CC BY
86
А. В. Дмитриев
ПРОБЛЕМЫ ВОДСКОЙ ТОПОНИМИИ В СВЕТЕ РУССКИХ И ЗАРУБЕЖНЫХ ИСТОЧНИКОВ Х1-ХХ вв.
Водь (самоназвание — уа$$а1тхо^ — прибалтийско-финская народность, проживающая в юго-западной части Ленинградской области между низовьем р. Луги и пос. Копорье. Всего деревень с водским населением насчитывается 32. По последней переписи 2002 года численность води не превышает 80 человек.
Ареал и исторические границы развития водской топонимии до сих пор не установлены. Поэтому под водской топонимией подразумевается, прежде всего, топонимия в пределах современного ареала проживания води — Водской земли (территория между р. Лугой и Копорьем). Эта топонимия имеет ижорские, финские и русские варианты, однако ее основу составляют водские названия.
Настоящая статья имеет две цели: 1) проанализировать некоторые русские и зарубежные исторические источники, в которых приводятся различные факты о води, водской топонимии и Водской земле; 2) обозначить круг проблем, возникающих в связи с настоящим анализом.
В статье рассматриваются четыре типа источников: документы (летописи, писцовые книги, грамоты), труды историков, работы этнографов и записки путешественников.
До XV в. летописи и другие документы практически не говорят о водской топонимии. В них можно встретить только этнонимику и ареальную характеристику водского народа. В этих источниках водь фигурирует как периферийное прибалтийско-финское этническое образование, участвовавшее в политической жизни Новгородской земли с XI в.
Этноним «водь» встречается в документах Х1-Х^ вв. в разных языковых вариациях: вожяне, вожане, водь1, вотский2. В зарубежных документах этот этноним впервые употребляется в форме №гайап&авъ и в переводной форме ватландский4.
Ареал проживания води в русских документах до XV в. упоминается редко. В русских источниках о нем говорится смутно — в форме Клин5. В современном водском языке первый компонент самоназвания води и Водской земли vad’d’a (vad’d’alaizod, Vad’d’аmaa) означает «кол», «клин». Это русское название Клин, употребленное летописцем, свидетельствует об интересном изоморфизме в самосознании водского народа: водь себя и по сей день отождествляет с постоянными и коренными жителями этой земли.
Упоминание об ареале води приводится и в такой форме: в 6750 (1242) г. «Немци прислаша с поклоном, без князя: что есмы зашли Водь, Лугу, Пльсков, Лотыголу мечем, то ся всего отступаем»6. Здесь под названием Водь следует понимать Водскую землю.
В зарубежных (в основном, немецких) источниках территория проживания води указывается достаточно понятно в форме Watland, то есть Водская земля1.
В «Хронике Ливонии» Генриха Латвийского (XIII в.) встречаются названия Ингария и ингары в связи с походом унгавнийцев в соседние с Виронией (Эстонией) земли, в ходе которого они перешли р. Нарову и «разграбили соседнюю область». Предположительно,
© А. В. Дмитриев, 2008
здесь под «соседней областью» подразумевается Водская земля, «область вотов (финнов), которых Генрих нигде не называет»8.
Если по документам XI-XIV вв. можно проследить историю води от начала ее участия в новгородских политических делах и до окончательного вхождения Водской земли в состав Новгородской республики, то проанализировать водскую топонимию, опираясь на эти документы, практически невозможно. Из известных нам источников до XV в. мы не знаем о води практически ничего, кроме упоминания ее этнонима и частично топонимов, называющих ареал проживания.
В XV-XVI вв. в русских документах начинают фигурировать два новых топонима — Водская пятина — в писцовых книгах и Водская земля — в грамотах9. Иногда можно встретить названия северо-западных погостов и уездов Московского государства.
Водская пятина как новая административная единица объединила Водскую, Ижор-скую, Вепсскую земли и часть Лопской земли10, на территории которых к этому моменту проживало уже много русских. Другими словами, до появления пятинного деления существовали как бы отдельные, друг от друга не зависимые ареалы прибалтийских финнов, а после учреждения нового административно-территориального деления образовался как бы централизованный, смешанный ареал проживания води, ижоры, вепсов, лопарей с большой долей русских жителей.
В начале XVI в. появляются Новгородские писцовые книги, которые для топони-мистов имеют важную лингвистическую ценность, так как представляют собой, помимо всего прочего, подробные описания городов, сел и других населенных пунктов. Русские писцовые книги — это один самых ранних источников, фиксирующих топонимию северозападных земель Московского государства.
Водская топонимия, сформировавшаяся задолго до прихода славян на эти земли, к XV в. сильно трансформировалась под влиянием русского и других прибалтийско-финских языков; это привело к возникновению на территории Водской пятины (и, соответственно, Водской земли) смешения русских и финских топонимов, что и отражено в писцовых книгах Водской пятины11.
В русских писцовых книгах XVI в. также подробно описывается административное устройство Московской земли со структурой <пятина — половина — уезд — стан — погост — волость — волостка>. Для топонимистов аспект административно-территориального деления (АТД) очень важен, потому что любые изменения в сетке АТД влекут к изменениям внутри самой топонимической структуры.
Русские грамоты целесообразно сравнить со шведскими того же времени. Здесь нужно отметить три момента. Во-первых, Водскую пятину в этих грамотах шведы называют одним словом Petijn (пятина). Во-вторых, в грамотах вообще не упоминается Водская земля. В-третьих, именно в шведских грамотах впервые появляется топоним Ingermanland (Ингерманландия), и проводится существенное географическое различие между Водской пятиной и Ингерманландией12. Из записок путешественников также видно, что в XVI в. под топонимом Водская пятина понимались западные земли Московского государства, а под топонимом Ингерманландия — восточные: «Водская область (Vuotzka regio) лежит в 26 или, по самой большой мере, в 30 милях на северо-запад (курсив наш. — А. Д.) от Новгорода, и крепость Иваньгород остается от нее влеве»13. Или: «Водская область находится в тридцати милях к северо-западу (курсив наш. — А. Д.) от Новгорода Великого»14. Однако так ли это было на самом деле, мы не знаем. Возможным объяснением этому может являться тот факт, что, в силу переселения на эти земли в XV-XVI вв. переведенцев
из внутренней России и продвижения ижор в западные погосты Водской пятины, водь к XVI в. могла быть сильно вытеснена к Прилужью со своих восточных земель15.
В начале XVII в. появляются шведские писцовые книги (1оМеЬоскег). Они писались преимущественно с опорой на собственно шведские исследования местности, но также и с привлечением русских писцовых книг.
Существенным недостатком 1оМеЬоскег для нашего исследования является шведский язык представления топонимов. Достоинством является табличная форма организации материала — в отличие от русской (сплошной текст). Анализируя 1оМеЬоскег, можно сделать следующие выводы.
Во-первых, появление в составе шведского королевства новой провинции Ингер-манландии означало смену русского АТД на шведское: вместо прежнего уезда появился лен, вместо погоста — лютеранский приход. Изменения границ этих единиц повлекли и к изменениям внутри самой топонимической структуры.
Во-вторых, появление новой провинции привело к постепенному отказу от русских топонимов Водская земля и Водская пятина для этой территории, которых мы уже и не видим в 1оМеЬоскег.
В-третьих, в русско-финской смешанной топонимии в XVII в. добавляется еще два новых следа — шведский и чисто финский. Шведский след проявился в том, что возникли новые названия административно-территориальных и церковно-приходских единиц и новые типы топонимов (мызы, пустоши, урочища). Кроме того, существенным образом изменилась фонетическая оболочка топонимов. Финский след проявился, прежде всего, в возникновении финских деревень в связи с переселением в Ингерманалндию шведами финского населения из протестантских приходов Финляндии.
Итак, если в русских писцовых книгах отражена более-менее естественная топонимическая структура, которая веками складывалась в «соавторстве» русского и прибалтийско-финских языков, то в 1оМеЬоскег представлена искусственная модель топонимии Ингерманландии — русско-финско-шведская топонимическая система: новые топонимы-названия административных единиц, новая типология топонимов и новая чисто финская топонимическая структура.
Параллельно с ведением писцовых книг возникают шведские карты Ингерманлан-дии — так называемые landkarten (ланткарты). На ланткартах появляется много топонимов, которых нет в 1оМеЬоскег, и отсутствуют топонимы, которые в них представлены. Кроме того, на ланткартах наглядно показано шведское АТД, которое только описано в 1оМе-Ьоскег. Ланткарты представляют ценный источник для изучения сельскохозяйственного, природно-экологического и социально-экономического положения края в XVII в.16 Однако по ним нельзя изучать топонимию изолированно, то есть без привлечения серьезных лингвистических источников.
Ланткарты становятся основным источником для составления русских карт XVIII в. Создаваемые карты Ингерманландии, а потом Санкт-Петербургской губернии сильно искажали прибалтийско-финскую топонимику17, что являлось следствием незнания местности русскими картографами и ориентации на шведские картографические материалы. Поэтому говорить о каком-либо независимом существовании топонимической структуры на русских картах не приходится, поскольку на них мы имеем преимущественно заимствованную с шведских ланткарт топонимику.
В начале XVIII в. топоним Ингерманландия вытесняет топоним Водская пятина (пятинная система исчезнет в 1773 г.) и означает уже территориальное образование вообще
всех народностей (русских, финнов, шведов, немцев, эстонцев), проживающих между р. Лугой и Ладожским озером. Из русских документов исчезает водь: ревизии, которые приходят на смену писцовым книгам, вообще не упоминают прибалтийско-финские народы. До конца XVIII в. водь не упоминается ни в одном источнике.
Исследования води в конце XVIII — первой половине XIX вв. — это изучение преимущественно водской этнографии и частично языка (И. Г. Георги, Ф. Л. Трефурт, Л. А. Цетреус, А. М. Шегрен, Д. И. Успенский), получение статистических данных по води и создание этнографической карты Санкт-Петербургской губернии (П. И. Кеппен).
К первым попыткам описания прибалтийско-финских народов можно отнести исследования И. Г. Георги второй половины XVIII в. В его работе есть отдельные главы, посвященные финнам и ижорцам, однако, среди перечисляемых «народов финского племени» водь не встречается18.
Затем к этой проблеме обратился лютеранский пастор Ф. Л. Трефурт19. Вслед за ним водь описал другой лютеранский пастор Л. А. Цетреус20. Однако, если Ф. Л. Трефурт не знал финского языка и в описываемом им водском народе видел только чухонцев, то Л. А. Цетреус знал финский язык и впервые за почти 250 лет назвал водь «вотланд-цами», — но и он сделал акцент на нравах и обычаях води, не коснувшись ее языка и топонимии.
Вопрос о водском языке был впервые освещен А. М. Шегреном21, а затем Д. И. Успен-ским22. В их работах приводятся некоторые примеры из водской лексики, затрагивается фонетика водского языка в сравнении с фонетикой других прибалтийско-финских языков (ижорского языка, финского языка савакот и эвримейсет). Оба исследователя дают сведения о расселении води в первой половине XIX в., анализируют этноним «водь», описывают водские нравы и обычаи. Однако в этих работах, как и в работах Ф. Л. Трефурта и Л. А. Цетреуса, нет ни слова о водской топонимии.
В 40-ых гг. XIX в. П. И. Кеппен самостоятельно получает статистические сведения о води и других прибалтийско-финских народах и составляет первую подробную этнографическую карту Санкт-Петербургской губернии, на которой показаны все прибалтийско-финские народы по уездам губернии с указанием лютеранских приходов. На карте представлено много топонимов данной территории на немецком языке, однако они опять-таки остаются без внимания исследователей23.
В XX в. появляется много работ по водской археологии и этногенезу прибалтийско-финских народов. Первые исследования в области водской археологии были сделаны в XIX в. раскопками Л. К. Ивановского24, затем были продолжены в XX в. экспедициями В. В. Седова25 и Е. А. Рябинина26. Проблемами прибалтийско-финского этногенеза и формирования прибалтийско-финских языков занимались такие крупные ученые, как Д. В. Бубрих27, П. А. Аристэ, Л. Ю. Янитс, Э. Н. Сетяля, Ю. Х. Тойвонен, П. Алвре28, Х. А. Моора, А. Х. Моора29, П. Н. Третьяков30, И. Н. Шаскольский31. Однако из всех ученых, занимавшихся прибалтийскими финнами и, в частности, водью, только П. А. Аристэ обратился к проблеме водской топонимии. В одной из своих работ он писал, что из всей прибалтийско-финской топонимики водская является наименее изученной, так как не проводилось никаких специальных исследований по названиям мест, входящих в состав территории, на которой водский народ жил в течение последних ста лет32. В его работах можно найти переводы водских топонимов на русский язык, реконструкцию водских топонимов; анализируются также водские диалектные зоны.
Из всего этого можно заключить, что в XX в. не были проведены общие теоретические исследования в области водской топонимии, которая до сих пор остается белым пятном в финно-угорской ономастике.
Каковы на сегодняшний день основные проблемы водской топонимии?
Во-первых, на протяжении XIX-XX вв. водская топонимия не была целью исследования для ученых, так как внимание уделялось другим вопросам.
Во-вторых, отсутствие работ по водской топонимии обуславливает слабая разработанность общей теоретико-научной базы. В XIX-XX вв. мало внимания уделялось учеными проблемам водской этнографии и статистики. Вопросы этногенеза водского народа также недостаточно освещались в русской и зарубежной литературе. Водский регион более-менее изучен только в области археологии и языка, хотя за сто лет написана только одна грамматика Д. Цветкова, которая к тому же не опубликована. До сих пор не создано ни одной концепции генезиса водской топонимии в аспекте всего прибалтийско-финского языкознания и ономастики. Лингвистами и топонимистами не исследована проблема влияния русского, финского, ижорского, шведского языков на формирование водских топонимов.
В-третьих, большая часть исследований по водскому региону проводилась, в основном, в XIX в. учеными из Германии, в XX в. — из Финляндии и Эстонии. Российских исследований в области водской этнографии, языка и топонимии пока нет.
В-четвертых, остаются без внимания топонимистов такие важные документы, как русские и шведские писцовые книги и шведские карты Ингерманландии XVII в. 9Q % русских карт Ингерманландии — это переработки шведских карт и их модификации. А на основе русских писцовых книг Водской пятины пока не создано ни одной топографической карты, за исключением схем Архимандрита Сергия (Тихомирова), которые требуют серьезных доработок33, и карты К. А. Неволина, которая дает четкое представление о границах и административной структуре пятин XVI в., однако, не отражает топонимическую ситуацию того времени34.
В-пятых, без должного внимания остаются информанты, носители водского языка. Их используют как источник получения исторической и этнографической информации и очень редко — топонимической.
Наконец, стоит отметить, что проблема водской топонимии не является уникальной и изолированной. Она — часть проблемы всего финно-угроведения.
1 Новгородская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. III. СПб., 1B41. С. 2, 11,
33, 53, 54.
2Вестник Европы. М., 1B1B. № 15/16. С. 215.
3 Sjögren А. М. Ueber die Finnische Bevölkerung des St. Petersburgischen Gouverments und über die Ursprung des Namens Ingermanland // Mémoires de l’Académie Impériale des science de St-Pétersbourg. VI Série. Science Politique, Historie et Philologie. Т. II. 1B33. P. 123-241.
4Языков Д. И. Исследования, служащие к объяснению древней Русской Истории. СПб., 1B19. С. BB.
5 Новгородская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. III. СПб., 1B41. С. 6, 25.
6 Новгородская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. III. СПб., 1B41. С. 53-54.
I Языков Д. И. Исследования, служащие к объяснению древней Русской Истории. СПб., 1B19. С. BB-B9.
B Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. М., 193B. С. 221-222.
9 Акты Исторические. Т. I. СПб., 1B41. С. 349, 4Q2, 44B; Акты Юридические. СПб., 1B3B. С. B3, 11B, 19B, 199; Акты Археографической Экспедиции. Т. I. СПб., 1B36. С. 43, 62, 66, 32Q.
1QНеволин К. А. О пятинах и погостах новгородских в XVI веке. С приложением карты. СПб., 1B53.
II Новгородские писцовые книги. Переписная оброчная книга Вотской пятины 15QQ года (первая половина). Т. III. СПб., 1B6B.
12 См. по Кеппен П. И. Водь в Санкт-Петербургской губернии. СПб., 1851.
13 Герберштейн С. Записки о Московии. СПб., 1866. С. 116.
14 Гваньини А. Описание Московии. М., 1997.
15 Кеппен П. И. Водь в Санкт-Петербургской губернии. СПб., 1851.
16 Горбатенко С. Б. Карты Ингерманландии и Карелии XVII века в Швеции и России // Краеведческие записки. СПб., 1997. Вып. 5.
17 Шхонбек А. Географский чертеж над Ижорскою землею. М., 1703; Кирилов И. К. Карта Ингерманландии. СПб., 1727; Ingermanlandiae seu Ingriae novissima Tabula luci tradita per Homannianos heeredes. Nürnberg, 1734; Шмит Я. Ф. Карта Санкт-Петербургской губернии, содержащая Ингерманландскую, часть Новгородской и Выборгской губернии. СПб., 1770.
18 Георги И. Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб., 2005.
19 Trefurt F. L. Von den Tschuden // Gadebusch F. K. Versuche in der livländischen Geschichtskunde und Rechtsgelehrsamkeit. Riga, 1783. S. 1-28.
20Цеплин П. А. Нечто о Вотландцах // Северный архив. СПб., 1822. Т. I. С. 235-244.
21 Языков Д. И. О финских жителях Санкт-Петербургской губернии // Русский исторический сборник. Т. IV М., 1840.
22 Успенский Д. И. Ингры, ваты, ягрямя, саволаксы // Финский вестник. СПб., 1845. Т. II.
23 Кеппен П. И. Водь в Санкт-Петербургской губернии. СПб., 1851.
24 Седов В. В. Прибалтийские финны // Финны в Европе (VI-XV вв.). М., 1990. Ч. I.
25 Седов В. В. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987.
26Рябинин Е. А. К проблеме этногенеза води // Проблема этнической истории и межэтнических контактов прибалтийско-финских народов. СПб., 1994.
27Бубрих Д. В. Происхождение карельского народа. Петрозаводск, 1947.
28 Седов В. В. Прибалтийские финны // Финны в Европе (VI-XV вв.). М., 1990. Ч. I.
29 Моора Х. А., Моора А. Х. Из этнической истории води и ижоры // Из истории славяно-прибалтийских отношений. Таллин, 1965.
30 Третьяков П. Н. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.-Л., 1966.
31 Шаскольский И. П. Проблемы этногенеза прибалтийско-финских племен юго-восточной Прибалтики в свете данных современной науки // Финно-угры и славяне. Л., 1979.
32Аriste P. Über wotische Ortsnamen // Советское финно-угроведение. 1967. № 3. С. 77.
33Архимандрит Сергий. Карты Водской пятины и ея погостов в 1500 году. СПб., 1905.
34Неволин К. А. О пятинах и погостах новгородских в XVI веке. С приложением карты. СПб., 1853.
