CC BY
46
возможным. Отрывочные сведения, приводимые в мемуарной и исследовательской литературе, архивных документах, как правило, противоречат друг другу. Достоверно известно, что за время пребывания первого армейского корпуса в Галлиполи его ряды покинули 3,67 % солдат и офицеров, изъявивших желание вернуться в Россию [1, с. 491]. Численный состав Донского и Кубанского корпусов также претерпел изменения: на Родину возвратились не менее 10 тыс. человек. Судьба репатриантов, как правило, была трагичной: расстрел, концентрационные лагеря, в застенках которых погибли тысячи людей.
Подводя итоги, следует сказать, что вопрос о репатриации русской военной эмиграции, несомненно, нуждается в дальнейшем глубоком изучении на основании новых документов и материалов, «распыленных», как и сами эмигранты, по многим странам.
1. Русская военная эмиграция 20-40-х гг. Документы и материалы. М., 1998. Т. 1. Кн. 1. С. 426.
2. Главнокомандующий Русской армией генерал барон П.Н. Врангель. К десятилетию его
кончины 12/25 апреля 1938 г. / А.А. Фон-Лампе. Берлин, 1938. С. 239.
3. Сагацкий И. Лейб-казаки на Лемносе // Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея / сост. С.В. Волков. М., 2003. С. 391-400.
4. Русские в Галлиполи: сб. ст. Берлин, 1923. С. 491.
5. ГАРФ. Ф. 5928. Оп. 1. Д. 147. Л. 18-18об.
6. ГАРФ. Ф. 6021. Оп. 1. Д. 8. Л. 1-91.
7. ГАРФ.Ф. 5928. Оп. 1. Д. 147. Л. 18-18об.
8. Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 годах // Русская армия на чужбине. Г аллипо-лийская эпопея / сост. С.В. Волков. М., 2003.
9. Даватц В. Годы. Очерки пятилетней борьбы. Белград, 1923. С. 131.
Поступила в редакцию 2.04.2008 г.
Ryakhovskaya I.S. Repatriation of Russian military emigration exemplified by Russian army of General P.N. Vrangel. 1920-1923. In the paper an issue of Russian military emigration is considered on the basis of the analysis of an extensive complex of archival materials and memoirs. It is exemplified by Russian army P.N. Vrangel and civilians. An attempt to cover numerical structure of repatriates, policy of France, the Soviet administration and command of the army in the given process is undertaken.
Key words: Russian military emigration, 1-st army corps, Gallipoli, repatriation.
ПРОИЗВОДСТВО КРЕСТЬЯНСКИХ ХОЗЯЙСТВ ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ В ГОДЫ НЭПА
И.Е. Кокорев
Рассмотрено зерновое производство крестьянских хозяйств Тамбовской губернии в годы нэпа, влияние на него внутренних и внешних факторов: налоговой и классовой политики, природноклиматических условий.
Ключевые слова: производство зерна, крестьянское хозяйство, налоги, материальная база.
На протяжении многих десятилетий советская историография тиражировала созданный властями миф о восстановлении довоенных посевных площадей под зерновыми культурами и разрешении на базе нэпа продовольственной проблемы. Правительство даже пыталось оправдать улучшением продовольственного положения сельского населения кризисные явления на хлебном рынке. При этом совершенно замалчивались факты массовых голодовок в 1923-1925 гг. в основных хлебопроизводящих районах, включая и Тамбовскую губернию.
В силу сказанного вопрос о состоянии производства зерна в период нэпа нуждается в новом освещении. Для этого необходимо выяснить масштабы голода 1923-1925 гг. и его связь с уровнем зернового производства; определить основные тенденции динамики производства зерна и ее движущие силы.
По сравнению с продразверсткой продналог с самого начала был весьма умеренным, тем не менее для разоренной, жившей впроголодь деревни его взимание было тяжким бременем. Переход к единому сельскохозяйственному налогу на 1923/24 хозяйст-
венный год, ознаменовавшийся значительными скидками для неимущих слоев деревни, явился крупным шагом на пути к нэпу. Налог был действительно облегчен, однако для деревни он оставался непосильным. При этом необходимо учесть, что и продналог и единый сельскохозяйственный налог были единственным источником не только для восстановления, но и существования страны. Налог, в то же время, был существенным внешним фактором, влиявшим на состояние и развитие крестьянских хозяйств, их производительных сил. Налоговое обложение и неэквивалентный обмен - два основных канала выкачивания средств из крестьянских хозяйств - оставались главной проблемой в отношениях между городом и деревней. Оба названных фактора играли не малую роль в воспроизводстве и распространении ситуации голода.
В литературе неоднократно рассматривалась тема голода 1921/22 г. и его последствий. Однако ситуация, складывавшаяся в тамбовской деревне в 1923 - 1925 гг. разработана слабо. Одним из первых к этой проблеме обратился в своей статье В.В. Никулин [1]. Опубликованные в последние годы сводки ОГПУ [2] значительно дополняют ее и дают возможность реально оценить положение в тамбовской деревне.
В сводке от 30 апреля 1923 г., когда полным ходом шла посевная кампания, отмечалось, что в губернии во многих местах крестьяне употребляли в пищу суррогаты из-за полного отсутствия хлеба; острый недостаток посевного материала приводил к тому, что продавали домашний скарб для приобретения семян [2, с. 101]. Сводка от 27 июня: «Ощущается голод, население употребляет в пищу суррогаты» [2, с. 118].
В конце июля 1923 г. нарком земледелия РСФСР Свидерский в письме заместителю председателя Совнаркома Цюрупе перечислял районы, включая Тамбовскую губернию. в которых очередной неурожай остро поставил вопрос о существовании крестьянских хозяйств [3].
В сводках от 23 и 28 августа (период уборочной кампании) подчеркивалась острая нехватка семян, «крестьяне продают скот или обменивают его на хлеб», «рожь нового урожая крайне легковесна», высказывалось опасение, что с января 1924 г. большая часть
крестьянской бедноты будет голодать [2, с. 133, 135].
Осенью к сообщениям о голоде, употреблении в пищу суррогатов добавляется острое недовольство сельскохозяйственным налогом. В Лебедянском уезде, например, было подано 11 тыс. заявлений о снижении налога, из которых 3,5 тыс. удовлетворено [2, с. 153, 166, 167]. Как и предполагалось ранее, зимой запасы иссякли. Сводка от 18 февраля
1924 г. отметила наступивший голод в губернии и на почве последнего массовую продажу скота и инвентаря [2, с. 182].
Весна и лето 1924 г. облегчения не принесли, наоборот, лето оказалось еще более засушливым, особенно пострадали южные уезды. «В Борислглебском уезде земли под паром из-за засухи не поддаются вспашке, -констатировала сводка от 12 августа 1924 г., -крестьяне местами роют топорами и кирками и все же значительная часть пара остается без взметки» [2, с. 235]. Тогда же, летом 1924 г., в связи с угрозой нового неурожая и тяжелого экономического положения в губернии наблюдались широкое распространение батрачества и рост религиозных настроений [2, с. 201, 205].
Всего в Тамбовской губернии погибло 60 % яровых и 52,5 % озимых посевов. Чистый сбор зерновых составил по губернии 8,9 пуда на душу сельского населения. «Таким образом, - говорилось в сообщении ОГПУ, -от продукции полеводства население не только не будет иметь товарных излишков, но даже не сможет в полной мере покрыть свои продовольственные потребности» [3, с. 96].
Зимой 1925 г. во многих уездах для уплаты сельскохозяйственного налога крестьяне продавали скот, «даже последних рабочих лошадей», более третьей части хозяйств не имела корма для скота [2, с. 282-283].
Голод достиг апогея весной - летом
1925 г. Сводки ОГПУ отмечали, что более половины сельского населения губернии употребляет в пищу разные суррогаты, питается травой, в пищу шел падший скот [2, с. 317]. Имели место случаи голодных смертей, опухания, «у граждан, не имеющих хлеба, цвет лица превращается в желто-восковой» [2, с. 317]. В Токаревской волости летом 1925 г. голодало 90 % населения, в Рассказовской волости - 40 %, такая же ситуация складывалась в Борисоглебском, Кирса-
новском и Козловском уездах [2, с. 317, 323, 328, 330, 331, 335].
Как видим, есть все основания утверждать, что в Тамбовской губернии в 1923,
1924 и 1925 гг. наблюдался массовый голод сельского населения, вполне сравнимый по своим масштабам с голодом 1921/22 г.
Каковы же были основные показатели производства хлебов в годы нэпа?
Данные о состоянии посевных площадей под главными зерновыми культурами (рожь, овес, просо, ячмень) в губернии представлены в табл. 1 [4].
Таблица 1 Состояние посевных площадей под главными зерновыми культурами в Тамбовской губернии
Годы 1917 1920 1923 1924 1925 1926 1927
Площадь посевов (тыс. дес.) 1678 1219 1472 1467 1439 1475 1523
При всем известном стремлении крестьян предреволюционный уровень площади посевов так и не был достигнут. Кроме того, в связи с засухой весьма значительны были потери как озимых, так и яровых посевов. В относительно благополучном 1923 г. они составили 63 тыс. десятин, в 1924 г. - 343 тыс., в 1925 г. - 419 тыс. [5].
Состав посевных площадей под главными продовольственными культурами практически не изменился по сравнению с предреволюционным временем (в 1917 г. - 47,4 % площади всех посевов), составив 48,6 % в 1920 г. - максимальная доля - и 40,2 % в
1925 г. - минимальная доля [4, с. 62-63]. В связи с этим возможно говорить о стагнации посевных площадей под зерновыми на предреволюционном уровне.
Урожайность зерновых культур в крестьянских хозяйствах никогда не отличалась стабильностью и оставалась в основном на низком уровне. Так, урожайность ржи в довоенное и военное время составляла (пудов с десятины): 1912 г. - 62,0; 1913 г. - 34,8; 1914 г. - 50,0; 1915 г. - 62,3; 1916 г. - 62,8; 1917 г. - 41,7 [6]. Самый низкий показатель получен в неблагоприятном в климатическом отношении 1913 г. В 20-е гг. даже таких результатов достигнуто не было: в 1923 г. -
25,3; в 1924 г. - 26,4; в 1925 г. - 14,4 [5, с. 8]. Характерно, что в 1926-1928 гг. в официальных отчетах партийных и советских органов губернии данные об урожайности и валовых сборах зерновых не приводились.
Произошло резкое сокращение посевов кормовых хлебов. Особенно это характерно для начала 20-х гг.: если в 1917 г. площадь посевов под овсом составляла 26,5 % от общей посевной площади, то в 1920 г. - лишь 8,9 %; в 1922 г. - 9,6 % [4, с. 62]. Представляется, что именно по этой причине власти при характеристике фуражного баланса предпочитали говорить лишь о заготовках сена и соломы, но даже и их не хватало: так, в 1924 г. недостаток соломы составлял 11 млн пудов, сена - 28,2 тыс. пудов [5, с. 8]. Даже в конце изучаемого периода не удалось достичь дореволюционного уровня посевной площади под овсом: в 1927 г. она составила лишь 20% от всей посевной площади губернии. Низкой оставалась и урожайность овса: 1923 г. - 42,5 пуда с десятины; 1924 г. - 8,9; 1925 г. - 67,9 [5, с. 8]. Приведенные данные показывают явное отставание производства кормовых хлебов по сравнению с продовольственными, что, естественно, тормозило восстановление численности лошадей.
Валовая продукция зерновых культур составила (тысяч пудов): 1913 г. - 84762; 1922/23 г. - 83564; 1923/24 г. - 60107; 1924/25 г. - 36576; 1925/26 г. - 77147; 1926/27 г. - 72361 [4, с. 85]. Как видим, даже в относительно благополучные 1925/26 и 1926/27 гг. прирост был весьма скромным: производство зерна на душу сельского населения в 1925/26 г. составляло всего 30,6 пуда, включая затраты на семена и т. д. Последний показатель дает представление о возможном уровне потребления хлебопродуктов сельским населением в 20-е гг.
Как и прежде, основное количество потребленных калорий во всех группах составляли калории, полученные от растительных продуктов, в первую очередь от хлеба. Так, в 1921/22 г. их доля составила 92,7 %, в 1922/23 г. - 93,3 %, в 1923/24 г. - 87,8 %, в 1924/25 г. - 90,6 % и т. д. Потребление продуктов животного происхождения в крестьянских семьях было крайне незначительно. Их доля в среднедневном рационе колебалась от 6,7 % в 1922/23 г. до 12,2 % в 1924/25 г. Наличие скота и птицы в хозяйстве не гаран-
тировало того, что эти продукты попадут на стол крестьянской семьи. Наряду с продуктами земледелия значительная часть мяса, яиц, молочных продуктов шла на продажу, пополняя деньгами крестьянский бюджет. Физиологическая норма производственного потребления хлебных продуктов в 1920-е гг. для крестьян определялась в 22-23 пуда на душу в год. Реально же в Тамбовской губернии среднедушевое потребление хлеба сельским населением колебалось от 7,7 пуда в 1921/22 г. до 13,4 пуда в 1924/25 г. [4, с. 9899]. В среднем же в 20-е гг. душевое потребление хлеба составило 11,4 пуда, что едва дотягивало до половины обоснованной нормы. При этом надо учесть, что названная цифра несколько завышена, т. к. среди обследованных хозяйств доля средне- и многопосевных доходила до 35 %. Роста крестьянского потребления хлеба в годы нэпа не наблюдалось, правильнее говорить о голодном и полуголодном существовании производителей хлеба.
В чем же состояла причина данного кризиса?
Мелкое крестьянское хозяйство 1920-х гг. почти полностью основывалось на применении ручного труда, который играл преобладающую роль в производстве всех сельскохозяйственных культур.
По данным обследования крестьянских бюджетов 1925/26 гг. в Тамбовской губернии на долю сельскохозяйственного инвентаря из всей стоимости имущества приходилось в хозяйствах с посевом до 4 десятин 5,6 %; от 4 до 8 десятин - 9,6 %; свыше 8 десятин -
12,7 % [4, с. 90-91]. Как видим, удельный вес простейшей техники в производстве сельскохозяйственных культур был мизерным. Затраты живого труда крестьянина и его семьи в десятки раз превышали затраты труда, овеществленного в технике.
Основная масса индивидуальных кредитов была фактически направлена в бедняцкие и середняцкие хозяйства: 82,7 % хозяйств с посевом до 8 десятин получили 60,3 % всей суммы кредита. Эти хозяйства получали кредит главным образом на приобретение сельскохозяйственного инвентаря и рабочего скота, при этом менее обеспеченные посевом группы кредитовались преимущественно на рабочий скот (всего в 1926/27 г. было куплено 1873 лошади), более же обеспеченные по-
севом и имевшие скот кредитовались преимущественно на сельскохозяйственный инвентарь.
Несмотря на весьма значительные затраты в целом крестьянское хозяйство было оснащено в техническом отношении крайне низко. Так, в 1928 г. в среднем по губернии на 1 соху приходилось лишь 0,58 плуга; на 1 октября 1928 г. в Тамбовском округе насчитывалось 385 тракторов, в Козловском -240, в Борисоглебском - 606 [7]. При условии, что все трактора работают с полной нагрузкой (150 га за сезон), они смогли бы обработать лишь 3,2 % имевшейся пашни. Видно абсолютное преобладание ручного труда.
В 20-е гг. в Тамбовской губернии произошло резкое сокращение поголовья лошадей, особенно рабочего возраста, в крестьянских хозяйствах, которое продолжалось вплоть до 1925 г. (242847 голов против 387139 в 1917 г.), после чего началось медленное увеличение его, однако и в 1927 г. достичь дореволюционного уровня не удалось (296288 голов) [4, с. 66]. Более половины хозяйств не имело рабочего скота вовсе: в 1923 г. - 53,5 %; в 1924 г. - 52,7 %; в 1925 г. -
54,7 %; в 1926 г. - 52,3 % и лишь в 1927 г. -48,2 % [4, с. 78; 8]. В создавшейся ситуации произошло сокращение количества лошадей рабочего возраста, приходившегося на 100 десятин посева: в 1917 г. - 21,8 лошади; в 1920 г. - 21,1; в 1923 г. -14,5; в 1925 г. - 14,1; в 1926 г. - 14,9 [8, с. 59]. Недостаток рабочего скота можно было отчасти компенсировать, увеличивая на него нагрузку. В трудные времена крестьяне всегда так поступали. Но поднимать эту нагрузку без дополнительных затрат можно было только до определенного уровня, дальнейшее увеличение эксплуатации лошадей требовало соответствующих затрат на уход и кормление, а таких возможностей у крестьян не было.
Проанализировав предвоенные бюджетные обследования тамбовской деревни, А.Н. Челинцев пришел к выводу, что на 100 десятин посева требовалось в среднем не менее 16,7 лошади в северной полосе губернии и не менее 17,5 лошади - центральной и южной частях [9]. Однако в реальности не было и этого минимума.
Объективно оценивая положение дел в сельском хозяйстве, июльский (1928 г.) пле-
нум ЦК ВКП(б) совершенно справедливо отметил: «Из всех отраслей сельского хозяйства зерновое хозяйство является наиболее отсталым как в смысле его производительности (урожайности), так и в смысле его товарности [10].
Таким образом, к моменту перехода от войны к миру мелкокрестьянское зерновое хозяйство не располагало потенциалом, необходимым для начала восстановительного процесса. В течение 20-х гг. производственный потенциал крестьянских хозяйств вырос крайне мало. Обеспеченность человеческого труда рабочим скотом значительно отставала от дореволюционного уровня. Поскольку, как уже отмечалось, именно этот показатель наилучшим образом характеризует потенциал увеличения производительности труда в крестьянской экономике, можно утверждать, что довоенная производительность труда в зерновом производстве Тамбовской губернии в 20-е гг. была, при сохранении господства мелкокрестьянского производства, недостижима. Падение производительности труда не восполнялось и приростом численности трудоспособного сельского населения. Как видим, очевидным был факт кризиса зернового производства в годы нэпа, который проявился в стагнации посевных площадей под зерновыми культурами, в отсутствии в крестьянских хозяйствах производственных возможностей для удовлетворения собственных нужд (не говоря о потребностях города, промышленности и т. д.) и в неспособности достижения даже дореволюционного уровня.
1. Никулин В. В. Недород 1924 г. в тамбовской деревне и его социально-политические последствия // Тамбовское крестьянство: от ка-
питализма к социализму (вторая половина XIX - начало ХХ вв.): сб. науч. ст. / под ред. А. Л. Авреха. Тамбов, 2000. Вып. 3.
2. Советская деревня глазами ВЧК - ОГПУ -НКВД. 1918-1939. Документы и материалы / под ред. А. Береловича, В. Данилова. М., 2000. Т. 2.
3. Кочетков И.В. Зерновое производство в годы нэпа: действительность и возможности // Экономическая история России Х1Х-ХХ вв.: современный взгляд / под ред. В. А. Виноградова. М., 2000. С. 94.
4. Краткий статистический справочник по Тамбовской губернии. Тамбов, 1927. С. 60-61.
5. Отчет Тамбовского губкома РКП(б) ХУП-й губернской партийной конференции. Тамбов, 1925. С. 7.
6. Есиков С.А. Крестьянское хозяйство Тамбовской губернии в начале ХХ века. Тамбов, 1998. С. 19.
7. Центрально-Черноземная область. Справочная книга / под ред. В. Алексеева, Е. Малаховского, А. Швера. С. 159-160.
8. Отчет Тамбовского губкома ВКП(б) Х1Х губернской партийной конференции. Тамбов, 1927. С. 15.
9. Челинцев А.Н. Опыт изучения организации крестьянского сельского хозяйства в целях обоснования общественной и кооперативноагрономической помощи на примере Тамбовской губернии. Харьков, 1919. С. 215-216.
10. КПСС в резолюциях... Т. 4. С. 349.
Поступила в редакцию 15.05.2008 г.
Kokorev I.E. Production of peasants’ households of Tambov Province in the years of NEP. Grain production of peasants’ households of Tambov Province in the years of NEP, the influence of internal and external factors on it: tax and class policy, natural and climatic conditions.
Key words: grain production, peasant’s household,
taxing, material base.
