Научная статья на тему 'Противоопухолевый иммунитет. Молекулярная характеристика иммунной смерти опухолевых клеток'

Противоопухолевый иммунитет. Молекулярная характеристика иммунной смерти опухолевых клеток Текст научной статьи по специальности «Фундаментальная медицина»

CC BY
4218
295
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по фундаментальной медицине, автор научной работы — Бурмистрова Александра Леонидовна

Резюмируются итоги достижений противоопухолевого иммунитета. Недавние успехи подтвердили, что апоптоз может быть иммуногенным. Опухолевые клетки могут быть стрессированы перед смертью различными сигналами, что приводит к иммуногетости опухолевых клеток. Опухолевые клетки в ответ на химиоили радиотерапию могут экспрессироватъ сигналы съешь меня или пораоюения на клеточной поверхности или же освобождать факторы иммуностимуляции эффекторов иммунной системы.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Противоопухолевый иммунитет. Молекулярная характеристика иммунной смерти опухолевых клеток»

ИММУНОЛОГИЯ И ИММУНОГЕНЕТИКА

A. JI. Бурмистрова

ПРОТИВООПУХОЛЕВЫЙ ИММУНИТЕТ.

МОЛЕКУЛЯРНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИММУННОЙ СМЕРТИ

ОПУХОЛЕВЫХ КЛЕТОК

. Резюмируются итоги достижений противоопухолевого иммунитета. Недавние

успехи подтвердили, что апоптоз может быть иммуногенным. Опухолевые клетки могут быть стрессированы тред смертью различными сигналами, что приводит к иммуногенности опухолевых клеток. Опухолевые клетки в ответ на хи-мио- или радиотерапию могут экспрессировать сигналы «съешь меня» или «по-ражения» на,клеточной поверхности или же освобождать факторы иммуностимуляции эффекторов иммунной системы,

За последние десятилетия понимание природы иммунной защиты и противоопухолевого иммунного ответа продвинулось далеко вперед, что позволило упрочить позиции концепции «иммунного надзора» и идентифицировать ключевые компоненты противоопухолевого иммунитета.

Успехи в данном направлении в значительной степени связаны с молекулярными исследованиями эволгоционно древнего защитного внутриклеточно работающего ответа клеток на внешние и внутренние стрессирующие воздействия, вызывающие трансформацию клеточного метаболизма. «Внутриклеточный стресс-ответ является таким древним, как сама жизнь и сформировался много миллиардов лет назад» [12].

Хорошо известно, что клетки всех живых организмов от одноклеточных прокариот до многоклеточных эукариот живут в условиях постоянно действующих стрессовых факторов окружения — физических, химических, биологических. Молекулярная эра изучения феномена ответа клетки на стрессовые воздействия началась в 60 гг. XX в. с исследований клеток слюнных желез Drosophila. В дальнейшем было показано, что миллиарды стрессирующих воздействий: радиактивное облучение, механическое повреждение, кислородное голодание, отсутствие питательных веществ, органические растворы, антибиотики, реактивные кислородные радикалы, инфекционные агенты и т. д.— вызывают ответ клетки, однотипный с воздействием теплового фактора.

Оказалось, что единственным свойством, объединяющим самые различные стрессоры, является их способность приводить к аккумуляции в клетке неправильно сложенных и дисфункциональных протеинов, обладающих токсическим эффектом. Эти «ненормальные» протеины появляются в клетке при прямом воздействии на нее стрессоров (физических, химических) либо могут быть побочным продуктом репликации внутриклеточного патогена или быстрого клеточного роста, ассоциированного с трансформацией, то есть речь идет о действии внешних и внутриклеточных стрессовых сигналов. Появление «ненормальных протеинов» включает различные механизмы внутриклеточного стресс-ответа через сеть сигнальных белков, направленного на удаление измененных протеинов и обеспечивающего жизнеспособность клетки.

Но в некоторых случаях, несмотря на то, что внутриклеточный стресс-ответ помогает выжить индивидуальным клеткам, мультиклеточный организм, в целях сохранения себя как целого, «приносит в жертву» поврежденные клетки и заменяет их здоровыми [12]. Для узнавания и элиминации собственных стрессированных клеток позвоночные используют врожденный и адаптивный иммунный ответ.

12

В настоящее время приходит понимание, что стресс опухолевых клеток или некоторые типы смерти этих клеток являются вершиной баланса отношений «хозяин-опухоль» в направлении усиления защиты «хозяина».

Иммунная система демонстрирует три основных механизма для предотвращения роста и размножения опухолевых клеток:

1) супрессируя вирусные инфекции, обеспечивает защиту хозяина против вирус-индуцированных опухолей;

2) регулируя патоген-индуцированный воспалительный процесс, препятствует развитию опухолей, инициируемых хроническим воспалением (вялотекущим, атипичным) [5];

3) узнавая и идентифицируя маркеры клеточного стресса (опухолеспецифические антигены или молекулярные детерминанты), препятствует развитию преканцероген-ных и канцерогенных поражений.

Все эти механизмы направлены на удаление опухолевых клеток на ранней стадии развития или на «создание иммуногенного фенотипа» опухоли, что, в конечном итоге, и происходит в иммунокомпетентном организме.

Изучение молекулярных механизмов узнавания клетками иммунной системы множества стресс-индуцированных протеинов опухолевых клеток имеет не только академический интерес. В результатах исследований подобного рода заложен потенциал для манипуляций стресс-ответами опухолевых клеток и их гибелью с помощью терапевтических воздействий.

Рассмотрим основные типы гибели клеток.

Апоотоз — быстрая форма клеточной смерти, основанная на активации каспаз, посредством которой в организме поддерживается необходимое число клеток и предотвращается накопление аномальных вариантов [1].

Некроз характеризуется пассивным аутолизом клеточного содержимого лизосо-мальными гидролазами, разрывом клеточной мембраны и излиянием мультифермент-ного коктейля во внеклеточную среду [1]. Еще около двух лет назад различия между апоптозом и некрозом, с иммунологической точки зрения, определялись следующими параметрами: апоптоз рассматривался в качестве физиологической, программированной неиммуногенной смерти клеток (смерти «по умолчанию»), в основе которой лежит феномен экспрессии на их плазматической мембране остатков фосфотидилсерина, а некроз — как патологический и иммуногенный процесс, сопровождающийся освобождением воспалительных медиаторов (ИЛ-8, ИЛ-10, ТНФа) или конечных медиаторов воспаления, таких как высокомобильная группа бокс 1 (HMGB1 — high mobility group box 1) [17].

Недавние исследования внесли изменения в существующую точку зрения и продемонстрировали драматизм взаимодействия апоптических опухолевых клеток с некоторыми компонентами иммунной системы. Среди таких компонентов центральную роль в узнавании апоптозных клеток и в инициации иммунного ответа на маркеры стресса и (или) «ашштической судьбы» (экспрессию различных протеинов на плазматической мембране, освобождение провоспалительных цитокинов и продуктов последней стадии деграрации клетки) играют дендритные клетки (ДК) [17]. Более того, уже на ранней стадии апаптоза эффекторы врожденного иммунного ответа (NK — натуральные киллеры, NKT—натуральные киллеры Т-лимфоциты; убТ-лимфоциты) способны узнавать стресс-ассоциированные сигналы (белки теплового шока—(БТШ)—HSP (heat-shock proteins)), кальретикулин — calreticulin (КТР)), атаковать преапоптические опухолевые клетки и взаимодействовать с ДК, модулируя их состояние активации.

Лицензирование стрессированных опухолевых клеток

Все инициаторы стресса опухолевой клетки можно подразделить на внутриклеточные и внеклеточные факторы, действие которых порождает ответ в контексте всего организма, его гомеостаза, а именно, от стрессированной клетки могут поступать следующие сигналы: «съешь меня», повреждения или киллинга, которые облегчают иммунное узнавание стрессированных опухолевых клеток и их удаление, либо сигналы другого свойства — «не етт. меня», и эти сигналы, похоже, являются протекторами опухолевого роста [4].

Внутриклеточными сигналами стрессирования опухолевых клеток выступают либо сигналы, свидетельствующие о повреждении ДНК, либо экспрессия промоторных генов опухолей. Внешние сигналы стрессирования и гибели опухолевых клеток возникают при взаимодействии специфических лигандов со своими рецепторами, называемыми рецепторами смерти. Инициаторами таких сигналов являются противоопухлевая химиотерапия, ионизирующее облучение, под действием которых на опухолевых клетках увеличивается экспрессия «рецепторов смерти», а на клетках-эффекторах — их лигандов. К внешним сигналом относят и индукцию апоптоза в опухолевых клетках под действием гранзима и перфорина, секретируемых цитоксическими Т-лимфоцитами, NK, NKT, 78Т-лимфоцитами [13].

При получении внешних или внутриклеточных сигналов стрессирования и (или) смерти в клетке происходит активация сигнальных путей — каскада последовательных реакций, которые конвергируют в единый конечный путь на этапе эффекторного механизма. Процесс трансдукции сигнала смерти сопровождается анализом состояния клеточного контекста, приводящим либо к его затуханию, либо к усилению [1]. Например, появление нерепарируемых повреждений молекулы ДНК приводит к следующим событиям (см. рисунок):

-р53-завнсимому аресту клеточного цикла, старению и агоптозу (рисунок, d). Недавно показана связь между р53, быстрой регрессией опухолевых клеток и их иммунозависи-мой элиминацией. В основе механизма, вовлеченного в этот процесс, лежит р53-инду-цированное старение опухолевых клеток, которое ассоциируется с повышенной продукцией и секрецией цитокинов воспаления (ИЛ-Щ, ИЛ-15) и хемоаттрактантов для макрофагов, нейтрофилов и NK;

- индукции экспрессии NKG2D-nnraHflOB, являющихся маркерами «стрессированной» клетки (лигандами «рецепторов смерти») и обладающих структурной схожестью с молекулами МНС I класса. Несмотря на существенное количество, все 1ЖШП-лиганды (в зависимости от структурного подобия) у человека подразделяются на два семейства:

1) MICA и MICB (МНС класс I полипептид-родственные последовательности А и В);

2) цитомегаловирус иШ-связывающиЙ протеин (ULBP-UL16 — binding protein), также известный как RABTl-протеин — retinoic acid early transcript 1), который включает 5 членов (ULBP1-ULBP4 и RAET1G) [6; 7]. Характерной особенностью КК£Ш)-лигандов является их полиморфность, наиболее выраженная у MIC генов (определено около'70 отдельных аллелей) [9; 10].

Оказалось, что опухолевые клетки способны экспрессировать вариабельные и независимые паттерны NKG2D-nnraHflOB: опухоли эпителиальной ткани демонстрируют высокую экспрессию MIC протеинов, но низкую — ULBP1-ULBP3, в то время как для некоторых лейкозных клеток характерна высокая экспрессия ULBP1-ULBP3 -молекул, но низкая — MIC.

Узнавание своих лигандов активирующим Ж32Б-рецептором (член D группы 2 натуральных киллеров) позволяет NK, NKT и убТ-лимфоцитам включить киллинг клеток-

мишеней, то есть осуществить иммунный надзор за развитием опухолей и (или) инициировать активацию ДК [10].

Основные иммуногежые детерминанты умирающих опухолевых клеток [4]

a) иммунный апоптоз; маркеры плазматической мембраны: кальретикулин вызывает активацию фагоцитоза; БТШ 70 и БТШ 90 участвуют в перекрестной презентации АГ-пептидов опухоли СВ8Тл, активируя специфический цитотоксический ответ; стимулируют лизис опухолевых клеток NK-лимфоцитами; активируют секрецию провоспалительных цитоки-новДК;

b) освобождение провоспалительных цитокинов умирающими клетками; клетки, погибающие путем некроза, освобождают множество цитокинов (ИЛ-6, ТНФа, ИЛ-8, ИЛ-10), экспрессируют на мембране БТШ и освобождают мочевую кислоту и HMGB1. Все события участвуют в регуляции и презентации опухолевых АГ и активируют цитотоксический ответ, HMGB1 появляется во внеклеточном пространстве и в случае гибели клеток путем апоптоза;

c) продукты последней стадии деградации клетки с провоспалительным действием; из клеточных остатков освобождаются компоненты с провоспалителъными свойствами — молекулы РНК (узнаются TLR3 ДК, что приводит к активации ДК), ДВК-молекулы (взаимодействуют с TLR9) или нуклеотиды. Поздняя стадия апоптоза может ассоциироваться с индукцией РТХЗ, который взаимодействует с иммунным синапсом, сформированным ДК и апоптическими тельцами, и участвует в модуляции иммунного ответа;

ф сигналы, свидетельствующие о повреждении ДИК; включают активацию протеинар53, что приводит к апотпозу опухолевых клеток и стимуляции иммунной системы через NKGB1-лиганды и к NK-зависимому лизису.

Ранняя стадия клеточного стресса — сигналы «съешь меня»: белки теплового шока (БТШ) и кальретикулин (КРТ)

Белки теплового шока составляют семейство протеинов, которые конститутивно экспрессируются во всех клетках и являются неотъемлемыми составляющими жизненно важных процессов, таких как укладка протеинов, их защита от денатурации или агрегации, сопровождение протеинов в ходе транслокации через мембранные каналы, блокирование активных центров до встречи с необходимым компонентом и т. д. [2],

В физиологических условиях БТШ являются внутриклеточными компонентами, по крайней мере, два их гена — БТШ 70 и БТШ 90, для которых характерна цитопротек-торная функция. При действии стрессовых факторов они экспрессируются на поверхности плазматической мембраны и демонстрируют иммуностимулирующие свойства (рисунок, а):

— выступают в качестве промоторов созревания ДК и играют важную роль (в частности, БТШ 70 и БТШ 90) в перекрестной презентации опухолевых антигенных пептидов специфическим СШ+Тл в составе молекул МНС I класса дендритных клеток, что определяет развитие специфического противоопухолевого цитотоксического ответа;

- присутствие этих членов семейства БТШ на поверхности стрессированных или умерших клеток приводит к активации NK-клеток, за счет нарушения узнавания HLA-E пептидных комплексов ингибиторным рецептором CD94/NKG2A. Результатом активации NK является лизис опухолевых клеток [11].

Кальретикулин (эндо-КРТ) [14] является Са2+-связывающим протеином, который находится в эндоплазматической ретикулярной трубке и вовлечен в модуляцию Са2+ сигналов и в Са2+ гомеостаз клетки. Появление КРТ на поверхности стрессированных или умирающих клеток (экто-KPT) является самым ранним маркером смерти, так кай предшествует первым морфологическим сигналам апоптозозависимых модификаций и экспрессии фосфатидилсериновых остатков на наружном листке плазматической мембраны. При воздействии антрациклииов (показано на больных с острой миелоидной лейкемией) и (или) лучевой терапии КРТ является «мандатом» для узнавания и захвата погибающих клеток ДК и индукции взаимодействия опухолевых клеток с активированными NK [14].

Поздняя стадия клеточного стресса — сигналы «поражения» или «киллинга»

Сигналы «киллинга» индуцируются чаще всего ДНК-повреждающими агентами и включают повышенную экспрессию на поверхности клетки молекул МНС I класса, Fas/ CD95, опухолеассоциированных антигенных молекул и некоторых других, что облегчает узнавание опухоли специфическими цитотоксическими Тл (рисунок, Ь).

1. HMGB1 (high mobility group box 1). Когда клетки умирают за счет некроза или позднего апоптоза, сопровождающегося вторичным некрозом, они освобождают HMGB1, который обладает провоспалительными свойствами. HMGB1 — это негистоновый хро-матинсвязывающий протеин, влияющий на транскрипцию и другие функции ядра. Оказавшись во внеклеточном окружении, он выступает в качестве сигналя. поражения и инициирует воспалительный ответ, связываясь с широким рангом рецепторов, в т. ч. с То11-додобными рецепторами (Toll-like receptor): TLR2 и TLR4 [15]. TLR относят к главным эффекторным рецепторам врожденного иммунитета, которые обладают свойствами распознавания широкого ассортимента чужеродных инфекционных антигенов и молекул — «маркеров повреждения своего», и индукции экспрессии патоген- и тканезависимых генных профилей, определяющих ответную реакцию. Они экспрессируются на поверхности многих клеток и тканей (TLR1-TLR10) и внутриклеточно (TLR7-TLR9). Взаимодействие HMGB1 с TLR4 дендритных клеток обеспечивает оптимальный процессинг и презентацию опухолеассоциированных антигенов, тем самым обеспечивая специфический цитотоксический ответ. Как оказалось, при отсутствии в этой системе либо TLR4, либо HMGB1 погибшие опухолевые клетки нормально поглощаются, но фагосомы, содержащие материал опухолевых клеток, быстро сливаются с лизосомами, в результате «груз» фагосом деградирует в большей степени, чем необходимо для подготовки антИ" генного пептида с целью презентации в составе МНС молекул.

2. Сигналом поражения может выступать мочевая кислота, освобождаемая погибающей клеткой. В пораженных клетках быстро происходит деградация РНК и ДНК и вследствие этого освобождаются пурины, которые конвертируются в мочевую кислоту. Мочевая кислота может играть роль адъюванта в комбинации с растворимыми опухолеассоциированными антигенами и облегчать формирование антиген-специфического цитотоксического ответа [16].

Воспалительные цитокины, освобождающиеся из погибших клеток

Умирающие опухолевые клетки в ходе агонии освобождают провоспалительные цитокины, которые вместе с цитокинами такой же полярности, секретируемыми различными клетками опухолевого окружения (стромальными и иммунными), способны снижать или стимулировать опухолевый рост (некоторые из провоспалительных цитокинов способны поддерживать пролиферацию опухолевых клеток) [14] (рисунок, Ь).

Конечные продукты деградации последней стадии клеточной смерти, обладающие провоспалительными свойствами

Подобно ранней стадии клеточной смерти конечная стадия деградации клетки также направлена на иммуностимуляцию (рисунок, с). В ходе первичного или вторичного некроза (некроза после апоптоза) идет разрушение плазматической мембраны, которое ассоциируется с освобождением молекул РНК, взаимодействующих с ТЬЮ на дендритных клетках, освобождением двуспиральной ДНК, которая стимулирует макрофаги и дендритные клетки, и нуклеотидов, способствующих созреванию дендритных клеток [3].

Все продукты конечной стадии деградации узнаются клетками, участвующими в развитии врожденного иммунного ответа, при участии широкого ранга рецепторов хозяина (Т1Д, пентраксинов и ряда других). В отношении пентраксинов получены интересные результаты. Короткие пентраксины (белки, сформированные из 5 одинаковых субъединиц), подобно С-реактивному протеину или сывороточному амилоидному протеину, сек-ретируются гепатоцитами в ответ на ИЛ-6 и играют важную роль в удалении клеточных остатков. Но в позднюю стадию — апоптические клетки стимулируют зрелые ДК к продукции длинного пентраксина—пентраксина-3-(РТХЗ), ингибирующего перекрестную презентацию антигенов опухолевых клеток цитотоксическим Т-л, Появившись во внеклеточной среде, РТХЗ связывается с мембранами апоптических клеток и зрелых ДК, включается в образовавшийся иммунный синапс и участвует в модуляции иммунного отвтета на апоптические опухолевые клетки — подавляет активность Т-лимфоцитов,

Таким образом, при стрессах опухолевых клеток инициаторами активавции иммунной системы могут выступать следующие сигналы; экспрессия различных протеинов на мембране опухолевых клеток, освобождение пр9воспалительных цитокинов, появление продуктов последней стадии деградации клеток, обладающих иммуногенными свойствами. Следовательно, регуляция иммунного ответа погибающими клетками является важнейшим механизмом в жизни организма.

Как хорошо известно, для опухолевых клеток характерны следующие признаки — устойчивость к «смерти» и «умение уклоняться» от иммунного надзора. Исходя из этого, стратегия противоопухолевой терапии, вероятно, должна строиться на принципах разносторонних комбинированных воздействий: 1) манипуляций с клеточной смертью опухолевых клеток для создания оптимального «иммунного фенотипа» (химио-, радиотерапия); 2) восстановления иммунного надзора за опухолью — использование иммуностимуляторов или ингибиторов иммуносупрессии; 3) исключении химиотерапии» индуцирующей «молчаливую смерть» опухолевых клеток или оказывающей побочные им-муносупрессивные эффекты на организм больного, такие как миелосупрессия.

Список литературы

1. Блохин, Ю. Д. Фенотип множественной лекарственной устойчивости опухолевых клеток, обусловленный нарушением программы клеточной гибели / Ю. Д. Блохин //Веста. РАМН. 2004. № 12. С. 16-20.

2. Бурмистрова, A. JL Иммунный гомеостаз и микросимбиоценоз метаморфозы и пути развития воспалительных заболеваний кишечника / A. JI. Бурмистрова. Челябинск,

1997.216 с. " _

3. Albert, М. L. Dendritic cells acquire antigen from apoptotic cells and induce class-I-restricted CTLs / M. L. Albert, B. Sauter, N. Bhardwaj // Nature. 1998. № 392. P. 86-89.

4. Apetoh, L. Toll-like receptor 4-dependent contribution of the immune system to anticancer chemotherapy and radiotherapy / L. Apetoh [et al.] // Nat. Med. 2007. № 13. P. 1050-1059..

5. Balkwill, F. Smoldering and polarized inflammation in the initiation and promotion of malignant disease / F. Balkwill, K. A. Charles, A. Mantovani II Cancer Cell. 2005. № 7. P. 211-217.

6. Chalupny, N. IULBP4 is a novel ligand for NKG2D / N. J. Chalupny [et al.] // Biochem. Biophys. Res. Commun. 2003. № 305. P. 129-135.

7. Cosman, D. ULBPs, novel MHC class-I-related molecules, bind to CMV glycoprotein UL16 and stimulate NK cytotoxicity through the NKG2D receptor / D. Cosman [et al.]

// Immunity. 2001. № 14. P. 123-133.

8. Galluzzi, L. Cell death modelities: classification and pathophysiological implications / L. Galluzzi [et al.] // Cell Death Differ. 2007. № 14. P. 1237-1243.

9. Groh, V. Tumor-derived soluble MIC ligands impair expression of NKG2D and T-cell activation / V. Groh [et al.] // Nature. 2002. № 419. P. 734-738.

10. Groh, V. Broad tumor-associated expression and recognition by tumor-derived yS T cells of MICA and MICB. / V. Groh [et al.] It Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 1999. № 96. P. 6879-6884.

11. Hickman-Miller, H, D, The immune response under stress: the role of HSP-derived peptides / H. D. Hickman-Miller, W. H. Hildebrand // Trends Immunol. 2004. № 25. P. 427-433.

12. Nowak, A. K. Gemcitabine exerts a selective effect on the humoral immune response: implications for combination chemo-immunotherapy / A. K. Nowak, B. W. Robinson, R. A. Lake // Cancer Res. 2002, № 62. P. 2353-2358.

13. Obeid, M. Calreticulin exposure dictates the immunogenicity of cancer cell death / M. Obeid [et al.] // Nat. Med. 2007. № 13. P. 54-61.

14. Scaffidi, P. Release of chromatin protein HMGB1 by necrotic cells triggers inflammation / P. Scaffidi, T. Misteli, М. E. Bianchi // Nature. 2002. № 418. P. 191-195.

15. Shi, Y. Molecular identification of a danger signal that alerts the immune system to dying cells / Y. Shi, J. E Evans, K. L. Rock // Nature. 2003. № 425. P. 516-521.

16. Zitvogel, L. Immune respones against dying tumor cells / L. Zitvogel [et al.] // Adv. Immunol. 2004. № 84. P. 131-179.

А. В. Коровкин, Т. А, Суслова, М. И. Русаков, 0. Л. Шмунк, О. В. Коробицына, М. И. Захарова, М. О. Киселева, М.\ А. Любченко, Ю. А. Маркова

РЕЗУЛЬТАТЫ ЛЕЧЕНИЯ ОСТРЫХ ЛЕЙКОЗОВ И МИНИМАЛЬНАЯ ОСТАТОЧНАЯ БОЛЕЗНЬ

(ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ДАННЫЕ)

Представлены предварительные данные о практической важности молекулярно-генетических исследований для подтверждения диагноза и определения прогноза течения различных форм острого лейкоза, а также для мониторинга остаточного опухолевого клона с целью оценки качества ремиссии и раннего прогноза рецидива опухоли.

Определение хромосомных аберраций становится необходимым этапом обследования онкогематологических больных. Традиционным методом обнаружения хромосомных аберраций при лейкозах является цитогенетический метод.

С изобретением полимеразной цепной реакции (ПЦР) онкогематология получила возможность использовать этот значительно более чувствительный метод для выявления в больших группах больных специфических и неспецифических генетических транслокаций в опухолевых клетках, для прогнозирования течения заболевания, а также для мониторинга минимальной остаточной болезни (МОБ) в процессе лечения. Тем более, что открыты криптические транслокации, не определяемые цитогенетическим методом.

МОБ—это персистевция остаточного пула лейкемических клеток после достижения ремиссии лейкоза. Определение МОБ важно для стратификации риска и прогноза развития рецидива заболевания до клинической и гематологической манифестации.

Величину МОБ выражают в количестве нормализованных копий химерного транскрипта (NCN) в исследуемом образце костного мозга/периферической крови. Оценивают их в процентах относительно копий транскрипта в образце на момент дебюта заболевания и в десятичных логарифмах от этого процента.

Значение величины МОБ:

При остром промиелоцитарном лейкозе (ОПЛ, маркер — химерный ген PML-RARa), по данным зарубежных исследователей [3]:

- считают, что количество NCN после курса индукционной терапии и кинетика снижения от момента диагностики, то есть величина логарифма, не коррелируют с исходом;

- отмечают корреляцию между риском рецидива и положительным молекулярным результатом после курса консолидации;

- положительный молекулярный результат во время поддерживающей терапии и перед окончанием лечения ассоциирован с высоким риском рецидива и короткой выживаемостью. Рекомендуют оценивать МОБ каждые 3 месяца во время лечения и после лечения в течение двух лет с интервалом 4-5 месяцев.

При остром лимфобластном лейкозе (ОЛЛ) с t(9;22) и при остром миелобластном лейкозе (ОМЛ) с t(8;21), наоборот, кинетика снижения количества транскрипта после индукционной терапии имеет значение — индукционную терапию считают успешной, если она обеспечивает снижение уровня транскрипта на 3 lg и более (т. е. в 1000 раз). Это рассматривают как предиктор отсутствия рецидива; Дальнейшее снижение на 2-3 lg после консолидации также важно для исхода [3].

В целом, для ОМЛ снижение количества химерного транскрипта минимум на 2 lg после фазы индукции считают необходимым условием для длительной ремиссии,

19

Появление положительного молекулярного результата рассматривают как предвестник рецидива [2].

Однако у более 50 % больных ОМЛ специфический молекулярный маркер отсутствует. Б таких случаях для оценки МОБ может быть полезным определение уровня экспрессии гена Wilms tumor — WT1.

Ген WT1 впервые был идентифицирован как локализованный на И хромосоме (11р13) ген, ответственный за неоплазию почек у детей. Ген WT1 кодирует транскрипционный фактор, влияющий на экспрессию целого ряда факторов роста и их рецепторов. Показана гиперэкспрессия WT1 более чем в 90 % случаев ОМЛ, а также при ОЛЛ и миелодисплас-тических синдромах. Конкретная роль в гемопоэзе и лейкомогенезе остается до конца не изученной [1].

Целью исследования является внедрение результатов ПЦР для определения особенностей течения острых лейкозов, определения прогноза и мониторинга МОБ в процессе химиотерапии.

Актуальность. Только в гематологическом отделении ЧОКБ ежегодно регистрируются и начинают полихимиотерапию 35-40 новых пациентов с острыми лейкозами, средний возраст которых 42 года (15-71 год).

Материалом служил костный мозг пациентов из гематологического отделения ЧОКБ. Оценку уровня экспрессии генов методом количественной ПЦР в режиме реального времени проводят в лаборатории йммунотипирования тканей Челябинской областной станции переливания крови. Данные исследования осуществляются с использованием протоколов и рекомендаций европейской кооперативной группы «А Europe Against Cancer».

Результаты. Предварительному анализу подвергнуты только случаи острого лейкоза, которым проведено молекулярно-генетическое исследование. Анализ проведен на 1 января 2008 г.

Транс локация (15; 17) была обнаружена у 8 пациентов с ОПЛ, Это — случаи впервые объективно подтвержденного диагноза ОПЛ в Челябинской области. Во время химиотерапии два пациента погибли в период индуцирующей ремиссию химиотерапии. Еще один пациент погиб от геморрагических осложнений во время консолидации ремиссии, находясь в молекулярной ремиссии ОПЛ. Пять пациентов живы и сохраняют первую молекулярную ремиссию сроками 22,18,10,5,5 мес. Уровень МОБ снизился со 100 % до 0, а средний уровень экспрессии WT1 — с 1050 до 2,7.

Транс локация (9;22) обнаружена у 6 пациентов с ОЛЛ и 1 пациента с ОМЛ. Является абсолютно неблагоприятным прогностическим признаком. Выявляется у 25 % взрослых больных с ОЛЛ и у 1-2 % взрослых с ОМЛ. Во время химиотерапии 2 пациента умерли на этапе достижения ремиссии от осложнений, у 1 пациента индукционное лечение с добавлением Гливека привело к клинико-гематологической ремиссии продолжительностью 6 месяцев. Один пациент с гематологической ремиссией 4 месяца направлен на трансплантацию костного мозга, представляющую единственный шанс на спасение. Еще двое пациентов получают индукционную химиотерапию в настоящее время. Во всех случаях молекулярная ремиссия не была достигнута. Показательна судьба пациента с ОМЛ: в результате проведения полихимиотерапии была достигнута гематологическая ремиссия со снижением уровня МОБ со 100 % до 2,9 %. Консолидация высокодозной полихимиотерапией не привела к молекулярной ремиссии. В течение двух месяцев уровень МОБ увеличился в 10 раз (34 %), что позволило прогнозировать рецидив заболевания в ближайшее время. Проведение аллогенной родственной трансплантации гемопоэтичес-ких стволовых клеток привело к молекулярной ремиссии, что, как мы надеемся, должно соответствовать благоприятному прогнозу.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

20 ■

Транслокация (4;11) обнаружена у трех пациентов в дебюте ОЛЛ. Является также абсолютно неблагоприятным прогностическим признаком. Все случаи характеризовались большой опухолевой массой (гиперлейкоцитоз, гепатоспленомегалия, лимфаденопатия) и отсутствием ремиссии даже при высокодозной химиотерапии.

Транслокация (8;21) обнаружена в дебюте ОМЛ у пяти пациентов. Предполагает благоприятный прогноз заболевания. Во время химиотерапии 1 пациент погиб во время индукционной химиотерапии от ее осложнений. У 1 пациента поломка выявлена при первом рецидиве ОМЛ. Достигнута вторая гематологическая ремиссия продолжительностью 21 месяц. Два пациента сохраняют первую ремиссию ОМЛ сроками 26 и 15 месяцев. У всех трех живых пациентов этой группы сохраняется химерный ген AMLWBTO.

Еще одному пациенту из этой группы проведенная в период гематологической ремиссии высокодозная химиотерапия не привела к молекулярной ремиссии острого лейкоза, но была достигнута после проведения аллогенной неродственной трансплантации гемо-поэтичесих стволовых клеток в Санкт-Петербурге, что ассоциируется с благоприятным прогнозом.

Вывод. Проведение молекулярных генетических исследований для оценки МОЕ и особенностей течения лейкозов должно стать необходимым этапом лечения гематологического больного.

Список литературы

1. Keilholz, U. Wilms’ tumour gene 1 (WT1) in human neoplasia / U. Keilholz [et al.]

// Leukemia. 2005. № 19. P. 1318-1323.

2. Raanani, P. Detection of Minimal Residual Disease in Acute Myelogenous Leukemia / P. Raanani, I Ben-Bassat // Acta Haematologica. 2004. № 112. P. 40-54.

3. Santamaria, S. Using quantification of the PML-RAR& transcript to stratify the risk of

relapse in patients with acute promyelocytic leukemia / S. Santamaria [et al,] // Haematologica. 2007. №92. P. 315-322. .

И. В. Дееальд, E. A. Ходус, Т. A. Суслова, A. JI, Бурмистрова

ВЛИЯНИЕ ГЕНА HLA DRB1*04 НА ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ТЕЧЕНИЕ РЕВМАТОИДНОГО АРТРИТА

Исследовали влияние гена HLA DRB1*04 у пациентов с ревматоидным артритом по сравнению со здоровыми донорами. Были получены следующие результаты: у пациентов с ревматоидным артритом ген HLA DRB1*04 встречался в 55% случаев, у здоровых доноров — в 15%. Обнаружена взаимосвязь меоюду наличием гена HLA DRB1*04 и тяоюестью течения ревматоидного артрита.

Ревматоидный артрит (РА) представляет собой хроническое воспалительное заболевание с прогрессирующим течением, симметричным поражением суставов и внесустав-ными проявлениями, относящееся к органоспецифическим (системным) формам аутоиммунной патологии.

Считается, что РА поражено 0,5-1 % большей части мировой популяции. Заболевание рано приводит к инвалидизации больных и остается одной из центральных проблем ревматологии.

Основу патогенеза РА составляют сочетанные сдвиги в составе клеточного и гуморального звеньев иммунитета. Развитие аутоиммунитета при РА сопровождается нарушением процессов распознавания антител собственных тканей и развитием иммунопатологических реакций. Выраженность данных реакций во многом определяется эффективностью межклеточного взаимодействия, опосредованной молекулой главного комплекса гистосовместимости (HLA) и рецепторов Т-клеток, которые распознают комплекс HLA-презентирующий антиген.

В последние годы достигнут значительный прогресс в разработке технологий и средств иммунодиагностики, позволяющий проводить генотипирование больных РА. В основном проводится исследование генов HLA П класса. Основу ассоциативности между локусами HI .А II класса и особенностями течения РА составляет аллель HLA DRB1 (в частности, ген HLA DRB1*04, расположенный на 6-й хромосоме). Ген кодирует определенную последовательность аминокислот, находящуюся в 70-74 позициях DR-цепи, называемую общим эпитопом—SE (shared epitope), оказывающим заметное влияние на клиническую картину РА и степень его тяжести.

Целью работы явилось выявление ассоциации между наличием гена HLA DRB1*04, возникновением и тяжестью течения РА.

Материалы и методы. В исследование были включены 74 больных РА (59 женщин и 15 мужчин, в возрасте от 12 до 67 лет; средний возраст 37 лет) с достоверным диагнозом ревматоидного артрита, установленного по критериям Американской ревматологической ассоциации. Обязательным условием отбора было отсутствие у пациентов другой аутоиммунной патологии. Больных отбирали в больницах Челябинска вне зависимости от стадии и клинических вариантов заболевания. В качестве группы контроля использовали показатели 102 практически здоровых людей. Среди 74 обследованных больных РА активность процесса 0-1-й степени установлена у 25 человек, 2-3-й степени — у 49. 59 больных были положительными по ревматоидному фактору (РФ), 15 — отрицательными. У большинства больных отмечалось медленнопрогрессирующее течение заболевания. По клинико-анатомической форме у всех больных РА протекал по типу полиартрита.

Исследование иммунологического статуса пациентов проводили на базе лаборатории иммуногенетического типирования Челябинской областной станции переливания крови методом полимеразной цепной реакции. Статистическая обработка: достоверность различий определяли при помощи принятого в иммуногенетике вычисления х2-Различия считались достоверными при х2 ~ 3,7.

Результаты. В целом в группе больных РА отмечено значительное повышение экспрессии гена HLA DRB1*04 по сравнению с группой контроля (55 % и 16 % соответственно), х2 = 31, что указывает на достоверность данных. При проведении исследования также обнаружена взаимосвязь между наличием гена HLA DRB1*04 и степенно активности заболевания: у больных с низкой степенью активности процесса (0-1-я) ген встречался в 34 % случаев, тогда как у больных с высокой степенью активности (2-3-я) ген HLA DRB1*04 был выявлен в 66 % случаев, х2 при этом был равен 0,03 (низкий показатель достоверности различий в нашем случае может, быть связан с малой величиной выборки). Помимо перечисленных выше ассоциаций между наличием гена HLA DRB1*04 и течением РА также отмечается влияние экспрессии данного гена на иммунологический вариант заболевания. У больных положительных по РФ этот ген был обнаружен в 89 % случаев, а у больных отрицательных по РФ — всего в 11 % случаев. Несмотря на большие различия по частоте экспрессии гена у серопозитивных и серонегативных больных, величина f оказалась равной всего 1,4, что также может быть связано с недостаточной величиной выборки.

22

Таким образом, больные с наличием гена HLA DRB1*04 имели более тяжелое течение заболевания: отмечалась более высокая степень активности процесса, большинство больных были положительны по РФ (серопознтивность по РФ предполагает, как правило, более тяжелые клинические проявления РА, чем у больных, негативных по РФ).

Обсуждение. В результате проведенного нами исследования были получены данные об ассоциации РА с аллелями DRB1 локуса HLA П класса, соответствующих HLA DRB1*04 группе аллелей, что согласуется с данными многих авторов, занимающихся особенностями иммуногенетики РА. Однако и по литературным данным ясно, что такие утверждения не универсальны и некоторые аллели HLA DRB1*04 (*0402, *0403) не ассоциируются с РА. Возможно, что у обследованных нами здоровых доноров встречались именно эти аллели гена.

Следовательно, по проведенному нами исследованию мы можем оценить лишь общее влияние экспрессии гена HLA DRB1*04 на возникновение и течение РА, без оценки влияния конкретных аллелей. Однако даже эта работа свидетельствует о том, что ген HLA DRB1*04 предрасполагает к развитию РА и является маркером тяжести этого заболевания.

Список литературы

1. Бурмистрова, А. Л Иммуногенетический анализ башкирской этнической группы

южно-уральского региона и ассоциация генов HLA I и II классов с ревматоидным артритом у башкир / A. Л. Бурмистрова, И. В. Девальд, Т. А. Суслова [и др.] // Иммунология. 2005. № 2. .

2. Сигидин, Я. А. Диффузные болезни соединительной ткани / Я. А. Сигидин, HL Г. Гусева, М. М. Иванова. М., 2004.

3. Сучков, С. В. Современная модель патогенеза ревматоидного артрита и ее место в клинической практике / А. Н. Хитров, Т. Е. Шумова // Терапевт, архив. 2004. Т. 76, Ка 12. С. 83-87.

4. Harney, S. Genetic epidemiology of rheumatoid arthritis / S. Harney, B. P. Wordsworth // Tissue antigens. 2002. Vol. 60. P. 465-473.

5. Silman, A. J. Epidemiology and genetics of rheumatoid arthritis / A. X Silman, J. E. Pearson // Arthr. Res. 2000. Vol. 4, P. 265-272.

Ю. Ю. Филиппова, М. К Угнивенко, С С, Шестопалов, А. Л Бурмистрова, Т. Г, Бондаренко

БАКТЕРИЦИДНАЯ АКТИВНОСТЬ НЕЙТРОФИЛОВ ПРИ «81115-1», «вШв-Ш» И СЕПСИСЕ У ОЖОГОВЫХ БОЛЬНЫХ

Представлены показатели гемограммы и бактерицидной активности ней-трофилов при «5и сепсисе у больных отделения ожоговой реанимации. В результате исследования обнаружено, что у пациентов на стадиях «ЯШ-Ь) и «81КЗ-Ш» наблюдается лейкоцитоз с преобладанием незрелых форм клеток; общий бактерицидный потенциал и внутриклеточная киллингоеая активность нейтрофилов практически не отличаются от таковых в группе доноров. Развитие сепсиса сопровождается снижением показателей лейкоцитоза, общего бактерицидного потенциала и активности внутриклеточного килттга

нейтрофилов по сравнению с «SIRS-J» и «SIRS-I1I». Выявлено, что бактерицидная активность нейтрофилов «in vitro» достоверно выше по отношению к Е. coli, чем к St. aureus. ■

Несмотря на многочисленные исследования, ранняя диагностика и своевременное лечение сепсиса являются одним из наиболее актуальных проблем современной медицины. В настоящее время общепризнано, что в основе сепсиса лежит развитие системного воспалительного ответа (Systemic inflammatory response syndrome — SIRS). SIRS представляет собой неспецифический ответ организма на любое повреждающее воздействие: травму, ожог, хирургическое вмешательство и, в том числе, инфекцию.

При SIRS, под влиянием гуморальных факторов экзогенной и эндогенной природы, происходит активация основных фагоцитирующих клеток (нейтрофилов и моноцитов). Активированные клетки начинают вырабатывать различного рода медиаторы, которые запускают каскад реакций, приводящих к повреждению эндотелия, увеличению сосудистой проницаемости и развитию «шокового органа», а в перспективе — сепсиса.

Количественные и качественные реакции со стороны клеток периферической крови, особенно нейтрофилов, как «пионеров» воспаления при различных повреждениях, наиболее полно отражают развитие системной воспалительной реакции и следующего за ней септического состояния,

В связи с вышесказанным целью нашего исследования являлось изучение бактерицидной активности нейтрофилов при «SIRS-I», «SIRS-т» и сепсисе у ожоговых больных.

Материалы и методы исследования. Под динамическим наблюдением находилось 27 пациентов отделения ожоговой реанимации ГКБ № 6 г. Челябинска. Средний возраст больных 37±4 года, из них 85 % составили мужчины и 15 % — женщины. Диагноз «SIRS» и сепсиса ставился на основе положений Чикагской согласительной конференции (1992 г.).

По степени тяжести состояния больные были разделены на три группы. В первую вошли пациенты, находящиеся в остром периоде ожоговой болезни (3—5-е сутки после ожога) — «SIRS-I». Во вторую группу вошли больные в периоде септикотоксемии (1015-е сутки после ожога) — «SIRS-Ш». В третью группу вошли пациенты с сепсисом. В качестве контроля была взята кровь 7 здоровых доноров.

Во всех исследуемых группах был проведен подсчет общего количества лейкоцитов и показателей лейкоцитарной формулы. Фагоцитарную активность нейтрофилов изучали, используя метод С. Д. Дугласа и П. Г. Куи.

Нейтрофилы выделяли из гепаринизированной периферической крови с использованием двойного градиента.

В качестве объекта фагоцитоза применяли Е. coli АТСС штамм 25922, однодневную культуру, разведенную до концентрации 1x107 КОЕ/мл по McFarland.

Суспензию нейтрофилов с Е. coli культивировали с добавлением аутосыворотки 2 ч при 37 °С — общая выживаемость Е. coli (общий бактерицидный потенциал нейтрофилов). Кроме этого, с помощью этапа добавления антибиотиков определяли внутриклеточную выживаемость Е. coli (внутриклеточный киллинг нейтрофилов). Начальную концентрацию Е, coli и ее концентрацию после инкубации подсчитывали путем посева определенного объема клеточной суспензии на среду Эндо методом разведений. Для контроля аналогичным способом оценивалась концентрация Е. coli без нейтрофилов до и после инкубации.

Для достоверной оценки результатов все полученные значения были пересчитаны на начальную концентрацию Е. coli 6x106 КОЕ/мл. Также был введен коэффициент убывания Е. coli. отношение начальной концентрации Е, coli к ее концентрации через 2 ч без влияния на микроорганизмы каких-либо стимулов. ■,'

В результате исследования перед нами возник вопрос: одинаково ли нейтрофилы при «SIRS-Ш» фагоцитируют граьшоложителъные и грамотрицательные бактерии? Поэтому у 7 больных с «SIRS-Ш» дополнительно были проведены аналогичные эксперименты с использованием в качестве объекта фагоцитоза St. aureus АТСС штамм 25923.

Анализ результатов проводили на персональном компьютере с использованием пакета программ «Statistica».

Результаты и обсуждение. Проведенное исследование позволило выявить характерные особенности изменений показателей лейкоцитарной формулы и бактерицидной активности нейтрофилов при «SIRS-I», «SIRS-Ш» и сепсисе у ожоговых больных. Полученные результаты представлены в таблице.

Показатели лейкоцитарной формулы доноров и больных ожогового отделения

при «81К8-1», «вШв-Ш» и сепсисе

Статисти- ческий показатель Лей. *109 Пал. нф *109 Сегм. нф х109 лф х109 МО *109

Доноры М±ш 6,721 ± 0,469 0,163 ± 0,027 3,493 ±0,252 2,554 ±0,313 0,381 ±0,061

п 7 7 7 7 7

«SIRS-I» М±ш < 13,003 ± 1,432* 2,008 ± 0,238* 8,201 ± 1,054* 1,838 ±0,234 0,746 ±0,129

31 15 15 15 15 15

pi <0,05 <0,05 <0,05

«SIRS-Ш» М±т 18,258 ± 1,355* 2,193 ± 0,264* 12,235 ± 1,099* 2,471 ± 0,202 1,132 ± 0,102*

п ■ 22 21 21 21 21

Pi <0,05 <0,05 <0,05 <0,05

р2 <0,05 <0,05 <0,05 <0,05

Сепсис М±т 11,30 ± 2,729* 1,926 ± 0,417* 7,560 ± 2,097* 1,302 ± 0,234* 0,406 ± 0,098

п 5 5 5 5 5

pi <0,05 <0,05 <0,05

* различия достоверны (р<0,05);

р1 — различия между контролем и опытом;

р2 — различия между «ЭШБ-Х» и «БИ&З-Ш».

При «БГОЗ-Ь) наблюдалось достоверное увеличение общего количества лейкоцитов по сравнению с группой доноров, что было связано в основном с ростом количества нейтрофильных лейкоцитов и появлением большого количества незрелых форм.

На 10—15-е сутки после ожога (при «ЭШБ-Ш») лейкоцитоз достигал максимального значения. Различия были достоверны не только по сравнению с группой контроля, но и с группой больных с «SIRS-I». Кроме нейтрофилоцитоза, наблюдалось также достоверное увеличение абсолютного количества моноцитов.

Таким образом, из представленных данных видно, что у больных ожогового отделения при «ЭШ-Э-Ь и «ЗШ-Э-Ш» происходит активация лейкопоэза и мобилизация нейтро-фильного звена противоинфекционной защиты.

При сравнении данных показателей между группами больных (сепсис — «вШЭ-Ш», доноры) выявлены следующие закономерности: по сравнению с донорами, в группе больных с сепсисом сохранялся лейкоцитоз и повышенное количество палочко-: ядерных нейтрофилов. Однако общее количество лейкоцитов при сепсисе по сравнению

25

с «SIRS-!» и «SIRS-Ш» имело тенденцию к снижению. При эхом абсолютное значение лимфоцитов было снижено в среднем в 2 раза по сравнению со всеми исследуемыми периодами*

Эффекторная функция нейтрофилов оценивалась по способности этих клеток фагоцитировать Е. coli. На рис. 1 показано общее количество бактерий, выживших после взаимодействия с нейтрофилами периферической крови in vitro (общий бактерицидный потенциал нейтрофилов) и внутриклеточная выживаемость Е. coli (активность внутриклеточного киллинга нейтрофилов).

Нф. Ё. Coll. Среднее

Рис. 1. Общая выдкиваемость Е. coli при взаимодействии с нейтрофилами (*103 КОЕ/мл)

Нф Е. СоІІАб.

Рис. 2. Внутриклеточная выоюиваемость Е. coli при взаимодействии с нейтрофилами (у-103 КОЕ/мл)

Общее количество выживших бактерий Е. coli при «SIRS-І» и «SIRS-Ш» имело тенденцию к снижению по сравнению с группой здоровых доноров, что свидетельствовало о повышении общего бактерицидного потенциала нейтрофилов. Количество бактерий, выживших внутри нейтрофилов после фагоцитоза, также имело тенденцию к уменьшению. В связи с небольшой выборкой эти различия не являлись достоверными.

При сепсисе было отмечено резкое возрастание как общей, так и внутриклеточной выживаемости Е. coli по сравнению со всеми исследуемыми периодами, что является показателем сниженного общего бактерицидного потенциала и низкой активности внутри-клточного киллинга нейтрофилов.

Как было сказано выше, дополнительно нами оценивалась бактерицидная активность нейтрофилов больных с «SIRS-ІІІ» по отношению к разным видам бактерий: Е. coli и St. aureus.

Бактерицидное действие нейтрофилов по отношению к Е. coli было достоверно выше аналогичного показателя в отношении St. aureus (общее количество вижиитпих бактерий: 7,46x105 КОЕ/мл к 4,31x106 КОЕ/мл соответственно). Исходя из полученных данных можно предположить, что St aureus способен инициировать факторы, ингибирующие фагоцитоз этих бактерий нейтрофилами. Аналогичные данные в отношении St. aureus были получены в исследовании R. Feezor (2003 г.).

Выводы. 1. При «SIRS-I» и «SIRS-Ш» у ожоговых больных происходит активация лейкопоэза, что связано в основном с ростом числа нейтрофильных лейкоцитов и появлением большого количества незрелых форм. Общий бактерицидный потенциал и внутриклеточная киллинговая активность нейтрофилов в отношении живых бактерий Е. coli при «SIRS-I» и «SIRS-Ш» практически не отличается от таковой в группе доноров.

2. Для сепсиса характерно снижение показателей лейкопоэза, особенно лимфопоэза по сравнению с «SIRS-I» и «SIRS-Ш», и истощение микробицидных свойств нейтрофилов, о чем свидетельствует выраженное снижение общего бактерицидного потенциала и активности внутриклеточного киллинга нейтрофилов.

3. Бактерицидное действие нейтрофилов при «SIRS-Ш» по отношению к грамполо-жительным и грамотрицательным микроорганизмам имеет достоверные отличия: общая выживаемость Е. coli при взаимодействии с нейтрофилами достоверно ниже таковой по сравнению со St. aureus.

Список литературы

1. Белобородова, Н. В. Иммунологические аспекты послеоперационного сепсиса / Н. В. Белобородова, Е. Н. Бачинская // Анестезиология и реаниматология. 2000. № 1. С. 59-66.

2. Дуглас, С. Д. Исследование фагоцитоза в клинической практике / С. Д. Дуглас, П. Г. Куи; пер. с англ. М, 1983. 112 с.

3. Останин, А. А. Хирургический сепсис. Иммунологические маркеры системной воспалительной реакции / А. А. Останин, О. Ю. Леплина // Вести, хирургии им. И. И. Грекова. 2002. Т. 1, № 3. С. 101-107.

4. Feezor, R. X Molecular characterization of the acute inflammatory response to infections with Gram-negative versus Gram-positive bacteria / R. X Feezor, C. Oberholzer // Infection and Immunity. 2003. Oct. P. 5803-5813.

Ю: Ю. Филиппова, E, И. Лупарь, E. П. Конева, Ж И. Угиивенко,

О. А. Струнина, С С. Шестопалов, А. Ж Бурмистрова

АССОЦИАЦИЯ СИНДРОМА СИСТЕМНОЙ ВОСПАЛИТЕЛЬНОЙ РЕАКЦИИ (SIRS) С ПОЛИМОРФИЗМАМИ ГЕНА HLA-DRB1

Представлен краткий обзор литературы, посвященной синдрому системного воспалительного ответа, а также результаты поиска возможных ассоциаций данного синдрома с полиморфизмами гена HLA-DRB1. ■

Синдром системного воспалительного ответа (SIRS, от англ. Systemic Inflammatory Response Syndrome) ■— это неспецифический универсальный ответ на повреждающее воздействие, который включает в себя расстройства системной гемодинамики

и кштсрпт^иртсу п aniTOj системное повреждение эндотелия и активацию коагуляции, реакцию со стороны системы Крови и кроветворения, интоксикацию и —в итоге — полиор-ганную недостаточность. SIRS опосредован цитокинами, включающими каскад активации и синтеза острофазовых белков и других медиаторов воспаления, молекул адгезии, стимуляторов клеточной Пролиферации и дифференцировки. Всё это реализуется через единый интегративный иммуно-нейро-эндокринный механизм, поэтому SIRS сопровождается также изменением иммунологического статуса и гормонального профиля.

В r.Rsr4w с наличием ассоциации многих аутоиммунных заболеваний с генами основного комплекса гистосовмесгимости представляется интересным вопрос о наличии таких ассоциаций с синдромом системного воспалительного ответа.

Цель работы. Данная работа посвящена поиску возможной ассоциации между возникновением синдрома системного воспалительного ответа и генами HLA II класса, в частности — HLA-DRB1.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Контингент больных. Исследование проводилось в группе больных с синдромом SIRS из ожогового и хирургического отделений реанимации ГКБ № 6 г. Челябинска вне зависимости от стадии, возраста начала заболевания, степени активности процесса.

Исследуемую группу составили 19 пациентов с синдромом системного воспалительного ответа, в контрольную включено 150 человек — здоровые доноры Челябинской областной станции переливания крови (случайная выборка).

Все обследованные принадлежат к русскому этносу (этническая принадлежность определялась по данным генеалогического анамнеза).

Методы исследования. Типирование HLA-DRB1 проводилось с помощью постановки полимеразной цепной реакции с сиквенс-специфическими праймерами (по методу PCR-SSP С. Darke), Для статистической обработки данных применялись стандартные генетико-статистические методы (Ах, рх, X2) [2].

Результаты исследований. В ходе работы статистически достоверных различий в частоте встречаемости специфичностей DR между исследуемой группой — больных с SIRS — и группой контроля выявлено не было. Однако у 4 человек в исследуемой группе был обнаружен гаплотип DRB1*07 — DQA1*0201 — DQB1*0303, что составляет примерно 21,05 %, в то время как в группе контроля такой гаплотип встречается с частотой около 2,05 %. Данный гаплотип упоминается в литературе в связи с развитием реакции гиперчувствительности у больных ВИЧ-инфекцией, для терапии которых применялись препараты, содержащие абаковир, ингибитор обратной транскриптазы.

Вывод. На данной выборке больных не выявлено достоверных различий между частотами генов локуса HLA-DRB1 пациентов с SIRS и контрольной группой. Однако в ходе работы была обнаружена повышенная частота встречаемости гаплотипа HLA DRB1*07 — DQA1*0201 DQB1*0303 в исследуемой группе больных SIRS. Представляется целесо-

образным продолжение исследований в данной области.

Список литературы

1. Бондаренко, А. Д HLA и болезни / А. Л. Бондаренко. Киров, 1999,194 с.

2. Зотова, Н. В. Патогенетическое значение определенных уровней системной воспалительной реакции при сепсисе / Н. В. Зотова // Вестн. Урал. мед. академ. науки. 2006. №3-1. С. 71-74.

3. Brunn, G. J. The etiology of sepsis: turned inside out / C. J. Brunn, J. L. Platt // Molecular

Medicine. 2006. № 1, vol. 12. P. 10-15. .

О. ЖДимчева, Т. А. Суслова, А. Л. Бурмистрова, С. В. Тимофеева, Д. С. Сташкввт

ГЕНЕТИЧЕСКИЙ ПОЛИМОРФИЗМ Н1А-ОК ЛОКУСА ЭТНИЧЕСКОЙ ГРУППЫ НАГАЙБАКОВ, ПРОЖИВАЮЩИХ В ЧЕЛЯБИНСКОЙ ОБЛАСТИ

Представленная работа является фрагментом работ по генетическому полиморфизму цитокинов и направления «Генетический полиморфизм популяций Челябинской области» научно-учебного Центра молекулярной иммуногенетики УРО РАН / Челябинского государственного университета / Челябинской областной станции переливания крови.

На территории Челябинской области проживает более 5 этнических групп: русские, татары, башкиры, казахи, нагайбаки и др.

Нагайб&ки — этнографическая группа (субэтнос) крещёных татар Волго-Уральского региона, в прошлом — часть оренбургских казаков (по мнению отдельных исследователей, нагайбаков можно считать хотя и близким к татарам, но самостоятельным этносом). Численность по переписи. 2002 г.— 9,6 тыс. человек, из них в Челябинской области — 9,1 тыс., большая часть из них проживает в Нагайбакском и Чебаркульском районах [2].

Расселение татар Среднего Поволжья и Приуралья [1]

Из исторических документов известно, что предки нагайбаков, проживающие в Заказанье в XVI-—XVII вв., после взятия Казани Иваном Грозным были окрещены и переселены в «свободные башкирские Земли» в районе Уфы и Мезелинска, где образовали селение крещеных татарских казаков, названное Нагайбакекой крепостью (см. рисунок). На протяжении XVIII и в первые десятилетия XIX в. на территории Белебеевского уезда Уфимской губернии происходили сложные процессы этнических контактов между крещеными татарами-казаками, тептярями и некоторыми группами финно-угорского происхождения. В XIX в. на этой территории сформировалась самобытная локальная группировка казаков на основе различных этнических элементов. За заслуги перед Отечеством они были расселены по Повелению Николая I на территории Верхнеуральского и Троицкого уездов Оренбургской губернии. Ими были основаны станицы Кассель,

29

Остроленка, Фершампенуаз, Париж, Требия, Арси, Куликовский, Краснокаменск, также они были поселены в селениях Варламово, Попово, Ключевская и др. [1,2].

Учитывая значительные географические перемещения нагайбаков и присоединения к различным этническим группам в период их становления, можно предположить, что в формировании современного генетического профиля нагайбаков большую роль сыграли миграции.

Полиморфизм системы НЬА позволяет использовать ее для уникальных популяционных исследований, проводимых в целях выявления общности и генетических различий между популяциями (частоты встречаемости генов, антигенов, гаплотипов) [3], установления степени их изоляции, путей миграции и т. д., а также в научном направлении—«НЬА и болезни». НЬА-антигены и -гены зарекомендовали себя в качестве наилучших генетических маркеров для выявления предрасположенности и устойчивости к ряду заболеваний и могут использоваться для прогнозирования риска развития болезней или их форм, особенностей клинического течения и эффективности терапии, для определения типа наследования и изучения генетически контролируемых механизмов патогенеза заболеваний.

Цель исследования Провести сравнительный анализ распределения различных аллельных вариантов генов локуса НЬА-ОК. в этнических группах нагайбаков и русских, проживающих в Челябинской области.

Задачи исследования

1. Собрать генеалогический анамнез среди лиц этнической группы нагайбаков Челябинской области,

2. Установить аллельные варианты НХА^Ж локуса среди представителей нагайбак-ской этнической группы методом ДНК-тютирования.

3. Рассчитать частоты встречаемости аллелей генов и антигенов НЬА-БК локуса в популяции нагайбаков Челябинской области и сравнить с частотой встречаемости данных аллелей в популяции русских, проживающих в Челябинской области.

Материалы и методы. Йммуногенетическое типирование проводилось среди нагайбакской этнической группы, постоянно проживающей в Челябинской области. Исследование включало 44 случайно выбранных донора нагайбакской этнической группы. Группу сравнения составили доноры Областной станции переливания крови (г. Челябинск) русской национальности (103 человека). Принадлежность к этнической группе определялась по официальным документам и данным генеалогического анамнеза в трех поколениях.

Идентификацию аллелей НЬА II класса проводили методом амплификации с использованием 19 смесей праймеров для БЯШ локуса.

Достоверность различий в частоте встречаемости антигенов в нагайбакской и русской этнических группах рассчитывалась согласно критерию Пирсона.

Результаты исследования. Выявлены основные черты иммуногенетического профиля НЬА локуса БКВ1 нагайбакской этнической группы.

Для популяции нагайбаков характерна относительно высокая частота антигенов Ш. 1, ОЕ. 3, БК 7, относительно повышенный уровень БЫ 4 (20 %) и БЯ 9 (11,36 %) по сравнению с русскими (15 %) и (6,6 %). С низкой частотой встречались БЛ16, ВЯ 14, ЙЯ10, ВК 12. У представителей нагайбакской популяции по сравнению с русскими контрольной группы достоверно реже встречались БЯ 15 (13,6 % против 27 % соответственно, % - 3,27 р<0,05). Отсутствовал ген БЛ 8 (данные достоверны). В целом такое распределение аллелей соответствует европеоидной расе, особенно представителям Северной Европы. Некоторые антигены, которые редки у европеоидов, встречаются с низкой частотой и у нагайбаков. Интересно отметить, что серологически определяемый антиген

DR 5, который на молекулярном уровне может существовать в двух вариантах—DR И и DR12,—у русских и других европеоидных популяциях встречается преимущественно в форме DR 11, а в монголоидных популяциях в форме DR 12. В изучаемой нами этнической группе антиген DR 5 встречался в форме DR11, что, вероятно, свидетельствует о европеоидном происхождении данной популяции.

Выводы

1. Установлены популяционные показатели вариантов генов локуса HLA DR этнической группы нагайбаков Челябинской области.

2. Показана близость с русской этнической группой по распределению вариантов генов DR 1, DR11, DR 13 и DR 14.

3. Выявлены индивидуальные иммуногенетические особенности нагайбаков:

- отсутствие встречаемости DR 8;

~ достоверно низкая частота DR15;

- более высокая частота DR 3 и DR 7 (на уровне тенденции).

Список литературы

1. Расселение татар Среднего Поволжья и Приуралья [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.tataroved.ru

2. Этнография татарского народа / под ред. Д. М. Исхакова. Казань: Магариф, 2004. 287 с.

3. Darke, С. HLA class I (А, В) and Д (DR, DQ) Gene and Haplotype Frequencies in Blood Donors from Wales / C. Darke [et al.] // Exp. Clin, bnmunogenet. 1998. № 15. P. 69-83.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.