CC BY
34
С.В. Симонова, А.В. Соколов
ПРОТЕСТНАЯ АКТИВНОСТЬ В СЕТИ ИНТЕРНЕТ: ОСОБЕННОСТИ ПРАВОВОГО РЕЖИМА И ТЕНДЕНЦИИ ЮРИДИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ *
Аннотация
В статье исследуется современное состояние и тенденции развития российской юридической практики, складывающейся в связи с различными проявлениями протестной активности в сети интернет. В качестве факторов, сдерживающих полноценное правовое регулирование онлайн-форм гражданской активности, авторы выделяют ряд системных и юридико-технических проблем российского информационного законодательства и законодательства о публичных мероприятиях. К их числу, во-первых, предлагается относить тенденцию регулирования интернет-активности «по остаточному принципу», преимущественно при помощи методов запрета и предписаний. Во-вторых, в работе дается правовая оценка практике квалификации проте-стных действий пользователей социальных сетей через призму категорий и правил законодательства о публичных мероприятиях. Указанные размышления выводят авторов на понятие онлайн-акций, сущность которых анализируется на предмет их юридической природы, наличия у них признаков публичного мероприятия и адекватного правового режима их проведения. На основе исследования практики ограничения доступа к интернет-записям про-тестного характера в статье формулируются предложения по оптимальному гарантированию прав мирных активистов и третьих лиц, обсуждаются во-
S. Simonova, A. Sokolov
ONLINE PROTESTS: REGULATORY CONSIDERATIONS AND LEGAL PRACTICE TRENDS
Abstract
The article deals with the current state and some development trends of Russian legal practice concerning different forms of online protests. The authors highlight several systemic and legal quality problems of Russian information and public events legislation among the factors restraining comprehensive legal framework of online civil activity. First, the trend of residual legal framework for modern internet activity as well as the wide use of prohibitions and liability in its regulation are mentioned. Second, the article gives a legal review of the practice connected with the explanation of protests in social media through the lens of freedom of assembly rules. Based on these considerations, the authors analyze the term of online actions, their legal nature, coincidence with offline public events and the best legal grounds. Special attention is also directed to the research related to modern content blocking practice and removals of posts from web-sites. Having raised the current issues on this point, the authors suggest possible legal safeguards of civil activists' and third -party rights, the limits and the scope of responsibility of internet platforms for protest activity within their bounds. In conclusion considerations concerning law and procedural warranties for peaceful online civil activity and efficient communication between the State, activists and social media platforms are given.
просы пределов и форм ответственности интернет-платформ за действия протестующих на их ресурсах граждан. В заключении работы обосновываются предложения, направленные на утверждение процедурных и процессуальных гарантий реализации права на мирный законный протест в сети интернет, а также развитие диалоговых механизмов государства, цифровых компаний и гражданских активистов по поводу мирного выражения несогласия в цифровой среде.
Ключевые слова:
протест; акции; публичные мероприятия; гражданская активность; интернет; социальные сети; свобода собраний.
Key words:
protest; actions; public events; civil activity; Internet; social media; freedom of assembly.
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и ЭИСИ в рамках научного проекта № 20-011-31346
Вопросы юридической природы, структуры и многообразия форм протестных отношений относятся к числу мало разработанных в российской правовой литературе тем. Несмотря на небольшое число юридических исследований политических протестов, анализ содержания существующих научных работ показывает, что достаточно большое число ученых-юристов рассматривают эту тематику через призму предмета конституционного права и выделяют очевидную конституционно-правовую составляющую права на политический протест [3, с. 3-17] и протестных отношений [15]. Например, в одной из своих последних работ Председатель Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькин подчеркивает, что право граждан на протест против неправомерных и неэффективных действий органов власти имеет конституционную природу [5].
Руководствуясь указанными выше позициями, исследователи приходят к выводам о комплексном характере права на мирный протест как включающем весь спектр прав и свобод в государственной и общественно-политической деятельности, с одной стороны, и самостоятельной ценности права на протест как обеспечивающего возможности продвижения одними субъектами правоотношений позиций, не совпадающих с позицией иных субъектов правоотношений, с другой стороны [16, с. 34 -42]. В качестве аргумента в пользу необходимости развития теоретической составляющей права на протест в конституционно-правовой доктрине приводится мысль о
том, что мирный политический протест выступает неотъемлемой частью права граждан на участие в управлении делами государства [4, с. 63-68].
В связи с тем, что в настоящее время значительная часть протестной активности разворачивается на площадках социальных сетей и интернет -платформ, а пределы такой активности напрямую определяются содержанием и требованиями действующего правового регулирования, представляется целесообразным провести анализ юридической практики в данной сфере. Подобный анализ позволит выработать конструктивные рекомендации относительно вариантов совершенствования юридических механизмов и правового регулирования интернет-активности.
Представляемые ниже содержание и результаты исследования были получены авторами при помощи универсальных общенаучных и специально-юридических методов. Метод анализа, формально-юридический и герменевтический подходы использовались при исследовании юридической литературы и практики, правовых позиций судебных органов, а также содержания нормативных правовых актов, регулирующих отношения в области распространения информации в сети интернет и порядок проведения публичных мероприятий. Методы синтеза, моделирования и структурно-функциональный метод применялись в целях обоснования предложений по совершенствованию современных правовых основ протестной активности, модели взаимодействия государства, интернет-платформ и активистов по вопросам организации и проведения онлайн-акций.
Прежде всего, очевидно, что в современной России правовое воздействие на сферу интернет-активности осуществляется по остаточному принципу и строится по косвенной модели «от противного». Обозначенный тезис основывается, главным образом, на том наблюдении, что в России ведущими способами регулирования отношений в интернете в настоящее время являются методы запретов и предписаний, что подтверждает содержание и динамика изменений Федерального закона от 27.07.2006 № 149 -ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (далее - ФЗ № 149, Закон об информации) - основного правового акта, регламентирующего порядок распространения информации в сети интернет, в том числе, сообщений оценочного и критического характера, протестной природы.
Как показывает практика, в случае необходимости ограничения той или иной сопряженной с распространением информации интернет-
активности в указанный закон вносятся изменения, которые, как правило, сопровождаются точечным включением в текст закона новых дефиниций и юридических процедур. Именно в русле такой логики в конце 2020 года в ФЗ №149 было введено понятие социальной сети [8]. К слову, отмеченная тенденция по точечному изменению Закона об информации для решения узких локальных задач вызывает серьезные возражения в юридической литературе, где отмечается такая негативная сторона регулирования информационных отношений «в режиме заплаток», как нарушение логических и терминологических основ правового регулирования интернета [7, с. 32-39].
Помимо указанных выше обстоятельств, регулирование общественно-политической активности в сети интернет по «остаточному принципу» подтверждается и в том смысле, что правомерность акций (отдельных форм деятельности) гражданских активистов в социальных сетях оценивается правоприменительными органами через призму правил, актуальных для физических публичных мероприятий. Обозначенная тенденция особенно ярко заметна в сегменте охранительных отношений по привлечению интернет-активистов к административной ответственности. Эта тенденция в совокупности с первым обстоятельством наводит на мысль о том, что, возможно, государство рассматривает интернет в качестве дополняющей физическое пространство среды, и в юридическом смысле принципиально не отличающейся от обыденной действительности.
Однако отмеченные подходы юридической практики в сфере интернет-акций видятся не вполне универсальными и гибкими по нескольким причинам. С одной стороны, международно-правовые гарантии свободы собраний распространяются на любые мирные публичные акции вне зависимости от места их проведения - в помещениях, вне помещений либо онлайн. Указанный вывод в 2020 году был довольно четко провозглашен Комитетом ООН по правам человека, который подчеркнул необходимость обеспечения государственной защиты удаленных форм организации и проведения мирных собраний, а также недопустимость создания технических помех, препятствующих проведению онлайн-акций (например, проблем с интернетом и доступом активистов к интернет-платформам) [2]. Следовательно, онлайн-активность можно рассматривать в качестве имеющей самостоятельное юридическое значение, а значит - и нуждающуюся в особых правовых основах. Что интересно, предложение об определении таких правовых основ, которые бы не ограничивались правилами пользователь-
ских соглашений конкретных интернет-платформ, находит все больший отклик среди ученых, исследующих онлайн-митинги [6, с. 33-34].
С другой стороны, правоприменительные органы сейчас все чаще рассматривают отдельные проявления протестной общественно-политической активности в социальных сетях (комментарии, репосты, аудио и видеоконтент) через призму действий по организации физических акций, а не как самостоятельный вид активности. Указанный тезис подтверждается широкой практикой привлечения граждан к административной ответственности за размещение в социальных сетях комментариев, содержащих, по мнению правоохранительных органов, призывы к участию в несогласованных публичных мероприятиях в физическом мире [11]. Практике известен и случай вынесения правоохранительными органами в адрес пользователя социальной сети, анонсирующего интернет-митинг, предупреждения о недопустимости нарушения законодательства о публичных мероприятиях [10].
Как видится, распространение на отдельные публичные акции в Интернете правового режима публичных мероприятий вполне закономерно с учетом даже того смысла, который вкладывается в слово «публичный» в русском языке: «открытый, общественный, не частный». Исходя из этого, акция приобретает публичную природу при условии, если проводится в условиях видимости и слышимости для третьих лиц. Указанный вывод подтверждается и в правоприменительной практике: по мысли отдельных судов, для определения акции в качестве публичного мероприятия крайне важны открытый, свободный для посещения со стороны неопределенного круга характер территории ее проведения. Здесь уместно вспомнить известное решение Ямальского районного суда от 14.05.2019 (№ 5-23/2019) по так называемому делу о возможности определения в качестве митинга встречи оленеводов и рыболовов в тундре. В данном деле суд фактически пришел к крайне значимому выводу: непубличный характер места уже сам по себе может исключать публичный характер общественного мероприятия.
Однако несмотря на приведенные выше соображения, отнесению так называемых «онлайн-митингов» к числу публичных мероприятий препятствует дефиниция публичного мероприятия, которая раскрывается в Федеральном законе от 19.06.2004 №54-ФЗ «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» через связь с отдельными формами публичного мероприятия - собраниями, митингами, демонстрациями, шест-
виями и пикетированиями. Все пять из указанных форм связываются в Законе с определенными скорее физическими местами их проведения. Кроме того, с правовой точки зрения необходимо учитывать то, что онлайн -акциям присущи отличные от физического пространства юридические риски нарушения прав и законных интересов третьих лиц, а значит, иной уровень общественной опасности и возможных последствий. Исходя из этого, видится неверной интерпретация отдельных форм протестной активности в сети интернет через призму общих правил физических публичных мероприятий (в т.ч., в части уведомительного порядка, места и времени проведения акций, режима их проведения).
На этом фоне остро чувствуется потребность в таком особом правовом режиме в отношении протестной активности в социальных сетях, который был бы построен на оптимальном балансе между государственным регулированием и саморегулированием этих процессов, с одной стороны, и дозволениями, запретами и предписаниями как доминирующими способами правового регулирования, с другой стороны. Интересные, но все же имеющие относительно низкий потенциал внедрения в юридическую практику предложения по этому поводу уже озвучены в литературе: это и предложение об авторизации участников онлайн-митингов через сервис государственных и муниципальных услуг, о введении особых правил модерации онлайн-митингов, и наконец, предложение об использовании согласительных процедур в механизме организации онлайн-акций по примеру их оф-лайн-аналогов, организуемых в уведомительном порядке [7, с. 34-36].
Вместе с тем, следует признать, что далеко не все протестные действия в интернете могут быть определены через призму режима свободы собраний и категорию «онлайн-митингов» (как массовое собрание граждан на определенной странице или страницах в целях выражения общественного мнения): последние составляют лишь часть большой системы онлайн -акций протестной направленности, проводимых в рамках реализации гражданами конституционного права на свободу мнений. К иным акциям возможно также относить, например, индивидуальные или коллективные действия по размещению символизирующих требования протестующих изображений или видеозаписей в сети интернет, комментирование и репосты публикаций протестного содержания, прочие индивидуальные или коллективные протестные действия («спам-активность», дизлайки). И хотя специального режима проведения таких акций нет (и он едва ли целесообразен
по причине спонтанного характера таких форм активности, неэффективности согласительных процедур), удержанию подобного рода действий в правовых рамках призваны служить законодательные запреты и ограничения распространения информации в сети интернет: протестующим запрещено транслировать информацию, за распространение которой предусмотрена уголовная или административная ответственность. Например, в качестве рекламы наркосодержащего растения расцениваются действия по размещению в социальных сетях изображений листьев конопли. Пренебрежение запретом на подобную рекламу образует состав административного правонарушения (ст. 6.13 КоАП РФ) и не охватывается содержанием свободы мнений [13].
Кроме того, в правоприменительной практике следует более четко разграничить содержание и юридические последствия таких действий, как призывы к участию в массовых (публичных) мероприятиях, проводимых с нарушением установленного порядка, и информирование о таких акциях (их освещение), а также выражение личного отношения и субъективных общественных оценок в отношении факта их организации и проведения. Указанная проблема существует в российской юридической практике уже не первый год, однако наиболее остро она обозначилась в период российских протестов 2020-начала 2021 гг., когда значительное число пользователей социальных сетей привлекались к административной ответственности как «организаторы публичных мероприятий» за публикации в социальных сетях постов и комментариев, выражающих отношение к несогласованным протестным акциям либо намерения присоединиться к их проведению. По мысли отдельных судов, публикация в социальных сетях постов с комментариями о намерениях автора поста принять участие в акции и призывом неопределенному кругу лиц следовать примеру автора свидетельствует о «добровольном принятии лицом и исполнении им функций организатора публичного мероприятия» [14].
Как видится, признание таких лиц «организаторами» акций способно размывать общий юридический смысл статуса организатора, для получения которого необходимо предварительно «принять на себя обязательства по организации публичного мероприятия». Следуя логике применяющейся практики, у одной акции может быть от одного до нескольких тысяч организаторов, что в корне неверно. Наконец, столь жесткая реакция государ-
ства на обсуждение протестных акций идет вразрез с ценностями свободы слова и может создать условия для накала градуса протестной активности.
Помимо проанализированной выше, еще одной форма реакции государственных органов на интернет-записи о несогласованных публичных мероприятиях основывается на законодательных правилах в отношении порядка ограничения доступа к новостям, записям и комментариям о протестах в форме несогласованных публичных мероприятий. Так, российское законодательство ориентирует пользователей интернета на самостоятельное либо принудительное удаление такой информации по требованию специально уполномоченных органов, что намного радикальнее, чем ограничение доступа или временное сокрытие информации до решения спора «арбитром», например, в лице суда [9]. Реализация подобных требований осуществляется во внесудебном порядке (по требованию Роскомнадзора операторами связи), что существенно ослабляет гарантии судебной защиты прав мирных гражданских активистов.
Следует иметь в виду и то, что по мысли правозащитных органов Совета Европы и Европейского Суда по правам человека, блокировку и удаление интернет-контента следует рассматривать как исключительную меру, применяющуюся при исчерпании всех иных средств [1]. При этом блокировка крупной социальной сети (например, видеохостинга YouTube) не рассматривается указанными международными органами в качестве допустимой реакции государства на тот или иной вид локальной активности в ее границах [12]. В этом смысле перспективы и условия применения современных механизмов блокировки социальных сетей нуждаются в дополнительном юридическом обсуждении. В частности, эти инструменты, с одной стороны, должны действительно удерживать социальные сети от нарушений прав и свобод граждан и вводить их в правовое поле, а с другой стороны, не должны создавать условия для необоснованной фильтрации пользовательского контента и пагубного воздействия на общественно-политическую активность пользователей.
С одной стороны, противоправность отдельных записей в отношении протестов очевидна (например, если речь идет об откровенных призывах к участию в несогласованных акциях и нарушению закона). С другой стороны, некоторые из этих записей могут содержать оценочные суждения и не содержать элементов агитации. Но логика положений современного Закона об информации такова, что даже второй тип суждений будет заблокирован
и превентивно ограничен. К примеру, в соответствии с введенной в Закон об информации статьей 10.6 (ч. 5), социальные сети ориентируются на временное ограничение доступа к комментариям, правомерность которых вызывает сомнения.
Как видится, внедрение во все указанные процедуры механизмов предварительного либо последующего судебного контроля, а также дифференцированный подход к требованиям об удалении и сокрытии «проте-стного» контента в наибольшей степени соответствовали бы интересам государства и гражданского общества. Возможным выходом могла бы стать разработка пакета поправок в ФЗ №149, уточняющих понятие запрещенной информации и ограниченной к распространению информации с отнесением призывов к несогласованным акциям к первой категории контента и автоматическим распространением на его авторов процессуальных гарантий, предусмотренных главой 27.1 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации.
Практика зарубежных и последних российских протестных кампаний подтверждает то, какое значительное влияние на динамику и общественную оценку акций протеста имеют цифровые технологии, сеть интернет, а также современные алгоритмы социальных сетей и интернет-платформ. Все это выводит на первый план проблему правового управления этими процессами и взаимодействия с интернет-корпорациями в целях защиты прав как участников протестов, так и законных интересов третьих лиц, заинтересованных в реализации права на доступ к достоверной информации о протестах и иной информации. Возможными путями совершенствования существующей правовой модели могли бы стать следующие действия.
Во-первых, регулирование протестной активности в интернете целесообразно рассматривать с точки зрения особой формы коммуникации граждан и власти, имеющей объективные основания и потребности и лишь в отдельных случаях - как деструктивное явление. Следует согласиться с А.А. Троицкой, которая обращает внимание на необходимость принципиального изменения реакции государства на мирные протесты с их игнорирования или восприятия как формы выражения маргинальных идей, дискредитации протестующих, на диалоговые формы общения с активистами с целью выработки компромиссных решений и их учета в государственной политике [4, с. 34-42]. Как справедливо отметил В.Д. Зорькин, адекватное
отношение власти к законным требованиям людей будет способно сдержать процессы дестабилизации [3].
Одним из важных шагов в направлении налаживания такого диалога могли бы стать дополнительные гарантии реализации свободы мнений в сети интернет в форме отказа от внесудебной блокировки интернет-публикаций, содержащих ограниченную к распространению информацию в пользу предварительного судебного контроля, разработка программного обеспечения для сбора органами государственной власти критических суждений и предложений интернет-пользователей с нормативной регламентацией обязанности по рассмотрению полученных предложений (по аналогии с программным обеспечением для обращения граждан по поводу наличия в интернете запрещенной информации), распространение на мирную коллективную интернет-активность конституционных гарантий свободы собраний в русле рекомендаций ООН.
Во-вторых, правовой статус интернет-платформ и социальных сетей, в границах которых разворачивается онлайн протестная активность, целесообразно определять через категорию информационных посредников, которая в настоящее время в России используется исключительно в узком смысле для решения вопросов, возникающих в контексте защиты интеллектуальных прав. Как следствие, видится актуальным параллельное развитие концепции «протестного» контента через призму модели user generated content, на основе которой возможно провести более четкое разграничение ответственности за противоправные записи между платформами, пабликами и самими активистами.
В-третьих, одним из важных ориентиров правовой политики ближайших нескольких лет должны стать усилия в направлении широкого внедрения механизмов алгоритмической отчетности, реализации гражданами и государством законных интересов по пониманию особенностей работы таких алгоритмов, приближения этих особенностей к стандартам прозрачности и универсальным правам человека. На этом фоне все более весомое значение будет иметь концепция публично-правового статуса цифровых корпораций как важных субъектов, управляющих гражданской активностью наряду с государственными органами. В этом смысле можно приветствовать вступившие с 1 февраля 2021 года в силу законодательные правила, регламентирующие юридические вопросы процедуры рассмотрения социальными сетями обращений своих пользователей.
В-четвертых, следует приветствовать попытку российского государства унифицировать общие правила работы социальных сетей с контентом российских пользователей, в том числе, и протестной природы. На основе международных подходов и исследований целесообразно выделить следующие гарантии, обеспечивающие реализацию прав и интересов гражданских активистов на просторах интернет-платформ: а) инструменты обратной связи пользователей по поводу действий иных пользователей и платформы; б) возможности обжалования принятых администрацией решений, в т.ч. с использованием государственных институтов; в) построение механизмов разрешения споров между пользователями, а также круга запрещенных к распространению сведений, правил блокировки аккаунтов на основе базовых правовых принципов законности, справедливости, прав человека; г) широкое применение системы предупреждений и согласительных процедур, предваряющих блокировку доступа к аккаунтам.
Литература
1. Council of Europe Commissioner for Human Rights paper 2014 "The rule of law on the Internet and in the wider digital world" // Council of Europe. URL: https://book.coe.int/en/commissioner-for-human-rights/7321-pdf-the-rule-of-law-on-the-internet-and-in-the-wider-digital-world.html (дата обращения 01.03.2021).
2. The UN Human Rights Committee's General Comment №37. 2020. on the right of peaceful assembly (article 21) // https://tbinternet.ohchr.org/_layouts/15/treatybodyexternal/TBSearch.aspx7Lan g=en&TreatyID=8&DocTypeID=11 (дата обращения 20.02.2021).
3. Авакьян С.А. Демократия протестных отношений: конституционно-правовое измерение // Конституционное и муниципальное право. 2012. №1.
4. Ахеев В. Э. Конституционно-правовое регулирование права на публичные манифестации в РФ в контексте права на протест // Конституционное и муниципальное право. 2020. №2.
5. Зорькин В.Д. Право в цифровом мире. Размышления на полях Петербургского международного юридического форума // Российская газета. 2018. 29 мая.
6. Максимов А.А. Онлайн-митинг как способ реализации политических прав человека // Актуальные проблемы российского права. 2021. №2.
7. Наумов В.Б. Негативные закономерности формирования понятийного аппарата в сфере регулирования интернета и идентификации // Информационное право. 2018. №1.
8. О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»: Федеральный закон от 30.12.2020 № 530-Ф3 // СЗ РФ. 2021. № 1 (ч. I). Ст. 69.
9. Об информации, информационных технологиях и о защите информации: ч. 2 ст. 15.3 Федерального закона от 27.07.2006 № 149-ФЗ (ред. от 30.12.2020) // СЗ РФ. 2006. № 31 (1 ч.). Ст. 3448.
10. Полиция взялась за онлайн-митинги // Коммерсантъ. Волга-Урал-Онлайн. 2020. 2 мая. URL: https://www.kommersant.ru/doc/4335807 (дата обращения 01.03.2021).
11. Постановление Второго кассационного суда общей юрисдикции от 30.12.2020 № 1666721/2020 // СПС «КонсультантПлюс».
12. Постановление Европейского Суда по правам человека от 01.12.2015 «Дело «Дженгиз и другие (CENGIZ and others) против Турции (жалобы № 48226/10 и 14027/11) // Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. №6.
13. Постановление Ленинского районного суда г. Пензы Пензенской области от 05 августа 2020 г. по делу N 5-1158/2020 // ГАРАНТ.РУ. Информационно-правовой портал. URL: https://www.garant.ru/news/1410983/ (дата обращения 01.03.2021).
14. Решение Московского городского суда по делу № 7-11856/2020 // СПС «Консультант-Плюс».
15. Салихов Д.Р. Конституционно-правовое регулирование протестных отношений в Российской Федерации: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Москва, 2017.
16. Троицкая А.А. Право на протест: содержание и эффективность реализации // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. №5.
References
1. Council of Europe Commissioner for Human Rights paper 2014 "The rule of law on the Internet and in the wider digital world" // Council of Europe. URL: https://book.coe.int/en/commissioner-for-human-rights/7321-pdf-the-rule-of-law-on-the-internet-and-in-the-wider-digital-world.html (data obrashcheniya 01.03.2021).
2. The UN Human Rights Committee's General Comment №37. 2020. on the right of peaceful assembly (article 21) //
https://tbinternet.ohchr.org/_layouts/15/treatybodyexternal/TBSearch.aspx7Lan g=en&TreatyID=8&DocTypeID=11 (data obrashcheniya 20.02.2021).
3. Avak'yan S.A. Demokratiya protestnykh otnoshenii: konstitutsionno-pravovoe izmerenie // Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo. 2012. №1.
4. Akheev V. E. Konstitutsionno-pravovoe regulirovanie prava na publichnye manifestatsii v RF v kontekste prava na protest // Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo. 2020. №2.
5. Zor'kin V.D. Pravo v tsifrovom mire. Razmyshleniya na polyakh Pe-terburgskogo mezhdunarodnogo yuridicheskogo foruma // Rossiiskaya gazeta. 2018. 29 maya.
6. Maksimov A.A. Onlain-miting kak sposob realizatsii politicheskikh prav cheloveka // Aktual'nye problemy rossiiskogo prava. 2021. №2.
7. Naumov V.B. Negativnye zakonomernosti formirovaniya ponyatiinogo apparata v sfere regulirovaniya Interneta i identifikatsii // Informatsionnoe pravo. 2018. №1.
8. O vnesenii izmenenii v Federal'nyi zakon «Ob informatsii, in-formatsionnykh tekhnologiyakh i o zashchite informatsii»: Federal'nyi zakon ot 30.12.2020 № 530-FZ // SZ RF. 2021. № 1 (ch. I). St. 69.
9. Ob informatsii, informatsionnykh tekhnologiyakh i o zashchite informatsii: ch. 2 st. 15.3 Federal'nogo zakona ot 27.07.2006 № 149-FZ (red. ot 30.12.2020) // SZ RF. 2006. № 31 (1 ch.). St. 3448.
10. Politsiya vzyalas' za onlain-mitingi // Kommersant". Volga-Ural-Onlain. 2020. 2 maya. URL: https://www.kommersant.ru/doc/4335807 (data obrashcheniya 01.03.2021).
11. Postanovlenie Vtorogo kassatsionnogo suda obshchei yurisdiktsii ot 30.12.2020 № 1666721/2020 // SPS «Konsul'tantPIyus».
12. Postanovlenie Evropeiskogo Suda po pravam cheloveka ot 01.12.2015 «Delo «Dzhengiz i drugie (CENGIZ and others) protiv Turtsii (zhaloby № 48226/10 i 14027/11) // Pretsedenty Evropeiskogo Suda po pravam cheloveka. 2016. №6.
13. Postanovlenie Leninskogo raionnogo suda g. Penzy Penzenskoi oblasti ot 05 avgusta 2020 g. po delu N 5-1158/2020 // GARANT.RU. Infor-matsionno-pravovoi portal. URL: https://www.garant.ru/news/1410983/ (data obrashcheniya 01.03.2021).
14. Reshenie Moskovskogo gorodskogo suda po delu №7-11856/2020 // SPS «Konsul'tant-Plyus».
15. Salikhov D.R. Konstitutsionno-pravovoe regulirovanie protest-nykh otnoshenii v Rossiiskoi Federatsii: avtoref. dis. ... kand. yurid. nauk. Moskva, 2017.
16. Troitskaya A.A. Pravo na protest: soderzhanie i effektivnost' realizatsii // Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie. 2012. №5.
