CC BY
69
Зинков Евгений Геннадьевич
доктор философских наук, профессор кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Северо-Кавказского филиала Российской академии правосудия _(тел.: +79184466559)
Пространственно-юридическая техника когнитивного пространства «право»
в языке права
В статье рассматривается пространственно-юридическая техника термина «право» в рамках когнитивного пространства языка права и его влияние на правовое пространство.
Ключевые слова: язык права, правовое пространство, когнитивное пространство права, фрейм, скрипт.
E.G. Zinkov, Doctor of Philosophy, Professor of a Chair of Humanitarian and Socio-economic dic-siplines of North-Caucasus branch of the Russian Academy of Justice; tel.: +79184466559.
Spatial-legal technique of cognitive space «right» in the language of the law
This article discusses the legal technique of space-the term «law» in the cognitive space language law and its impact on legal space.
Key words: language rights, legal space, cognitive space law, frame, script.
Современные теоретики права подробно анализируют понятие «пространство», рассматривая в нем способы разрешения коллизий законов, выделяя в правовом пространстве коллизионные темпоральные (временные) и территориальные (пространственные) юридические нормы. Несмотря на это юридическая мысль не едина в подходах к пра-вопониманию и правотолкованию «правового пространства». Исследователи постоянно вводят все новый и новый инструментарий и категориальный аппарат для обозначения и вычерчивания границ действия правового пространства как явления в праве. При этом не всегда четко выписывается само содержание и смысл понятия «правовое пространство». Мы подробнее остановимся на том, что собственно находится в основе такого многообразия понимания и толкования.
Для указанной задачи нам следует вспомнить о том, что пространство может быть понято как «знак» или «символ» в праве, содержащем в своей основе термин «право», в котором уже присутствует образ, указывающий в свою очередь на символ правильного, верного, прямого. Понятие «символ» базируется на понятии «образ» и одновременно связан с понятием «знак». Такая взаимосвязь создает двойственную природу «символа», определяя его функциональность в качестве средства передачи информации. Поскольку «символ» функционален, то он выполняет определенную функцию. В социальных явлениях это выражено в понятии государства и государственной власти. Примером функциональности правово-
го символа нам может послужить жезл. Судейский жезл символизирует власть суда, с жезлом в суде приводились к присяге. Судебный процесс также начинался с помощью жезла, а когда жезл опускался судьей, то суд считался завершенным.
Коротко выявив природу «символа», мы можем сделать заключение о том, что он осуществляет связь того, что имеется в наличии «здесь и сейчас», с тем, что сопоставляет объективную реальность в образах. Вторая составляющая «символа» - «знак». Он более конкретен по той причине, что формален к трем взаимодействующим между собой пространствам: когнитивному, культурному, лингвистическому.
Под когнитивным пространством мы будем понимать все многообразие познавательной деятельности человека, которая способствует умению индивида ориентироваться не только в окружающем мире, но и одновременно сопряжена с необходимостью отождествления и различия объектов и субъектов права правовой материи, а также и социально-правовой среды, включая юридическую технику языка права.
Когнитивное пространство образуется из разного уровня сложности концептов, представляющих собой абстрактные единицы, к которым обращается личность в процессе мышления. Благодаря концептам человек способен ориентироваться по смысловому значению термина или явления, феномена, существующего здесь и сейчас в человеке и для человека, включая сведения об объективном и субъективном мире. Концепты собирают воедино
19
разнообразие наблюдаемых и воображаемых одновременно явлений и процессов, способствуя переработке и обработке субъективного опыта индивида и общества путем приведения накопленной информации к определенным категориям.
На вышеуказанной основе многие исследователи отождествляют «концепт» и «понятие», так как с латинского «conceptus» переводится как понятие. Однако между ними существуют отличительные признаки. Например, термин «концепт» можно определить как «понятие», тогда как «понятие» не может быть определено как «концепт» в силу тех причин, что «концепт», в отличие от «понятия», объемен и представляет собой ментальную область смыслопо-рождения, не закрепленную за каким-либо одним языковым знаком; он способен вербализоваться комплексом языковых средств в праве.
Это еще можно выразить как соотношение того, что «понятие» определяется категориями логики и философии права, а «концепт», в отличие от этого, сопереживается эмоционально, психологически в бытовых ситуациях и явлениях, отражая определенные культурно-образующие представления человека об окружающем его мире. Все это многообразие, составляющее «концепт», находит свое воплощение в языке, вербальном средстве выражения идеальных объектов материального и воображаемого мира индивида, обращаясь через слово и речь в реальную правовую действительность.
Итак, мы убедились в том, что «концепт» обладает сложносоставной структурой, в которую, с одной стороны, входят все составляющие, образующие «понятие», а с другой - то, что делает его фактом правовой культуры. Здесь не следует забывать и о том, что юридические понятия могут быть терминированы и обладать номинативной и дефинитивной функцией, в которых под дефиницией понимается краткое определение понятия, отражающего признаки предмета или явления.
Продолжая рассматривать затронутую нами проблему, обратим свое внимание на то, что исследователь Н.Н. Болдырев в своей работе «Когнитивная семантика» выделяет следующие типы концептов: гештальт, конкретно-чувственный образ, понятие, представление, прототип, пропозиционную структуру, сценарий (скрипт), схему, фрейм [1].
Учитывая это многообразие, подробнее остановимся на двух из вышеперечисленных типов «концепта», таких как фрейм и сценарий (скрипт), т.к. они как можно более полно способны раскрыть суть термина «концепт».
Впервые в научный оборот теорию фреймов ввел американский ученый М. Минским для усовершенствования модели репрезентации
знаний, принимающих участие в формировании искусственного интеллекта. В ней фреймы должны были выполнять функцию строго иерархически выстроенной структуры аккумулируемых знаний определенной типовой ситуации. Обращаясь к этой функции, фрейм-структура призвана предусматривать то, что, возможно, может произойти в данной ситуации или встретиться по тексту (в нашем случае это могут быть протоколы осмотра и освидетельствования), который ее описывает при больших объемах памяти искусственного интеллекта [2].
В языке фреймы уже выглядят как ряды определенной части понятийных структур, постигаемые как целостные сущности, удерживаемые мотивируемыми конструкциями знания и взаимосвязанными между собой опытом, в этом, собственно говоря, и кроется смысл термина «фрейм». Фреймы не следует воспринимать как фрагменты произвольно организованных знаний вокруг отдельно взятого концепта. Здесь простому набору знаний противопоставлена потенциально наиболее возможная информация, которая ассоциируется только с определенным концептом.
По мнению А.В. Кравченко, фрейм содержит в своей основе такие знания, как априорные (содержащиеся в энциклопедиях и словарях) и чувственно воспринимаемые, которые основываются на практике личности [3].
Кроме фреймов, их еще называют сцена, существуют скрипты (сценарии). Скрипт является темпоральным (временным) измерением событий, явлений. Он формируется из нескольких временных актов или эпизодов, каждый из которых в свою очередь подвержен членению на самостоятельные единицы, значение которых зависит от культурных и социальных факторов [4], участвующих в правовых действиях.
В целом скрипт может выглядеть как один из типов структур правового сознания, выполняющих определенное задание по переработке естественного языка, описываемого скриптом ситуацию смены событий в правовой деятельности.
Основная масса скриптов воспринимается с детства в результате прямого наблюдения за другими людьми, сопереживания каких-либо событий, а также получения жизненного опыта. Например, не все граждане участвовали в судебном процессе, однако большинство из них приблизительно представляют себе эту процедуру, обладая соответствующим скриптом, почерпнув свое представление о происходящем из книг, телевидения, кино, Интернета.
Скрипты создаются и воссоздаются в результате сообщения одного из произошедших событий, на изложение которого накладывается
20
другое повествование, усиливающее области согласия или констатирующее противоречия в правовых отношениях. В этом случае скрипт предстает как область ожиданий о том, что в воссоздаваемой ситуации должно произойти в дальнейшем. Опираясь на это, многие жизненные ситуации можно интерпретировать как заранее заготовленные клише, штампы и сценарии, предсказанные наперед в правовых действиях. Это позволяет предвидеть, как другие люди поступят в той или иной жизненной ситуации. Такое предвидение и называется скриптом. Скрипт позволяет выявить не только воспроизводимую или реально протекающую ситуацию, но и подробный план поведения предписываемого в конкретной ситуации, фиксируя в схему сценария детали и подробности происходящего и возможного развития сюжета в правоотношениях.
Коллегиальный опыт носителей языка права способен к разнообразному «герменевтическому прочтению» одного и того же сценария, воспроизведенного соответствующим концептом в юриспруденции. Например, у термина «суд» может быть несколько вариантов концептуализации: суд - это институт власти, социально-юридическое явление; суд - это архитектурно-инженерное сооружение; суд - это институт принуждения; суд - это орган, осуществляющий репрессивную функцию; суд - это место добывания правды и справедливости и т.д. К сказанному можно еще добавить и то, что в судебном процессе обязательно присутствие следующих сторон: ответчик, истец, сторона защиты, сторона государственного обвинения, третья сторона и судья. Все перечисленное является важным для осознания ролевых функций в праве, которые соответствуют определенному сюжету в правоотношениях, правоприменении и правопонимании.
Концепт «права» является сложносоставной многоуровневой структурой пространства термина «право». Терминологические узлы, составляющие структуру когнитивного пространства «право», разберем через такие самостоятельные концепты-фреймы, как «закон», и концепты-скрипты «судебный процесс», являющиеся элементами концепта «суд».
Здесь следует отметить и тот факт, что безопасным компонентом строго иерархической структуры является концепт «право», вокруг которого формируются остальные термины, оформляющиеся в юридическое знание. В самом общем представлении право призвано регулировать общественные отношения; его пространственная структура и границы отражены в таких терминах и понятиях, как «закон», «справедливость», «порядок» и «права». Право как источник духовно-нравственной природы общества сопряжен с концептом «справед-
ливость», гарантирующем «порядок» в социуме. Однако в русской правовой культуре вместе с концептом «справедливость» располагается и концепт «правда». «В сознании русского человека правда выше закона, и закон признается только тогда, когда он соответствует правде» [5, с. 141].
Исследователь Ю.С. Степанов в терминах «правда» и «истина», связанных между собой в тесную пару и одновременно противопоставленных друг другу в русской культурно-правовой традиции, видит некую своеобразную духовную концептуализированную ценность, в нашем случае выражающуюся в правовой аксиологии. Отличия здесь кроются в том, что «у других европейских народов им соответствует по одному слову - англ. truth, нем. Wahrheit -более или менее прямо передающему значение русского "истина", и, следовательно, значительная доля русского парного понятия остается там не концептуализированной» [6, с. 318].
Тогда как в русском содержании понятия «правда» все выглядит более объемнее, чем это же в немецком «Wahrheit», где происходит полное совпадение значений с одним из компонентов «Recht» (право).
К такому выводу пришел немецкий ученый Якоб Гримм, когда рассматривал в тесной взаимосвязи понятие «право» и «правда», заключив, что «Право есть правда (истина) и установление истины» [7, с. 48]. Учитывая это, следует обратить внимание на то, что когнитивное пространство «право» в русской культурно-правовой традиции имеет свои особенности и в восприятии русских концепт «правда» является совершенно самостоятельным термином по отношению к концепту «право». Это зафиксировано в древнейших предправо-вых и правовых текстах Русской Правды, Судебнике времен XI в., в самом названии которого присутствует противопоставление «праву», «правде».
Н.Д. Арутюнова, исследуя понятие «правда», отметила, что оно имело юридическое наполнение и отождествлялось с судом и законом, но впоследствии постепенно утратило значение «закона». Причиной этого разрыва послужил идеал святости, справедливости и истинности, так как «правда может быть святой, человеческий суд - никогда» [8, с. 13-15].
По той же причине в современном варианте русского когнитивного пространства «право» концепт «правды» и концепт «право» разделены между собой и противопоставлены друг другу концептом «справедливость». Все это позволяет в наше время говорить о том, что «право» есть система общеобязательных норм поведения, устанавливаемых и обеспечиваемых их исполнение государством.
21
Итак, проанализировав концепт «право», можно заключить, что его пространственное значение и смысл в русской правовой культуре сначала трансформировались в такие термины, как «правда», «закон», «справедливость», «праведность», а затем произошло их преобразование в два самостоятельных концепта - «право как закон» и «правда как справедливость», придав моральную оценку концепту «право», чего нет в других языковых юридических практиках европейских языковых и правовых семей.
Подобную эволюционную трансформацию в русской правовой культуре пережил и концепт «закон». В архаической картине мира «закон» есть одновременно способ и средство достижения порядка, а также его сохранение.
Эволюционного процесса не избежало и римское право, послужившее моделью для правовой системы сначала Киевской Руси, затем Московскому Царству, и все это досталось Российской империи в наследство. Термин Lex - «закон» - в римском мире первоначально «означал всякое правило, которое свободный римский гражданин устанавливает для себя. Затем он стал означать «общие предписания», «общую клятву государства». И, наконец, в более развитом концепте - «то, что народ приказывает и устанавливает» как волеизъявитель суверенитета [6, с. 575].
Указанный выше концепт в русской правовой культуре присутствует в ментальном образе русского человека не в виде четко выраженного понятия закона, разделения властей или исторической ретроспективы, как это принято в западноевропейской культурно-правовой традиции, а как «предел» враждебной территории, где произойдет прекращение действия собственной воли. При этом под территорией в большей степени подразумевалось враждебно настроенное население, его предел терпения, а не географическое явление или действия. Говоря современным языком права, это предел степени социального возмущения, за которым начинается область репрессивных санкций. В ней человек перестает принадлежать сам себе, поступая в распоряжение волеизъявления народа, становясь публичной персоной. В этом случае «предел» понимался как момент прикосновения к чему-то, кому-то, как граница, после которой начинается прикосновение к другому, перерастающему в такие пространственные понятия, как «исход» или «вторжение», «проникновение» одновременно. Это самое другое не воспринималось как пространство, а было узкой полоской, очерчивающей его, придавая его пространству внешний признак, называемый пограничье.
Подтверждение сказанному мы находим в словаре русского языка, где отражено значение концепта «право» как «что-либо сделать»
и «поступать каким-либо образом» по собственному усмотрению, которое к тому же еще и гарантировано государством [9, с. 354]. Эти значения рассматривались и как «край», что означало уже не подступы к «прикосновению», а конкретное «место-пространство» перехода «границы», где уже произойдет соприкосновение своего и чужого.
Сюда относится и еще одно понятие «конь» -конец. Значение концепта «конь» относится к взаимодействию всех составляющих понятия «границы», после него уже ничего нет. Эта точка означает начало всего, в ней либо начинается свое, родное, либо чужое, враждебное; множество таких точек во времени и пространстве создает линию, грань, пересечение которой будет означать вторжение или исход.
Из такого представления концепта «закон» вытекает его понимание как ограничителя действий лица, а не их гаранта; поэтому в русской правовой культуре «закон» употребляется как нечто навязанное со стороны, чуждое русскому правовому сознанию. Отсюда образуется и двойственная ориентация концепта «закон» во времени и пространстве права. С одной стороны, он призван пресекать противозаконные действия граждан, а с другой, - как только закон восторжествует, к «концепту "закон" присоединяется в русском сознании не ощущение торжества справедливости, а ощущение несчастья наказанного» [6, с. 578], вызывая негативное отношение к «суду», так как «суд» подавляет волю субъекта права и возлагает на него ответственность за правонарушение.
Однако из этого не следует вывод о том, что у субъекта правоотношений полностью отсутствует воля и исключена активность к жизнедеятельности с безразличным отношением к назначенной мере наказания. В данном случае правоприменение в отношении субъекта права мыслится как пространство, в котором обретается правовой статус лица, в отношении которого было применено пространственное действие закона, в результате чего могут сохраняться, а могут и быть утрачены существенные свойства правонарушителя, отраженные во внутренней сущности субъекта права, где субъект права и его «право» мыслится и возникает как аспект личности по установлению некоего правила, которое и есть право как объективная мера свободы. Воспринимая такое состояние свободы, индивид способен выйти за пределы общепринятой правовой системы взаимоотношений и автоматически выстроить новую систему норм права. Рассматривая «право» как результат правовой ментальности, в которой лицо, не признающее юридическую ценность свободы и определяющее себя как личность, не обладающую «субстанцией права», опре-
деляется во всемогущий «закон», так и не став возможностью института права.
Учитывая вышеизложенное, следует принять во внимание и тот факт, что субъектом права выступает не только одно лицо или группа лиц, но и суд в целом, особенностью проявления которого в современных условиях может быть либо пассивное восприятие правовых норм и юридических практик, либо отсутствие намерений повлиять на правовую реальность с учетом защиты прав и свобод гражданина. Отсюда можно заключить, что к границам правового пространства судебной системы относится только возможность вычерчивания или выявления активности субъектов права, творящих правовую реальность, в отличие от пассивного ее восприятия и правоприменения.
Таким образом, получается, что суды общей юрисдикции, хоть и занимаются реальным правоприменением, но в основе своей представляют субъект права, не имеющий рычагов воздействия на правоприменительную практику, отвечающую требованиям возложенных на них функций по защите прав и свобод гражданина, согласно Конституциии Российской Федерации, продолжая господствовать над гражданами и подавлять их волеизъявление как субъектов права, имеющих свой правовой статус лица в правоотношениях. Их бессубъект-ность в сочетании с расширением судебной компетенции и дискреционных полномочий позволяет говорить о том, что они не выполняют своих задач и полномочий перед обществом, государством и гражданином.
Фрагментарные сведения текстов русских летописей 1Х-Х вв. позволяют нам говорить о том, что в Киевской Руси был суд как государственный орган власти. Суд вершился либо собственноручно самим князем, либо назначенными на то лицами. Отсюда вытекает негативный смысловой разрыв оценочного характера между судом как органом судопроизводства и людьми, отправляющими это самое правосудие, так как суд может быть только один - Божий, как Закон Божий, а людской суд в русской традиции ассоциируется как расправа, потому что «закон» есть «предел», а не «гарантия» чего-либо, в том числе и правового статуса лица, участвующего в судебных разбирательствах.
Из этого следует, что концепт «суд» можно рассматривать как статический фрейм «суд», с одной стороны, и динамично развивающийся скрипт «судебный процесс» - с другой. В семантически-правовом пространстве последнего уже присутствует действие, позволяющее нам достаточно объемно представить сценарное развитие пространственных перевоплощений концепта «право» в границах объема концепта - скрипта «судебный процесс».
Итак, концепт «суд» исследователь Д.А. Га-лиева в своей научной работе рассматривает как статическое правовое микрополе, состоящее из таких концептов, как «виды судов», «виды судопроизводства» и «судебный процесс». Автор определяет «судебный процесс» как скрипт в структуре правового пространства, исследуемого понятия «суд» [10, с. 95-97].
На основании этого можно представить фрейм «суд» в виде статической структуры «участников судебного разбирательства», включающих такие фреймы, как судья; присяжные заседатели в уголовном разбирательстве; пара подсудимый и ответчик в зависимости от вида разбирательства; пара потерпевший и истец; сторона государственного обвинения (прокурор); сторона защиты (адвокат); свидетели. Кроме основной группы фреймов, следует отметить и группу фреймов, называемых лицами третьей стороны в разбирательстве. Ими могут быть представители административных органов разного уровня, эксперты, переводчики, нотариусы и представители общественных организаций. Поскольку все вышеперечисленные типы фреймов преследуют во время судебного разбирательства свои интересы, то судебное разбирательство из статического фрейма перерастает в динамично развивающийся сценарий - скрипт «судебный процесс».
В свою очередь скрипт «судебный процесс» с юридической точки зрения выглядит как схема:
1. Подготовка дела к судебному разбирательству. Она делится на гражданское судебное разбирательство и уголовное. В гражданском процессе процедура подготовки дела проходит проверку на подведомственность, подсудность; основание иска; имеет ли заявитель право ставить такие требования; есть ли недостатки в исковом заявлении; обеспечительные меры.
В уголовном процессе процедура подготовки дела проходит проверку на подсудность; обоснованность предъявляемого обвинения, обоснованность меры пресечения; рассмотрение ходатайств, поступивших в ходе подготовки дела в суд.
После проведения судебной подготовки разрешается вопрос о назначении судебного разбирательства либо о его отказе.
2. Начинается подготовительная часть судебного разбирательства, которая состоит из проверки явки участников процесса; объявления состава суда; разъяснение права на отвод суда участников разбирательства.
3. Разъяснение прав участникам судебного разбирательства.
4. Исследование основания препятствия дальнейшему судебному разбирательству.
5. Само разбирательство.
23
В гражданском деле это судебное разбирательство, которое состоит из доклада судьей дела, суд заслушивает объяснение сторон -истца и ответчика, либо их представителей, прения, удаление на совещание, возвращение из совещательной комнаты, оглашение решения суда.
В уголовном деле судебное следствие состоит из предлагаемого порядка исследования доказательств обвинения стороной государственного обвинения; исследования судом доказательств стороны обвинения; исследования судом доказательств стороны оправдания (защиты); прения; удаления суда на совещание; возвращения из совещательной комнаты; провозглашение постановления приговора суда. Все это нашло свое отражение в уголовном судопроизводстве в ч. 3 разд. IX—XIII, начиная со ст. 227—3891-36 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (по состоянию на 20 сентября 2011 г.) [11].
Как видим, структура «судебного процесса» представляет собой перечень относительно самостоятельных, имеющих свою специфику этапов последовательно сменяющих друг друга и имеющих свои функциональные задачи в пространстве судебного разбирательства. Указанная нами специфика в уголовном процессе выражена в репрессивной функции, которая содержит в себе презумпцию невиновности, отталкиваясь от того, что вину следует доказать, при этом выявить выстроенную криминальную цепочку причинно-следственной связи и возникших в этой связи взаимоотношений, повлекших за собой подмену в обществе и
1. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской филологии. Тамбов, 2000.
2. Минский М. Фреймы для представления знаний. М., 1979.
3. Кравченко А. В. Язык и восприятие. Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск, 2004.
4. Бабушкин А. П. Типы концептов в лекси-ко-фразеологической семантике языка. Воронеж, 1996.
5. Уфимцева Н.В. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских // Языковое знание: формирование и функционирование. М., 1998.
6. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001.
7. Grimm J. Von der Poesie im Recht. Darmstat, 1957.
8. Арутюнова Н.Д. Истина и этика //Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. М., 1995.
9. Словарь русского языка: в 4 т. АН СССР, Ин-т рус. яз. / гл. ред. А. П. Евгеньева. М., 1984. Т. 3
государстве правовых отношений криминальными.
Таким образом, в уголовном судопроизводстве путем «хирургического» вмешательства со стороны государственных органов восстанавливается юридическая истина и правовая материя. Происходит очищение социально-правовых взаимоотношений гражданина, общества и государства.
В гражданском процессе все выглядит совершенно иначе. Здесь проявляется функция восстановления нарушенного права или по каким-либо причинам не исполненного в полном объеме закона, а также возмещение причиненного вреда лицу, морального или материального ущерба. Данная функциональная особенность осуществляется при наличии пра-вовостановительной функции, которая, в свою очередь, дает возможность собирать воедино разрозненное правовое пространство и восстанавливать правовую материю, а через это и воссоздать, прибегая к дискреционным полномочиям суда, утраченный по каким-либо причинам правовой статус лица или не исполненные в полном объеме права человека, выраженные в законе.
Таким образом, правовое пространство современной России является многосложным компонентом, вбирающим в себя не только законодательную базу и механизм ее осуществления, но и огромный пласт правовой антропологии, включающей в себя когнитивное пространство языка права.
1. Boldyrev N.N. Cognitive semantics: Course of lectures on English philology. Tambov, 2000.
2. Minskiy M. Frames for the idea of knowledge M, 1979.
3. Kravchenko A.V. Language and perception. Cognitive aspects of lingual categorization. Irkutsk, 2004.
4. Babushkin A.P. Types of concepts in lexical-phraseological semantics of language. Voronezh, 1996.
5. Ufimtseva N.V. Ethnic nature, means itself and the lingual consciousness of Russians // The lingual knowledge: formation and functioning. M., 1998.
6. Stepanov Yu.S. Constants: Dictionary of Russian culture. M., 2001.
7. Grimm J. Von der Poesie im recht. Darmstat, 1957.
8. Arutyunova N.D. Truth and ethics // the logical analysis of language. Truth and truth in the culture and the language. M., 1995.
9. Dictionary of the Russian language: in 4 t. AN SSSR, the institute of the Russian language / ed. by A.P. Evgeneva M., 1984. T. 3.
24
10. Галиева Д.А. Концептуальное поле «Право и закон» как основа учебного идеографического профессионально ориентированного словаря: дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 2000.
11. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации // Кодексы Российской Федерации. М., 2011.
10. Galieva D.A. Conceptual field «Right and Law» as the basis of the training ideographic professionally oriented dictionary: dis.... Master of Philology. Ufa, 2000.
11. Criminal-procedure Code of the Russian Federation // The Codes of the Russian Federation. M., 2011.
25
