. ред. Н.В.Брагинской. М.: Лабиринт, 1997. 445с.
References
1. Alexeeva L.M. Aurora in Slavonic mythology. Snake and snake-fighter. M., 2001. 446 p.
2. Altman M.S. Dostoevsky: through names. Saratov, 1975. 280 p.
3. Balnep R.L. The structure of "The Karamazov brothers". SPb., 1997. 143 p.
4. Gourin S.P. Marginal strolls №19. Cultural image of the city // S.P. Gourin. Marginal anthropology. Saratov, 2000.
5. Dahl V. Explanatory dictionary of live Great-Russian language: in 4 vol. M., 1995.
6. Dostoevsky F.M. Full collection of works in 30 vol. L., 1972-1988.
7. Zholkovsky А.К. On Smerdyakov (To the problem "Boulgakov and Dostoevsky") // Lotman collection. Vol. 1. Tartu. М., 1995.
8. Zakharov V.N. Christian calendar symbols in Dostoevsky's works // New aspects in researchers on Dostoevsky. Petrozavodsk, 1994. P. 37-49.
9. Kovalev G.F. Ethnos and name. Voronezh, 2003.
10. Kovina E.V. Fiction picture of the world in the novel "The Karamazov brothers" by Dostoevsky. SPb., 2005. 266 p.
11. Klimova S.M. Hagiographical elements in the novel "The Karamazov brothers" by Dostoevsky // The man. 2002. Vol. 6. P. 79-85.
12. Reinus L.M. Dostoevsky in Staraya Russa. L., 1971. 79 p.
13. Sizintseva L.I. The chronotop of a provincial resident // Russian province. The culture 18 - 30 cent. М., 1993. P. 32-36.
14. Skuridina S.A. Poetics of name in Dostoevsky's works. Voronezh, 2007. 304 p.
15. Smirnov G.I. Scotoprigonievsk and Staraya Russa // Moscow. 1991. Vol. 11. P. 187-199.
16. Farafonova О.А. Motive structure of the novel "The Karamazov brothers" by Dostoevsky. Novosibirsk, 2003. 202 p.
17. Fasmer M. Ethimilogical dictionary of Russian language: in 4 vol. SPb., 1996.
18. Freidenberg О.М. Poetics of plots and genres. M., 1997 . 445 p.
