CC BY
104
Ирина ЦЫРЕМПИЛОВА
ПРОБЛЕМЫ СОХРАНЕНИЯ И ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ПРАВОСЛАВНОГО КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ В КОНТЕКСТЕ ГОСУДАРСТВЕННО-ЦЕРКОВНЫХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ В 1920-1930-х гг.
(на материалах Байкальского региона)
В статье анализируются проблемы сохранения и использования православного наследия в условиях трансформации государственно-церковных взаимоотношений в 1920-1930-х гг. на территории Байкальского региона. In the article problems of conservation and using of Orthodox heritage in conditions of transformation of state-church relationships in 1920-1930s on the territory of Baikal region are analyzed.
Ключевые слова:
православная церковь, культурное наследие, государственно-церковные взаимоотношения, Байкальский регион; Orthodox church, cultural heritage, state-church relationships, Baikal region.
ЦЫРЕМПИЛОВА Ирина Семеновна — д.и.н., доцент Восточно-Сибирской государственной академии культуры и искусств [email protected]
Кардинальные изменения культурной, политической и экономической ситуации в стране, трансформация общественных отношений и общественного сознания последних лет актуализировали проблему сохранения, использования и охраны объектов культурного наследия. Особое положение в этом вопросе занимают проблемы реституции церковного имущества. Активное обсуждение эта тема получила после опубликования в 2010 г. законопроекта «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в федеральной и муниципальной собственности». Сегодня представители органов власти, ученые, деятели культуры, священнослужители и общественность предлагают различные пути компромисса в решении этого достаточно сложного вопроса. Эти положения обосновывают необходимость изучения и анализа исторического опыта сохранения и использования культурного наследия в контексте государственно-церковных взаимоотношений в 1920-1930-хгг. Постановка данной проблемы обусловлена, с одной стороны, тем, что современные имущественные споры между РПЦ и учреждениями культуры (музеи, библиотеки и др.) были заложены в период национализации церковного имущества; с другой — что введение в научный оборот документальных свидетельств с учетом новых подходов позволит объективно рассмотреть вопросы сохранения религиозного культурного наследия в первые десятилетия советской власти.
История государственно-церковных взаимоотношений в советский период является одной из приоритетных тем современной отечественной историографии, что обусловлено не только интересом к ранее закрытой проблематике, но и поиском оптимальной модели современной государственно-конфессиональной политики. Причем, говоря о ретроспективе взаимоотношений религии и власти, в большинстве исследований делается упор на репрессивный характер этих отношений со стороны государства. Между тем, сегодня мы располагаем уникальным материалом о деятельности органов государственной власти по сохранению православного культурного наследия в 1920-1930-е гг.
В первые годы советской власти была создана законодательная база, направленная на ограничение прав церкви, где основополагающим стал декрет СНК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 23 января 1918 г. Этот декрет лежал в основе всего «религиозно-церковного законодательства» в стране. На нем базировались все указы, постановления, инструкции, определявшие жизнедеятельность религиозных организаций и верующих в советском государстве. Тем не менее, несмотря на наличие основополагающего документа, регламентировавшего церковно-государственные отношения, уже в 1918 г. были приняты декреты, регулировавшие вопросы сохранения культурных ценностей: «О запрещении вывоза и продажи за границу предметов особого художественного и исторического значения», «О регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений». Эти декреты стали основой для принятия в 1920 г. Народным комиссариатом просвещения специальной инструкции по учету, хранению и передаче религиозного имущества, имеющего историческое, художественное или археологическое значение. На следующий год был принят декрет «О ценностях, находящихся в церквях и монастырях», согласно которому церковное имущество распределялось на три категории: «имущество, имеющее ис-торико-художественное значение» (подлежало исключительному ведению отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины Наркомпроса), «имущество материальной ценности» (должно было выделяться в Государственное хранилище ценностей РСФСР) и «имущество обиходного характера»1. Тем самым, созданная нормативная база позволила осуществить на местах учет культурно-исторических ценностей, хранившихся в культовых зданиях.
В начале 1920-х гг. в стране была начата работа по созданию государственной системы охраны и использования историко-культурного наследия. Так, в 1921 г. было создано Главное управление научными, художественными и музейными учреждениями Наркомпроса — Главнаука, в ве-
1 Охрана памятников истории и культуры : сборник документов. — М.: Советская Россия, 1973, с. 33.
дении которого находились учреждения, занимавшиеся охраной историко-культурного наследия2.
На территории Байкальского региона местные власти приступили к решению религиозного вопроса с 1920 г., когда была окончательно установлена советская власть. При этом стоит отметить, что в период Гражданской войны у органов власти не хватало ни ресурсов, ни средств для полномасштабной реализации законодательных актов, направленных на ограничение деятельности религиозных институтов. В то же время в марте 1920 г. на базе музея Восточно-Сибирского отдела РГО начал действовать новый орган охраны памятников Иркутской губернии — подотдел охраны культурных ценностей. Сотрудники подотдела добились постановки на учет ряда ценных в историческом и художественном плане церквей Иркутской епархии.
В целом, в годы Гражданской войны Иркутская и Забайкальская епархии сохранили свои земли и недвижимое имущество, что естественным образом открывало для местных органов власти возможности для борьбы с ними. В 1920—1921 гг. на территории региона был проведен ряд кампаний, направленных против церкви.
В ходе национализации монастырского имущества при активном участии спецслужб были изъяты сооружения и имущество иркутского Вознесенского монастыря. Следующим шагом стала «мощей-ная кампания», в ходе которой состоялось вскрытие мощей святителя Иннокентия. Принимая решение о вскрытии, Иргубком преследовал двойную цель: убрать предмет паломничества из храма и реквизировать все богатейшие принадлежности. Так, «мощи святителя находились в гробнице (раке) из чистого серебра весом в пять пудов. С амвона возвышались восемь беломраморных колонн, поддерживающих арку, украшенную 72 херувимами, а на куполе ее сиял золотой резной ангел. Внутри балдахина была помещена картина московских художников «Тайная вечеря», на ее раме висела золотая чаша, изготовленная в натуральную величину. Небольшой иконостас был увешан дорогими лампадами, среди них была серебряная лампада, подаренная цесаревичем Николаем во
2 Кулемзин А.М. Охрана памятников в России как историко-культурное явление. — Кемерово : Изд-во облИУУ, 2001, с. 138.
время его посещения монастыря в 1891 г. Тут же перед мощами стоял громадный подсвечник из чистого серебра весом в 8 пудов»1.
Специально созданная комиссия, состоящая из медицинских работников, ученых и представителей духовенства, официально засвидетельствовала отсутствие следов тления тела святителя. В ответ на эти действия архиепископ Анатолий в письме председателю Иркутского губревкома Шнайдеру отметил незаконность «удаления раки Святителя с освященными останками из стен монастыря» и просил светские власти «не вторгаться в вероисповедную жизнь Церкви»2. Одновременно руководство Иркутской епархии обратилось к верующим с посланием: «...Мощи Иннокентия вскрыты: облачение и одежда сняты, нетленное тело обнажено и оставлено в храме открытым. Церковь закрыта. Богослужение прекращено. Монастырь и храм охраняются конным караулом с целью не допустить никого в храм.»3
На заседании 30 января 1921 г. Иркутский губревком под сильным давлением верующих принял решение положить останки святителя в гробницу и вернуть «попам». Такой исход дела не устраивал организаторов кампании по вскрытию мощей. В Омск срочно был направлен запрос о дальнейших инструкциях. Сибкрайком поручил вывезти «мумию» в Москву и передать на выставку по охране здоровья4. 1 марта отряд Иркутской губчека погрузил в вагон № 82033 поезда № 3 ящик с мощами святителя, на следующий день поезд отправился в Москву. Только в 1990 г. мощи святителя Иннокентия были обнаружены в Ярославском историко-краевед-ческом музее и возвращены в Иркутск.
Следующим этапом, характеризующим сложность и противоречивость государственно-церковных взаимоотношений, стала кампания по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих в 1921— 1922 гг.
На территории Байкальского региона данную кампанию следует рассматривать в контексте особенностей политической ситуации. Наиболее результативно эта
1 Сирин А.Д. Святотатцы // Исторические судьбы православия в Сибири. — Иркутск, 1997, с. 97.
2 Там же, с. 99.
3 Государственный архив Иркутской области (ГАИО), ф. 121, оп. 2, д. 43, л. 2.
4 ГАИО, ф. 485, оп .2, д. 24(2), л. 2.
кампания была проведена на территории Иркутской губернии, а в Забайкалье затянувшееся национально-государственное строительство отодвинуло ее проведение до 1923 г. Механизм кампании мало чем отличался от других регионов страны и включал создание специальных комиссий, контроль со стороны партийных и силовых структур, развертывание агитационных мероприятий, проведение показательных демонстраций, аресты священников и верующих и т.д. Сегодня установить точный объем изъятых церковных ценностей не представляется возможным, также невозможно установить, какая часть из ценностей реально пошла на помощь голодающим, а какая часть культового наследия была утилизирована, превратившись в груды драгоценного металла.
Но в ходе дальнейших мероприятий по отделению церкви от государства на местах стали создаваться специальные комиссии по приему и фактической проверке церковного имущества. Так, 18 апреля 1923 г. в г. Чите были созданы две комиссии по учету и оценке всех имеющихся в городе церквей и молитвенных домов. Интересны сведения, которые были собраны в ходе проверки имущества церквей. Комиссия под руководством Киргизова, проверив имущество пяти церквей и двух молитвенных домов (Троицкая, Кладбищенская, Михаило-Архангельская, Иоанно-Предтеченская церкви, женский монастырь и др.), выяснила, что в них находится ценностей на сумму 3 637 руб. 50 коп., которые можно изъять, «каких-либо драгоценных камней и ценного шитья на ризах нет. технически легко снять украшения с Евангелий. Снятие же украшений с икон является затруднено, так как целость икон будет нарушена», «есть чаши из польского серебра», «снять ризы с икон можно, но чтобы не оскорблять религиозного чувства верующих, надо ценные иконы взять совсем, так как они не на иконостасах, а стоят отдельными, и после снятия риз их не возвращать совсем»5.
Согласно нормативным актам, имущество культовых зданий должно было передаваться группам верующих. После троекратного публичного извещения групп верующих и в случае, если не оказывалось
5 Государственный архив Забайкальского края (ГАЗК), ф.п.-81, оп. 1, д. 697, л. 47(об).
желающих принять их в свое пользование и под свою ответственность, здание с имуществом подлежало закрытию и использованию в других целях. Практический опыт 1920-х гг. показывает, что деятельность местных органов власти в этом направлении была отмечена целым рядом замечаний и недостатков: например, описи церковного имущества не сличались с описями, составленными в дореволюционный период, при передаче имущества общинам верующих не всегда заключались договоры, не осуществлялась оценка стоимости имущества по современной стоимости, отсутствовали сведения об изъятом имуществе не богослужебного характера и денежных сумм и др.1
21 августа 1924 г. Народным комиссариатом финансов по линии секретной части общего управления был издан циркуляр № 19/ф, в котором определялся порядок ликвидации предметов религиозного культа. Согласно циркуляру определялось, что ликвидация молитвенных зданий должна производиться административным отделом НКВД в присутствии представителей финотделов, коммунотделов, губмузея и групп верующих. Все предметы из драгоценных металлов должны поступать в Гохран, все предметы исторической или художественной ценности — в Главмузей. Остальные предметы, если они освящены (иконы, ризы, хоругви, покровы и т.д.), передавались верующим «для переноса в другие молитвенные здания того же культа... Такие предметы ни уничтожению, ни продаже, ни хранению в советских складах не подлежат». Предметы неосвященные (мебель, ковры, колокола и пр.) подлежали зачислению в Госфонд и реализации через комиссию на общих основаниях2.
Деятельность Гохрана в 1920-1930-е гг. как государственного хранилища ценностей, созданного для их централизации и учета, была далека от идеала. Как свидетельствуют современные исследования, следы многих памятников искусства, попавших в Гохран, утеряны навсегда, значительная часть культурных ценностей, произведений искусства, в том числе церковного, была вывезена за границу или продана. Памятники церковного искусства, попавшие в музеи, также имели неодинаковую судьбу. Предметы пропадали
1 Там же, л. 40(об).
2 ГАЗК, ф.р.-110, оп. 1, д. 240, л. 16.
из-за неумелого и небрежного хранения, из-за непонимания истинной ценности каждого конкретного произведения, из-за общего низкого уровня теории и практики музейного дела3.
В 1920-1930-е гг., наряду с экономическим и налоговым прессингом, административными притеснениями, развернутой антирелигиозной агитацией и пропагандой, особым направлением в деятельности органов власти стало закрытие культовых зданий. Наряду с тем, что культовые памятники рассматривались как символы и пережитки прошлого, мощным стимулом к закрытию храмов было и то, что 40% вырученных от реализации сумм шло в местный бюджет.
Большая часть культовых зданий была передана различным учреждениям и ведомствам, причем в этом вопросе видное место занимал Наркомрос, который давал практические рекомендации по использованию зданий и церковного имущества. Немалое количество культовых зданий, не использовавшихся по прямому назначению, приходили в негодность и постепенно разрушились. И лишь небольшая часть православных храмов была включена в список памятников архитектуры, благодаря чему они сохранились до наших дней в наиболее достойном виде. Так, в 1925 г. Крестовоздвиженская, Троицкая, Владимирская церкви г. Иркутска постановлением Иркутского губисполкома были объявлены памятниками архитектуры, Богоявленский собор был включен в списки памятников искусства и старины, рекомендованных к сохранению, Спасская церковь состояла на учете сектора науки Наркомпроса4.
В рассматриваемый период одной из форм использования культового здания стал атеистический музей или отдел. Так, к 1929 г. по стране было открыто 30 антирелигиозных музеев, располагавшихся в бывших храмах5. В 1931 г. вышло постановление коллегии Наркомпроса «Об антирелигиозном музейном строительстве», в котором констатировалось «все
3 Воронцова Л. Разрушать ли музеи ради церковного возрождения? // Религия и демократия. — М., 1993, с. 69—82.
4 Смолина И.В. Иркутская епархия в системе государственно-церковных отношений в 1940— 1980-е гг. : дис. ... к.и.н. — Иркутск, 2010, с. 246.
5 Каулен М.Е. Музеи-храмы и музеи-монастыри России: каталог-справочник. — М. : РИПОЛ классик, 2005, с. 32.
еще неудовлетворительное состояние антирелигиозного музейного строительства». Предлагалась следующая схема развития сети антирелигиозных музеев: «а) Центральный антирелигиозный музей всесоюзного значения (ЦАМ) Центрального совета союзов воинствующих безбожников; б) антирелигиозный музей республиканского значения — Государственный антирелигиозный музей в Ленинграде (в б. Исаакиевском соборе); в) антирелигиозный музей или антирелигиозные отделения краеведческих музеев в краевых и областных центрах; г) антирелигиозные отделения или антирелигиозные экспозиции в районных и местных краеведческих музеях»1.
На территории Байкальского региона была также начата работа по «антирелигиозному музейному строительству». Так, в 1933 г. из Верхнеудинского краеведческого музея был выделен антирелигиозный отдел, который затем становится самостоятельным музеем (просуществовал до 1941 г.). Директором Антирелигиозного музея была назначена А.И. Герасимова. Антирелигиозному музею, согласно выписке из протокола № 125 заседания Президиума ЦИК БМАССР от 16 мая 1934 г., было передано здание Верхнеудинского Одигитриевского собора как памятника 1-й категории истори-ко-архитектурного значения2.
5 сентября 1933 г. было принято решение Иркутского горсовета о передаче здания Крестовоздвиженской церкви ВосточноСибирскому краевому музею для организации антирелигиозного музея3. До принятия этого решения было проведено обследование состояния церкви, инициированное музейными работниками. Акт от 28 октября 1932 г., подписанный от дирекции краевого музея А. Окладниковым, инспектором ОХРИС Ф. Карантонисом, представителем ОХРИС М. Одинцовой, инспектором по церковным делам при горсовете Сусловым, членом исполнительного органа Крестовоздвиженской церкви Дейниковским, свидетельствует,
1 Сборник постановлений по музейному строительству РСФСР. 1931—1934 г. Народный Комиссариат по Просвещению. Музейный отдел. - М. : Издание Музейного отдела НКП РСФСР, 1934, с. 18-19.
2 Национальный архив Республики Бурятия (НАРБ), ф.р.-475, оп. 9, д. 13, л. 30.
3 Колмаков Ю.П. Иркутская летопись. —
Иркутск, 2003, с. 580.
что церковь по архитектурному облику относится «к местным Сибирским, точнее Иркутским образцам стиля "позднего Барокко" (конец первой половины XVIII столетия). изумительное богатство скульптурных украшений, архитектурного узорочья, хранящих отзвуки более раннего времени из истории русской архитектуры и отражающих влияние Восточного искусства. выдвигают эту церковь на первое место в ряду древних каменных церквей Восточной Сибири, а также и ЗападноСибирского Края. Архитектурный комплекс. дополняется ценнейшими образцами резьбы по дереву (иконостас) и церковной живописи. Иконостас летней церкви 1758 года. его формы — сдержанные и строгие для пышного Елизаветинского Барокко, не находят себе точных аналогий и уникальны для СССР»4. В целях сохранения, восстановления и использования Крестовоздвиженской церкви как памятника высшей категории, имеющего всесоюзное историко-художественное значение, комиссия считала необходимым «передать здание в целом, со всем имуществом научно-музейного значения в современном его составе, в распоряжение ОХРИСа и органов народного образования для использования в культурно-просветительных и научных целях»5. Создание антирелигиозного музея спасло здание церкви от полного разрушения. В это время именно сюда свозились церковные реликвии, иконы, предметы культового обихода из закрываемых православных храмов. В 1943 г. здание было возвращено верующим, а с 1948 г. постановлением Совета Министров РСФСР оно находится под охраной государства.
Аналогичные шаги предпринимались музейными работниками г. Читы. Так, 2 февраля 1930 г. в Читинский городской Совет было подано ходатайство от совета Читинского музея им. А.К. Кузнецова, историко-революционной секции Забайкальского отделения Дальневосточного общества краеведения и совета Забайкальского отделения Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев «о передаче
4 ГАИО, ф.р. 504, оп. 5, д. 279, л. 31-35.
5 Акулич О.А. Иркутский областной краеведческий музей и власть: 1930-е годы (по материалам ГАИО) // Краеведческие записки. — Иркутск : Изд-во Института географии СО РАН, 2002, вып. 9, с. 34—49.
Читинскому музею церкви декабристов со всем находящимся в ней имуществом и усадьбой с изъятием из рук церковников». Согласно данному документу, основанием для этой передачи являлось то, что Михайло-Архангельская церковь «представляет собой старейшее сохранившееся здание, представляющее собой образец старинной архитектуры... содержащее в себе и старинную церковную живопись и старинный редкой работы иконостас». В связи с тем, что церковь «имеет тесную связь с памятью пребывания ссыльных декабристов, тюрьма которых и домики, построенные их женами, ютились вокруг этой церкви. имеются иконы, писанные декабристом Бестужевым и в ограде церкви две могилы, связанные с декабристами», предполагалось зарегистрировать ее как историко-революционный памятник1. В дальнейшем здание церкви, сторожки, ограды, предметы и вещи были переданы Читинскому музею революции. Однако здание церкви в советский период использовалось под склады, общежитие и только в 1985 г. в здании Михайло-Архангельской церкви был открыт музей «Церковь декабристов».
Тем самым, несмотря на весь комплекс антирелигиозных мероприятий, местными органами власти в середине 1930-х гг. предпринимались определенные меры по сохранению научных и музейных ценностей при ликвидации культовых зданий. В частности, это нашло выражение в принятии 16 мая 1934 г. постановления Президиума ЦИК БМАССР № 307 «Об охране предметов музейного значения». Особое внимание обращалось на «недопустимое отношение со стороны АИК-РИК, горсоветов и сомсельсоветов к охране имущества ликвидированных
1 ГАЗК, ф. 282, оп. 1, д. 3201, л. 292.
зданий. В результате существующей недооценки и безобразного отношения к охране имущества музейные ценности, имеющие нередко валютное значение, подвергаются порче, истреблению и рас-хищению»2. В качестве примеров приводились следующие факты расхищения, уничтожения культового имущества: «.Архив Посольского монастыря давно уничтожен бесследно», в Кяхтинском соборе «серебряные ризы, сделанные на средства местного кулачества итальянскими художниками, имеющие большую ценность как художественная редкость, реализованы как серебро на лом, а некоторые оказались похищенными»3.
Президиум ЦИК БМАССР предлагал председателям АИК-РИК и горсоветов под личную ответственность «обеспечить охрану вещей музейного значения. установить систематическую проверку всех инвентарных книг и описей имущества, в случае расхищения привлекая виновных к судебной ответственности. предложить Наркомфину усилить контроль по учету и использованию культового имущества, подлежащего зачислению в госфонд»4.
Таким образом, в 1920-30-е гг. основные направления государственной антирелигиозной политики определяли негативное отношение к историческому прошлому, что, в свою очередь, привело к уничтожению большей части уникальных памятников и церковных ценностей. Но при этом в деятельности органов местной власти, практиков и специалистов имели место попытки диалога, принятия конкретных мер, направленных на сохранение и использование религиозного культурного наследия.
2 НАРБ, ф.р.-475, оп. 9, д. 13, л. 39.
3 НАРБ, ф.р.-475, оп. 1, д. 1, л. 59.
4 НАРБ, ф.р.-475, оп. 9, д.13, л. 39(об).
