CC BY
227
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (58) 2013
Философия, социология, политология
УДК 101.8
М.В.Бахтин*, В.В.Балахонский**
Процедуры объяснения и интерпретации истории: исторический и логико-методологический аспекты
В статье исследуется методологическая специфика и особенности эвристического использования процедур объяснения и интерпретации в концептуальном осмыслении исторического процесса. Анализируются теории В. Дильтея, В. Виндельбанда и Г. Риккерта о специфике дифференциации естественных и гуманитарных наук. Выясняется эпистемологическое отличие интерпретации от понимания.
Ключевые слова: историческое познание, методология истории, объяснение, интерпретация, понимание, моделирование истории.
M.V. Bakhtin*, V.V Balakhonsky**. The procedures of the explanation and the interpretation of the history: the historical and logic-methodological aspects. In the article the methodological specific character and the special features of the heuristic use of procedures of the explanation and the interpretation in the conceptual comprehension of the historical process is investigated. Are analyzed the theories of W. Dilthey, W. Windelband and H. Rickert about the specific character of the differentiation of the natural and humanities. Is explained an epistemology difference in the interpretation from the understanding.
Keywords: historical knowledge, methodology of history, explanation, interpretation, understanding, simulation of the history.
Важной проблемой построения теоретической модели социально-исторического процесса явился поиск методологической базы её построения. Мнения представителей различных направлений философии по этому поводу существенно расходились. Многообразие сформулированных позиций можно обобщить в две главные, являющиеся отражением культуроцентристской парадигмы, основой которой было признание особой специфики методологического инструментария социально-гуманитарных наук.
Наиболее активными выразителями этой парадигмы стали два философских направления -«философия жизни» и баденская школа неокантианства.
Методологические основы теоретического моделирования истории с позиции «философии жизни» сводились к внеинтеллектуальным, интуитивным, образно-символическим способам постижения жизненной реальности - интуиции, пониманию и т.п. Наиболее адекватным способом выражения жизни считались занятия поэзией, музыкой, знакомство с произведениями искусства, вчувствование, вживание и другие внерациональные способы освоения мира.
Так, одним из ведущих представителей «философии жизни» был немецкий философ Вильгельм Дильтей, основоположник школы «истории духа». Для его философии характерно четкое разграничение двух аспектов понятия «жизнь»:
1) применительно к природе это любое взаимодействие живых существ;
2) применительно к человеческой истории это межличностное взаимодействие, проявляющееся в определенных внешних условиях и постигаемое независимо от изменений места и времени.
Главной целью изучения истории В. Дильтей считал постижение целостности и развития индивидуальных проявлений жизни, их ценностной обусловленности. Эта цель достижима на основе метода понимания, состоящего в непосредственном постижении некоторой духовной целостности
* Бахтин, Максим Вячеславович, кандидат философских наук, профессор, ректор Института деловых коммуникаций. Россия, Москва, ул. Пудовкина, д. 4. E-mail: midk2008@yandex.ru.
* Балахонский, Виталий Витальевич, начальник кафедры философии и социологии Санкт-Петербургского университета МВД России, доктор философских наук, профессор, заслуженный работник высшей школы РФ. Россия, 198206, Санкт-Петербург, ул. Летчика Пилютова, 1. E-mail: spbumvd@smtr.ru.
* Bakhtin, Maxim Vyacheslavovich, the candidate of philosophical sciences, professor, the rector of the institute of business communications. Russia, Moscow, st. Pudovkin, 4. E-mail: midk2008@yandex.ru.
* Balakhonsky, Vitaliy Vitalevich, the deserved worker of higher school RF, the chief of the department of philosophy and sociology of the St. Petersburg university MVD of Russia, the doctor of the philosophical sciences, the professor. Russia, 198206, Saint Petersburg, st. Pilot Pilyutov, 1. E-mail: spbumvd@smtr.ru.
© Бахтин М.В., Балахонский В.В., 2013
истории, о чем мы можем судить, лишь проникая в духовный мир автора текста, повествующего о прошлом, при обязательной творческой реконструкции культурного контекста создания последнего.
В. Дильтей проводит четкую дифференциацию основ методологии познания «наук о природе» и «наук о духе». Основой познания «наук о природе» он считает метод объяснения, состоящий в раскрытии сущности изучаемого объекта путем выяснения законов его существования.
В противоположность этому, основой познания «наук о духе» он объявляет интерпретацию, непосредственно ориентированную на процесс понимания. Метод интерпретации В. Дильтей назвал «герменевтикой», т.е. «искусством понимания письменно фиксированных проявлений жизни» [5, с. 24], в т.ч. и теоретического моделирования хода исторических событий. При этом он выделяет два вида понимания: понимание собственного внутреннего мира, достигаемое с помощью интроспекции (самонаблюдения), и понимание чужого мира, осуществляемое путем сопереживания, вживания, вчувствования (эмпатии).
В основе понимания жизни, по В. Дильтею, должен лежать принцип исторического развития, состоящий в том, что при моделировании прошедшей истории «исчезает абсолютное значение какой бы то ни было отдельной формы жизни» [5, с. 52]. Исходя из этого, философ формулирует следующие методологические установки, необходимые для правильного теоретического моделирования исторических событий:
1) стремиться к тому, чтобы объединить жизненные отношения и основанный на них опыт «в одно стройное целое»;
2) направить своё внимание на то, чтобы представить «полный противоречивый образ самой жизни» (жизненность и закономерность, разум и произвол, ясность и загадочность и др.);
3) исходить из того, что образ жизни «выступает из сменяющихся данных опыта жизни» [5, с. 58-61].
Идея принципиального различия наук исторических и естественных полностью разделялась
и представителями баденской школы неокантианства В. Виндельбандом и Г. Риккертом.
Следует отметить, что в своих работах В. Виндельбанд и Г. Риккерт не считали деление наук на естествознание и «науки о духе» полностью удачным. Они полагали, что это разделение грозит для истории либо редукцией к методологии естествознания, либо к иррационалистическим толкованиям социально-исторической деятельности. Вот почему оба мыслителя предложили исходить в подразделении научного познания не из различий предметов наук, а из различий их основных методов.
По их мнению, исторические науки являются идеографическими, т.е. описывающими индивидуальные, неповторимые события, ситуации и процессы, в то время как, естественные науки номотетические, фиксирующие общие, повторяющиеся, регулярные свойства изучаемых объектов, абстрагируясь от несущественных индивидуальных свойств. Поэтому одни из них есть науки о законах (физика, биология и т.д.), другие науки о событиях (история).
Методологический интерес представляет выделенная Г. Риккертом специфика социальногуманитарного знания в целом и моделирования истории, в частности:
1) его предмет культура (а не природа) совокупность фактически общепризнанных ценностей в их содержании и систематической связи;
2) непосредственные объекты его исследования индивидуализированные явления культуры с их отнесением к ценностям;
3) его конечный результат не открытие законов, а описание индивидуального события на основе письменных источников, текстов, материальных остатков прошлого;
4) сложный, очень опосредованный способ взаимодействия с объектом знания через указанные источники;
5) для наук о культуре характерен идеографический метод, сущность которого состоит в описании особенностей существенных исторических фактов, а не их генерализация (построение общих понятий), что присуще номотетическому методу естествознания (это главное различие двух типов знания);
6) объекты социального знания неповторимы, не поддаются воспроизведению, нередко уникальны;
7) социально-гуманитарное знание целиком зависит от ценностей, наукой о которых и является философия;
8) абстракции и общие понятия в гуманитарном познании не отвергаются, но они здесь вспомогательные средства при описании индивидуальных явлений, а не самоцель, как в естествознании;
9) в социальном познании должен быть постоянный учет всех субъективных моментов;
10) если в естественных науках их единство обусловлено классической механикой, то в гуманитарном понятием «культура» [10, с. 175-189].
Исследуем более подробно проблему дифференциации объяснения и интерпретации как логикометодологических оснований теоретических моделей социальноисторического процесса.
В современной методологии истории практически неразработанным является вопрос о соотношении интерпретации и объяснения. Философский энциклопедический словарь трактует интерпретацию как фундаментальную операцию мышления, «придание смысла любым проявлениям духовной деятельности человека, объективированным в знаковой или чувственно-наглядной форме» [12, с. 220]. В этом определении представлено предельно широкое толкование процедуры интерпретации, не позволяющее раскрыть её специфику применительно к историческому моделированию.
Проблему усугубляет то, что интерпретация представляет собой процедуру осмысления информации и в некоторых функциональных аспектах выполняет функцию пояснения, близкую объяснению.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (58) 2013
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (58) 2013
Интерпретация часто реализует свои функции при помощи некоторых иных познавательных процедур (экспликации, доказательства, микрообъяснения). При этом использование познавательных результатов этих процедур в интерпретации не происходит путем их элементарного суммирования, ее специфика выражается в ряде собственных познавательных операций. Интерпретация исторического факта (закона, теории) предполагает выведение из него системы следствий (или рассмотрение его в качестве следствия определенных универсалий), позволяющих полнее осмыслить содержание этого факта (закона, теории).
На основании этого прослеживается следующая дифференциация процедур объяснения и интерпретации:
1) по цели: объяснение ориентируется на раскрытие сущности исторического явления, интерпретация на фиксацию определенных характеристик интерпретируемого в виде содержательной информации;
2) по способу функционирования: объяснение осуществляется путем соотнесения процесса существования и развития объекта с соответствующими историческими закономерностями, интерпретация способна реализоваться и другими способами, например, описанием (что в большинстве случаев и происходит при интерпретации исторических источников);
3) по гносеологическому статусу: историческое объяснение, особенно на начальных этапах своего эвристического становления, может иметь вариативный, правдоподобный характер, но в процессе восхождения к конкретному уровню исследования объяснение стремится к достоверности, достигнув которую не перестает оставаться именно объяснением; в противоположность этому, интерпретация всегда предполагает соответствующую степень вариативности, т.е. наличия возможности иных интерпретаций, лишившись этого, она теряет свой статус интерпретации.
Как видно из проведенного анализа, все исследовательские процедуры ориентированы на решение одной общей задачи, на достижение правильного понимания исследуемого исторического явления. Но средства и способы этого достижения у них различны.
Проблема дифференциации объяснения и понимания относится к дискуссионным в современной методологии. Многие западные философы обращались к пониманию при характеристике природы объяснения (Скрайвен, Вригт, Ноуэлл-Смит и др.). В отечественной научной литературе также имеются аналогичные подходы к этой проблеме. А.Л. Никифоров, например, полагает, что «объяснить некоторое явление значит, прежде всего, сделать его понятным» [8, с. 37]. Противоположной точки зрения придерживается Е.П. Никитин, который, указывая на индивидуально-психологический характер понимания и неопределенность его понятия, считает неверным связывать объяснение с пониманием [7, с. 7-8, 72-77].
В применении к историческому исследованию первый подход неизбежно ведет к преувеличению роли чисто телеологического объяснения и недооценке значения законов в данной процедуре. Второй же не учитывает в полной мере специфики объяснения социальных явлений, где понимание играет особо важную роль. Изучение примеров объяснений историками соответствующих социальных явлений, представленных в научной литературе, позволяет утверждать, что продуктивное объяснение всегда ведет к пониманию изучаемого явления. Понимание же, напротив, не вовсе не предполагает необходимость использования именно процедуры объяснения, т.к. может быть достигнуто при помощи применения других познавательных процедур, таких, например, как определение, экспликация, интерпретация и т.д.
Можно утверждать, что понимание по отношению к процедуре объяснения выступает:
а) как атрибутивная база реализации объяснительной процедуры, особенно в аспекте раскрытия мотивационно-целевого момента деятельности исторического субъекта;
б) как сопутствующая телеологическая ориентация процедуры объяснения, её опосредованный результат.
Для последующего рассмотрения гносеологического аспекта процедуры объяснения важно выяснить соотношение понимания и интерпретации в историческом исследовании. Данный вопрос почти не разработан в философии, вследствие чего даже в научной литературе эти понятия часто не дифференцируются, а сами термины используются на уровне обыденного словоупотребления. Не претендуя на полноту освещения проблемы, предложим некоторые возможные подходы к ее решению.
Раскрытию соотношения интерпретации и понимания препятствует эпистемологический парадокс, состоящий в том, что, исследуя исторический источник, а через него и соответствующий исторический факт или закон, историк вроде бы понимает его, но нет гарантии, что понимает адекватно, а не дает его произвольную интерпретацию, основанную на собственных представлениях и пристрастиях, тем самым подменяя понимание субъективной интерпретацией, не соответствующей реальному смыслу изучаемого исторического источника. В этой связи возникает вопрос - возможно ли классифицировать это как «понимание»?
В чём же состоит сущность «понимания»? В научной литературе широко представлена тенденция трактовки «понимания» как процесса и познавательного результата осмысления субъектом неизвестной информации, как интеграция этой информации в систему достоверного знания. Подобная трактовка свидетельствует о наличии фундаментальной общности интерпретации и понимания.
Возьмем для примера интерпретацию письменного исторического источника. Она может осуществляться по следующим основаниям:
1) через систему языковой реальности;
2) через раскрытие контекста источника;
3) через осмысление с позиции определенных мировоззренческих установок;
4) через восприятие на основе определенных психологических установок (эмоциональное приятие / неприятие информации, способность к сопереживанию).
Можно констатировать известное совпадение перечисленных методологических основ процесса интерпретации и понимания. Возникает вопрос: в чем же состоит их специфика?
Мы считаем, что главное эпистемологическое отличие интерпретации от понимания состоит в том, что интерпретация всегда предполагает возможность иных интерпретаций. Это выступает её атрибутивным качеством. В отличие от этого, понимание означает фиксацию достижения определенного знания, адекватного, в рамках доказанного, изучаемому предмету. В этом смысле понимание раскрывает должный уровень адекватности восприятия информации, заложенной в изучаемом тексте, и не предполагает наличия иных пониманий.
Безусловно, существуют различные степени адекватности понимания, но фиксация качественной характеристики результата этого процесса во всех случаях трактуется однозначно: субъект либо достиг уровня понимания, либо не достиг его.
Следует выделить такую важную методологическую особенность понимания, как отсутствие требования экстраполяции информационного содержания источника на язык иных концептуальных средств, не свойственных его автору. Напротив, понимание предполагает овладение языком тех концептуальных средств, которыми пользовался этот автор.
Обратимся к выяснению места и роли процедуры объяснения в теоретическом моделировании исторического процесса.
Нам представляется наиболее корректным подход к пониманию объяснения, предложенный одним из авторов (В.В. Балахонским) в его монографии «Объяснение истории: историко-философский, методологический и гносеологический аспекты» [3]. На его основании мы можем сформулировать следующее понимание объяснения. Историческое объяснение - это процедура раскрытия сущности изучаемого объекта социально-исторического процесса, методологической основой осуществления которой выступает выяснение закономерностей функционирования и развития этого объекта при условии учета конкретных возможностей реализации данных закономерностей в соответствующей исторической ситуации.
В таком понимании историческое объяснение выполняет одновременно и генерализирующие, и индивидуализирующие функции. Первые реализуются через закономерности-обобщения, вторые через положения о конкретных условиях системы объясняющих положений.
Процедура исторического объяснения подразделяется на две части:
1) описание объясняемого, в качестве которого в различных типах объяснений могут быть представлены исторические факты, законы либо теории, для изучения теоретической модели исторического процесса познавательным значением будут обладать только номологические и теориологические типы исторических объяснений (номологическое объяснение - это объяснение закона; теориологическое объяснение - это объяснение теории);
2) система объясняющих положений, состоящая из определенных закономерностей исторического процесса и описания условий их реализации в конкретной исторической ситуации.
Таким образом, важнейшими элементами, из которых состоит система процедуры объяснения, выступают факт и закон (факт как элемент объяснения представляет собой достоверное описание исторического события).
В разных типах объяснений соотношение факта и закона будет иным. Объясняемое фактологического объяснения будет представлено историческим фактом, номологического историческим законом, теориологического системой законов и фактов, их обосновывающих, образующих историческую теорию.
Аналогичные элементы составляют и систему объясняющих положений, но их связь иная. В системе объясняющих положений неизмеримо возрастает роль закона, который определяет характер использования исторических фактов. Факт в системе объясняющих положений выполняет вспомогательные функции по отношению к закону. Это проявляется в том, что факт конкретизирует действие исторического закона применительно к рассматриваемой исторической ситуации или событию.
Ряд исследователей считает, что факты являются единственными и достаточными элементами исторического объяснения. Так, В.Б. Александров, в своей монографии «Культура и историческое познание» пишет: «Причинное объяснение предполагает указание причины объясняемого события, т.е. иного события, отражаемого в рамках теории в виде факта» [1, с. 13]. Данная позиция исходит из того, что во многих исторических объяснениях отсутствует четкая формулировка используемых законов и складывается впечатление наличия в экспланансе одних фактов.
Нам представляется, что такая позиция некорректна, т.к. один факт сам по себе не может быть объяснением другого факта без раскрытия закономерной связи, объединяющей их. В ходе реальной истории одно событие, в строгом смысле, не является причиной другого события. Причиной здесь выступает закономерное развитие определенных элементов первого события, обеспечивающих процессуальность истории и обусловливающее сущность второго события. Вследствие этого объяснение истории обязательно требует раскрытия законосообразности хода событий, которая, в случае своей очевидности, может не фиксироваться историком в виде отдельных формулировок, но, присутствуя имплицитно, будет выполнять объяснительную функцию.
Главным аргументом противников существования в истории объективных законов является отсутствие в ней абсолютной повторяемости событий. Но абсолютная повторяемость отсутствует и в действиях законов природы. Так, физика знает общий закон падения тел, но в действительности
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (58) 2013
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (58) 2013
тела падают весьма не одинаковым образом, например, гиря и лист бумаги, пушинка, парашютист. Совершенно иные законы действуют на тело в условиях невесомости. Тем самым результаты реализации этого закона зависят от конкретных условий его протекания. То же самое происходит и с действием социальных законов, которые проявляются в сходных исторических ситуациях.
Эту особенность законов истории подчеркивает Б.Г. Могильницкий, который в своей работе «Введение в методологию истории» пишет, что исторические законы «для своей реализации нуждаются в определенных условиях, обеспечивающих наступление данной исторической ситуации и порождающего ее соответствующего ряда событий» [6, с. 43].
Конечно, само понятие закона в применении к историческому объяснению нуждается в серьезном уточнении и коррекции. Суть проблемы уже излагалась нами при анализе концепций западных и российских философов. В отечественной науке советского периода эта проблема нашла свою конкретизацию в дискуссии относительно существования специфических исторических законов. Особую остроту она приобрела в середине-конце 80-х - первой половине 90-х гг. ХХ в. Ход ее и некоторые аргументы сторон хорошо освещены в монографии Ю.В. Петрова «Практика и историческая наука» [9, с. 373-375]. Опираясь на исследование Ю.В. Петрова и собственный анализ дальнейшего хода дискуссии, рассмотрим и оценим позиции и аргументы сторон. Это представляется необходимым, поскольку однозначного завершения дискуссия не получила, а ее предмет является методологически значимым для нашего исследования.
В ходе дискуссии мнения философов сгруппировались вокруг двух противоположных позиций. Одна из них отрицала существование специфических исторических законов (Н. Ирибаджаков,
С. Попов, В.П. Рожин, Ю.В. Петров, В.Б. Александров и др.). Другая же, напротив, отстаивала специфичность конкретно-исторических законов (В.В. Балахонский, Н.А. Девяшин, А.В. Гулыга, А.Я. Гуревич, А.И. Уваров, Т.Д. Шакина, В.В. Косолапов, А.А. Порк, М.А. Барг, Б.Г. Могильницкий и др.).
Выдвинутые противниками существования исторических законов аргументы можно свести к трем основным.
1. Исторический закон это лишь конкретная форма проявления общесоциологического закона. Положения о конкретных условиях объясняющих положений служат для конкретизации социологических законов.
Не вызывает сомнения, что положения о конкретных условиях служат для конкретизации действия законов объясняющих положений объяснения, причем законов самого различного уровня. Однако нельзя не учитывать, что эти положения сами по себе выполняют определенные объяснительные функции, вследствие чего их наличие в этой системе не может служить аргументом против существования исторических законов.
Методологической ошибкой рассматриваемого положения, по нашему мнению, является отсутствие четкой дифференциации между «социологическими» и «социальными» законами. Все законы, действующие в обществе социальные, и в этом смысле исторические законы составляют подгруппу частных социальных законов. Социологические же законы включают в себя:
а) общие закономерности исторического процесса (в широком смысле этого термина), безотносительно к их конкретизации в определенных пространственно-временных параметрах;
б) законы специальных социологических теорий (культуры, труда, семьи и т.д.).
Можно согласиться с тем, что исторический закон это действительность, реальность общесоциологического закона истории, конкретная форма проявления последнего. Но данное положение вовсе не обосновывает вывод, отрицающий существование исторических законов. Как отмечает М.А.Барг, «...хотя собственно исторические закономерности формируются и на основе законов социологической структуры общества, они к ним не сводимы. Собственно историческая закономерность конкретнее, богаче, многообразнее» [4, с. 186].
Отличие исторического закона от социологического будет выражаться в степени абстрагирования от исторической реальности, конкретности, ретроспективности, степени проникновения в сущность.
2. Поскольку любой научный закон формулирует определенное отношение в границах той или иной человеческой деятельности (например, экономический закон отношения в экономической деятельности, политический закон отношения в сфере властных структур, организаций и проявлений их деятельности), а деятельности исторической, как деятельности особого вида, не существует, то не может существовать и особых исторических законов. Любая человеческая деятельность является исторической.
Действительно, история раскрывает процесс деятельности, ее предмет деятельность в ее конкретности, в ограниченных временных и пространственных рамках. Деятельность бывает экономической, политической, юридической, религиозной и т.д. В этом плане история специфическим образом синтезирует предметы изучения других общественных наук. Историческая закономерность охватывает не изолированные экономические, политические и т.п. отношения исторического события, а их взаимосвязь. В обществе не существует в чистом виде экономической, политической и т.п. деятельности, в реальном историческом процессе они очень тесно взаимосвязаны и взаимодетерминированы, что и находит свое конкретное выражение в исторических законах.
Возьмем следующий исторический закон: если в Европе Х в. король мог использовать в качестве военной силы мелких и средних аллодистов (или сходные слои населения), не находившихся ни в поземельной, ни в вассальной зависимости от феодальной знати, то это государство было более сильным в военном отношении и более сплоченным. В этом законе четко прослеживается связь между экономическими и политическими факторами исторического явления.
Таким образом, исторический закон раскрывает связь различных факторов исторического события в их конкретно-неповторимом виде.
3. Если допустить существование научных законов (логических конструкций), открываемых на уровне исторического метода исследования, то делается ненужным логический способ рассмотрения объекта, т.е. тем самым подрывается дифференциация исторического и логического методов исследования.
В этом аргументе представляется неправомерным отождествление исторического метода исследования, который применяется различными науками, с историей как наукой. В исторической науке используются оба метода - как исторический, так и логический. Только их реализация наполняет содержанием и смыслом любое историческое построение.
Было бы ошибкой абсолютно противопоставлять социологический закон историческому, отрывать один от другого. И тот, и другой раскрывают необходимые связи единого исторического процесса, но их функционирование в исторической реальности и эвристические задачи в исследовательской деятельности обладают определенной спецификой, что и дает возможность с полным основанием говорить о существовании исторических законов, являющихся предметом изучения исторической науки.
На основании анализа законов, используемых историками в процедурах объяснения, можно отметить некоторые специфические особенности «исторического закона»:
1) пространственно-временную определенность;
2) конкретность отражения исторической реальности, по сравнению с другими социальными законами;
3) отражение связи различных факторов исторического события или процесса;
4) статистический характер;
5) ретроспективность;
6) возрастание познавательной ценности исторического закона по мере конкретизации его проявления в процессе сужения пространственно-временных границ его действия (в противоположность этому познавательная ценность социологического закона возрастает при восхождении от локального уровня к всемирно-историческому);
7) отражение исторической действительности в терминах самой этой действительности, что достигается путем непосредственного анализа исторических источников.
Представляется перспективным проведение дифференциации исторических законов в соответствии со степенью присущей им обобщающей способности. По этому основанию законы подразделяются на метаисторические, отражающие связь факторов всемирноисторического процесса, и исторические, раскрывающие связь факторов исторической ситуации.
При объяснении исторических событий закономерная связь составляющих их элементов может выражаться не только в виде теоретических законов, но и в форме теоретических обобщений. Анализ научных работ историков позволяет констатировать наличие в них множества эмпирических закономерностей, лежащих в основе соответствующих объяснительных процедур.
По степени сложности эксплананса в методологии науки выделяют простое историческое объяснение, раскрывающее одну из сторон исследуемого явления (мотивы исторических субъектов, структуру, функции объекта и т.п.), и комбинированное объяснение, объединяющее в себе ряд простых [7, с. 107-108].
На наш взгляд, следует также различать однофакторное историческое объяснение, осуществляющееся путем соотнесения исторического явления с одним или несколькими одноуровневыми закономерностями системы объясняющих положений (например, законами исторической психологии личности), и полное объяснение, содержащее социальные законы различных уровней общности.
Подобная дифференциация представляется методологически важной для решения многих проблем, связанных с историческим объяснением. Она позволяет раскрыть несостоятельность противопоставления объяснения «через закон» объяснению «через мотив», дает возможность более четко проследить генезис достоверного знания в процессе объяснения, понять соотношение эмпирического и теоретического в объяснении истории, наглядно проявляющееся в процедуре полного объяснения.
Использование в однофакторном объяснении эмпирических закономерностей обусловливает эмпирический характер самого объяснения, но по мере восхождения к полному объяснению этот характер утрачивается. Полное историческое объяснение может содержать в системе объясняющих положений отдельные эмпирические обобщения, но в целом оно будет представлять собой теоретическую процедуру.
Обратимся к системообразующим принципам объяснения как исследовательской процедуры научного познания. Мы считаем, что можно выделить следующие основные принципы исторического объяснения:
1) соотнесение единичного (особенного) исторического явления с общими сущностными закономерностями, характерными как для данного явления, так и для других, сходных с ним явлений;
2) эквивалентность объясняющего объясняемому. В соответствии с этим принципом нельзя соотносить объясняемое более сложного вида объяснения с объясняющим менее сложного, например, объясняемое теориологического объяснения с объясняющим фактологического и т.п. Игнорирование этого принципа ведет к фальсификации истории и делает невозможным осуществление научной процедуры объяснения;
3) модельность. Этот принцип осуществляется путем составления и использования идеальной модели исторического явления объясняемого, которое непосредственно и подлежит соотнесению с объясняющим;
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (58) 2013
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (58) 2013
4) транзитивность систем объяснения. Данный принцип реализуется также в отношении полного объяснения к составляющим его однофакторным объяснениям. Суть его состоит в том, что вся система объяснения прямо или косвенно ориентирована на исследование начального объясняемого объекта, хотя каждое отдельное объяснение, входящее в данную систему, может иметь свой особый предмет. Кроме того, принцип транзитивности проявляется в сохранении и включении в процедуру последующих этапов объяснения основных элементов достоверного знания, полученных на предшествующих этапах.
Выявленные элементы и системообразующие принципы исторического объяснения позволяют более адекватно раскрыть его специфику. Опираясь на имеющиеся теоретические работы по данной теме, а также на анализ конкретных объяснительных процедур из научных трудов историков, представляется возможным выделить следующие основные особенности исторического объяснения.
1. Использование в системе объясняющих положений исторических закономерностей или исторического объяснительного обобщения. Привлечение историком, в плане конкретной познавательной задачи, законов различных внеисторических научных дисциплин не будет являться историческим объяснением в полном смысле этого слова.
Таково, например, объяснение ранней смерти Петра I из-за простудного заболевания, полученного во время петербургского наводнения. Историческим оно может стать лишь при своем развитии в системе объяснений данного явления, раскрыв исторические следствия этого события, т.е. поднявшись до уровня исторических закономерностей.
Следует различать «историческое объяснение», использующее в системе объясняющих положений исторические закономерности, и «объяснение в истории», т.е. применяющееся в истории (это может быть естественнонаучное объяснение, экономическое, религиозное и т.п.).
2. Атрибутивность генетического аспекта исторического объяснения. Анализ работ ученых-историков позволяет считать генетический аспект необходимым атрибутом исторического объяснения. В этом состоит одно из главных отличий исторического объяснения от объяснений естественных и технических наук.
Следует учесть, что в естественных и технических науках также применяются «исторические объяснения» как реализация исторического метода исследования, но, в отличие от истории, где генетический аспект входит в любой тип объяснения, естественные и технические науки ограничивают его применение лишь одним типом объяснения, обходясь во всех иных случаях без апелляции к данному аспекту.
Генетический аспект исторического объяснения с необходимостью проявляется в тенденции исследования объекта в его развитии, через историческую взаимосвязь явлений, а также в характерной особенности исторического закона отражать связь различных факторов исторического события.
3. Субстанциальность пространственно-временных параметров объяснения истории. Прежде чем охарактеризовать эту особенность объяснения, необходимо выяснить само содержание понятий «время» и «пространство» применительно к истории.
В научных работах по истории понятие «время» используется в двух главных аспектах:
1) событийно-хронологическом, состоящем в рассмотрении последовательно сменяющих друг друга событий в их фиксированной календарной соотнесенности (календарное время отражает систему условных величин, принятых людьми для удобства ориентации в смене событий);
2) процессуально-интенсивном, раскрывающем интенсивность взаимодействия факторов исторического процесса, характерный для него ритм жизни. Только ко второму процессуальноинтенсивному аспекту исторического времени применимо понятие «безвременье», означающее отсутствие социальных изменений в определенный период календарного времени.
Мы считаем, что указанные два аспекта понятия «историческое время» необходимо дополнить третьим, фиксирующим обобщенные характеристики всех форм жизнедеятельности социальных субъектов конкретной исторической ситуации или эпохи. Это понятие охватывает социальные отношения, обычаи, традиции, нравы, типичные черты социально-исторической психологии. Подобная трактовка нашла свое имплицитное отражение в языке, в словосочетаниях «во времена Ивана Грозного», «в старые времена», «он человек своего времени» и т.п., где подразумеваются именно такие обобщающие характеристики.
Если первые два аспекта исторического времени раскрывают преимущественно количественные характеристики исторического процесса, то субстанциально-определяющий аспект представляет собой его качественную меру. Во всех трех указанных аспектах учет временных параметров является неотъемлемой частью исторического объяснения, но можно констатировать возрастание значения третьего субстанциально-определяющего (термин «субстанциально-определяющее время» ввел в научный оборот В.В. Балахонский) аспекта в исторических объяснениях, по мере их восхождения от микро- к макроуровню, а также от фактологического к номологическому и, далее, к теориологическому виду объяснений. На уровне метаобъяснения истории применение понятия времени в этом аспекте будет преобладающим.
Историческое время всегда связано с логически ему соответствующим представлением об историческом пространстве, под которым понимается масштаб охвата действия исторического процесса.
Пространственно-временные параметры служат основой, позволяющей отбирать и формулировать все основные элементы эксплананса, а также реализовывать объединяющие их объяснительные принципы.
4. Наличие в структуре объяснения ценностного момента. Система объясняющих положений будет достоверно описывать объясняемое явление только при наличии двух типов суждения: фактологического или номологического, фиксирующих объективные связи вне их отношения к
субъективным потребностям, и аксиологического, устанавливающего ценностное содержание человеческой деятельности и отражающего отношение субъекта к объясняемому явлению.
Оценочное отношение к действительности имеет место при исследовании как явлений природы, так и общественных процессов. Но в историческом объяснении оно играет особо важную роль, т.к. объектом его являются общественные действия личностей, направленные на реализацию потребности. В отличие от исторического, естественнонаучное объяснение не содержит ценностный момент в качестве существенного элемента своей структуры.
Таким образом, можно констатировать, что историческое объяснение обладает четко выраженной спецификой по сравнению с аналогичными процедурами в других науках. Это не следует понимать как их противопоставление: историческое объяснение подчиняется общим принципам научного объяснения, но последние специфическим образом преломляются в сфере исторического познания.
Список литературы
1. Александров, В. Б. Культура и историческое познание. - Калинин: КГУ, 1986. - 79 с.
2. Балахонский, В. В. Актуальные проблемы методологии социального исследования // Актуальные проблемы социальной философии : материалы Международной научно-теоретической конференции. - СПб.: СПбУМВД России, 2005. - С. 7-13.
3. Балахонский, В. В. Объяснение истории: историко-философский, методологический и гносеологический аспекты. - СПб.: РГПУ, 1997. - 199 с.
4. Барг, М. А. Категории и методы исторической науки. - М.: Наука, 1984. - 342 с.
5. Дильтей, В. Построение исторического мира в науках о духе // Собрание сочинений: В 6 т. - Т. 3. М.: Три квадрата, 2004. - С. 18-73.
6. Могильницкий, Б. Г. Введение в методологию истории. - М.: Высшая школа, 1989. - 175 с.
7. Никитин, Е. П. Объяснение - функция науки. - М.: Наука, 1970. - 280 с.
8. Никифоров, А. Л. От формальной логики к истории науки. - М.: Наука, 1983. - 177 с.
9. Петров, Ю. В. Практика и историческая наука. Проблема субъекта и объекта в исторической науке. - Томск: ТГУ, 1981. - 421 с.
10. Риккерт, Г. Философия жизни. - Киев: Ника-Центр, 1998. - 346 с.
11. Стрельченко, В. И. Философия и педагогика // Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена. - 2002. - № 2. - С. 75-89.
12. Философский энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1983. - 839 с.
УДК 316.334. 3 С.А. Берзегова*
Особенности становления государственной службы в условиях модернизации России: региональное измерение
Понятие государственной службы подразумевает под собой процесс постоянного совершенствования институтов и организационной среды государственного управления. Один из приоритетов государственной политики на современном этапе - повышение профессионализма государственных служащих. Успешное осуществление реформы государственного управления предполагает решение сложных проблем коррупции и бюрократизма, поразивших нашу государственную службу. Представленный в статье эмпирический материал по проблемам государственной службы служит целям создания качественной системы функционирования специалистов-управленцев.
Ключевые слова: государственный служащий, государственное и муниципальное управление, административная реформа, государственный аппарат, кадровая политика, профессиональный уровень, повышение эффективности государственной службы, правовая культура.
S.A. Berzegova*. The specific of public service formation in the modernization of Russia: regional dimension. The concept of public service is meant by a process of continuous improvement of institutions and institutional environment of public administration. One of the priorities of the state policy at the present stage - professionalizing the civil service. Successful implementation of public administration reform suggests the solving complex problems of corruption and bureaucracy that have hit our public service at this stage. In the article the empirical material on the public service is the purpose of creating a quality system of specialist manager’s functioning.
Keywords: civil servant, state and municipal management, administrative reform, the state apparatus, personnel, professional level, improving the efficiency of public service, legal culture.
*Берзегова Саида Аслановна, аспирант кафедры философии и социологии Адыгейского государственного университета. E-mail: berzegova.saida@mail.ru, тел.: 8-918-223-15-55.
* Berzegova Saida Aslanovna, postgraduate student, Department of Philosophy and Sociology of Adyghe State University. E-mail: berzegova.saida@mail.ru, ph.: 8-918-223-15-55.
© Берзегова А.С., 2013
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (58) 2013
