CC BY
113Мишель Анри
Проникновение в мысль Маркса
Ни один мыслитель не был столь влиятелен, как Маркс, но ни один не был так плохо понят. Маркс - философ неизвестный. Причины, по которым философская мысль Маркса вплоть до наших дней осталась погруженной во тьму, пусть даже частично, многообразны. Я остановлюсь здесь только на главной из них - на марксизме. Марксизм возводит барьер между Марксом и нами. Марксизм, конечно же, ведёт своё происхождение от Маркса, но он пошёл своим путем. Ориентируясь главным образом на политическую деятельность и ее проблемы, марксизм взял из произведений Маркса только то, что могло быть полезным для этой деятельности, что могло бы оказать ей содействие, разъяснить ее. Безусловно, теория не была отвергнута полностью, поскольку она становится силой, как только проникает в массы; она была усвоена в более или менее сжатом виде, в том, который необходим, чтобы сослужить службу революционной практике. Независимо от такого усечения, неизбежного, впрочем, в этом плане, марксизм в той или иной мере был озабочен достижением согласия с научной эволюцией, благодаря чему он получил новое освещение.
Между тем, когда осуществлялась такая переработка, некоторые основополагающие философские тексты Маркса оставались ещё неизвестными, не изданными. Их публикация, произошедшая после оформления марксизма-ленинизма как завершённой доктрины, вызвала своего рода оцепенение, что позволило определить значение последующих реакций, целью которых было скрыть, а еще вернее, исказить интуиции Маркса. Как раз к первоначальным интуициям мы и хотим вернуться. Такое возвращение предполагает вынесение за скобки специфического содержания марксизма,
какой бы, впрочем, ни была его подлинная ценность. Обращение к истокам марксизма - вот что означает проникновение в мысль Маркса.
Мы прежде всего должны определить, каким образом необходимо осуществить это возвращение.
Марксизм долгое время понимался - и все еще понимается - как диалектический и исторический материализм. Но скажем сразу, мышление Маркса ни коим образом внутренне не связано с материализмом. Если, работая подобно компьютеру, произвести выборку мест из текстов Маркса (я имею в виду тексты, написанные самим Марксом), где встречается термин «материя», а также прилагательное «материальное», которое Маркс использует чаще, мы обнаружим, что существует определенное количество значений, строго детерминированных контекстом, и тех значений, которые в конечном счёте отсылают к основополагающему и решающему смыслу. В соответствии с этим смыслом, который один только и может раскрыть нам подлинное значение философии Маркса, того, что называют его «материализмом», материальное означает «субъективное». Я еще вернусь к этому.
Что касается диалектики, то она у Маркса играет лишь второстепенную роль; это - остаток гегельянства, который постепенно стирается по мере того, как мысль Маркса шаг за шагом отдаляется от мысли Гегеля. Для Маркса не существует некой диалектической сущности, которая властно пронизывала бы любую вещь, определяя её внутренний закон и высшую реальность, чистого противостояния (субстанциально существующего в качестве такового), самодвижения реальности, основателя этой реальности в самой её негативности. Сутью вещей, по Марксу, не является единственно движение, универсальная возможность, процесс. Когда Маркс пишет о противостоянии, противоречии, то речь идет совсем о другом: противоречие, противостояние не являются первичными, скорее наоборот, первичны употребляемые термины, и между ними устанавливается противоречие, а эти термины сами никогда не являются общими сущностями, классами, структурами, но, напротив, суть особые, определенные, единичные реальности. Имен-
но эти особые реальности первичны, и они являются всем тем, что происходит в опыте; столкновения и конфликты, которые рождаются в нём, более или менее длительное равновесие, которое в нём устанавливается, всегда суть не что иное, как действие этих реальностей и их собственных детерминаций, точки их столкновений.
То, что мы выше сказали о диалектике, справедливо и по отношению к истории. Рассмотрим, например, марксистский тезис: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов»1. Я утверждаю, что это высказывание, взятое во всей его строгости, для Маркса-философа не может иметь никакого смысла. Чтобы такое утверждение имело смысл, прежде всего необходимо, чтобы существовало нечто такое, как история. Для Гегеля история существует, иными словами, онтологически существует субстанциально единая реальность, являющаяся не чем иным как объективацией духа, понимаемого в качестве единственного принципа любой реальности. История как раз и есть реальность этого духа, его конкретное, феноменальное, становление, его манифестация. История принадлежит феноменологии духа. И поскольку это феноменальное становление справедливо понимается как то, что находит своё основание в чистом противостоянии и негативности, история, по своей природе, также является диалектической.
Для Маркса ничего подобного не существует. История не является самоосуществлением гомогенной субстанции, как и осуществлением универсальной и абсолютной реальности. История, наоборот, допускает предположения. В «Немецкой идеологии» выделяются три предположения, которые сводятся к разъяснению первого из них; я цитирую: «Первая предпосылка всякой человеческой истории - это, конечно, существование живых человеческих индивидов»2. Существование этих индивидов означает, что в любой момент они будут отвечать непосредственным жизненным требованиям, и ради этого они трудятся, изменяют окружающую их природу и производят необходимые для жизни предметы. Это
1 Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. // Сочинения.
Изд-е 2-е. Т. 4. М.: Издательство политической литературы, 1955. С. 424.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. //Там же. Т. 3. С. 19.
существование означает также, что они воспроизводят себя в семье, но делают это таким образом, что никогда семья, производство, работа, потребность не могут пониматься ими самими в качестве последних реальностей, по меньшей мере, если под ними всякий раз не подразумевается определенный индивид, действительно испытывающий потребность, которую он удовлетворяет самостоятельно посредством своего тела, работы и, следовательно, производства, и который поддерживает с окружающими его людьми, со своей женой отношения, каждый раз являющиеся не чем иным, как только этими определенными отношениями, прожитыми им самим как определенным индивидом. Начиная со «Святого семейства», Маркс отвергает миф об истории - её абсолютизацию. Против Бруно Бауэра, который, подобно Гегелю, подчиняет человека существованию истории, где он был бы простым посредником, понимающим эту историю как место истины, Маркс выдвигает в качестве радикального возражения философию индивида: «Подобно истине, история становится, таким образом, особой личностью, метафизическим субъектом, а действительные человеческие индивидуумы превращаются всего лишь в носителей этого метафизического субъекта»3. И ещё: «История не делает ничего ... «История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История - не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека»4. Истории не существует, существуют только исторические индивиды.
По тем же причинам, по которым Маркс отвергает понятие истории, он отвергает и понятие социального класса в том смысле, в каком оно обычно трактуется, то есть в смысле реальности, обладающей плотностью бытия в себе, реальности, определяющей индивида и господствующей над ним таким образом, что каждый индивид с присущими ему характеристиками не является тем, кто он есть, а только принадлежит к такому классу посредством и благодаря самой этой принадлежности. Всё происходит так, как если бы
3 Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство, или Критика критической критики. //Там же. Т. 2. С. 87.
4 Там же. С. 102.
класс в некотором роде конституировал субстанцию своих членов, как если бы в онтологическом плане класс предсуществовал по отношению к индивиду. Если бы субстанция класса формировалась в некотором роде из его членов, то, согласно онтологическому порядку, класс предшествовал бы индивиду. На полях рукописи «Немецкой идеологии» Маркс пишет: «Предсуществование классов у философов»5, то есть у Макса Штирнера, неогегельянцев, в философии идеализма, которая в Германии продолжает философию Гегеля. Фактически, понятие класса - это, собственно, гегелевское понятие, тогда как у Маркса утверждение о примате класса над индивидом относится к идеологии. Обратимся к тексту, который написан напротив слов, только что нами процитированных. Маркс пишет: «Часто встречающееся у святого Макса положение, что каждый становится всем тем, что он есть, благодаря государству, - по сути равносильно положению, что буржуа есть лишь экземпляр рода буржуа; здесь предполагается, что класс буржуазии существовал уже до индивидов, из которых он состоит»6. Продолжение текста фактически предлагает нам, под видом описания образования буржуазного класса в форме исторического генезиса, теорию генеалогии классов, то есть их обоснования в онтологическом плане. Индивидуальная жизнь предстает тогда как место данного обоснования. Определение этой жизни, определение индивидов, их деятельности и их мышления, создает определение класса и является им. Маркс говорит: «Условия жизни отдельных горожан, в силу их противоположности существующим отношениям и обусловленному ими способу труда, стали условиями, общими для них всех и независимыми от каждого в отдельности»7. И далее в «Немецкой идеологии» через несколько сотен страниц он пишет абсолютно ясно: «В буржуазном классе, как и во всяком другом, совместными и всеобщими условиями становятся только развившиеся личные условия, при которых владеет и живёт каждый отдельный член класса»8.
5 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 76.
6 Там же.
7 Там же. С. 53.
8 Там же. С. 355.
И теперь необходимо сказать о том, что именно здесь вся эта гегелевско-марксистская мифология пошатнулась. Согласно этой мифологии, субстанциальное каждый раз находится в трансцендентных массах, которые называются государством, народом, классами, социальными связями, производственными отношениями и т.д., и индивид обладает бытием только потому, что он составляет часть этих масс и входит в состав их структур. Согласно Марксу, эти массы в самом деле беспрестанно стремятся обрести автономию перед лицом индивида, но эта автономия, в конечном счёте, есть видимость, иллюзия, которую мышление пытается разоблачить. Сущность отношений, в которых берётся индивид, - всегда только его собственная сущность, отношения, в которые включена его индивидуальная жизнь, принадлежат ему, они суть определения и отношения самой этой жизни. Я опять цитирую «Немецкую идеологию»: «Условия, при которых происходит общение индивидов, представляют собой условия, относящиеся к их индивидуальности, и не являются чем-то внешним для них, - и далее Маркс добавляет, - это - условия, при которых эти определённые, существующие в определённых отношениях индивиды только и могут производить свою материальную жизнь и то, что с ней связано; следовательно, они являются условиями самодеятельности этих индивидов, и создаются они этой их самодеятельностью»9. Поскольку социальные отношения внутренне присущи индивиду и не обозначают ничего иного, кроме некоторых модальностей его личной жизни, идея определения индивида через «социальное» сразу же оказывается абсурдной. Она предполагает абстрагирование социального, его самостоятельное существование вне индивида как реальности, отличной от него, и, далее, - установление отношения внешней причинности между этой, так называемой социальной реальностью и индивидом как таковым. Таким образом, все индивидуальные субъективные и конкретные определения были вырваны из их первоначальной реальности и перенесены в мифический мир, где они, пребывая в абстракции, разворачивают новое существование и предстают перед нами в качестве «объективных условий». Так
9 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 72. 234
созидаются в качестве трансцендентных масс общество, история, класс, государство, производство, потребление и т.д. - все структуры и все надстройки, которые начинают свой фантастический хоровод, взаимно определяя друг друга сообразно чисто вербальной связи самого пустого формализма. Прежняя внешняя причинность, которую в случае надобности обряжают в новые слова, отныне действует исключительно в мире этих абстракций; индивиды больше не принимают участия в этих чистых системах.
Между тем, Маркс не перестаёт выступать против таких абстракций. Он иронизирует над Штирнером, который полагал, что государство есть сила, стоящая над людьми10. Комментируя штир-неровское противопоставление революции или мятежа, с одной стороны, существующему порядку вещей, с другой стороны, он пишет: «Абстракция любого его противопоставления незамедлительно появляется в том, что он говорит о "революции", о моральной личности, которая должна бороться против "существующего порядка вещей", против другой моральной личности». «Кто же представляет это лицо, которое вы называете "всеми"»? - спрашивал Штирнер. И отвечал: «Это - "общество"»11. И Маркс комментирует далее: «При помощи нескольких кавычек Санчо превращает здесь "всех" в лицо, в общество как лицо, как субъект...»12. В своей критике Штирнера Маркс неизменно приходит к теме коммунистических пролетариев, которые «революционизируют общество» и которые, как говорит он, «ставят отношения производства и форму общения на новую основу, - а такой основой являются они сами в качестве новых людей, их новый образ жизни»13. В другом месте, касаясь общественных связей, Маркс говорит, что
14
они существуют «по видимости независимо от воли индивидов»14. То, что мы называем идеологическими формациями, само должно быть возвращено к первоначалу; говоря о древнем праве, которое
10 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 315.
11 Там же. С. 193.
12 Там же.
13 Там же. С. 201.
14 Там же. С. 322.
царило между людьми, Маркс пишет: «Но история права показывает, что в наиболее ранние и примитивные эпохи эти индивидуальные, фактические отношения в их самом грубом виде и являются непосредственно правом»15.
Я говорил, что слова «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов»16 не имеют для Маркса никакого смысла. Меня попытаются переубедить, утверждая, что данное предложение было написано самим Марксом. Им открывается первая часть «Манифеста Коммунистической партии». Противоречит ли себе Маркс? Или мы плохо его поняли? То, что сейчас действительно необходимо, - это целостное изучение текстов Маркса, изучение, разумеется, адекватное, постижение основополагающих понятий Маркса. Приступая к этому, мы не должны забывать о том, что подобного рода концепции уже существуют и последней из них является концепция Альтюссера и его учеников, рассмотрением которой, за неимением времени, мы здесь и ограничимся. Согласно этим авторам, речь должна идти о том, чтобы выявить в творчестве Маркса радикальный разрыв, существующий между текстами раннего периода, которые имеют исключительно историческое значение, поскольку в них мысль Маркса еще была подвержена влиянию идей Гегеля и Фейербаха, и, с другой стороны, поздними работами, вышедшими после 1845 г., которые считаются произведениями зрелого периода. Работы раннего периода были бы подчинены идеологическим понятиям человека и индивида. Философия человека - такова, по Альтюссеру, "теоретическая основа" мышления молодого Маркса. «Слово "человек" для молодого Маркса было не просто возгласом, обличающим нищету и рабство. Это был теоретический принцип его мировоззрения и его практической установки. "Сущность человека" (как бы она ни понималась: как свобода и разум или как сообщество) в одно и то же время обосновывала и строгую теорию истории, и последовательную политическую позицию»17. Именно благодаря радикальному
15 Там же. С. 336.
16 Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. С. 424.
17 АльтюссерЛ. За Маркса / Пер. с фр. А.В. Денежкина. М.: Праксис. 2006. С. 316.
«эпистемологическому разрыву» понятия человека и индивида, наконец, были исключены из мысли Маркса - в пользу совершенно новых понятий; я цитирую: «Формирование теории истории и политики, основанной на радикально новых понятиях: общественная формация, производительные силы, производственные отношения, надстройка, идеология, экономическая детерминация в конечном счете, специфическая детерминация иными, неэкономическими уровнями общественного целого и т. д.»18. Одновременно с понятиями человека и индивида устранялось понятие отчуждения, поскольку отчуждение - это отчуждение сущности человека; следовательно, отчуждение является «домарксистским» понятием, и оно больше не фигурирует в поздних произведениях Маркса, таких, как, например, «Введение. (Из экономических рукописей 1857-1858 годов)». В итоге идеологию молодого Маркса заменяет научная теория, теория, которая, впрочем, является не чем иным, как учением самого Альтюссера.
Подобную интерпретацию трудно воспринимать всерьёз. Прежде всего в творчестве Маркса мы вовсе не наблюдаем той последовательности концепций, о которой говорит Альтюссер: вначале - человек и индивид, затем - производительные силы, производственные отношения и т.д. Совсем наоборот, эти концепты употребляются одновременно, их находят как в ранних произведениях, так и в поздних. Замечание Альтюссера истинно только в отношении понятия человека, сущности человека. Маркс действительно отказался от этого понятия, однако, не после написания ранних произведений, а уже в них самих. Всей своей основной философской проблематикой молодой Маркс отвергает сущность человека, сущность вида, Саии^8'№е8еп, сущность человеческого рода. Однако в этой проблематике, в которой Маркс отвергает философию сущности человека, одновременно не устраняется понятие индивида, реального индивида; наоборот, она к нему приводит. Но, спросят нас, существует ли разница между понятием человека и понятием индивида? Существует отличие, которое разделяет философию Гегеля и Фейербаха, с одной стороны, и философию
18 Там же. С. 322.
Маркса - с другой. Ведь понятие человека, или, скорее, сущности человека, сущности вида, как хорошо показал Жорж Котье, есть не что иное, как последнее перевоплощение духа. Это есть перемещение в материалистическую антропологию той самой сущности, которая царила в идеалистической онтологии Гегеля, как и в романтической философии, частью которой был сам Гегель; эта сущность - сущность всеобщего. Этому всеобщему, будь оно жизненным потоком, - о котором Гегель говорит в «Феноменологии духа», что он безразличен к природе колес, которые необходимо повернуть, -или духом и его реализацией в государстве, т.е. еще и политической сущностью, или будь оно, наконец, родом Фейербаха, Маркс сказал «нет», отвергая тем самым сразу и витализм, и идеализм, и материализм. Универсальное, всё, род не является первичным, оно имеет основание и того, кто его основывает, - это тот, кто абсолютно ему противопоставлен, это самая радикальная и самая особенная детерминация - индивид.
В самом деле, сначала Маркс был гегельянцем, введённым в заблуждение Фейербахом; это, например, относится к критике религии в работе «К критике гегелевской философии права». В ней Маркс возвращается к тезису, согласно которому религия - не что иное, как отчуждение человеческой сущности, вынесение её содержания за пределы её самой в форме представления. Совершенно верно, что понятие отчуждения выступает здесь в связи с понятием сущности человека, как верно и то, что в то время понятие отчуждения было понятием идеологическим и уж точно принадлежало Гегелю (Фейербах и Бауэр подхватили его), - это понятие, согласно которому отчуждение состоит в представлении, в мыслительном акте. Но вся проблематика раннего Маркса несомненно свидетельствует о его намерении выйти за пределы идеологического понятия отчуждения, отвергнуть его. Тезис Маркса, многократно подтверждённый его высказываниями не только против Гегеля и Фейербаха, но также и против Бруно Бауэра и Штирнера, таков: если отчуждение действительно состоит в мыслительном акте, в том, что мышление, самосознание, человеческая суть представляют собственное содержание вне самих себя, то для того, чтобы
побороть такое отчуждение, достаточно представить вещи иначе, не представлять более свою сущность вне себя; достаточно иначе думать, изменить свое сознание, его ментальные структуры, осуществить некий «эпистемологический разрыв». Этот тезис как раз и есть тезис идеологии, немецкой идеологии, философии, обычно понимаемой как идеология. На это Маркс отвечает: вы действительно можете представить себе вещи иначе и изменить ваши понятия, однако это не имеет никакого значения, мысль не в состоянии противостоять реальности и прежде всего живому индивиду со всеми его фактическими определениями, так как «иное» и есть этот реальный, живой, определенный индивид, который иным образом представляет вещи и самого себя, то есть его «сознание». И, конечно же, существует связь между этими двумя уровнями бытия, между представлением, которое индивид составляет о себе самом, с одной стороны, и тем, кто он есть, - с другой. Но эта связь с очевидностью имеет своё начало в реальном индивиде, в его конкретном существовании, в способе бытия, образе жизни; так что эта связь между живым индивидом и тем, что он думает, вовсе не является отношением в третьем лице, а есть отношение феноменологического плана. «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»19. И еще: «Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание»20. «Материализм» Маркса не означает ничего иного, кроме этого феноменологического основания идеологии в действительной жизни индивида.
Можно ли утверждать в таком случае, что понятие идеологии появляется у Маркса только после 1845 г., тогда как на деле оно представляет собой центральную тему всех его ранних произведений, и особенно «Немецкой идеологии», и что Маркс больше не обращается к нему в последствии как раз потому, что критика его состоялась? Можно ли говорить, что понятие отчуждения есть само по себе понятие идеологическое и оно не обнаруживается более в текстах зрелого периода, во «Введении» 1857 г., в то время как оно
19 Маркс К., Энгельс Ф. К критике политической экономии. //Там же. Т. 13. М.:
Издательство политической литературы, 1959. С. 6-7 .
20 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 25.
постоянно имеет место в рукописях 1858-1859 гг. и в самом «Капитале», и что Маркс отверг идеологическое понятие отчуждения только для того, чтобы лучше очертить реальное отчуждение, то, которое не является больше мыслительным фактом, а есть факт существования. И также, если верно, что существует идеологическое понятие индивида, то это понятие было, как известно, тщательно исследовано, описано и отклонено Марксом в ранних произведениях, в «Святом семействе» и «Немецкой идеологии»; так что критика идеологического понятия индивида не имела иной цели, кроме той, которая подведет нас к реальному индивиду.
В самом деле, существует потребность в целостном изучении текстов Маркса. И вот что я предлагаю. Следует различать, конечно, весьма схематично, три группы текстов Маркса. Первая группа -это ранние рукописи до 1845, вторая - тексты, которые я назвал бы историко-политическими, такие как «Манифест Коммунистической партии», «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», «Гражданская война во Франции» и пр.; третья - экономические тексты, а именно такие внушительные, как «К критике политической экономии» и «Капитал», которые я охотнее назвал бы экономико-философскими.
Как раз историко-политические тексты дали рождение марксизму. Понятиями, которые играют основополагающую роль в этих текстах, являются уже представленные выше понятия производительных сил, производственных отношений, классов, классовых противоречий, революции, диалектики и т.д. Это - фундаментальные понятия марксизма, они же - основополагающие понятия истории. Их значение заключается в том, что для неё они играют роль истока, конституирующего фактора. Но фундаментальные понятия марксизма (они же основополагающие понятия истории) не являются фундаментальными понятиями мысли Маркса. В действительности, в мышлении Маркса фундаментальные понятия марксизма не суть изначальное. naturan, но natur¿, т.е. порождённое, производное. Так же обстоит дело и с понятиями класса, общественных отношений, производительных сил. Существует генеалогия этих понятий, есть реальность, с которой они соотносятся,
и изначальная философия Маркса, отличная, следовательно, от его философии истории, представляет собой анализ этой генеалогии, радикальное разъяснение реальности, где эти принципы истории сами были заложены.
Теперь ясна двусмысленность марксизма. Понятия, которые он использует, истинны в одном смысле: можно утверждать, что с точки зрения Маркса как историка или политического мыслителя, история - это история классовой борьбы. Но данные понятия становятся ложными, если абсолютизировать реальность, которую они описывают, если в онтологическом плане принимать эту реальность, которая каждый раз является общей реальностью, за субстанциальное, подлинное бытие, полагая, что класс или производство создают в самих себе ткань реального, его сущность и даже основополагающее начало всех определений, например, индивида. Именно таким был смысл данных понятий у Гегеля.
Итак, вот какая очевидность предстаёт перед нами. От Гегеля к марксизму тянется неоспоримая родственная связь: примат всеобщего, общего, социального, политической сущности (я бы сказал, группы), коллективной практики, диалектики, отрицания, революции, внутреннего движения, понимаемого самого по себе как всеобщая сущность, обнаруживающаяся в основе всех вещей.
Прослушав последнее выступление Жана Ипполита о гегелевских работах йенского периода, которые звучат на удивление современно, по-марксистски там, где речь идет о труде и где утверждается важность не того, что говорят или думают люди, но того, что они делают, - в «Феноменологии Духа» мы вновь встречаем эти известные темы: критику намерения, морализма, прекрасной души и т.д., - я спросил его: «Какая в действительности для Вас разница между Гегелем, Марксом и марксизмом?». Он ответил: «По сути никакой». Впрочем, интерпретаторы, уже в течение долгого времени жаждавшие обновить марксизм, отделить его от плоского сциентизма и неопозитивизма, задыхавшегося в сталинском догматизме, снова обратились к философии всеобщей негативности, или, точнее, к ее антропологизации с помощью теории коллективной практики, социальной практики.
Итак, этому заключению и в конце концов отождествлению фундаментальных понятий Гегеля и Маркса помогли не только историко-политические произведения Маркса, к которым мы сейчас перейдем, но и его ранние работы. Как мы уже отметили, вначале Маркс был гегельянцем. В его творчестве действительно существует разрыв, который мы обнаружили в ранних произведениях. Это - радикальный разрыв между сугубо гегельянскими темами, понятиями, предположениями и их не менее радикальным отрицанием в тот момент, когда Маркс, собственно, и становится Марксом. С тех пор, беря из его ранних произведений только эти гегельянские темы, исповедуют классический марксизм социальных форм, довольствуясь ими и забывая о «нет», которое Маркс сказал Гегелю, то есть забывают философию Маркса, генеалогию этих форм, их свёртывание до основного принципа, которым, в итоге, является не что иное, как конкретная субъективность, не всеобщее или коллектив, а индивид.
Примем, что эта редукция является сущностью мысли Маркса, что она сводит нас к монадическому существованию; сегодня у меня остается немного времени, чтобы продемонстрировать это. Я попытаюсь объяснить это в нескольких словах. Возьмем генеалогию класса. Маркс видит его основание в разделения труда. Именно разделение труда служит основой первого большого социального разделения между городом и деревней. Именно разделение труда в мануфактуре и в крупной промышленности определяет и формирует облик пролетариата. Любые социально-экономические структуры покоятся на нем. Именно разделение труда лежит в основе частной собственности, в основе противоречия между частным и общим интересом, что делает возможным обмен, то есть рыночную экономику, и, следовательно, капитализм. Что касается социализма, то его конечной и явно выраженной целью является не что иное, как уничтожение разделения труда. Итак, что же такое разделение труда? Что представляет собой это решающее явление? Рассмотрим индивида, я хочу сказать, индивида вообще. Рассмотрим его как субъективность, не как субъективность идеализма, которая исчерпывается в мысли, к тому же в мысли универсальной, в пред-
ставлении, в том, что Маркс называет, впрочем, как и классические философы, «сознанием», но, напротив, рассмотрим индивида как субъективность конкретную, особенную, несущую в себе в качестве потенциальности множество действий, возможных замыслов. Маркс называет эти субъективные возможности «возможностями деятельности»21. Жизнь как жизнь каждый раз индивидуальная есть субъективное единство самих этих субъективных возможностей, которые принадлежат индивиду на правах собственности, которые определяют его изначальное бытие и желаемы им, которые являются его потребностями. Жить значит с необходимостью развиваться из этих возможностей. Маркс говорит в «Капитале» о «свободной игре тела и духа». Позволять этим силам действовать -значит их актуализировать, сообщать им бытие, реальность. Реализация индивидуальных возможностей ни в коем случае не означает, как это было у Гегеля, их объективации, их явного становления в форме объекта, в том, что налично существует для всех и каждого в труде. Как раз напротив, первая реализация субъективных возможностей сама по себе субъективна. Она есть актуализация их в самой жизни как один из её моментов, как одна из её феноменологических реальных модальностей, как прожитое. Каждый раз речь идет об акте или о состоянии; это - потребление, пользование, которое есть реализация потребности; это - акт самодвижения, живого движения, живой труд; это - субъективное эстетическое развитие каждого чувства. Вот почему универсальное развитие индивида, которое Маркс всегда имел в виду, которого всегда требовал, есть «полный расцвет человеческой сущности».
В разделении труда актуализация целостности индивидуальных субъективных возможностей совершается таким образом, что только одна из этих возможностей обнаруживается реализованной в том или ином индивиде. Реализация других возможностей, других жизненных сил выходит за его пределы, она совершается в других монадических сферах. Маркс говорит в «Немецкой идеологии»: «... разделение труда делает возможным - более того: действительным, - что духовная и материальная деятельность, на-
21 Маркс К., Энгельс Ф. Капитал. / Там же. Т. 23. С. 179.
слаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов»22. Отныне каждый индивид, взятый сам по себе, оказывается лишённым возможности реализации многочисленных возможностей жизни, которая есть его жизнь, его собственное бытие. Когда это индивидуальное бытие реализуется только частично, оно оказывается искалеченным. Разделение труда, говорит Маркс в «Капитале», «поражает индивидуума в самой его жизненной основе»23. И еще: «... каждый рабочий приспособляется исключительно к отправлению одной частичной функции, и рабочая сила его на всю его жизнь превращается в орган этой частичной функции»24. Этическое значение критики разделения труда вторично, его первичное значение - онтологическое, оно предполагает философию монадической субъективности. Если утверждать примат универсального, или примат целого, понимая его определённым образом, то критика разделения труда не имеет никакого смысла. С точки зрения организма или структуры, каждая часть или каждый элемент выполняет, на деле, свою функцию, играет свою роль в совместной организации. Только если мы полагаем точку, элемент как абсолют, а индивида как «целое» бытия, тогда всё, что находится вне него, сразу же означает то, чего он лишён, что посягает на его собственное бытие.
Критика разделения труда есть теория реального отчуждения. Оно - не идеологическое, не политическое, не социальное, не экономическое, оно определяет внутреннее состояние абсолютной монады. Разделение труда - это разделение субъективности.
Независимо от ранних трудов и историко-политических произведений, существует третья группа текстов в творчестве Маркса; это - фундаментальные экономические рукописи позднего периода. Я хотел бы завтра, опираясь исключительно на них, показать, что весь экономический анализ Маркса доступен для осмысления и, в принципе, возможен только на основе радикальной философии индивидуальной субъективности.
22 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 30-31.
23 Маркс К., Энгельс Ф. Капитал. С. 376.
24 Там же. С. 351.
II
Одна из классических тем марксизма - это экономическая реальность, которую, по меньшей мере, следует признавать лежащей в основании человеческих обществ как то, что их поддерживает и определяет. Идея Маркса состоит в том, что экономическое - только абстракция, что экономическая реальность не является подлинной, последней реальностью, но вместе с тем ее предполагает и к ней отсылает. Эта последняя реальность, основывающая саму экономику и в итоге ее определяющая, есть индивидуальная субъективная жизнь. Вся экономическая проблематика Маркса, таким образом, представляется нам в качестве анализа, который пронизывает экономическое как таковое, чтобы вернуться к его истоку, к его подлинной сущности, к его реальным детерминантам. И каждый раз оказывается, что эти реальные детерминанты экономики сами по себе - не экономического плана, они должны пониматься как неэкономическая, как сверхэкономическая реальность, говоря словами самого Маркса. Решение каждой экономической задачи, каждой из апорий классической экономики как раз состоит в движении, на которое мы только что указали, в восхождении к истоку, к сфере, отличной от экономики, хотя она её основывает. Отныне экономика не только не является местом реальности, она не является и местом истины, местом конечного объяснения. Напротив, экономическое предстаёт как видимость, загадка и в конечном счете как мистификация.
Перевод с французского Т.Г. Гущиной
Бибилиография
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения / Изд-е 2-е. Т.: 2, 3, 4, 13, 23. М.:
Издательство политической литературы. 1955-1960. Альтюссер А. За Маркса. М.: Праксис. 2006.
