CC BY
35
И. М. Курносова
ПРОИЗВЕДЕНИЯ А. И. ЭРТЕЛЯ КАК ОБЪЕКТ ЛЕКСИКОГРАФИИ
A. I. Ertel was a well-known Russian writer of the second half of the 19th century who undeservingly quickly went into oblivion. Growing up in the Voronezh Province, A. Ertel had a first-rate knowledge of rural life and of the vivid vernacular of the eastern variant of the South Russian dialect. One can assert that A. Ertel's works reflected all particular systems of the Russian language that had developed by the middle 19th century - the literary style, the vernacular, the various dialects, and the transitive speech types. Interestingly, his rich vocabulary contains a wide selection of horse-breeding terms. A. Ertel's writings can be a useful source for a study of the Russian vernacular of the second half of the 19th century, and a source for compiling the author's dictionary.
А. И. Эртель был хорошо известным во второй половине XIX века писателем, поклонниками таланта которого были Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, Г. И. Успенский, В. Г. Короленко, И. А. Бунин и многие другие известные литераторы.
И. А. Бунин в 1929 г. с горечью писал: «Он теперь почти забыт, а для большинства и совсем неизвестен. Удивительна была его жизнь, удивительно и это забвение. Кто забыл его друзей и современников — Гаршина, Успенского, Короленко, Чехова? А ведь, в общем, он был не меньше их, за исключением, конечно, Чехова, а в некоторых отношениях даже больше» [2: 414]. Русские писатели ценили в его произведениях масштабность видения действительности, яркий народный язык, правдивое изображение крестьянского и усадебного быта.
Современник А. И. Эртеля А. Саликовский сразу после выхода в свет романа «Гарденины, их дворня, приверженцы и враги» писал: «Не часто в нашей литературе, особенно современной, приходится встречать такую широкую и богатую панораму жизни, такой сильный захват ее явлений, такую разнообразную картину лиц и событий...» [8: 143].
Л. Н. Толстой называл А. И. Эртеля «самым крупным художником в России» в 80-е годы XIX столетия и писал об «удивительном по верности, красоте, разнообразию и силе народном языке романа» А. И. Эртеля «Гарденины»: «Такого языка не найдешь ни у старых, ни у новых писателей. Мало того, что народный язык верен, силен, красив, он бесконечно разнообразен. Старик дворовый говорит одним языком, мастеровой другим, молодой парень третьим, бабы
168
четвертым, девки тоже иным» [12: 355]. Между тем с точки зрения языка произведения А. И Эртеля практически не исследованы.
Выросший в Воронежской губернии, А. И. Эртель, «писатель-самородок, настоящий коренной степняк, проведший юность в деревне, в близком общении с простым народом, знающий личным опытом крестьянский быт и деревенскую администрацию и уездное купечество» [1: XI], прекрасно знал язык восточной части южнорусского наречия. А. И. Эртель писал: «Я был свой человек в застольной, в конюшнях, в деревне «на улице», на посиделках, на свадьбах, везде, где собирался молодой деревенский народ. Я был в их глазах «Шаша» или «Сашка», но отнюдь не сын управителя и не Александр Иванович» [13: 12]. Это позволило А. И. Эртелю показать в своих произведениях жизнь всех социальных слоев сельского населения в период важнейших преобразований в русском обществе после реформы 1861 г., и «не будет преувеличением сказать, что из русских писателей последней четверти прошлого века никто так многосторонне, как он, не отразил в своем творчестве русскую пореформенную деревню» [3: 54].
Как известно, во второй половине XIX в. в русском национальном языке, представлявшем собой уже сложившееся единство, в значительной степени определились его частные системы: литературный язык, просторечие, диалекты и переходные типы речи. Значительную роль в этом сыграла реформа 1861 г.: «Разрушается сложившаяся веками крестьянская община. Значительная часть крестьянства устремилась в города; в села и деревни спускается какая-то часть городского населения. Именно эти средние слои населения: мещанство, купечество, выходцы из крестьян, мелкие торговцы, переходящие из одной области в другую, оказались носителями просторечия» [11: 14], переходных типов речи, сохраняя при этом и многие диалектные явления. По наблюдениям В. И. Собинниковой, все эти «частные подсистемы национального русского языка, существовавшие в 80-е годы XIX века», нашли отражение в романе А. И. Эртеля «Гарденины» [10: 80]. Следовательно, произведения А. И. Эртеля можно рассматривать как источник изучения различных форм национального языка второй половины XIX в. и как объект разных лексикографических разработок.
Вторая половина XIX в., известная активной работой по нормализации русского литературного языка и составлению словарей русского языка, поставила перед учеными и задачу изучения источников, за счет которых должно происходить дальнейшее пополнение средств литературного языка. Художественная литература этого периода характеризуется активным и широким вхождением в нее народной речи в ее диалектной и просторечной формах, и авторитет
169
писателя в выборе языковых средств для литературного произведения становится очень важным для решения многих вопросов русского литературного языка. Современники все настойчивее говорят о том, что нужно «не изобретать язык, а прислушиваться к языку живому, следить за самобытными писателями... все изгибы народной речи вписывать в грамматику, хранить и утверждать язык»
[4: I].
В этой связи произведения А. И. Эртеля являются особенно ценными, так как в них ярко, многопланово и правдиво представлена диалектная и просторечная лексика этого периода, особенно восточной части южнорусского наречия.
Диалектная лексика произведений А. И. Эртеля интересна и важна, конечно, для изучения воронежских говоров второй половины XIX в., особенно речи однодворцев, составлявших в XIX в. почти половину населения Воронежской губернии. «Несмотря на то, что достаточно много материалов опубликовано по воронежским говорам, следует сказать, что воронежские диалекты изучены чрезвычайно мало, особенно с точки зрения монографического описания. Воронежские говоры являются говорами «позднего заселения», и это делает их изучение очень важным с лингвистической точки зрения по разным причинам: их состав очень сложен и неоднороден, характеризуется большой вариативностью, в одном населенном пункте могут функционировать разные по типу говоры, могут отмечаться своеобразные накопление и адаптация нового материала и др.» [5: 29].
Просторечная лексика, представленная в произведениях А. И. Эртеля значительным количеством единиц, позволяет характеризовать ее с различных позиций и делать выводы о причинах, приведших к широкому использованию живой народной речи в художественных произведениях. Не случайно, именно лексика народно-разговорного языка эртелевских произведений стала объектом внимания составителей ряда словарей русского языка. Цитаты из произведений А. И. Эртеля привлекались в качестве иллюстративного материала при толковании таких слов, как гвоздануть 'сильно ударить', оборачиваться 'превращаться в кого-либо, во что-либо, принимать иной вид', побрать 'взять, забрать в большом количестве', произойти 'постичь, познать', притча 'несчастье, беда', ра-дельница 'благодетельница, заступница' и 'женщина, заботящаяся о ком-либо', скоромиться 'есть в пост скоромную пищу',улица 'народное гулянье, веселье вне дома, под открытым небом', шнырять (глазами) 'переводить взгляд с одного предмета на другой' и др.
Примеры из произведений А. И. Эртеля могли бы стать иллюстрациями и к тем словам, значение которых в словарях русского язы-
170
ка не подкреплено никакими цитатами. Таким, например, оказывается в БАС существительное белотурка 'сорт яровой пшеницы' [9, 1: 378 со ссылкой на Слов. Акад. 1847 г.]. У А. И. Эртеля: Все эти три дня он по внешности был очень рассеян, пропускал мимо ушей доклады приказчика, осматривая поля, пропускал мимо глаз посевы пшеницы-белотурки, которою прежде очень гордился... («Две пары»); — Смотри, Федор, это ведь начинается моя земля: вон Медвежий колок, вон Гремячий сырт... а смотри какая белотурка! («Две пары»).
Глагол вываживать, семантически связанный с особенностями специального ухода за спортивными, беговыми лошадьми, в БАС представлен в двух значениях: первое значение — 'водить лошадь с целью приготовить ее к скачке' — подкрепляется в словаре цитатой из произведения Д. Н. Мамина-Сибиряка «Бурный поток», а второе значение — 'медленно и долго водить разгоряченную лошадь, чтобы дать ей отдохнуть, остыть, после чего ее можно напоить' — иллюстрацией не подтверждается [9: 2, 962]. В этом, втором, значении глагол вываживать находим у А. И. Эртеля: —Подстилка чтоб [у коня] завсегда была свежая; после езды вываживай досуха... («Гарденины»).
Не подкреплено цитатой в БАС значение существительного го-моза 'беспокойный человек, непоседа' [9: 3, 252]. В романе А. И. Эртеля «Гарденины» встречаем уменьшительно-ласкательную форму этого существительного гомозок (не зафиксированную словарями русского языка), обращенную к непоседливому подростку: —Гомозок, хочешь я тебя грамоте выучу?! — вдруг весело крикнул Николай (ударение указано А. И. Эртелем).
Стремление А. И. Эртеля дать широчайшую картину русской деревни 60-80-х гг. XIX века и при этом показать крестьян не в массе, а индивидуализируя портреты ее конкретных представителей этой массы, позволило писателю использовать все известное ему богатство народно-разговорного языка. Однако при всем многообразии фонетических, словообразовательных, лексических, фразеологических примеров из живого народного языка автор передает лишь наиболее характерные для того или иного носителя языковые черты, избегая простого копирования живой речи. А. И. Эртель был противником фотографически точного воспроизведения народного языка. В письме к начинающему писателю Староверову (псевдоним Н. А. Спиридонова) он писал: «Вы отличаетесь несомненной фотографической точностью, но в том-то и различие фотографии от сознательного описания, что фотография берет все, а сознание то, что ему нужно» [7: 77]. И далее: «Надо избегать областных словечек, как, например, "ему паит", надо избегать ненужного воспроизведе-
171
ния исковерканных слов: "грю" вместо "говорю", "картофий" вместо "картошка" или "картофель". Надо только понять особую оригинальность конструкции фразы и уловить ее, и затем, разумеется, пользоваться подлинными словами, но главное — конструкция фразы» [7: 79].
Стараясь уйти от фотографичности в воспроизведении языка крестьян, А. И. Эртель в то же время стремится настолько реалистично передать особенности народной речи, что приближается к документально точному ее воспроизведению: «Изображение "того, что есть" может до такой степени восстановлять жизнь, до такой степени играть красками жизни и переполняться ее содержанием, что в нашем воображении не отделяется даже такое изображение от настоящей, нами испытанной жизни», — писал А. И. Эртель В. Г. Черткову в 1888 г. [7: 81]. В произведениях А. И. Эртеля это проявляется в стремлении отразить, по возможности, многие фонетические и грамматические явления диалекта и просторечия и очень широко представить лексику народно-разговорного языка, что нередко приводит писателя к использованию таких редких слов, порой узколокального значения, которые требуют прямого авторского толкования.
Примеры прямых толкований слов, данные А. И. Эртелем в сносках или в самом тексте, являются очень ценными для лексикографа: балухманный 'бестолковый, взбалмошный, вздорный' («Записки Степняка»), галманы 'оскорбительное прозвище однодворцев' (с указанием: «воронежский диалект» — «Гарденины»), дарёнка 'даровой надел' («Записки Степняка»), изнавесть 'нечаянно' («Записки Степняка»), крымская шапка 'шапка из сизого курпяка' («Гарденины»), посыкнуться 'возыметь намерение' («Гарденины»), потазать 'распечь' («Записки Степняка»), тоша ' род брезента' («Записки Степняка»), усынок (усыночек) 'маленький заливчик' («Записки Степняка») и др.
Такие толкования слов, помимо содержащейся в них семантической информации, нередко дают возможность судить и о времени вхождения отдельных слов в литературный язык. Так, например, А. И. Эртель посчитал необходимым прокомментировать в сноске существительное лунка («ямка»), а само слово ввел в текст, заключая его в кавычки, что служит графическим указанием, во-первых, на цитацию речи крестьянина, а во-вторых, на ограниченность употребления этого слова: — Но видите ли, тут возникает вопрос, что важней — то ли, что у Макарки хлеба нет, или Макаркина вера, что солнце «влунки» на ночь прячется... («Записки Степняка»). Отметим, что современные словари русского языка дают это слово без помет, ограничивающих его употребление.
172
О времени вхождения ряда «простонародных» слов в язык художественной литературы заставляют задуматься и прямые авторские толкования слов, хорошо известных современному читателю по довольно частому использованию их в произведениях русской литературы: валух ' кастрированный баран, дающий мягкую и длинную шерсть' («Гарденины»), мещина (месячина) 'расплата натурой с дворовыми людьми, не имевшими своего хозяйства' («Гарденины»), лонысь 'в прошлом году' («Гарденины»), обапол 'около' («Гарденины»), погутарить 'поговорить' («Гарденины»), хозяин 'домовой' («Гарденины») и др.
Есть у А. И. Эртеля прямые толкования специальных слов (барда 'отходы винокурения', налив и шпат 'болезни ног у лошадей'), иноязычных (шеврон 'галун на рукаве мундира у низших военных чинов', трансферт 'перевод денег через банк', крипта 'подземная часовня'), церковнославянских (изженить 'уничтожить') и т. д.
Язык А. И. Эртеля интересен и широко представленной в его произведениях специальной коннозаводческой лексикой, дающей представление о том периоде в истории России, когда, по свидетельству А. И. Эртеля, для многих известия о том, что «на всемирной выставке император Наполеон купил лошадей такого-то русского завода», что «там же русский жеребец Бедуин прошел трехверстную дистанцию в столько-то минут и осрамил американских и английских рысаков», что «кобыла завода Стаховича опять взяла приз на Неве», ставились в один ряд с известиями о назначении нового министра в России и введении всеобщей воинской повинности («Гарденины»). Эта лексика весьма многочисленна и разнообразна: битюг, выводка, выжеребка, гужеед, жерёбая, жеребятник, маклак, матка, маточная, маточник, поддужный, постанов, проезжать, сбой, сосунок и мн. др.
Широко представлена в его произведениях лексика, характеризующая социальные и производственные отношения пореформенной русской деревни: выговорные, инвалид, мещина, отпускная, плугарь, подневестница, поезжанин, рассев, рядчик, целкач и др. Среди них есть не зафиксированные словарями названия таких сельскохозяйственных машин, которые появлялись в русской деревне в самом начале развития капиталистических отношений в хозяйстве: скоровейка, скоросейка, скоропилка и т. п.
Изучение народно-разговорной лексики в произведениях А. И. Эртеля позволяет уточнить ареалы многих диалектных слов (например, прилагательное балухманный представлено в словарях только как тульское слово, изнавесть — как курское и тамбовское и др.), уточнить семантику отдельных слов, дополнить словарные статьи некоторых многозначных слов значениями, не зафиксирован-
173
ными словарями. Так, например, для существительного выступка словари не указывают значение «начало в танце, пляске»: Он сорвался с места, схватил лежавшую подле балалайку, тряхнул кудрями и сделал ловкую выступку («Гарденины»). Для сравнения: в этом же значении встречаем также не зафиксированное словарями существительное выходка у И. А. Бунина: — Ну хоть выходку сделай! — Мотает головой, исподлобья поглядывает на пляшущих... («Марья»).
Произведения Эртеля богаты народной фразеологией, причем среди фразеологизмов немало таких, которые не зафиксированы словарями русского языка. Укажем лишь некоторые из них: дать вздох, где ни на есть, и в жисть, меды ломать, медоломное дело, обдумать канитель, куда тебе рань какую, умом обноситься и др.
Известно, что А. И. Эртель постоянно записывал народные песни, сказки, пословицы, заговоры, яркие, интересные слова и обороты народной речи, и «в его архиве сохранились целые тетради с такими записями, произведенными им в Воронежской, Тульской, Тверской и Саратовской областях» [6: 80]. Большой интерес для филолога представляют записанные им и попавшие на страницы его произведений многочисленные пословицы и поговорки:
Коли пировать, так не мудровать;
Мамон гнетет, так и сон неймет;
Лучше жить в жалости, чем в зависти;
Только и ходу, что из ворот да в воду — ни задавиться, ни зарезаться нечем;
В поле пшеница годом родится, а добрый человек всегда пригодится;
При сытости помни голод, при богачестве — убожество;
Голь мудрена и без ужина спит;
Голь вздыхает — сытому отрыгается;
Не хвались серебром, хвались добром;
Попал, брат, в собачью стаю, лай не лай, а хвостом виляй! и мн. др.
Тематика и семантика этих выражений отражают социальные, материальные и нравственные отношения того времени и в то же время характеризуют общечеловеческие ценности, заключенные в понятиях добра, дружбы, верности, преданности, любви.
Представленные нами предварительные наблюдения над языком произведений А. И. Эртеля уже позволяют говорить о возможности и необходимости использования материала его художественных текстов для лексикографических разработок как в области общей, так и в области авторской лексикографии.
174
Литература
1. Батюшков Ф. Д. Александр Иванович Эртель // А. И. Эртель. Собрание
сочинений: В 7 т. М., 1909. Т. 1.
2. Бунин И. А. Собрание сочинений: В 9 т. М., 1965-1967. Т. 9.
3. Григоренко А. «Какой талант в каждом слове...» (К 140-летию со дня
рождения А. Эртеля) // Библиотека, 1995, №2. С. 54-57.
4. Давыдов И. И. Опыт общесравнительной грамматики русского языка.
СПб., 1852.
5. Дьякова В. И. Из истории изучения воронежских говоров // Воронеж-
ское лингвокраеведение. Воронеж, 2005. Вып. 1. С. 24-30.
6. Костин Г. А. А. И. Эртель. Воронеж, 1951.
7. Письма А. И. Эртеля. Под ред. М. О. Гершензона. М., 1909.
8. Саликовский А. Роман А. Эртеля «Гарденины». Критический этюд //
Русское богатство. Ежемесячный литературный и научный журнал. СПб., 1890, №11. С. 143-180.
9. Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М.-Л.,
1948-1965. — БАС.
10. Собинникова В. И. Наблюдения над типами речи в произведении А. И. Эртеля «Гарденины» // Воронежский краевед. Вып. 1. Воронеж, 1991. С. 80-88.
11. Собинникова В. И. Просторечие конца XIX века в произведении А. И. Эртеля «Гарденины. Их дворня, приверженцы и враги» // Бюллетень ПЛИРФРЯЗ. Воронеж, 1996. Вып. 3. С. 13-57.
12. Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 20 т. М., 1964. Т. 15.
13. Эртель А. И. Автобиография // Письма А. И. Эртеля. Под ред. М. О. Гершензона. М., 1909. С. 3-38.
175
