CC BY
4
ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИСТИЧЕСКИМ ПРОЯВЛЕНИЯМ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В ЗАВЕРШАЮЩИЙ ПЕРИОД ЕЕ
СУЩЕСТВОВАНИЯ
И.В. Упоров, д-р ист. наук, канд. юрид. наук, профессор Краснодарский университет МВД России (Россия, г. Краснодар)
DOI:10.24412/2500-1000-2024-2-1-28-33
Аннотация. Преступления террористической направленности в современном понимании термина «террор» в Российской империи стали трактоваться со второй половины ХК в. Тогда эти преступные деяния имели политическую подоплеку, и лица, их совершавшие, имели свое обоснование таких деяний, которое связывалось с необходимостью радикальных (революционных) изменений государственного строя в понимаемых ими целях. Однако со стороны государственной власти террористические акты квалифицировались как тяжкие преступления. Такие два подхода (террор как преступление и террор как средство изменения общества) отражали глубочайшие противоречия, которые имели место в российском обществе. В статье исследуется социально-политическая характеристика терроризма в России до октябрьской революции 1917 г., в том числе программные положения радикальных (революционных ) организаций и решения властных органов по борьбе с терроризмом.
Ключевые слова: радикальные (революционные) организации, государственная власть, российское общество, манифест, Нечаев, Засулич.
Терроризм как социально-опасное явление в истории России претерпел определенную трансформацию в его понимании. Сам термин «терроризм» вошел в оборот во второй половине XIX в., когда по нарастающей стали происходить убийства государственных деятелей и другие тяжкие преступления в отношении представителей власти; такого рода деяния стали именоваться как террористические акты. При этом уже имелась определенная политико-теоретическая база, в рамках которой объяснялось это явление, причем, как О.В. Будницкий, в русских словарях и энциклопедиях дореволюционной эпохи толкование понятия «террор» появилось сравнительно поздно. Так, в первом издании словаря Брокгауза и Ефрона (1901 г.) были помещены статьи о якобинском терроре в период Великой французской революции, а также о терроре роялистов в 1815-1816 гг. Позже, в дополнительном томе (1907 г.) появилась статья «Террор в России», где террор определялся как «система борьбы против правительства, состоявшей в организации убийства отдельных высокопоставленных лиц, а также
шпионов, и в вооруженной защите против обысков и арестов». Период систематического террора указанный ученый относит к 1878-1882 гг., а его возобновление - к началу XX в. (имелся в виду прежде всего террор партии социалистов-революционеров, а также черносотенный террор) [1, с. 37].
В этой связи представляет интерес следующий факт: арестованный весной 1862 г. студент Московского университета Петр Зайчневский (за организацию мессы по убитым участникам демонстрации в Варшаве в феврале 1861 г. и за призывы к независимости Польши), будучи в камере Тверской полицейской части, написал прокламацию под названием «Молодая Россия». Этот документ считается первым манифестом массового революционного террора, где убийство открыто признавалось допустимым средством достижения социальных и политических изменений.
В частности, в этом документе указывалось: «Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное и с громким криком «Да здравствует социальная и демократическая
республика русская!» двинемся на Зимний дворец истреблять живущих там. Мы не страшимся, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы ... Мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 1790-х годах ... Помни, что тогда, кто будет не с нами, тот будет против, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами» [2, с. 126]. Следует заметить, что сторонники «Молодой России» составляли все же меньшинство в рядах революционеров того времени; большинство было настроено отрицательно в отношении такого терроризма и нередко даже враждебно, и большей частью ограничивались дискуссиями по поводу необходимости переустройства общества.
Один из таких дискуссионных кружков в 1863 г. был создан вольнослушателем Московского университета Н.А. Ишути-ным, но довольно скоро здесь пошли дальше, а именно было спланировано покушение на цареубийство с исполнителем Д.В. Каракозовым (дворянского сословия, 25 лет, член подпольной радикальной группы «Ад»). Покушение было совершено 4 апреля 1866 г. Несмотря на то, что выстрел Каракозова не достиг цели, это покушение, тем не менее, способствовал переходу революционно настроенных группировок от теоретических суждений к террористической практике, например, уже в мае 1867 г. во Франции А. Березовский стрелял (и также промахнулся) в Александра II, когда тот вместе с Наполеоном III и свитой проезжал через Булон-ский лес. Террор все более и более привлекал внимание представителей революционного движения, ставящего целью низвержения царизма.
Следует отметить в этой связи, что терроризм в тогдашней России имел заметную политическую составляющую и считался революционерами как средство государственного переустройства, причем, и это очень важно, его сторонниками были не бандитствующие элементы, как это будет в дальнейшем. Так, тогда в России сложилась первая революционная партия -
партия народовольцев, которая включала терроризм в качестве отмеченного средства социальных преобразований в более справедливом, по их мнению, направлении. Существенную роль в распространении идей террора в России имел С.Г. Нечаев (сын крепостного крестьянина, ставший мещанином-ремесленником). В конце 1860-х гг. Нечаевым, Ткачевым и другими членами кружка была создана революционная организация под названием «Комитет русской революционной партии». В Программе революционных действий, выпущенной этим Комитетом, говорилось, что целью организации является уничтожение существующего строя, как основанного на эксплуатации и угнетении. Единственный выход - это политическая «революция и истребление гнезда существующей власти» [3, с. 59; 4, с. 273].
Нечаев принял участие в издании нескольких ультрареволюционных манифестов и написал известный «Катехизис революционера», в котором содержались не только призывы к террору против членов царской семьи и высокопоставленных государственных чиновников, но и одобрялись репрессии со стороны последних по отношению к народу [5, с. 89]. Он был осужден в 1873 г. к каторге на 20 лет, замененную пожизненным заключением, а всего делу нечаевцев были привлечены 152 человека [6, с. 13]. Среди них была и Вера Засулич, которая 1978 г. совершила теракт, и судебный процесс над ней стал широко известным. Суть ее преступления была изложена в речи прокурора Г.И. Кесселя: «Я обвиняю подсудимую Засулич в том, что она имела заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Ф.Ф. Трепова и что 24 января 1878 г., придя с этой целью к нему на квартиру, выстрелила в него из револьвера. Кроме того, я утверждаю, что Засулич сделала все, что было необходимо для того, чтобы привести свое намерение в исполнение» [7, с. 24].
Как известно, Засулич была оправдана, и этот факт (при том, что Засулич признавалась в содеянном) свидетельствовал о сложнейших и противоречивых социальных процессах в России, в том числе по
отношению к террору. Так, Л. Максимова замечает, что это решение говорит не о беспристрастности и праведности суда над ней, а об общественных настроениях того времени, а также о том, что авторитет государственной власти был невысок [8, с. 143]. Как бы то ни было, акт террора, смотивированный самыми высокими помыслами, не нашел в обществе однозначного осуждения. Очевидно, поэтому призывы Нечаева были взяты на вооружение только теми русскими революционерами, которые утвердились в мысли о том, что Россию можно привести к обществу социальной справедливости только через террор. Вместе с тем эти идеи встречали если не одобрение, то определенное понимание среди российской либеральной общественности. И тем самым питали вдохновением новых и новых террористов.
В этой связи заслуживает внимания и точка зрения, согласно которой дестабилизировавшие внутреннюю социально-политическую обстановку в стране и ослаблявшие позиции России на международной арене революционные процессы и терроризм были инициированы и финансировались зарубежными спецслужбами, в частности, английскими и германскими, так как рост авторитета России входил в противоречие с экспансионистскими колониальными планами этих мощных европейских держав [9, с. 64]. Однако данный аспект представляется достаточно сложным и требует отдельного исследования. Здесь же отметим лишь, что зарубежное влияние, очевидно, имело место, но вряд ли следует отводить ему решающую роль.
На указанном фоне самостоятельный состав преступления в виде терроризма в уголовном законодательстве России еще не выделялся, и деяния террористов квалифицировались как государственные преступления. Следует еще заметить, что государственным спецслужбам явно мешали бороться с террором послабления уголовного судопроизводства, осуществленные в рамках судебной реформы 1864 г., в частности, дела должны были слушаться открыто, гласно, подсудимые получали право на защитников и др. В этой связи правительство предпринимало шаги, которые
позволяли бы обходить закон. Так, Указ императора от 5 апреля 1879 г. предоставил право генерал-губернаторам предавать военному суду обвиняемых в любом государственном преступлении, а это означало значительное ограничение гласности судебных процессов.
Тем не менее, в феврале 1880 г. был совершен теракт (взрыв в Зимнем дворце), направленный против императора, организованный революционной организацией «Народная воля» (основной исполнитель -С.Н. Халтурин); погибли 11 военнослужащих, было также много раненых, император не пострадал. В ответ был издан Указ об учреждении Верховной Распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия [10], ее главой был назначен Т.М. Лорис-Меликов, который имел опыт подавления революционных выступлений. Полномочия Комиссии имели чрезвычайный характер, благодаря чему значительно ускорялось прохождение дел по государственных преступлениях. Ситуация в обществе несколько стабилизировалась, и Лорис-Меликов предложил распустить Комиссию, а также упразднить III Отделение с целью сосредоточения в одном ведомстве (МВД) всех подразделений по борьбе с антиправительственными выступлениями, что и было сделано.
Однако, как показали дальнейшие события, такие оценки представляли собой желаемое за действительное. И 1 марта 1881 г. жертвой террористов стал сам император. Остановить террор было решено системой чрезвычайных и репрессивных мер, получивших название в истории как контрреформы. Обратим внимание, что ранее, как мы указывали, властью уже предпринимались такого рода меры, но менее жесткие, и, очевидно, правительство рассчитывало на их эффективность в рамках проводимых либеральных реформ. Но такой подход не дал ожидаемого результата. И законодательное ужесточение репрессий было продолжено (издание известного «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 г., а затем и существенная корректи-
ровка судебной реформы). Так, дело об убийстве императора Александра II было расследовано и рассмотрено судом в кратчайшие сроки, с нарушением ряда процедур, и уже через месяц виновные были казнены. Ответом революционеров на эту казнь был призыв: «Смерть за смерть! Кровь за кровь! Месть за казни!» [11, с. 98].
Такое противостояние еще более обостряло общественно-политическую ситуацию в России, что способствовало появлению террористической фракции партии «Народная воля», которую основал в декабре 1886 г. П. Я. Шевырев (в феврале 1887 г. после его болезни фракцию возглавил А.И. Ульянов). Вместе с тем фракция полагала необходимым более подробно обосновать методы своей борьбы. Так, в Программе террористической фракции партии «Народная воля» А.И. Ульянов писал, что «историческое развитие русского общества приводит его передовую часть а) все к более и более усиливающемуся разладу с правительством. Разлад этот происходит от несоответствия политического строя русского государства с прогрессивными, народническими стремлениями лучшей части русского общества. Эта передовая часть растет, совершенствуется и развивает свои идеалы нормального общественного строя, но вместе с этим усиливается и правительственное противодействие, выразившееся в целом ряде мер, имевших целью искоренение прогрессивного движения и завершившееся правительственным террором. Но жизненное движение не может быть уничтожено, и когда у интеллигенции была отнята возможность мирной борьбы за идеалы и закрыт доступ ко всякой форме оппозиционной деятельности, то она вынуждена была прибегнуть к форме борьбы, указанной правительством, то есть к террору» [12, с. 378]. Далее делается промежуточное заключение: «Террор есть, таким образом, столкновение правительства с интеллигенцией, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь ... Поэтому мы считаем полезной не только террористическую борьбу с центральным правитель-
ством, но и местные террористические протесты против административного гнета» [12, с. 379].
Как видно, к середине 1880-х гг. степень оппозиционности не только не ослаблялась в результате реакционной политики самодержавия, но и, более того, противниками власти углублялось идейное обоснование террористической деятельности. Главным объектом этой деятельности оставался, как и ранее, сам император. Очередное покушение на Александра III террористическая фракция готовила весной 1887 г. Политическая полиция в данном случае, в отличие от 1 марта 1881 г., проявила себя более профессионально, и участники покушения были задержаны накануне самого теракта (Александр Ульянов вместе с другими участниками покушения на теракт будет казнен).
Жесткие казни, однако, не остановили терроризм. Так, в 1901 г. министр внутренних дел Сипягин позволял себе высказывания в том духе, что он «кровью зальет Петербург при первой же попытке новой демонстрации» (после демонстрации 4 марта 1901 г.). После подобных высказываний в воззвании боевой организации партии социалистов-революционеров (БО ПСР)появляются такие слова: «Свист пули - вот единственный возможный теперь разговор с нашими министрами, пока они не научатся понимать общечеловеческую речь и прислушиваться к голосу страны» [13, с. 29]. А в письме заведующего наружным наблюдением департамента полиции Е.П. Медникова начальнику Киевского охранного отделения А.И. Спиридо-вичу о разработке БО ПСР от 14 февраля 1903 г. сообщалось: «выясняется, чего мы должны ожидать в будущем - террора и террора» [14, с. 199].
Изложенное показывает, что в рассматриваемый период истории Российской империи терроризм (террор) имел политическую составляющую и свое соответствующее теоретическое обоснование. Совершение террористических актов в этом контексте показывало глубочайшие противоречия в развитии социальных отношений, когда властные структуры не смогли установить такой общественный порядок, в
котором дело не доходило бы до трагиче- в виду развитие постсоветского простран-ских террористических актов, напоминав- ства, и речь идет прежде всего о том, что-ших элементы гражданской войны. Этого бы в обществе ведущими были принципы не было сделано и позже в результате социальной справедливости и законности, наступил революционный кризис 1917 г., а нарушения которых, как показывает исто-затем разразилась настоящая кровопро- рия, могут иметь последствиями в виде литная Гражданская война. Как представ- экстремистских, и, как крайность, терро-ляется, из событий рассмотренного перио- ристических проявлений. да извлечены еще не все уроки, если иметь
Библиографический список
1. Будницкий О.В. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1996. - 573 с.
2. Утопический социализм в России: Хрестоматия / Сост. А.И. Володин, Б.М. Шахматов. - М.: Политиздат, 1985. - 590 с.
3. Пирумова Н. М. М. Бакунин или С. Нечаев? // Прометей. - М.: Молодая гвардия, 1968. - Т. 5. - С. 59-67.
4. Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. - М.: АСТ, 1997. - 447 с.
5. Щеголев П. Е. С. Г. Нечаев в равелине (1873-1882) // Алексеевский равелин: Секретная государственная тюрьма России в XIX в. Кн. 2. - Л.: Лениздат, 1990. - С. 88-93.
6. Нечаев и нечаевцы: Сб. материалов. - М.; Л.: Гос.соц-экон.издат, 1931. - 221 с.
7. Кессель К.И. Речь обвинителя по делу Веры Засулич // Прокурорский надзор. - 2001. - №3. - С. 23-29.
8. Максимова Л. Опасное противостояние: российский политический сыск и революционеры // Бельские просторы. - 2004. - № 3. - С. 142-146.
9. Литвинов Н.Д. Террористические организации: формирование и деятельность: (политико-правовой анализ). - М.: Голос, 1999. - 219 с.
10. Указ «Об учреждении в С.-Петербурге Верховной Распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 12.02.1880 г. // ПСЗ-2. № 60492.
11. Литература партии «Народная воля»: сб. док / Под ред. А.В. Якимовой-Диковской и др. - М.: Всесоюзн.об-во политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1930. - 332 с.
12. Первое марта 1887 г.: дело П. Шевырева, А. Ульянова и др. - М.-Л.: Моск. рабочий, 1927. - 389 с.
13. Да здравствует «Народная воля!»: историч. сборник. - Париж, 1907. - 96 с.
14. Письмо заведующего наружным наблюдением департамента полиции Е.П.Медникова начальнику Киевского охранного отделения А.И.Спиридовичу о разработке БО ПСР от 14 февраля 1903 г. // Красный Архив. - 1926. - Т. 4. - С. 199-200.
COUNTERING TERRORIST MANIFESTATIONS IN THE RUSSIAN EMPIRE IN THE
FINAL PERIOD OF ITS EXISTENCE
I.V. Uporov, Doctor of Historical Sciences, Candidate of Legal Sciences, Professor Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia (Russia, Krasnodar)
Abstract. Crimes of a terrorist nature in the modern understanding of the term "terror " in the Russian Empire began to be interpreted from the second half of the 19th century. Then these criminal acts had a political background, and the persons who committed them had their own justification for such acts, which was associated with the needfor radical (revolutionary) changes in the state system for the purposes they understood. However, the state authorities qualified terrorist acts as serious crimes. These two approaches (terror as a crime and terror as a means of changing society) reflected the deepest contradictions that took place in Russian society. The article examines the socio-political characteristics of terrorism in Russia before the October Revolution of 1917, including the program provisions of radical (revolutionary) organizations and decisions of government authorities to combat terrorism.
Keywords: radical (revolutionary) organizations, state power, Russian society, manifesto, Nechaev, Zasulich.
