CC BY
204
ИНТЕГРАЦИЯ В АТР
УДК 334.025
DOI 10.17238/ISSN1815-0683.2018.1.54 С. А. ИВАНОВ*
Программа сотрудничества восточных регионов России и северо-восточных регионов Китая: политическая значимость и экономическая эффективность**
ИВАНОВ
Сергей Александрович - кандидат исторических наук, заведующий отделом китайских исследований Центра Азиатско-Тихоокеанских исследований. 02isa02@mail.ru
IVANOV S. A. - Candidate of Historical Sciences, Head of Department of Chinese Studies, Center for Asia Pacific Studies.
В статье анализируется политическое значение и экономические противоречия Программы сотрудничества регионов Дальнего Востока и Восточной Сибири России и Северо-Востока Китая. Эта программа приобрела важное политическое значение в российско-китайских отношениях, но так и не перевела приграничные связи двух стран на новый уровень. В заключение статьи предлагаются изменения, которые следует внести в новое соглашение о сотрудничестве соседних макрорегионов РФ и КНР.
Ключевые слова: межрегиональное сотрудничество, приграничное сотрудничество, бюрократия развития, российско-китайские отношения.
S.A. IVANOV
Program of Cooperation between the Eastern Regions of Russia and the North-Eastern Regions of China: Political Importance and Economic Efficiency
The article analyzes the political significance and economic contradictions of the Program of Cooperation between the Far East and Eastern Siberia of Russia and the Northeast of China. This program has assumed an important political prominence in the Sino-Russian relations, but it has failed to bring the cross-border cooperation to a new level. The conclusion of the article offers changes that should be made to the new agreement on cooperation between the neighboring macro-regions of Russia and China.
Keywords: interregional cooperation, cross-border cooperation, developmental bureaucracy, Russian-Chinese relations.
* Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. 690001, г. Владивосток, ул. Пушкинская, 89.
Institute of History, Archaeology and Ethnography of the Peoples of the Far East, FEB RAS. 89, Pushkinskaya street, Vladivostok, 690001.
Статья подготовлена при поддержке гранта Президиума ДВО РАН № 15-1-9-010.
В 2018 г. заканчивается действие Программы сотрудничества регионов Дальнего Востока и Восточной Сибири России и Северо-Востока Китая (далее - Программа). Ее история на этом не оборвется, а будет иметь одно из двух продолжений. Первое - пролонгация с внесением изменений. Такой вариант просматривается в официальных документах российского правительства. В июне 2016 г. оно поставило задачу продлить сроки реализации Программы с изменением перечня ключевых инвестиционных проектов [19]. В марте 2017 г. эта задача была подтверждена [14]. Другой вариант предполагает принятие новой программы межрегионального сотрудничества РФ и КНР с расширением ее географического охвата. Его впервые озвучил шанхайский ученый Ян Чэн1. В июне 2017 г. Госкомитет по реформам и развитию КНР опубликовал гранты на тему «Исследование новой программы сотрудничества ключевых регионов России и Китая». От заявителя требовалось учитывать опыт взаимодействия не только российского Дальнего Востока и китайского Северо-Востока, но и регионов верхнего и среднего течения Янцзы и Приволжского федерального округа [5].
Какое бы продолжение Программы ни было выбрано, подходы нового документа к экономическому блоку межрегионального сотрудничества стоит пересмотреть. На это есть две причины. Во-первых, наличие формального документа оказалось недостаточным для ускорения интеграции. Эта проблема не уникальна: схожие трудности наблюдаются, например, в Европе, где интеграция приграничных территорий сопредельных государств нередко не идет дальше бюрократических договоренностей [29, с. 78-79]. Во-вторых, нынешние реалии отличаются от ситуации конца 2000-х гг., когда принималась текущая Программа.
В статье мы попытаемся понять, почему Программа не стала катализатором экономического сотрудничества соседних макрорегионов РФ и КНР, в чем она способствовала успехам, и какие внешние изменения необходимо учитывать в новом документе. Программа становилась объектом нескольких исследований, изучавших либо ее экономическую эффективность [6], либо соответствие национальным интересам России [10; 11]. Мы сфокусируемся на политико-административном факторе межрегионального сотрудничества, чтобы объяснить экономические противоречия соглашения.
Успехи и неудачи Программы. В июне 2009 г. главы двух стран заявили, что координация стратегий регионального развития «...способна дать немалую отдачу для ускорения экономического развития соседних территорий» [25]. Программа была уникальной: она не только затрагивала все
1 Ян Чэн участвовал в экспертной оценке Программы и провел исследование по проблемам ее реализации [См.: 31, с. 204-205].
аспекты межрегионального сотрудничества, но и включала список конкретных инвестиционных проектов. Содержание этого списка вызвало антикитайскую риторику в российских СМИ и критику экспертов, т. к. значительная часть проектов, планируемых к реализации на российской стороне, была связана с разработкой природных ресурсов или их первичной переработкой, в то время как в Китае намечалось развивать промышленность с высокой добавленной стоимостью [10]. Тем не менее появление перечня конкретных проектов формально подтверждало желание властей обеих стран активизировать межрегиональное сотрудничество.
Чего не было в Программе - это механизмов ее реализации. Поэтому сразу после подписания документа чиновники различного уровня стали заявлять о важности создания таких механизмов [2]. Соответственно, работа по осуществлению Программы развивалась в двух направлениях. Первое -экономическое, относящееся к воплощению конкретных проектов, где ведущую роль должны были играть коммерческие структуры. Второе направление - бюрократическое, связанное с созданием структур поддержки и регулирования межрегионального сотрудничества. В официальных документах эти два направления нередко предстают как единое целое2, а успехи чиновнической работы подменяют экономические результаты.
Эффективность экономического блока Программы невозможно оценить однозначно. Внешнеторговая и инвестиционная статистика здесь бесполезна: субъекты Федерации и провинции дают ее лишь в страновом разрезе, не спускаясь на межрегиональный уровень. Поэтому экономисты пытались оценить Программу, анализируя реализацию ее инвестиционного перечня [6]. По данным Минэкономразвития России, к 2015 г. из 91 изначально заявленных проектов в восточных регионах России «на стадии реализации находилось 15, в том числе с участием китайских инвестиций - 11» [18]. Еврейская автономная область (ЕАО) уже с 2011 г. стала работать только по двум проектам из семи [13]. Магадан собирался заниматься инвестиционной частью Программы в целом, не публикуя детали [16]. Администрации других субъектов в принципе не разглашали данные
2 Для иллюстрации отождествления бюрократической работы и экономического результата Программы можно привести пример с отчетного заседания Минвостокразвития России в мае 2017 г., где глава министерства заявил: «Также мы последовательно развиваем экономическое сотрудничество с Китайской Народной Республикой. В конце 2016 г. создана новая межправительственная комиссия по развитию Дальнего Востока России и Северо-Востока Китая, которую возглавили вице-премьеры двух стран - Юрий Петрович Трутнев и господин Ван Ян» [См.: 8]. Первое и второе предложения этого отрывка составляют единый абзац, и логика текста указывает, что второе предложение о создании новой межправительственной комиссии должно раскрывать тезис первого предложения о последовательном развитии экономического сотрудничества. На практике, как мы знаем, создание какой-либо структуры совсем не тождественно получению экономического результата.
о совместных инвестиционных проектах в рамках межгосударственного соглашения. Поэтому чиновники центрального уровня не раз указывали на необходимость «актуализировать» перечень проектов [15; 20]. Главной проблемой первоначального списка было отсутствие предварительных и тем более тщательных экономических просчетов со стороны региональных администраций и бизнеса3.
Реализуемые проекты в основном были начаты еще до появления Программы. У Приморского края три из пяти проектов были инициированы до 2009 г. (проект по сотрудничеству в сфере сельского хозяйства, промышленный район «Канцзи» в г. Уссурийске, промышленный парк в Михайловском районе4), и, как следствие, в 2014 г. регион был признан самым успешным при подведении промежуточных результатов межправительственного соглашения [1]. Схожая ситуация наблюдалась в ЕАО: деревообрабатывающие производства и освоение Кимкано-Сутарского месторождения с горно-обогатительным комбинатом начали создавать в области до 2009 г.
Программа оказалась эффективной в продвижении строительства или согласования крупных инфраструктурных объектов. К ним относятся подвижки в строительстве мостов через р. Амур (в районах Нижнеленинское - Тунцзян и Благовещенск - Хэйхэ). Сюда же можно отнести развитие договоренностей по созданию трансграничных транспортных коридоров через Приморье [21]. Как и в случае с успешными инвестиционными проектами, воплощение этих пунктов Программы также начинает свою историю до 2009 г., к тому же они пока не реализованы полностью, и вряд ли завершатся к концу срока действия текущего соглашения. Тем не менее все эти подвижки стали возможны только благодаря активности центральных властей и государственных корпораций двух стран. До сих пор сложно привести хотя бы один успешный пример сотрудничества предприятий приграничных регионов России и КНР с углублением производственной кооперации, которые были бы инициированы Программой.
Политическая и бюрократическая составляющая Программы оказалась намного значимей экономической. Во-первых, сама по себе идея
3 Опыт Амурской области и Приморского края показывает, что на российской стороне инвестиционные проекты для программы собирались «механически», т.е. Центр направлял запрос в регионы, чья бюрократия в ответ отсылала список стандартных предложений для крупных инвесторов (материалы полевых исследований С. А. Иванова: интервью с представителем Правительства Амурской области, ноябрь 2008 г.; интервью с представителем Администрации Приморского края, июль 2010 г.).
4 Под проект промышленного парка в Михайловском районе официально закладывали камень три раза, но он так и не вступил в стадию реализации (материалы полевых исследований С. А. Иванова, А. Е. Савченко: интервью с представителем районных СМИ, Михайловский район, сентябрь 2014 г.).
централизованной интеграции смежных территорий важна символически, т. к. укрепляет уверенность в добрососедстве и совместном процветании. Китай в последние годы пытается распространить опыт российско-китайского сотрудничества на другие соседние страны. В 2015 г. китайские власти поставили задачу распространить опыт Программы в рамках инициативы «Один пояс - один путь» [30], тем самым пытаясь укрепить свой курс на создание мирного и безопасного окружения.
Во-вторых, наличие общего документа в виде Программы прочно закрепило вопросы межрегионального взаимодействия в повестке диалога на высшем уровне. В 2013 г. появился Совет сотрудничества между регионами Дальнего Востока России и Северо-Востока Китая, а с конца 2016 г. начала действовать межправительственная Российско-Китайская комиссия по сотрудничеству и развитию Дальнего Востока и Байкальского региона Российской Федерации и Северо-Востока Китайской Народной Республики [17]. Государственные банки и фонды создали ряд общих финансовых инструментов для поддержки экономической интеграции. Если ранее центральные власти напрямую не участвовали в продвижении трансграничных проектов, то необходимость выполнения Программы, точнее попытки устранить препятствия в ее реализации, привели к выдвижению профильных министерств, государственных фондов и корпораций на ведущие позиции в межрегиональном взаимодействии.
В-третьих, активизация центральных правительств привела к усилению контроля за деятельностью местных властей в российско-китайском сотрудничестве (по крайней мере, на российской стороне). В России все дальневосточные и восточносибирские регионы стали регулярно предоставлять отчеты и планы реализации Программы, и некоторые открыто публиковать такие материалы [23]. Любой крупный российско-китайский проект в Дальневосточном регионе стал объектом контроля центральных властей. Безусловно, централизация повестки межрегионального сотрудничества стала не следствием Программы, а, наоборот, причиной ее появления, но наличие плана межрегионального сотрудничества позволяет в деталях контролировать деятельность местных правительств.
Как изменилась внешняя среда Программы? Реалии двусторонних отношений 2017 г. мало отличаются от таковых в 2008-2009 гг. Российско-китайский политический диалог по-прежнему находится на очень высоком уровне. Структура взаимной торговли также не претерпела серьезных изменений: в российском экспорте доминирует сырье, в импорте - товары с добавленной стоимостью.
Тенденции и особенности экономического развития обеих стран не изменились, хотя за десять лет китайская экономика количественно и качественно (с точки зрения структуры) ушла далеко вперед российской. Это
еще больше увеличило разрыв в ресурсах, которые могут использовать стороны для активизации межрегионального сотрудничества. Пример строительства моста через р. Амур в районе Тунцзян - Нижнеленинское показывает, как ограниченность финансовых ресурсов приводит к затягиванию сроков реализации проектов Программы. Возведение моста было инициировано еще в 2007 г. компанией «Петропавловск». В 2014 г. проект был передан на реализацию Российскому фонду прямых инвестиций (РФПИ). В сентябре 2015 г. на Восточном экономическом форуме В. Путин заявил, что проект будет профинансирован РФПИ и Фондом развития Дальнего Востока. Однако уже в феврале 2016 г. стало очевидным, что фонды оттягивают оплату проекта в связи с ограниченным объемом имеющихся у них средств. Пока изыскивали средства, у стройки дважды сменился подрядчик [28, с. 321-322]. С китайской стороны строительство почти завершено, и там не испытывали проблем с поиском финансовых ресурсов.
В новом соглашении также необходимо учитывать изменение подходов к дальневосточной политике и государственному строительству в России за последнее десятилетие. Когда принималась Программа, Дальний Восток России оставался основным местом притяжения федеральных целевых средств, направляемых на региональное развитие [7]. До 2013 г. значительная доля этих денег шла на подготовку к саммиту АТЭС [3, с. 227], и после него вполне могла быть направлена, в том числе, на реализацию отдельных пунктов Программы. Но уже в 2014 г. центральное правительство сократило финансирование Дальнего Востока в 4,5 раза по сравнению с 2009 г. Трансферты перераспределили в пользу Крыма, и в 2016 г. его целевое финансирование превышало дальневосточное в 6,5 раз [9]. В качестве альтернативы денежным вливаниям центральная власть разработала специальные механизмы привлечения отечественных и иностранных инвестиций, поддержки экспортоориентированных производств. Самые известные из них - это территории опережающего развития (ТОР) и свободный порт Владивосток (СПВ).
Трансформации дальневосточной политики предшествовало формирование «бюрократии развития»5 в общероссийском масштабе, но со своей спецификой на Дальнем Востоке. С 2011 г. появились Агентство стратегических инициатив, десятки региональных агентств и советов по привлечению инвестиций и развитию экспорта, в Дальневосточном макрорегионе РФ - Фонд по развитию Дальнего Востока, Корпорация по развитию Дальнего Востока, Агентство Дальнего Востока по привлечению инвестиций и поддержке экспорта, Агентство по развитию человеческого капитала на Дальнем Востоке. Минвостокразвития России также можно отнести
5 В России в официальной риторике эти структуры называют «институты развития».
к этому типу бюрократии, т. к. его задачей было «сфокусироваться на тех ключевых приоритетах, которые действительно позволят дать опережающее, ускоренное развитие» [22], а не вести весь комплекс социально-экономических дел. Другими словами, за последние пять лет на Дальнем Востоке сформировалась новая бюрократическая система, которая почти исключительно занимается вопросами экономического развития, и в частности привлечения иностранных инвестиций.
Трансформации региональной политики и формирование бюрократии развития значительно изменили подходы российской стороны к межрегиональному сотрудничеству со странами АТР, и в частности с КНР. Во-первых, у российских властей появилась централизованно формулируемая (Минвостокразвития России) повестка сотрудничества с Китаем на Дальнем Востоке. В последние годы ни одна встреча российских и китайских властей не проходит без активного предложения китайской стороне проектов в рамках ТОР или СВП, а также обсуждения вопросов создания совместной трансграничной инфраструктуры. Повышение активности российской стороны по вопросам реализации Программы с начала 2010-х гг. отмечали китайские ученые6. Во-вторых, новая бюрократия мыслит категориями развития, а не безопасности7. Это позволяет снизить влияние «представлений о китайской угрозе» на процесс принятия решений. В-третьих, новые тенденции государственного строительства снизили уровень спонтанности и хаотичности в позиции российских властей. Показательным примером здесь является то, что с 2015 г. российские регионы не могут предлагать инвестиционные проекты без их четкой проработки и жесткого отбора на различных уровнях власти [27]. Если бы перечень инвестиционных проектов Программы составляли в 2017 г., а не в 2007-2009 гг., он бы качественно был лучше проработан. В-четвертых, в последние годы региональная политика Москвы в отношении Дальнего Востока концептуально стала намного ближе к региональной политике Пекина в отношении своих северо-восточных провинций. Во второй половине 2000-х гг. в России ошибочно полагали, что стратегия возрождения старых промышленных баз предполагает новую индустриализацию региона, строится на значительном централизованном финансировании, и соответственно, Программа должна избежать излишней конкуренции при реализации государственных
6 Китайские ученые связывали повышение активности российской стороны в реализации Программы с успехами китайской дипломатии [См.: 31, с. 218-219].
7 Руководство Минвостокразвития России не раз выражало безусловную поддержку любому иностранному инвестору. Презентация министерства по итогам 2013 г. и первой половины 2014 г. открыто критиковала опасения «некоторых федеральных органов исполнительной власти, региональных администраций» в отношении иностранных, особенно китайских капиталовложений [См.: 12].
проектов [4, с. 135]. Но централизованной индустриализации не случилось ни на Дальнем Востоке России [24, с. 105-106], ни на Северо-Востоке Китая (здесь упор изначально делали на третичный сектор) [26, с. 138]. Многие принципы региональных политик в обеих странах стали схожими - внешняя открытость, улучшение инвестиционного климата и выработка косвенных мер поддержки государством бизнеса. Все это без массовых вливаний из Центра.
О новой программе сотрудничества. Несмотря на противоречивые экономические результаты, от Программы нельзя отказаться. Она приобрела большое политическое значение. Ее пролонгация с изменениями или замена принципиально другим документом должны произойти в 20182019 гг. Она, безусловно, должна остаться комплексным документом, задающим общие рамки сотрудничества макрорегионов двух стран.
Однако изменение текущей Программы все же необходимо. Предложения российских ученых обычно сводятся к необходимости четкой регламентации межрегиональных связей, чтобы они соответствовали национальным интересам России. Но для этого есть национальное законодательство. Предложение китайских ученых расширить географические рамки нового документа [31, с. 218-219] повысит его политическую значимость, но одновременно никак не скажется на системных противоречиях, выявленных в ходе реализации текущей Программы.
Можно выделить три аспекта, которые стоит учесть в новом соглашении.
Во-первых, новая программа не должна содержать списка конкретных инвестиционных проектов. Он создает видимость детальной проработки документа, но фактически бессмыслен, т. к. чиновники в России и Китае не обладают тотальным контролем над коммерческими и даже государственными компаниями. Опыт текущей Программы показывает, что список инвестиционных проектов вызвал лишь волну антикитайской критики и завышенные ожидания, но не привел к прорыву в межрегиональном сотрудничестве. У властей, безусловно, должен быть перечень проектов, которые могут быть интересны компаниями сопредельной страны, но его не обязательно делать публичным.
Во-вторых, новое соглашение о сотрудничестве макрорегионов необходимо увязать с новыми инициативами центральных властей России на Дальнем Востоке - ТОР и СПВ. Учитывая значительное присутствие компаний приграничных регионов Китая в сельском и в меньшей степени лесном хозяйствах юга Дальнего Востока, стоит продумать механизмы их поддержки для вхождения в особые экономические зоны с целью повышения добавленной стоимости хозяйственной деятельности.
В-третьих, в новой программе необходимо сделать упор на взаимодействии малых и средних компаний. До сих пор значительная часть этих связей характеризуется большой долей неформальности, и их вывод из тени невозможен без тонкой политики государства.
Список литературы
1. Все проекты Приморья с Китаем признаны эффективными / Администрация Приморского края. 03.07.2014. URL: http://primorsky.ru/news/66838/?sphrase_ id=4645095 (дата обращения: 03.06.2016).
2. Заместитель Председателя Правительства Российской Федерации А. Д. Жуков принял участие в работе 5-го Российско-китайского экономического форума / Правительство РФ. 24.11.2010. URL: http://archive.government.ru/docs/ 13065 (дата обращения: 15.09.2017).
3. Зубаревич Н. В. Стратегия пространственного развития после кризиса: от больших проектов к институциональной модернизации // Журнал НЭА. 2015. № 2. С. 226-230.
4. Иванов С. А. Корреляция программ развития Дальнего Востока России и возрождения Северо-Востока Китая: проблемы и перспективы // Вестник Дальневосточного отделения Российской академии наук. 2009. № 5. С. 132-139.
5. Извещение о приеме заявок на проведение исследований по проектам Управления по вопросам возрождения Госкомиссии по реформам и развитию = = / Госкомиссия по реформам и развитию КНР. 07.06.2017. URL: http://www.ndrc.gov.cn/zwfWzx/tztg/201706/t20170607_ 863324.html (дата обращения: 27.11.2017).
6. Изотов Д. А. Программа регионального сотрудничества между востоком России и северо-востоком Китая: настоящее и будущее // Пространственная экономика. 2014. № 2. С. 149-176.
7. Исполнение бюджетной росписи федерального бюджета в разрезе федеральных целевых программ / Министерство финансов РФ. URL: http://info. minfin.ru/fcp.php (дата обращения: 11.08.2016).
8. Итоговое заседание коллегии Минвостокразвития России: стенограмма / Министерство РФ по развитию Дальнего Востока. 22.05.2017. URL: https://minvr. ru/press-center/news/5197 (дата обращения: 17.10.2017).
9. Кассовое исполнение федерального бюджета по федеральным целевым программам / ЕМИСС. Государственная статистика. URL: https://www.fedstat.ru/ indicator/56198 (дата обращения: 15.11.2017).
10. Кулешов В. и др. О некоторых аспектах совершенствования российско-китайского межрегионального сотрудничества // Проблемы Дальнего Востока. 2010. № 6. С. 62-69.
11. Муратшина К. Г. Программа сотрудничества регионов Дальнего Востока России и Восточной Сибири РФ и Северо-Востока КНР на 2009-2018 гг.
в российско-китайском приграничном взаимодействии: значение, эволюция, риски // Вестник Томского государственного университета. 2017. № 417. С. 110120.
12. Об итогах деятельности Министерства Российской Федерации по развитию Дальнего Востока в 2013 году и первой половине 2014 года / Министерство по РФ по развитию Дальнего Востока. URL: https://minvr.ru/upload/iblock/101/ Презентация итогов деятельности Мин...^£ (дата обращения: 03.06.2017).
13. Об утверждении мероприятий по реализации на территории Еврейской автономной области положений Программы сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири Российской Федерации и Северо-Востока Китайской Народной Республики (2009-2018 годы): постановление губернатора ЕАО от 9.07.2010 № 203. Доступ из БД «Кодекс».
14. О внесении изменений в государственную программу Российской Федерации «Развитие внешнеэкономической деятельности»: постановление Правительства РФ от 31.03.2017 № 369. URL: http://static.government.ru/media/files/ E7h1wYMPVWA0h4RLkMMAtvFHb96thmYs.pdf (дата обращения: 28.08.2017).
15. О внесении изменений в распоряжение Правительства Российской Федерации от 28.10.2015 № 2193-р: распоряжение Правительства РФ от 28.12.2016 № 2883-р / Министерство РФ по развитию Дальнего Востока. URL: http://www. consultant.ru/document/cons_doc_LAW_210523 (дата обращения: 01.09.2017).
16. О плане реализации в 2014-2018 годах на территории Магаданской области программы сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири Российской Федерации и Северо-Востока Китайской Народной Республики (2009-2018 годы): постановление Правительства Магаданской области от 13.03.2014 № 205-пп. URL: http://docs.cntd.ru/document/438980649 (дата обращения: 05.10.2017).
17. О подписании Протокола к Соглашению между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о создании и организационных основах механизма регулярных встреч глав правительств России и Китая от 27.06.1997: распоряжение Правительства РФ от 31.10.2016 № 2310-р / Правительство РФ. URL: http://government.ru/docs/25178 (дата обращения: 23.09.2017).
18. Отчет о ходе реализации в 2014 году Стратегии социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2025 года, утвержденной распоряжением Правительства Российской Федерации от 28 декабря 2009 г. № 2094-р / Минэкономразвития России. 15.01.2016. URL: http://economy.gov.ru/minec/activity/sections/strategterplanning/komplstplanning/ monitoring/20160115798 (дата обращения: 17.05.2017).
19. План мероприятий по реализации Концепции развития приграничных территорий субъектов Российской Федерации, входящих в состав Дальневосточного федерального округа, утвержденной распоряжением Правительства
Российской Федерации от 28 октября 2015 г. № 2193-р. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
20. Подведены итоги участия Министерства регионального развития Российской Федерации в Первом российско-китайском ЭКСПО // Россия и Китай. 14.07.2014. URL: http://ruchina.org/china-article/china/396.html (дата обращения:
14.07.2016).
21. Подписано соглашение о создании Центра привлечения и поддержки китайских инвесторов в ДФО / Министерство РФ по развитию Дальнего Востока. 06.07.2017. URL: https://minvr.ru/press-center/news/6245 (дата обращения:
07.11.2017).
22. Рабочая встреча с Министром по развитию Дальнего Востока Александром Галушкой / Администрация Президента РФ. 07.08.2014. URL: http:// kremlin.ru/events/president/news/46408 (дата обращения: 03.09.2017).
23. Реализация Программы сотрудничества между ЕАО и Северо-Востоком КНР / Органы государственной власти Еврейской автономной области. 14.07.2017. URL: http://www.eao.ru/isp-vlast/upravlenie-ekonomiki-pravitelstva/vneshneekonomi cheskaya-deyatelnost/realizatsiya-programmy-sotrudnichestva-mezhdu-eao-i-severo-vostokom-knr (дата обращения: 23.09.2017).
24. Савченко А. Е. Бег на месте // Свободная мысль. 2014. № 1. С. 95-108.
25. Совместное российско-китайское заявление об итогах встречи на высшем уровне в Москве / Администрация Президента России. 17.06.2009. URL: http://www.kremlin.ru/supplement/58 (дата обращения: 17.11.2017).
26. Ставров И. В. Основные результаты социально-экономического развития Северо-Восточного Китая в 2012 г. // Ойкумена. 2013. № 2. С. 137-148.
27. Стандарт деятельности органов исполнительной власти субъекта Российской Федерации по обеспечению благоприятного инвестиционного климата в регионе / Агентство стратегических инициатив. URL: https://asi.ru/upload_docs/ news/standart/Стандарт.pdf (дата обращения: 17.08.2017).
28. Тихоокеанская Россия в интеграционном пространстве Северной Паци-фики в начале XXI века: опыт и потенциал регионального и приграничного взаимодействия / под ред. В. Л. Ларина. Владивосток: ИИАЭ ДВО РАН, 2017. 386 с.
29. Deppisch S. Social Capital and Other Main Influences on Governance Processes in Cross-Border Micro-Regions // Cross-border Governance and Sustainable Spatial Development - Mind the Gaps! / ed. M. Leibenath, E. Korcelli-Olejniczak and R. Knippschild. Springer, 2008. P. 67-83.
30. Vision and Actions on Jointly Building Silk Road Economic Belt and 21st-Century Maritime Silk Road // National Development and Reform Commission, PRC. URL: http://www.ndrc.gov.cn/gzdt/201503/t20150330_669392.html (дата обращения: 10.09.2017).
31. Yang Cheng. Do national policies contribute to regional cross-border integration? The case of the Program of Cooperation between the Northeast of the People's Republic of China and the Far East and Eastern Siberia of the Russian Federation (2009 to 2018) // International Cooperation and Development of Russia's Siberia and Far East / edited by Jing Huang and Alexander Korolev. PalgraveMacmillan, 2015. P. 202-228.
© Иванов С. А., 2018 © Ivanov S. A. , 2018
Для цитирования:
Иванов С. А. Программа сотрудничества восточных регионов России и северо-восточных регионов Китая: политическая значимость и экономическая эффективность // Таможенная политика России на Дальнем Востоке. 2018. № 1(82). С. 54-65.
