CC BY
99
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА
Н.В. Галяшин*
Процедура использования свидетельских показаний в Уставе уголовного судопроизводства Российской империи и производные доказательства в современном уголовно-процессуальном праве**
Аннотация. Предметом исследования является процедура использования свидетельских показаний в Уставе уголовного судопроизводства Российской империи 1864 г. в сравнении с использованием института производных доказательств в современном российском уголовно-процессуальном праве. Автор дает сравнительно-правовой анализ дореволюционного опыта и современных правовых норм, регулирующих правовой статус свидетеля и доказательственное значение свидетельских показаний, сообщаемых со ссылкой на иные источники, а также других производных доказательств с опорой на англосаксонскую модель оценки показаний с «чужих слов». В процессе исследования использовались познавательные процедуры системного анализа, комплексного и целостного подхода к рассматриваемой проблеме, а также методы сравнительно-правового и исторического анализа. Были изучены труды российских и зарубежных ученых по исследуемой проблеме, обобщено состояние исследуемой проблемы в специальной литературе. Методологическую основу исследования составил диалектический метод научного познания, позволяющий выяснить содержание основных принципов познания исследуемой проблемы, а также фундаментальные положения уголовно-процессуальной науки, относящейся к проблематике данной статьи. Научная новизна заключается в комплексном подходе к разработке проблем института производных доказательств в российском уголовном судопроизводстве с опорой на исторический и международный опыт. Автором сделаны следующие выводы: (1) в настоящее время в теории и практике уголовного процесса отсутствует единый системный подход к оценке производных доказательств и проверке сведений, полученных «с чужих слов»; (2) нормы в п. 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ и ч. 2 ст. 79 УПК РФ нуждаются в существенной доработке, в том числе с применением дореволюционного опыта; (3) при комплексном анализе процедуры оценки производных доказательств (показаний с чужих слов) необходимо также обратить внимание и на законодательство стран ближнего и дальнего зарубежья, в том числе на правила англосаксонской модели оценки производных доказательств.
Ключевые слова: производные доказательства, hearsay, Устав уголовного судопроизводства, англо-саксонское право, свидетельские показания, Римский статут, Федеральные правила доказывания, ЕСПЧ, закон уголовного судопроизводства, состязательность сторон.
Ксередине XIX в. в российском судопроизводстве назрела существенная потребность в оптимизации, вызванная громоздкостью судебной системы, разрозненностью источников права, отсутствием единых законодательных норм, регулирующих в том числе и
процессуальную деятельность. Благодаря интенсивной работе комиссии по подготовке проектов будущих первых самостоятельных кодифицированных источников уголовно-процессуального права, в отечественном законодательстве всего за одиннадцать месяцев были созданы Судебные
© Галяшин Н.В., 2014
* Галяшин Николай Викторович — аспирант кафедры уголовно-процессуального права Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА). [[email protected]]
123995, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, д. 9.
** Материалы международной научно-практической конференции «Уголовное судопроизводство: история и современность», посвященной 150-летию Устава уголовного судопроизводства Российской империи.
Актуальные проблемы уголовного процесса
уставы. 20 ноября 1864 г. они были утверждены и вслед за тем обнародованы. Вместо изрядно устаревших, отмененных прежних Уставов, были учреждены: Устав гражданского судопроизводства, Устав уголовного судопроизводства, Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, Учреждение судебных установлений.
Устав уголовного судопроизводства 1864 г. предусматривал три вида судебного производства по уголовному преследованию: обычное, сокращенное и более сложное — производство в суде первой инстанции с участием присяжных заседателей. Основанием разграничения судебных производств по степени сложности процессуальных форм служат характер и степень тяжести преступления, а также категория дел, рассмотрение которых возможно судом с участием сословных представителей и судом с участием присяжных заседателей1.
Кроме того, Устав уголовного судопроизводства (далее — УУС) содержал новеллы права, регулирующие рассмотрение уголовных дел судом первой инстанции, в том числе регулирующие правовой статус свидетеля и процедуру использования свидетельских показаний.
В частности, ст. 718 УУС предписывала, что допрос начинается предложением свидетелю рассказать все, что ему известно по делу, не примешивая обстоятельств посторонних и не повторяя слухов, не известно от кого исходящих. В соответствии со ст. 721 УУС, каждая сторона имеет право предложить свидетелю вопросы не только о том, что он видел или слышал, но также и о тех обстоятельствах, которые доказывают, что он не мог показанного им ни видеть, ни слышать, или, по крайней мере, не мог видеть или слышать так, как о том свидетельствует. Ст. 726 УУС гласила, что каждый свидетель может быть передопрошен в присутствии других свидетелей или поставлен с ними на очную ставку, но без повторения присяги.
Таким образом, свидетелем являлось лицо, которое обладало надежными сведениями по рассматриваемому уголовному делу, причем свидетель был обязан сообщить суду именно о тех обстоятельствах, очевидцем которых он являлся, не используя сведений, полученных от других лиц либо слухи.
Кроме того, некоторые дореволюционные ученые, анализируя положения, УУС отмечали, что даже «собственное признание, записанное в протоколе дознания или следователя как несудебное, не может быть допущено на суде ввиду того, что собственное признание только тогда влечет процессуальные последствия (устранение судебного следствия), когда оно дано на суде», «следует признать, что в нашем процессе можно считать судебным признанием лишь то, которое
дано перед судебной властью, на суде»2. Следовательно, даже признание обвиняемого, данное им не перед судом, не могло расцениваться как доказательство по уголовному делу.
В современном российском уголовном судопроизводстве данное правило трансформировалось в небольшое упоминание в п. 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ: «К недопустимым доказательствам относятся показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности», а также в ч. 2 ст. 79 УПК РФ: «свидетель может быть допрошен о любых относящихся к уголовному делу обстоятельствах, в том числе о личности обвиняемого, потерпевшего и своих взаимоотношениях с ними и другими свидетелями».
Представляется, что данные нормы нуждаются в существенной доработке, в том числе с применением дореволюционного опыта, в связи со следующим.
Практика использования в российском уголовном судопроизводстве производных доказательств показывает, что в настоящее время отсутствует единый системный подход к оценке производных доказательств и проверке сведений, полученных «с чужих слов».
В теории и на практике существует несколько подходов к оценке подобного рода доказательств: одни исследователи считают такие доказательства недостоверными, так как они могут искажать фактические данные, содержащиеся в первичных доказательствах. Другие полагают их вовсе недопустимыми, поскольку не может быть надежно проверен источник осведомленности лиц, которые не были непосредственными очевидцами, однако сообщают сведения, полученные с чужих слов. В частности, в кассационном определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 30 июня 2010 г. № 81-О10-62, указывается, что показания свидетеля К., которые в судебном заседании не оглашались и не исследовались, не могли сыграть решающую роль в установлении вины осужденных в совершенных преступлениях, поскольку К. не был непосредственным свидетелем преступлений. К. на предварительном следствии пояснял, что слышал о преступной деятельности лиц от других людей. Таким образом, показания К. являются показаниями с чужих слов и относятся к числу производных доказательств, которые не имеют самостоятельного доказательственного значения в отсутствие первичных доказательств, чьей копией они являются. Третья группа исследователей, напротив, считает, что производные доказательства помогают выявлять и проверять первичные доказательства, однако они должны отвечать формальным требованиям п. 2
1 См.: Якушева Т.В. Дифференциация судебного производства (по Уставу уголовного судопроизводства 1864 г.) // Известия АлтГУ 2010. № 2/1 (66). С. 283-285.
2 Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. Части общая и особенная. 3-е изд. СПб., 1910. С. XXV и 287.
Н.В. Галяшин
ч. 2 ст. 75 УПК РФ3. Нередко такой же подход используют и российские суды, указывая на то, что уголовно-процессуальный закон не содержит положений о преимуществах одних доказательств перед другими, не делит их по значимости на «первоначальные» и «производные от первоначальных», а предписывает оценивать доказательства с точки зрения относимо-сти, допустимости, достоверности, а все собранные доказательства в совокупности — достаточности для разрешения уголовного дела. Показания свидетеля Г. об обстоятельствах происшествия, известных ему со слов осужденных, данные им на предварительном следствии и в судебном заседании, являются допустимыми доказательствами, так как они получены с соблюдением норм УПК РФ4.
Очевидно, что в силу развиваемой мировым опытом тенденции использования объективных и надежных доказательств, показания, полученные с чужих слов, по общему правилу, если источник осведомленности не может быть установлен, не могут быть признаны доказательствами, отвечающими требованиям действующего уголовно-процессуального законодательства.
Дача свидетелем в судебном заседании показаний о фактах и обстоятельствах, непосредственным очевидцем которых он не являлся, фактически лишает сторону защиты права на «перекрестный» (с учетом правил допроса действующего УПК РФ) допрос выступающего свидетеля (ввиду того, что его знания о фактах и обстоятельствах ограничены), а также лишает стороны права на допрос свидетеля (потерпевшего), являющегося источником первоначальных сведений.
В то же время дополнение правил допроса действующего УПК РФ нормой о том, что каждая сторона имеет право предложить свидетелю вопросы не только о том, что он видел или слышал, но также и о тех обстоятельствах, которые доказывают, что он не мог показанного им ни видеть, ни слышать, или, по крайней мере, не мог видеть или слышать так, как о том свидетельствует, могло бы существенно расширить состязательность сторон, приблизив действующую процедуру к перекрестному допросу.
В этой связи нужно отметить, что российская практика судопроизводства идет по пути критической оценки показаний свидетеля, если они не подтверждаются объективной возможностью того, что он действительно мог видеть то, о чем свидетельствует. Так, например, в деле по обвинению о нападении с причинением тяжких телесных повреждений был допрошен свидетель М., который показал, что он видел лицо нападавшего на потерпевшего из окна 7-го этажа дома, расположенного недалеко от
места происшествия, находящегося на расстоянии свыше 200 метров от него в вечернее время суток при пасмурной погоде. При этом свидетель не смог описать детали одежды, но уверенно утверждал, что это был гражданин Л. Свидетель уверенно говорил о том, что он узнал именно Л. после того, как на следующее утро после нападения он встретил потерпевшего, который ему сказал, что вчера на него напал именно Л., поэтому свидетель считает, что он видел именно Л. Оценивая критически показания свидетеля, суд в приговоре указал, что он не мог из окна своей квартиры на таком расстоянии видеть лицо нападавшего и идентифицировать его как Л., и потому оценивает показания свидетеля как полученные с чужих слов — со слов потерпевшего.
Заметим, что право стороны защиты на перекрестный допрос свидетеля предусмотрено многими международно-правовыми актами, устанавливающими стандарты справедливого уголовного судопроизводства, которые предполагают состязательную структуру судебного допроса, проведение прямого и перекрестного допросов. Лишение стороны защиты данного права влечет нарушение Конвенции о защите прав человека и основных свобод (подп. «&» п. 3 ст. 6), Международного пакта о гражданских и политических правах (подп. «е» п. 3 ст. 14). Проведение перекрестного допроса закреплено и в «Правилах процедуры и доказывания», применяемых всеми органами международной уголовной юстиции, действующими на основании Римского статута Международного уголовного суда5.
В то же время категорический запрет использования показаний, полученных с чужих слов в качестве производных доказательств, может лишить суд в ряде случаев важных сведений, если из первоисточника их получить невозможно (например, в случае смерти очевидца происшествия). В ряде случаев фактические данные, содержащиеся в сведениях, полученных с чужих слов, приобретают ключевое значение, в частности, если утрачено первоначальное доказательство.
Проиллюстрируем данное положение примером из судебной практики. В правоохранительные органы обратился гражданин К., который заявил, что он является свидетелем того, что 10 лет назад А. совершил убийство Б. по заказу С., который на свои деньги приобрел огнестрельное оружие для совершения убийства. Данные обстоятельства К. стали известны со слов исполнителя убийства, который к данному моменту скончался. Для проверки данных показаний было проведено следственное действие — проверка показаний на месте. К. в подтверждение своих слов показал место, где со слов исполнителя убийства было закопано оружие.
3 См.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РФ (постатейный). 6-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. И.Л. Петрухин. М., 2008.
4 Кассационное определение Судебной коллегии по уго-
ловным делам Верховного Суда РФ от 17 февраля 2011 г. № 66-О11-3 // СПС «КонсультантПлюс».
5 Римский статут Международного уголовного суда. Принят в г. Риме 17.07.1998 Дипломатической конференцией полномочных представителей под эгидой ООН по учреждению Международного уголовного суда. Российской Федерацией по состоянию на 10.01.2014 ратифицирован не был.
Актуальные проблемы уголовного процесса
В результате проверки показаний на месте действительно было найдено орудие преступления. В ходе иных следственных действий нашли свое подтверждение и другие сведения, сообщенные свидетелем, которые ему стали известны с чужих слов, но могли быть проверены.
По другому уголовному делу следователь К. был обвинен в совершении преступления по ч. 4 ст. 159 УК РФ.
По версии защиты, адвокат вымогал у N деньги за прекращение в отношение него дела в связи с амнистией, используя имя следователя. Следователь в разговорах с N или адвокатом никаких требований о передаче денежных средств или условий прекращения уголовного дела не высказывал. Однако в разговорах между адвокатом и N адвокат говорил, что он, якобы, действует от имени следователя. Адвокат был задержан с поличным при получении денег от N, при этом заявил, что эти деньги он должен был отдать следователю. Следователь свою вину не признал, но суд вынес в отношении него приговор, основываясь только на показаниях адвоката и фонограмме, согласно которой адвокат звонил и договаривался о встрече.
Однако, по мнению защиты, в лингвистической и паралингвистической (интонационной) составляющих разговоров, записанных на фонограммах, нет признаков того, что следователь был осведомлен о намерении адвоката получить от N денежные средства за назначение ему по результатам рассмотрения уголовного дела районным судом наказания, не связанного с лишением свободы. В разговорах с N адвокат использовал факт своего знакомства со следователем для формирования у N мнения о том, что следователь, якобы, осведомлен о ведущихся адвокатом переговорах с N относительно денег.
В этой связи на примере действующей англосаксонской модели применения правила о показаниях с чужих слов (hearsay) необходимо рассмотреть сущность, понятие и виды производных доказательств, используемых в российском уголовном процессе, сделав упор на комплексный подход к их оценке через призму принципиальной возможности проверки сведений, полученных «с чужих слов», в рамках гласного судопроизводства.
Для этого проанализируем англосаксонскую модель (hearsay), основанную на принципе запрета использования показаний «с чужих слов» в качестве доказательств по уголовным делам, однако предусматривающую экстраординарный механизм трансформации таких показаний в доказательства при условии соблюдения определенной процессуальной формы и обоснованной необходимости допустимости такой трансформации.
Так, например, в соответствии со ст. VIII «Федеральных правил о доказательствах Соединенных Штатов Америки» показания с чужих слов являются недопустимыми доказательствами, если иное не предусмотрено данными пра-
вилами или иными правилами, принимаемыми Верховным Судом в соответствии с его нормот-ворческой компетенцией, а также актами Конгресса6. Вместе с тем «Федеральные правила о доказательствах» содержат исключение из общего правила о недопустимости «показаний с чужих слов», в частности в Правилах «803. Exceptions to the Rule Against Hearsay — Regardless of Whether the Déclarant Is Available as a Witness» («Исключения из правил о показаниях с чужих слов; Возможность отсутствия заявителя») и «804. Hearsay Exceptions; Declarant Unavailable» («Исключения из правил о показаниях с чужих слов; Невозможность вызвать в суд заявителя»).
Правило 803 построено на теории, что при соответствующих обстоятельствах показания с чужих слов могут обладать косвенными гарантиями надежности, достаточными для оправдания.
В соответствии с Правилом 804, использование показаний с чужих слов также допустимо и в случае невозможности вызова в суд свидетеля, обладающего исходными сведениями, в связи с рядом различных обстоятельств, будь то отказ от дачи показаний по предмету заявления, несмотря на распоряжение суда сделать это, наличие свидетельского иммунитета или же невозможность присутствовать или давать показания ввиду смерти или имевшегося в тот момент физического или психического заболевания или нездоровья.
Специфика уголовно-процессуального права Великобритании заключается в том, что основным критерием оценки доказательства для признания того или иного доказательства допустимым являются внутренние качества самого доказательства, его способность доказывать обстоятельства, подлежащие установлению в ходе судебного разбирательства, поскольку целью доказательственного права Великобритании являлось создание таких правил, которые бы не допустили в процесс «сомнительные доказательства».
Джон Генри Вигмор правило против показаний понаслышке («с чужих слов») называет правилом, наиболее полно характеризующим англо-американское доказательственное право, правилом, которое может быть оценено почти так же, как суд присяжных, в качестве величайшего вклада как в сугубо практические правовые системы, так и в процессуальные средства, признанные во всем мире7.
В частности, Закон Великобритании об уголовном судопроизводстве 2003 г.8 в п. 1 ст. 114 содержит условия допустимости производных доказательств (hearsay). В частности, им установлено, что
6 Официальный текст Federal Rules of Evidence (по состоянию на 1 декабря 2013 г.). URL: http://www.law.cornell.edu/ rules/fre
7 Цит. по: McCormick Ch.T., Strong J.W. Broun K. et al. Mc-Cormick on evidence. 5th ed. Minn., 1999.
8 Официальный текст Criminal Justice Act 2003 см.: URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2003/44/contents
Н.В. Галяшин
при осуществлении уголовного судопроизводства утверждение, которое не заявлено непосредственно устно в процессе, допустимо в качестве доказательства только в 4 случаях: (1) это допускается одним из положений гл. 2 Закона либо положением иного закона; (2) это допускается нормой раздела 118 Закона об уголовном судопроизводстве 2003 г.; (3) все участники процесса согласны с тем, чтобы оно было применимо; (4) суд решил, что признание его допустимым необходимо в интересах правосудия.
Закон выделяет две формы hearsay — заявление (statement) и утверждение о факте (matter stated), разграничивая их. Так, заявлением признается любое представление факта или мнения, сделанное лицом при помощи любых способов и средств, например, в форме словесного портрета, описания, составления фоторобота или в иной изобразительной форме. Утверждение о факте же имеет своей особенностью то, что лицо, делающее такое утверждение, имеет своей главной целью или одной из целей:
1) убедить другого человека в существовании утверждаемого факта;
2) побудить лицо действовать в соответствии с утверждаемым фактом.
В практике Европейского Суда по правам человека в части соответствия процедуры использования производных показаний п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод выработано правило, согласно которому даже если показания с чужих слов являлись единственным или решающим доказательством против обвиняемого, его принятие в качестве доказательства не является автоматическим нарушением данного пункта Конвенции9.
Кроме того, при комплексном анализе процедуры оценки производных доказательств (показаний с чужих слов) необходимо также обратить внимание и на законодательство стран ближнего
зарубежья. В частности, ст. 97 УПК Украины от 13 апреля 2012 г. прямо предусматривает определенные правила оценки показаний с чужих слов. Так, показанием с чужих слов является высказывание, осуществленное в устной, письменной или другой форме относительно определенного факта, которое основывается на объяснении другого лица.
В ч. 7 ст. 97 УПК Украины сформулировано правило, согласно которому не могут быть признаны допустимым доказательством показания с чужих слов, если они даются следователем, прокурором, сотрудником оперативного подразделения или другим лицом относительно объяснений лиц, предоставленных следователю, прокурору или сотруднику оперативного подразделения во время осуществления ими уголовного производства.
По нашему мнению, данное правило необходимо закрепить в законодательстве РФ, поскольку следователи нередко злоупотребляют положениями п. 3 ч. 1 ст. 38 УПК РФ и допрашивают на предварительном следствии в качестве свидетелей как оперативных работников, которые осуществляли задержание подозреваемого, участвовали в проведении оперативно-розыскных мероприятий, опросе потерпевшего, так и психологов, педагогов, которые сообщали сведения о поведении лица на допросе. В дальнейшем данные показания используются в качестве доказательств обвинения и ложатся в основу обвинительного приговора.
Таким образом, в связи с тем, что в новейшей правоприменительной практике сложилась тенденция к использованию следствием производных доказательств, в частности, показаний свидетелей-неочевидцев, данных со слов потерпевшего или иного участника процесса, а действующие нормы УПК РФ содержат лишь формальные критерии оценки подобных доказательства, представляется необходимым дальнейшее совершенствование УПК РФ в этой области.
Библиография:
1. Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. Части общая и особенная. 3-е изд. СПб., 1910. 440 с.
2. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РФ (постатейный). 6-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. И.Л. Петрухин. М., 2008. 433 с.
3. Якушева Т.В. Дифференциация судебного производства (по Уставу уголовного судопроизводства 1864 г.) // Известия АлтГУ. 2010. № 2/1 (66). С. 283-285.
References (transliteration):
1. Vladimirov L.E. Uchenie ob ugolovnykh dokazatel'stvakh. Chasti obshchaya i osobennaya. 3-e izd. SPb., 1910. 440 s.
2. Kommentarii k Ugolovno-protsessual'nomu kodeksu RF (postateinyi). 6-e izd., pererab. i dop. / otv. red. I.L. Pe-trukhin. M., 2008. 433 s.
3. Yakusheva TV. Differentsiatsiya sudebnogo proizvodstva (po Ustavu ugolovnogo sudoproizvodstva 1864 g.) // Izvestiya AltGU. 2010. № 2/1 (66). S. 283-285.
Материал поступил в редакцию 21 февраля 2014 г.
9 Постановление Европейского Суда по правам человека от 15 декабря 2011 г. по делу «Аль-Хавайя и Тахири (Al-Khawaja and Tahery) против Соединенного Королевства» (жалобы № 26766/05 и 22228/06).
