CC BY
236
A. H. Зиневич
ПРОТОПОП АВВАКУМ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ М. А. ВОЛОШИНА
ALLA N. ZINEVITCH
PROTOPOPE AVVAKUM IN AN INTERPRETATION OF MAXIMILIAN A. VOLOSHIN
Алла Николаевна Зиневич
Аспирант Института русской литературы (Пушкинский дом) Российской академии наук ► dworchudes@yandex.ru
В статье рассматриваются особенности рецепции русским символистом М. А. Волошиным литературного наследия одного из лидеров старообрядчества. Исследуется история создания поэмы «Протопоп Аввакум», для чего проанализирован характер помет Волошина на экземпляре «Жития» протопопа и проведено сравнение печатной редакции поэмы с черновым вариантом из творческой тетради. Также освещается использование образа Аввакума в других произведениях Волошина и влияние личности этого старообрядца на творческое самоопределение символиста как поэта-пророка.
Ключевые слова: старообрядчество, символизм, жития святых, рецепция, поэт-пророк.
This article is aimed at analyzing the Russian symbolist Maximilian A. Voloshin's reception of the literary heritage of an Old Belief leader. The history of creation of the poem «Protopope Avvakum» is researched and thus Voloshins' notes in the margin of his copy of «The Life of Protopope Avvakum» have been investigated. The printed version of the poem is compared with a draft in his rough notebook. Avvakum as a character of other Voloshins' texts and the influence of this Old Believer's personality on symbolist's self-determination as a poet-prophet are the subject of the article as well.
Keywords: Old Belief, symbolism, hagiography, reception, poet-prophet.
Впервые Волошин прочёл «Житие» Аввакума в январе 1913-го в Москве, о чём он сообщает в письме к художнице Юлии Оболенской от 1 февраля 1918 года1 — возможно, под воздействием картины Сурикова «Боярыня Морозова» (1884-1887);2 изображенная на ней Феодосья Прокопьевна Морозова была духовной дочерью и сподвижницей протопопа. Созданная позднее поэма посвящалась именно Сурикову, которому принадлежат и другие картины на сюжеты из русской истории. Волошин и сам был художником, и потому правомерно предположить, что исток интереса Волошина к Древней Руси имел изначально скорее визуальное, чем литературное или историософское происхождение, и был связан с 1913 годом — знакомством с Суриковым и осознанием русской иконы как художественного явления (в Императорском Археологическом институте в Москве в рамках празднования 300-летия Дома Романовых прошла выставка древнерусского искусства, где были представлены «прежде всего, новгородские, а также московские иконы XIV-XVI веков»3).
Как же создавалась поэма? 25 декабря 1917-го в письме к своему близкому другу феодосийскому педагогу А. М. Петровой Волошин выражает намерение написать поэму об Аввакуме, но через 5 дней сообщает ей, что «Аввакум <...> пока застрял»,4 просит достать ему литературу о протопопе и переслать его «Житие». С аналогичной просьбой он обращается и к Оболенской в Москву. Очевидно, что на тот момент нужных книг в коктебельской библиотеке Волошина не было. Текст
^^^ [взаимосвязь литературы и языка]
«Жития» поэт получил по почте от Оболенской. В каталоге библиотеки Волошина, составленном В. П. Купченко, значится московская публикация Жития 1911 года5. Также в ней имеется издание 1916 года,6 опубликованное Археографической комиссией, и напечатанная комиссией же »Книга бесед»7. Юлия Оболенская писала Волошину 27 января 1918-го: «...посылаю Вам „Житие" — не то, т<ак> к<ак> до сих пор не удалось найти изд<ание> Тихонравова»8. При посещении библиотеки Дома-музея Волошина в Коктебеле было установлено, что издания Тихонравова в библиотеке Волошина действительно нет, зато содержащееся в ней издание 1911 года имеет владельческие пометы (в отличие от издания 1916-го) — подчеркивания и отчеркивания на полях, то есть при работе над «Протопопом Аввакумом» использовалось именно оно.
Рассматривая пометы, можно сделать следующие выводы: во-первых, не все фрагменты, отмеченные поэтом в «Житии», вошли в поэму. В равной мере это наблюдение применимо к лек-сико-грамматическим единицам — привлекшим внимание к словам и выражениям: например, «внешняя блядь ничто же суть» (возможно, оттого, что, несмотря на понимание необходимости использования не слишком «культурных» тем и слов, проявленное в его поздней поэзии, Волошин всё же счел данное выражение, не имевшее непристойного смысла во времена Аввакума,9 неуместным для поэмы),10 и к целым сюжетоо-бразующим фрагментам (нет эпизода с протопопом муромским Логином). Во-вторых, фрагменты, отмеченные в тексте «Жития», не всегда прямо цитируются, а иногда перефразируются. В-третьих, выбор подчёркивания или отчёркивания чаще всего продиктован объёмом текста: подчёркиваются чаще всего отдельные удачные или, по мнению Волошина, характерные для особенностей стиля «Жития» слова и выражения, к примеру «литоргисать»11. Отчёркиваются чаще целые эпизоды или их значительные фрагменты, в том числе следующий, перефразированный в поэме довольно близко к исходному тексту: «... пускай меня бьет. <... > Полежал маленько, с со-вестию собрался. Воставше, жену свою сыскал
и пред нею стал прощатца со слезами, а сам ей, в землю кланяясь, говорю: „согрешил, Настасья Марковна, — прости мя, грешнаго!" <...> человек было с двадцеть, <...> И они нехотя бьют и пла-чют; а я ко всякому удару...»12 У Волошина в поэме: «...пусть бьет меня. / Маленько полежал и с совестью собрался. / Восстав, жену сыскал и земно кланялся: / „Прости меня, Настасья Марковна!" <... > / На землю лег и каждому велел / Меня бить плетью по спине<...> / А человек там было двадцать. / Жена и дети — все плачучи стегали. / А я ко всякому удару по молитве». В-четвертых, как видно из вышепривёденной цитаты, отчёркивания и/или подчёркивания не всегда совпадают с границами предложения. Мало того, замечены случаи сочетания этих двух типов помет — подчёркивания внутри отчёркивания — и это, возможно, показывает, что на дважды отмеченный текст поэт обращал особое внимание: «Выпросил у бога светлую Россию сатона, да же очервленит ю кровию мученическою»13. Эту цитату Волошин взял эпиграфом к разделу «Ангел мщенья» в книге стихов «Демоны глухонемые» (Харьков, 1919; изд. 2-е — Берлин, 1923). Имеется в «Житии» из библиотеки Волошина и более редкая помета — знак Х: напротив фразы «меня велел в протопопы поставить в Юрьевец-Повольской» и ещё в семи местах — всего восемь раз. В целом в книге на 62 страницах текста мы наблюдаем около 130 помет трех типов, в том числе в их сочетании: на каждой странице в среднем по две пометы, но встречаются страницы вообще без помет. Такое разнообразие разметки свидетельствует о вдумчивом чтении и творческом преобразовании исходного текста, и при этом о своего рода научном, аналитическом подходе к нему.
Работа над поэмой после получения текста «Жития» пошла довольно интенсивно. 18 (5) февраля 1918 года Волошин пишет Петровой, что начал вчитываться в «Житие», из-за чего «общее содержание поэмы наметилось»14. 19 (6) мая работа закончена,15 о чём свидетельствует датировка под текстом в творческой тетради. Примерно в то же время, в течение мая 1918-го, Волошин пишет [Протопоп Аввакум] предисловие к поэме,16 которое, однако, не отдаёт в пе-
чать. Поэма выходит в свет в киевском журнале «Родная Земля» в сентябре, о чём можно судить по письму Н. К. Гудзия к Волошину от 10 сентября (28 августа) 1918-го: поэма в составе данного издания, согласно его сообщению, выйдет «на днях»17. Практически сразу же после публикации поэма была предложена в Таврическом университете в Симферополе как тема для семинарских занятий, о чем поэт сообщает в письме к матери, Елене Оттобальдовне Кириенко-Волошиной, от 17 (4 января) 1919 года18.
Сравнивая печатную редакцию поэмы и её рукописный текст в творческой тетради Волошина, убеждаемся в том, что различия не слишком существенны — чаще всего в знаках препинания: в рукописи они более упрощены и непоследовательны одновременно. Встречаются отдельные исключенные строки, например — имеющаяся в тексте Жития: «Грехами многими обременена». Иногда дифференциация строчных и прописных букв: «Сияющие славы» — в рукописи строчные буквы; и наоборот: «Видел Солнце» — в рукописи; в печатном тексте «солнце» — с прописной. Иногда замена отдельных слов, тоже обычно не существенная: «Побрел в Москву — Царю печалиться. / А Царь меня поставил протопопом». В рукописи: «А он меня поставил протопопом»19. Наиболее существенным изменением представляется различная разбивка текста на строки в рукописи и последующих изданиях, например: «Молчать мне аль учить? / Связали вы меня...»20 В рукописи этот текст записан в одну строку. Таких случаев довольно много, гораздо реже встречаются случаи, когда одна строка в рукописи разбита на две в печатном тексте: «Зачал скакать, плясать / и бесов призы-вать»21. Перекомпоновывая подобным образом текст, Волошин стремится к выравниванию интонационного рисунка.
Сравнивая Житие и его переложение Волошиным, Р. Ю. Кучинский указывает, что Волошин пользовался и другими произведениями Аввакума, кроме Жития, а именно посланиями: «...в тексте они имеют характер вставок и иллюстрируют философско-политические воззрения героя (таковы главы поэмы 12, 14)»22. Житие
не делится на какие-либо фрагменты его автором. Текст поэмы Волошина делится на 15 главок, которые «соединяются (сцепляются) одна с другой
23
с помощью ритмического приема»23, по определению французской исследовательницы Мари-Од Альбер: последняя строка предыдущей главы — она же первая строка последующей (часто не дословно точное воспроизведение), при этом иногда меняется разбивка на строки: «Воняем — / Оне по естеству, а я душой и телом» и «Воняем: одни по естеству, а я душой и телом». Или: «Ему во славу, человека ради» и «Во славу Бога, человека ради». Такой прием может быть связан со структурой венка сонетов, с этой твердой формой Волошин ранее работал: им написаны два венка сонетов «Corona astralis» (1909) и «Lunaria» (1913). Венок сонетов состоит из 15 текстов, в последовательности которых последняя строка предыдущего сонета является первой строкой последующего, из этих строк 14 сонетов складывается 15-й — магистрал, который может предшествовать четырнадцати сонетам, либо их завершать. Однако в композиции поэмы «Протопоп Аввакум» — лишь внешнее подобие венка сонетов: различное число нерифмованных строк в главках, нет магистрала. Возможно, что Волошин учитывал символику числа 15, значимую для Древней Руси: «...сакральная семантика числа 15 проявилась наиболее рельефно и наглядно именно в культе Богородицы»24, а «в средние века с количеством ступеней Иерусалимского храма соотносили 15 <...> песен восхождения, которые, по преданию, исполнялись на ступенях древнееврейского святилища перед началом богослужения — на каждой ступени по одной»25. «Протопоп Аввакум» отображает мученическое «восхождение» посланного Богом на землю Аввакума обратно к небесам и к своей же огненной сущности.
Некоторые узловые моменты «Жития» в поэме пропущены. Не отражен эпизод женитьбы протопопа, поскольку для Волошина все привлекаемые биографические обстоятельства важны лишь как символические знаки, в плане подвижнического служения. Муки протопопа, которые начались еще до провозглашения новой веры, у поэта описаны как муки за веру (начало
3-й главки), у Аввакума показаны более конкретные причины, и порядок страданий несколько изменён: про отгрызение перстов у протопопа написано ранее, чем про битье батогами и ногами. Не упомянуто в поэме и о том, что Никон прежде был другом Аввакума: поэт-символист стремится к большей цельности и таким образом исключает у читателя возможность мотивировать Аввакумову ярость личными причинами.
Одна из возможных интерпретаций как «Жития», так и поэмы может строиться по линии огненно-водной символики, и обстоятельства то приближения, то отдаления Аввакума от властей могут быть сконцентрированы в обороте «пройти огонь, воду и медные трубы», хотя ни в Житии, ни в поэме нет такой прямой формулировки26. Особенно отчётливо в поэме выражается эта символика: огонь — «внеземное» происхождение, жизнь и смерть Аввакума, вода — его жизнь как плавание в метафизическом, а часто и в биографическом смыслах, медные трубы — соблазн от царя и бояр. Ещё значимое отличие: Аввакум в Житии молится Христу: «Он же рыкнул, яко дивий зверь <... > А я говорю: „господи Исусе Христе, сыне божий, помогай мне!".<...> сковали руки и ноги и на беть кинули»;27 у Волошина — Богородице: «А он рыкнул, как зверь / ...Я ж Богородице молюсь: „Владычица! / Уйми ты дурака того!" <... > / „Сковали и на беть бросили"»28. Замена Христа на Богородицу указывает на внимание поэта именно к культу Богоматери и, возможно, показывает стремление поэта к равновесию мужского (сам протопоп — активное, огненное) и женского (охранительное, материнское, см. более поздний текст — «Владимирская Богоматерь», 1929) начал, к гармонии.
А. Н. Робинсон в статье об Аввакуме и Епифании считает искусственной символи-кой29 образный ряд, создающий кольцевую композицию поэмы: в начале — «Был же я, как уголь раскаленный, / И вдруг погас, / И черен стал, / И, пеплом собственным одевшись, / Был извержен / В хлябь внешнюю»30 и в финале — «Родясь — погас, / Да снова разгорелся!»,31 — но с этим трудно согласиться. Р. Ю. Кучинский полагает, что здесь «в художественном сознании „коктебельского
мифотворца" образы Христа, Аввакума и Адама сближаются», так как «в поэме М. Волошина герой в своем духовном развитии движется из плана небесного, воплощаясь в „человеке тлимом", через страдание на земле, вновь к развоплоще-нию „небесного огня"»32. Символика огня связана ещё и с жизненным циклом птицы Феникс, о которой Древняя Русь знала из переводного сборника «Физиолог» и которую упоминал Аввакум — в ином значении, сравнивая со Христом, — не в Житии, но в толковании на 103-й псалом (Послание неизвестному, Ксении Ивановне, Александре Григорьевне),33 и им родствен фольклорный образ Жар-Птицы.
Протопоп Аввакум в творчестве Волошина фигурирует не только в одноимённой поэме. Во-первых, из «Жития» поэт взял уже упомянутый выше фрагмент эпиграфом к одному из разделов «Демонов глухонемых»: «Выпросил у бога светлую Росию сатона, да же очервленит ю кровию мученическою». Мари-Од Альбер осмысляет выбор эпиграфа как указание на избранничество России в осмыслении Волошина. Во-вторых, это Предисловие к поэме, в котором главенствует тема предназначения народа, и русского народа в частности. В Предисловии также отмечена уникальность XVII века, «на котором лежит последний золотой луч отмирающей Старой Руси»,34 согласно убеждению Волошина, времени личностей легендарных, и в доказательство своей мысли он цитирует историка Сергея Соловьева35. Поэт отмечает важность для современности знания о «богатырских русских характерах»: хотя поводы для конфликтов изменились, суть их та же: важнее не сиюминутные лозунги, а непреходящие общие установки. А в наброске, предположительно относящемся к авторскому чтению поэмы (март 1921-го), поэт, развивая более ранние свои идеи, пишет: «Мятежный дух делает Аввакума одним из близких нашему духу»36. Тема мятежа, как известно, является одной из ключевых для Волошина — такие стихи «древнерусской» тематики, как «Стенькин Суд», «^шеМш-трегаШг», или стихотворение о метафизической сущности России «Неопалимая Купина», или глава «Мятеж» в поэме «Путями Каина». В-третьих, Аввакум
упомянут в других стихотворных произведениях Волошина — в поэме «Россия» (замысел — конец 1918-го, написание — 1924-й): «Бакунину потребен Николай, Как Петр — стрельцу, как Аввакуму — Никон»37. Аввакума с Бакуниным как протестующих, соответственно, против официальной церкви и против самодержавного государства сравнивает поэт и ранее: в письме к А. М. Петровой от 15-19 января 1918 года он указывает, что эти личности выражают «основную черту русской истории: христианский анархизм»38. Так же — и в «Сказании об иноке Епифании» (1929): «А вместе Федор, Аввакум и Лазарь, / Когда костёр зажгли, в огне запели дружно:/ „Владычица, рабов своих прими!"»39 В-четвертых, образ Аввакума занимает значительное место в плане литературно-жизненного самоопределения Волошина в качестве «реального идеала» — не стоит забывать, что Волошин был, несмотря на личные расхождения, философски близок Вячеславу Иванову, провозгласившему принцип «от реального к реальнейшему (а геаНЬш аё геаНога)»40. Любовь Волошина к данному сюжету подтверждается и высказыванием в его письме С. Ф. Платонову от 1 июня 1924-го: «„Книжица" Авакумова в СПб и Владимирская Богоматерь в Москве — это было самое сильное из всего, что мне довелось повидать теперь на Севере после 7 лет отсутствия»41. Речь идёт о рукописи «Жития», которую 6 мая 1924 года в Ленинграде в Академии наук он получил возможность подержать в руках. В анкете М. М. Шкапской, заполнявшейся гостями Дома поэта — и самим хозяином в 1924-м, — на вопрос «любимый писатель» Максимилиан Волошин ответил «протопоп Аввакум»,42 а во втором варианте анкеты — просто «Аввакум»43. Особенное пристрастие Волошина к личности Аввакума отмечалось и в шуточном регистре. Так, 14 июля 1925 года «на „чайно-обеденной террасе" Дома поэта было вывешено объявление „о вылазке волошинцев в Нарпат за мороженым" в 14 ч. Предлагается прибыть „в своих национальных карнавальных одеждах"; устроители — акционерное общество „Сумасшедший дом имени протопопа Аввакума"»44. Нетрудно понять, с кем соотносился в данном случае протопоп.
В классификации типов Автора в книге С. Н. Руссовой «Автор и лирический текст» «выявляется система представлений об авторе лирического текста — типология, отражающая формы проявления литературных конвенций и читательского восприятия, в зависимости от которой те или иные типы автора становятся репрезентативными. Рассматривается динамика процесса секуляризации творчества от автора-„пророка" до автора-„художника", „ремесленника", „изгоя", „трикстера" и „частного человека"»45. Волошина можно отчасти относить практически к каждой из обозначенных категорий, но ведущим оказывается тип автора-«пророка». Аналогичным образом и Аввакум роднится с библейскими пророками (как ветхозаветными, например, упомянутым им самим в «Книге посланий» Даниилом, так и с апостолом Иоанном, покровителем как писателей, так и проповедников). А так как Волошин, выстраивая в своем сознании образ поэта, ориентируется прежде всего на Аввакума, которого потому и называет любимым писателем, мы получаем единую линию автора. Волошин в годы исторического перелома через обращение к прошлому, особенно к Древней Руси, словно пытается вернуть слову поэта священное значение, сблизить религию и искусство, возвести литературу в степень духовидения. «Конец эпохи» концентрирует в себе её противоречия и одновременно показывает ростки начала новой эры. Таким периодом для Древней Руси был «бунташный» XVII век, и таким же Волошин воспринимал начало XX века как конец той России, с которой была связана вся его предшествующая жизнь, и начало её перерождения. Разумеется, нельзя говорить о полном подобии поэтических типажей Аввакума и Волошина, хотя бы и в рамках категории автора-«пророка», и не потому, что Аввакум активно сопротивлялся новой официальной церкви, а Волошин пассивно — новой официальной власти, а потому, что Волошин был близок к концепции Льва Толстого «непротивления злу насилием» (хотя не был прямым её последователем и даже критиковал её),46 а Аввакум, яростный обличитель никониан, не мог бы поддержать подобную идеологию. Можно сопоставить, но нельзя отождествить мученические
ссылки и узилища Аввакума и крымское «отшельничество» Волошина.
Таким образом, интерес к личности и творчеству протопопа Аввакума, который был одновременно и новатором, и традиционалистом, отображая в себе переходный век, явился для Волошина способом увидеть и распознать истинную сущность современных конфликтов, понять их исток и направление движения.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 83.
2 Купченко В. П. Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества. 1877-1916. СПб., 2002. С. 312.
3 Шевеленко И. «Открытие» древнерусской иконописи в эстетической рефлексии 1910-х годов // Studia Russica НеЫ^1еп81а et ТаЛие^а X: «Век нынешний и век минувший»: культурная рефлексия прошедшей эпохи: В 2 ч. Тарту, 2006. Ч. 2. С. 276.
4 Письма М. А. Волошина к А. М. Петровой. 19111921 гг. / Публ., подгот. текста и примечания В. П. Купченко // Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. II. СПб., 1999. С. 187.
5 Житие протопопа Аввакума, написанное им самим М:, 1911. Далее отсылки к этому изданию даются сокращенно: Житие 1911.
6 Житие протопопа Аввакума, им самим написанное. Петроград, 1916.
7 Книга бесед протопопа Аввакума / [Под ред. П. С. Смирнова]. Петроград, 1917.
8 ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 901.
9 «В богословских трудах русских средневековых авторов, отражавших традиционные установки всего конфессионального сообщества, слово „блядь" определялось синонимом „ложь". <...> Протопоп Аввакум писал: „Блядь пишется ложь, правда от Бога, а ложь от дьявола"» (Юрганов А. Л. Из истории табуированной лексики. Что такое «блядь» и кто такой «блядин сын» в культуре русского Средневековья // Одиссей. Человек в истории. М., 2000. С. 197).
10 Житие 1911. С. 4. — В вариантах поэмы в рукописи все-таки есть это выражение: «Был извержен в блядь внешнюю» (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 1. Ед. хр. 6) — разумеется, в значении — «ложь».
11 Житие 1911. С. 46.
12 Там же. С. 57.
13 Там же. С. 41.
14 Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. II. С. 198.
15 Купченко В. П. Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества. 1917-1932. СПб., 2007. С. 47.
16 См.: Волошин М. Собр. соч. Т. 6, кн 2. М., 2008. С. 364-367.
17 ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 473.
18 ИРЛИ. Ф.562. Оп. 3. Ед. хр. 65.
19 ИРЛИ. Ф.562. Оп. 1. Ед. хр. 6. и Волошин М. Собр. соч. Т. 1. М., 2003. С. 298.
20 Там же; Волошин М. Собр. соч. Т. 1. С. 307.
21 ИРЛИ Ф. 562. Оп. 1. Ед. хр. № 6. и Волошин М. А. Собр. соч. Т. 1. С. 304.
22 Кучинский Р. Ю. «Житие протопопа Аввакума» в поэтических переложениях конца XIX — первой половины ХХ века: функционирование и жанровая специфика. Владивосток, 2009. С. 18.
23 Albert Marie-Aude. Maximilian Volochine. Esthète, poète et peintre (1877-1932). Des ateliers de Montparnasse aux rivages de Cimmérie. Paris, 2002. С. 315.
24 Кириллин В. М. Символика чисел в литературе Древней Руси, XI-XVI вв. СПб., 2000. С. 55.
25 Там же. С. 59.
26 См. аналогичную развернутую метафору в стихотворении «Готовность» (1921): «Я не сам ли выбрал час рожденья, / Век и царство, область и народ, / Чтоб пройти сквозь муки и крещенье / Совести, огня и вод?»
27 Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. СПб., 2010. С. 28.
28 Волошин М. Собр. соч. Т. 1. М., 2003. С. 301. Фраза «Владычица! Уйми дурака того!» также встречается в «Житии», но не в этом эпизоде.
29 Робинсон А. Н. Неизданная поэма М. А. Волошина о Епифании // Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1961. Т. 17. С. 513.
30 Волошин М. А. Собр. соч. Т. 1. С. 296.
31 Там же. 317.
32 Кучинский Р. Ю. «Житие протопопа Аввакума»... С. 18.
33 Демкова Н. С. Сочинения Аввакума и публицистическая литература раннего старообрядчества. СПб., 1998. С. 30, 48.
34 Волошин М. Собр. соч. Т. 6, кн. 2. С. 365.
35 Соловьев С. М. История России с древнейших времён. СПб., 1910. Кн. 1-6. — Это издание имелось в коктебельской библиотеке Волошина.
36 Волошин М. Собр. соч. Т. 6, кн. 2. С. 714.
37 Там же. Т. 1. С. 379.
38 Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. II. С. 191.
39 Волошин М. Собр. соч. Т. 2. М., 2003. С. 97.
40 Иванов В. Эстетика и исповедание // Иванов Вяч. Собр. соч.: Т. 2. Брюссель, 1971. С. 571.
41 «Дом Поэта» Максимилиана Волошина. Публикация А. Сергеева и А. Тюрина // Минувшее: Исторический альманах, 17. М.; СПб., 1995. С. 295.
42 Волошин М. Собр. соч. Т. 7, кн. 2. М., 2008. С. 298.
43 Там же. С. 299.
44 Архив Дома-Музея М. А. Волошина. Цит. по: Купченко В. П. Труды и дни... 1917-1932. С. 271.
45 Руссова С. Н. Автор и лирический текст. М., 2005. С. 28.
46 Павлова Т. А. Всеобщий примиритель. // Долгий путь российского пацифизма. М., ИВИ РАН, 1997. С. 248-249.
