CC BY
49
Новый филологический вестник. 2018. №4(47). --
М.А. Бердникова (Москва) ORCID ID: 0000-0002-8941-0262
ГРАНИЦА И МОТИВ СТОРОЖА В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»
Аннотация. В статье рассматривается роль границы в романе «Братья Карамазовы», уделяется особое внимание мотиву сторожа как предмету исследовательской рефлексии. Автор предполагает, что именно этот мотив во многом проясняет проблему отчуждения в романе, и показывает, что значит граница для героев и что именно их разделяет, что следует за преодолением границы, а также как выход за собственные пределы и понимание отсутствия границ и всеобщей взаимосвязанности мира влияет на самосознание героев и определяет их поступки. Основное внимание уделяется рассмотрению трех ситуаций: как Дмитрий сторожит Грушу, как герои сторожат дом Федора Павловича и как сторожат Дмитрия. Автор статьи приходит к выводу, что на протяжении всего романа ни один сторож не справился с возложенным на него заданием. Единственным важным исключением становится Бог, предотвративший возможное убийство отца Дмитрием. Наиболее интересным героем-сторожем становится Иван Карамазов, в образе которого совмещаются ветхозаветный Каин и мифологический Сфинкс. Если в начале романа герой соглашается быть сторожем и защищать отца, то впоследствии сознательно отказывается от этой роли, одновременно снимая с себя ответственность за брата Дмитрия. Показывается, что отказ Ивана быть сторожем происходит во многом по причине того, что ветхозаветная история о Каине и Авеле осталась для него в прошлом и не имеет своего продолжения в настоящем. Отсутствие понимания взаимосвязи библейских событий и событий романной действительности, насильственное вторжение в пределы границ другого, внутренние границы отчуждения - все это становится преградой, преодоление которой во многом определяет возможность достижения героями свободы и приобщения к братству.
Ключевые слова: Достоевский; «Братья Карамазовы»; граница; роман; мотив сторожа; отчуждение; свобода.
M.A. Berdnikova (Moscow) ORCID ID: 0000-0002-8941-0262
A Boundary and a Watchman Motif in the Novel "The Brothers Karamazov" by F.M. Dostoevsky
Abstract. The article considers the role of "boundary" in the novel "The Brothers Karamazov" and focuses on the watchman motif as an object of research. The author expresses a supposition that it is this motif that mainly clarifies the theme of estrangement in the novel and shows what exactly is meant by the boundary for the characters
and what exactly separates them; what follows the overstepping of the borders, and also how outcoming your own inner limits, as well as realizing the absence of borders and universal interconnectedness of the world influence the self-conscience of characters and determine their actions. The main attention is given to the following three situations: how Dmitri watches over Grushen'ka; how the characters watch Feodor Pavlov-ich's house; and how Dmitri is watched by other characters. The author draws the conclusion that throughout the whole novel none of the watchmen copes with his task. The only exception being God who prevents Dmitri fromcommitting a patricide. The most interesting "watchman" character is Ivan Karamazov, in whose literary image the Old Testament Cain and the mythological Sphinx coexist. In the beginning of the novel the protagonist accepts his role as a "watchman" and protects his father, whereas afterwards he consciously abandons this role, at the same time relieving himself of being responsible for his brother Dmitri. The article shows that Ivan's rejection of being a watchman is determined by the fact that the Old Testament story of Cain and Abel is all in the past, with no continuation in the present. The miscomprehension of the interrelation between the Bible events and the events in the novel reality, the invasion of other people's privacy (personal boundaries), the inner boundaries of estrangement - all these factors become a barrier. Overcoming this barrier to a great extent defines the possibility of achieving freedom and communion with the brotherhood for the characters in the novel.
Key words: Dostoevsky; "The Brothers Karamazov"; boundary; novel; watchman motif; estrangement; freedom.
Исследователи романа «Братья Карамазовы» уже давно отметили, что одной из ключевых проблем произведения является достижение всеобщего единения и братства людей на земле [Моррис 2007, 605-630], [Капилупи 2007, 187-225]. Однако единение зачастую ставит вопрос о тех факторах, которые препятствуют его достижению. В этой связи для исследователя особый интерес представляет рассмотрение проблемы границы в романе.
Стоит остановиться на основных функциях границы у Достоевского, которые определяются ее предназначением.
1) Граница как линия разделения и защиты отграничивает «свое» пространство от «чужого», «внешнее» от «внутреннего», «живое» от «мертвого», «высокое» от «низкого», «центр» от «периферии» и другие бинарные оппозиции. Здесь актуализируется защитная функция границы.
2) Граница как переход, как то, что возможно / необходимо преодолеть для любого изменения. Переступание границы в этой связи может рассматриваться и как проявление личностного выбора, и как преодоление кризиса [Бахтин 1975, 234-497].
3) Граница как фактор образования культуры. Здесь же можно говорить о родственности границы и запрета, вспомним высказывание Ю.М. Лот-мана о том, что исторически культура начинается с запретов [Лотман]. В этом отношении граница приобретает аксиологическую значимость и актуализирует вопрос о равноправии и иерархичности, о свободе и несвободе.
4) Граница человеческого «я» в связи с вопросом об идентичности и
выходе за собственные пределы (и, возможно, об отклонении от нормы в принципе). Здесь, вероятно, уместно говорить о системе оппозиций, например безумие/сумасшествие - озарение/просветление, о мотивах чудачества и юродства героев.
5) Особую значимость в произведениях Достоевского приобретает безграничность, беспредельность, бесконечность - причем как на пространственном, так и на временном уровне. Присущая романам Достоевского «одновременность сосуществования» [Бахтин 1994, 234] событий в плане вечности, по Бахтину, во многом следует рассматривать именно через призму преодоления границ и всеобщей связности мира в его синхронном и диахронном аспектах.
За пределами нашего рассмотрения окажется граница между автором-героем-читателем / зрителем. В статье мы сосредоточим внимание на мотиве, связанном со всеми описанными выше характеристиками границы, -мотивом сторожа. На наш взгляд, именно этот мотив проясняет проблему отчуждения в романе «Братья Карамазовы». Он показывает, что именно разделяет героев, что будет в случае преодоления границы; как преодоление собственных пределов и понимание отсутствия границ и всеобщей взаимосвязанности мира влияет на самоосознание героев и определяет их поступки [Касаткина 2007, 6].
В романе слова с корнем сторож / стеречь появляются 40 раз [Национальный корпус русского языка]. Однако для мотива, помимо лексического повтора, не менее важен и повтор семантический. Важно рассмотреть, кто что / кого сторожит, обратить внимание на верность сторожа «объекту» охраны / наблюдения и ценность объекта для сторожа, определить успешность пребывания героев «на посту», а также проследить, назначен ли герой сторожем другими персонажами или же исполняет эту роль по собственному желанию, и на что это влияет. Именно перечисленные аспекты, выбранные в качестве основы для типологии, помогают прояснить важность мотива сторожа в контексте всего романа, хотя, безусловно, для более целостного анализа можно подключить и другие параметры, например, пространственно-временные характеристики, описание персонажа-сторожа, речь повествователя. В статье мы подробно рассмотрим три ситуации, связанные с действиями главных героев и определяющие развитие сюжета, - как Дмитрий сторожит Грушу, как сторожат дом Федора Павловича от Дмитрия и Груши и как сторожат Дмитрия.
Дмитрий сторожит Грушу
В беседке соседского дома Дмитрий по собственному желанию сторожит Грушеньку, о чем рассказывает Алеше.
«.. .ведь если она придет к старику, разве я могу тогда жениться на ней? Понимаешь теперь, зачем, значит, я здесь на секрете сижу и что именно сторожу? [здесь и далее выделено мной - М.Б.]
- Ее?
- Ее» [Достоевский 1972-1990, XIV, 111].
Здесь уместно вспомнить, что наряду с другими номинациями Федор Павлович называет Грушеньку «неприступной крепостью», а сама героиня - «зверем». Получается, с одной стороны, что Дмитрий - сторож, охраняющий свою неприступную крепость от противника. Именно поэтому Дмитрий и не сможет жениться на Груше, как не сможет войти в осажденную врагом крепость. Для героя важна собственная честь и честь возлюбленной, и допустить потерю чести он не может. С другой стороны, Дмитрий караулит Грушу, выслеживая ее как «зверя». Герой, отправившись на поиски трех тысяч, ругает себя за отсутствие на «посту», показывая безусловную ценность Груши как того человека, которого нужно сторожить. Дмитрий безуспешно сторожил Грушу, ведь, в конечном счете, она так и не пришла в дом к Федору Павловичу. Ошибка Дмитрия во многом была связана с границами его собственного видения. Соперничество с отцом, внимание к дому отца заслонило от него саму Грушу, которая сбежала в Мокрое к ее «прежнему и бесспорному». Драматизм ситуации в том, что как только Груша переступит порог дома Федора Павловича, точно так же сможет переступить порог Дмитрий и убить отца.
Таким образом, в данном примере актуализируется значение границы как линии разделения, защиты и перехода. Дмитрий стоит на границе, отделяющий его от противника. Одновременно Дмитрий защищает Грушу как свою «неприступную крепость» от Федора Павловича. Переход физической границы накладывается на переход границы ментальной, метафизической. Физический переход границы героем может быть спровоцирован приходом Грушеньки в дом отца, что может повлечь за собой и переступание через незримую границу, позволяющую герою выйти за собственные пределы и нарушить пределы другого, совершив убийство.
Герои сторожат дом Федора Павловича
Дом Федора Павловича от «вторжения» Груши и Дмитрия сторожат Иван, Григорий и Смердяков. Функции у них разные. Заметим также, что Дмитрий в доме Федора Павловича воспринимается как враг, от которого нужно отгородиться и защищаться.
Самым честным сторожем из этих троих оказывается Григорий, верный слуга Федора Павловича, который и защищает Федора Павловича от слухов о Лизавете Смердящей, и буквально закрывает собой двери комнаты перед ворвавшимся в поисках Груши Дмитрием. Этот персонаж добровольно принимает на себя роль сторожа, о чем читатель узнает, когда Григорий, полечив спину настойкой, «вдруг проснулся в ночи», и, может, «угрызение совести кольнуло его за то, что он спит, а дом без сторожа "в такое опасное время"» [Достоевский 1972-1990, XIV, 355]. Несмотря на ценность, которую представлял Федор Павлович для Григория, как сторож
и защитник он лишь отчасти справился со своей задачей. То, что Григорий видел Дмитрия и впоследствии свидетельствовал против него, вряд ли можно назвать удачным исходом дела. Однако, с другой стороны, именно Григорий спугнул Дмитрия и тем самым спас от возможного убийства. В целом Григорий как сторож не смог предотвратить трагедии.
Смердяков, в отличие от Григория или Дмитрия, сторожит свой объект не по собственной воле. Более того, он не выполняет функцию охраны или защиты дома, а просто караулит и доносит Федору Павловичу, не пришла ли Груша:
«на ночь так и я теперь, по ихнему распоряжению, удаляюсь и ночую во флигеле, с тем чтобы до полночи мне не спать, а дежурить, вставать и двор обходить, и ждать, когда Аграфена Александровна придут-с, так как они вот уже несколько дней ее ждут, словно как помешанные. Рассуждают же они так-с: она, говорят, его боится, Дмитрия-то Федоровича (они его Митькой зовут-с), а потому ночью попозже задами ко мне пройдет; ты же, говорит, ее сторожи до самой полночи и больше» [Достоевский 1972-1990, XIV, 246].
Смердяков вошел в доверие к Федору Павловичу, служит у барина один в комнате, знает о секретных знаках. Но по трусости он рассказывает Дмитрию о знаках, тем самым нарушая «преданность» барину. Получается, что сам Федор Павлович, его дом не представляют собой непременной ценности, дом не то место, которое нужно охранять. Такой «наемный» сторож из-за относительности своего положения «меж двух огней» становится убийцей, переступающим через другого.
Наиболее интересен Иван в качестве сторожа. И Алеша, и Федор Павлович, и отчасти Дмитрий приписывают Ивану роль сторожа и защитника, да и сам он до отъезда говорит Алеше, что всегда защитит отца. Когда в дом вбежал Дмитрий, Федор Павлович бросился к Ивану в испуге с криками «убьет», «не давай меня!» [Достоевский 1972-1990, XIV, 127]. Парадокс ситуации в том, что отец просит защиты у сына, которого очень боится. После инцидента в доме Иван говорит Алеше: пусть «один гад съест другую гадину» [Достоевский 1976, XIV, 129], а потом утверждает, что, «разумеется», не даст «совершиться убийству, как не дал и сейчас» [Достоевский 1972-1990, XIV, 130]. Затем Иван выходит во двор, а Федор Павлович спрашивает у Алеши, где Иван, на что Алеша отвечает: «- На дворе, у него голова болит. Он нас стережет» [Достоевский 1972-1990, XIV, 130]. И далее:
« - Что говорит Иван? Алеша, милый, единственный сын мой, я Ивана боюсь; я Ивана больше, чем того, боюсь. Я только тебя одного не боюсь...
- Не бойтесь и Ивана, Иван сердится, но он вас защитит».
[Достоевский 1972-1990, XIV, 130]
Иван стережет и защищает Федора Павловича от Мити, а также, по
мнению отца, сторожит, чтобы «от Грушки уберечь» [Достоевский 19721990, XIV, 158], и шпионит, чтобы узнать «много ль я [Федор Павлович] Грушеньке дам, коли она придет» [Достоевский 1972-1990, XIV, 159]. Сам Иван сводит свою функцию сторожа к защите от Дмитрия и охране старика, поскольку «эта женщина [Груша] - зверь» и нужно «старика надо в доме держать, а Дмитрия в дом не пускать» [Достоевский 1972-1990, XIV, 130]. Примечательно и то, что Иван говорит это Алеше буквально у ворот, т.е. на границе между домом и чужим пространством, на миг становясь сторожем-привратником.
Ивана на протяжении романа герои называют «сфинксом», имея в виду, прежде всего, его загадочность и молчаливость. В связи с такой параллелью в образе Ивана появляется множество сопоставлений. Возьмем первоначальное представление о сфинксе, взятое из мифологии Древней Греции, но согласимся и с тем, что для более полного анализа в перспективе возможно сопоставление образа Ивана с закрепившимся в культуре образом сфинкса (который так или иначе вступает в диалог со своим мифологическим предшественником).
Сопоставим местоположение Ивана и Сфинкса. Иван стоит на границе, сторожа дом Федора Павловича и в перспективе не пуская Дмитрия, Сфинкс - расположился (-лась) на горе (площади) у Фив [Ярхо 1982, 479], почти на границе, на такой высоте, откуда удобно сторожить и высматривать путников, и также не пускает их. Сопоставление Ивана со сфинксом интересно еще и потому, что это чудовище, причем заглатывающее добычу / убивающее [Ярхо 1982, 479]. Поэтому неслучайно Федор Павлович боится Ивана, неслучаен и подбор лексики среднего брата - «один гад съест другую гадину» [здесь и далее выделено мной -М.Б.] [Достоевский 1972-1990, XIV, 129]. Более того, если вспомнить о микроконтексте появления и исчезновения сфинкса в греческом мифе и о его литературной обработке как одном из возможных субтекстов романа, то окажется, что исчезновение сфинкса со своего места, его самоубийство или убийство из-за разгаданной Эдипом загадки стало одним из тех факторов, который поспособствовал разворачиванию сюжета о неминуемой трагедии, поджидавшей героя. Иван, вместо того, чтобы сторожить дом, уехал в Москву, ускорив и предопределив катастрофу в семье. Однако, в отличие от мифического сфинкса, Иван обладал свободной волей, способностью сделать свой выбор. И выбор был сделан.
В конечном счете, Иван не справляется с функцией сторожа, защитника дома Федора Павловича от катастрофы. Примечательно: принимая решение, он как «сторож» находится в полной бодрости, в отличие от других «сонных сторожей» в романе (как, например, уснувший от настойки Григорий или заспанный лесной сторож в Чермашне). Дом отца не представляет для него значимой ценности, даже не совсем ясно, по какой причине Иван какое-то время все-таки его сторожил и защищал, но подобная закрытость героя и отсутствие последнего, завершающего слова о нем во многом и составляет основу поэтики Достоевского. Ивана все считают
сторожем, словно назначая его на эту роль, однако самоопределение Ивана основано на том, что он как раз «не сторож» брату своему.
Итак, с охраной дома Федора Павловича связаны такие функции границы, как линии разделения и защиты, перехода, самоосознания героев. Несмотря на то, что формально и Григорий, и Смердяков, и Иван сторожат один локус - дом Федора Павловича от вторжения Дмитрия, их отношение к границе различно. Григорий на пространственном уровне защищает барина; для него, упрямого и преданного барину человека, переход Дмитрием границы дома одновременно означает и переход нравственной, ментальной границы. Поэтому, только увидев Дмитрия в саду дома и не разобравшись, в чем дело, Григорий кричит Дмитрию: «отцеубивец». Смердяков только доносит о приходе Груши; никого не любящий и не испытывающий привязанности к дому, Смердяков нарушает функцию сторожа и становится убийцей, переступающим ментальную границу. Наряду с прочим, убийство во многом произошло из-за проведения внутренней границы между собой и другим в случае Ивана, который недооценил Смердякова и считал его «лакеем и хамом», а также из-за снятия подобной границы со стороны Смердякова, приписывающего свои мысли Ивану: «подумал, что и вы, как и я» [Достоевский 1972-1990, XV, 46]. Иван и сам становится границей, которая защищает отца от убийства; отказываясь быть сторожем, он перестает быть преградой между внешней враждебной силой и отцом, одновременно снимая внутренние ограничения и предоставляя полный простор своим желаниям.
Дмитрий как «объект» наблюдения
Начинает поджидать Дмитрия именно Алеша, караулящий брата на следующий день после разговора с ним в беседке соседского дома. Нигде не говорится, что Алеша стережет Дмитрия, но, по сути, он на какое-то время становится сторожем. После наставления старца Зосимы быть при обоих братьях Алеша пытается в первую очередь найти Дмитрия и предотвратить возможную катастрофу. Братья, жизнь отца представляют для Алеши безусловную ценность, поэтому наставление старца совпадает с его личным желанием спасти семью. Читатель знает, что и Алеша не справился с задачей сторожа, после «разговора-знакомства» с Иваном в трактире вовсе забыв о Дмитрии.
Отсылка к ветхозаветной истории о Каине и Авеле показывает, как Иван и Смердяков снимают с себя ответственность за судьбу Дмитрия. Искажение цитаты Смердяковым во многом, как показали Ольга Меерсон и Гери-Сол Морсон, есть следствие невозможности произнести «брат» в отношении Дмитрия, результат табуированности этого слова [Меерсон 2007, 580]. За счет отсылки к библейскому тексту Смердяковым достигается «убийственная ирония», как «месть за эпитеты, за то, что они никогда не называют его "брат Павел", но всегда - лишь "лакей Смердяков", или <...> "вонючий лакей"» [Меерсон 2007, 580], [Могеоп 1986, 241]. Отме-
тим в свою очередь два момента. Во время разговора с Иваном Смердяков признается, что передал секретные знаки Дмитрию и в случае убийства не хочет, чтобы его не сочли «в их [Дмитрия] сообществе» [Достоевский 1972-1990, XIV, 246]. Более того, Смердяков презирает Дмитрия, говоря Марье Кондратьевне, что он «голоштанник-с», «хуже всякого лакея и умом, и поведением, и нищетой своею-с», одновременно считая Федора Павловича сумасшедшим человеком «со всеми своими детьми-с» [Достоевский 1972-1990, XIV, 205]. Возможно, по причине презрения и отчуждения Смердяков не называет Дмитрия братом, не чувствуя, в отличие от Алеши, никакого родства с ним. И если представить, что Смердяков признает себя сыном Федора Павловича - неужели он и себя считает сумасшедшим? Герой отделяет себя от других детей старшего Карамазова.
Цитата из Библии «Сторож я, что ли, моему брату Дмитрию» [Достоевский 1972-1990, XIV, 211] и последующее размышление над ней: «не могу же я в самом деле оставаться тут у них сторожем?» [Достоевский 1972-1990, XIV, 211] соприкасаются в сочетании «в самом деле». Это выражение разделяет внутреннюю взаимосвязь одновременности событий Ветхого завета и романной действительности. Можно сказать, что для Ивана ответ Каина Богу так и остался в области ветхозаветной истории, а отсылка к Библии в речи Ивана пытается объективировать видение Алеши, для которого эта взаимосвязь событий очевидна. Именно из-за этого разделения, внутренней границы Иван и не может состоять сторожем брата, что напрямую сопричастно трагедии в романе. Герой, зная о всеобщей взаимосвязи явлений, все-таки не хочет ее признавать и отчуждается от нее, подобно тому как бога он принимает, а «мира божьего» - нет. И в этом, как оказывается в романе, мука и трагедия Ивана.
Подводя итог, можно сказать, что Дмитрий как «объект» того, кого нужно сторожить, представляет ценность только для Алеши; Смердяков его презирает, Дмитрий для Ивана также не представляет ценности потому, что он в принципе отказывается принимать всеобщую взаимосвязанность мира и не сразу осознает последствия своего нежелания быть «сторожем». Ни Алеша, ни Иван, ни Смердяков в итоге не справились с ролью сторожа - Дмитрия обвинили в убийстве отца. Дмитрий как герой, которого нужно сторожить, в наибольшей степени показывает отношение Алеши, Ивана и Смердякова к переступанию ментальной границы и возможной катастрофе. Отказ быть сторожем со стороны Ивана и Смердякова равносилен отказу признавать границу между тем, что разрешено и запрещено, что в свою очередь снимает культурные границы и приближает героев к принципу «все позволено».
Таким образом, на протяжении всего романа ни один сторож не справился с возложенным на него заданием, безотносительно ценности того, кого / что этот сторож охраняет, и того, назначен ли он на должность сторожа или же сторожит по собственному желанию. Единственным важным исключением становится ретроспективное размышление Дмитрия о том, кто спас его от убийства отца: «"Бог, - как сам Митя говорил потом, -
сторожил меня тогда": как раз в то самое время проснулся на одре своем больной Григорий Васильевич» [Достоевский 1972-1990, XIV, 355]. Только Бог - единственный сторож в романе, который в полной мере помогает человеку сохранить границы своей природы и не совершать грех. На наш взгляд, наиболее интересной фигурой в качестве сторожа становится Иван: в его образе помимо прочего совмещаются сфинкс древнегреческой трагедии и ветхозаветный Каин. Иван не принимает всеобщей взаимосвязи событий и явлений, оттого ветхозаветная история остается для него в прошлом и не имеет продолжения в настоящем. Катастрофа в романе во многом разворачивается потому, что в нем никто никому не является сторожем.
В заключение скажем, что мотив сторожа показывает неразрывную связь между библейскими событиями и событиями романной действительности; проясняет, что героям нужно увидеть и преодолеть в себе границы самоотчуждения и отчуждения к другому, чтобы стать внутренне свободными и, в конечном счете, приобщиться к братству. Преодолевая собственные пределы, герои зачастую насильственно вторгаются в пределы другого, нарушая культурные границы и не всегда осознавая, что произойдет, если их перейти (особенно показательны в этом отношении неудачи большинства сторожей в романе, которые, следя за не-переступанием границы внешней, не осознают или не хотят осознавать опасность пере-ступания границы внутренней). Отметим также, что в романе мотив хамства, мотив гордости, мотив проклятия, а также формулу великого инквизитора «чудо, тайна и авторитет» в перспективе можно рассматривать как границу того, что сковывает человеческую свободу и проводит границу между человеком и Другим, между человеком и обществом, человеком и Богом.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского // Проблемы творчества Достоевского. Киев, 1994. С. 207-492.
2. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе: очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 234407.
3. Достоевский Ф.М. Полное собраний сочинений: в 30 т. Л., 1972-1990.
4. Капилупи С.М. Вопрос о грехопадении и всеобщем спасении в романе «Братья Карамазовы» // Роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: современное состояние изучения / под ред. Т.А. Касаткиной. М., 2007. С. 187-225.
5. Касаткина Т.А. Предисловие // Роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: современное состояние изучения / под ред. Т.А. Касаткиной. М., 2007. С. 3-9.
6. Лотман Ю.М. Лекция 1. Цикл третий. Культура и интеллигентность // Цикл лекций Ю.М. Лотмана «Беседы о русской культуре». См. с 25 мин. 27 сек. иЯЬ: https://www.youtube.com/watch?v=PgZCXeDw2fU (дата обращения: 25.04.18).
7. Меерсон О. Четвертый брат или козел отпущения ex machina? // Роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: современное состояние изучения / под ред. Т.А. Касаткиной. М., 2007. С. 565-604.
8. Моррис М. Где же ты, брате? Повествования на границе и восстановление связности в «Братьях Карамазовых» / пер. с англ. Т. Касаткиной под ред. О. Меерсон // Роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: современное состояние изучения / под ред. Т.А. Касаткиной. М., 2007. С. 605-630.
9. Национальный корпус русского языка. URL: http://ruscorpora.ru (дата обращения 25.04.2018).
10. Ярхо В.Н. Сфинкс // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / гл. ред. С.А. Токарев. Т. 2. М., 1982. С. 479-480.
11. Morson G.S. Verbal Pollution in "The Brothers Karamazov" // Critical Essays on Dostoyevsky / ed. R.F. Miller. Boston (Mass)., 1986. P. 234-242.
REFERENCES
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
1. Bakhtin M.M. Formy vremeni i khronotopa v romane: ocherk po istoricheskoy poetike [The Forms of Time and Chronotope in the Novel: An Essay on Historical Poetics]. Bakhtin M.M. Voprosy literatury i estetiki [The Questions of Literature and Aesthetics]. Moscow, 1975, pp. 234-407. (In Russian).
2. Bakhtin M.M. Problemy poetiki Dostoevskogo [The Problems of Dostoevsky's Poetics]. Bakhtin M.M. Problemy tvorchestva Dostoevskogo [The Problems of Dostoevsky's Art]. Kiev, 1994. (In Russian).
3. Kapilupi S.M. Vopros o grekhopadenii i vseobshchem spasenii v romane "Brat'ya Karamazovy". [The Issue of the Fall and Universal Salvation in the Novel "The Brothers Karamazov"]. Kasatkina T.A. (ed.). Roman F.M. Dostoevskogo "Brat'ya Karamazovy": sovremennoe sostoyanie izucheniya [The Novel "The Brothers Karamazov" by F.M. Dostoevsky: The Contemporary State of Research]. Moscow, 2007, pp. 187-225. (In Russian).
4. Kasatkina T.A. Predislovie [Introduction]. Kasatkina T.A. (ed.). Roman F.M. Dostoevskogo "Brat'ya Karamazovy": sovremennoe sostoyanie izucheniya [The Novel "The Brothers Karamazov" by F.M. Dostoevsky: The Contemporary State of Research]. Moscow, 2007, pp. 3-9. (In Russian).
5. Meerson O. Chetvertyj brat ili kozel otpushheniya ex machina? [A Fourth Brother or a Scapegoat ex Machina?] Kasatkina T.A. (ed.). Roman F.M. Dostoevskogo "Brat'ya Karamazovy": sovremennoe sostoyanie izucheniya [The Novel "The Brothers Karamazov" by F.M. Dostoevsky: The Contemporary State of Research]. Moscow, 2007, pp. 565-604. (In Russian).
6. Morris M. Gde zhe ty brate? Povestvovanie na granitse i vosstanovlenie svi-aznosti v "Brat'iakh Karamazovykh" [Where Are You, Brother? The Narration on the Border and Restitution of Coherence in "The Brothers Karamazov"]. Kasatkina T.A. (ed.). Roman F.M. Dostoevskogo "Brat'ya Karamazovy": sovremennoe sostoyanie izucheniya [Novel "The Brothers Karamazov" by F.M. Dostoevsky: The Contemporary State of Research]. Moscow, 2007, pp. 605-630. (Translated from English to Russian
by T.A. Kasatkina, ed. O. Meerson).
7. Morson G.S. Verbal Pollution in "The Brothers Karamazov". Miller R.F. (ed.). Critical Essays on Dostoyevsky. Boston (Mass)., 1986, pp. 234-242. (In English).
8. Yarkho V.N. Sfinks [Sphinx]. Tokarev S.A. (ed.). Mify narodov mira: enciklope-diya [The Myths of the World Nations: Encyclopedia]: in 2 vols. Vol. 2. Moscow, 1982, pp. 479-480. (In Russian).
(Electronic Resources)
9. Lotman Yu.M. Lekciya 1. Cikl tretiy. Kul'tura i intelligentnost'. Besedy o russ-koy kul'ture [The First Lecture "Culture and Intelligence" from the Third Cycle of Video Lectures "Conversations on Russian Culture"]. Available at: https://www.you-tube.com/watch?v=PgZCXeDw2fU_(accessed 25.04.18). (In Russian).
10. Natsional'nyy korpus russkogo yazyka [The National Corpus of Russian Language]. Available at: http://ruscorpora.ru (accessed 26.04.2018). (In Russian).
Бердникова Мария Александровна, Российский государственный гуманитарный университет.
Аспирант кафедры теоретической и исторической поэтики Института филологии и истории. Область научных интересов: поэтика романов Достоевского, философия М.М. Бахтина, рок-поэзия.
E-mail: [email protected]
Maria A. Berdnikova, Russian State University for the Humanities.
Postgraduate student, Department of Theoretical and Historical Poetics, Institute for Philology and History. Research interests: poetics of Dostoevsky novels, philosophy of M. Bakhtin, rock poetry.
E-mail: [email protected]
