CC BY
36
ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ТЕКСТОВ М. БУЛГАКОВА И С. КРЖИЖАНОВСКОГО И ИХ ПЕРЕВОДОВ НА АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК
В.Н. Карпухина
Ключевые слова: пространство, художественный текст, перевод, М.А. Булгаков, С.Д. Кржижановский. Keywords: space, fiction text, translation, Mikhail Bulgakov, Sigizmund Krzhizhanovsky.
Объектом исследования в данной статье выступает художественное пространство текста, предметом - специфика передачи пространственных характеристик текста при переводе с русского языка на английский. В качестве основной задачи статьи мы видим исследование причин и следствий трансформаций пространственных характеристик в процессе перевода художественных текстов с русского языка на английский. Материалом для исследования послужили роман М.А. Булгакова «Белая гвардия» (1923-1925), новеллы С.Д. Кржижановского «Автобиография трупа» (1925) и «Квадратурин» (1926) и их переводы на английский язык, впервые рассматриваемые в лингвосемиотическом и лингвоаксиологическом аспекте.
Перевод романа «Белая гвардия» был сделан одним из классических англоязычных переводчиков русской литературы, Майклом Глен-ни, в 1967 году и выпущен в издательстве «Vintage» в серии «Vintage Classics» [Bulgakov, 2006]; переводчиком на английский язык новелл С.Д. Кржижановского, в том числе новелл «Квадратурин» и «Автобиография трупа», была Джоанн Тернбулл [Krzhizhanovsky, 2006].
В построении художественного мира М.А. Булгакова и С. Д. Кржижановского категория пространства играет едва ли не самую главную роль. На это указывает в первую очередь биографический код: понятия «квартира», «жилище» были достаточно важны для писателей, не случайно многие исследовательские работы по творчеству Булгакова и Кржижановского связаны с оперированием именно этой категорией [Чудакова, 1988; Кушлина, Смирнов, 1988; Топоров, 1995; Лотман, 2001; Мансков, 2013; Степанова, Соколова, 2015; Weeks, 1996; Haber, 1998 и др.].
Топонимы «Белой гвардии» настолько прочно ассоциируются с реальным биографическим кодом Булгакова, что некоторые зарубежные исследователи принимают вымышленную топонимику романа за реальные киевские топонимы, связанные с семьей Булгаковых: «Accordingly, I will begin with the house of Bulgakov's childhood, the legendary house at No. 13 Alexeevsky Spusk...» [Weeks, 1996, p. 144] (адрес, no которому семья Булгаковых жила в Киеве, - Андреевский спуск, 13). Тема Дома, важнейшая в творчестве Булгакова, является определяющей в организации пространства в художественном мире его текстов: оно разделяется на пространство хаотическое, античеловеческое и пространство очеловеченное, обжитое и упорядоченное (например, в романе «Белая гвардия»).
Однако «негативная поэтика» [Фарино, 2004, с. 126] булгаковско-го художественного мира, то, что Булгаков сознательно не изображает, а оставляет «за кадром», связана с театрализацией пространства его текстов. Именно в соответствии с этим принципом четкого разделения пространства на «верхнее» и «нижнее», трагическое (высокое) и комическое (профанное), организуется пространство романа «Белая гвардия». М.Петровский считает, что «действие <...> должно было осуществляться одновременно в двух уровнях: верхнем - Турбиных, нижнем - Василисы» [Петровский, 2001, с. 142]. С нашей точки зрения, история семьи Турбиных оказывается маркирована как события, происходящие посередине между «верхним», одухотворенным пространством и пространством «нижним», профанным. Маркерами здесь выступают и основной топоним Алексеевский спуск, на котором стоит дом №13 (ср.: «...Над двухэтажным домом №13, постройки изумительной (на улицу квартира Турбиных была на втором этаже, а в маленький, покатый, уютный дворик — в первом), в саду, что лепился под крутей-шей горой...» [Булгаков, 1988, с. 9]), и постоянно актуализирующаяся семантика падения / скольжения героев, и символ Города - поднимающийся «б черную, мрачную высь полночный крест Владимира» [Булгаков, 1988, с. 244], возникающий в финале романа как завершение пространственного образа «верхней» части мистериального пространства.
В начале перевода булгаковского текста на английский язык М. Гленни обозначает основной топоним Алексеевский спуск с помощью уточнения the slope of St Alexei's Hill 'спуск горы Святого Алексея' [Bulgakov, 2006, p. 9]. Далее по тексту адрес Турбиных дается как No. 13 St Alexei's Hill 'гора Святого Алексея, 13', за счет чего происходит маркирование жизненного пространства героев как «верхнего», поскольку из номинации фактически исчезает ключевая лексема спуск.
В данном случае в тексте перевода используется такой прием адаптационной стратегии, как опущение фрагмента информации (спуск), что связано с тенденцией к экономии языковых средств, характерной для английского языка. Лингвоаксиологическая стратегия адаптации, используемая в данном случае переводчиком, упрощает значение основного топонима, связанного с семьей Турбиных, и придает данному топониму однозначную положительную окраску.
Сложная неэвклидова геометрия пространства Города в «Белой гвардии» (см.: [Haber, 1998, р. 93; Петровский, 2001, с. 254]) вызывает у переводчика текста стремление к использованию адаптивной стратегии объяснения информации: Над двухэтажным домом №13, постройки изумительной (на улицу квартира Турбиных была на втором этаже, а в маленький, покатый, уютный дворик — в первом), в саду, что лепился под крутейшей горой, все ветки на деревьях стали лапча-ты и обвисли... [Булгаков, 1988, с. 9]. - Number 13 was a curious building. On the street the Turbins' apartment was on the second floor, but so steep was the hill behind the house that their back door opened directly on to the sloping yard, where the house was brushed and overhung by the branches of the trees growing in the little garden that clung to the hillside... [Bulgakov, 2006, p. 13]. Объяснительный элемент so steep was the hill behind the house 'но настолько крутой была гора за домом' отчасти семантически соотносится с придаточным предложением оригинала в саду, что лепился под крутейшей горой, но на самом деле объясняет геометрию пространства Города, где квартира в доме может одновременно находиться и на первом, и на втором этаже, в зависимости от угла зрения.
С неэвклидовым пространством, только иного рода, читатель сталкивается и в текстах С.Д. Кржижановского. Образ «минус-пространства», характерного для текстов его новелл, связывается в известной работе В.Н. Топорова «"Минус" - пространство Сигизмунда Кржижановского» с принципиальной неантропоцентричностью этого пространства, изъятием из него «человеческого фактора», с одной стороны, и с принципиальным отказом строителей «нового пространства» в 1920-е годы от традиционной культурной его составляющей, с другой стороны [Топоров, 1995]. Однако в аксиологическом отношении знак «плюс» у Кржижановского и Булгакова получают разные типы описываемого пространства.
В отличие от С.Д. Кржижановского, для Булгакова «плюс-пространством» является не вселенское, то, что Кржижановский обозначал словом мир [Топоров, 1995, с. 477], а пространство Дома, квартиры, человеческого жилища. Эта «обратная» булгаковская перспекти-
ва тяготеет не к модернистскому, принципиально антигуманистическому, а к реалистическому («толстовскому») восприятию пространства: внешнее, вселенское пространство воспринимается как чужое, чаще всего враждебное, а внутреннее, обжитое человеком пространство - как «свое», упорядоченное, противопоставленное хаосу (ср. в этой связи размышления Ю.М. Лотмана о границе, которая одновременно соединяет и разделяет [Лотман, 2000, с. 262]). Границей в данном случае служит человек - «одновременно и субъект, и объект» [Топоров, 1995, с. 476] этого пространства.
Свойственное Кржижановскому чувство «соприродности» пространству, знание и проникновение в разные его слои - «от самой «низкой» и предельно конкретной эмпирии до высочайшей-глубочайшей метафизики» [Топоров, 1995, с. 478] со временем сменяется борьбой «против всего, что угрожало этой способности "чувствовать пространство"» [Топоров, 1995, с. 479]: «...жизнь, заставленная отовсюду стенками, убивает в человеке чувство пространства, мира» («Разговор двух разговоров» [Кржижановский, 1991, с. 228]). Подобный образ пространства, уничтожающего человека, свойственен многим текстам Кржижановского («Квадратурин», «Квадрат Пегаса»), но наиболее ярко он выражен в новелле «Автобиография трупа» [Кржижановский, 1991]. С булгаковским незавершенным «Театральным романом» этот текст сближает не только поэтика заглавия (подзаголовок «Театрального романа» - «Записки покойника»). Гоголевская абсурдность заглавия - субъект, прекративший свое существование в пределах земного пространства, является полноправным нарратором, - придает текстам Кржижановского и Булгакова социальное звучание. Социальное «минус-пространство» - «проклятая квартира», «дом-многоярусный корабль» («Театральный роман») [Булгаков, 1988, с. 250], выталкивающее из жизни не реализовавшего себя персонажа, заставляет авторов буквально воплощать в сюжете текста оксюморон-ную метафору (автобиография трупа, мое самоубийство (название одной из глав «Театрального романа» Булгакова)). Бытие подобных персонажей возможно только в низшем, профанном, театрализованном слое пространства.
Характеристики «минус»-пространства в текстах Кржижановского при переводе на английский язык иногда передать достаточно сложно. В первую очередь, это касается реалий быта Москвы 1920-х годов, когда в «новоязе» бюрократического дискурса появляется слово-аббревиатура жилплощадь. Переводчица текста новеллы «Автобиография трупа» использует адаптационную стратегию для объяснения данной аббревиатуры: но его мучил вопрос о жилплощади [Кржижа-
новский, 1991, с. 391] - but the matter of living space disturbed him [Krzhizhanovsky, 2006, p. 81]; а через час бумажный листок в три-четыре дюйма, оторвавшийся от блокнота, чудесным образом превратился в жилплощадь величиною в двадцать квадратных аршин [Кржижановский, 1991, с. 391] - an hour later, a three-by-four-inch slip of paper torn out of the notebook had miraculously turned into a living space measuring one hundred square feet [Krzhizhanovsky, 2006, p. 82]. В результате использования адаптационной стратегии читатель текста перевода не опознает лексему из бюрократического дискурса, соотносящегося с советским пространством. Во втором из приведенных примеров переводчица использует также общепринятый прием адаптационной стратегии, передавая устаревшую русскую меру площади с помощью английских единиц (двадцать квадратных аршин — one hundred square feet). Подобная нейтрализация временной отнесенности лексемы, связанная с применением адаптационной стратегии перевода, происходит в случае передачи лексемы постоялец, относящейся к главному персонажу новеллы, осваивающему жилплощадь самоубийцы. Переводчица передает устаревшую лексему постоялец с помощью нейтральной лексемы lodger. И еще через час новый постоялец возился у двери... [Кржижановский, 1991, с. 391] - In another hour the new lodger was tinkering with the door [Krzhizhanovsky, 2006, p. 83]. Однако при переводе исчезает не только временная отнесенность лексемы, но и оттенок значения «кратковременности» срока, на который жилец занимает помещение (ср. постоялец — жилец: lodger/roomer— tenant).
Для переводчицы оказывается невозможным передать характерную для текстов Кржижановского игру слов, связанных с обозначением пространства: ... ведь если бы я не очистил моих двадцать квадр. аршин, повесившись на крюке в левом углу Вашего теперешнего жилья, Вам вряд ли бы удалось отыскать себе покойный угол ... [Кржижановский, 1991, с. 394]. - ...you see, had I not vacated my hundred sq. feet by hanging myself from the hook in the left-hand corner by the door of your current quarters, you would hardly have found yourself a resting place with such ease [Krzhizhanovsky, 2006, p. 85]; Живите: комната сухая, соседи тихие и покойные люди... [Кржижановский, 1991, с. 394]. - Go on and live: the room is dry, the neighbors quiet and peaceful... [Krzhizhanovsky, 2006, p. 85]. Игровой характер описания пространства, в котором жил прежний постоялец-самоубийца, передается в русском языке с помощью лексемы покойный. В английском оттенок данного значения отчасти передан с помощью словосочетания a resting place, но словосочетание the peaceful neighbors подобного значения уже не имеет.
В текстах Кржижановского, в соответствии с модернистской поэтикой, наблюдается большое количество окказионализмов, обозначающих манипуляции с пространством: защелк, впуск, войти в свое вне, неотступная пусть глазниц и т.п. Переводчица не передает их на английский язык, но в качестве компенсационной стратегии создания «книжного» пространства, в котором разворачивается повествование прежнего постояльца квартиры Штамма, вводит в текст коммуникативные фрагменты текста на французском языке, которых не было в оригинале: ... точно расчисленное будущее мыслится как некая осу-ществленность, то есть почти как прошлое [Кржижановский, 1991, с. 394]. - ... an exactly calculated future may be thought of as a fait accompli, that is to say, almost the past [Krzhizhanovsky, 2006, p. 85]. В тексте оригинала подобную функцию маркеров «книжного» пространства, в котором обитает постоялец квартиры №24, выполняют коммуникативные фрагменты на латинском языке, адекватно переданные в переводе на английский язык.
Подобное полифоническое многоязычие реального, а не «книжного» пространства Города в «Белой гвардии» Булгакова обозначается с помощью коммуникативных фрагментов на французском, немецком, украинском языках. При этом коммуникативные фрагменты разговорной французской речи как маркер обжитого, домашнего пространства в тексте Булгакова переданы кириллицей (апсольман), а в английском тексте эта характеристика разговорности коммуникативного фрагмента теряется, он передан с помощью грамматически правильной части фразы (absolument pas).
В тексте перевода «Белой гвардии» полностью сняты многочисленные коммуникативные фрагменты речи на ломаном русско-украинском языке, определяющие национально-маркированные границы в пространстве действия романа. В английском тексте они выделены только как фрагменты разговорной речи: - Побачимо, побачимо, -повторил волк, — и мандат есть [Булгаков, 1988, с. 188]. - 'We've соте to have a look', the wolf repeated, 'and here's our warrant' [Bulgakov, 2006, p. 232]; — Xmo в квартире? — сипловато спросил волк. — Никого нету, — ответил Василиса белыми губами, — я та жинка. — Нуте, хлопцы, смотрите, та швидче, — хрипнул волк, оборачиваясь к своим спутникам, — нема часу [Булгаков, 1988, с. 188]. - 'Who's here?' asked the wolf in a hoarse voice. 'No one', Vasilisa replied through white lips. 'Just me and my wife'. 'Come on, lads — let's have a look. And quick', grunted the wolf to his companions. No time to waste' [Bulgakov, 2006, p. 232-233]. В булгаковском тексте смертельно испуганный Василиса начинает говорить на той же смеси русского и украинского языков,
встраиваясь в коммуникативное пространство грабителей, но в тексте перевода это не передано даже стилистически.
Таким образом, при передаче пространственных характеристик модернистских текстов М.А. Булгакова и С.Д. Кржижановского в ситуации их перевода на английский язык переводчиками используются следующие лингвоаксиологические стратегии: 1) адаптация основных топонимов текста и особой «неэвклидовой геометрии» текстового пространства; 2) элиминация окказионализмов, обозначающих манипуляции с пространством, и добавление коммуникативных фрагментов иного языка для создания эффекта «книжного пространства»; 3) элиминация коммуникативных фрагментов иного языка, маркирующих национально-культурное пространство, в котором действуют персонажи текста, и адаптивная замена данных коммуникативных фрагментов на экспрессивно окрашенные единицы разговорной речи. «Минус»-пространство в текстах С.Д. Кржижановского и «плюс»-пространство в текстах М.А. Булгакова переданы в переводах на английский язык с учетом национально-культурных особенностей аудитории текста перевода и с сохранением специфических особенностей модернистской поэтики авторов.
Литература
Булгаков М.А. Романы: Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита. М., 1988.
Кржижановский С.Д. Сказки для вундеркиндов: Повести, рассказы. М., 1991.
КушлинаО.Б., Смирнов Ю.М. Некоторые вопросы поэтики романа «Мастер и Маргарита» // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М., 1988.
Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000.
Мансков A.A. Интертекстуальность прозы С.Д. Кржижановского. Барнаул, 2013.
Петровский М. Мастер и Город: Киевские контексты Михаила Булгакова. Киев,
2001.
Степанова Ю.В., Соколова E.H. К вопросу о языковой репрезентации авторской концептосферы в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Сибирский филологический журнал. 2015. № 1.
Топоров В.Н. «Минус»-пространство Сигизмунда Кржижановского // Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М., 1995.
Фарино Е. Введение в литературоведение. СПб., 2004.
ЧудаковаМ.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988.
Bulgakov Mikhail The White Guard / tr. from the Russian by Michael Glenny. London,
2006.
HaberE.C. Mikhail Bulgakov: The Early Years. Cambridge, Mass.; London, England,
1998.
Krzhizhanovsky Sigizmund Seven Stories / tr. from the Russian by Joanne Turnbull. Chicago, 2006.
Onjiojiorna h HenoBeK. 2016. №3
Weeks L.D. Houses, Homes, and the Rhetoric of Inner Space in Mikhail Bulgakov // The Master and Margarita'. A Critical Companion. Weeks. Evanston (111.), 1996.
