CC BY
38
бальной террористической организации (типа «неуловимой» «Аль-Каиды»), разрушение основ образования, пропаганда гомосексуализма и т.п. «Комитет-300» еще 20 лет назад принял решение, чтобы к 2050 г. в США было 100 млн. населения вместо нынешних без малого 300 млн. Теперь вы, наверное, догадываетесь, откуда растут ноги у прогнозов, что к 2050 г. в России будет 50 млн. населения, хотя самые пессимистические демографические расчеты дают цифры от 130 до 100 млн. Скорее всего, читатель хочет услышать от меня некое заключение, и желательно - оптимистическое. Увы, проблема перенаселения планеты существует в реальности, и не нам, так нашим детям или внукам придется ее решать. Главное -чтобы это не было людоедским решением по прописям «Комитета-300». А метод борьбы с «Комитетом» простой и всем известный -неприятие глобализации во всех ее проявлениях, борьба за многополярный мир против концепции монополярности.
«Москва», М., № 3, с. 128-134.
Дюрре М.Э. Икбаль
(Турция)
ПРОБЛЕМЫ ТУРЕЦКО-РОССИИСКИХ ОТНОШЕНИЙ
На рубеже ХХ-ХХ1 вв. произошло кардинальное изменение системы международных отношений. Это связано с крахом биполярной конструкции взаимного сдерживания в результате распада СССР и советского блока (а также Югославии) и появлением на этом пространстве целого ряда независимых государств. В этих условиях начинали складываться новые структуры международных связей, в том числе между государствами, ранее входившими в конфликтующие военно-политические блоки (такими, например, как Турция и Россия). События последних лет: конфликт по поводу Косово (1999), террористические акты в Нью-Йорке и Вашингтоне (2001), начало военных действий в Афганистане (2001) и Ираке (2003), израильско-ливанский конфликт (2006), продолжающийся кризис вокруг иранской ядерной программы - откровенно продемонстрировали, что нынешняя структура международной безопасности нуждается в серьезном совершенствовании. Для России, борющейся с терроризмом, и для Турции, где также в последние годы активизировались террористы, проблемы безопасности приобрели
весьма важное значение. Однако речь в наших двусторонних отношениях может идти сегодня не только о совместной антитерро-ристической деятельности, но и шире - о взаимной заинтересованности в поддержании стабильности в целом ряде обширных регионов Евразии, где наши интересы соприкасаются.
Продолжается поиск новых принципов международной и региональной безопасности. Идет осмысление новой системы глобальной безопасности в противовес как существовавшей биполярной, называемой еще Ялтинско-Потсдамской, так и нынешней «однополярной». Это связано с тем, что США все более утрачивают свои, некогда мощные, экономические рычаги, а подчиненные Вашингтону «бреттон-вудские экономические инструменты» теряют прежнюю эффективность. На примере Афганистана и Ирака становится очевидным, что военная гегемония США не в силах справиться и с проблемой «международного терроризма». Наиболее четко противостояние прослеживается в области идеологии: речь идет о противостоянии концепций «золотого миллиарда» и «всемирного халифата». Сейчас, пока политики не определились с вектором дальнейшего развития концепции международной безопасности, все большую силу набирает «улица», т.е. политически активное население. При этом в странах Запада оно преимущественно пацифистское (можно напомнить о нынешней резкой критике президента Дж. Буша в США в связи с Ираком), а в странах мусульманского Востока по большей части религиозно-фундаменталистское. Возможно, С. Хантингтон был прав, заявляя, что серьезные международные конфликты будут, в первую очередь, разворачиваться на периферии центров силы, а также на границах глобальных систем, в так называемых странах-лимитрофах. В этих условиях, как нам кажется, возникает насущная потребность в создании эффективных систем региональной безопасности с участием, прежде всего, стран - региональных лидеров.
В этом смысле существенный теоретический и практический интерес представляют турецко-российские отношения в том их виде, в каком они сложились в конце XX - начале XXI в. Главное, что связывает наши страны - политическая активность в том поясе, который 3. Бжезинский назвал «дугой нестабильности», включающем в себя территории от Балкан до Центральной Азии. Сегодня интересы Турции и России сфокусированы на недавно образовавшихся независимых странах, территории которых в ходе долгой истории взаимного соперничества попеременно становились пери-
ферией то России, то Турции. Оба государства вынуждены брать на себя ответственность за стабильность и безопасность на территории собственной периферии, с которой они связаны исторически, и, конечно, сотрудничество, кооперация двух стран в этой сфере будут способствовать их обеспечению. Спорные проблемы, сохраняющиеся еще в наших отношениях, отодвигаются ныне на второй план перед лицом общих угроз. Эйфория 1990-х, преувеличение ожидания, что в рамках «однополярного мира» проблему собственной безопасности можно будет передоверить заокеанскому центру силы, сменились более взвешенным подходом. Стало ясно, что военное присутствие США в «дуге нестабильности» не является твердой гарантией региональной безопасности. А следовательно, необходимо выстраивать собственную систему евразийского партнерства, в котором наши страны заинтересованы.
На фоне ослабления, а затем и распада СССР и быстрого экономического развития Турции в 90-е годы прошлого века часть турецкого истеблишмента выступила за так называемый неоотто-манский путь развития страны, направленный на расширение сфер влияния в Центральной Азии (ЦА), Закавказье, на Балканах, на Черном море и на Ближнем Востоке. Однако подавляющее большинство политических сил Турции отвергло этот план, видя в нем угрозу имперской реставрации с негативными последствиями как для самой страны, так и для судеб турецкой демократии. В случае реализации этого плана интересы Турции во всех упомянутых выше регионах должны были столкнуться с интересами России, которая уже с 1993 г. начала проводить политику, направленную на интеграцию постсоветского пространства в рамках СНГ.
В то же время оказавшаяся тогда в глубоком кризисе экономика России проигрывала в соперничестве за влияние на Балканах Турции, чей ежегодный прирост ВНП составлял более 5%. В течение всех 1990-х годов экономическое проникновение Турции на Балканы шло весьма успешно, а российское экономическое влияние, напротив, заметно ослабло, чем во многом и объясняется активность Турции на балканском направлении. Перераспределение влияния в Закавказье началось в 80-х годах прошлого века, когда вспыхнул конфликт в Нагорном Карабахе, а попытки Москвы урегулировать его к удовлетворению обеих конфликтующих сторон потерпели провал. Уже с конца 1988 г. Турция, стремясь не допускать разрастания конфликта, искала пути установления прямых контактов с Ереваном. В то же время она выступала против попы-
ток придать карабахскому противостоянию религиозный характер. Однако по-настоящему о перераспределении влияния в Закавказье между Москвой и Анкарой можно говорить лишь с момента распада СССР, который дал Турции возможность проводить активную политику в регионе. Одновременно быстрыми темпами налаживались экономические, культурные и военные связи между Турцией и Азербайджаном. Т. Озал, посетивший Баку во время визита в СССР в марте 1991 г., говорил об общности традиций и культуры Азербайджана и Турции. О событиях в Карабахе и о вводе Москвой войск в Баку в январе 1990 г. он тогда отозвался очень осторожно как о внутреннем деле СССР. Однако после распада СССР Турция заметно активизировала свою политику в отношении карабахского конфликта. Естественно, это не могло не затронуть и турецкороссийские отношения.
Усиление культурного влияния Турции в Закавказье проявилось в том, что уже с 1992 г. она заявила о готовности принимать до 1000 азербайджанских юношей в год для обучения в качестве специалистов-тюркологов и служителей культа. В последующие годы в Баку были построены пять школ для подготовки настоятелей мечетей, Анатолийский лицей, а в 1995 г. - Кавказский университет. В начале 1992 г. Азербайджан первым из тюркских государств бывшего СССР, следуя турецкому опыту, перешел с кириллицы на латиницу. Однако постепенно эйфория от свободного общения Турции с тюркскими государствами СНГ проходила, и сама Турция начала отказываться от односторонней проазербайджан-ской позиции, устанавливая контакты также и с Грузией, и с Арменией. В значительной мере Турция вынуждена была отказаться от активного вмешательства в карабахский конфликт еще и под давлением Запада.
Хотя Россия все эти годы оставалась влиятельной политической силой в Закавказье, ее экономическая роль существенно понизилась. Наиболее полно экономические связи сохранялись между Россией и Арменией. Россия упорно стремится занять лидирующие позиции в энергетике региона. Следует добавить, что значительная часть населения всех трех закавказских республик работает гастарбайтерами в Российской Федерации. Интересы Москвы в регионе в большей мере определяются политическими (или геополитическими) соображениями. В начале 2000-х годов наиболее благоприятная экономическая ситуация сложилась в Азербайджане, тогда как Армения и Грузия превратились в получателей зарубежной помо-
щи. Среди этих трех стран лишь для Армении Россия является безусловно первостепенным экономическим партнером. Грузия же и Азербайджан стремятся переориентировать свои внешнеэкономические связи на другие страны, включая Турцию. Повышенная активность Турции в Закавказье вызвала раздражение России. В мае 1992 г. маршал Е. Шапошников, в то время главнокомандующий объединенными вооруженными силами СНГ, даже пригрозил Турции войной в случае ее прямого вмешательства в армяноазербайджанский конфликт в Карабахе. В марте 1993 г. министр обороны России П. Грачев посоветовал Турции не помогать Баку, если она хочет сотрудничать с Россией. Так, в апреле 1993 г. турецкая сторона предала гласности перехваты радиопереговоров российских военных, согласно которым оказывалось, что Россия не только непосредственно вовлечена в армяно-азербайджанский конфликт, но и оказывала содействие свержению в Азербайджане правительства А. Эльчибея. Как бы то ни было, Турция воздержалась от активного вмешательства, и конфликт не разросся и не вышел за пределы Армении и Азербайджана. И все же в первой половине 1990-х годов Турция делала ставку в Закавказье преимущественно на Азербайджан, Россия же - главным образом на Армению.
Во второй половине 1990-х годов российско-турецкие отношения в Закавказье были осложнены появлением конкурирующих проектов добычи и транспортировки энергоносителей из района Каспия. В марте 1993 г. Азербайджан и Турция договорились о строительстве нефтепровода Баку-Джейхан для прокачки через Турцию нефти из Азербайджана, а в перспективе - и из Казахстана. Пока казахстанская нефть поступает в Европу по российским нефтепроводам. Несомненно, Турция и Россия имеют в Закавказье много спорных проблем. Вместе с тем подход к их решению в духе «холодной войны» привел бы в Закавказье к серьезной конфронтации. Для предотвращения этого необходим широкий турецкороссийский диалог с целью помешать игре на противоречиях между двумя странами со стороны третьих сил. Речь идет в первую очередь о чрезвычайно болезненном для России американском присутствии в Закавказье. И Турция, и Россия стремятся к стабильности в Закавказье. Анкара и Москва сумели избежать здесь конфронтации. Этот факт свидетельствует о значительном конструктивном потенциале и возможности проведения двумя региональными лидерами скоординированной политики. Следует особо подчеркнуть, что именно в контексте нормализации ситуации в Закав-
казье турецко-российские отношения могут выйти на тот конструктивный уровень, который позволит говорить о плодотворности идеи поддержания двумя странами безопасности в зоне обоюдной периферии. Несомненно, очень важным, но пока преимущественно потенциальным, «суперигроком» является в этом регионе также Исламская Республика Иран.
Центральная Азия. Еще до распада СССР, в июне 1989 г. в Ферганской долине произошел межэтнический конфликт, жертвами которого стали турки-месхетинцы, депортированные в Среднюю Азию еще в 1944 г. В 1956 г. им было отказано в возвращении в родные места на том основании, что Месхетия стала пограничной зоной с враждебным государством - членом НАТО Турцией. Пожалуй, это можно считать исходной точкой, с которой проблемы в отношениях двух стран были перенесены и на среднеазиатскую почву. Распад СССР повлек возникновение политического вакуума в ЦА, что подтолкнуло Турцию к активизации своей политики в этом регионе. В марте 1991 г. президент Турции Т. Озал во время своего визита в СССР посетил и Алма-Ату. В апреле 1991 г. были подписаны турецко-казахстанские соглашения о сотрудничестве в области культуры, здравоохранения, а также соглашение о торговоэкономическом сотрудничестве и протокол о регулярных консультациях между министрами иностранных дел по внешнеполитическим вопросам. Тогда же в Анкаре и Стамбуле прошли дни культуры и искусства Казахстана. В том же 1991 г. Турция подписала протокол об экономическом, научно-техническом и культурном сотрудничестве с Туркменией. В мае 1991 г. Турцию посетила делегация Киргизии во главе с тогдашним премьером страны Н. Исановым, а в июне в работе Всемирного экономического форума в Стамбуле принял участие, по приглашению турецкой стороны, президент Таджикистана К. Махкамов. Весной 1992 г. в регионе побывали с ответными визитами премьер-министр Турции С. Демирель, а весной 1993 г. - президент Т. Озал. Не в последнюю очередь активность Турции в ЦА была вызвана желанием обеспечить себя энергоресурсами, а также взять на себя роль своего рода посредника между новыми тюркскими государствами на пространстве СНГ и Западом. В первую очередь это выразилось в стремлении обеспечить транзит через свою территорию среднеазиатских углеводородов.
В 1992 г. в Тегеране прошла встреча стран Организации экономического сотрудничества (ОЭС), в которую, помимо Турции,
Ирана, Афганистана и Пакистана, вошли также Азербайджан и все пять государств постсоветской Средней Азии. В 1993 г. аналогичная встреча состоялась в Стамбуле, а в марте 1995 г. - в Исламабаде. В рамках ОЭС была составлена Программа регионального сотрудничества до 2000 г., подписан Протокол о введении льготных тарифов (согласно которому члены ОЭС должны были снизить таможенные тарифы друг для друга на 10%), обсужден вопрос о создании регионального банка торговли и развития, судоходной компании и т.д. Именно в отношениях с государствами ЦА Турция активно использовала идею языковой, этнической и этнотерритори-альной общности тюркских народов. Впрочем, уже весной 1992 г. С. Демирель отмежевался от идеи пантюркизма, который не соответствует заветам Ататюрка. И все же влияние Турции в ЦА, несмотря на установление более тесных экономических и культурных связей с отдельными странами (Туркмения, Узбекистан), до настоящего времени остается поверхностным. Полномасштабное турецкое присутствие в регионе не состоялось. Вместе с тем российское экономическое и политическое влияние здесь в начале XXI в. вновь заметно выросло.
Совершенно очевидно, что экономическое проникновение в ЦА как Турции, так и России обусловлено нынешним состоянием народно-хозяйственных комплексов обеих стран. Сегодня они не в состоянии полностью «замкнуть на себя» местные экономики, а следовательно, и местные политические элиты. А потому неверно было бы говорить о какой-то ярко выраженной турецко-российской экономической конкуренции в этом регионе. Скорее, надо говорить о том, что экономические, да и политические интересы обеих стран в Центрально-Азиатском регионе сталкиваются с растущей активностью здесь Запада и Китая.
Амбициозная, с дальним прицелом, политика Китая предполагает, что постепенно менее крупные (по численности населения и объему ВВП) конкуренты будут вытеснены из регионов стратегического интереса Пекина. Напору этого потенциального мирового лидера в регионе Центральной Азии можно противопоставить пока лишь скоординированную политику Турции и России, при которой одна из стран будет выполнять роль посредника между государствами Центральной Азии и Западом, включая помощь инвестициями и технологиями, а другая сможет восстановить прежние интеграционные связи и предложить помощь в технологической модернизации региона. В любом случае, внедрение идей евразийства может
привнести в ЦА конструктивное начало. Вместе с тем политика обоих государств в этом регионе сталкивается с новыми вызовами и угрозами, которые в гораздо меньшей степени характерны для других участков совместной турецко-российской периферии. Речь идет о распространении здесь экстремизма на религиозной почве, что в равной степени подрывает безопасность обеих стран, и формировании структур международного наркокриминала, который в большей степени опасен для России и стран Европы, чем для Турции.
Северный Кавказ. Распад СССР создал предпосылки для нестабильности и на Северном Кавказе. С началом (1994 г.) первой чеченской войны оппозиционные России силы резко активизировались. С зимы 1994-1995 гг. начали проводить акции солидарности с Чечней крымские татары, повторившие их затем и в начале 1996 г. В январе 1995 г. делегация крымскотатарского меджлиса посетила Турцию, где приняла участие в совместной с МИД самопровозглашенной «Чеченской Республики Ичкерия» пресс-конференции. В первой половине 1995 г. начала проявлять свою политическую активность и собственно чеченская диаспора в Стамбуле. Официальные же турецкие власти заявили, что война в Чечне - внутреннее дело России и ограничились пожеланиями о разрешении конфликта мирными дипломатическими средствами. Тем не менее контролируемая Турцией «Турецкая Республика Северного Кипра» признала «Ичкерию». В целом, однако, влияние турецких исламистов на радикальные исламистские силы на территории СНГ по сравнению с их «коллегами» из Афганистана, Пакистана, Ирана и некоторых арабских стран невелико, хотя российская политическая элита и сохраняет опасения в отношении Турции и попыток ее проникновения на Северный Кавказ. Раздражение Москвы вызывала и недопустимая, по ее мнению, снисходительность турецких властей к чеченским боевикам и свободная деятельность на территории Турции многочисленных организаций представителей северокавказской диаспоры, оказывающих прямую или косвенную помощь сепаратистам. Фактор нефтегазовых ресурсов бассейна Каспия, конечно же, играет немаловажную роль в турецко-российских отношениях. Вместе с тем, как пишет российский эксперт по этому региону М. Чумалов, «борьба держав за контроль над каспийской нефтью является лишь одним из факторов, обусловливающих особенную ожесточенность и непримиримость конфликтов в этом регионе... Значение Кавказа в современной ми-
ровой политике выходит за рамки нефтяной проблемы. Геополитическая ценность этого региона определяется целым рядом факторов, главным из которых является его географическое положение».
Татарстан и внутренние тюркские районы России. Уже с конца 1980-х годов отмечался рост турецкого влияния и в ряде тюркских регионов «внутренней» России. Так, была создана Ассамблея тюркских народов, а в ее рамках - Кавказско-Черноморское сообщество, выступившее с заявлением, что «самое важное право - право народов на самоопределение». Наиболее прочные связи сложились у Турции с Татарстаном, который было даже признал «Турецкую Республику Северного Кипра». Впрочем, на территории Российской Федерации идеи общетюркской интеграции под эгидой Анкары большого развития не получили. Возможно, потому, что на роль лидеров тюркоязычных народов России претендуют казанские татары - второй по численности коренной народ Российской Федерации.
В первые годы XXI в. в зоне российско-турецкого взаимодействия начала складываться новая геостратегическая ситуация. В целом, если до 2000 г. США придерживались стратегии косвенного контроля в зоне своих геополитических интересов, доверяя поддержание стабильности региональным лидерам из числа своих традиционных союзников, то теперь они переходят, в том числе и в Черноморско-Каспийском регионе, к стратегии непосредственного контроля с опорой на местные элиты. Об этом свидетельствуют «цветные революции», произошедшие в 2003-2005 гг. в Грузии, Украине, Молдавии (в последнем случае можно говорить о своеобразной «верхушечной революции»), и, в какой-то мере, в Киргизии. В пользу этого вывода говорит и прозападная ориентация такой региональной организации, как ГУАМ. Однако Запад не смог предложить реальной альтернативы исторически сложившемуся региональному политическому и экономическому сотрудничеству. Более того, круг потенциальных участников системы региональной безопасности и экономического сотрудничества расширился в связи с образованием Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).
В то же время у турецко-российского регионального сотрудничества по-прежнему остается высокий потенциал. Визит президента В. Путина в Турцию в декабре 2004 г. дает основания полагать, что обе наши страны готовы сегодня к более действенному и скоординированному участию в делах Черноморско-Каспийского
региона. Предпосылками этого можно считать расширение и укрепление региональных структур: СНГ, ЕврАзЭс, ОДКБ, ШОС, в которых Россия играет лидирующую роль. Повышается заинтересованность в региональном сотрудничестве других стран (Китай, Индия, Иран). В свою очередь, Турция стоит на пороге вступления в ЕС, и в этой связи стремится увеличить свое традиционное влияние на Балканах. В последние годы растет также (отчасти противопоставляя себя американскому) интерес к «постсоветскому пространству» стран Евросоюза. Естественными посредниками здесь могли бы стать Россия и Турция. Позиции Турции в Центральной' Азии усиливаются также и по линии НАТО.
Разумеется, сотрудничество между Турцией и Россией в сфере региональной безопасности не должно быть направлено против суверенитета третьих стран. В рамках двустороннего партнерства целесообразно начать с реализации конкретных программ в политической, экономической, энергетической, коммуникационной, экологической и иных областях с привлечением других заинтересованных сторон и международного капитала. В рамках специальных комиссий, созданных для реализации программ, будут вырабатываться компромиссные решения. Особые отношения между Анкарой и Москвой как крупнейших и наиболее влиятельных соседей по Причерноморско-Кавказскому региону предполагают учет взаимных интересов, регулярные консультации по вопросам, интересующим обе страны, обмен информацией, в том числе и разведывательного характера, например, в сфере борьбы с международным терроризмом и другими угрозами и вызовами в странах региона.
Последние годы свидетельствуют, что у наших стран имеется реальная возможность перейти от конкуренции в инвестиционных проектах, связанных с транспортировкой энергоносителей в регионе, к экономическому партнерству, основанному на взаимной выгоде. Следует также стремиться к большей координации усилий в сфере политического сотрудничества, в частности, при урегулировании региональных конфликтов. В широком смысле речь может идти о формировании новой конфигурации региональных связей, новой системы безопасности, элементы которой уже с 1990-х годов начали стихийно складываться в Центральной Евразии. Турецкороссийское сближение могло бы стать важным краеугольным камнем в системе уже существующих и взаимно накладывающихся друг на друга, как по целям, так и по составу участников, региональных организаций различного характера, таких как СНГ, ШОС,
ГУАМ, ОДКБ, ЗЧЭС, а теперь еще и ЕС, который с начала 2007 г. также включил в свой состав две причерноморские страны - Румынию и Болгарию. Зона влияния и ответственности этих организаций охватывает обширную территорию от Западного Причерноморья до западных границ Китая, однако взаимоотношения между этими организациями не позволяют говорить пока о сложившейся системе региональной безопасности в этом обширном регионе. Стратегическое партнерство между Турцией и Россией придало бы этой структуре ту целостность, которая позволяла бы ей выйти на более высокий уровень.
«Азия и Африка сегодня», М., 2007 г., № 4, с. 50-54.
М. Гусев, кандидат экономических наук ИСЛАМСКИЙ ФАКТОР ВО ВНУТРЕННЕЙ СИТУАЦИИ В МАЛАЙЗИИ
Несмотря на то, что в Федерации Малайзия (ФМ) ислам исповедует лишь немногим более половины населения, не будет преувеличением сказать, что эта религия и религиозный фактор целиком и полностью определяют внутреннюю и внешнюю политику страны. Программные установки политических партий и идеи ислама в Малайзии тесно переплелись. Что интересно, и те, и другие претерпевают изменения в соответствии с изменениями в международной обстановке и в мировой мусульманской умме. На политическом небосклоне Малайзии заметным явлением была и остается ведущая оппозиционная Всемалайзийская исламская партия (ВИП), более известная в своей английской аббревиатуре как ПАС. Она, равно как и основная партия правящей коалиции - Объединенная малайская национальная организация (ОМНО), - претендует на монополию правильного понимания ислама применительно к весьма непростым этноконфессиональным условиям страны. В отличие от ОМНО, ПАС на протяжении практически всей своей истории придерживалась радикальных исламистских взглядов, призывая к созданию в ФМ государства правового ислама. Основанная в 1951 г., эта партия первоначально фокусировала свою деятельность почти исключительно на национальном вопросе. Среди коренного населения Малайзии ислам являлся существенным компонентом идеологии национализма. Руководство партии еще в начале
