CC BY
86
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ОТРАСЛЕЙ ПРАВА
О.Я. Баев*
ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ СРЕДСТВА ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЙ СЛЕДОВАТЕЛЯ ПРАВОМ НА ПРОИЗВОДСТВО СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ И ПРИ ИХ ОСУЩЕСТВЛЕНИИ (НА ПРИМЕРЕ ОЧНОЙ СТАВКИ И ДОПРОСА)
Аннотация. В статье с использованием материалов опубликованной и неопубликованной следственной и адвокатской практики, анализа уголовно-процессуального законодательства исследуется злоупотребление следователем правом на производство ряда следственных действий. На этой основе аргументируются и формулируются предложения процессуальных средств по предупреждению такого злоупотребления правом со стороны следователя, обосновывается необходимость изменения ряда уголовно-процессуальных норм. Методологической основой выступили методы материалистической диалектики, формально-логический, сравнительно-правовой, метод системно-структурного анализа. Применены методы системного анализа, целостного и комплексного подходов. Ключевые слова: злоупотребление правом, следственное усмотрение, следственные действия, процессуальные средства, предупреждение злоупотреблений, допрос, очная ставка, показания подозреваемого, показания свидетеля, расследование.
Многие следственные действия следователь осуществляет по своему усмотрению о необходимости их производства по конкретному уголовному делу (что опосредовано в уголовно-процессуальном законе словосочетаниями «следователь вправе», «следователь имеет право» и т.п.). Очевидно, что эти решения следователя обусловливаются как видом и сложностью преступления, так и избранной им тактикой и методикой расследования. И во многом — будем реалистами — его направленностью на объективность
расследования данного преступления. Вот здесь-то и таится возможность злоупотребления следователем его правами1.
1 Наше понимание злоупотребления правом в уголовном судопроизводстве изложено в работах:
Баев О.Я. «Злоупотребление правом» как уголовно-процессуальная категория // Вестник Воронежского государственного университета. № 15. Сер. Право. 2013. Вып. 2. С. 336-349; Он же. Категория «злоупотребление правом» применительно к уголовному судопроизводству // Криминалист первопечатный. 2013. Вып. 7. С. 34-51.
© Баев Олег Яковлевич
* Доктор юридических наук, профессор кафедры криминалистики Воронежского федерального университета. [[email protected]]
394006, Россия, г. Воронеж, пл. Ленина, д. 10а, корп. 9.
ИХ теж
В первую очередь мы имеем в виду усмотрение следователя на производство следственных действий, о проведении которых ходатайствует сторона защиты. Чаще всего такие ходатайства касаются: а) допросов в качестве свидетелей лиц, которые могут дать свидетельские показания, исключающие или смягчающие ответственность лица, в отношении которого осуществляется уголовное преследование; б) производства очных ставок между ним и изобличающими его в совершении преступления лицами.
В отношении рассмотрения следователем ходатайств стороны защиты о допросе называемых ею свидетелей скажем вкратце (ибо эта проблема активно обсуждается в процессуальной и криминалистической литературе, и мы с позицией большинства авторов всецело согласны): следователь не только вправе, но и обязан таковых допросить в рамках осуществляемого им досудебного производства по уголовному делу. Более того, мы полагаем, что это нужно и самому следователю — из праксеологических, тактических соображений: если следователь откажет в таком ходатайстве стороны защиты (как часто, увы, бывает), то данные свидетели могут быть приглашены обвиняемым, защитником для допроса в суд; тогда их показания — а в условиях судебного разбирательства проверка их достоверности крайне затруднена — могут поставить под сомнение объективность предварительного расследования и серьезно поколебать доказанность обвинения.
В то же время объективности ради заметим, что Европейский Суд по правам человека, комментируя рассматриваемую ситуацию, обратил внимание на то, что «эта гарантия не предоставляет неограниченного права на привлечение к участию в процессе любого свидетеля по требованию обвиняемых или их защитников, но только лишь право на допуск свидетелей, имеющих значение для защиты»2.
По нашему убеждению, будет лучше, если следователь по ходатайству стороны защиты допросит «лишнего» свидетеля, не обладающего сколь-либо значимой для дела информацией, чем отклонит ходатайства о допросе свидетеля, такой информацией в пользу защиты обладающего; это будет убедительно свидетельствовать об объективности осуществляемого им расследования.
Что же касается права следователя на производство очных ставок между подозре-
ваемым/обвиняемым и изобличающими его потерпевшими и свидетелями в случаях наличия в их предыдущих показаниях существенных противоречий (в том числе и при ходатайствах стороны защиты о проведении очных ставок), то эта проблема представляется нам значительно более сложной.
В п. d ст. 6 Конвенции о защите прав и основных свобод человека императивно закреплено право обвиняемого «допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него»3.
И, безусловно, совершенно прав С.А. Шей-фер, когда, рассматривая данное положение, пишет: «Подобное право по логике вещей должно принадлежать обвиняемому и защитнику не только в судебном разбирательстве, но и на предварительном расследовании, где закладывается "фундамент обвинения"»4.
В то же время мы полностью согласны с Ю.П. Боруленковым в том, что проведение очных ставок — действия во многих случаях тактически рискованные: они зачастую чреваты нежелательным или непредсказуемым для следователя результатом. Однако это отнюдь не означает, как то полагает данный автор, что при вероятности для следователя такого исхода «отказ от проведения очной ставки абсолютно оправдан»5.
А потому мы считаем, что проведение очной ставки, позволяющей в ходе ее подозреваемому или обвиняемому задавать вопросы другому допрашиваемому на ней фигуранту по делу, должно быть не правом следователя, как это предусмотрено УПК РФ, а его обязанностью (кроме ситуации, о которой скажем ниже). Проведение очных ставок в досудебном производстве по уголовному делу для обеспечения возможности перекрестного допроса участвующих в них лиц, по нашему убеждению, есть правовая необходимость, противное — злоупотребление следователем правом6.
Проблема права следователя на производство очных ставок по своему тактическому
2 Цит. по: Волеводз А.Г. Обеспечение права подсудимого на вызов и допрос свидетеля как гарантия права на справедливое судебное разбирательство: международно-правовое регулирование и практика Европейского Суда по правам человека // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2013. № 3 (8). С. 347.
3 Цит. по: Волеводз А. Г. Указ. соч.
4 Шейфер С.А. Досудебное производство в России: этапы развития следственной, судебной и прокурорской власти. М., 2013. С. 140.
5 Боруленков Ю.П. К вопросу об установлении истины в уголовном процесс // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2013. № 3(8). С. 135.
6 Иное дело, что следователь не должен (и на это Ю.П. Боруленков верно обращает внимание) допускать
просчетов в подготовке и организации этого действия, в определении момента его производства и, наконец, в самом тактическом рисунке производства очной ставки.
О.Я. Баев
их тем
усмотрению представляется особо значимой при решении следователем вопроса о необходимости участия в них малолетних потерпевших или свидетелей (к сожалению, такие следственные действия с участием малолетних лиц проводятся не так уж редко). Мы убеждены: по очевидным психологическим и этическим причинам проведение очных ставок с участием малолетних в принципе следует признать недопустимым даже тогда, когда это кажется насущно необходимым для изобличения подозреваемого/обвиняемого. Скажем более категорично: их проведение должно расцениваться как злоупотребление следователем правом на свою тактическую деятельность, а именно — на производство очных ставок.
В этой связи вспомним историю уголовного судопроизводства: «К числу свидетелей принадлежат и малолетние; им, в случае разноречий, очных ставок ни с кем давать не надо», — говорилось в российском уголовно-процессуальном законодательстве первой половины XIX в.7
Это обстоятельство учли украинские законодатели, однозначно закрепив в ч. 9 ст. 224 УПК Украины 2012 г. следующее положение:
«В уголовных производствах по преступлениям против половой свободы и половой неприкосновенности лица, а также относительно преступлений, совершенных с применением насилия или угрозой его применения, одновременный допрос двух или более уже допрошенных лиц [очная ставка. — Авт.] для выяснения причин расхождений в их показаниях не может быть проведен при участии малолетнего или несовершеннолетнего свидетеля или потерпевшего вместе с подозреваемым».
Думаем, что в этом отношении современное российское уголовно-процессуальное законодательство должно быть не менее цивилизованным. Однако отечественный законодатель принял несколько иное, паллиативное решение, изложив ч. 1 ст. 191 УПК РФ в следующей редакции (вступит в силу с 1 января 2015 г.):
«При проведении допроса, очной ставки, опознания и проверки показаний с участием несовершеннолетнего потерпевшего или свидетеля, не достигшего возраста шестнадцати лет либо достигшего этого возраста, но страдающего психическим расстройством или отстающего в психическом развитии, участие
педагога или психолога обязательно. При производстве указанных следственных действий с участием несовершеннолетнего, достигшего возраста шестнадцати лет, педагог или психолог приглашается по усмотрению следователя...»8.
Вряд ли такое решение оптимально для обеспечения психологической безопасности малолетнего лица при производстве следственных действий с его участием. Мы не думаем, что присутствие педагога или психолога в очной ставке с малолетним лицом позволит максимально защитить права и интересы несовершеннолетних потерпевших от дополнительных психологических страданий, как декларировалось в пояснительной записке к законопроекту, внесшему эти изменения.
Чтобы исключить возможность злоупотребления следователем правом на производство/непроизводство очной ставки по своему тактическому усмотрению, нужно закрепить в ст. 192 УПК РФ обязанность следователя удовлетворять ходатайства стороны защиты о проведении очных ставок (с оговоркой о непроведении очных ставок с участием малолетних лиц) примерно в следующем виде:
«Ходатайство подозреваемого, обвиняемого о производстве очной ставки между ним и показывающим против него лицом подлежит удовлетворению, за исключением случаев, когда производство данного следственного действия может угрожать безопасности последнего или близких к нему лиц.
Производство очной ставки с участием малолетнего лица не допускается».
И в этой же связи — об этом скажем кратко, поскольку обозначаемая проблема выходит за рамки темы настоящей статьи — для создания правового механизма обеспечения психологической безопасности малолетних (как исключение возможности усмотрения следователя в этом отношении) мы также предлагаем в императивной форме закрепить в УПК РФ положение о привлечении малолетних лиц к опознанию лишь в условиях, исключающих визуальный контакт между опознающим и опознаваемым. На наш взгляд, целесообразно дополнить ч. 8 ст. 193 УПК РФ положением следующего содержания: «Когда опознающим является малолетнее лицо, предъявление лица для опознания осуществляется в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознающего опознаваемым».
7 Основные формы уголовных следствий, вообще принятых при их производстве. Собраны Д. Долговым. С.-Петербург. В типографии военно-учебных заведений, 1846 // Вестник криминалистики. 2009. Вып. 1 (29). С. 109.
8 Федеральный закон от 28.12.2013 № 432-ФЗ «О вне-
сении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования прав потерпевших в уголовном судопроизводстве». Пункт 12, подп. «б» // Российская газета. 30.12.2013. № 295.
ИХ теж
Для введения в исследование еще одной разновидности злоупотребления правом со стороны следователя, преимущественно затрагивающей производства им допросов и очных ставок, следует напомнить, что российское уголовно-процессуальное законодательство всегда уделяло повышенное внимание языку протоколов следственных действий, в первую очередь протоколов допросов. Это вполне объяснимо, ибо адекватность воспроизведения в них показаний допрашиваемых лиц во многом позволяет судить об объективности последних.
Показания свидетелей излагаются таким же образом, что и показания обвиняемых в протоколе допроса последних.
Еще Устав уголовного судопроизводства 1984 г. требовал: «Показания обвиняемого записываются в первом лице собственными его словами без всяких изменений, пропусков и прибавлений. Слова и выражения простонародные, местные или не совсем понятые объясняются в скобках» (ст. 409). «Показания обвиняемых заносятся в протокол в первом лице и, по возможности, дословно», — указывалось в ст. 138 УПК РСФСР 1923 г. Аналогичное требование, в том числе в отношении допроса свидетеля, содержалось в ст. 151, 160 УПК РСФСР 1960 г., а ст. 190 действующего УПК РФ распространяет его на показания любых допрашиваемых лиц.
Особо значимо выполнение этих предписаний для оценки достоверности показаний, от которых допрашиваемые по тем или иным причинам впоследствии отказались (либо которые существенно изменили). Такой вывод обусловлен тем, что наиболее часто данные лица объясняют эту перемену тем, что следователь «не так записал» их первоначальные показания.
Действительно, как отмечает Н.И. По-рубов, «протокол допроса, составленный следователем, представляет не стенограмму допроса, а его конспект, при котором словесная информация не теряется, а лишь уплотняется»9; протокол допроса есть результат «коллективного творчества» следователя и допрашиваемого. Во многом это и гносеологически, и филологически, и психологически объяснимо: излагая в протоколе показания допрашиваемого, следователь практически всегда их редактирует с учетом своего жизненного опыта, образования, интеллектуального развития, привычных для себя словесных штампов, бюрократизмов и т.п.
Поэтому-то важно, чтобы показания были записаны, во-первых, так, чтобы прочитав их, допрашиваемый убедился, что записаны дей-
ствительно его слова; во-вторых, чтобы показания отражали индивидуальность личности допрашиваемого и, в-третьих, могли быть поняты и правильно истолкованы всеми, кто с ними знакомится10.
Если показания изложены в протоколе языком, несвойственным допрашиваемому, тем более с использованием неизвестных ему юридических выражений и штампов, то объяснения допрашиваемого о причинах их изменения приобретают определенную убедительность.
Например, в протоколе допроса подозреваемого, имеющего семиклассное образование, его показания были зафиксированы так: «Я признаю себя виновным в том, что, действуя из хулиганских побуждений и проявляя явное неуважение к обществу, имея умысел на совершение убийства с особой жестокостью и особым цинизмом, совершил...». После того как подсудимый отказался от своих «признательных» показаний, суд, проанализировав этот протокол допроса, исключил его из числа доказательств обвинения, указав в приговоре, что в протоколе показания допрашиваемого изложены очевидно несвойственным подсудимому языком, а потому вызывают обоснованные сомнения в своей достоверности.
Но это не злоупотребление правом, это — тактическая ошибка следователя, которая предопределяется недооценкой им рассматриваемого процессуального предписания и в ряде случаев ведет, как в нашем примере, к негативным доказательственным последствиям, ставящим под сомнение значимость сформированного в результате допроса доказательства.
Однако есть и иные аспекты той же, можно сказать, лингвистической проблемы, средства разрешения которой следователем нельзя расценить иначе, как злоупотребление правом при выполнении законодательного предписания о необходимости отражения показаний допрашиваемого в протоколе «по возможности дословно».
Первый из них следующий.
Бывает, что допрашиваемые лица в своих показаниях пользуются ненормативной лексикой. Они либо дословно воспроизводят нецензурные выражения11, звучавшие при со-
9 Порубов Н.И. Допрос в советском уголовном судопроизводстве. Минск, 1973. С. 249.
10 Порубов Н.И. Указ. соч. С. 247. Об этом также см.: Белоусов А.В. Процессуальное закрепление доказательств при расследовании преступлений. М., 2001; Михайлов А.И., Подголин Е.Е. Письменная речь при производстве следственных действий. М., 1980.
11 К нецензурной лексике в современном русском языке относятся четыре слова — нецензурные обозначения мужского и женского половых органов, нецензурное обозначение процесса совокупления и нецензурное обозначение женщины распутного поведения, а также все образованные от этих слов языковые единицы, то
О.Я. Баев
их те»
бытии, об обстоятельствах которого они дают показания, либо в силу личностных особенностей просто не умеют иными словами выразить свои мысли.
Так, давая «признательные» показания о совершении ряда убийств пожилых женщин, сопряженных с изнасилованиями, умственно отсталый С. эти показания излагал примитивным языком, потерпевших называл «бабушками», привычными для него словами обозначал половой акт, семяизвержение, половые органы.
«Все это, — пишет следователь, расследовавший данное уголовное дело, — нашло отражение в протоколе. Было ясно, что он говорит не по подсказке»12.
Мы полагаем, что во всех случаях в протоколе допроса, очной ставки ненормативные, тем более нецензурные выражения допрашиваемого следует «перевести» на нормативный русский язык, особо оговорив это обстоятельство в протоколе.
Однако если сообщаемые таким языком сведения имеют повышенную значимость для расследования и, возможно, будут значимы для последующего судебного рассмотрения уголовного дела (в частности, для оценки показаний допрашиваемого при их изменении на этой стадии судопроизводства), то целесообразно сопроводить допрос этого лица аудио-, видеозаписью, фиксирующей «оригинал» сделанного в протоколе «перевода». Эта запись в случаях крайней необходимости может быть прослушана/просмотрена в судебном заседании; при этом данная часть судебного заседания должна быть, думается нам, проведена в закрытом режиме.
Но в самих протоколах допросов (других следственных действий) ненормативная лексика не должна иметь место. Противное следует расценивать как злоупотребление следователем правом, посягающее на нравственно-этические основы уголовного судопроизводства в целом.
Здесь представляется уместным вспомнить слова С. Довлатова о том, что «язык — это только зеркало. То зеркало, на которое глупо пенять». С этим мы согласны. Однако его утверждение, что «язык не может быть плохим или хорошим. Качественные и тем более моральные оценки здесь неприменимы»13, вызывает у нас резкое неприятие.
Современная практика выявила еще один негативный аспект проблемы составления
есть содержащие в своем составе данные корни (Стер-нин И.А. Теоретические и прикладные проблемы языкознания. Избранные работы. Воронеж, 2008. С. 236).
12 Следственная практика. 2003. Вып. 3 (160). С. 28-29.
13 Довлатов С. Собр. соч.: в 4 т. СПб., 2006. Т. 4. С. 416.
протоколов допросов в досудебном производстве по уголовному делу. По нашему убеждению, его также нужно расценивать как злоупотребление следователем своими правами.
К сожалению, и ранее случалось, что отдельные протоколы допросов по уголовному делу содержательно дублировали друг друга. В настоящее же время предоставляемая персональными компьютерами (а ими располагают практически все следователи) возможность копировать текст из одного файла и переносить его в другой эту проблему существенно усугубила.
Освоив эту нехитрую функцию, следователи зачастую просто перекидывают текст первоначального протокола допроса в протокол повторного допроса того же лица, например, если необходимость повторного допроса обусловлена изменением процессуального положения лица (сначала допрашивался в качестве свидетеля, затем подозреваемого, затем обвиняемого) либо уточнением редакции ранее предъявленного ему обвинения. В таких случаях лицо, в сущности, повторно не допрашивается (хотя оно и подписывает соответствующий протокол). Что в ряде следственных и судебных ситуаций (конечно же, в первую очередь когда это лицо отказывается от своих предыдущих показаний) ставит под сомнение доказательственную значимость подобных «клонированных» протоколов.
Так, по одному уголовному делу из 132 строк протокола допроса обвиняемого 119 воспроизводили протокол допроса этого лица, ранее допрошенного в качестве подозреваемого (с таким же расположением текста и теми же орфографическими и синтаксическими ошибками). Допрошенный по данному обстоятельству в суде следователь признался в копировании текста допроса обвиняемого из протокола его допроса в качестве подозреваемого, пояснив, что он сделал это для облегчения своей работы, причем с согласия допрашиваемого (однако последний дачу своего согласия категорически в суде отрицал).
Расценить такое поведение следователя иначе, как злоупотребление правом, повторим, нельзя; составленный таким образом протокол «допроса» следует признавать доказательством недопустимым.
Впрочем, в приведенном деле суд отклонил ходатайство защиты о признании протокола допроса обвиняемого недопустимым доказательством, объяснив это тем, что «УПК не содержит запрещений на подобные действия» и «составленный протокол допроса подписан обвиняемым и его защитником без каких-либо замечаний». Думаем, что это обоснование наглядно подчеркивает акту-
LEX RUSSIICA
альность рассматриваемой нами проблемы злоупотребления правом: формально все правильно (действительно, закон подобных запрещений не содержит), а по существу...
Крайней степенью злоупотребления следователем своим правом в рассматриваемых аспектах можно назвать ситуацию, когда текст допроса одного лица практически без изменений с помощью компьютера воспроизводится в протоколе другого допрашиваемого, при этом лишь меняются фамилии действующих лиц.
Особыми негативными последствиями такая технология «допроса» чревата тогда, когда предполагается выявление противоречий в показаниях лиц, дающих показания по одним и тем же обстоятельствам. Проиллюстрируем данное положение примером из следственной практики.
Спустя несколько часов после задержания за нецензурную брань в общественном месте, Л. из камеры для задержанных РОВД был доставлен в кабинет ОУР, расположенный на четвертом этаже этого же здания. Через некоторое время в присутствии проводивших с ним беседу трех оперативных сотрудников УР (согласно протоколам допросов этих лиц) Л. внезапно вскочил на стол и, крикнув, что ему все надоело, неожиданно выбросился из окна кабинета; в тот же день от полученных телесных повреждений он скончался.
Изучение уголовного дела, возбужденного по данному факту по признакам доведения до самоубийства, показало, что следователь допросил в качестве свидетеля одного из этих сотрудников, а затем полностью, дословно, изменив лишь фамилии, перенес его показания в протоколы «допросов» других сотрудников, участвовавших в беседе с Л., повлекшей указанные выше последствия (так, если в показаниях Иванова указывалось: «Я, Петров, Сидоров.», то в показаниях Петрова — «Я, Иванов, Сидоров.»).
В итоге такого «расследования» уголовное дело было приостановлено в связи с тем, что установить лиц, «в результате чьих умышленных действий Л. покончил жизнь самоубийством, не представилось возможным».
У нас нет ни малейших сомнений в том, что не только протоколы допросов таким образом «допрошенных» лиц — доказательства a priori недопустимые. Их наличие свидетель-
ствует как минимум о том, что следователь, осуществляя подобным образом данные следственные действия, злоупотребил своим правом.
Не может один и тот же человек дважды теми же словами воспроизводить событие, участником или свидетелем которого он был; не могут два различных человека одними и теми же словами излагать обстоятельства события, о которых они дают показания. А учитывая влияние этого следственного ноу-хау на баланс общественных и личных интересов в досудебном производстве по уголовному делу, видимо, стоит согласиться с А.В. Бело-усовым, что в подобных случаях «имеет место не что иное, как фальсификация доказательств: составляется протокол допроса, хотя допроса как такового не было»14.
Для исключения подобного отношения следователей к производству этих наиболее распространенных следственных действий и для предупреждения злоупотребления предоставленными им правами мы предлагаем дополнить ст. 190 УПК РФ ч. 2.1 примерно следующего содержания:
«Использование в протоколе допроса ненормативной лексики не допускается. Если таковая содержалась в показаниях допрашиваемого, к протоколу прилагается аудио- или видеозапись показаний, которая при необходимости в исключительных случаях может быть воспроизведена в закрытом судебном заседании.
Протокол допроса, текстуально воспроизводящий содержание ранее данных допрашиваемым лицом показаний, а также показаний других ранее допрошенных лиц, признается недопустимым доказательством».
Обоснование необходимости создания неких правовых механизмов предупреждения злоупотребления правом со стороны следователя мы находим уже в словах Ф. Эли — классика французской уголовно-процессуальной науки XIX в.: «.Задача законодателя заключается именно в том, чтобы предусмотреть возможность злоупотребления властью [речь идет о правоприменении в уголовном судопроизводстве. — Авт.] и, не вверяясь вполне исполнителям, разрешить самому вопросы, наиболее важные. Общество должно видеть обеспечение своих прав не в случайности, а в законе»15.
14 Белоусов А.В. Процессуальное закрепление доказательств при расследовании преступлений. М., 2001. С. 94.
15 Цит. по: Смолькова И.В. Великие и выдающиеся, знаменитые и известные личности об уголовном судопроизводстве. М., 2012. С. 21-22.
1. Баев О.Я. «Злоупотребление правом» как уголовно-процессуальная категория // Вестник Воронежского государственного университета. — № 15. Серия «Право». — 2013. — Вып. 2.
2. Баев О.Я. Категория «злоупотребление правом» применительно к уголовному судопроизводству // Криминалист первопечатный. — 2013. — Вып. 7.
3. Белоусов А.В. Процессуальное закрепление доказательств при расследовании преступлений. — М., 2001.
4. Боруленков Ю П. К вопросу об установлении истины в уголовном процессе // Библиотека криминалиста. Научный журнал. — 2013. — № 3 (8).
5. Волеводз А Г. Обеспечение права подсудимого на вызов и допрос свидетеля как гарантия права на справедливое судебное разбирательство: международно-правовое регулирование и практика Европейского Суда по правам человека // Библиотека криминалиста. Научный журнал. — 2013. — № 3 (8).
6. Довлатов С. Собр. соч.: в 4 т. Т. 4. — СПб., 2006.
7. Михайлов А.И., Подголин Е.Е. Письменная речь при производстве следственных действий. — М., 1980.
8. Основные формы уголовных следствий, вообще принятых при их производстве. Собраны Д. Долговым. С.-Петербург. В типографии военно-учебных заведений, 1846 // Вестник криминалистики. — 2009. — Вып. 1 (29).
9. Порубов Н.И. Допрос в советском уголовном судопроизводстве. — Минск, 1973.
10. Смолькова И. В. Великие и выдающиеся, знаменитые и известные личности об уголовном судопроизводстве. — М., 2012.
11. Стернин И.А. Теоретические и прикладные проблемы языкознания. Избранные работы. — Воронеж, 2008.
12. Шейфер С.А. Досудебное производство в России: этапы развития следственной, судебной и прокурорской власти. — М., 2013.
References (transliteration):
1. Baev O.Ya. «Zloupotreblenie pravom» kak ugolovno-protsessual'naya kategoriya // Vestnik Vo-ronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. — № 15. Seriya Pravo. — 2013. — Vyp. 2.
2. Baev O.Ya. Kategoriya «zloupotreblenie pravom» primenitel'no k ugolovnomu sudoproizvod-stvu // Kriminalist pervopechatnyi. — 2013. — Vyp. 7.
3. Belousov A.V. Protsessual'noe zakreplenie dokazatel'stv pri rassledovanii prestuplenii. — M., 2001.
4. Borulenkov Yu.P. K voprosu ob ustanovlenii istiny v ugolovnom protsesse // Biblioteka kriminal-ista. Nauchnyi zhurnal. — 2013. — № 3 (8).
5. Volevodz A.G. Obespechenie prava podsudimogo na vyzov i dopros svidetelya kak garantiya prava na spravedlivoe sudebnoe razbiratel'stvo: mezhdunarodno-pravovoe regulirovanie i praktika Evropeiskogo Suda po pravam cheloveka // Biblioteka kriminalista. Nauchnyi zhurnal. — 2013. — № 3(8).
6. Dovlatov S. Sobr. soch.: v 4 t. T. 4. — SPb., 2006.
7. Mikhailov A.I., Podgolin E.E. Pis'mennaya rech' pri proizvodstve sledstvennykh deistvii. — M., 1980.
8. Osnovnye formy ugolovnykh sledstvii, voobshche prinyatykh pri ikh proizvodstve. Sobrany Dol-govym D. Sankt-Peterburg. V tipografii voenno-uchebnykh zavedenii, 1846 // Vestnik kriminalis-tiki. — 2009. — Vyp. 1 (29).
9. Porubov N.I. Dopros v sovetskom ugolovnom sudoproizvodstve. — Minsk, 1973.
10. Smol'kova I.V. Velikie i vydayushchiesya, znamenitye i izvestnye lichnosti ob ugolovnom sudoproizvodstve. — M., 2012.
11. Sternin I.A. Teoreticheskie i prikladnye problemy yazykoznaniya. Izbrannye raboty. — Voronezh, 2008.
12. Sheifer S A. Dosudebnoe proizvodstvo v Rossii: etapy razvitiya sledstvennoi, sudebnoi i proku-rorskoi vlasti. — M., 2013.
Материал поступил в редакцию 13 марта 2014 г.
