CC BY
4
DOI 10.18522/2500-3224-2024-2-138-153 УДК 94(477)
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЛЕГЕНДЫ О «ГУСЕ ИОНЫШЕ» В СОСТАВЕ РУКОПИСНОГО СБОРНИКА XVI в.
Непряхин Иван Юрьевич
Национальный исследовательский Университет «Высшая школа экономики»,
Москва, Россия
Аннотация. Распространение «еретических» учений в пределах Киевской митрополии во второй половине XVI в. приводило к необходимости создания специальных полемических текстов против носителей неортодоксальных учений, изучение которых позволяет наиболее полно взглянуть на развитие интеллектуальной жизни православно-католического пограничья. Среди таковых текстов достаточно обширным является анонимное сочинение против «еретиков»-«гусов», которое сохранилось в трех списках. В составе изучаемого произведения обнаруживается необычная легенда о ересиархе Гусе Ионыше, которая искаженно описывает биографию Яна Гуса, указывая на его нищенское происхождение и профессию гусо-паса. В статье проведен текстологический анализ легенды о Гусе, целью которого было определение возможных источников и мотивов формирования уничижительного легендарного нарратива об этом ересиархе. С помощью компаративистского подхода было доказано отсутствие прямых литературных источников легенды при наличии фольклорных мотивов в произведении. При структурном анализе текста было обнаружено сходство легенды о Гусе со «Словом о гусаре» из Стишного Пролога: при сохранении композиции повествования сюжет «Слова» был инвертирован, что привело к формированию антипода иконописца - иконоборца. При контекстуализации данной легенды можно обнаружить типичность метода формирования легенды о ересиархе, целью которого было создание «исторического аргумента» в полемике против «еретиков». Привнесение фольклорных элементов в биографические сведения о Гусе позволило создать более уничижительный образ основателя нового учения.
Ключевые слова: православная книжность, Ян Гус, фольклор, «еретические движения», XVI век.
Цитирование: Непряхин И.Ю. Происхождение легенды о «Гусе Ионыше» в составе рукописного сборника XVI в. // Новое прошлое / The New Past. 2024. № 2. С. 138-153. DOI 10.18522/2500-3224-2024-2-138-153 / Nepryakhin I.Yu. The Origin of the Legend about "Gus Ionysh" in the 16th Century Manuscript, in Novoe Proshloe / The New Past. 2024. No. 2. Pp. 138-153. DOI 10.18522/2500-3224-2024-2-138-153.
© Непряхин И.Ю., 2024
THE ORIGIN OF THE LEGEND ABOUT "GUS IONYSH" IN THE 16th CENTURY MANUSCRIPT
Nepryakhin Ivan Yu.
National Research University Higher School of Economics,
Moscow, Russia
Abstract. During the second half of the 16th century, "heretical" movements began to spread within the Kiev metropolis. The new teachings required the creation of special polemical texts, the study of which allows us to see the development of the intellectual life of the Orthodox-Catholic borderland. An anonymous work against the "guses", preserved in three handwritten codices, became a major polemical text of this time. This work contains an unusual legend about the heresiarch Gus lonysh, which distorts the biography of Jan Huss, pointing to his beggarly origin and profession of a goose shepherd. The article provides a textual analysis of the legend of Gus, the purpose of which was to identify possible sources and the need to form of a pejorative legendary narrative around the heresiarch. Using the comparative method, the absence of direct literary sources of the legend was proved in the presence of folklore motifs in the work. A structural analysis of the text revealed the similarity of the legend of Gus with the "Discourse on the Hussar" from the Verse Prologue: while preserving the composition of the narrative, the plot of the "Discourse" was inverted, which led to the formation of the antipode of the iconographer, who was an iconoclast. When contextualizing this legend, we can find the typical method of forming a legend around the heresiarch, whose purpose was to form a "historical" argument in the polemic against heretics. The introduction of folklore elements into the biographical information about Gus made it possible to create a more pejorative image of the founder of the new doctrine.
Keywords: Orthodox bookishness, Jan Hus, folklore, "heretical" movements, 16th century.
Интеллектуальная и религиозная история Киевской митрополии второй половины XVI в. представляет собой необычную и достаточно пеструю картину, на которой проявляются деятели не только православия и католицизма, но и проповедники различных протестантских и «еретических» учений. Среди этих религиозных движений, развивавшихся в украинско-белорусских землях, особенным явлением стало учение «гусов», сведения о которых сохранились в трех практически идентичных и близких по времени составления списках.
Изложенная анонимным книжником полемика с появившимся на территории Киевской митрополии учением уже попадала в орбиту внимания исследователей [Бегунов, 1996; Дмитриев, 2002; Турилов, 2022]: сочинение сохранилось в трех списках второй половины XVI в., хранящихся в Санкт-Петербурге [ОР РНБ, ф. 588, № 840], Саратове [ОРКР ЗНБ СГУ № 228] и Вильнюсе [ОРКР ЛНБ, Суг.Мв.С:22/1014023]. В полемическом сочинении некие «еретики»-«гусы» описываются как последователи «дружин» влаха «попа Богдана». Согласно произведению, «гусы» выступали против почитания икон и креста, отрицали авторитетность церковного предания, а также выступали против авторитета священников в мирской жизни. В рамках предлагаемой статьи вопрос об истории и характере идей «гусов» не будет специально рассматриваться, а внимание будет обращено на одну из частей полемического текста - легенду о ересиархе Гусе Ионыше.
Эта легенда помещена практически в центр произведения после того, как анонимный автор частично описал учение пришлых проповедников. Вступая в диспут с «гусами», книжник считает необходимым передать биографию ересиарха, которая, однако, подается в виде легенды, выделяющейся на фоне всех имеющихся в сборнике статей. Чтобы понять, какое место в приведенном случае играет этот рассказ о ересиархе, следует выяснить, на какие источники опирался полемист и как он излагал материал.
Согласно исследуемому произведению, некогда жил сирота Гус Ионыш, с детства пасший гусей. Однажды его заметил некий латинский философ (именуемый «дида-скал», т.е. «учитель»), который сжалился над сиротой, приютил его у себя и начал учить грамоте, а затем и философии. Вскоре юноша вырос, став таким же образованным философом. Имя «Гус (Хус) Ионыш» будущий ересиарх получил от автора легенды как указание на бывшую «профессию» - гусиного пастуха.
Позже дидаскал отдал ученику ключи от всего своего имения, разрешив распоряжаться всем, кроме одной «раки», в которую запретил заглядывать. Тогда Гус Ионыш «впал в размышление», что учитель для него как отец, а он для него - как сын, отчего Гус захотел иметь доступ ко всему имуществу дидаскала. Когда тот отлучился из имения, Гус Ионыш сделал восковой слепок ключа от запретной «раки», а с него - копию у кузнеца. Втайне от учителя он отворил ящик, в котором нашел книги Ветхого Завета, написанные на латинском языке. Прочитав книги, Гус Ионыш начал размышлять над словами «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть» (Втор. 6:4) и «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им» (Исх. 20:4-5).
После этого Гус Ионыш сбежал от дидаскала в Прагу, где стал учить «ереси». Через некоторое время Гус начал учить весь чешский народ, напоминая заповедь о несотворении «кумиров», данную Богом Моисею. Этими идеями «прельстилась» вся Прага: жители восстали и принялись разбивать иконы. Об этом вскоре узнал «краль Жигимонть» (вероятно, имеется в виду Сигизмунд I Люксембургский), который, собрав войска, трижды пытался разбить «еретиков». Только на третий раз воины короля смогли одолеть восставших. Гус Ионыш и другие предводители «еретиков» были схвачены и сожжены на кострах.
Завершается легенда сведениями, что и по сей день, когда латиняне ловят кого-то из «гусов», они не поучают их текстами Писания, но подвергают пыткам и сжигают как «еретиков» [ОР РНБ, ф. 588, № 840, л. 120-121; ОРКР ЗНБ СГУ № 228, л. 208-209; ОРКР ЛНБ, Cyr.Ms.C:22/1014023, л. 366-367]1.
Эта легенда о ересиархе с большой долей вероятности представляет собой еще один способ обличения инакомыслящих - показав ничтожность лидера, автор получает в свои руки «исторический» аргумент против своих оппонентов.
Стоит отметить, что легенда о ересиархе имеет мало общего с реальной личностью, с которой можно отождествить героя - Яном Гусом. Точки соприкосновения с чешским реформатором в основном просматриваются в «каркасе» истории: имя ересиарха (Ионыш - по наблюдениям А.А. Турилова - восходит к румынской форме имени «Ян» - «Йон» [Турилов, 2022, с. 33]); его деятельность как основателя религиозного учения («ереси»); место возникновения движения - Прага, Чешское королевство; борьба с королем Сигизмундом (вероятно, намек на начало гуситских войн), сожжение Гуса. При этом в произведении отсутствуют другие сведения о ересиархе - чешское происхождение, обучение и преподавание в Пражском университете, проповедь в Вифлеемской часовне, инквизиционный процесс в Констанце и др. Благодаря текстологическому методу и компаративному анализу можно установить особенности построения и возможные источники этого сообщения полемиста: при внимательном анализе легенды в глаза бросаются некоторые мотивы, которыми мог бы вдохновляться создатель произведения.
В первую очередь следует обратить внимание на мнение Ю.К. Бегунова, который обнаружил в легенде мотивы из новелл «Великого зерцала» - «Преступление Адамово порицает, сам сотворися преступником» и «О Иоанне Конаксе и дщерех его, како и что остави им наследие по себе» (главы 114 и 206 соответственно) [Бегунов, 1996, с. 366]. Однако при чтении новеллы об Иоанне Конаксе [Державина, 1965, с. 370-372] можно обнаружить только одно сходство с легендой о ересиархе - мотив запретного ящика. При этом дочерям Иоанна Конакса не запрещается открывать шкатулку, запертую героем от них, но, напротив, им обещается в наследство ее содержимое - то есть отсутствует элемент сокрытия содержимого. Более того, дочери Конакса изначально знали о том, что внутри - серебро (которое к тому же
1 Эта легенда уже не раз пересказывалась в научной литературе [Бегунов, 1996; Дмитриев, 2002; Турилов, 2022].
оказалось заменено на булаву) [Державина, 1965, с. 371-372], чего нельзя сказать о Гусе Ионыше, который прошел своеобразное испытание соблазном.
Легенда о Гусе Ионыше [ОРКР ЗНБ СГУ № 228, л. 208-209] «О Иоанне Конаксе и дщерех его.» [ОР РГБ, ф. 310, № 532, л. 145об.-148; Державина, 1965, с. 370-372]
...и рече емоу тои дидаскаль: «се все дахь тобЬ, елико есть мое въ домоу моемь, нж токмо ракж, еже видиши, да не смотриши оу неи». Ниже ключь скрыню томоу подаде емоу, нж носяше его самь съ собою. .в третТи день по пиршествЬ прТидоша дщери ко отцу своему !оанну... и вопрошаютъ исповЬдающе: како видЬша, какова толико дивнад шкатула сребра видЬша, и кое число ихъ. ОтвЬща имъ отецъ, яко двадесдть и пдть тысящъ фунтовъ сребра тамо сокровенно имЬеть. И се рече: «все сТе сокровище мое по смерти моей вамъ любез-нымъ дщеремъ моимъ оставити, вы сТе все имЬнТе имите...
Большее сходство у легенды о ересиархе обнаруживается с главой 114 «Великого зерцала». Герой этой новеллы - раб - был поставлен своим господином перед «адамовым соблазном»: хозяин вручил ему запечатанный кувшин и не разрешил заглядывать внутрь ни при каких условиях. Но герой новеллы, полагая, что никто не увидит его, вскрыл сосуд, и оттуда выпорхнула птица. Когда же хозяин спросил раба о судьбе содержимого, последний пал ниц и раскаялся в содеянном [Державина, 1965, с. 284-285].
Легенда о Гусе Ионыше [ОРКР ЗНБ СГУ № 228, л. 208-209] «Об адамовом соблазне» [ОР РГБ, ф. 310, № 532, л. 77об.-78; Державина, 1965, с. 284-285]
...нЬкто добрь члкь философ латиньскыи, видЬвь дитд то сирота и худо, нЬкако пасжщи нЬчТа гжси, и оумлсрдисд о не, и взять его от паствы гжскамь... ...нЬкТи господинъ имЬд оу себе вЬрнаго и во всемъ оугодного слугу.
.и рече емоу тои дидаскаль: «се все дахь тобЬ, елико есть мое въ домоу моемь, нж токмо ракж, еже видиши, да не смотриши оу неи». Ниже ключь скрыню томоу подаде емоу, нж носяше его самь съ собою. .подаде ему господинъ его сосудъ нЬкТи изрддно и драгоцЬнно оустроенный. и рече: «сосоуд сеи вЬрности твоей вручаю, завЬщаю же да никако же дерзнеши открыти его.»
.и тои Хжсь Ионышь въ размышленТе въпаде, и рече въ себЬ: «что хощеть се быти, |дко въ всемь имЬнТи моего дидаскала быхь вЬрень, и мене, дко въмЬсто сна да имать; и азь его имамь, дко оца». .прТимъ же сосудъ слуга и отшедъ, нача мыслТю мдстисд восхотЬ вЬдати, что есть в драгомъ томъ сосудЬ, и чесо ради не повелЬ господинъ мои возрЬти в него.
Действительно, в этой главе обнаруживается больше сходств в поведении раба и Гуса: оба ослушались господина, оба соблазнились вскрыть запретный предмет. Вполне возможно, что притча об «Адамовом соблазне» и стала одним из источников рассказа о Гусе - их основной мотив очень схож. Важно, что в XVII в. мотивы из «Великого зерцала» привлекались во время проповедей в украинских землях [Державина, 1965, с. 97], а переводческая деятельность украинско-белорусских книжников в XVI-XVII вв. концентрировалась на передаче текстов с польского, к каковым также относится и перевод «Великого зерцала» [Бахтурина, 1982,
с. 83-84]. Однако стоит признать, что, во-первых, тексты из этого памятника стали известны и популярны в православных землях лишь в XVII в. [Державина, 1965, с. 27-28]; во-вторых, мотив «адамова соблазна» крайне типичен и восходит к библейскому тексту (Быт. 2:16-17), отчего книжник при конструировании легенды мог вдохновляться текстом Ветхого Завета, а не «Великого зерцала».
Важный мотив в легенде о Гусе Ионыше подметил А.А. Турилов, указавший на сходство запрета открывать один-единственный замок со сказкой о Синей Бороде [Турилов, 2022, с. 32]. Действительно, сюжет, похожий на записанную в XVII в. Шарлем Перро сказку, берет начало еще в XIV в. и связан с колдовством и «ересью». Согласно реконструкции О.И. Тогоевой, сюжет, аналогичный тому, о чем повествуется в сказке о Синей Бороде, зародился в XIV-XV вв. и был достаточно популярным [Тогоева, 2006, с. 218-221], отчего вполне вероятно его проникновение в восточнославянскую книжность. Но приводимый западноевропейский сюжет не обнаруживается в православной письменной культуре, а его главным мотивом является убийство жены, но не запрещение открывать единственный замок при наличии у героя (героини) ключей от всего имения. Как видно, у «легенды» отсутствуют прямые источники, но благодаря структурно-компаративистскому анализу сочинения можно обнаружить характерные для фольклорных сюжетов структуры внутри текста, а также текст, ставший композиционным источником легенды.
В такой ситуации резонно обратить внимание на типичность мотива запрета открывания единственного замка (двери/сундука/шкатулки) в сказочном и фольклорном материалах. Согласно наблюдениям В.Я. Проппа, одним из элементов сказочного комплекса «большого дома» является мотив «запретного чулана», доступ в который не разрешен герою повествования, хотя он имеет возможность посещать все остальные комнаты в доме [Пропп, 1986, с. 140-145]. В легенде о Гусе Ионыше наблюдаются оба мотива - «запретный чулан» (в данном случае - запретная рака/ сундук) и «большой дом» (некое «имение» дидаскала). Мотив «запретного чулана» встречается в сказках типа «хитрая наука», в которых обнаруживаются черты сходства с исследуемой легендой: юноша учится у мудрого человека на дому, в котором имеется одна запретная комната - в нее и проникает ученик, нарушая тем самым табу [Пропп, 1986, с. 143]. С мотивом «хитрая наука» также связан и переезд ученика к своему наставнику, а после обучения герой приобретает необычайное мастерство (по наблюдениям В.Я. Проппа, это наиболее характерно для немецких сказок) [Пропп, 1986, с. 103]. Таким свойством вполне может быть и приобретаемая Гусом грамотность, ставшая основой для его учительской деятельности - распространения «ереси».
Также стоит отметить, что мотив открытия запретного замка достаточно типичен для восточнославянского фольклора и часто связан с «чудесным бегством»: герой сказки вынужден бежать, преследуемый за то, что открыл табуированный замок [Андреев, 1929, с. 28; Бараг и др., 1979, с. 118; Березкин, Дувакин, 2022]. В анализируемой легенде этот мотив тоже можно обнаружить: Гус Ионыш бежал от учителя (хоть и не был преследуем) после открытия запретной раки. Особенно важно, что
в восточнославянских сказках прослеживается мотив «ученик чародея нарушает запреты», в котором имеется табу на открывание волшебной книги [Бараг и др., 1979, с. 118]. В легенде о ересиархе также присутствует книга, обладающая силой -Ветхий Завет, доступ к которой был запрещен наставником; именно открытие потаенных знаний и стало причиной бегства Гуса из имения дидаскала. В целом мотив бегства (включая его вариацию, связанную с открытием запретного сундука) достаточно часто встречается в украинском фольклоре [Андреев, 1934, с. 67], что также является аргументом в пользу «фольклорного» происхождения легенды о Гусе. Так, обнаруживается связь мотивов: хитрая наука - большой дом - запретный чулан - чудесное бегство. Данная конструкция вполне может оказаться структурой легенды, которая вобрала в себя мотивы, характерные для сказочного (фольклорного) повествования.
Еще один возможный источник происхождения легенды обнаруживается в византийской традиции: это о «Слове о гусаре», читаемое в древнерусском Прологе1. Согласно «Слову», в пригороде Царьграда жил сирота, пасший гусей. Каждый раз, выгоняя гусей на выпас за ворота города, герой (именуемый Гусарем) восхищался надвратной фреской с изображением Иоанна Богослова. Желая научиться также красиво изображать лики святых, Гусарь выводил его изображение на песке, пока однажды к нему не явился сам апостол, написавший от своего имени грамоту, в которой просил императорского иконописца Хинаря взять Гусаря себе в ученики.
Гусарь отправился в Константинополь, нашел Хинаря у Святой Софии и вручил ему грамоту от апостола. Иконописец был сильно удивлен грамоте, но все же взял к себе в ученики бедняка. В это же время один из императорских мужей ставил каменную церковь, освященную в честь Иоанна Богослова - ее расписывала артель Хинаря. В том задании Гусарю было поручено покрытие стен церкви штукатуркой, на которой мастер будет писать лик апостола. Пока бедняк выполнял свою работу, к нему вновь явился Иоанн Богослов, приказавший писать с него фреску на стене церкви. Несмотря на сомнения и изначальный отказ нарушить указание учителя, Гусарь смог изобразить апостола, изображение которого всех восхитило.
Вскоре в народе пошел спор, кто лучший мастер - Хинарь или Гусарь. Разрешить его взялся сам император, приказавший обоим изобразить орла. После окончания работ император выпустил сокола, который должен был определить победителя -чья птица вышла правдоподобнее, на ту и нападет сокол. Испытание было выиграно Гусарем, которого назначили царским иконописцем. Завершается легенда упоминанием, что по-прежнему можно увидеть тех двух орлов, что писали Гусарь и Хинарь, а также икону Иоанна Богослова, что имеется в церкви, в которой работал бывший пастух гусей [Прокопенко, 2019, с. 510-513].
1 На этот мотив уже обратил внимание А.А. Турилов. По информации исследователя, старший русский список «Слова» находится в Стишном Прологе 1452 г. на декабрь - февраль в кодексе РНБ. Собр. Кирилло-Белозерского монастыря, № 1/1240, л. 250об. - 252об. [Турилов, 2022, с. 32].
Следует обратить внимание на структурное сходство «Слова о Гусаре» с легендой о Гусе Ионыше. Имеется общий зачин (главный герой - бедняк, пасущий гусей); в обеих легендах немалую роль играет учитель (Хинарь у Гусаря и анонимный дида-скал у Гуса); оба персонажа сталкиваются с запрещением и нарушают его (запрет Гусарю писать на стенах церкви и запрещение дидаскалом открывать раку с Ветхим Заветом), что впоследствии приводит к повышению мастерства героев (Гусарь был признан лучшим иконописцем, а Гус - известным учителем); в обеих легендах важную роль играет монарх (византийский император устраивает «соревнование» между Гусарем и Хинарем, а «краль Жигимонть» громит войска восставших «еретиков»); завершаются повествования указанием на сохранение следов деятельности героев (до сих пор можно увидеть иконы; до сих пор живы «еретики»).
Легенда о Гусе Ионыше [ОРКР ЗНБ СГУ № 228, л. 208-209] «Слово о гусаре» [Прокопенко, 2019, с. 510-513]
.тои Ионышь изь дЬтьства пасоваша гжси. и възрасте великь и именова фило-софь тои Хжсь Ионышь, дко от гжскы взять его. .есть градець малъ отстоящии цардграда близъ, в томъ бЬ дЬтищина мала сирою именемъ Гусарь.
.и нЬкто добрь члкь философ латиньскыи, видЬвь дитд то сирота и худо, нЬкако пасжщи нЬчТа гжси, и оумлсрдисд о не, и взять его от паствы гжскамь. .!оа вземъ рогозъ и чернило и написавъ грамоту и дасть Гусарьви: «азъ Ьа Бого-словъ, възлегъ на перси Господнд и пивъ таиную его чашю, к тобЬ, Хинарю, послахъ сего дЬтища Гусаря изучи и лучи себе писати иконамъ».
.И потомь вържчи емоу свое бытТе, и ключь свои въдасть емоу, и рече емоу тои дидаскаль: «се все дахь тобЬ, елико есть мое въ домоу моемь, нж токмо ракж, еже видиши, да не смотриши оу неи». Ниже ключь скрыню томоу подаде емоу, нж носяше его самь съ собою. .идыи же писець на орудье застави гусард терти вапы.
.и бысть въ единь днь, и дидаскаль от-иде нЬкамо по своих потребахь. И Гжсъ Ионышь прилЬпдть воскомь мдккымь къ ключу рацЬ онои, и абТе на знамена ключь, подобно томоу ключю им же ноша его дидаскаль тои, и подаде его нЬкоемоу ковачю, и оучинивь емоу ключь. И инде въ домь свои и въ таи отвори ракж оноу. .приде ему Иванъ Богословъ и глагола, что дЬеши, Гусарю. Рече же Гусарь: «тру вапы псати икону Богослова мастеру». Глагола ему Ьанъ: «въстани, пиши». Гусарь же трепетенъ сы рече: «азъ, Господи, ни кисти взималъ еще, ни оучилсд». Ьанъ же глагола: «зрд на мд, пиши». Вземъ же кисть и приимъ его за руку, писаше об-разъ на иконЬ.
.И бЬ члкь остроумень и вънимаше ПисанТю Ветьхомоу. И ста дидаскаль начать оучити по малоу люди, глаше имь: «видите ли, что рече Бъ ко 1^сею, дко да сд не поклондемь твари, ниже дЬлж ржкь члчьскыхь, дко идоли сжть». И иныд многы прЬлести оузаконоположивь имь дръжати. И по сих прЬлестисд Прага всд, въсташа, и разбиша иконы свод. .и вземше икону, несоша къ цесарви. Цесард же обуя страхъ от свЬтЬния образа. И бысть зазоръ в мужехъ цесере-выхъ, глаголяще овии, глаголаху, оучникъ гораздиЬ мастера; друзии глаголаху, мастеръ горазьдии.
...и ико оуслыша о нихь краль Жигимонть, събра воискы, поиде на нихь, и они до трикраты разбиша его въиско; и едва, съ великою нжждею, разбТи ихь, да Ионыша, того ихь дидаскала, добжде... ...рече же цесарь: «азъ право сужю, кто гораздиЬ». Рече же цесарь: «да напишета два орла в золотыхъ полатахъ, кто же тоею свои на стЬнЬ, азъ же възма ястрдбъ и пущю, и котораго потку еметь имати ястрдбъ, то тътъ гораздиЬ.
...съжеже его и прочТи, елици быша на-чалници тому ересоу, и съмиришасд, и обратишасд, и не хотдщеи кесаревы казни ради. Да и сТи сжть сЬмд ономоу Хжсж Ионышю, и побЬждаеми сжть за свои ересь. И от страха прочТимь латиномь, да ихь не съжжоуть огнемь, понеже латини нигдЬ обрдщоуть бжди коего гжса, не истдзають его Писашемь въ что вЬроуеть, икоже мы, хрстТдне, съ стымь ПисанТемь хощемь ихь побждити и обратити ко по-лезномоу и не блазномоу пяти, нж тоу ихь предаддть огню, и огнемь ихь истдзають, и иссжшають, а не Ветхимь и Новымь ПисанТемь, ико же мы. ...еста же потцЬ тЬ въ златыхъ полатахъ, идеже написанЬ икону же ту стго 1оана Богослова, несоша въ церковь, идеже бЬ написана.
Любопытно, что «Слово о гусаре» представляет собой памятник восхваления ико-нопочитания, что связано с представлением об Иоанне Богослове как покровителе иконописного мастерства [Турилов, 2006, с. 75]. Напротив, легенда о Гусе Ионыше является антииконоборческим полемическим произведением, что позволяет рассматривать героев этих произведений как своего рода антиподов. Поскольку «Слово о гусаре» известно в списках Пролога с XIV в. [Прокопенко, 2019, с. 502], с большой вероятностью книжник-полемист был знаком с этим чудом Иоанна Богослова. Возможно, мы имеем дело с инверсией образа благочестивого христианина-иконописца, что приводит к конструированию его антипода - образа проклятого «еретика»-иконоборца. Почти одноименные герои становятся противоположностями друг друга, а обличение иконоборчества идет через напоминание слушателю образа благодатного иконопочитания. Можно утверждать, что имеется определенное сходство персонажей, отчего книжник - сочинитель легенды мог взять мотив (или сделать отсылку) при полемике с основателем «ереси» - Гусом Ионышем.
Стоит отметить, что в период второй половины XVI в. в Великом княжестве Литовском, как и в Московском государстве, авторы-полемисты часто прибегали к историческому материалу в качестве доказательства неистинности взглядов своих оппонентов и отсутствия у тех преемственности с древними традициями. Так, в пределах Московской Руси в 1550-х гг. в целях борьбы с «еретическим» движением Феодосия Косого1 иноком Зиновием Отенским был создан ряд сочинений, связанных с открытием мощей святителя Никиты Новгородского и архиепископа Ионы Новгородского. В описание обретения мощей двух церковных деятелей органично вплеталось обличение идей Феодосия Косого, частью доктрины которого
1 О нем см.: [Калугин, 1894; Клибанов, 1960, с. 265-302; Дмитриев, 1990, с. 82-93].
было отрицание святости мощей [Калугин, 1894, с. 314-357]. Еще более публицистически заостренным является «Слово похвальное об Ипатии, епископе Гангрском», также созданное Зиновием. В этом сочинении православный автор полемизирует с учением раннехристианского ересиарха Ария, черты учения которого он приписывает своему оппоненту, Феодосию Косому [Корецкий, 1965, с. 170-172]. Такой прием позволяет, кроме создания исторических аналогий, показать некоторую историческую преемственность между «еретиками» древних времен и современными автору, а также указать на их будущее низвержение. Такой полемический метод, хоть и имеет в своей основе обращение к историческому материалу, тем не менее несколько отличен от приема, примененного в легенде о Гусе Ионыше, поскольку не изменяет историю движения, но создает исторические аналогии.
В пределах Киевской митрополии второй половины XVI-начала XVII вв. подобный метод полемики (и публицистики), видимо, оказался недостаточным для низвержения православными «еретических» движений. Несмотря на ограниченное количество текстов, связанных с взаимной полемикой ортодоксов с новыми учениями, распространившимися среди восточнославянского населения Речи Посполитой, можно обнаружить сочинения, которые искажали исторические сведения, тем самым создавая легендарные повествования о религиозных движениях.
Так, важной попыткой восточнославянских «еретиков» доказать «древность» собственного учения стало поддельное «письмо» половца Ивана Смеры великому князю Владимиру Святославичу, согласно которому в период «выбора веры» киевским князем один из его подданных, половец Иван Смера, был послан в пределы христианского востока, где обнаружил «правильную веру», преследуемую греческими священниками, которые учредили традиции почитания икон и мощей [Малышевский, 1876, т. 2, с. 472-477]. Как убедительно доказал историк церкви И.И. Малышевский, это легендарное произведение было создано в середине XVI в. дьяконом Андреем Колодынским из Витебска (позже взявшим себе имя Козьма), который был одним из активных членов «еретического» движения Феодосия Косого, а позже присоединился к сторонникам Симона Будного, авторитетного проповедника антитрини-таризма [Малышевский, 1876, т. 3, с. 141-149]. Этот поддельный текст, основанный на летописном рассказе-легенде об «Испытании вер», намеренно формирует легендарный нарратив вокруг проповедников новых учений в Великом княжестве Литовском, отчего само «письмо» приобретает публицистический характер. Более того, обращения в сочинении к князю (в тексте он именуется царем) Владимиру, а также многочисленные проклятия в сторону «греческой веры» позволяют атрибутировать «письмо» как политический памфлет, что в таком случае роднит его с «Молением» Ермолая-Еразма и челобитными И.С. Пересветова [Клибанов, 1960, с. 273-274].
Иным примером формирования искаженного исторического повествования о религиозных противниках являются созданные в конце XVI-первой четверти XVII в. антипротестантские тексты, рассказывающие краткую историю Реформации [Опарина, 2023, с. 16-35] и биографии ее идеологов. Самым ранним сочинением об истории Реформации, бытовавшим в православной среде, стала статья
«О Мартине Люторе и его ереси», помещенная в Русский Хронограф Пространной редакции, которая представляла собой перевод с польского языка фрагментов Хроники Мартина Бельского [Опарина, 2023, с. 21]. В этом небольшом рассказе о протестантах биографические сведения о Мартине Лютере ограничиваются ложным сообщением о его кардинальском статусе, а также о его самовольном расстри-жении из монашества [Опарина, 2023, с. 21-22].
Более подробным, но при этом и более легендарным, является анонимный рассказ о деятельности Лютера, сохранившийся в составе рукописного сборника 1620-х гг. (ОР РНБ, ф. 588, № 1121): «В лЬто 1516-го в РимЬ бысть у папы нЬкто убогъ ихъ латынскои мних, а родомь немчинъ, имянемъ Мартынъ. И по случаю некоторому обрЬте в книгохранителницъ папинЬ Еванглие немецким языком писано. Мартин же велми возжелЬв ему, понеже нЬмцы священных книг не имЬяху своимь язы-комъ, но латинскимъ совершаху свою службу. И укравъ у папы Евангелие и збежав во Францескую землю не в которыи не в нарочитъ городъ в том же граде бяще князь родом немчинъ. Мартинъ мнихъ платья мнишеское з себя сметалъ и облекся в миръское платье и прилепися оному князю слугою. Князь же онъ бЬ зЬло книголюбивъ. Мартинъ же розстрига прилЬжно разсмотривъ безразсудное рачи-тельство княже ко книгописаннымъ буквамъ. И обрете время показа князя своему оно украденное Евангелие у папы. Князь же видЬвъ родственнымъ его языкомъ Евангельскую книгу искренне возлюби его. И часто с нимъ бесЬдуя о Божествен-номъ Писании. Прелестникъ же Мартинъ от сего дерзновении приимъ нача по малу малоразсуднаго того князя отвращати от предании апостольских и отеческих. Самъ же Мартинъ инокиню нЬкую возлюби и иноческие ризы сметати ей повелЬ. И бракъ женЬства с нею учини» [цит. по: Опарина, 2023, с. 22-23].
Приведенный отрывок, очевидно, серьезно искажает историю возникновения и распространения лютеранского учения и, аналогично рассказу о Гусе Ионыше, представляется легендой, уничижающей лидера нового движения как вора и обманщика. Более того, обе легенды обнаруживают сходства в мотивах описания героев: латинское образование (дидаскал - латинский философ; папа римский), кража священного текста (книги Ветхого Завета на латинском языке; Евангелие на немецком языке), бегство с украденным в другую страну (чешские земли; французские земли). Маловероятно, что, будучи более ранним произведением, легенда о Гусе Ионыше стала источником для рассказа о Лютере. Однако схожесть их мотивов показывает стремление к уничижению религиозного противника, источники для которого авторы находили в фольклорных сюжетах.
В целом следует отметить, что в религиозной полемике XVI в. обращение к историческому материалу и его искажение было частым приемом доказательства своего превосходства над оппонентом, что в своих текстах использовали не только православные авторы (наиболее ярко - в легендах о Гусе и Лютере), но и сами «еретики» («письмо» Ивана Смеры). Вероятно, прием исторического уничижения противника и указание на его низкое происхождение был достаточно популярным и эффективным, поскольку он обнаруживается в «Родословии литовских князей», следующем
после «Сказания о князьях Владимирских», одной из целей которого было уничижение литовских князей в их претензиях на статус объединителей восточнославянских земель [Дмитриева, 1955, с. 135-151]. Фактически эти легенды становились частью литературной публицистики XVI в. и превращались в социально-политическое высказывание автора-полемиста.
В этом отношении стоит обратить внимание на важную особенность исследуемого текста - а именно антииконоборческие высказывания автора. Сама легенда, как было показано выше, представляет собой «перевернутое» и дополненное повествование о Гусаре-иконописце, что уже показывает стремление автора подчеркнуть важность почитания икон в православии (а заодно - желание намекнуть на известный читателю идеал - иконописца). Кроме того, подчеркивается иконоборческая деятельность Гуса («И по сих прЬлестисд Прага всд, въсташа, и разбиша иконы свод, и безьвЬсти ихь сътвориша, и ина многа зла сътвориша» [ОР РНБ, ф. 588, № 840, л. 120 об.]), в то время как полностью опущены какие-либо другие черты учения «гусов» (например, их осуждение монашества и культа святых, что позже описывается в трактате достаточно подробно). Вероятно, полемист в первую очередь видел в «еретиках» именно иконоборцев, которые в поисках аргументов обращались к текстам Ветхого Завета, но не ставили его выше Нового Завета (со слов полемиста, «гусы» почитали равно оба Завета, а также Псалтырь [ОРКР ЗНБ СГУ Инв. № 228, л. 209-209об.]). Это положение позволяет усомниться в трактовке движения «гусов» как «иудаизантского» [Дмитриев, 2016, с. 236-238]. Это предположение дополнительно подтверждается тем фактом, что в одном из самых значительных антипротестантских украинско-белорусских произведений начала XVII в. -«Книге об образех» - имеется описание линии «преемственности» между крупными деятелями европейской Реформации, где Ян Гус, Мартин Лютер, Жан Кальвин, Михаил Сервет и другие проповедники протестантских идей названы именно «образоборцами» [Опарина, 2023, с. 26-27]. Вполне вероятно, что православные полемисты придавали большое значение именно иконоборческому характеру учения протестантов, при этом не отличая названные учения друг от друга [Казакова, 1980, с. 226; Опарина, 2023, с. 20-21]. Это характерно и для рассказа о ересиархе «гусов», чей литературный образ является именно иконоборческим.
Итак, легенда о Гусе Ионыше предстает необычным литературно-публицистическим памятником, ставшим элементом полемики с «еретиками». При детальном анализе произведения можно обнаружить, во-первых, фольклорные мотивы, использованные автором для формирования нарративной канвы и наполнения дополнительной информацией повествования; во-вторых, мотивы из византийской литературной традиции, которые проявились в творчестве полемиста в виде отсылки на известное произведение или заимствования топосов из него. Создавая фольклорный и уничижительный образ ересиарха, книжник формулирует «исторический» аргумент против своих оппонентов, указывая на заблуждения «еретиков». Подобный прием был крайне типичным и для полемической антиеретической, и для социально-политической литературы XVI в. Легенда о Гусе Ионыше, таким образом, предстает с одной стороны как элемент описания «истории ереси», а с другой - формой
литературной обработки имеющихся (вероятно, скупых) фактов о Яне Гусе, отчего автор решил прибегнуть к поиску известных ему аналогий с именем и историей обличаемого учения. Использование метода «исторического изобличения» противника получило свое продолжение в конце XVI-начале XVII в. в православных антипротестантских текстах, в которых искажались биографии деятелей Реформации. Будучи частью антиеретического полемического сочинения, легенды о ересиархах становились органичным элементом полемики с идеологическими противниками.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Андреев Н.П. К характеристике украинского сказочного материала // Сергею Федоровичу Ольденбургу: к пятидесятилетию научно-общественной деятельности 1882-1932. Л.: Издательство АН СССР 1934. С. 61-72.
Андреев Н.П. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне. Л.: Издание Государственного русского географического общества, 1929. 118 с. БарагЛ.В., Березовский И.П., Кабашников К.П., Новиков Н.П. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка. Л.: Наука, 1979. 437 с. Бахтурина Р.В. К вопросу о ранних восточнославянских переводах с польского // История русского языка. Исследования и тексты. М.: Наука, 1982. С. 75-92. Бегунов Ю.К. Ян Гус и восточное славянство (По материалам новонайденного источника) // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 49. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. С. 356-375.
Березкин Ю.Е., Дувакин Е.Н. Тематическая классификация и распределение фоль-клорно-мифологических мотивов по ареалам. Аналитический каталог. URL: http:// ruthenia.ru/folklore/berezkin/k118.html (дата обращения - 12.08.2023 г.). Державина О.А. «Великое зерцало» и его судьба на русской почве. М.: Наука, 1965. 439 с.
Дмитриев М.В. От антииудаизма к иудаизантизму в православной культуре Востока Европы в конце XV-XVI вв. // Polystoria: Цари, святые, мифотворцы в средневековой Европе. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2016. С. 207-264. Дмитриев М.В. Православие и реформация. Реформационные движения в восточнославянских землях Речи Посполитой во второй половине XVI в. М.: Издательство МГУ 1990. 135 с.
Дмитриев М.В. «бресь ^в» та «ересь Феодосiя Косого» в укра'шсько-бторуському релейному житт третьоТ чверти XVI ст. // ВiсникЛьвiвськогоун'1верситету. Серiя сторична. 2022. Вип. 37. Част. 1. С. 122-144.
Дмитриева Р.П. Сказание о князьях Владимирских. М.: Издательство АН СССР, 1955. 216 с.
Казакова Н.А. Западная Европа в русской письменности XV-XVI веков. Из истории международных культурных связей. Л.: Наука, 1980. 278 с.
Калугин Ф.Г. Зиновий, инок Отенский, и его богословско-полемические и церковно-учительные произведения. СПб.: Типография А. Катанского и Ко, 1894. 410 с. Клибанов А.И. Реформационные движения в России в XIV-первой половине XVI вв. М.: Издательство АН СССР 1960. 411 с.
Корецкий В.И. Вновь найденное противоеретическое произведение Зиновия Отенского // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 21. М.; Л.: Наука, 1965. С.166-182.
Малышевский И.И. Подложное письмо половца Ивана Смеры к Великому князю Владимиру Святому // Труды Киевской духовной академии. Киев: Университетская типография, 1876. Т. 2. С. 472-553.
Малышевский И.И. Подложное письмо половца Ивана Смеры к Великому князю Владимиру Святому (окончание) // Труды Киевской духовной академии. Киев: Университетская типография, 1876. Т. 3. С. 141-233.
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Издательство ЛГУ 1986. 364 с. Опарина Т.А. Русский человек XVII века: выбор веры. М.: Квадрига, 2023. 400 с. Прокопенко Л.В. Гусарь и Хинарь - два почти одноименных персонажа древнерусского Пролога // Вестник СПбГУ. Язык и литература. 2019. Т. 16. Вып. 3. С. 501-518. Тогоева О.И. «Истинная правда»: языки средневекового правосудия. М.: Наука, 2006. 331 с.
Турилов А.А. К истории Стишного пролога на Руси // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2006. № 1. С. 36-39.
Турилов А.А. Известия о Яне Гусе в сочинениях православных книжников XV-XVI веков // Славяноведение. 2022. № 4. С. 27-39.
Отдел редкой книги и рукописей Литовской национальной библиотеки им. М. Маж-видаса (ОРКР ЛНБ). Cyr.Ms.C:22/1014023.
Отдел редкой книги и рукописей Зональной научной библиотеки им. В.А. Артисевич Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского (ОРКР ЗНБ СГУ). № 228.
Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ). Ф. 310. № 532. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф. 588. № 840.
REFERENCES
Andreev N.P. K kharakteristike ukrainskogo skazochnogo materiala [Toward the characteristics of the Ukrainian fairy tale material], in Sergeyu Fedorovichu Ol'denburgu: k pyati-desyatiletiyu nauchno-obshchestvennoi deyatel'nosti 1882-1932 [To Sergey Fedorovich Oldenburg: to the fiftieth anniversary of scientific and social activity 1882-1932]. Leningrad: USSR Academy OF Sciences Publ., 1934. Pp. 61-72 (in Russian).
Andreev N.P. Ukazatel'skazochnykh syuzhetovpo sisteme Aarne [Index of fairy-tale plots according to the Aarne system]. Leningrad: State Russian Geographical Society Publ., 1929. 118 p. (in Russian).
Barag L.V., Berezovskii I.P., Kabashnikov K.P., Novikov N.P. Sravnitel'nyi ukazatel' syuzhetov. Vostochnoslavyanskaya skazka [Comparative index of plots. East Slavic fairy tale]. Leningrad: Nauka Publ., 1979. 437 p. (in Russian).
Bakhturina R.V. K voprosu o rannikh vostochnoslavyanskikh perevodov s pol'skogo [On the question of early East Slavic translations from Polish], in Istoriya russkogo yazyka. Issledo-vaniya i teksty [History of the Russian language. Studies and texts]. Moscow: Nauka Publ., 1982. Pp. 75-92 (in Russian).
Begunov Yu.K. Yan Gus i vostochnoe slavyanstvo (Po materialam novonaidennogo istoch-nika) [Jan Hus and the Eastern Slavs (Based on the materials of a newly found source)], in Trudy Otdela drevnerusskoi literatury [Proceedings of the Department of Old Russian Literature]. Vol. 49. St. Petersburg: Dmitrii Bulanin Publ., 1996. Pp. 356-375 (in Russian). Berezkin Yu.E., Duvakin E.N. Tematicheskaya klassifikatsiya i raspredelenie fol'klorno-mifologicheskikh motivov po arealam. Analiticheskii katalog [Thematic classification and distribution of folklore and mythological motifs by areas. Analytical catalog.]. Available at: http://ruthenia.ru/folklore/berezkin/k118.html (accessed 12 August 2023). Derzhavina O.A. "Velikoe zertsalo" i ego sud'ba na russkoi pochve [The "Great Mirror" and its fate in Russian lands]. Moscow: Nauka Publ., 1965. 439 p. (in Russian). Dmitriev M.V. Ot antiiudaizma k iudaizantizmu v pravoslavnoi kul'ture Vostoka Evropy v kontse XV-XVI vv. [From anti-Judaism to Judaism in the Orthodox culture of Eastern Europe in the late 15th-16th centuries], in Polystoria: Tsari, svyatye, mifotvortsy v sredneveko-voi Evrope [Polystoria: Tsars, saints, myth-makers in Medieval Europe]. Moscow: Publishing House of the Higher School of Economics, 2016. Pp. 207-264 (in Russian). Dmitriev M.V. Pravoslavie i reformatsiya. Reformatsionnye dvizheniya v vostochnoslavyanskikh zemlyakh Rechi Pospolitoi vo vtoroi polovine XVI v. [Orthodoxy and the Reformation. Reformation movements in the East Slavic lands of the Polish-Lithuanian Commonwealth in the second half of the 16th century]. Moscow: MGU Publ., 1990. 135 p. (in Russian). Dmitriev M.V. "Eres' gusiv" ta "Eres' Feodosiya Kosogo" v ukrains'ko-bilorus'komu reli-giinomu zhitti tret'oi chverti XVI st. ["The heresy of Guses" that "the heresy of Feodosy Kosoy" in the Ukrainian-Belarusian religious life of the third quarter of the 17th century], in Visnik Lvivs'kogo universitetu. Seriya istorichna. 2022. Issue 37. Part 1. Pp. 122-144 (in Ukrainian).
Dmitrieva R.P. Skazanie o knyaz'yakh Vladimirskikh [The Tale of the Princes of Vladimir]. Moscow: USSR Academy of Sciences Publ., 1955. 216 p. (in Russian). Kazakova N.A. Zapadnaya Evropa v russkoi pis'mennosti XV-XVI vekov. Iz istorii mezh-dunarodnykh kul'turnykh svyazei [Western Europe in the Russian writing of the 15th-16th centuries. From the history of international cultural relations.]. Leningrad: Nauka, 1980. 278 p. (in Russian).
Kalugin F.G. Zinovii, inok Otenskii, i ego bogoslovsko-polemicheskie i tserkovno-uchitel'nye proizvedeniya [Zinovy, Monk of Oten, and his theological-polemical and church-teaching works]. St. Petersburg: Printing house of A. Katansky and Co., 1894. 410 p. (in Russian). Klibanov A.I. Reformatsionnye dvizheniya v Rossii v XlV-pervoi polovine XVI vv. [Reformation movements in Russia in the 14th - first half of the 16th centuries.]. Moscow: USSR Academy of Sciences Publ., 1960. 411 p. (in Russian).
Koretskii V.I. Vnov' naidennoe protivoereticheskoe proizvedenie Zinoviya Otenskogo [The newly found anti-heretic work of Zinovy Otensky], in Trudy Otdela drevnerusskoi literatury [Works of the Department of Ancient Russian Literature]. Vol. 21. Moscow: Nauka Publ., 1965. Pp. 166-182 (in Russian).
Malyshevskii I.I. Podlozhnoe pis'mo polovtsa Ivana Smery k Velikomu knyazyu Vladimiru Svyatomu [A forged letter from the Polovtsian Ivan Smera to the Grand Duke Vladimir the Saint], in Trudy Kievskoi dukhovnoi akademii [Works of the Kiev Theological Academy]. Vol. 2. Kiev: University print house, 1876. Pp. 472-553. (in Russian). Malyshevskii I.I. Podlozhnoe pis'mo polovtsa Ivana Smery k Velikomu knyazyu Vladimiru Svyatomu (okonchanie) [A forged letter from the Polovtsian Ivan Smera to the Grand Duke Vladimir the Saint (the end)], in Trudy Kievskoi dukhovnoi akademii [Works of the Kiev Theological Academy]. Vol. 3. Kiev: University print house, 1876. Pp. 141-233 (in Russian).
Oparina T.A. Russkii chelovek XVII veka: vybor very [The Russian man of the XVII century: the choice of faith]. Moscow: Quadriga, 2023. 400 p. (in Russian). Propp V.Ya. Istoricheskie korni volshebnoi skazki [Historical roots of fairy tales]. Lenin-grag: LGU Publ., 1986. 364 p. (in Russian).
Prokopenko L.V. Gusar' i Khinar' - dva pochti odnoimennykh personazha drevnerussk-ogo Prologa [Gusar and Hinar - two almost eponymous characters of the Old Russian Prologue], in Vestnik SPbGU. Yazyk i literature. 2019. Vol. 16. Iss. 3. Pp. 501-518 (in Russian).
Togoeva O.I. "Istinnaya pravda":yazyki srednevekovogopravosudiya ["The True Truth": languages of medieval justice]. Moscow: Nauka Publ., 2006. 331 p. (in Russian). Turilov A.A. K istorii Stishnogo prologa na Rusi [On the history of the Verse Prologue in Russia], in Drevnyaya Rus'. Voprosy medievistiki. 2006. No. 1. Pp. 36-39 (in Russian). Turilov A.A. Izvestiya o Yane Guse v sochineniyakh pravoslavnykh knizhnikov XV-XVI vekov [Information about Jan Hus in the writings of Orthodox scribes of the 15th-16th centuries], in Slavyanovedenie. 2022. No. 4. Pp. 27-39 (in Russian). Department of Rare Books and Manuscripts of the Lithuanian National Library of the M. Mazhvydas (ORKR LNB). Cyr.Ms.C:22/1014023.
Department of Rare Books and Manuscripts of the V.A. Artisevich Zonal Scientific Library of the Saratov State University of the N.G. Chernyshevsky (ORC ZNB SSU). No. 228. Department of Manuscripts of the Russian State Library (OR RSL). F. 310. No. 532. Department of Manuscripts of the Russian National Library (OR RNB). F. 588. No. 840.
Статья принята к публикации 19.04.2024
