CC BY
1ВЕСТНИК ИСТОРИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ
Научный журнал
№ 3 (11) 2022
Вступительная статья, публикация и примечания Н. В. Гольцова
«Процесс митрополита Вениамина»: Воспоминания епископа Кассиана (Безобразова) о кампании по изъятию церковных ценностей и Петроградском процессе 1922 г.
DOI 10.47132/2587-8425_2022_3_65
Аннотация: Публикуемая статья епископа Кассиана (Безобразова) «Процесс митрополита Вениамина» представляет собой его воспоминания о кампании по изъятию церковных ценностей в Петрограде в 1922 г. и вызванном ей судебном процессе над духовенством и мирянами города. Воспоминания были написаны С. С. Безобразовым сразу после эмиграции, в 1922 г. Только в 1949 г. их фрагменты, сведенные воедино под заголовком «Процесс митрополита Вениамина», были опубликованы в «Слове Церкви» — приложении к парижской газете «Русская мысль». Мемуарист в живой форме излагает церковно-государственные отношения в период кампании по изъятию церковных ценностей в Петрограде и вызванные ей внутрицерковные дискуссии, затрагивает обстоятельства возникновения обновленческого раскола и подробно останавливается на ходе заседаний Петроградского процесса, непосредственным свидетелем которого ему довелось быть. Публикуемые воспоминания снабжены вступительной статьей и научным комментарием.
Ключевые слова: новомученики, митрополит Вениамин, Петроградская епархия, изъятие церковных ценностей, обновленческий раскол, епископ Кассиан (Безобразов), Александр Введенский, Петроградский процесс, Ю. П. Новицкий, И. М. Ковшаров, архимандрит Сергий (Шеин).
Об авторе: Никита Владимирович Гольцов
Магистрант 2 курса Института истории Санкт-Петербургского государственного университета, библиотекарь 1 категории Отдела рукописей Российской национальной библиотеки. E-mail: [email protected] ORCID: https://orcid.org/0000-0003-4164-3945
Для цитирования: «Процесс митрополита Вениамина». Воспоминания епископа Кассиана (Безобразова) о кампании по изъятию церковных ценностей и Петроградском процессе 1922 г. (Вступ. статья, публ. и прим. Н.В. Гольцова) // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2022. № 3 (11). С. 65-84.
* Фотографии взяты из открытых источников и предоставлены автором. Публикация
HERALD OF THE HISTORICAL SOCIETY OF SAINT PETERSBURG THEOLOGICAL ACADEMY
Scientific Journal
No. 3 (11) 2022
Introductory Article, Publication, and Notes by N. V. Goltsov
"The trial of Metropolitan Benjamin": Memoirs of Bishop Cassian (Bezobrazov) about the campaign to seize church valuables and the Petrograd trial of 1922
DOI 10.47132/2587-8425_2022_3_65
Abstract: The published article by Bishop Cassian (Bezobrazov) "The Trial of Metropolitan Veniamin" is his memoirs about the campaign to confiscate church valuables in Petrograd in 1922 and the resulting trial of the clergy and laity of the city. The memoirs were written by S. S. Bezobrazov immediately after emigration, in 1922. Only in 1949, their fragments, brought together under the title "The Trial of Metropolitan Veniamin" were published in "The Word of the Church," a supplement to the Parisian newspaper "Russian Thought." The memoirist vividly describes church-state relations during the campaign to confiscate church valuables in Petrograd and the internal church discussions it provoked, touches on the circumstances of the emergence of the "renovationist" schism and dwells in detail on the course of the meetings of the Petrograd trial, of which he had the opportunity to be a direct witness. Published memoirs are provided with an introductory article and scientific commentary.
Keywords: new martyrs, Metropolitan Veniamin, Petrograd diocese, seizure of church valuables, renovationist schism, Bishop Cassian (Bezobrazov), Alexander Vvedensky, Petrograd process, Yuri Novitsky, Ivan Kovsharov, Archimandrite Sergius (Shein).
About the author: Nikita Vladimirovich Goltsov
2nd year master's student at the Institute of History of St. Petersburg State University, 1st category librarian at the Manuscripts Department of the National Library of Russia. E-mail: [email protected] ORCID: https://orcid.org/0000-0003-4164-3945
For citation: "The trial of Metropolitan Benjamin": Memoirs of Bishop Cassian (Bezobrazov) about the campaign to seize church valuables and the Petrograd trial of 1922 (Introductory Article, Publication, and Notes by N. V. Goltsov). Herald of the Historical Society of Saint Petersburg Theological Academy, 2022, no. 3 (11), pp. 65-84.
* Photos are taken from open sources and provided by the author.
Обстоятельства написания и публикации статьи «Процесс митрополита Вениамина» ее автор, епископ Кассиан (Безобразов), освещает в своих предварительных замечаниях. Осенью 1922 г., сразу после эмиграции, С. С. Безобразов написал большую статью о положении Церкви в Советской России. Однако работа, показавшаяся автору «неудачною», так и не увидела свет. Только в 1949 г., будучи уже епископом, он откликнулся на просьбу редакции «Слова Церкви», приложения к парижской газете «Русская мысль», опубликовать на ее страницах отрывки статьи. В результате ее фрагменты, относящиеся к кампании по изъятию церковных ценностей в Петрограде и вызванному ей судебному процессу, увидели свет в летних выпусках «Слова Церкви» за 1949 г. под общим заголовком «Процесс митрополита Вениамина»1.
Хотя кампания по изъятию церковных ценностей в Петрограде и вызванный ей судебный процесс неоднократно освещались как анонимными свидетелями тех событий2, так и современными исследователями3, публикация воспоминаний епископа Кассиана может пред- С. С. Безобразов в 1914 г. ставлять интерес в силу целого ряда причин.
Во-первых, воспоминания были написаны «по горячим следам», через несколько месяцев после того, как имели место освещающиеся в них события, а потому отличаются высокой точностью. Во-вторых, их автор, по собственному признанию, «был тесно связан с петроградскими церковными кругами» тех лет. Так, С. С. Безобразов имел прямое отношение к Богословскому институту в Петрограде, где в 1921-1922 г. преподавал историю религии (избран на должность преподавателя 30 августа 1921 г.)4, а также занимался научной деятельностью: «изучал материалы, объясняющие происхождение пелагианского движения»5. Под руководством профессора Ф. К. Андреева и С. С. Безобразова студенты Богословского института «вели библейские беседы в Почтамтской, а потом Троицкой на углу Стремянной церквах»6.
Кроме того, С. С. Безобразов входил в организованное членами правления института Братство Св. Софии, став участником его первого заседания, состоявшегося 20 мая 1920 г. Впоследствии он вспоминал: «Меня привлек в братство человек, которого я до того времени едва знал, но дружбу с которым я ценю, как одно из величайших благодеяний, какие даны мне были в жизни: проф[ессор] Ю.П. Новицкий. Он тоже был одною из движущих сил Братства»7. Дружба с Ю. П. Новицким, председателем правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии, связывала
1 Кассиан (Безобразов), еп. Процесс митрополита Вениамина // Слово Церкви [приложение к газете «Русская Мысль»]. 1949. Июнь (№ 145). С. 2. Июль (№ 153). С. 2. Август (№ 161). С. 2.
2 См., например: Процесс Вениамина, Митрополита Петроградского // Черная книга («Штурм небес») / сост. А. А. Валентинов. Париж: Издание Русского национального студенческого объединения, 1925. С.198-238; «Дело» митрополита Вениамина (Петроград, 1922 г.). М.: Студия «ТРИТЭ», Российский архив, 1991; Левитин-КрасновА.Э, Шавров В.М. Очерки по истории русской церковной смуты. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. Т. I (приложение 2). С. 193-205.
3 Общий ход событий описан Л. К. Александровой-Чуковой: Александрова-Чукова Л.К. Петроградский процесс // Православная энциклопедия. Т. LVI. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2019. С. 272-278.
4 Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Ф. 2279. Оп.1. Д. 49. Л. 11-11 об.
5 Там же. Л. 14 об.
6 Там же. Л. 17 об.
7 Кассиан (Безобразов), еп. Родословие духа (Памяти Константина Васильевича Мочульско-го) // Православная мысль. Труды Православного Богословского института в Париже. 1949. Вып. VII. С. 13.
С. С. Безобразова с активными членами этой организации, во многом задававшей вектор церковной жизни города8 и впоследствии обвиненной в сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей. Таким образом, С. С. Безобра-зов был хорошо осведомлен о внутрицерковной жизни Петрограда весны 1922 г., ознаменованной кампанией по изъятию ценностей. Не менее значимо и то, что он стал непосредственным свидетелем ее трагического исхода, посетив почти все заседания Петроградского процесса. Этим вызвана большая ценность его воспоминаний, не только излагающих ход основных событий, но и живо освещающих воззрения и настроения представителей духовенства и церковной общественности Петрограда в тех сложных и противоречивых обстоятельствах.
Текст воспоминаний воспроизводится в соответствии с нормами современной орфографии и пунктуации, но с сохранением некоторых языковых особенностей автора (например, употреблением окончаний «-ею», «-ою», характерных для литературного языка русской Епископ Кассиан эмиграции). Сокращения названий книг Св. Писания
(Безобразов) приведены к современным нормам. Фрагменты статьи,
написанные автором в 1949 г. и представляющие собой своего рода комментарии к фрагментам изначальной статьи 1922 г., выделены курсивом для удобства восприятия текста. Воспоминания публикуются по микрофильму, хранящемуся в Отделе газет Российской национальной библиотеки.
Епископ Кассиан (Безобразов). Процесс митрополита Вениамина
Выехал я из Сов[етской] России нелегально в сентябре 1922 года. В последние два года жизни моей на родине я — тогда еще мирянин — был тесно связан с петроградскими церковными кругами, и начало организованного гонения на Церковь прошло на моих глазах. По приезде за границу я прочел несколько докладов, в которых делился своими наблюдениями. Перед моими слушателями они открывали целый мир дотоле им неизвестный, и мне пришло на мысль систематизировать тот материал, которым я располагал, в форме большой статьи. Я думал напечатать ее в «Русской мысли», толстом журнале, тогда еще выходившем под редакцией П. Б. Струве.
Статья была скоро написана, но в целом показалась мне неудачною. Я стал думать о ее переработке, но меня отвлекли другие интересы, и тем дело и кончилось. События в России текли бурным потоком, получались и новые сведения, и очень скоро статья моя безнадежно устарела. Если она не годилась для печати в декабре 1922 года, тем менее можно думать о ее напечатании теперь. Но некоторые страницы в ней были списаны с жизни. Мне случалось их читать в более или менее тесном кругу и в 1947 году, и они вызывали интерес. В той или иной мере они относятся к процессу митрополита Петроградского Вениамина, состоявшемуся летом 1922 года.
Процесс этот был тем событием, которое с наибольшею силою всколыхнуло петроградские церковные круги в начале двадцатых годов. В наше время, когда за железным занавесом христианские исповедники вновь призываются свидетельствовать о своем уповании перед коммунистическим судом, он неожиданно приобрел злободневное значение, и я счел своим долгом согласиться на просьбу редакции «Голоса Церкви»9
8 См. подробнее: Гольцов Н.В. «Пульс церковной жизни»: Общество православных приходов Петрограда и его губернии (1920-1922) // Актуальные вопросы церковной науки. 2021. № 1. С. 166-170.
9 Вероятно, ошибка епископа Кассиана: приложение к газете «Русская мысль», в котором были опубликованы воспоминания, носило название «Слово Церкви».
поместить на его страницах некоторых отрывки из моей старой статьи.
Процесс митрополита Вениамина, или, как его называли на жаргоне того времени, «процесс петроградских церковников», был связан с изъятием церковных ценностей. Вот, что я записал осенью 1922 года о течении событий, которые привели к процессу:
В конце января 1922 года на страницах советских газет, в связи с вопросом о голоде на Волге, появились статьи, указывавшие на необходимость использования церковных ценностей на покупку за границею продовольствия для голодающих губерний. Кампания велась очень энергично. Были статьи — если не ошибаюсь, известного ренегата, священника Галкина (Мих[аила] Го-рева)10, — в которых сообщался примерный подсчет находящихся в русских храмах сокровищ и вычислялся размер той помощи, которую они могут принести народу11. Перед Церковью вставал чрезвычайно щекотливый вопрос. Не следует ли ей самой, добровольно, отдать свои ценности? Ведь, просит их, пускай богопротивная власть, но на помощь страдающим, гибнущим от голода братьям.
Так думали многие. Это было первое движение души, голос чувства. Но чувство уступало место разуму. Христианская добродетель разумения — самая трудная потому, что только на известной ступени духовного развития можно безошибочно отличить ее веления от скользкого и грешного компромисса. Пойдут ли эти ценности на помощь голодающим? Может ли Церковь спокойно и равнодушно допустить расхищение своего достояния, накопленного длинною вереницею поколений трудами и лишениями, в подвиге любви? Где искать ответа? Летом 1921 года, когда голод только начинался, Церковь предлагала свою помощь. Но советская власть ее отвергла, как она отвергла и помощь всех других общественных организаций. Самостоятельная помощь Церкви возможною не стала. Что же оставалось? Оставалось ждать декрета, и тогда просить гарантий, что ценности идут, действительно, на помощь голодающим.
Декрет центральной власти об изъятии церковных ценностей был датирован, насколько помню, 25-го февраля12. Но еще до декрета — за неделю, а то и раньше — на страницах «Петроградской правды» появилось странное письмо, призывавшее Церковь нести свои ценности на помощь голодающим. Ужасные картины голода: матери,
10 Галкин Михаил Владимирович (литературный псевдоним — Горев, 1885-1948) — бывший петроградский священник, эксперт VIII Отдела Наркомюста по проведению в жизнь декрета об отделении Церкви от государства, с марта 1922 г. — член Центральной комиссии по изъятию церковных ценностей.
11 Так, в брошюре «Голод и церковные ценности» Горев писал: «Подсчитано, что, если собрать все церковные ценности и нагрузить ими поезд, — этот поезд протянулся бы на 7 верст» (цит. по: ГоревМ. Голод и церковные ценности. М.: Военная Типография Штаба Р.К.К.А., 1922. С. 24).
12 Неточность автора: постановление об изъятии церковных ценностей было принято на заседании Президиума ВЦИК 16 февраля 1922 г., а при публикации 26 февраля датировано 23-м февраля. (См.: Постановление Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета // Известия. 1922. 26 февраля. С. 3. Опубликовано в: Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 19221925 гг. Кн. 2. Новосибирск: Сибирский хронограф, М.: РОССПЭН, 1998. С. 15-16.)
пожирающие родных детей, молчание Церкви, холодное равнодушие пресыщенного Запада, оказавшего какую-то фиктивную помощь, — такое существенное содержание письма13. И подпись: протоиерей Александр Введенский...14
Письмо Введенского вызвало неодинаковую оценку. Многих оно взволновало. Оно звало Церковь Христову, хранительницу Его учения, идти на помощь страдающим. Но общее отношение было отрицательным. Трудность положения сознавалась все яснее и яснее. Церковь еще не заявила о своей позиции. Выступление Введенского было нарушением дисциплины. Хуже того: оно было не совсем добросовестным. Тех трудностей, над разрешением которых билась Церковь, для него, как будто, не существовало. Он ставил ей в вину ее молчание в эту трудную минуту. Он просто игнорировал ее неудачную попытку 1921 года собственными средствами пойти на помощь голодающим. Самое выступление его на страницах партийного органа носило слишком определенно политический характер.
6-го марта в зале Дворянского собрания был вечер в пользу голодающих. Он открылся лекци-ею Введенского «Церковь и Голод». Исторический обзор отношения древней Церкви к социальному злу, кошмарные картины голода в Поволжье, — все это служило целям самооправдания, все это вытекало из письма его «на страницах "Петроградской правды", о котором было сказано много правды и много неправды». С большим ударением он говорил о Иоанне Златоусте, боровшемся за правду учения Христова и погибшем от руки официальных защитников этой правды. Кончая свою речь, он метался по эстраде, как раненый зверь, заламывал руки, приседал к земле, с кем-то в публике случилась истерика. Во время перерыва на столе президиума собралась из всех концов залы целая куча драгоценных вещей.
Но еще до этой речи Введенского активные деятели Церкви высказывали ему в тесном кругу свое огорчение по поводу его выступления в «Правде». Его письмо к одному из них (проф[ессору] Новицкому15) после этого объяснения заканчивается стереотипною формулою прощения. Но в этом же письме он предостерегал церковных деятелей против ненависти к большевикам более сильной, чем любовь ко Христу. Письмо было единогласно понятно, как угроза. Положением было ясно: декрет об изъятии ценностей раскалывал Церковь на лагеря.
5-го марта, в Неделю Православия, митрополит Вениамин получил повестку, вызывавшую его на следующий день в Петроградский совет. Декрет только что вышел. Настроение было тревожное. Опасались ареста владыки. Но встреча закончилась
13 Воззвание протоиерея Александра Введенского «Церковь и голод» было опубликовано 18 февраля 1922 г. (см.: Введенский А., прот. Церковь и голод // Петроградская правда. 1922. 18 февраля. С. 2).
14 Введенский Александр Иванович (1889-1946) — протоиерей, настоятель Захарие-Елизаветинской церкви в Петрограде, впоследствии — один из идеологов и лидеров обновленческого движения, обновленческий «митрополит».
15 Новицкий Юрий Петрович (1882-1922) — юрист, историк права, профессор Петроградского университета, председатель правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии, в 1992 г. канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в лике мучеников. См.: Гольцов Н.В., Петров И.В. Новомученик Юрий Петрович Новицкий: служение праву и Правде. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2022.
соглашением. Это был радостный день, единственно радостный — и для Церкви и даже для властей, — как это высказал очень сильно защитник митрополита (Я. С. Гурович16) на церковном процессе. Я не помню подлинного текста этого договора. Он был оглашен того же 6-го марта вечером, в зале Дворянского собрания, протоиереем Заборовским, сменившем на эстраде Введенского. Его читали на церковном процессе. В этом соглашении устанавливались категории предметов, подлежавших изъятию, но Церкви предоставлялось право проявить в деле помощи голодающим собственную инициативу, и предусматривалась даже, в крайнем случае, возможность добровольного пожертвования церковных предметов канонических, т. е. не допускающих прикосновения неосвященною рукою, в отношении к которым признавалось совершенно необходимым их «деформирование» при непосредственном участии митрополита17.
Помню искреннюю радость владыки и видных членов Правления Общества приходов, радость, чуть-чуть омраченную сомнением и тревогою. Помню разговоры о том, что надо использовать благожелательное отношение Петроградского совета, действительно проявить инициативу церковную в благом деле помощи голодающим. Шла речь об открытии столовой. Если не ошибаюсь, ее действительно открыли в Лавре. Эта радость была непродолжительная.
Очень скоро, по выражению того же Я. С. Гуровича, послышались первые раскаты бури. К вечеру 7-го марта стало известно, что изъятие церковных ценностей началось. Было приступлено к изъятию драгоценных предметов из закрытых домовый церквей на Васильевском острове. В основу изъятия было положено не соглашение 6-го марта, а буквальный текст московского декрета, не предусматривавший того ограничения подлежащих изъятию предметов, которое было достигнуто на совещании митрополита с представителями Петроградского совета. Положение осложнялось. 10-го марта представители митрополита18 на новом совещании в Финансовом отделе открыто заявили себя некомпетентными обсуждать порядок применения московского декрета. Высказанные ими пожелания гарантий были приняты советской властью, как оскорбительный и контрреволюционный выпад. Митрополит послал новую бумагу в Смольный, но она осталась без ответа19. Наступил разрыв сношений.
Советская власть продолжала держаться почвы декрета. Члены комиссии по изъятию ценностей приступили к обходу церквей. Народ заволновался. 15-го марта при посещении Казанского собора большевики вынуждены были довериться защите духовенства. 16-го числа члены комиссии подверглись оскорблению действием у церкви Спаса на Сенной. Церковь была пуста и на замке, из причта не было никого. События разыгрывались стихийно. Таких стычек было немало. Скопление большой толпы у Александро-Невской лавры; выступление рабочих одной из самых крупных петроградских фабрик в защиту популярного священника фабричной церкви, когда ему, в связи с изъятием ценностей, грозил арест; большая толпа у церкви Знамения; столкновение у церкви Рождества Христова в Песках народа с милицией, вызвавшей пожарную команду, — Я. С. Гурович в своей защитительной речи дал подробный перечень этих столкновений. Даты у меня не сохранились. Бегло перебирая отдельные стычки, я не забочусь ни о полноте, ни о точной хронологии. Защите митрополита важно было подчеркнуть тот несомненный факт,
16 Гурович Яков Самуилович — юрист, бывший присяжный поверенный, выступивший защитником митрополита Вениамина на Петроградском процессе.
17 Об условиях упомянутого соглашения см.: Шкаровский М.В. Изъятие мощей и церковных ценностей в Петроградской епархии в 1918-1922гг. // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2012. № 22. С. 128.
18 Представителями митрополита выступили профессора Ю. П. Новицкий и Н. М. Егоров.
19 Имеется в виду заявление митрополита Вениамина в Губисполком от 12 марта 1922 г. (Текст данного документа см. в: Санкт-Петербургская епархия в XX в. в свете архивных материалов. 1917-1941 / сост. Н. Ю. Черепнина, М. В. Шкаровский. СПб.: Лики России, 2000. С. 69-72).
что самые серьезные инциденты произошли уже тогда, когда владыка окончательно и официально примирился с неудачей соглашения 6-го марта.
По существу, все эти столкновения были однородны и совершенно незначительны. Какому-то милиционеру, — если не ошибаюсь, на стеклянном заводе, — вышибли восемнадцать зубов. Это было единственное заметное насилие. О восемнадцати зубах несчастного защитника социалистического строя много говорили на суде. Но даже по официальным данным милицейского отчета, оглашенного защитою, изъятие ценностей в пределах Петрограда прошло «благополучно».
Новый оборот получило дело в конце четвертой недели Великого поста, когда 25-го марта появилось в «Петербургской правде» так называемое «Письмо двенадцати»20. Оно касалось того же вопроса о голоде и о борьбе с голодом, которому посвящено было февральское письмо Введенского. Оно решало его так же, как его решал Введенский, и только предусматривало некоторые конкретные подробности. Под письмом были подписи. Я помню одиннадцать — должно быть, их было двенадцать, так как письмо получило название «Письма двенадцати»21. Подписи стояли в алфавитном порядке: протоиереи Альбинский22, Боярский23, Введенский, Воскре-сенский24, Попов25, священники Белков26, Гремячевский27, Красницкий28, Раевский29, Сыренский30, дьякон Тимофей Скобелев31.
Выступление двенадцати не было выступлением темных, никому неведомых людей. Авторы письма в церковных кругах были достаточно известны — и, при этом, с неблагоприятной стороны. Так, например, было известно, что вдовый священник
20 Церковь и голод. (Воззвание группы петроградских священников) // Петроградская правда. 1922. 25 марта. С.1. Опубликовано в: Левитин-КрасновА.Э., Шавров В.М. Очерки по истории русской церковной смуты. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. С. 56-57.
21 Автор забыл упомянуть протоиерея Евгения Запольского.
22 Альбинский Иван Иванович (1863-1935) — протоиерей, настоятель церкви ап. Матфия и Покрова Пресвятой Богородицы в Петрограде, с 1922 г. — в обновленческом расколе, впоследствии — обновленческий «архиепископ».
23 Боярский Александр Иванович (1885-1937) — протоиерей, настоятель Троицкого собора в г. Колпино, с 1922 г. — в обновленческом расколе, впоследствии — обновленческий «митрополит» (1935 г.).
24 Воскресенский Владимир — протоиерей, с 1922 г. — в обновленческом расколе, в начале июня 1922 г. фигурировал как член обновленческого Петроградского епархиального управления (Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. Кн. 1. Новосибирск: Сибирский хронограф, М.: РОССПЭН, 1997. С. 234), дальнейшая судьба неизвестна.
25 Попов Михаил Степанович (1865 — между 1933-1938) — протоиерей, до 15 января 1921 г. — настоятель Сретенской церкви в Петрограде, с 1922 г. — в обновленческом расколе, впоследствии — обновленческий «архиепископ».
26 Белков Евгений Христофорович (1882-1930) — священник Захарие-Елизаветинской церкви в Петрограде, с 1922 г. — в обновленческом расколе, в декабре того же года основал и возглавил свою обновленческую группировку «Союз религиозно-трудовых общин», в которой стал «епископом» Петроградским.
27 Гремячевский Михаил Иванович (1875-1932) — протоиерей, настоятель домовой Петропавловской церкви при Петропавловской больнице им. Эрисмана в Петрограде, с 1922 г. — в обновленческом расколе, впоследствии — обновленческий «протопресвитер» (1930 г.).
28 Красницкий Владимир Дмитриевич (1881-1936) — священник Князь-Владимирского собора в Петрограде, один из организаторов и лидеров обновленческого движения, впоследствии — обновленческий «протопресвитер» (1923 г.).
29 Раевский Павел Васильевич (1877-1940) — протоиерей, настоятель Спасо-Бочаринской церкви в Петрограде, с 1922 г. — в обновленческом расколе, впоследствии — обновленческий «митрополит».
30 Сыренский Николай Александрович (1882-1937) — священник, настоятель Преображенской церкви при Доме милосердия в Лесном в Петрограде, с 1922 г. — в обновленческом расколе, впоследствии — обновленческий «протопресвитер» (1934 г.).
31 Скобелев Тимофей Евграфович (1882 — после 1940) — диакон одной из церквей в г. Борови-чи Новгородской епархии, с 1922 г. — в обновленческом расколе, впоследствии — обновленческий «протоиерей».
Гремячевский уже священником вступил во второй брак, и что венчал его настоятель церкви апостола Матфея на Петроградской стороне прот[оиерей] Иоанн Альбинский, тот самый, который первым подписал это письмо.
Много говорило имя Красницкого. Когда-то крайний правый, член Русского Собрания, он на студенческой скамье в кандидатском сочинении на тему о социализме и христианстве (точного заглавия я не помню) ставил вопрос, может ли христианин быть социалистом, и отвечал на него категорическим отрицанием. «Задавать такой вопрос — все равно, что спрашивать, может ли христианин быть атеистом. Для христианина понятие социализма равнозначно понятию греха». Таков смысл, таковы приблизительно выражения. После Октябрьской революции он близко сошелся с коммунистами и, как передавали, выступал на красном фронте проповедником против Деникина. О Введенском уже не говорили. Его первое письмо, его лекция, поддержка, оказанная им большевикам, и вероломное поведение большевиков по отношению к митрополиту, — все это окончательно определило положение Введенского в церковных кругах. До его выступления к нему относились осторожно — теперь ему просто не верили. Его правою рукою был Евгений Белков, священник его же церкви...
В развитии церковной смуты 1922 года «Письмо двенадцати» имело решающее значение. Это было первое выступление «Живой Церкви». Ее активное ядро, очень малочисленное, в сущности, сводилось к этой группе, плюс несколько священников в Петрограде и в Москве, два архиерея: Антонин32 и Леонид33, три-четыре мирянина. В ту минуту, 25-го марта, читая их воззвание, мы еще не знали, что этим первым выступлением открывается кампания против Русской Православной Церкви.
Тем не менее, отношение всех слоев общества к «Письму двенадцати» было единодушно отрицательное. «Письмо двенадцати» повторяло бестактность первого письма Введенского, но повторяло ее тогда, когда Церковь, в лице митрополита Вениамина, успела сделать еще одну попытку своим трудом и достоянием прийти на помощь голодающим, и эта новая попытка разбилась, как и первая, о нежелание властей. Между письмом Введенского и обращением двенадцати стояло соглашение 6-го марта, нарушенное большевиками, стоял разрыв сношений между Церковью и Смольным по вине большевиков, стояла жгучая тревога православных масс и стихийное движение в защиту достояния Церкви.
Положение обострялось. Выхода не было видно. Митрополит решился на крайнее средство: он поручил ведение переговоров с властью Боярскому и Введенскому. Соглашение было подписано 10-го апреля. В Великую Пятницу, 14 (1) апреля, о нем было объявлено в «Петроградской правде»34. Декрет принимался к исполнению. Соглашение касалось порядка его проведения в жизнь. Пять наиболее чтимых чудотворных икон (между ними икона Спасителя в Домике Петра Великого, икона Казанской Божией Матери и икона Николая Чудотворца в Колпине) были объявлены неприкосновенны-ми35. Митрополит призывал население не препятствовать изъятию и предостерегал
32 Антонин (Грановский, 1865-1927) — обновленческий «епископ» (в разное время также «архиепископ», «митрополит»), один из лидеров и организаторов обновленческого движения, в августе 1922 г. объявил о создании собственной группы «Союз церковного возрождения».
33 Леонид (Скобеев, 1851-1932) — обновленческий «епископ» (впоследствии — «архиепископ», «митрополит»), первый председатель обновленческого Высшего церковного управления.
34 Соглашение об изъятии ценностей из церквей. От Петроградской комиссии Помгола // Петроградская правда. 1922. 14 апреля. С. 1.
35 В опубликованном «Соглашении об изъятии ценностей из церквей» отдельно оговаривалось, что шесть (не пять, как указывает епископ Кассиан) всенародно чтимых икон могли быть «оставлены верующим в настоящем их виде при условии замены ценности их металлом в соответствующем эквиваленте». К таковым относились: «1) икона Спасителя (в часовне Спасителя на Петроградской стороне), 2) икона Казанской Божией Матери (в Казанском соборе), 3) икона Скорбящей Божьей Матери (на Стеклянном заводе, за Невской заставой), 4) икона Ско-ропослушницы (2 Рождественская улица), 5) икона Тихвинской Божьей Матери (Исаакиевский собор), 6) икона Святителя Николая Чудотворца (в Колпино)». Хотя изначально, на заседании Помгола с участием Боярского и Введенского, оговаривалась неприкосновенность семи икон,
против неразумной ревности36. Соглашение 10-го апреля произвело на всех без исключения верующих самое тяжелое удручающее впечатление. Популярность владыки мгновенно упала. Правда, за приходами сохранялось право выкупать подлежащие изъятию ценности, заменяя их металлическим эквивалентом того же веса. Этим правом большая часть церквей воспользовалась. Вопреки голосу рассудка, говорившему, что эта мера, в лучшем случае, паллиатив, не более, как отсрочка потери церковного имущества, и, в конечном счете, только выгодна советской власти, все, у кого была малейшая возможность, несли в свои приходы серебряные ложки и остатки драгоценностей. Митрополита открыто порицали, подозревая в малодушии. Я слышал о священниках, не желавших с ним служить. Допустил ли он ошибку? Не убедил ли он большевиков своею уступкою во внутреннем бессилии Церкви, и не является ли страшный приговор советского суда логическим концом соглашения 10-го апреля, — я не могу решать. В одном я убежден: крестный путь владыки Вениамина начался задолго до суда, за две недели до ареста Правления Общества приходов. Он начался тогда, когда он подписал, осуждаемый паствою, соглашение Страстной недели.
В положении Церкви соглашение Страстной недели не изменило ровно ничего. Волнения продолжались. Сопротивление изъятию церковных ценностей со стороны народных масс стало, пожалуй, еще более озлобленным и напряженным.
В конце Фоминой недели37 стало известно о новом письме Введенского, — частном, — кажется, на имя митрополита Вениамина. Он требовал прекращений той травли, которая против него велась. Он намекал, что, если этого не будет, то некоторым лицам придется очень плохо.
30-го апреля в Петрограде с быстротою молнии распространилась весть о многочисленных ночных арестах в кругах церковных деятелей. Аресты производились Чекою и распространялись на всю активную группа Правления Общества приходов. Многие были в скором времени отпущены, без возбуждения против них судебного преследования (проф[ессор] Приселков38, прот[оиерей] Чепурин39, викарный епископ Алексий40 (Симанский, нынешний патриарх — прим. еп. Кассиана), в состав Правления не входивший, и др.), кое-кого освободили до суда (Н.А. Елачича41, свящ[енника] Зинкевича42, проф[ессора] Карабинова43 и некоторых других. Принадлежавший к этой
в числе которых была и «икона Скорбящей Божьей матери (на Шпалерной)». (См.: Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. Кн. 2. С. 146-148.)
36 Упоминаемые призывы содержались в «Воззвании митрополита Вениамина к православной пастве» от 10 апреля, опубликованном 14 апреля в «Петроградской правде» вместе с текстом соглашения. Необходимость публикации воззвания была вызвана тем, что, согласно соглашению, договоренности между властью и Церковью входили в силу только с момента обращения митрополита к верующим. (См.: Воззвание митрополита Вениамина к петроградской православной пастве // Петроградская правда. 1922. 14 апреля. С. 1. Опубликовано в: Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. Кн. 2. С. 179-182).
37 В 1922 г. Фомина неделя приходилась на 23-29 апреля.
38 Приселков Михаил Дмитриевич (1881-1941) — историк, профессор Петроградского университета, член правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии.
39 Чепурин Николай Викторович (1881-1947) — протоиерей, настоятель церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Большой Коломне на Покровской площади, член правления и товарищ председателя правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии.
40 Алексий (Симанский, 1877-1970) — епископ Ямбургский, первый викарий Петроградской епархии, впоследствии — патриарх Московский и всея Руси (1945-1970).
41 Елачич Николай Александрович (1872-1938) — член и секретарь правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии.
42 Зинкевич Стефан Иванович (1885-1938) — протоиерей, клирик Исаакиевского собора, член правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии, в 1927 г. принял монашество и был хиротонисан во епископа Детскосельского, викария Ленинградской епархии, впоследствии — епископ Рыбинский, викарий Ярославской епархии (1933 г.).
43 Карабинов Иван Алексеевич (1878-1937) — литургист, профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии (до 1918 г.), член правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии.
группе прот[оиерей] Лодыгин44, настоятель Троицкого собора на Петроградской стороне, сумел избежать и появления на суде, своевременно признав «Живую Церковь»). В эту же ночь были арестованы и больше не увидели свободы Ю. П. Новицкий и И. М. Ковшаров45. Не дождался освобождения и кафедральный протоиерей Богоявленский, но ему расстрел был заменен 5 годами принудительных работ. Допросы показали, что Церкви ставится в вину сопротивление изъятию ценностей. В мае месяце, по приказу из Москвы, Общество приходов было объявлено закрытым. Дело арестованных было передано из Чека в революционный трибунал. Готовился большой политический процесс.
Тем временем советская власть продолжала свою очередную работу. Изъятие ценностей было приведено к «благополучному» концу.
Отдельные предметы, представлявшие художественный интерес, были признаны не подлежащими изъятию в общем порядке. Их, все-таки, не оставили в церквах, а перенесли в музеи.
С точки зрения советской власти, действия ее, память о которых сохранена в вышеприведенных отрывках моей статьи, представлялись совершенно целесообразными. В случае успеха изъятие ценностей ставило в ее распоряжение значительные денежные средства. Но ими достигалось и большее: они вносили разложение в церковное общество. Непосредственным последствием изъятия ценностей был «процесс петроградских церковников», которым Церкви наносился удар в голову. С своей стороны, выступление «Живой Церкви» оказалось началом революции внутри Церкви. И по своему происхождению и по существу «процесс петроградских церковников» и революция в Церкви были тесно между собою связаны, как два участника того единого фронта, на котором советская власть вела борьбу с Церковью. Мои записи относятся и к той, и к другой стороне этой борьбы. Но злободневный интерес представляет в наше время процесс митрополита Вениамина и, думается, только он.
Вот что я записал о процессе:
«Дело об изъятии церковных ценностей», — таково было официальное название процесса, — разбиралось в Петроградском губернском революционном трибунале. В революционном трибунале дела решаются председателем и двумя членами, которые предлагают вопросы, выслушивают речи обвинения и защиты и последнее слово обвиняемых и затем, оставшись наедине с своей революционной совестью, выносят приговор. Защита своими доводами должна воздействовать на советской судей: эту самую революционную совесть. Но революционная совесть советских судей исполняет веления закона более обязательного, чем веления обыкновенной человеческой совести: она идет по путям, преднамеченным партийным начальством. Суд революционного трибунала — это политический суд коммунистической партии. Приговор предрешается заранее. Так бывает всегда — так было и в данном случае. Это знали все. Приговор предрешен — но какой? И пред лицом неизвестного, но предопределенного приговора теплилась надежда у обвиняемых, у публики, у всех православных людей Петрограда, а защитники произносили горячие речи.
Заседания трибунала по делу петроградских церковников происходили в зале Дворянского собрания. Они происходили публично. Билеты выдавались накануне открытия процесса в помещении трибунала. На учреждения отпускались красные: в партер. Частные лица получали синие: на хоры. Я достал синий. Билеты выдавались недолго, какие-нибудь два часа. Большинство желающих не получило. 10-го июня у здания, где
44 Ладыгин Николай Гермогенович (1882 — после 1935) — протоиерей, настоятель Троице-Петровского собора, член правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии.
45 Ковшаров Иван Михайлович (1878-1922) — адвокат, юрисконсульт Александро-Невской лавры, член правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии, в 1992 г. канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в лике мучеников.
Обвиняемые на скамье подсудимых
происходил суд, стояла огромная толпа. Без билетов никого не пускали. Партер был пуст, и на хорах было тоже мало народа. Поражало множество стражи. Обвиняемые, под сильною охраною, сидели на бархатных диванах между эстрадою и царскою ложею.
Их было много. По обвинительному акту: около девяноста человек46. Налицо бывало гораздо меньше. Кое-кто сумел отклониться, другие отсутствовали по болезни. Часть обвиняемых жила дома и только ежедневно являлась на суд. Гурович в своей защитительной речи сделал попытку представить состав подсудимых графически: во-первых, митрополит, как центр мыслимого круга; во-вторых, Правление Общества приходов — первый концентр; за ним — второй концентр: видное петроградское духовенство, настоятели больших церквей, тоже привлеченные к суду, но не подведенные под высшую меру наказания и, наконец, народ. На церковном процессе «народ» был представлен довольно пестро. Тут были студенты, была бедная старушка-богомолка, был какой-то жалкий карлик, был перс — уличный чистильщик сапог, были ободранные подростки, сомнительного вида и сомнительной профессии, — все те случайные прохожие и случайные, быть может, богомольцы, которые были арестованы за неосторожное слово во время операции по изъятию ценностей в отдельных церквах. Преобладали подонки. Советская власть была в этом, несомненно, заинтересована. Она хотела представить эти подонки как оружие в руках церковных верхов.
Судьи помещались на эстраде. Их было пятеро за красным столом: председатель — Яковченко47 (петроградские слухи говорили, что он — недоучившийся студент Политехнического института), два члена: Семенов и Каузов, рабочие, запасный член Смирнов, и секретарь Давыдова. Эти статисты советского правосудия не проявили себя ничем. Когда Новицкий, отвечая на вопросы, просто и по-человечески согласился рассказать им о своей юности: как он прислуживал в церкви, подавал кадило и т.д., — что-то человеческое шевельнулось, как будто, и в них. Утверждали — я сам не обратил внимания, — что Яковченко плакал, когда слушал последнее слово отца Сергия Шеина48. Возможно, — и все это не имеет значения: их совесть была уже куплена.
46 По судебному делу проходили в общей сложности 86 человек.
47 Яковченко Никита Илларионович (1882 — после 1937) — председатель Петроградского губернского революционного трибунала по военному отделению.
48 Сергий (Шеин Василий Павлович, 1870-1922) — архимандрит, настоятель подворья Троице-Сергиевой лавры в Петрограде, в 1992 г. канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в лике преподобномучеников.
Тоже на эстраде, только сбоку, и тоже за столиком, накрытым красным сукном, сидел комендант. Внизу под самою эстрадою были стол стенографистов и стол печати.
Отчеты о процессе на страницах «Правды» были подписаны: А. Лешин. Под этим псевдонимом скрывался некий Андерсон49, коммунист, правительственный комиссар Публичной библиотеки. Было время, когда он сотрудничал с великим князем Николаем Михайловичем, собирал материалы для его исторических исследований и писал статейки в «Биржевых ведомостях» и «Новом времени». Он был библиотекарем Публичной библиотеки. В 1918 году он занялся ее «спасением», он «спасает» ее и поныне (Писано в 1922 году. — прим. еп. Кассиана). Во время процесса он писал о «зубодробительной догматике православия», об «ученых рабах духовного этикета». 6-го июля он восхвалял гуманность трибунала, вынесшего только десять смертных приговоров и великодушно пощадившего просто заблуждающихся «от мирового ученого до уличного проходимца».
Перед скамьею подсудимых, тоже перпендикулярно к эстраде, помещался стол защиты. Всех защитников было четырнадцать человек. Между ними были официальные правозаступники по назначению от трибунала, были люди, добровольно предложившие свои услуги, были адвокаты, приглашенные самими подсудимыми. Обращал на себя внимание довольно высокий процент защитников-евреев. Советская власть озаботилась тем, чтобы евреев вовсе не было среди членов суда и представителей обвинения. Она не хотела молвы о еврейском походе на Церковь. Правому церковному делу не приходилось бояться того, что скажут люди. Защитником самого митрополита был еврей Я. С. Гурович. Не буду называть имен отдельных защитников. Были между ними большие светила, вроде престарелого Бобрищева-Пушкина50. Были люди совсем неизвестные, был выдающийся криминалист, доктор уголовного права и профессор Петроградского университета А. А. Жижиленко51, официально возглавлявший защиту и принявший на себя обоснование несостоятельности обвинения с точки зрения только что опубликованного большевиками уголовного кодекса. Все они — большие и маленькие, старые и молодые — сознавали великую ответственность и историческую важность совершаемого ими дела. Тяжелым диссонансом прозвучали слова одного из защитников — если не ошибаюсь, некого Ольшанского, защищавшего группу мелких обвиняемых, — о старых религиозных предрассудках, о растлевающем влиянии среды — не буду повторять этих мертвых, всем опостылевших формул, — он просил о снисхождении слабости и темноте. Бобрищев-Пушкин, говоривший последним, открыто и очень трогательно заявил, что верит в Бога, но не приемлет Его имени всуе.
С другой стороны зала, тоже перпендикулярно к эстраде, помещался стол обвинения. Обвинителей было четверо: два москвича Красиков52 и Смирнов, нарочно приехавшие из Москвы, и два петербуржца, Крастин53 и «красный профессор» Драницын54. Центральною фигурою обвинения был, несомненно, товарищ Смирнов. Он приехал к допросу митрополита. Его первое слово вызвало вмешательство
49 Андерсон Владимир Михайлович (1880-1931) — библиотекарь Публичной библиотеки, ее правительственный комиссар в 1918-1924гг., секретарь редакции газеты «Петроградская правда» в 1921-1922гг., впоследствии неоднократно состоял заместителем директора Публичной библиотеки, находился на дипломатической службе, в 1929 г. был осужден и умер в ссылке.
50 Бобрищев-Пушкин Александр Владимирович (1875-1937) — адвокат, один из защитников на Петроградском процессе 1922 г.
51 Жижиленко Александр Александрович (1873 — не ранее 1931) — юрист, профессор Петроградского университета, один из защитников на Петроградском процессе 1922 г.
52 Красиков Петр Аннаньевич (1870-1939) — заведующий УШ Отделом Наркомюста по проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви, впоследствии — прокурор Верховного суда СССР в 1924-1933 гг., заместитель председателя Верховного суда СССР в 1933-1938 гг.
53 Крастин Иван Андреевич (настоящее имя — Янис Крастиньш, 1886-1938) — юрист, прокурор Петроградской губернии, впоследствии — заместитель Генерального прокурора СССР (1936 г.).
54 Драницын Сергей Никанорович (1879-1956) — историк, юрист, профессор факультета общественных наук Петроградского университета.
Допрос митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (Казанского)
защиты. Публика с восторгом поддержала защитников. Председатель пригрозил арестом и судом за нарушение порядка пред лицом революционного трибунала. Ясная голова, умение быстро схватить и найти точную и выразительную формулу, чистый московский выговор и грубые приемы митингового разговора — прибавьте сюда же остриженные под скобку волосы, бритое лицо и рабочую блузу, плотно облегающую его крепкую фигуру, и вы получите страшный тип большевика из настоящих пролетариев, безжалостного, жестокого, убежденного и честного. От него пахло кровью. Его подлинная интеллектуальная сила сказалась во время допросов. Обвинительная речь его, продолжавшаяся три часа, и особенно его реплика, тоже очень длинная, представляли собою сплошную демагогию: дикие выкрики, угрозы, потрясание кулаками. Сложилось впечатление, что роль его была больше роли простого обвинителя, что он привез из Москвы готовое решение и продиктовал его судьям, а в течение процесса управлял их действиями.
Когда второй свидетель профессор Института инженеров путей сообщения Егоров55, тоже член Правления Общества приходов, дал показания очень благоприятные для защиты, — встал Смирнов и от имени обвинения потребовал привлечения Егорова к суду, как члена преступного сообщества и исполнителя его поручений. Он настаивал на изменении меры пресечения и на заключении Егорова под стражу. Напрасно вступилась защита, доказывая, что для такого привлечения к суду нет основания, а с точки зрения интересов правосудия оно нецелесообразно, так как терроризирует других свидетелей. Напрасно указывала защита, что об изменении56 меры пресечения не может быть речи, когда никакой меры пресечения не было применено. Суд удалился совещаться, просовещался минут пять и вынес постановление словами Смирнова. Егоров был тут же арестован. Был ли он искренним, этот страшный человек? Верил ли он, что подсудимые действительно участники контрреволюционной организации, сделавшие попытку свергнуть ненавистную советскую власть? Думаю, что да. И в этом была его великая сила. Его психология выступала рельефно из всех его слов. Настоящий рабочий, бедняк, затертый жизнью. Очень большие способности, недоступность подлинного образования. Всегда начеку, всегда в борьбе с врагом, а враг везде. Везде потому, что у него, у Смирнова, нет того оружия, которым может
55 Егоров Николай Михайлович (1884-?) — профессор Института инженеров путей сообщения.
56 Курсив еп. Кассиана.
располагать его враг: оружия знания. Если Смирнов не может поймать скрытых в воду концов белогвардейского клубка, — то это только потому, что они получили высшее образование, а он — нет. И как жестоко он ненавидит этих других. В его устах звание «профессор» сделалось бранным словом. Он шел ощупью, полагаясь на свое природное чутье, болезненно изощренное, он вел за собою других: и обвинителей, и суд.
Ходила темная молва, что среди публики сидят шпионы, старающиеся подслушать неосторожные замечания и донести, кому следует. Была на примете хорошо одетая пожилая дама, которая кого-то таким образом арестовала. В первые дни процесса большая толпа собиралась у здания Дворянского собрания, ждала выхода митрополита и пела при встрече — «Царю Небесный» и «Достойно есть». Как-то вечером Михайловская улица и прилегающая к ней часть Михайловской площади были оцеплены конными жандармами. В засаду попало много случайных прохожих. Общее число арестованных называли различно. Говорили: до полутора тысяч. Эта цифра, по-видимому, преувеличенная. Несколько сот, несомненно, было захвачено. Кое-кого отпустили в ту же ночь, отобрав, при этом, входные билеты. Иных продержали несколько недель. В зале заседаний публики было мало. Я уже говорил, как скупо выдавались билеты. Но когда товарищ Смирнов произносил свою трехчасовую речь, стулья партера, еще накануне почти пустого, оказались наполовину занятыми, и из партера летели рукоплескания, прерывавшие оратора. Особенно шумными и продолжительными были аплодисменты, покрывшие последние слова его речи, в которых он исступленно требовал для шестнадцати человек высшей меры наказания. Председатель еле-еле побрякивал колокольчиком и слабым голосом произносил какие-то нечленораздельные слова. И тот же Яковченко дважды останавливал публику суровым окриком, с угрозою немедленного ареста и предания суду, когда она выражала сочувствие защите. Один из этих случаев я уже упоминал. Другой произошел в конце процесса. Несколько слабых рукоплесканий раздалось после речи защитника митрополита. Вообще защиту всячески стесняли. Очень многие из предложенных ею вопросов были объявлены не относящимися к делу. Я знаю из самых достоверных источников, что стенографическая запись судебных заседаний была искажена, и в протоколе оказались серьезные пробелы. Целый ряд свидетелей взят был обвинением и судом под особое покровительство. После ареста проф[ессора] Егорова свидетелям приходилось считаться с возможностью повторения подобных инцидентов. Их показания были поэтому осторожные и бесцветные. Большинство свидетелей допрошено не было.
И вот конец процесса. В рукописи 1922 года моя статья начинается так:
В половине июля месяца на углу Невского и Садовой под окнами Публичной библиотеки появилось в витрине фото-кино-отдела несколько новых снимков. Над ними красовалась надпись: «Процесс церковников в Петрограде». И каждый день, в ясную погоду и под дождем, кучка людей стояла у витрины и рассматривала эти странные снимки57. Из них один — в смысле фотографической техники не совсем удачный: темный и мало отчетливый — привлекал особое внимание. Он представлял собою группу подсудимых во время чтения обвинительного приговора. Сосредоточенные взгляды, склоненные головы. Все стоят. Кто напряженно прислушивается. У других на лице — изумление. Вечер 5-го июля 1922 года.
Я не помню точную формулу приговора Петроградского революционного трибу-нала58. Передаю его смысл. Десять представителей петроградской церкви с митрополитом Вениамином во главе признаны были виновными в том, что они, сопротивляясь декрету об изъятии церковных ценностей, возбуждали темные народные массы против советской власти и, таким образом, оказывали поддержку тем группам международной буржуазии, которые поставили своей целью свержение рабоче-крестьянского
57 Фотографии, запечатлевшие участников и ход Петроградского процесса, хранятся в Центральном государственном архиве кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга (ЦГАКФФД СПб).
58 См. текст приговора в: Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. Кн. 2. С. 274-285.
Оглашение приговора Петроградского революционного военного трибунала
правительства. Указанное преступление предусмотрено только что изданным уголовным кодексом (статьями 62 и 119, насколько помню). Оно карается высшей мерою наказания: расстрелом и конфискацией имущества. Приговор был обжалован. Москва приостановила приведение его в исполнение. Все, кому дороги были интересы Церкви или, просто, интересы правосудия, старались, так или иначе, добиться смягчения участи осужденных. Это происходило на воле. А в тюрьме, за железною решеткою, десять человек в одиночных камерах ждали каждую минуту, что их поведут на расстрел. Они ждали больше месяца. К 5-му августа приговор был утвержден окончательно, 12-го шесть человек узнали, что высшая мера наказания заменена для них пятью годами принудительных работ. Это были: викарный епископ Венедикт, три протоиерея — настоятели соборов: Исаакиевского, о. Леонид Богоявленский59, Казанского, о. Николай Чуков60 (Ныне митрополит Ленинградский Григорий — прим. еп. Кассиана), Троицкого в Измайловском полку, о. Михаил Чельцов61, и два мирянина из чиновников старого режима: Н. А. Елачич и Д. Ф. Огнев62. Они были помилованы ВЦИК-ом. Кассационная жалоба была отклонена. Верховный трибунал приложил свою руку к петроградскому приговору. Еще до начала процесса видный советский деятель прославлял власть правосудную, но милостивую. Эта милость имела тоже свои пределы. Четверым пощады все-таки не было. Имен не опубликовали. Говорили, что петроградская «Красная газета» вздумала их напечатать, но получила приказ разобрать уже набранный номер и списков не помещать. 12-го августа, когда спасенные узнали о своем спасении, осужденные исчезли. Официального объявления о приведении приговора в исполнение не последовало. Осиротелые семьи и паства, оставшаяся без пастыря, до самого моего отъезда 9-го сентября не хотели верить,
59 Богоявленский Леонид Константинович (1872-1937) — протоиерей, настоятель кафедрального Исаакиевского собора.
60 Чуков Николай Кириллович (1870-1955) — протоиерей, ректор Богословского института, настоятель Казанского собора, впоследствии — митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий в 1945-1955гг.
61 Чельцов Михаил Павлович (1870-1931) — протоиерей, настоятель Троицкого Измайловского собора (до мая 1922 г.), в 2005 г. включен в Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской.
62 Огнев Дмитрий Флорович (1863-?) — юрист, член правления Общества православных приходов Петрограда и его губернии.
что они расстреляны. Эти четверо: митрополит Вениамин Петроградский и Гдовский; архимандрит Сергий (в миру Василий Павлович Шеин), настоятель Троицкого подворья на Фонтанке и товарищ председателя Правления Общества приходов Петрограда и губернии; председатель правления проф[ессор] Юрий Петрович Новицкий и член правления Иван Михайлович Ковшаров.
На последнем заседании церковного процесса я не был. Я слышал, что советские клакеры рукоплескали. Сочувствующая подсудимым публика выслушала приговор в сосредоточенном молчании. В этот вечер, 5-го июля, я читал лекцию в Богословском институте. Все ждали приговора, но до 10 часов ничего еще не было известно. Я пошел на Сергиевскую к дочери Новицкого. Ей недавно исполнилось 15 лет. Ее мать умерла за полгода до ареста отца. Оставалась бабушка, мать Ю[рия] П[етровича], старая больная женщина, да друг дома, квартирная хозяйка, которая и позаботилась о девочке в эти страшные дни.
Литейный (проспект Володарского) был полон народа. Повсюду — усиленные наряды милиции. Суд происходил в Дворянском собрании. Подсудимые содержались в тюрьмах на Выборгской стороне, а митрополит и преосвященный Венедикт — в доме предварительного заключения на Шпалерной. Путь лежал по Литейному. В городе знали, что это последний путь владыки. Пройдя сад Главного управления уделов, я увидел одну из своих слушательниц, дочь еврейских родителей, принявшую христианство и мечтавшую о постриге. Несколько дней спустя она уехала в монастырь. Она сидела на ступеньке у подъезда. Она была в суде и могла сообщить мне приговор. Мы вместе дошли до Сергиевской. Митрополита провезли уже поздно ночью по опустевшим улицам. Кое-кто его дождался у остановки трамвая близ развалин Окружного Суда.
Я видел их в последний раз 4-го июля. Суд подходил к концу. Оставалась реплика защиты и последнее слово подсудимых. Я пришел рано. На площади стоял хвост и пускали очень медленно. Сличали трудовую книжку и билет и впускали только состоявших на советской службе. Многие не попали. Я вошел, когда Гурович уже кончал свою речь. Зала была почти пустая. На реплики обвинения пускали всех — даже без билетов, по одним трудовым книжкам. Гурович кончил. Объявили перерыв. Публика сошла со своих мест. Под эстрадою стоял свидетель, протоиерей Боярский, видный деятель «Живой Церкви». Я подошел к нему. Он собирался в Москву. Смертный приговор был предрешен. И только разные источники называли разные имена. Нужно было хлопотать. Долю хлопот брал на себя Боярский. Я хотел узнать, когда он едет. Боярский часто выставлял на показ свою сыновнюю привязанность к митрополиту и дружеское расположение к Ю. П. Новицкому. Все это были слова. В Москве он был, но не сделал ничего. «Живая Церковь» умела только разрушать.
Перерыв кончился, судьи заняли свои места.
— Обвиняемый Казанский, вам предоставляется последнее слово.
В зале воцарилась гробовая тишина. Встал митрополит, спокойный и кроткий. Невольно вспоминались пламенные слова его защитника Я. С. Гуровича: «Во многом обвиняли этого человека. Много самых разнообразных упреков пришлось ему выслушать. Но одно обвинение не может быть к нему предъявлено. Никто не скажет, что он трус. Когда его спрашивали, сам ли он принял то или другое решение, или кто-нибудь ему посоветовал, — разве не мог он отвести грозу? Ему не нужно было даже назвать имен. Легкого намека было бы достаточно: "конечно, не сам, конечно, были другие". Этого он не сделал: "Сам, своей архипастырскою властью, принял я решение, вменяемое мне ныне в вину". И своим белым клобуком он прикрыл и прекратил дальнейшие расспросы. Я спокоен за него. Я его не спрашивал, но я знаю: к чему бы вы его ни присудили, он примет без злобы и без ропота ваш приговор, по вере в Того, Кому он поклоняется и Кто понес еще горшие страдания». Он говорил теперь свое последнее слово. На душе у него было тихо и радостно. Одному из петроградских благочинных он успел написать о том свете, который его озарил, когда страдание достигло своего апогея. Это было перед самым концом церковного процесса.
И сейчас — в последнем слове — перед его сознанием прошли пять лет его служения митрополитом: близость к народу, любовь и доверие и... «вот эта страшная скамья»... «Только бы не пострадать, по слову апостола, как убийца или вор, или злодей. а если как христианин, то не стыдись, а прославляй Бога за такую участь» (1 Пет 4:15-16). Он знал, что страдает, как христианин. Он исповедовал свою веру словами Златоуста: «Слаба Богу за все».
Он кончил. Встал Новицкий. В зале началось движение. Молодой мирянин, неизвестный широкой публике, представлял после митрополита слишком мало интереса. Он говорил слабым разбитым голосом. Нужно было сильно напрягать слух, чтобы разобрать отдельные слова. Он еще раз повторил то, что до него говорили другие: отдельные обвиняемые и их защитники, да и сам он, когда давал свои показания: никакой контрреволюции не было; Церковь была совершенно лояльна. Он продолжал: «Тут было много говорено о Голгофе. Я думаю, что это слишком громкие слова. Но если жертвы нужны, если кому-нибудь надо пострадать, — пусть ограничатся мной одним: активен был только я. Кроме меня, дела не делал никто». И — от общего к частному — он перешел к отдельным священникам: такой-то не был вовсе членом правления, другой не принимал участия в том заседании, которое всем его участникам вменяется в вину. Он говорил просто и скромно, не заботясь о форме, Ю П Новицкий не думая о публике, так, как говорят в частной беседе.
Он так и кончил — без жеста, без торжественной фразы, без точной заключительной формулы. Кончил, сел на свое место и все время, пока говорили другие, что-то писал у себя на коленях. Он писал своей дочери, своей единственной радости и единственной надежде, последние наставления отца. Письмо удалось передать.
После него говорили другие. Кое-кто вспоминал свои заслуги перед народом, и тем, пожалуй, еще больше возбуждал против себя советский суд. Молодой священник из мирян, недавно рукоположенный, говорил о своей покойной матери, научившей его верить в Бога. Почтенный соборный протоиерей с грустью вспоминал о детях, но утешался мыслью, что оставлял им в наследство доброе имя. Смерти он не боялся. Все сознавали серьезность минуты и ответственность последнего слова. Немного резанула едкая ирония видного ученого, мирянина, тоже случайно привлеченного к суду и подведенного под те же страшные статьи. Он был оправдан.
Одним из последних в группе смертников стоял архимандрит Сергий Шеин. Он был арестован перед самым процессом. Среди церковных деятелей Петрограда его знали мало. Он приехал из Москвы во второй половине 1921 года архимандритом Троицкого подворья. Друг патриарха Тихона, секретарь Российского Собора 19171918 годов, В. П. Шеин в 1920 году принял священство, а через год монашество. Его прошлое было мирское и, как таковое, с Петроградом связано: Февральская революция застала его членом Четвертой Государственной Думы. Он состоял в Думе товарищем секретаря и принадлежал к фракции националистов. По определению Красницко-го, героя «Живой Церкви» и главного свидетеля обвинения, националисты — те же черносотенцы. В правлении Общества приходов о. Сергий был избран товарищем председателя, но на заседаниях почти никогда не бывал и делами не занимался. Коммунисты говорили, что он принял священство и отдался церковной работе для того, чтобы с большим успехом содействовать контрреволюции. На суде он хранил полное спокойствие, большею частью сидел с закрытыми глазами. Его последнее слово было исповеданием веры: «Моя прошлая работа протекала не в каком-нибудь закоулке, а в Государственной Думе — на глазах всей России. Хотите установить мою
личность — достаньте официальные отчеты, изучите их... Всю свою жизнь я горел желанием послужить Богу в иноческом сане. Мешали семейные обстоятельства. И вот, наконец, мое желание исполнилось». Вспоминались его же слова в этой же зале, перед этим же судом. С каким негодованием, отвечая на вопрос обвинения, отверг он высказанное обвинителем подозрение, что им руководили посторонние, нерелигиозные мотивы. «Этот вопрос я считаю оскорблением». И теперь, пред лицом смерти, он продолжал: «Я отрекся от мира, я нашел покой, к которому рвался всю жизнь. Я изведал радости, в миру недоступные. И я не хочу вернуться в мир. Как не понять, что я внутренне не в состоянии возвратиться к политической работе. И меня не тревожит та судьба, которую вы мне готовите. Пошлете ли вы меня на смерть или даруете мне жизнь. — я и то и другое приму с благодарением Богу. Ему же честь и слава во веки веков, аминь!». Он перекрестился широким крестом и сел на свою место.
Архимандрит Сергий (В. П. Шеин)
В конце моей статьи я имел случай еще раз вернуться к о. Сергию Шеину. Я вспоминал его последнее слово:
...Могучая вера, победа, победившая мир. Немеркнущий свет, пред которым погасли все другие светочи. Все прошло. Все утратило ценность. Политика? Конечно, и политика тоже. Зимою был болен один из его монахов Троицкого подворья, простой крестьянин. О. Сергий ухаживал за ним, как сиделка, делал черную и грязную работу. Постель больного монаха, и торжественное исповедание веры перед больше-вицким судом. Эти два момента связывались в моем сознании в один законченный образ — иконописно строгий. Это путь Русской Церкви.
О судьбе приговоренных было рассказано в очерке (Я. С. Гуровича?), напечатанном в «Черной Книге», выпущенной в Париже в 1925 году А.А. Валентиновым63. Помещенные в этом очерке сведения не могут почитаться доказанными. Достоверных свидетелей их смерти не встречал никто. Мало того, две слушательницы Петроградского Богословского института стояли день и ночь у остановки трамвая близ Дома предварительного заключения, в котором содержался митрополит, чтобы видеть, куда его повезут, и не видели ничего. Известно только, что уже после утверждения приговора невестке о. Сергия Шеина было дано свидание с ним в его одиночной камере. Такое же разрешение на свидание, назначенное на 15-е августа, получила и дочь Ю. П. Новицкого. Свидание не состоялось, так как с 12-го числа о смертниках ничего уже не было слышно. Но, как уже было сказано, родные продолжали верить, что они живы. В России говорили, что в советских тюрьмах существуют своего рода «Железные Маски» нашего времени, люди, известные даже тюремной администрации только по номерам. Говорили, что большевики называют их «наша валюта» и учитывают возможность в минуту
63 Процесс Вениамина, Митрополита Петроградского // Черная книга («Штурм небес»). С. 198-238. Этот же очерк анонимного автора был использован протопресвитером Михаилом Польским при составлении его сборника: Новые мученики российские. Первое собрание материалов / сост. протопресвитер М. Польский. Джорданвилл: Типография преп. Иова Почаевского в Свято-Троицком монастыре, 1949. С. 25-57.
Предположение еп. Кассиана о том, что автором упомянутого очерка может быть Я. С. Гуро-вич, представляется в высокой степени оправданным. Обращает на себя внимание тот факт, что значительную часть очерка составляют речи, произнесенные этим защитником на судебном процессе. Объем и точность их изложения неизбежно наталкивают на мысль об авторстве самого Я. С. Гуровича.
кризиса их спасением купить свою жизнь. Конечно, с тех пор прошло много времени, и, если митрополит Вениамин и его сподвижники остались живы в августе 1922 года, трудно допустить, чтобы они были живы до наших дней. Но облик власти и даже ее методы остались те же. Они достигли только большей изощренности. И в свете накопленного опыт стало все труднее и труднее защищать принцип аполитичности Церкви, которого так честно держались и патриарх Тихон64, и митрополит Вениамин.
Источники и литература
1. Александрова-Чукова Л.К. Петроградский процесс // Православная энциклопедия. Т. ГУ! М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2019. С. 272-278.
2. Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. В 2-х кн. Новосибирск: Сибирский хронограф, М.: РОССПЭН, 1997-1998.
3. Введенский А, прот. Церковь и голод // Петроградская правда. 1922. 18 февраля. С. 2.
4. Воззвание митрополита Вениамина к петроградской православной пастве // Петроградская правда. 1922. 14 апреля. С. 1.
5. Гольцов Н.В. «Пульс церковной жизни»: Общество православных приходов Петрограда и его губернии (1920-1922) // Актуальные вопросы церковной науки. 2021. № 1. С. 166-170.
6. Гольцов Н.В., Петров И.В. Новомученик Юрий Петрович Новицкий: служение праву и Правде. СПб.: Изд-во С. Петерб. ун-та, 2022.
7. Горев М. Голод и церковные ценности. М.: Военная Типография Штаба Р.К.К.А., 1922.
8. «Дело» митрополита Вениамина (Петроград, 1922 г.). М.: Студия «ТРИТЭ», Российский архив, 1991.
9. Кассиан (Безобразов), еп. Процесс митрополита Вениамина // Слово Церкви [приложение к газете «Русская Мысль»]. 1949. Июнь (№ 145). С. 2. Июль (№ 153). С. 2. Август (№ 161). С. 2.
10. Кассиан (Безобразов), еп. Родословие духа (Памяти Константина Васильевича Мочуль-ского) // Православная мысль. Труды Православного Богословского института в Париже. 1949. Вып. VII. С. 7-16.
11. Левитин-Краснов А.Э., Шавров В.М. Очерки по истории русской церковной смуты. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996.
12. Новые мученики российские. Первое собрание материалов / сост. протопресвитер М. Польский. Джорданвилл: Типография преп. Иова Почаевского в Свято-Троицком монастыре, 1949.
13. Постановление Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета // Известия. 1922. 26 февраля. С. 3.
14. Процесс Вениамина, Митрополита Петроградского // Черная книга («Штурм небес») / сост. А. А. Валентинов. Париж: Издание Русского национального студенческого объединения, 1925. С. 198-238.
15. Санкт-Петербургская епархия в XX в. в свете архивных материалов. 1917-1941 / сост. Н. Ю. Черепнина, М. В. Шкаровский. СПб.: Лики России, 2000.
16. Соглашение об изъятии ценностей из церквей. От Петроградской комиссии Помго-ла // Петроградская правда. 1922. 14 апреля. С. 1.
17. Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Ф. 2279. Оп. 1. Д. 49.
18. Церковь и голод. (Воззвание группы петроградских священников) // Петроградская правда. 1922. 25 марта. С. 1.
19. Шкаровский М. В. Изъятие мощей и церковных ценностей в Петроградской епархии в 1918-1922 гг. // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2012. № 22. С. 125-132.
64 Свт. Тихон (Белавин, 1865-1925) — Патриарх Московский и всея России (1917-1925).
