CC BY
129УДК 341.96
Павлов Александр Александрович Сибирский Федеральный Университет Юридический Институт Россия, Красноярск alpavlov98@gmail.com Pavlov Alexander Siberian Federal University Law Institute Russia, Krasnoyarsk
ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ ПРОБЕЛЫ КОНВЕНЦИИ О ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫХ АСПЕКТАХ МЕЖДУНАРОДНОГО ПОХИЩЕНИЯ ДЕТЕЙ Аннотация: обязательство государств в соответствии с Конвенцией о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей осуществить незамедлительный возврат ребенка не всегда исполняется эффективно ввиду процессуальных дефектов конвенции, что подтверждается практикой ее применения на международном уровне. На основе анализа постановлений Европейского суда по правам человека исследуются некоторые процессуальные пробелы Гаагской Конвенции 1980 г. и предлагаются способы их разрешения. Ключевые слова: Конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей, возврат ребенка, исполнение решения суда, Европейский суд по правам человека.
PROCEDURAL GAPS OF THE HAGUE CONVENTION ON THE CIVIL ASPECTS OF INTERNATIONAL CHILD ABDUCTION Annotation: practice of the application of the Hague Convention on the Civil Aspects of International Child Abduction on an international level demonstrates that due to the convention's procedural deficiencies states do not effectively execute obligation to secure prompt return of the child. Based on the European court of Human Rights
judgements, this paper investigates procedural gaps of the Hague Convention and proposes ways of resolving them.
Key words: Hague Convention on the Civil Aspects of International Child Abduction, return of the child, the execution of court decision, European court of Human Rights.
В союзах, в которых супруги являются гражданами разных стран, могут возникать ситуации, когда родители принимают решение жить раздельно, в результате чего один из них увозит ребенка в другое государство, как правило, своего гражданства. Данная ситуация является международным похищением ребенка.
Количество дел, связанных с международным похищением детей, возрастает, на что обращается внимание и на национальном, и на международном уровне.
20 декабря 2019 г. Верховный Суд РФ выпустил Обзор практики рассмотрения судами дел о возвращении ребенка на основании Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей от 25 октября 1980 года [1] (далее — Обзор). Согласно данным, представленным ВС РФ в Обзоре, за период с 2016 по 2018 год судами первой инстанции с вынесением решения рассмотрено 71 дело о возвращении ребенка, из которых в 2016 году рассмотрено 13 дел, в 2017 году - 26 дел, в 2018 году - 32 дела. По 23 делам требование о возвращении ребенка удовлетворено, по 48 делам в удовлетворении требования о возвращении ребенка отказано. При этом, за двухлетний период около половины дел из 71 были обжалованы в апелляционном порядке.
В июне 2019 г. Европейский суд по правам человека (далее — ЕСПЧ, Европейский суд) вынес постановление по жалобе Владимира Ушакова против Российской Федерации [2]. Данное постановление Европейского суда является первым в отношении РФ, которое было принято с момента вступления в силу для России Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей (далее — Гаагская Конвенция, Конвенция 1980 года). До
принятия данного постановления, ЕСПЧ также рассматривал жалобы против РФ, в частности, Громоздка и Громадкова против России (11 декабря 2014 года) [3], В.П. против России (23 октября 2014) [4].
В Обзоре, опубликованном в 2019 году, ВС РФ обратил внимание на некоторые процессуальные положения Конвенции 1980 г., однако не осветил имеющиеся в российском пробелы, препятствующие ее эффективному применению.
Несмотря на то, что Гаагская Конвенция содержит материально-правовые нормы, направленные на защиту прав детей и родителей в ситуации международного похищения, в ней не отражены некоторые процессуальные аспекты. После ратификации конвенции, данные пробелы остаются неурегулированными в национальном законодательстве некоторых государств.
Отдельные процессуальные дефекты применения Гаагской Конвенции, исследованы государственными органами других стран. Управление по делам детей Государственного департамента США, опубликовало в апреле 2019 года «Ежегодный отчет о международном похищении детей за 2018 год» (далее — Отчет) [5]. Отчет содержал сведения о степени соблюдения положений Конвенции государствами-респондентами, куда был «похищен» ребенок. Так, согласно Отчету, власти Аргентинской Республики не смогли надлежащим образом применить положения Гаагской Конвенции, в результате чего 25 процентов дел о похищении не были рассмотрены в течение более 12 месяцев. В Отчете отмечалось, что хотя аргентинские суды и предписывали возврат ребенка, однако власти не во всех случаях исполняли решения суда. В отчете написано, что аргентинское законодательство допускает апелляционные жалобы по вопросам обоснованности решения о возврате ребенка, а также по порядку исполнения такого решения, что, безусловно, создает задержки в скорейшем возвращении ребенка. Статистика в отношении Объединенных Арабских Эмиратов, представленная в Отчете, демонстрировала, что 100 процентов дел о возвращении ребенка не рассматривались около 2 лет и 7 месяцев. Отмечено, что законодательством ОАЭ не урегулирована процедура взаимодействия органов,
компетентных рассматривать дела о международном похищении детей. В отношении Королевства Бельгии в Отчете указано об имеющихся задержках со стороны бельгийских властей в рассмотрении дел о международном похищении ребенка. К концу 2018 года два дела, возбужденные раннее, так и не были разрешены, в результате чего общий срок их рассмотрения составил более 12 месяцев.
Практика Российской Федерации свидетельствует о том, что не все процессуальные аспекты урегулированы в Гаагской Конвенции и на национальным уровне. Следовательно, процессуальные пробелы, не разрешенные в самой Конвенции 1980 г. и государством при ее ратификации, создают проблемы, препятствующие эффективному противодействию международному похищению детей.
Комплекс международных правовых актов регулирует различные правовые последствия, возникающие вследствие ситуации международного похищения ребенка.
Основным документом выступает Конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей, вступившая в силу для Российской Федерации 1 октября 2011 года [6]. В настоящее время более чем 100 государств являются участниками данной конвенции, что подтверждает стремление международного сообщества противодействовать незаконному перемещению или удержанию ребенка в другой стране.
Ситуация международного похищения детей также регулируется нормами международного процессуального права. Так, Российская Федерация 5 июня 2012 года присоединилась к Конвенции о юрисдикции, применимом праве, признании, исполнении и сотрудничестве в отношении родительской ответственности и мер по защите детей, регулирующей аспекты признания и исполнения судебных решений (далее — Гаагская Конвенция 1996 года) [7]. Данная конвенция определяет право, подлежащее применению в отношении родительской ответственности, а также регулирует порядок признания и
исполнения мер (судебных и административных), направленных на защиту прав ребенка при его незаконном перемещении или удержании в другом государстве.
Имеются международные правовые акты общего характера, регулирующие права человека, однако имеющие важное значение для предотвращения международного похищения детей.
Обратим внимание на Положения Конвенции ООН о правах ребенка от 20 ноября 1989 года (далее — Конвенция о правах ребенка) [8]. Указанная конвенция непосредственно не регулирует аспекты международного похищения детей. Вместе с тем, Конвенция о правах ребенка возлагает обязанность на государственные и частные учреждения в своих действиях соблюдать и обеспечивать наилучшие интересы ребенка (п. 1 ст. 2). В делах о международном похищении детей концепция «наилучших интересов ребенка» нередко становится предметом рассмотрения и оценки судебных органов. В Пояснительном отчете к Гаагской Конвенции, приготовленном Элизой Перес-Вера (далее — Пояснительный отчет) указано, что Гаагская Конвенция не раскрывает полным образом категорию наилучших интересов ребенка [9]. Вместе с тем, сущность Конвенции состоит в защите детей с учетом их истинных интересов, а также противодействию концепции «ребенок - собственность родителей».
Конвенция о защите прав человека и основных свобод (далее — Европейская Конвенция, ЕКПЧ) предоставляет возможность для защиты прав в ситуации международного похищения ребенка в рамках статьи 8, гарантирующей право на уважение семейной жизни [10]. Органом, рассматривающим дела данной категории, выступает Европейский суд по правам человека.
В государствах Европейского Союза действуют международные документы, регулирующие процессуальные вопросы трансграничного похищения ребенка. Таковым является Регламент Совета Европейского Союза 2201/2003 от 27 ноября 2003 года "О юрисдикции, признании и приведении в исполнение судебных решений по семейным делам и делам об обязанностях
родителей" (далее — Регламент Брюссель 2) [11]. 25 июня 2019 года Совет ЕС издал Регламент 2019/1111, пересмотревший положения Регламента 2003 года [12].
Как видим, широкий круг норм международных правовых актов регулирует материальные и процессуальные аспекты международного похищения ребенка. Данными актами на государство также возлагаются обязательства по принятию незамедлительных мер для скорейшего возврата похищенного ребенка.
Как было замечено раннее, значительное число государств являются участниками Гаагской Конвенции, однако ее положения носили бы декларативный характер, не определяя сроки возвращения незаконно перемещенного или удерживаемого ребенка. В этих целях, Конвенцией провозглашена цель незамедлительного возвращения ребенка в государство его постоянного проживания (ст. 1). Для реализации данной цели, Гаагская Конвенция возлагает на государства обязанность по использованию самых быстрых процедур, а также надлежащих мер для незамедлительного возвращения ребенка. В частности, статья 11 устанавливает шестинедельный срок для вынесения решения о возвращении, либо отказе в возвращении ребенка судебным или административным органом. Такой срок исчисляется с момента начала процедур, направленных на возвращение ребенка. Согласно статье 12 Гаагской Конвенции, если со дня «похищения» ребенка прошло менее одного года, судебные или административные органы государства «похищения» обязаны немедленно предписать возврат ребенка. Абзацем вторым статьи 12 установлено, что судебный или административный орган обязан предписать возврат ребенка по истечении года, только если не будет доказано, что ребенок адаптировался в новой среде.
Согласно Конвенции 1980 года, государство в лице судебных или административных органов не обязано предписывать решение о возврате ребенка в свете наличия хотя бы одного исключения, предусмотренного статьей 13 или условий статьи 20 Гаагской Конвенции.
Таким образом, вышеперечисленные меры направлены на скорейшее восстановление status quo, то есть возврата ребенка в привычную для него обстановку, которая существовала до ситуации его незаконного перемещения или удержания. Вышеуказанные меры представляются разумными в ситуации международного похищения ребенка и направлены на то, чтобы свести к минимуму последствия пребывания ребенка в государстве, не являющимся местом его постоянного проживания. Столь сжатые сроки также преследуют целью сократить время пребывания ребенка с похитившим его родителем. Поскольку нахождение рядом с ним может представлять угрозу для жизни, а также физического и психического здоровья ребенка. В случае невозможности обеспечения скорейшего возвращения ребенка, наступает ситуация, в которой он адаптируется к новой обстановке, и, следовательно, не способен вернуться в страну, откуда он был «похищен». Кроме того, ввиду разрыва контакта со вторым родителем (как правило, на длительный период), ребенку тяжело воссоединиться с ним. В этом проявляются «вредные последствия» перемещения или удержания ребенка, упомянутые в преамбуле Гаагской Конвенции.
Для исполнения обязательств, возлагаемых Конвенцией 1980 года, государства обязаны создать компетентные органы и принять соответствующее нормам конвенции законодательство.
Так, каждое государство обязано создать центральный орган, компетентный исполнять конвенционные обязанности (ст. 6). В Пояснительном отчете к Гаагской Конвенции подчеркивается: «было бы ошибкой заявлять о создании Конвенции 1980 года, противодействующей случаям международного похищения детей без учета важной функции, выполняемой национальными судебными или административными органами в вопросах защиты малолетних» (п. 44). Конвенцией также создана «смешанная система» взаимодействия Центрального органа с судебными и административными органами (например, направление Центральным органом поручения в полицию по обнаружению местонахождения ребенка; п. 43, 47). Конвенцией установлен порядок
взаимодействия Центральных органов, в частности, непосредственно или через посредника (ст. 7).
Гаагская Конвенция предписывает Центральным органам государств конкретные меры, которые необходимо предпринять для защиты прав ребенка и родителя при ситуации международного похищения (ст. 7). Меры, указанные в ст. 7 также характеризуются как виды содействия [13, с. 206]. Предлагаем разграничить данные меры следующим образом:
- регулирующие порядок взаимодействия между государствами (например, п. d,e,i ст. 7);
- направленные на обнаружение ребенка (п. а ст. 7);
- обеспечивающие безопасность ребенка в государстве «похищения» и при возвращении в государство постоянного проживания (п. ст. 7);
- процедурные (п. ст. 7, ст. 25).
Гаагская Конвенция содержит иные нормы, регулирующие порядок взаимодействия органов стран-участниц в целях обеспечения незамедлительного возврата ребенка. Так, например, органы запрашиваемого государства при выяснении вопроса, было ли незаконное перемещение или удержание ребенка, непосредственно исследуют законодательство, решения судебных и административных органов государства постоянного проживания, не прибегая к особым процедурам признания данных решений (ст. 14). Судебные или административные органы не вправе решать вопрос об опеке, до тех пор, пока не будет выяснено, что ребенок не подлежит возврату или не поступило заявление о его возврате (ст. 15). Гаагская Конвенция также регулирует порядок подачи заявления о возврате незаконного перемещённого или удерживаемого ребенка (ст. 8, 24). Заметим, для документов, подаваемых на основании Гаагской Конвенции в органы государств-участников, не требуется легализации или иной подобной формальности (ст. 23), что существенно упрощает взаимодействие государств.
В Российской Федерации Департамент государственной политики в сфере защиты прав детей Министерства просвещения РФ выполняет функции
Центрального органа (в соответствии с Постановление Правительства РФ от 22 декабря 2011 г. № 1097 «О центральном органе, отправляющем обязанности, возложенные на него Конвенцией о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей»).
На национальном уровне, в РФ, реализация норм Гаагской Конвенции отражена в гл. 22.2 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее — ГПК РФ) [14]. Определенные статьи введены в ГПК РФ в целях исполнения ключевых обязательств, предусмотренных Гаагской Конвенцией (в частности, статьи 244.11-244.15). Другие нормы гл. 22.2 содержат положения, принципиально отличающиеся от положений Конвенции 1980 г., однако также способствующие реализации обязательств. Так, ГПК РФ предусмотрены специфичные требования к судебному решению, например, решение должно содержать указание на порядок возвращения ребенка (ст. 244.16).
Конвенцией 1980 года установлен упрощенный порядок взаимодействия органов стран-участниц, удовлетворяющий цели незамедлительного возвращения ребенка, а также направленный на ускорение процедур взаимодействия органов различных государств. Кроме того, положения Гаагской Конвенции преследует целью сокращение срока рассмотрения дела судебным органом, путем четкого определения вопросов, которые подлежат рассмотрению. Гаагская Конвенция содержит строго определенные требования к заявлению о возврате ребенка, вместе с тем, излишне не формализуя порядок сношений Центральных органов и обмена соответствующими документами между ними. Как видим, положения Гаагской Конвенции действительно позволяют незамедлительно вернуть незаконно перемещенного или удерживаемого в другом государстве ребенка, а также сократить время его нахождения в нем.
Однако правоприменительная практика международных и национальных судебных органов свидетельствует о том, что Гаагская Конвенция, несмотря на
широкий спектр норм, не в полной мере решает процессуальные вопросы, возникающие в ситуации международного похищения детей.
Анализ большого количества дел Европейского суда по правам человека позволяет обозначить некоторые процессуальные дефекты Гаагской Конвенции.
Раннее нами были определены международные правовые акты на уровне государств ЕС, регулирующие процессуальные вопросы семейных отношений, в том числе ситуацию международного похищения ребенка. Положения Регламента от 25 июня 2019 г. и Регламента Брюссель 2 распространяются непосредственно на государств-участников Европейского Союза. Согласно правоприменительной практике ЕСПЧ [15], отсутствуют коллизии между применением Регламентов и Гаагской Конвенции (дело М.А. против Австрии). Европейский суд отмечает, что в сношениях между органами государств ЕС Регламент подлежит непосредственному применению, поскольку документ основан на идее приоритета наилучших интересов ребенка, закрепленного в Гаагской Конвенции. Равным образом, граждане стран ЕС вправе обращаться в судебные органы с требованием о возвращении ребенка. Кроме того, ЕСПЧ отмечает, что положения Регламента Брюссель 2 значительно дополняют положения Гаагской Конвенции и содержат более строгие по сравнению с конвенцией нормы.
Однако возможно ли применение Регламентов в отношении государств, не являющихся членами ЕС, например, в вопросе компетенции судов? Правоприменительная практика Европейского суда на настоящий момент не дала ответ на данный вопрос. В постановлении Большой палаты ЕСПЧ по делу Х против Латвии [16] Европейским судом были исследованы относящиеся к делу положения Регламента Брюссель 2 (из фактов дела следует, что ребенок был перемещен из Австралии, не являющейся членом ЕС, в государство-участник ЕС - Латвию). ЕСПЧ, тем не менее, не сделал вывод относительно возможности его применения к государству, не являющимся членом ЕС — cуд повторно дал оценку соотношению положений Регламента и Гаагской Конвенции.
Определение компетенции судов и подсудности
Согласно п. 4 ст. 12 Регламента Брюссель 2, подведомственность спора определяется в интересах ребенка, если ребенок постоянно проживает на территории третьего государства, не ратифицировавшего Гаагскую Конвенцию от 19 октября 1996 г. и при условии невозможности рассмотрения дела в этом государстве. При невозможности определить государство постоянного проживания ребенка, компетентен суд государства-члена ЕС, в котором ребенок находится (ст. 13 Регламента).
Регламент 2019 г. определил, что если третье государство, из которого ребенок был перемещен, является местом его постоянного проживания, подсудность определяется в соответствие Гаагской Конвенции 1996 г.
В соответствие с указанной конвенцией, юрисдикцией обладают органы государства места обычного проживания ребенка (ст. 5). Если Центральный орган государства постоянного проживания ребенка сочтет, что орган другого государства способен лучше определить наилучшие ребенка, он вправе обратиться с запросом в этот орган, чтобы тот принял на себя юрисдикцию по соответствующим вопросам (ст. 8). Документы, направляемые в порядке Гаагской Конвенции 1996 г., свободны от легализации или иных формальностей (ст. 43). Таким образом, компетенция судов между отдельными государствами ЕС и РФ определена положениями Гаагской Конвенции 1996 г.
В настоящее время не все государства признали присоединение РФ к Гаагской Конвенции [17, с. 108]. Это объясняется тем, что Россия изначально не являлась участницей Гаагской Конференции по международному частному праву, а присоединилась годами позже [18, с. 109]. Следовательно, в ситуации международного похищения ребенка достаточно остро стоит вопрос о том, вправе ли сам ЕС или государство-участник признать присоединение к Гаагской Конвенции государства-не члена ЕС [18, с. 107]? Попытка разрешения данной проблемы была предпринята Судом ЕС, признавшим компетенцию в сфере МЧП непосредственно за Европейским Союзом [18, с. 108]. Однако на практике указанный аспект по-прежнему осложняет процесс возврата ребенка между РФ и государствами, не признавшими ее присоединение к Конвенции. Более того,
данное обстоятельство позволяет родителям, «похитившим» детей, беспрепятственно легализовать нахождение ребенка в другом государстве, что не отвечает философии Гаагской Конвенции [18, с. 109].
Применительно к определению подсудности при подаче заявления о возвращении ребенка в российские суды, в порядке ГПК РФ, иностранные граждане также могут столкнуться с рядом проблем. В частности, ГПК не решен вопрос о подсудности, если ответчику не известно ни место жительства ребенка, ни место его последнего нахождения [19, с. 13]. В таком случае, возникают существенные препятствия для истца, обращающегося с заявлением об организации розыска ребенка.
До присоединения Российской Федерации к Гаагской Конвенции существовали значительные трудности при подаче иностранными гражданами заявлений о возврате «похищенного» ребенка. В частности, указанную проблему иллюстрирует дело Громадка и Громадкова против России. На период процедур, организованных гражданином Чешской Республики для возврата дочери, РФ не являлась участницей Гаагской Конвенции. Так, в 2008 г. заявитель обратился в российский суд с заявлением о признании предварительного решения суда Прага 4 в отношении прав опеки над его дочерью. Российский суд отказал в удовлетворении требования заявителя, поскольку Договор между СССР и Чехословацкой Социалистической Республикой о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 12 августа 1985 г. (далее — Договор между СССР и ЧСР) не применяется в отношении признания предварительных судебных решений.
Согласно положениям Договора между СССР и ЧСР вступившие в законную силу решения по неимущественным делам [20], вынесенные учреждениями юстиции одной Договаривающейся Стороны, признаются на территории другой Договаривающейся Стороны без дополнительного производства при отсутствии оснований для отказа в признании решения, предусмотренных Договором (ч. 1 ст. 53). Однако Договор не определяет, какие
Подача заявления о возвращении ребенка
виды судебных решений подлежат исполнению. Аналогично, Гаагская Конвенция не содержит указания на то, какие судебные решения (предварительные или окончательные) подлежат признанию или исполнению. Предполагается, что предварительные решения, даже если закон государства не наделяет их законной силой, должны признаваться в целях ускорения процедур, направленных на незамедлительный возврат ребенка. Вместе с тем, согласно ст. 14, органы запариваемого государства вправе непосредственно исследовать судебные акты государства постоянного проживания ребенка, даже в том случае, если они официально не признаны. Таким образом, суд государства, куда ребенок был незаконно перемещен, вправе применять судебные решения государства постоянного проживания ребенка (вступившие и не вступившие в законную силу соответственно) при рассмотрении вопроса о том, нарушаются ли права опеки и доступа.
Обозначим, согласно Договору между СССР и ЧСР, выносить решения по правоотношениям между родителями и детьми компетентен суд государства, на территории которого ребенок постоянно проживает (ч. 3 ст. 30). Следовательно, в отношении компетенции судов применимым правом выступает право государства постоянного проживания ребенка. В этой связи, справедлив вопрос о возможном конфликте положений двусторонних договоров и Гаагской Конвенции. Согласно нормам последней, Гаагская Конвенция не ограничивает применения других международных документов, действующих в отношениях между государством происхождения и запрашиваемым государством (ст. 34). Таким образом, Конвенция допускает использование различных правовых инструментов в целях скорейшего возврата незаконно перемещенного или удерживаемого ребенка.
Взаимодействие Министерства Юстиции РФ и Министерства Юстиции Чехии осуществлялось на основании Договора между СССР и ЧСР. В частности, минюстом Чехии в адрес минюста России были направлены судебные поручения о совершении процессуальных действий.
В другом деле, В.П. против России, рассмотренным Европейским судом, заявитель ссылался на положения Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 января 1993 г. (далее — Минская Конвенция). Согласно фактам дела, в 2006 году заявитель (В.П.) вступил в брак с Е.П. В 2007 г. у пары родился сын, в 2008 г. супруги решили расторгнуть брак. В 2008 г., пока бракоразводный процесс еще длился, Е.П. уехала с сыном заявителя из Республики Молдова в Москву. Далее следовал ряд заявлений В.П. в суды РФ и государственные органы, направленный на возврат ребенка. Российские суды затягивали исполнение молдавского суда о возвращении ребенка более 4 лет.
Республика Молдова и РФ являются участницами Минской Конвенции, следовательно, граждане указанных государств пользуются в полном объеме процессуальными правами на территории другой страны. Минская Конвенция не требует легализации направляемых документов, что, несомненно, упрощает и ускоряет порядок сношений между органами государства [21]. Однако данную конвенцию нельзя признать эффективной применительно к ситуации международного похищения ребенка. Термин «опека» употребляется в Минской Конвенции в смысле, отличном от текста Гаагской Конвенции. Добавим, Минская Конвенция применима к семейным правоотношениям в широком смысле, ее нормы не учитывают специфики отношений, возникающих из ситуации незаконного перемещения ребенка.
При подаче заявления о возвращении незаконно перемещенного ребенка может иметь значение следующее обстоятельство: вынесено ли судом государства, откуда ребенок был «похищен» решение об установлении прав опеки в отношении ребенка? Если ответ положительный, значимо ли это для разрешения дела; могут ли решения судов быть признаны преюдициальными?
Заметим, Конвенцией не урегулирован вопрос о юридической силе судебных решений о правах опеки, вынесенных в государстве, откуда ребенок был перемещен. Гаагская Конвенция прямо предписывает судам государств-участников не выносить решения о правах опеки на период, пока ребенок
незаконно перемещен или удерживается. Как следует из фактов дела Владимир Ушаков против России [2], российские суды столкнулись с уже имеющимся судебным решением об определении прав опеки. Так, предписывая возврат дочери заявителя в Финляндию, Дзержинский районный суд г. Санкт-Петербурга принял во внимание следующее. Во-первых, имеющееся решение финского суда об установлении прав опеки. Во-вторых, нарушение фактом перемещения ребенка прав опеки заявителя. Европейский суд по поводу уже имеющихся решений суда в государстве, откуда ребенок был незаконно перемещен, отметил следующее.
ЕСПЧ обозначил, что факт перемещения ребенка при отсутствии окончательного судебного решения об определении его места жительства и прав опеки, является незаконным, а значит, противоречит смыслу статьи 3 Гаагской Конвенции. Таким образом, логика ЕСПЧ заключается в том, что права опеки в отношении ребенка осуществляются в силу закона (исходя из права, применимого к семейным правоотношениям). Следовательно, даже при наличии судебного решения, не вступившего в законную силу, но установившего права опеки, родитель не вправе перемещать или удерживать ребенка. С учетом позиций ЕСПЧ, представляется, что судам государства, в которое ребенок был «похищен» следует оценивать решения судов государства, откуда перемещен ребенок. Исследование уже имеющихся судебных решений об установлении прав опеки, несомненно, ускоряет процесс вынесения решения (о предписании вернуть ребенка или отказать в его возврате), а также удовлетворяет требованиям Гаагской Конвенции. Подчеркнем, суды государства, в котором ребенок незаконно удерживается, при этом не освобождаются от позитивного обязательства всесторонне и полно исследовать обстоятельства дела.
Исполнение решения о возврате ребенка.
Судья Пинто де Альбукерке в особом мнении по делу Х против Латвии отметил, что одним из недостатков Гаагской Конвенции является отсутствие какого-либо регулирования стадии исполнения судебного решения о возврате ребенка [16]. Действительно, Конвенция предписывает незамедлительный
возврат ребенка в государство его постоянного проживания, не определяя порядок осуществления такого возврата. На практике данный пробел Гаагской Конвенции не позволяет реализовать важнейшую цель ее принятия, то есть, скорейший возврат ребенка. Подобное, безусловно, не отвечает концепции наилучших интересов ребенка. Необходимость в подробной регламентации стадии исполнения предписания суда о возврате ребенка подтверждается практикой Европейского суда.
Так, в деле Игнакколо-Зениде против Румынии решение суда о передаче детей заявителю не было исполнено ввиду того, что отец удерживал детей в неизвестном месте [22]. Попытки судебных приставов исполнить решение не увенчались успехом ввиду невозможности обнаружить властями Румынии местонахождение детей. В деле Шоу против Венгрии более 11 месяцев не исполнялось решение французского суда об обеспечении прав доступа заявителя ввиду затяжных судебных процессов и принятия неэффективных мер судебными приставами [23]. В деле Рено против Литвы исполнение решения суда о возврате ребенка отцу затянулось ввиду нескольких процессов по оспариванию решения, инициированных матерью ребенка [24]. Во всех делах ЕСПЧ признал нарушение права на уважение семейной жизни.
Говоря о пробелах Конвенции 1980 г. на стадии исполнения решения суда о возврате ребенка определим следующие.
Во-первых, Конвенцией не определен орган, которому может быть предписан возврат ребенка. По мнению судьи де Альбукерке, таковым может быть Центральный орган, суд или иной административный орган государства постоянного проживания ребенка. Лицами, уполномоченными возвратить ребенка, также могут выступать «оставленный» родитель или третье лицо. Представляется, функции по возвращению ребенка следует возложить на Центральный орган, либо суд ввиду того, что Гаагская Конвенция допускает предписание возврата ребенка как административными, так и судебными органами. Регламент от 2019 г. предусматривает возможность обеспечения
возврата ребенка административным или судебным органом, тем не менее, с сохранением некоторых полномочий за судом (п. 60).
Во-вторых, Гаагская Конвенция не обозначает меры, которые могут быть приняты для обеспечения возврата ребенка. Например, Регламент допускает применение судами как мер непринудительного характера, так и мер принудительного характера (лишение свободы, штраф, отобрание ребенка; п. 60). Добавим, на стадии исполнения решения возможно участие детского психолога или органа по защите прав ребенка, вместе с тем, их участие не должно затрагивать права доступа, которыми наделено конкретное лицо (п. 61 Регламента 2019 г).
В-третьих, не определен срок исполнения решения о возврате ребенка. Гаагская Конвенция 1996 г. также не устанавливает срок исполнения решения по возврату ребенка. Конвенция обязывает государства использовать быстрые процедуры для признания мер, принятых в другом государстве, исполнимыми (ст. 26). Регламент 2019 г. обязывает государства исполнять решение о возврате ребенка как можно быстрее, в срок, не превышающий шести недель (ст. 28). В соответствии с Регламентом 2019 г., для исполнения решения не требуется признания его исполнимости (ст. 34).
В-четвертых, отсутствует регулирование права на апелляционное обжалование решения о незамедлительном возврате ребенка. В большинстве ситуаций международного похищения, родитель, незаконно переместивший ребенка, путем подачи апелляционных жалоб намеренно затягивает процесс по возврату ребенка. Примером является дело Оллер Каминска против Польши, в котором возврату дочери заявительнице предшествовала серия затяжных судебных процессов, вызванных обжалованием бывшим супругом заявительницы решений суда о возврате ребенка [25]. ЕСПЧ постановил нарушение статьи 8 ЕКПЧ.
Гаагская Конвенция 1996 г. не предоставляет право апелляционного обжалования судебных решений. Регламент 2019 г. указывает следующее: «решение о возвращении ребенка может быть объявлено временно исполнимым,
несмотря на любую апелляцию, если возвращение ребенка до принятия решения по апелляции требуется в соответствии с наилучшими интересами ребенка» (ст. 27). Идея Регламента также заключается в сокращении числа апелляционных жалоб до одной, по делам, касающимся возврата ребенка в порядке Гаагской Конвенции 1980 г. (п. 42).
Очевидна необходимость выработать общие принципы исполнения решения о возврате ребенка, которые могли бы служить в качестве руководящих при разрешении данной категории дел. Полагаем, некоторые из них могут быть сформулированы на основе прецедентной практики Европейского суда.
В частности, в деле Оллер Каминска против Польши ЕСПЧ отметил, что эффективность мер по возвращению ребенка оценивается быстротой их принятия [25]. В этом же деле, Европейский суд отметил, что следует учитывать нахождение судов в затруднительном положении, в ситуации, когда поведение одной стороны (недобросовестного родителя) явно противодействует исполнению решения.
В деле В.П. против России [4] ЕСПЧ определил, что исполнять решение следует как можно скорее, поскольку по истечении времени могут наступить «непоправимые для отношений ребенка и оставленного родителя последствия». В данном деле также отмечено, что применение принудительных мер по отношению к ребенку не допустимо, однако национальным судам не следует исключать возможность их применения в ситуации неправомерного поведения родителя, с которым ребенок живет. ЕСПЧ подчеркнул обязанность органов различных государств координировать усилия по исполнению судебных решений; суды не должны отказывать в возврате ребенка при «исключительных обстоятельствах», если данные обстоятельства вызваны непринятием всех возможных мер по исполнению решения. В этом деле ЕСПЧ вновь акцентировал внимание на приоритете наилучших интересов ребенка при применении принудительных мер по исполнению решения суда.
Таким образом, вопрос, справедливо поднятый судьей де Альбукерке, не теряет своей актуальности и в настоящее время, что подтверждается
неутешительной международной практикой по применению Гаагской Конвенции. В этой связи, полагаем, что Конвенции действительно необходим протокол, дополнительно регулирующий процессуальные аспекты процедур по возвращению ребенка, по обозначенным выше проблемам. Думается, помимо документов, указанных судьей Пинто де Альбукерке, основу будущего протокола может составить Регламент Брюссель 2 и Регламент от 25 июня 2019 г. Практика Европейского суда свидетельствует о широком применении им различных международно-правовых инструментов при рассмотрении дел, связанных с международным похищением ребенка. Данный факт служит подтверждением потенциального применения положений норм международного права для урегулирования процессуальных пробелов Гаагской Конвенции 1980
1. Обзор практики рассмотрения судами дел о возвращении ребенка на основании Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей от 25 октября 1980 года (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 18 декабря 2019 г.) // Гарант [Электронный ресурс]. - URL: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/73146540/. (дата обращения: 21.06.2020).
2. Vladimir Ushakov v. Russia App no 15122/17 (ECtHR 18 September 2019) // HUDOC [Электронный ресурс]. - URL: https://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-193878. (дата обращения: 24.06.2020).
3. Hromadka and Hromadkova v. Russia App no 22909/10 (EctHR 11 March 2015) // HUDOC [Электронный ресурс]. - URL: https://hudoc.echr.coe.int/sites/eng?i=001-148629. (дата обращения: 23.06.2020).
4. V.P. v. Russia App no 61362/12 (ECtHR 21 January 2015) // HUDOC [Электронный ресурс]. - URL: https://hudoc.echr.coe.int/sites/eng?i=001-147332. (дата обращения: 23.06.2020).
г.
Список литературы:
5. Annual Report on International Child Abduction, 2019 // URL: https://travel.state.gov/content/dam/NEWIPCAAssets/pdfs/2019%20Report.pdf (дата обращения: 23.06.2020).
6. Конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей 1980 г. // «Бюллетень международных договоров», № 1, 2013.
7. Конвенция о юрисдикции, применимом праве, признании, исполнении и сотрудничестве в отношении родительской ответственности и мер по защите детей от 19 октября 1996 г.: пер. с англ. // Бюллетень международных договоров. — 2014. — № 1.
8. Конвенция о правах ребенка (одобрена Генеральной Ассамблеей ООН 20 ноября 1989 г.). Ратифицирована Постановлением ВС СССР 13 июня 1990 г. № 1559-1 // Сборник международных договоров СССР, Вып. XLVI, 1993.
9. Perez-Vera E. Explanatory Report on the 1980 Hague Child Abduction Convention. HCCH Publications, 1982 // URL: http://www.hcch.net/upload/expl28.pdf (дата обращения: 23.06.2020).
10. Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 04.11.1950 // Бюллетень международных договоров. -2001. № 3
11. Регламент Совета Европейского Союза 2201/2003 от 27 ноября 2003 г. "О юрисдикции, признании и приведении в исполнение судебных решений по семейным делам и делам об обязанностях родителей" // Научно-учебная группа «Современная конструкция международного частного права» [Электронный ресурс]. - URL: https://pravo.hse.ru/intprilaw/doc/040003. (дата обращения: 23.06.2020).
12. Council Regulation (EU) 2019/1111 of 25 June 2019 on jurisdiction, the recognition and enforcement of decisions in matrimonial matters and the matters of parental responsibility, and on international child abduction (recast) // Legislation.gov.uk [Электронный ресурс]. - URL http://www.legislation.gov.uk/eur/2019/! 111/adopted?view=plain. (дата обращения: 23.06.2020).
13. Галковская Н.Г. Процессуальные особенности рассмотрения заявлений о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребенка прав доступа на основании международного договора Российской Федерации / Н.Г. Галковская // Вестник Том. гос. ун-та. 2015. №397. С. 204-211.
14. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14.11.2002 №138-ФЗ (ред. от 02.12.2019) // URL: https://www.consultant.ru/ (дата обращения: 23.06.2020).
15. M.A. v. Austria App no 4097/13 (ECtHR 15 January 2015) // HUDOC [Электронный ресурс]. - URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-150704. (дата обращения: 23.06.2020).
16. X v. Latvia App no 27853/09 (ECtHR 26 November 2013) // HUDOC [Электронный ресурс]. - URL: https://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-138992. (дата обращения: 28.06.2020).
17. Громоздина М.В. Возвращение ребенка: проблемы международного урегулирования спорных вопросов // Вопросы российского и международного права. 2017. Том 7. № 3А. С. 105-113.
18. Пато Э., Ростовцева Н.В. Похищение детей: европейские и российские перспективы / Э. Пато // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2014. №3. С.
19. Курчинская-Грассо Н. О. Процессуальные проблемы защиты прав опеки и прав доступа на основании международного договора [Текст] // Право: история, теория, практика: материалы VII Междунар. науч. конф. (г. Санкт-Петербург, октябрь 2019 г.). — СПб.: Свое издательство, 2019. — С. 11-14.
20. Договор от 12.08.1982 между СССР и Чехословацкой Социалистической Республикой о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам // СПС «КонсультантПлюс» [Электронный ресурс]. - URL: https://www.consultant.ru/ (дата обращения: 28.06.2020).
21. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 12.01.1993 // СПС
102-120.
«КонсультантПлюс» [Электронный ресурс]. - URL: https://www.consultant.ru/ (дата обращения: 28.06.2020).
22. Ignaccolo-Zenide v. Romania App no 31679/96 (ECtHR 25 January 2000) // HUDOC [Электронный ресурс]. - URL: https://hudoc.echr.coe.int/eng#{%22itemid%22:[%22001-58448%22]}. (дата обращения: 12.07.2020).
23. Shaw v. Hungary App no 6457/09 (ECtHR 26 July 2011) // HUDOC [Электронный ресурс]. - URL: https://hudoc.echr.coe.int/sites/engpress/pages/search.aspx?i=003-3618031-4101431. (дата обращения: 12.07.2020).
24. Rinau v. Lithuania App no 10926/09 (ECtHR 14 May 2020) // HUDOC [Электронный ресурс] // URL: https://hudoc.echr.coe.int/eng#{%22itemid%22:[%22001-200336%22]}. (дата обращения: 12.07.2020).
25. Oller Kaminska v. Poland App no 28481/12 (ECtHR 18 January 2018) // HUDOC [Электронный ресурс] // URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-180279. (дата обращения: 12.07.2020).
