CC BY
38УДК 821.161.1 ГРНТИ 17.09
Т. И. Акимова
Просветительство как авторская стратегия в пьесах Л. Петрушевской
В статье рассматривается проблема актуализации в драматургии Л.С. Петрушевской тех ценностных кодов, которые были значимы в эпоху Просвещения: свобода, равенство, братство. Выявляется типологическое сходство героев пьес Петрушевской с героями сентиментализма: ее интеллигенты - такие же бесправные и остро чувствующие несправедливость люди, как и герои в сентименталистском театре. В то же время автор намеренно конструирует в речах героев просветительские ценности с целью возвращения зрителей к тому детскому, наивному сознанию героев сентиментализма, которое типологически высвечивается в пьесах Петрушевской как авторская стратегия, для усиления действенности современного театра и его драматургического слова. Петрушевская не учит своих зрителей открыто назидательно, ее просветительство - это воспитание через сочувствие героям, через испытание боли и сострадания. Девиз автора - продолжать «возделывать свой сад», несмотря ни на обесценивание всех просветительских ценностей, ни на абсурд мира как таковой.
Ключевые слова: авторская стратегия, аксиология Просвещения, драматургия Л. Петрушевской, сентименталистская проблематика.
Tatiana Akimova
Enlightenment as Author's Strategy in Plays by L. Petrushevskaya
In article the updating problem in L.S. Petrushevskaya's dramatic art of those valuable codes which were significant in the age of Enlightenment is considered: freedom, equality, brotherhood. The typological similarity of heroes of plays of Petrushevskaya to heroes of sen-timentalism comes to light: her intellectuals - the same deprived of civil rights and sharply feeling injustice people, as well as heroes in theater of sentimentalism. At the same time the author intentionally designs in speeches of heroes educational values for the purpose of return of the audience to that children's, naive awareness of heroes of sentimentalism which is typo-logically highlighted in plays by Petrushevskaya as author's strategy, for strengthening of effectiveness of modern theater and its dramaturgic word. Petrushevskaya does not teach the audience openly instructively, her enlightenment - it is education through sympathy to heroes, through test of pain and compassion. The motto of the author - to continue "to cultivate the garden", without looking neither at depreciation of all educational values, nor at absurdity of world per se.
© Акимова Т. И., 2019 © Akimova T., 2019
Key words: author's strategy, Education axiology, L. Petrushevskaya's dramatic art, perspective of sentimentalism.
Пьесы Л. Петрушевской традиционно рассматриваются в контексте постреалистической драматургии [6] с такими чертами постмодернистской поэтики, как деструктивные элементы [7], ремейки [3], абсурд [10], и в конечном итоге, можно согласиться с утверждением Д. Шаманского: «Многое из того, что по разным причинам приписывается постмодернизму как методу, в драматургии Людмилы Петрушевской найти можно» [13]. Не оспаривая всех приведенных мнений, хочется предложить в данной статье взгляд на драматические произведения Л. Петрушевской с точки зрения авторской стратегии [1], вследствие чего, на наш взгляд, может обозначиться новая перспектива понимания целей и задач драматурга перед зрителем: желает ли автор с ним играть, ни к чему не призывая, или же воспитывать особым способом.
Исследователями не раз отмечалась значимость социальной проблематики для поэтики Л. Петрушевской. По наблюдению Т. В. Журчевой, «у нее человек - часть среды, ее продукт, он неотъемлем от нее и практически не может от нее дистанцироваться, поэтому заведомо не может ее изменить или как-то на нее влиять. Более того, именно оторвавшись от среды, от «своего круга» (важный для Петрушевской символ, ставший названием одной из ее программных повестей), теряет человек самого себя» [4, с. 44]. Эта важность взаимоотношений «человек - среда» в драматургии Л. Петрушевской позволяет рассматривать ее пьесы в аспекте переосмысления просветительской драмы в целом. Так, сформированные в XVIII веке определенные ценностные коды становятся для драматурга поводом к описанию своего времени, к выявлению проблемы человеческого существования и фиксированию тех изменений, которые происходят с российским обществом - всего того, что придает пьесам Людмилы Стефановны особую философичность, вполне соотносимую с произведениями века Просвещения.
Знаменитые лозунги того времени: свобода, равенство, братство, -получают в пьесах Петрушевской продолжение в виде памяти языка, который хранит правила, веками вырабатываемые обществом. Но при употреблении этих слов действующими лицами драматических произведений утверждается не слом системы, а перерождение носителей языка в иностранцев - может, поэтому герои Петрушевской часто переходят на какой-то марсианский язык, который они изобретают сами, как в пьесах «Анданте» или «Бифем».
Герои драм Петрушевской говорят о свободе как необходимости человеческого существования, например, Лика из пьесы «Московский хор» заявляет: «Я привыкла к свободе» [8, с. 22], а героиня поздней пьесы «Еду в сад» (2007) напоминает о важности ее самоограничения: «Это не свобода, делать, что душе угодно! Такая свобода уже поставила тебя вне ... вне жизни!» [8, с. 379]. И эта метаморфоза очень симптоматична, так как позволяет делать выводы об изменении идеологии героев 70-х - 80-х годов ХХ века, мечтающих о свободе как высшей ценности, и мировоззрении действующих лиц начала XXI века, уже поживших в постсоветском времени и ощутивших на себе все прелести свободной жизни. Но мысль, которая звучит в пьесе «Еду в сад», как раз просветительская, соотносимая с вольтеровским высказыванием: «Надо возделывать свой сад», - и потому лозунг фернейского философа вдруг оказывается в высшей степени актуальным для современных дней. Сад посажен прежними хозяевами, но запущен и принадлежит опять не тем людям, не тому «естественному человеку», о котором мечтали философы-просветители, в связи с чем меняется и исходная задача. Теперь интеллигенция должна не только заботиться о душах неофитов - только приобщающихся к культуре детей, но и спасать, чуть ли не вопреки всему, заблудшие души целых поколений. А это перевоспитание, исходя из сюжета пьесы Петрушевской, происходит очень нелепо, смешно, с резким обозначением пропасти между поколениями, но с несломленной верой старой интеллигенции в добро.
Такое же переосмысление происходит и с идеей равенства всех перед законом. И хотя герои Петрушевской не вмешиваются в ход социальной жизни, они все равно оказываются бесправными даже внутри когда-то большой семьи. Об этом напоминает Ира, героиня пьесы «Три девушки в голубом»: «Я такой же человек, как и они. Имею право быть здесь» [8, с. 214]. И словно ей вторит, вспоминая о нормальных человеческих ценностях, действующее лицо этой же пьесы, Федоровна - «[в]се люди братья» [8, с. 225]. Однако разворачивающиеся в драмах события лишь подчеркивают диссонанс этих произнесенных фраз с тем, что ощущают и предпринимают герои Петрушевской, оставаясь, в сущности, наедине со своей бедой.
Так, Лика, по драматургическому сюжету пьесы «Московский хор», -сестра, мать, бабушка, совершенно не свободна от родственных отношений в обстоятельствах, когда всем угодить невозможно и приходится постоянно делать выбор между родственниками, чтобы освободить для кого-то из них хотя бы какое-нибудь пространство квартиры. Ира из приведен-
ной выше пьесы «Три девушки в голубом» абсолютно не равна в правах с другими сестрами и постоянно вынуждена делиться с ними своим личностным пространством. Федоровна, наблюдающая за этим дележом трех сестер, опять-таки вынуждена ограничивать в пространстве, прежде всего, себя. Наконец, героиня пьесы «Еду в сад», обозначенная просто буквой М., борющаяся за свободу отбывавших наказание женщин, воплощает собою тип «маленького человека», которая может противопоставить агрессии своих сестер только человеческую гордость: «Я люблю своих сестер, они многому меня научили. Они ссорятся, ругаются, делят дачу все время, но, когда дело заходит обо мне, тут они объединяются, они друг за друга горой. А я ведь при этом чиста! Я ни с кем не ругаюсь, я ни на чьей стороне. Спокойная совесть. Их это бесит. Бедные, я их обожаю. Они дают мне такую человеческую гордость, когда начинают жаловаться друг на друга и на племянников. Смешные, жалкие тетки» [8, с. 400].
Подобное соединение смеха и жалости - это и есть основа стиля Пет-рушевской, когда представленные ею люди, совершая безумные поступки по человеческой природе своей, оказываются достойны не наказания, а жалости и прощения, потому что живут не по разуму, а по чувству. Это живые герои, и в этом их самая большая ценность - в их способности страдания, желания, чувствования. Открытие человеческого в человеке -завоевание сентименталистского театра эпохи Просвещения - в драматургии Петрушевской также связывается с героями третьего сословия ХХ века. Как известно, «[п]росвещение создало новый тип людей -интеллигентов, людей науки и искусства» [5, с. 365]. Именно такие герои населяют художественный мир Петрушевской, становятся его стержнем, но, «превратившись из беспечных студентов в младших и старших научных сотрудников разного рода НИИ» [2, с. 158], они постоянно учат кого -то, как жить, формулируют правила жизни, исходя не из научной теории, а из этого самого поглотившего всех и вся быта, все равно оставаясь живыми людьми, родственными Фаусту в своем бесконечном желании чувствовать, ощущать горький вкус жизни.
Как верно отмечает Т. Прохорова, «[п]роявление сентименталистско-го дискурса в творчестве Петрушевской самым непосредственным образом связано с женским, точнее, материнским взглядом на мир» [9]. Поэтому в правилах жизни драматургии Л. Петрушевской проявляется именно женская логика.
Прежде всего, женское начало выражается в материнском чувстве, которое затмевает собой все остальные желания и ощущения, оказывается
довлеющим в поведении героинь, тем, чему они не могут сопротивляться, признавая, что материнство полностью изменяет их судьбу, но в то же время и служит оправданием их действий. Наверное, лучше всего это слышно в репликах героини «Девушек в голубом», Иры: «Любить ребенка -для женщины самое главное. Ребенок для женщины - это все. И семья, и любовь. Все тут» [8, с. 203]. Ребенкоцентричный мир создается по репликам и других героинь, например, Лики из пьесы «Московский хор»: «В доме всегда должен быть малыш! И он нам один и улыбается, а мы ему» [8, с. 57] или М. из пьесы «Еду в cад»: «Мать делает для ребенка все, отдает даже жизнь» [8, с. 386]. Изменения в жизни с появлением ребенка ощущают все, потому что, по словам Полины из пьесы «День рождения Смирновой»: «Детей не сотрешь с лица земли» [8, с. 133], в том числе это сказывается на отношениях между мужчиной и женщиной, о чем свидетельствует фраза Валеры (Три девушки в голубом): «Учти! Когда рождается ребенок, мужчина умирает заново» [8, с. 148].
Кроме того, с рождением ребенка меняются взаимоотношения между женщиной, ставшей бабушкой, и ее детьми, как в пьесе «Я болею за Швецию», в которой Старуха сообщает выросшему без нее внуку: « Чужие люди. У меня никого не осталось. Жила с сыном. Он женись. Она меня не полюбила. Ешь не так, ходишь не так, спишь не там. Ребеночек у них народился, как кукленок. Она меня не подпускала к нему. Я возьми да и скажи сыну. Ну и...» [8, с. 241]. В этой обрывистой фразе, вобравшей в себя всю прожитую Старухой жизнь, опять-таки поражает концентрация всего земного счастья именно в ребенке, который становится порой условием для манипуляции во взаимоотношениях с близкими. В то же время ребен-коцентричный мир - это отсылка снова к просветительской идеологии, впервые утвердившей ценность детства через объект воспитания. Не сложившиеся отношения между бабушкой и внуком воплощаются в емкой формулировке очередного правила: «Ты не знаешь, как бабке внучонок... Дети это не то. Внучонка жаль» [8, с. 242].
Кроме ребенка, условием, формирующим правила жизни, в мире женщин Петрушевской оказывается отношение к матери. Как поясняет героиня пьесы «Три девушки в голубом», Татьяна: «Мама! Это первое слово, которое произносит человек, и последнее» [8, с. 162]. В связи с этим, знаменательной сценой, строившейся на произнесении данного слова действующими лицами пьесы «Московский хор», является попытка примирения Ликой своих родственников:
Лика: А теперь, мать и другая дочь, поцелуйтесь и простите друг другу!
Катя: (осторожно начинает приближаться к дивану). Мама! Мама! Мама! (Плачет).
Люба (предостерегающе): Мама! Мама!
Лора (зовет). Мам! А мам!
Эра (укоризненно, Лике). Мама.
Люба (отчаянно вопит): Мама!!! (Проникает ухом к ее груди).
Эра (тихо, Лике). Мама [8, с. 29-30].
Как мы понимаем, примирения не происходит, зато Лика выводит очередное правило жизни, вновь отсылающее к просветительству: «В каждой нормальной семье свои заскоки. <... > Самое главное, человека никогда не искоренить злом» [8, с. 32]. Таким образом, материнское противостояние жизненному Злу и горькой судьбе выражается только в молчании - символе терпения и жертвенности. Приведем, кстати высказывание самого автора в одном из интервью: «Я всегда была меньшинством и всегда жила как разведчик. В любой очереди я молчала - нельзя было, на работе я молчала. Я себя все время уговаривала» [14]. Еще более определенно жертвенность выражается в пьесе «Бифем», в которой Би сообщает дочери: «Мать всегда чему-то мешает и якобы стоит на пути счастья своих детей» [8, с. 256], тем самым утверждая, что неустроенность судьбы дочери мать всегда ощущает как собственную вину. Следовательно, лозунг о свободе вообще чужд матери, так как она несвободна по своей природе. Точно также сложны в отношении к матери чувства равенства и братства, поскольку в распределении привилегий между детьми мать всегда сделает выбор в пользу своего ребенка. Эту же мысль подтверждает Светлана, героиня пьесы «Три девушки в голубом»: «Своих детей любить не проблема, ты чужих детей люби!» [8, с. 209]. Полагаем, эту реплику Светланы можно рассматривать и философски как адресованный зрителям призыв автора к гуманистическим ценностям - любви всего человечества.
В одном из интервью Л. Петрушевская заявила о том, что надо «защищать права стариков, права одиноких матерей - знаете, сколько им в месяц наши нефтяные правители дают? Сидящие в конце трубы? Один раз в продмаг сходить! Надо кричать о правах бездомных, безработных, о правах детей, которых в школе учат черт знает чему. И черт знает кто» [12]. В другом интервью призывала к помощи детдомовским детям: «Я призываю власти города Смоленска обратить внимание на голодающих, холодающих, плохо одетых и совершенно лишенных какой бы то ни было профес-
сиональной подготовки ребят. Они в 16 лет выйдут из этого детского дома -куда?» [11]. Наверное, гуманистическая проблематика оказывается едва ли не главной в драматургии Л. Петрушевской.
В то же время звучит и второе по значимости в человеческом мире слово из уст Светланы в этой же пьесе: «Если отца нет, значит всем можно все» [8, с. 179]. И ей же вторит Лика из пьесы «Московский хор»: «Никакой паек не заменит детям отца, жене мужа» [8, с. 38]. Вот это ощущение бесправности и беззащитности героинь Петрушевской - еще один признак просветительского театра, в котором человек из третьего сословия существует и реализуется в пространстве быта, погружаясь в него целиком и не видя просвета. Поэтому правила жизни касаются и мечты о высшем сословии, где господствуют иные порядки, как причитает Федоровна: «Благородный человек никому не помешает, сам в последнюю очередь о себе возомнит. Никогда бранного слова не скажет» [8, с. 214]. Однако мечты не становятся пристанищем героинь Петрушевской, которые точно знают свое положение и ограниченность своих возможностей. Это правило звучит в реплике Эли («День рождения Смирновой»): «Человек прежде всего должен себя осмыслить, что он есть в жизни» [8, с. 132]. А также слышится в реплике Лики («Московский хор»): «Вы поставлены жизнью в условия» [8, с. 49]. Есть, конечно же, в пьесе «Три девушки в голубом», в которой Светлана произносит: «На себя надо рассчитывать» [8, с. 225].
Строгое знание ограниченности своего пространства по традиции просветительского театра ведет и к пониманию своего честного социального положения, как в случае с Ликой («Московский хор»): «Роскошь всегда бывает за чей-то счет» [8, с. 11], и к осознанию сложности жизни вообще, как героиня пьесы «Еду в сад» М.: «Жизнь вообще такая тяжелая вещь, надо очень много трудиться, чтобы иметь хоть какой-то заслуженный покой» [8, с. 399]. При этом покой связывается в пьесе Петрушевской с распорядком дня, что также было свойственно осмыслению правил жизни в отечественной драматургии века Просвещения.
М. из пьесы «Еду в сад» очень четко и подробно описывает важность принятия жизненной регламентации для осознания собственного бытия: «Придется зайти в магазин, купить еды, и самой приготовить ужин, после еды помыть посуду, вынести мусорное ведро, протереть пол в кухне, постирать белье, принять душ... Вытереть после себя пол в ванной, помыть ванну, раковину и унитаз обязательно, протереть зеркало в ванной, все предметы гигиены... Приготовить одежду на завтра, проверить пу-
говицы, молнию... Чтобы все висело чистое, свежее на завтра. Почистить обувь. Чтобы ни о чем не заботиться утром второпях, ничего не искать. И, сытая, чистая и довольная, лечь спать с книжкой» [8, с. 383]. Конечно же, такая модель жизни вряд ли интересна отсидевшей срок в тюрьме молодой женщине, научившейся там только обманывать и хитрить, но ведь героиня М. явно ощущает наполненность своей жизни от того, что помогает людям, находящимся в трудной жизненной ситуации.
В то же время следует подчеркнуть, что борясь со Злом и в своем окружении, и в себе, герои Петрушевской все равно выбирают Жизнь во всех ее проявлениях, как Светлана в пьесе «Три девушки в голубом»: «Короче. Надо жить, жизнь подскажет» [8, с. 160].
Более того, многие героини Петрушевской преодолевают тяготы жизни с улыбкой и учат этому видению других. Подобные реплики встречаются в пьесе «Московский хор», в которой женщины иронизируют по поводу мужчин, как Эра: «Флотский офицер умрет, но не наденет кальсоны» [8, с. 9] или Люба: «Коммунист должен быть чист как стекло, внимательным к людям и не бабник прежде всего» [8, с. 47]. Еще одно веселое правило звучит из уст Эли, героини пьесы «День рождения Смирновой»: «Женщина вообще должна выходить замуж, когда она не любит, когда любят ее» [8, с. 117]. И совсем смешно становится после фразы Би из пьесы «Бифем»: «У крупных женщин все должно быть крупное, и душа, и ум, и одежда, и мысли» [8, с. 273]. И хотя весь этот смех не отрицает главного качества всех героинь Петрушевской, отраженных в словах Лики («Московский хор»): «Они тоже не приспособлены к жизни» [8, с. 55], -все же в финале драматических произведений остается ощущение надежды на лучшее, на спасение. И в этом героини женщины-драматурга следуют снова за эпохой Просвещения. Как отмечает Ю. И. Кагарлицкий в работе «Театр на века. Театр эпохи Просвещения: тенденции и традиции», «[восемнадцатый век <...> был в своем оптимизме враждебен трагедии. На рационалистическом этапе просветительская трагедия тяготела к счастливым концам и к поучению, которое тоже сродни счастливому концу, -людей учат, когда есть надежда, что учение пойдет впрок» [5, с. 263].
Таким образом, осмысливая уходящую в прошлое постмодернистскую эпоху, следует выделить драматургию Л. Петрушевской, которая, пройдя и через эпоху соцреализма и постмодерна, остается актуальной в наши дни именно своей связью с традицией более глубокой, чем вампи-ловская или чеховская драма, а именно, с традицией просветительского театра и - шире - эпохой Просвещения. Это проявляется и во внимании в
пьесах Петрушевской к обделенным судьбой героям с трудной жизнью, которые оказываются соотносимы с героями третьего сословия, борющимися за свои права, мечтающими о свободе, равенстве, братстве. В то же время эти герои живут не разумом, а чувством, которое составляет все их существование, но не может развиться из-за неустроенности быта. Более того, молча перенося многие жизненные невзгоды, героини драматических произведений все же преодолевают их, предъявляя окружению свои правила жизни, которые то весело, то трагично они формулируют, становясь на время философами, и в этом философско-мудром взгляде на жизнь проявляется авторская стратегия Л. Петрушевской.
Список литературы
1. Акимова Т. И. Авторская стратегия как литературоведческая категория: методологический аспект // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2015. № 2-1(44). С. 13-16.
2. Громова М. И. Драматургия Людмилы Петрушевской (Штрихи к портрету) // Громова М. И. Русская драма на современном этапе (80-90-е гг.). М., 1994. С. 42-77.
3. Егорова Н. Г. К проблеме драматургического ремейка (на материале пьес Л. Петрушевской «Гамлет. Нулевое действие» и Б. Акунина «Гамлет. Версия») // Современные проблемы литературоведения, лингвистики и коммуникативистики глазами молодых ученых: традиции и новаторство. Уфа: Башкирский госуниверситет, 2015. С. 25-29.
4. Журчева О. В. Жанровые искания в новейшей драматургии: конец трагикомедии (постановка проблемы) // Русская и белорусская литературы на рубеже XX-XXI вв.: сборник научных статей: в 2 ч. Ч. 2 / под ред. С. Я. Гончаровой-Грабовской. Минск: РИВШ, 2010. C. 186-191.
5. Кагарлицкий Ю. И. Театр на века. Театр эпохи Просвещения: тенденции и традиции. М.: Искусство, 1987. 350 с.
6. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Русская литература XX века (19501990-е годы). М.: Academia. 4-е изд., стер. 2008. Т. 2: 1968-1990. 686 с.
7. Пахомова С. И. Константы художественного мира Л. Петрушевской: дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2006. 119 с.
8. Петрушевская Л. Девочки, к вам пришел ваш мальчик: Пьесы. М.: Астрель, 2012. 445 с.
9. Прохорова Т. Дочки-матери Л. Петрушевской // Октябрь. 2008. №4. Электронный ресурс. URL: http://magazines.russ.ru/october/2008/4/pro11.html
10. Ремизова М. Девяносто пять процентов // Октябрь. 2007. №9. Электронный ресурс. URL: http://magazines.russ.ru/october/2007/9/re16.html
11. Ружейников И. Людмила Петрушевская в программе «Дребезги» // Маяк. 12 октября 2013 года. Электронный ресурс. URL: https://petrushevskaya. livejournal.com/126958.html
12. Фоворов П. «Мне по-прежнему 8 лет, я свободный ребенок»: интервью Людмилы Петрушевской // Афиша. 24 мая 2013 г. Электронный ресурс. URL: https://petrushevskaya.livejournal.com/146848.html
13. Шаманский Д. Литература не занимается счастьем // Нева. 2004. №9. Электронный ресурс. URL: http://magazines.russ.ru/neva/2004/9/sham11.html
14. Шендерович В. В студии Людмила Петрушевская // Радио Свобода. 18.01.2004. Электронный ресурс. URL: https://www.svoboda.org/a/24203583.html
References
1. Akimova T. I. Avtorskaya strategiya kak literaturovedcheskaya kategoriya: metodo-logicheskij aspect [Author's strategy as literary category: methodological aspect] Filolog-icheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki [Philological sciences. Questions of the theory and practice]. 2015. №2-1(44). Pp. 13-16.
2. Gromova M. I. Dramaturgiya Lyudmily Petrushevskoj (SHtrihi k portretu) [Lyudmila Petrushevskaya's dramatic art (Strokes to a portrait)] Gromova M. I. Russkaya drama na sovremennom ehtape (80-90-e gg.) [Russian drama at the present stage (80-90-ies.)]. Moscow, 1994. Pp. 42-77.
3. Egorova N. G. K probleme dramaturgicheskogo remejka (na materiale p'es L. Petrushevskoj «Gamlet. Nulevoe dejstvie» i B. Akunina «Gamlet. Versiya») [To a problem of a dramaturgic remake (on material of plays of L. Petrushevskaya "Hamlet. Zero action" and B. Akunina "Hamlet. Version")] Sovremennye problemy literaturovedeniya, lingvistiki i kommunikativistiki glazami molodyh uchenyh: tradicii i novatorstvo [Modern problems of literary criticism, linguistics and kommunikativistika eyes of young scientists: traditions and innovation]. Ufa, Bashkirskij gosuniversitet, 2015. Pp. 25-29.
4. ZHurcheva O. V. ZHanrovye iskaniya v novejshej dramaturgii: konec tragikomedii (postanovka problemy) [Genre searches in the latest dramatic art: end of the tragicomedy (statement of a problem)] Russkaya i belorusskaya literatury na rubezhe XX—XXI vv. [The Russian and Belarusian literatures at a boundary of XX—XXI вв]: sbornik nauchnyh statej. V 2 ch. CH. 2 / pod red. S. YA. Goncharovoj-Grabovskoj. Minsk: RIVSH, 2010. Pp. 186-191.
5. Kagarlickij YU. I. Teatr na veka. Teatr ehpohi Prosveshcheniya: tendencii i tradicii [Theater for ages. Theater of the age of Enlightenment: trends and traditions]. Moscow: Is-kusstvo Publ., 1987. 350 p.
6. Lejderman N. L., Lipoveckij M. N. Russkaya literaturaXXveka (1950-1990-e gody) [Russian literature of the 20th century (1950-1990th years)]. Moscow: Academia Publ. 4-e izd., ster. 2008. T. 2: 1968-1990. 686 p.
7. Pahomova S. I. Konstanty hudozhestvennogo mira L. Petrushevskoj [Constants of the art world of L. Petrushevskaya]: dis. ... kand. filol. nauk. St. Petersburg, 2006. 119 p.
8. Petrushevskaya L. Devochki, k vam prishel vash mal'chik [Girls, to you your boy came] P'esy. Moscow: Astrel', 2012. 445 p.
9. Prohorova T. Dochki-materi L. Petrushevskoj [Prokhorova T. L. Petrushevskaya's house] Oktyabr' [October] 2008. №4. Jelektronnyj resurs. URL: http://magazines.russ.ru/october/2008/4/pro11 .html
10. Remizova M. Devyanosto pyat'procentov [Ninety five percent] Oktyabf [October] 2007. №9. Jelektronnyj resurs. URL: http://magazines.russ.ru/october/2007/9/re16.html
11. Ruzhejnikov I. Lyudmila Petrushevskaya v programme «Drebezgi» [Lyudmila Petrushevskaya in the Tinkling sounds program] Mayak. 12 oktyabrya 2013 goda. Jel-ektronnyj resurs. URL: https://petrushevskaya.livejournal.com/126958.html
12. Fovorov P. «Mne po-prezhnemu 8 let, ya svobodnyj rebenok»: interv'yu Lyudmily Petrushevskoj ["To me still 8 years, I am a free child": Lyudmila Petrushevskaya's interview] zhurnal Afisha [Poster magazine] 24 maya 2013 g. Jelektronnyj resurs. URL: https://petrushevskaya.livejournal.com/146848.html
13. SHamanskij D. Literatura ne zanimaetsya schast'em [Literature is not engaged in happiness] Neva [Neva]. 2004. №9. Jelektronnyj resurs. URL: http://magazines.russ.ru/ neva/2004/9/sham11.html
14. SHenderovich V. V studii Lyudmila Petrushevskaya [In studio Lyudmila Petrushevskaya] Radio Svoboda [Radio Svoboda]. 18.01.2004. Jelektronnyj resurs. URL: https://www.svoboda.org/a/24203583.html
