CC BY
62
Г. Б. Котов
ПРОЦЕДУРА ПОДАЧИ ГОЛОСОВ
НА ЧЕШСКИХ ЗЕМСКИХ СЕЙМАХ XVI - НАЧАЛА XVII вв.
Значительные изменения в области теории и методологии, произошедшие в чешской историографии за последние полтора десятилетия, так или иначе затронули все направления исторических исследований, в том числе и изучение социальной истории Чешских земель в раннее Новое время. Наиболее зримо эти перемены отразились в усилении исследовательского интереса к элите сословного общества — дворянству. В послевоенный период в условиях жесткого идеологического диктата изучение дворянских сословий — панства и рыцарства — было возможно главным образом в тесной связи с квантитативной историей позднефеодального помещичьего хозяйства. С начала 1990-х гг. появилось большое количество исследований, посвященных различным аспектам жизни высших сословий в XVI - начале XVII вв. Под влиянием методов и подходов социальной и культурной антропологии внимание авторов сосредоточилось на изучении повседневности и менталитета разных слоев дворянства, панских и рыцарских резиденций и т. п. Другой характерной историографической тенденцией стало стремление к преодолению т. н. «богемоцентризма», активное обращение к компаративным методам при изучении различных проблем национальной истории (в том числе и нобилитета), стремление поместить чешский материал в широкий контекст экономической, социальной, политической истории центральноевропейского региона и всей Европы раннего Нового времени1.
Заметным событием последних лет стал выход фундаментальной монографии П. Мати «Мир чешской аристократии»2, в которой на богатом фактическом материале рассматриваются различные аспекты истории высшего дворянства Чехии XVI - XVII веков. Говоря о внутренней структуре панского и рыцарского сословий и внутрикорпоративных связях, исследователь отмечает, что они представляли собой замкнутые, иерархически организованные системы. В качестве основного критерия этой иерархии выступала знатность (иго7епо81:), кроме того, статус и положение особ определялись возрастом, личными привилегиями, земской или королевской должностью. Этот универсальный иерархический принцип соблюдался представителями дворянских сословий при проведении как публичных, так и приватных собраний.
Настоящим «смотром земской иерархии» становились земские сеймы и съезды. Эти сословные собрания, как и генеральные сеймы земель Чешской короны, играли особую роль в жизни чешского и моравского дворянства3. В системе «дуалистической» (т. е. сословно-представительской) монархии сеймы были именно теми институтами, посредством которых высшие сословия реализовывали свое право на участие в законодательной и управленческой деятельности вместе с королевской властью. Они же являлись главной ареной сословно-королевского противостояния на протяжении почти всей добе-логорской эпохи. Помимо этого сословные собрания имели большое социокультурное значение. Ангажированным и неангажированным в большой политике дворянам сеймы и съезды предоставляли еще одну возможность для социальной репрезентации и взаимных
© Г. Б. Котов, 2008
контактов, которые составляли основу стиля жизни чешской и моравской знати раннего Нового времени.
До воцарения Габсбургов система сословного представительства в Чехии имела, кроме земского и общекоронного, также региональный уровень. На крайских съездах дворянство и представители городов вырабатывали коллективное мнение по вопросам, выносившимся на обсуждение земских и генеральных сеймов, а также избирали депутатов, которые должны были представлять сословия края на собраниях более высокого уровня. После 1528 г., когда Фердинанд I запретил свободно проводить крайские съезды, габсбургские монархи прекратили практику их созыва. С этого времени в работе земского сейма теоретически мог участвовать любой представитель высших сословий, который был в состоянии нести расходы, связанные с более или менее длительным пребыванием в столице. Фактически участие в сеймовых заседаниях стало уделом небольшого числа панов и рыцарей, которые стремились к политической и социальной репрезентации или положение которых в «сословной общине» обязывало их к присутствию на этих собраниях. В среднем число участников земского сейма от высших сословий едва достигало ста особ.
Традиционно сейм начинался с оглашения королевской пропозиции, в которой формулировался вопрос или вопросы, по которым после обсуждения сословия должны были принять решения. Наивысший пражский бургграф, который обычно вел заседания сейма, первым высказывал свое мнение по содержанию пропозиции. После этого пропозиция обсуждалась раздельно, по куриям, каждая из которых, таким образом, располагала лишь одним голосом. При обсуждении в дворянских куриях первенство при подаче голосов имели наивысшие земские чиновники в порядке, соответствующем их рангу4, после них свое мнение высказывали советники трех основных судов королевства — земского, надворного и коморного, и лишь затем слово получали остальные паны или рыцари5. После этого сословия вновь собирались на совместное заседание, и спикер каждой курии сообщал ее решение наивысшему бургграфу.
Таким образом, процедура принятия решений на добелогорских чешских сеймах имеет мало общего с привычным нам понятием «голосование», поскольку окончательное решение на них принималось не на основании подсчета и сравнения количества голосов «за» или «против», но с учетом постепенно прояснявшегося в ходе опроса общего мнения. Как отмечает П. Матя, применительно к этой процедуре правильнее было бы говорить не о «голосовании», а о «соглашении» или «согласовании», поскольку те, кто разделял мнение бургграфа, чаще всего выражали свою позицию одной фразой “Бпаит Бе” («Согласен»). При таком способе формирования коллективного мнения (который, по наблюдению исследователя, господствовал не только на сейме, но и на заседаниях королевского совета и основных судов королевства) выступления тех, кто занимал первые места в сословной иерархии, имели намного больший вес, чем голоса остальных, которые практически не имели шансов ощутимо повлиять на принятие решений6.
В качестве примера исключительного влияния внутрикорпоративных иерархических отношений на процедуру выработки решений сеймами П. Матя приводит, в частности, «принятие» сословиями Чехии в качестве будущего короля эрцгерцога Фердинанда Шти-рийского в 1617 г. Придворные круги и деятели прогабсбургской партии в Вене и Праге осознавали, что стремление закрепить чешский престол за Фердинандом, прославившимся рекатолизаторскими начинаниями в своих наследственных владениях — Штирии и Карин-тии, неизбежно должно было натолкнуться на противодействие некатолических в основной своей массе сословий Чехии. Поэтому созыву чешского земского сейма7 предшествовала
большая подготовительная работа. Важные акции были проведены перед самым открытием сейма. Так, многие из прибывших в Прагу дворян были вызваны в Чешскую канцелярию якобы для консультации о выплате королевских долгов, где их посулами и угрозами склонили на сторону Фердинанда8. Утром 6 июня 1617 г., перед первым заседанием сейма, был созван совет всех наивысших чиновников и советников земского, надворного и коморного судов, на котором собравшимся было предложено высказать свое мнение по поводу еще не внесенной на сейм пропозиции. Почти все присутствующие, среди которых были и видные вожди оппозиции, продемонстрировали свою лояльность дому Габсбургов и одобрили содержание документа, в котором император предлагал сословиям принять (а не избрать) будущего чешского короля9.
После оглашения пропозиции на первом заседании сейма некатолические сословия собрались в Каролинуме. Не имея оснований отклонить кандидатуру Фердинанда, оппозиция, по-видимому, решила настаивать на праве свободного избрания монарха и требовать, чтобы окончательное решение вопроса о будущем короле было отложено. В качестве главного аргумента выступала неправомочность чешских сословий решать столь важное дело без участия представителей земель Короны. Обязанность публично заявить и обосновать точку зрения оппозиции была возложена на видного лютеранского политика графа Яхима Ондржея Шлика.
7 июня состоялось обсуждение и голосование по вопросу о «принятии» Фердинанда. По традиции процедура началась с речи наивысшего бургграфа. Адам из Штернберка воздал хвалу императорской заботе о мире, спокойствии и благополучии в королевстве и заявил, что считает «наилучшим и наиполезнейшим» принять и провозгласить Фердинанда Штирийского чешским королем и сразу же его короновать. К этому мнению присоединились почти все выступившие следом наивысшие земские чиновники и советники земского, надворного и коморного судов, кроме наивысшего Карлштейнского бургграфа Генриха Матиаса Турна и советника земского суда Лингарта Колоны из Фельса.
После выступлений наивысших чиновников и советников главных судов вопрос по обычаю должен был обсуждаться по куриям. Однако наивысший бургграф потребовал, чтобы каждый из присутствующих панов и рыцарей подал свой голос лично. В этой ситуации Я. О. Шлик не выполнил возложенную на него миссию — в своем выступлении он высказался за «принятие» Фердинанда. (Как сообщает В. Славата, перед заседанием 7 июня Шлик был вызван в Чешскую канцелярию, где получил «наставления» о том, как следует вести себя в ходе голосования10). В итоге все три сословия без возражений приняли эрцгерцога в качестве своего будущего короля.
Еще А. Гиндели отмечал, что расчет собравшихся в Каролинуме оппозиционных дворян строился именно на особенностях процедуры подачи голосов. К мнению Шлика должны были присоединиться менее ангажированные некатолические особы из числа панов, а мнение панства уже по традиции должны были разделить рыцарская и городская курии. С этим же был связан и выбор спикера: «душа оппозиции» Г. М. Турн как наивысший земский чиновник подавал свой голос индивидуально и уже не мог выступать от имени курии11. Таким образом, намеренно изменив традиционный порядок голосования, высокопоставленные сторонники Фердинанда нарушили замыслы оппозиции. Подобный прецедент имел место в октябре 1549 г., когда земский сейм утверждал новое Земское Уложение, закреплявшее те преимущества, которых добилась королевская власть в результате поражения сословного восстания 1547 г. Тогда наивысший бургграф также потребовал, чтобы голоса подавались не куриями, но отдельными особами. Применительно к этому
случаю Я. Панек отметил одну из самых слабых сторон «сословного строя»: панское и рыцарское сословия могли смело выступать против короля и его чиновников, поскольку как целое они оставались неуязвимыми для каких-либо санкций, «но отдельные паны и рыцари, если им нужно было лично рисковать, в большинстве предпочитали отойти на задний план»12. Можно предположить, что и в 1617 г. свою роль сыграли те же самые психологические установки сословных особ.
П. Матя в свою очередь видит в событиях 1617 г. закономерный результат политических изменений конца XVI - начала XVII вв.: после того как Г абсбургам удалось закрепить основные высшие земские должности и все судебные трибуналы за лояльными панами католического вероисповедания, почти сразу же возник «монопольный блок из двух-трех десятков особ», который был способен придавать заседаниям сейма необходимое для правительства направление и тем самым контролировать его. По определению П. Мати, «принятие» Фердинанда Штирийского в 1617 г. стало выражением «постепенной инструментализации» сословной иерархии Габсбургами, т. е. ее превращения в эффективный инструмент политики династии. «Ослабленная систематическим запугиванием» сословная оппозиция «не сумела противостоять почти единому фронту лояльных чиновников и советников судов, которые первыми должны были высказываться по предложению о принятии штирийского эрцгерцога на чешский королевский трон»13.
Таким образом, использование упомянутых выше особенностей формирования коллективного мнения в среде дворянских сословий лежало в основе «политических технологий» сословного общества второй половины XVI - начала XVII вв., которые использовались как династией, так и сословной оппозицией. При формировании организованного сопротивления на сеймах не последнюю роль играло положение ее сторонников в иерархии панского и рыцарского сословия. В свою очередь внутрикорпоративная иерархическая позиция во многом определяла и авторитетность того или иного сословного политика.
Многое из арсенала «политических технологий», отработанных продинастической партией, было принято на вооружение сословными лидерами в годы антигабсбургского Восстания 1618-1620 годов. Об этом, в частности, свидетельствует ход генерального сейма, проходившего в Праге с 23 июля по 31 августа 1619 г. На этом сейме, ставшем апогеем политической активности восставших сословий, была создана Конфедерация некатолических сословий земель Чешской короны, 100-статейный устав которой стал главным программным документом Восстания; чешские сословия низложили принятого ими же двумя годами ранее Фердинанда II и избрали нового чешского короля.
Среди претендентов на чешской корону (в качестве которых рассматривались также Карл-Эммануил Савойский, семиградский воевода Г абор Бетлен и князь Кристиан Ангальтский) наибольшие шансы быть избранными имели два имперских курфюрста Фридрих V Пфальцский и Иоганн Георг Саксонский. Пфальцская кандидатура изначально имела гораздо больше шансов на успех, поскольку политическое лидерство в руководящем органе Восстания — Директории принадлежало группе последователей Общины чешских братьев, конфессионального течения, тяготевшего к кальвинистскому Пфальцу. «Двигатель» пфальцской внешней политики Кристиан Ангальтский уже в первое десятилетие XVII в. установил тесные контакты с «братскими» аристократическими вождями в Чехии и Моравии14. Пфальцский двор начал проявлять интерес к чешской короне еще до Восстания; уже в ноябре — декабре 1618 г. пфальцские дипломаты и представители «братской» партии в Директории вели тайные переговоры и достигли соглашения о ее передаче Фридриху V15. Саксонское влияние в Чехии традиционно опиралось на многочисленных
лютеран и новоутраквистов лютеранского толка. Однако в отношении чешских событий саксонский двор занял скорее нейтральную позицию, избегая поддерживать мятежные сословия как на словах, так и на деле. С осени 1618 г. дрезденские дипломаты прилагали значительные усилия к организации т. н. «интерпозиции», т. е. мирных переговоров между императором Матиасом и восставшими сословиями при посредничестве имперских князей. Иоганн Георг, следуя традиционной для альбертинского дома лояльной политике по отношению к императору, предпочитал не замечать предложений чешской короны. В свою очередь его молчание истолковывалось вождями ориентированной на Саксонию лютеранской партии скорее как признак заинтересованности16.
О ходе выборов нового короля достаточно подробно сообщает П. Скала из Згорже17. На заседании 26 августа 1619 г. президент Директории Богухвал Берка из Дубе заявил о безотлагательной необходимости решить вопрос о новом короле и предложил Лин-гарту Колоне из Фельса первому высказать свое мнение по этому вопросу. В отсутствие Я. О. Шлика, который за несколько дней до этого был отправлен с посольством в Дрезден, и Г. М. Турна, находившегося на театре военных действий, Л. Колона, по-видимому, был самым заметным лютеранским политиком среди присутствовавших на сейме панов. Вероятно, он пытался отсрочить обсуждение вопроса о новом монархе или, по крайней мере, воздержаться от подачи первого голоса. Среди доводов, которые он привел, была и апелляция к «стародавнему обычаю, который всегда ранее прежде сохранялся, кроме того раза, когда король Фердинанд был избран королем, что каждое сословие по отдельности в отдельную палату сходилось, там достигало согласия по поводу своего голоса и лишь затем при полном собрании сословий с ним знакомило»18.
Ему ответил видный «братский» политик, один из организаторов майского переворота 1618 г., директор (впоследствии наивысший канцлер в недолго находившемся у власти «пфальцском» правительстве) Вацлав Вилем из Роупова. Он настаивал, что обсуждение кандидатуры нового монарха раздельно каждой курией только привело бы к «хаосу», «путанице» и «разногласиям». По его же данным, примеров подобной процедуры избрания монарха не обнаруживается, а все имеющиеся примеры из земских досок говорят о том, что «король должен быть избран живым голосом и открытыми выступлениями каждого отдельного сословия на общем собрании»19.
Пан из Фельса, как сообщает П. Скала, будучи «сражен» этим аргументом, снова взял слово и просил, чтобы собравшиеся не спешили со столь «трудным и основательным делом», но отложили его обсуждение до завтрашнего дня, «поскольку некоторые из сословий... еще находятся в дороге и смогут прибыть в пражские города только завтра»20. Однако участники заседания отклонили это предложение. Особенно активно и эмоционально выступал против всякой отсрочки все тот же Вацлав Вилем из Роупова, который в конце концов потребовал от Б. Берки неукоснительно придерживаться «привычного обычая» при сборе голосов. После пения псалмов сословия вновь приступили к обсуждению кандидатуры будущего короля и «директор сейма» вновь заявил, что первый голос «в соответствии с возложенной на него обязанностью» должен подать Л. Колона из Фельса. Последнему больше ничего не оставалось, как высказать свое мнение. Лютеранский военачальник высказался в пользу кандидатуры Иоганна Георга. Кроме него за саксонскую кандидатуру высказалось еще пятеро членов панской курии, тогда как Фридрих Пфальцский получил тридцать шесть голосов. После этого также на общем заседании сейма состоялось голосование рыцарской и городской курии, которые почти единогласно поддержали пфальцскую кандидатуру21.
Таким образом, в августе 1619 г., как и в июне 1617 г., избрание монарха проходило на общем заседании сейма, а не по куриям, путем персонального опроса всех присутствовавших дворян и делегатов городских общин. При этом стоявшие во главе анти-габсбургского лагеря радикалы выдавали подобную процедуру выборов за стародавний обычай. Вопреки традиции «директор сейма» не высказал свое мнение первым. Логика формирования коллективного мнения на сеймах и съездах требовала, чтобы первый голос был подан одним из сторонников пфальцского курфюрста, занимавшим видное место в сословной общине. Зачем же политически доминировавшим среди директоров сторонникам пфальцской кандидатуры понадобилось в буквальном смысле принуждать к подаче первого голоса Л. Колону, лютеранина, просаксонская позиция которого не вызывала сомнений?
Сообщения о земских сеймах и съездах, которые содержатся в труде П. Скалы, свидетельствуют о том, что и после переворота 23 мая 1618 г. члены земского правительства, назначенного еще императором Матиасом, и советники основных судов королевства формально продолжали сохранять свой высокий статус внутри сословной общины. Наивысшие земские чиновники, оставшиеся верными династии, хотя и не могли осуществлять свои функции, но при этом не лишились своих «передних» мест на сейме22. Решившись на полный разрыв с Габсбургами, руководители восстания были особенно внимательны к соблюдению обычаев и процедур, что должно было придавать происходившему легитимный характер.
Анализ сообщения П. Скалы наводит на мысль о том, что первенство среди присутствовавших на сейме представителей панского сословия было связано не с членством в Директории, но с их позицией в сословной иерархии до майского переворота 1618 г. Так, сразу же за Л. Колоной свое мнение о кандидатуре нового монарха высказал Карел Мрацкий. Этот пан не являлся членом корпуса директоров, однако занимал весьма высокое положение в иерархии своего сословия задолго до Восстания23. Представитель древнего панского рода Вацлав Вилем из Роупова выступал прежде гораздо более старшего и авторитетного В. Будовца из Будова, который был принят в панское сословие только в 1611 г. Вероятно, из всех присутствовавших на сейме панов советник земского суда Л. Колона из Фельса занимал самую высокую иерархическую позицию и его выступление первым имело принципиальное значение для соблюдения легитимной процедуры.
1 Об основных тенденциях изучения дворянства Чешских земель в 1990-е гг. см.: Büzek V Slechta raného novoveku v ceském dejepisectví devadesátych let // Aristokratické rezidence a dvory v raném novoveku / Ed. V. Büzek. Ceské Budejovice, 1999. (Opera historica 7). S. 5-28; Pánek J. Ceská a moravská aristokracie v dobe Adama II. z Hradce // Poslední páni z Hradce / Ed. V. Büzek. Ceské Budejovice, 1998. (Opera historica 6). S. 77-90; Idem. Slechta v rane novoveké Evrope z pohledu ceského a evropského bádání // Zivot na dvorech barokní slechty (1600-1750) / Ed. V. Büzek. Ceské Budejovice, 1996. (Opera historica 5). S. 19-45.
2 Mata P Svet ceské aristokracie (1500-1700). Praha, 2004.
3 О сословных собраниях в добелогорской Чехии см.: HnídekF. Snem cesky za Ferdinanda I // Sedmá zpráva vyrocní cís. král. státní reálky na Král. Vinohradech za skolní rok 1904-1905. Král. Vinohrady, 1905. S. 3-70; Vanecek V Tri druhu stavovskych shromázdení v ceském státe 16. století // Pravnehistorické studie. 1958. Roc. 4. S. 244-249; Maly K., Sivák F. Dejiny státu a prava v Ceskoslovensku. Praha, 1988. D. I. Do r.1918. S. 120-122; Pánek J. K snemovní politice Ferdinanda I. (Králüv pokus o manipulaci ceskych stávüv na generálním snemu v roce 1557) // Folia historica Bohemica (далее — FHB). 1980. Roc. 2. S. 209-249; Любавский М. К. История западных славян. 3-е изд. М., 2004. С. 215-220.
4 В добелогорской Чехии наивысшими земскими чиновниками считались наивысший Пражский бургграф, наивысший гофмистр, наивысший маршалек, наивысший коморник, наивысший земский судья, наивысший канцлер, наивысший дворский судья, наивысший писарь, подкоморжий, два Карлштейнских бургграфа (от панского и рыцарского сословий) и бургграф Градецкого края (Maly K., Sivák F. Op. cit. S. 123-124).
5 О такой последовательности пишет в своей работе П. Матя (Mata P. Op. cit. S. 54). Однако рассматриваемые ниже свидетельства о ходе сейма 1617 года наводят на мысль о том, что этот порядок, вероятно, не всегда соблюдался. Тогда наивысшие земские чиновники и советники главных судов королевства высказали свое мнение о содержании пропозиции сразу за наивысшим бургграфом, и только затем начался опрос участников сейма по куриям.
6 Mata P. Op. cit. S. 56.
7 Основными источниками информации о ходе сейма 1617 года традиционно являются сочинения двух современников событий — протестантского историка Павла Скалы из Згорже и одного из лидеров прогабсбургской партии Вилема Славаты (Skála ze Zhore P Historie ceská od r.1602 do r.1623 / K vyd. upravil K. Tieftrunk. Praha, 1866. D. II. S. 27-32; Slavata V Paméti nejvyssího kanclére kralovství ceského Vílema hrabéte Slavaty etc. / K vyd. upravil J. Jirecek. Praha, 1868. D. II. S. 151-155; 258-279). Я. П. Кучера, наиболее последовательно пытавшийся восстановить ход этого сословного собрания, ориентируется главным образом на фактографию В. Славаты (Kucera J. P. Stavovská opozice v Cechách a volba Ferdinanda Styrského ceskym králem // Studia comeniana et historica. Roc. 14. c. 28. 1984. S. 5-42).
8 Skála ze Zhore P Historie ceská od r.1602... S. 27-28. Информация о подобных вызовах в Чешскую канцелярию подтверждается донесениями испанского посланника Оньяте от 5 июня 1617 г. (Kucera J. P. Op. cit. S. 37, прим. 51).
9 Slavata V Op. cit. S. 258-261.
10 Ibid. S. 271-273.
11 GindelyA. Déjiny ceského povstání l. 1618. Praha, 1870. D. I. S. 137-138.
12 Pánek J. Poslední Rozmberkové: Velmozi ceské Renesance. Praha, 1989. S. 88.
13 Mata P. Op. cit. S. 56-57.
14 О контактах Кристиана Ангальтского с сословными вождями габсбургских земель см.: Hulec O. Konspiracní charakter predbélohorské protestantské opozice // Jihocesky sborník historicky (далее — JSH). 1961. Roc. 30. c. 3-4. S. 97-102; Idem. Politická cinnost Petra Voka z Rozmberka // JSH. 1968. Roc. 37. c. 3. S. 143-145; Pánek J. Poslední Rozmberkové. S. 313-318.
15 Об активности пфальцской дипломатии в первые месяцы чешского Восстания см.: Gindely A. Op. cit. S. 291-296.
16 О саксонской политике в отношении чешского Восстания 1618-1619 годов см.: BartecekI. Saská politika a ceské stavovské povstání (kvéten 1618 — srpen 1619) // Sborník historicky. 1984. Roc. 30. S. 13—47; Idem. Vyhlídky saské kandi-datury na cesky trun roku 1619 // FHB. 1985. Roc. 8. S. 89-107.
17 Skála ze Zhore P Historie ceská od r.1602... Pr., 1867. D. III. S. 286-298; Idem. Historie ceská. Od defenestrace k Bílé hore / K vyd. pripravil J. Janacek. Praha, 1984. S. 191-203.
18 Skála ze Zhore P. Historie ceská. Od defenestrace... S. 191.
19 Ibid.
20 Ibid.
21 Как сообщает П. Скала, в пользу саксонского курфюрста высказался только директор от рыцарского сословия Фридрих из Биле (Skála ze Zhore P. Historie ceská od r.1602... S. 201).
22 Об этом свидетельствует рассказ П. Скалы об акции, предпринятой наивысшим гофмистром Адамом-младшим из Вальдштейна на «варфаломеевском» сейме в августе 1618 г. (Skála ze Zhore P. Historie ceská od r.1602... S. 360-364).
23 О высоком статусе К. Мрацкого в иерархии панского сословия свидетельствуют списки особ, участвовавших в сеймовых «реляциях» 1600 и 1604 годов (Snémy ceské od léta 1526 az po nasi dobu.. Praha, 1900. D. X (1600-1604). № 23, 25). «Реляция» — завершавшая каждый сейм торжественная процедура внесения его постановлений в «земские доски» (особые книги, являвшиеся собранием публично- и частноправовых актов, касавшихся земских дел). Списки «реляторов», как отмечает П. Матя, ярко демонстрируют вертикальную организацию сословий Чехии, как и то, насколько заботливо оберегался этот порядок. (Mata P. Op. cit. S. 54).
