CC BY
223
Вестник ПСТГУ 2005/4 «История», с. 114—132
Музейная деятельность на территории Донского монастыря в 1920— 1930-е годы
Постернак О. П.
профессор ПСТГУ
Статья посвящена вопросу антирелигиозной деятельности в Советской России в 1920—1930-х гг. и созданию музеев в национализированных монастырях. На примере Донского монастыря в Москве рассмотрены этапы создания музея искусств XVIII в. и преобразования его в антирелигиозный музей.
История создания музея искусства XVIII в. в Донском монастыре относится к 1925 году. Находившийся в стенах монастыря под домашним арестом патриарх Тихон оставался главой Русской Церкви и своим авторитетом сдерживал антирелигиозную пропаганду. Она развернулась после его кончины в марте 1925 года. Именно в том году был создан Союз безбожников и начался массовый снос церковных зданий Москвы под предлогом реконструкции города.
Возможно, идея создания музея возникла в связи с необходимостью вытеснить церковную общину с территории монастыря. к
1926 г. Донской монастырь уже числился в списках Московского отдела народного образования (МОНО) как открытый для посещения историко- культурный и бытовой музей1. Но основным музейным объектом был сам комплекс монастыря, тогда как многие москвичи и приезжие стекались к месту упокоения патриарха Тихона, что вызывало недовольство властей. Такое положение сохранялось до 1929 г. В течение этих лет церковная община и музей поневоле сосуществовали на одной территории, чередуя богослужения и экскурсии. как писал один из активистов антирелигиозного движения, «...на территории советского музея находятся и должны «мирно уживаться» друг с другом две организации: с одной стороны, наркомпро-совская, с другой — поповская»2. В Малом Донском соборе ежеднев-
1 Центральный государственный архив московской области (ЦГАМО). Ф. 966. Оп. 4.Т. 1. Д. 1027. Л. 6.
2 Кандидов Б. Монастыри-музеи и антирелигиозная пропаганда. М. 1929. С. 133.
но совершались панихиды по патриарху Тихону, собиравшие толпы молящихся.
При входе в Малый Донской собор висело объявление:
«Панихиды совершаются по святейшем патриархе Тихоне в музейные дни:
Воскресенье после ранней обедни и в 6 часов вечера
Вторник — 6
Четверг — 7
Пятница — 6
Не в музейные дни:
Понедельник, среда и суббота после ранней обедни, после поздней обедни, в 2 часа дня, в 4 часа дня и в 6 часов вечера.
Церковный совет»3.
У погребения патриарха Тихона велись дежурства, его могила была украшена цветами, постоянно горели свечи4. В этой ситуации создание антирелигиозного музея было невозможно. Поэтому первоначально предполагалось сосредоточить в Донском монастыре памятники культуры и произведения искусства, относящиеся к XVIII в., и сам музей вынужден был сменить профиль: вместо историко-культурного и бытового стать музеем XVIII века. Тем самым привычная среда Донского монастыря должна была претерпеть значительные изменения, и акцент следовало сместить в сторону «старины», ослабив напряжение, царившее в его соборах в связи с паломничеством к месту погребения патриарха Тихона и ежедневными панихидами.
Трудно сказать, кем была выдвинута инициатива создания музея XVIII в. в Донском монастыре, но осенью 1926 г. состоялась передача Донского монастыря-музея в подчинение от Главнауки МОНО. 28 сентября 1926 г. Н. Н. Померанцев, представлявший Музейный отдел Главнауки, и Н. А. Пустаханов, представитель МОНО, составили соответствующий акт передачи. Этот документ интересен тем, что дает достаточно полное представление о строениях и имуществе Донского монастыря перед его реформированием.
Согласно акту передачи, осенью 1926 г. Донской монастырь занимал территорию в 15007 кв. сажен (3078 кв. м) с постройками, садами, кладбищем и дворами. Он передан в ведение отдела по делам музеев Наркомпроса «согласно постановлению междуведомственной комиссии от 10 ноября 1924 года и от 18 ноября 1924 года. Земельной записи Московского Губернского Землеуправления нет»5. Это заме-
3 Там же.
4 Контрреволюция у могилы Тихона // Труд. 1929. № 49 (2387).
5 Акт о передаче Донского монастыря от отдела по делам музеев Главнауки Московскому отделу народного образования (МОНО). ЦГАМО. Ф.966. Оп. 4. Д. 1027. Л.121.
чание стоит отметить, так как многие монастыри не хотели расставаться с важными документами на землевладение в надежде, что они еще понадобятся в будущем, когда, возможно, придется доказывать свое право на собственность. В целом, церковь воздерживалась от передачи новой власти любых документов юридического характера. В акте от 28 сентября, в п. № 8 представители Музотдела отмечали: «Юридические документы представлены и переданы не были»6. Еще ранее, постановлением Совета народных комиссаров (СНК) от 20 августа 1922 г. Донской был утвержден в сети учреждений Главнауки как музей-монастырь.
Из акта передачи следует, что монастырь обнесен оградой с четырьмя круглыми и восемью квадратными башнями. На его территории находились старый собор Донской Божией Матери, построенный в 1593 г. с трапезной, колокольней и приделом 1678-1679 гг., и собор Донской Божией Матери 1684—1698 гг. с нижней церковью Сретения, церкви Михаила Архангела (Голицынская) 1714 г. и Александра Свирского 1798 г., Первушинская (св. Иоанна Златоуста) 1888 г. и Иоанна Лествичника 1890-х годов. Всего в акте перечислено 17 зданий разного характера и назначения. Сам музей размещался в казначейском домике, построенном в 1718 году. Музейный инвентарь художественного значения состоял из 416 предметов по 1-й части инвентарной книги музея, на 92 листах. Еще 420 предметов находилось в ризнице и по церквам, что отражено в инвентарной книге музея Донского монастыря, часть 2-я, которая «так же прошнурована, пронумерована на 92 листах за той же печатью и подписью». Среди них были предметы декоративного искусства (металл, шитье, ткани, резьба по дереву), гравюры и книги. В монастыре хранилась скульптура и живопись, созданные до второй половины XVIII века, чертежи, планы, рисунки архитектурных памятников Донского монастыря. В музее монастыря имелся архив, но без описи. Предполагалась его инвентаризация и научная разработка. Монастырская библиотека состояла из книг «религиозно-нравственного и церковнослужебного содержания». На фонд монастырской библиотеки имелось три описи. Первая (основная) насчитывала 1700 номеров — на 95 листах. Вторая (периодическая) газет и журналов — 946 номеров, обрывается на 20-м листе. Третья (фондовая) — 1108 номеров на 62 листах. Первые две не прошнурованы и без печати, последняя за печатью и подписью 7.
Музей получал арендную плату с квартир — 300 р., от общины верующих 34 р. 50 к., от молочной фермы — 34 р. 50 к., всего 369 рублей.
6 Там же.
7 Там же. Л. 120-121 об.
Из приведенных сведений следует, что община верующих незначительна, но надо принять во внимание, что в качестве жильцов в квартирах проживали бывшие клирики и прихожане.
К 1927 г. относятся первые планы создания музея Донского монастыря. В его названии пока еще не отражен будущий профиль музея, хотя в частной и деловой переписке 1926—1927 гг. он именуется то как бывший Донской монастырь, то как музей искусства XVIII века.
В 1927 г. началась работа по организации музея Донского монастыря и формированию его экспозиции. Церковная утварь из серебра, отобранная Оружейной палатой Московского Кремля из числа предметов с аффинажного завода НКВД и спасенная от переплавки усилиями H.H. Померанцева, хранителя Государственного музея декоративного искусства (так именовалась Оружейная палата Московского Кремля в 1920-е гг.), была передана во вновь создававшийся музей8. Составленный Померанцевым список включал предметы богослужебного характера. В их числе кадила, тарели и звездицы, напрестольные кресты, оклады Евангелий, ризы икон9. Всего по списку числилось 14 номеров, но под некоторыми фактически было по два-три предмета XVIII века10.
Противодействие реставрационных организаций, органов культуры, музейного отдела не могло остановить разрушение и закрытие храмов, разорение некрополей, ликвидацию многочисленных домовых церквей при образовательных и лечебных учреждениях. В этих обстоятельствах усилия ценителей старины и музейных специалистов были направлены на сохранение возможного. Нередко сами прихожане обращались в Главмузей, чтобы предотвратить расхищение церковного имущества и сохранить его в совместном пользовании11. В таких обстоятельствах формировался музей XVIII в., куда стекались памятники из закрывавшихся усадеб и монастырей. Главным условием музеефи-кации предлагаемых предметов было время их создания и художественная, историческая или культурная ценность. По мере закрытия одних храмов, многие святыни и даже целые иконостасы перемещались в другие, где еще продолжались службы. Переходили из закрывавших-
8 Обращение H.H. Померанцева в Московский губ. музей. ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Д. 1027. Л. 19.
9 Перечень предметов, отобранных для музея б. Донского монастыря. Там же. Л. 20.
10 Разрешение на передачу предметов из Оружейной палаты в музейный подотдел МОНО с дальнейшей передачей музею Донского монастыря. Там же. Л. 25.
11 Так, музейный отдел Главнауки пытался добиться разрешения на создание музея древнерусского быта в Новоспасском монастыре по ходатайству прихожан и, вероятно, при участии архимандрита Евгения (Кобранова) для спасения монастырского имущества и архива // Жизнеописания настоятелей Новоспасского монастыря с 1906 по 1926 гг. М., 2002. С. 101 — 102.
ся храмов в еще действующие и целые хоры12. В одном храме собиралось несколько приходов. Так продолжалось до конца 1920-х годов13.
После передачи Донского монастыря в новое административное управление, одновременно с усилиями музейных сотрудников сохранить от распыления и утраты памятники искусства, выявляется и другая тенденция, направленная на перепрофилирование музея, вытеснение общины верующих с территории монастыря и закрытие действующих храмов. Спустя всего три месяца после акта передачи монастыря была проведена ревизия и обследование музея XVIII века. Формально ее целью явилась проверка хозяйственной деятельности музея, которая была найдена неудовлетворительной. «Что касается имущества не музейного значения и всякого инвентаря, то последнее совершенно не учтено, описи не имеется, а существует старая книга-инвентарь, где внесена часть инвентаря, из которой 3/4 выдано во временное пользование бывшему заведующему музеем Горелову (имеется акт), а в книге значится в примечании «передано Горелову». Мебель по описи значится карельской березы мягкая, обитая бархатом, имеет музейную ценность. Вся канцелярия музея находится в самом хаотическом состоянии. До сих пор еще не заведены необходимые описи, как по материальной, так и по финансовой отчетности, согласно данного указания и распоряжения МОНО в бюллетене МО-НО. Кассовая книга не ведется с мая месяца 1926 года. Спецсредст-ва музея используются нерационально»14.
Штат музея до октября 1926 г. составлял 6 человек, на момент ревизии на «спецсредствах» состояло 6 человек, на госбюджете 3 человека. Этот штат был найден обременительным: «В виду больших расходов по обслуживанию технического персонала владения всего Донского монастыря необходимо и возможно штат сократить за счет общины верующих монастыря, которые должны содержать 1 дворника за свой счет»15. Если принять во внимание обширное хозяйство как самого монастыря, так и музея, созданного на его территории, нужно признать, что содержать его в порядке с таким штатом было чрезвычайно трудно.
К началу 1927 г., вероятно, по требованию МОНО был составлен
12 Даниил (Сарычев), иеромонах. О церковном пении в Москве (20-30-е годы) // Московская регентско-певческая семинария: Сборник материалов. 1998—1999. М., 2000. С.275
13 Козлов В. Ф. Хроника разрушений: год 1928-й // Архитектура и строительство Москвы. 1990. №12. С. 26.
14 Доклад к отчету о ревизии и обследовании музея XVIII века (б[ывшего] Донского монастыря) ст. инспектора музейного подотдела Макеева. ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Т. 1. Д. 1027. Л. 89—91.
15 Там же. Л. 92.
«План построения музея Донского монастыря». Он содержал историческую справку с указанием приписанных к монастырю земельных владений и отмечал, что после Чудова и Симонова по количеству крестьянских и вотчинных дворов Донской занимал третье место. В 1683 г. монастырь возведен в степень архимандрии, с 1745 г. стал ста-вропигиальным. «Таким образом именно в XVIII в. на фоне общеэкономического подъема государства (расцвет торгового капитализма) расцветает и цветет ... монастырь-аристократ»16. План не датирован и не подписан, но по косвенным свидетельствам его можно отнести к февралю 1927 года. Составители плана хорошо владели историческим и искусствоведческим материалом, а церковная лексика, использованная в тексте, была достаточно знакома каждому, кто получал в России начальное церковно-приходское или гимназическое образование. Поэтому не было необходимости объяснять, что статус ставро-пигиального монастыря был очень высок.
Составителям плана приходилось использовать ту форму изложения, которой требовали обстоятельства, и цели музея они формулировали следующим образом: «Художественные памятники Донского монастыря убеждают в необходимости выявления еще мало изученного, религиозного искусства XVIII в., столь убедительного свидетеля подчинения церкви светской жизни. Последнее и должно послужить основной идеей музея»17.
Обоснование состояло из следующих разделов: скульптура, архитектура, внутреннее убранство храмов (икона, прикладное искусство, ткани). Скульптура — это, прежде всего, надгробия на кладбище Донского монастыря. «Характер скульптуры религиозный по назначению, но светский по форме и содержанию. Надгробные монументы в форме обелиска, колонны, урны старательно избегают формы креста. Скульптурные изображения избегают религиозных сцен»18. Авторы плана в угоду предлагаемой концепции сознательно проигнорировали общеизвестные факты, что с начала XIX в. погребальная символика изменилась, вернулось изображение креста, вытеснив античные символы — опрокинутые факелы, саркофаги, крылатых гениев и скорбящих дев. Появились часовни в виде малых храмов, распятия, надгробия в виде аналоя с раскрытым Евангелием. Возвращение традиционной христианской символики было связано, в частности, с событиями Отечественной войны 1812 г.: «Как тревога, так до Бога»19. Все это, бе-
16 План построения музея Донского монастыря. ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Д. 1027. Л. 73 об.
17 Там же. Л. 73.
18 Там же.
19 Аренкова Ю. И., Мехова Т. И. Донской монастырь. М., 1970. С. 56, 61.
зусловно, было известно составителям плана формирования музея, но формально и хронологически подобные экспонаты оставались за рамками будущей экспозиции. Наличие таких имен, как И.П. Мартос, Ф.Г. Гордеев, И.П. Витали, С.С. Пименов, В.И. Демут-Малиновский, обилие других скульптурных работ безымянных авторов «ставит Донской монастырь, как музей, совершенно в исключительное положение в ряду других музеев-монастырей и музеев Москвы вообще» 20.
Архитектурный комплекс монастыря являлся сложившимся ансамблем эпохи барокко. Особую ценность, по мнению авторов записки, представлял интерьер холодного (нового) собора 1684—1698 гг. с его пышным барочным иконостасом. Трудно сказать, была ли известна составителям плана инструкция от 1922 г., но в нем они постоянно подчеркивали не только художественную и историческую значимость ансамбля Донского монастыря, но и хронологическую границу — первую половину XVIII века. Это тем более важно, что мнения историков искусства на иерархию русских художественных ценностей в 1920-е гг. были далеко не единодушны. Хорошо известна негативная позиция имевшего в те годы авторитет и влияние И.Э. Грабаря на охрану и изучение памятников позднего периода, к которым был отнесен не только XVII, но и XVI век. Из-за нее были безвозвратно утрачены целые комплексы хорошо сохранившихся храмов Поволжья и средней России с уникальными стенными росписями, редкими иконографическими сюжетами, богатейшим историческим и художественным материалом.
Однако, благодаря усилиям первых музейных сотрудников Донского монастыря, отметивших в своем плане особую ценность икон XVI-XVII вв., они были переданы в Третьяковскую галерею, где и хранятся по настоящее время. Это особо чтимые святыни Донского монастыря, прежде всего, икона с изображением Богоматери Донской.
Поздние иконы не вызывали того исследовательского интереса, какой можно наблюдать в современном искусствознании. Может быть, поэтому до сих пор не создан каталог поздних икон, хранящихся в Государственной Третьяковской галерее. Собрание икон Государственного Русского музея также не каталогизировано. Государственный музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева имеет только каталоги выставок. Нет каталогов икон богатейшего собрания Государственного Исторического музея. Тем значительнее заслуга составителей плана, отметивших поздние иконы Донского монастыря еще в 1920-е годы.
20 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Т. 1. Д. 1027. Л. 73.
Одна из упомянутых в записке икон датирована 1668 г. и считалась работой Симона Ушакова. Авторы были увлечены изучением влияния западных мастеров на русскую живопись, и в связи с этим подчеркивали, что большое собрание великолепных, ценнейших икон Донского не изучено, не экспонировано, имеет «большую художественную и социологическую ценность». Оно проникнуто «светским духом», «святые трактуются полными, умными, изящно-пози-рующими, задрапированными в богатые одежды с развевающимися широкими складками. Ангелочки напоминают амуров. В собрании есть в нескольких вариантах Варвара Великомученица с портретным сходством Екатерины II. Переход от мягких яичных красок к маслу также сближает икону со светским портретом, придает ей материальный тон»21. Высказанное авторами справки суждение об использовании русскими художниками XVIII в. смешанной техники заслуживает особенного внимания в связи с развитием нового направления в искусствознании, обусловленного необходимостью экспертизы памятников искусства.
С 1927 г. некрополь Донского монастыря пополняется надгробиями, привозимыми с закрывавшихся и разоренных монастырских кладбищ. Из Андроньевского монастыря перевозится памятник П.А. Демидову22, из Новоспасского монастыря — памятники Н.А. Бекетову работы скульптора И.П. Витали, А.З. Дурасову, Е.Н. Муравьевой23. В 1929 г. на Даниловском кладбище из памятника Кологривову изымается мраморный барельеф работы И.П. Мартоса. Работы по извлечению барельефа, осуществленные кооперативной артелью «Гранит», предполагалось компенсировать «передачей ей самого гранитного памятника»24. Впоследствии на историческом кладбище самого Донского монастыря исчезнут многие надгробия, памятники и склепы «из числа не зарегистрированных и не представляющих историкохудожественного и бытового значения. В первую очередь предполагается ликвидировать памятники и решетки из черного и цветного металла, как наиболее расхищающиеся, охрана которых имеющимися у нас средствами в последнее время стала почти безуспешной»25.
В связи с государственной политикой изживания, вытеснения прежних религиозных обрядов, сопровождавших человека от рождения до смерти, и замещения их новыми, «красными обрядами», было решено осуществить строительство первого в России крематория и
21 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Т. 1. Д. 1027. Л. 73.
22 Там же. Л. 35.
23 Там же. Л.40.
24 Там же. Т. 2. Д. 2506. Л. 19—20.
25 Там же. Л. 29—30.
широко пропагандировать такое гигиенически чистое «огненное погребение». Эта идея возникла в умах пламенных революционеров за несколько лет до первых «комсомольских рождественских» и «комсомольских пасхальных» празднеств. Еще в феврале 1919 г. был объявлен конкурс на лучший проект здания крематория для Москвы и почти одновременно — для Петрограда. На конкурс было подано 57 проектов, решавших необычное для России сооружение как пантеон, мемориал жертвам революции и Гражданской войны. Одним из архитекторов, отмеченным на конкурсе сразу тремя премиями, был И.А. Голосов (1883—1945 гг.), сын священника, выпускник Училища живописи, ваяния и зодчества26. В 12 часов ночи 14 декабря 1920 г. в Петрограде состоялась первая кремация. Тогда же был объявлен и конкурс на создание проекта урны для хранения праха27.
Второй конкурс на проект крематория для Москвы был объявлен Москоммунхозом в 1926 году. Основным требованием конкурсного проекта было условие, чтобы здание ни с внутренней, ни с внешней стороны не напоминало церковь, «так как в задание составления проектов входило приспособление под крематорий старой недостроенной церкви»28. Этому условию отвечал проект архитектора Д.П. Осипова. Ему была присуждена первая премия, две другие получили К.С. Мельников и В. Дьяконов.
В создании московского крематория, кроме Д.П. Осипова, принял непосредственное участие и Н.Я. Тамонькин. Оба они, как и И.А. Голосов, до революции наряду с общественными зданиями проектировали церкви. Тем удивительнее кажется решение о перестройке под крематорий церкви прп. Серафима Саровского в Донском монастыре. «Донской монастырь теперь является пионером по части кремации в СССР. <...> Крематорий — кафедра безбо^^^ия. <...> "Усыпальница превращена в крематорий по проекту архитектора Осипова, поместившего в первом этаже вестибюль, два зала ожидания, зал для прощания, катафалк, возвышение для оркестра, кафедры для ораторов и служителей культа и колумбарий, т. е. зал с урнами по бокам. <...> Всего удобнее Донской крематорий посещать для ознакомления по воскресеньям, когда спец дает подробные объяснения. Посетив крематорий, не забудьте зайти на Старое кладбище с памятниками Витали и других скульпторов»29. Для пропаганды идеи кремации было со-
26 Хан-Магомедов С. О. Илья Голосов. М., 1988. С. 25—28.
27 Революция и церковь. 1920. № 9—12. С. 108.
28 Лавров Ф. Московский крематорий и его значение // Строительство Москвы. 1926. №5. С. 7
29 Паламарчук П. Сорок сороков. Т. 1. М., 1992. С 258—260. Автор цитирует путеводитель 1930 г. «Москва безбожная» Н. Шебуева.
здано «Общество развития и распространения идеи кремации в РСФСР» — «ОРРИК». Правление общества обратилось в музейный подотдел МОНО с просьбой предоставить «постоянное помещение для устройства музея кремации с техническим уклоном, для панорамы крематория и демонстрации кино-фильмы “Огненное погребение”.
Наиболее подходящей является бывшая церковь-усыпальница купцов Первушиных, как здание, прилегающее к крематорию, а потому правление О-ва ОРРИК просит предоставить означенное помещение бесплатно для вышеуказанных пропагандных целей антирелигиозного характера»30. Положительное решение было получено в мае 1929 года.
Несмотря на варварские методы перемещения памятников и надгробий, сосредоточение скульптуры в едином музейном центре способствовало ее сохранению. К моменту реорганизации музея и передачи Церкви в 1991 г. комплекса Донского монастыря большинство памятников, упомянутых в документах 1920-х годов, находились в составе музейной экспозиции, либо непосредственно в некрополе. Подлинные места захоронения многих исторических лиц оказались утраченными, но музей - некрополь Донского монастыря сохранил для современников вещественные памятники истории и культуры дореволюционной России.
Сама идея создания некоего музея, материалы которого были бы использованы активистами-антирелигиозниками, появилась много раньше. В Российском государственном архиве социально-политической истории сохранилось письмо с предложением о создании музея «Кладбище богов всего мира». Своеобразная стилистика и лексика, напоминающие язык платоновского «Чевенгура», не помешали принять к сведению изложенную в письме программу создания антирелигиозного музея. В нем отчетливо просматриваются черты будущего Ленинградского музея религии и атеизма. Адресованное в ЦК коммунистической партии, ее Московский комитет, Наркомпрос, Нарком-фин и редакцию газеты «Правда» послание было препровождено в Агитпроп и Антирелигиозную комиссию. Председатель антирелигиозной комиссии Е.А.Тучков переслал письмо Е. Ярославскому, который не оставил его без внимания. Автор письма предлагал организовать в Москве первый в мире музей «Кладбище богов всего мира», в котором бы «древние и настоящие боги были реставрированы в виде картин и статуй, с описанием биографии, с подчеркнутым пунктом, чем этот бог заведывал и т. д., и, конечно, его трагическую смерть (хо-
30
30 Обращение ОРРИК в музейный подотдел МОНО с просьбой о передаче церкви усыпальницы купцов Первушиных для устройства музея кремации. ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Т. 2. Д. 2506. Л. 23.
тя боги в народе и считаются бессмертными)». Предлагалось каждой религии отвести отдельный зал по странам в хронологическом порядке, от государств Древнего мира до современных, вплоть до Америки («сброд богов»). Россия должна иметь возможность более подробно представить историческую картину религиозной жизни, от язычества до крещения Руси, Никоновского раскола и сектантства.
В письме содержалось предложение фотографировать все конфискуемые церкви, и материалы передавать в центр. «Этот музей, — продолжал автор, — после Исторического музея, окажет для лекторов и агитаторов антирелигиозников огромное наглядное пособие, и, с другой стороны, будет иметь мировое и историческое значение, как памятник о первой соввласти на земном шаре».
Далее автор идеи предлагал создать библиотеку при музее с общедоступной читальней. Здесь должны быть книги по исторической тематике, философии и богословию, «Четьи Минеи» и антирелигиозная литература. «Таким образом в Красной Москве будет «Красная Лавра богов всего мира» или Сов. Лавра, вместо Киевских, Ал. Невских, Сергиевских и т. д., к которым придут не поклониться, а поучиться и узреть своими глазами свой вековой обман, наряду с этим, заезжая на сельскохозяйственную выставку».
Финансовые средства предлагалось изыскать путем проведения агитационной антирелигиозной недели, через добровольные пожертвования и в партпорядке31. Ни одна из этих инициатив не осталась без внимания и дальнейшего развития. Но в Москве антирелигиозная деятельность натолкнулась на такое сопротивление, какого не ожидали представители «добровольной общественной организации», известной как Союз безбожников.
В Москве 1926-1928 гг. отмечены закрытием многих церквей, прежде всего, домовых, то есть храмов при общественных учреждениях: больницах, институтах, учебных и воспитательных учреждениях. При их закрытии святыни и утварь сохранялись общинами, но эти возможности все сокращались. В ноябре 1926 г. в создававшийся музей искусства XVIII в. в Донском монастыре поступила скульптура — два коленопреклоненных ангела работы Витали из бывшей университетской церкви. «Такое решение вопроса значительно облегчит ответственность Правления за сохранность остающихся в помещении б[ывшей] церкви предметов культа», — сообщал ректор университета А.Я. Вышинский32.
31
31 Русская Православная церковь и коммунистическое государство 1917—1941. Документы и фотоматериалы. М., 1996. С. 62—63, 167.
32 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Т. 1. Д. 1027. Л. 104. Государственный музей архитектуры им. А.В. Щусева: Путеводитель / Сост. Т. Д. Божутина. М., 1988. С. 31.
На протяжении 1927—1928 гг. музей искусства XVIII в. активно пополнялся за счет имущества ликвидированных подмосковных усадеб и закрывавшихся храмов, хотя вопрос о создании в Москве антирелигиозного музея уже рассматривался весной 1927 г. на заседании президиума Наркомпроса.
В июне 1927 г. музей подал заявку в ликвидационную комиссию музея-усадьбы Дубровицы с просьбой закрепить за ним кресла, шкафы, часы, люстры: «Просим сообщить, как скоро можно получить просимые экспонаты, необходимые Музею ввиду ближайшего открытия»33.
Открытие музея планировалось 1 июля 1927 г., поэтому все первое полугодие в музей свозили экспонаты самого разного характера, часть из которых впоследствии была признана не представляющей высокой художественной и музейной ценности. Это произошло, например, с церковными облачениями, переданными из Главнауки. Облачения и богослужебная утварь были изъяты из ризницы церкви св. Николая в Столпах в Армянском переулке и переданы в марте
1927 г. по описи, составленной еще в апреле 1920 года. Вероятно, Главнаука не знала, как ими распорядиться, так как ни для какой-либо другой цели, кроме богослужебной, их нельзя было использовать. По списку числилось 14 номеров облачений: фелони, стихари, епитрахили, литургические сосуды: три потира, два дискоса, звездица, дарохранительница, Евангелие напрестольное 1697 г. в бархатном переплете с украшениями, Евангелие малое 1812 г. с гравюрами34.
Особенное внимание уделялось резной деревянной скульптуре, что заставляет предположить участие в формировании экспозиции Н.Н. Померанцева, интересовавшегося истоками русской деревянной скульптуры. Написанная Н.Н. Померанцевым в 1929 г. брошюра содержит краткие сведения о создании экспозиции скульптуры в Донском монастыре35. Судя по ее содержанию, Н.Н. Померанцев был одним из главных инициаторов создания музеев-монастырей. «Пишущему эти строки в дружной работе с целым рядом видных специалистов по древнерусскому искусству и быту пришлось в течение ряда лет переносить колоссальные трудности, вынуждавшие подчас прибегать к исключительным мерам, предпринятым в защиту идеи организации музеев-монастырей, каковая в то время не встречала сочувствия даже среди большинства музейных работников», — писал ученый в 1929 г.
33 Обращение в ликвидационную комиссию музея-усадьбы Дубровицы. ЦГА-МО. Ф. 966. Оп. 4. Т. 1. Д. 1027. Л. 42
34 Акт об изъятии из ризницы церкви Николая в Столпах (Армянский переулок). ЦГАМО. Ф. 966 Оп. 4. Т. 1. Д. 1027. Л. 58.
35 Померанцев Н.Н. Музеи-монастыри Московской губернии. М., 1929. С. 1 — 16.
Из ризницы храма Ильи Обыденного было вывезено деревянное распятие, как предполагали, конца XVIII века36. Из церкви Знамения в Колобовском (Б. Знаменском) переулке изъято скульптурное деревянное распятие с предстоящими XVIII века37. Вывезена скульптура из церкви Знамения в Каретном ряду, две деревянные статуи апостолов из часовни села Глинково Сергиевского уезда Московской губернии38.
Открытие музея XVIII в. состоялось летом 1927 г., но не привлекло особого внимания. В Музотдел были поданы сведения о посещаемости: до открытия музея было учтено 99 человек, после открытия, с 26 июля по 16 октября 1927 г. было 2149 человек39.
Как историко-художественный и бытовой, музей XVIII в. в Донском монастыре просуществовал недолго, около двух с половиной лет. Все это время музей собирал и изучал памятники русской истории, свозимые в Донской в связи с разорением усадеб и закрытием московских церквей. В августе 1929 г. приходскому совету церкви св. Николая в Пыжах было предложено передать музею XVIII в. хранящийся у них иконостас из Покровской церкви работы А.В. Щусева и М.В. Нестерова40. В конце 1929 г. разобран и вывезен иконостас из Института социальных болезней на Божедомке41. В связи с ликвидацией соборной церкви Богоявленского монастыря перевезены в музей надгробий мраморные надгробия работы Гудона42. Параллельно шла работа в другом направлении: городские власти, выполняя указания свыше, постепенно передавали принадлежащие монастырю помещения в пользование различным организациям. На территории монастыря размещался производственный дом подростков Нарком-труда (швейные и кожевенные мастерские), рассматривался вопрос о предоставлении помещений объединению групп по высшему техническому образованию и другим организациям.
К весне 1929 г. вопрос о перепрофилировании музея был решен окончательно. Тем самым была определена и участь церковной общины: в мае был запрещен колокольный звон, а к августу 1929 г. община была ликвидирована.
36 Обращения в музейный подотдел МОНО, акты об изъятии и перевозке деревянного резного распятия из церкви Ильи Обыденного в музей XVIII в. (бывший Донской). ЦГАМО. Ф.966. Оп.4. Т.1. Д. 1027. Л. 63-66.
37 Акт об изъятии деревянного распятия с предстоящими из церкви Знамения в музей. Там же. Л. 109.
38 Там же. Л. 44.
39 Сведения о посещаемости музея бывшего Донского монастыря. Там же. Л. 29.
40 Там же. Л. 73.
41 Там же. Л. 92.
42 Там же. Л. 78
Колокольный звон был одной из достопримечательностей дореволюционной Москвы. Не только верующие спешили в храмы, сзываемые звуками многочисленных колоколов. В праздники московские улицы наполнялись любителями колокольного звона. Многие храмы обладали уникальными подборами колоколов, составлявших ансамбль. Иные звонницы могли представить колокола, отлитые в память исторических событий, вкладные, именные, хранящие имена мастеров и заказчиков, звучащую память Москвы. Отмена колокольного звона привела к уничтожению значительной части колоколов и сносу колоколен. Как обычно во взаимоотношениях с Церковью, власть не желала открыто декларировать свои намерения относительно реорганизации или упразднения тех или иных церковных традиций, стремясь создать видимость движения «снизу», народной инициативы. Это было совсем не просто. Официального закона об изъятии колоколов и запрете колокольного звона издано не было, существовала только директива. В ответ на запросы Председатель Совета народных комиссаров и Совета труда и обороны СССР А.И. Рыков пояснял, что использование культового имущества регулируется союзными республиками. Поэтому он считал «излишним издание в общесоюзном порядке специального закона, определяющего использование излишних церковных колоколов для нужд народного хозяйства». Регламентировать деятельность ведомств областных и городских властей должны были специальные директивы. Далее Рыков сообщал, что изъятие необходимо осуществить как можно быстрее, так как предполагалось использовать металл для чеканки мелкой разменной монеты, чтобы не тратить импортную медь. В пояснении к директиве очень важна последняя фраза об уничтожении колоколов, которые для большинства граждан России являлись символами национальной культуры: не следует придавать этому политического значения и излишнюю огласку43. В документах, разосланных в СНК республик — РСФСР, УССР, БССР - речь о медной монете не шла, масштаб определен необходимостью снабжения цветными металлами промышленности, электростроительства и транспорта, при этом предложение сопровождалось примерными цифрами «лома колоколов».
Идею использовать колокольный металл для проводов еще в декабре 1920 г. в письме к Г.М. Кржижановскому высказал В.И.Ленин: «Медь на провода? Собирайте сами по уезду и волостям (тонкий намек на колокола и проч.)»44. Воплощать идею в жизнь начали спустя
43 Пояснение Председателя СНК и СТО СССР А.И. Рыкова к директиве об изъятии колоколов и их использовании в городах союзных республик. 23 октября 1930 г. // Русская Православная церковь и коммунистическое государство. С. 285—286.
44 Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 52. М., 1982. С. 39—40. № 63.
десять лет, в 1930 году. Согласно предложению Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) был определен порядок изъятия: там, где колокольный звон запрещен, было предложено «изъять колокола со всех церквей», в городах, где звон не запрещен, «изъять с церквей лишние колокола»45.
Современник событий тех лет писал: «В 1930 году в Москве запретили колокольный звон и стали сбрасывать колокола. До сих пор стоит в ушах стон разбиваемых колоколов. Воробьевы горы находились за официальной границей города, проходившей по окружной железной дороге, и до повсеместного запрета звона москвичи ездили туда послушать незатейливый благовест скромной Троицкой церкви»46.
Донской монастырь также обладал подбором колоколов, который был признан исторически ценным, поскольку содержал в своем составе экземпляры, относившиеся к XVIII веку. Церковная община Донского монастыря обращалась в музейный подотдел МОНО, когда весной 1929 г. на колокольне «прикрепили языки к полу», тем самым лишив верующих возможности звонить в колокола. Авторы заявления взывали к закону и просили Музейный подотдел разрешить звон. Одной из причин, приводимых в пользу закрытия, была несовместимость работы музея и общины верующих. В своем заявлении представители общины писали: «Что же касается совместимости музея и религии, то мы с своей стороны стараемся как-нибудь урегулировать совместимость. Звон происходит только в 9 часов утра и то по воскресным дням, но в первый день Пасхи в 12 часов ночи, так что в это время никаких экскурсий нет, поэтому покорнейше просим Музейный п/отдел уважить наше ходатайство 3/V 29 г.»47.
Подотдел ходатайства «не уважил». Более того, в одном из постановлений Музотдела верующим предлагалось прекратить пользоваться надвратной колокольней, через которую посетители проходили в музей, а оставить в их распоряжении колокольню церкви Первушиных. Но вскоре и колокольню усыпальницы Первушиных ждала та же участь, что и надвратную колокольню. В музейный подотдел МОНО был направлен список колоколов, которые музей хотел бы сохранить: «Первые 14 шт. музей считает необходимым сохранить как цельный
45 Предложения ВСНХ СССР о проведении изъятия колоколов в городах и указании Председателя СНК СССР А.И. Рыкова по этому вопросу правительствам союзных республик. 8 октября 1930 г. // Русская православная церковь и коммунистическое государство... С. 286.
46 Козаржевский А. Ч. Церковноприходская жизнь Москвы 1920-1930-х годов. Воспоминания прихожанина // Журнал Московской Патриархии. 1992. № 11 — 12. С. 22-23.
47 Заявление Совета общины бывшего Донского монастыря в музейный подотдел о разрешении колокольного звона. ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Т. 2. Д. 2506. Л. 46.
музыкальный набор, подобранный в основном одновременно с постройкой колокольни архитектором Евлашевым, остальные 11 колоколов с колокольни усыпальницы Первушиных считает возможным ликвидировать»48. В списке значились колокола 1730 и 1754 гг., большие, средние и малые. Колокола с усыпальницы Первушиных, предназначенные к переплавке, были отлиты на заводе почетного гражданина А.Д.Самгина в Москве.
Одновременно произошла ликвидация общины Новодевичьего монастыря: «Согласно существущих законоположений 27 апреля
1929 г. культовое имущество общин передано музеям, которым и вменено в обязанность составить в недельный срок проверочные и приемочные акты. В то же время просматривались заявления ликвидированных общин о снабжении их в пределах культовой необходимости культовым имуществом. Изъятие такового имущества и предварительный отбор его поручен научно-административным аппаратам местных музеев. Ключи от культовых зданий переданы музеям»49. Тогда же состоялась вторичная ликвидация общины Симонова монастыря, перешедшей в церковь Рождества в Старом Симонове и временно обитающей в церкви Александра Свирского.
Антирелигиозный музей был открыт 20 декабря 1929 г.: «Антирелигиозный музей искусств просит Вас командировать своего представителя на просмотр открывающегося после реорганизации музея. К 5 час. вечера 20 декабря с. г. Адрес: Донская пл., д. 1 /б[ывший] Донской монастырь/ Тел. 85-67. Трамвай 11, 7. Автобус 10. Завед[ующий] музеем Леонов»50, — значилось в пригласительном билете. На открытие музея пришли только представители ближайших заводов — 10 человек. По свидетельству представителя наркомата, «от приглашенных крупных общественных, антирелигиозных и просветительных организаций никто не явился»51.
Отчет, составленный 20 декабря — сразу же после открытия — ученым специалистом ГНК Н. Левинсоном, позволяет увидеть, как исказилась и деформировалась первоначальная идея создателей музея искусств: «Новая музейная экспозиция поставлена по вполне ясно выраженному антирелигиозному плану.
В малом соборе XVI в. выявлено значение и роль монастыря в политике и экономике XVII-XX вв. вплоть до революции.
Материал невелик по количеству, но вполне убедителен, распо-
48 Обращение в музейный подотдел со списком колоколов. Там же. Л 35.
49 Обращение в музейный подотдел МОНО о ликвидации религиозных общин в Новодевичьем и Донском монастырях. Там же. Л.72.
50 Обращение в музейный подотдел МОНО. Там же. Д. 2507. Т. 2. Л. 47
51 Там же. Л. 89 об.
ложен по ясно дифференцированным группам и снабжен продуманными и резкими пояснительными надписями. Может быть, следовало бы усилить бичевание личной жизни монашества и подчеркнуть колдовские элементы церковной пропаганды (мощи, амулеты, святыни, мелкие образки и т. п.). Выявление монастыря-крепости следовало бы усилить сопоставлением с другими сторожами Москвы. По политическим соображениям полагаю нецелесообразным выставление «Тихоновщины» в непосредственной близости с местом захоронения бывшего патриарха (внешне его могила ничем не выделена); такое напоминание может оказать обратный эффект и иметь нежелательные идеологические последствия, тем более, что тут же выставлен его портрет, ранее находившийся на надгробии. Следует, напротив, стараться, чтобы место его могилы, служившее паломничеством, было забыто и невольно не вызывалось бы в памяти посетителей данной экспозицией. Это тем более уместно, что само помещение литтте-но религиозных эмблем, выбелено и имеет вполне гражданский вид».
Эта часть плана была осуществлена и место погребения патриарха Тихона считалось потерянным. Полагали даже, что его прах был тайно перенесен на Введенское кладбище. Только случай помог обрести могилу патриарха Тихона в том же малом соборе Донского монастыря в 1991 г. после пожара.
Далее в отчете Н. Левинсона говорилось: «Большой собор XVII в. занят экспозицией художественного материала. Церковно-декоративный ансамбль использован как театральный стаффаж для религиозно-мистических представлений, с этой [целью] в алтаре экспонирован церковный реквизит в виде облачений, утвари, книг и пр. В самом помещении собора развешены разъяснительные плакаты и надписи, развенчивающие церковное “благолепие”. Галерея-паперть выбелена и удачно приспособлена для экспозиции. Выставленный материал целостно ограничен XVIII веком. Живопись и деревянная скульптура сгруппированы по отдельным темам, напр[имер]: возвеличение страдания, самоуничтожение, покорность, прославление войны, агитационные средства и т. п. Темы выявлены убедительно и ясно, разъяснены надписями и цитатами.
Для более выпуклого выявления результатов данных идеологических воздействий на психику масс можно рекомендовать пополнение специально-церковного материала также светскими иллюстративными экспонатами».
Автор отчета Николай Рудольфович Левинсон (1888—1966) в
1930 г. перешел из Наркомпроса в Центральные государственные реставрационные мастерские (ЦГРМ) по приглашению И.Э. Грабаря,
где занял должность ученого секретаря и руководителя сектора по учету и хранению памятников архитектуры и искусства. В период «чистки» аппарата ЦГРМ весной 1931 г. он был арестован и приговорен к заключению в концлагерь сроком на три года, но впоследствии освобожден. Ему было предъявлено обвинение в том, что он в составе музейно-краеведческой группы занимался вредительством. Другие обвинения, предъявленные членам этой группы, заключались в том, что они «держали регулярную связь с религиозными общинами. Восстанавливали церкви за счет государства, освобождали общины от налогов, бешено сопротивлялись закрытию и сносу церквей, снятию колоколов»52.
В 1930 г. в путеводитель по музеям Москвы Донской монастырь был включен как антирелигиозный музей искусства. Временем основания назван 1927 год. Экспозиция музея охарактеризована следующим образом: «Музей отражает религиозное искусство как метод эксплуатации буржуазией трудящихся (иконы, резьба, шитье XVI— XVIII вв.) Церковь как театр и театральное действие. Отдел надгробий, отражающий порабощение религии светской буржуазной властью. История монастыря-эксплоататора и монастыря крепости-тюрьмы. Смета — 22628 руб. Посетителей — 10800»53.
Трудно найти логическое объяснение тому, что Донской монастырь сохранился в период активного уничтожения «культовых сооружений». Существование в нем музея не было достаточным основанием для его безопасности. Например, Симонов монастырь, получивший статус музея-военной крепости, демонстрировавший «памятники крепостного строительства, истории и техники крепостной обороны», по решению президиума Моссовета был закрыт в марте 1930 года54. Одно то, что Донской был местом заключения, а затем и погребения патриарха Тихона, могло повлечь за собой серьезные последствия. Тем не менее, Донской оказался одним из немногих московских монастырей, полностью сохранивших весь архитектурный ансамбль.
Особую страницу музея в Донском монастыре составили предметы, свезенные на его территорию из взорванного в 1931 г. храма Христа Спасителя. В ограду монастыря были вмонтированы горельефы А.В. Логановского, снятые со стен храма Христа Спасителя незадолго до его уничтожения. Это лишь малая часть художественного наследия известного скульптора, выпускника императорской Академии
52 Кызласова И. Л. История отечественной науки об искусстве Византии и Древней Руси 1920-1930 годы. М., 2000. С. 343—344, 361, 363—364.
53 Музеи Москвы и Московской области. / Сост. В.Н. Мордвинова, под ред. И.Г. Клобуновского. М., 1930. С. 41.
54 Там же.
художеств, медалиста и итальянского пансионера, автора известной скульптуры «Юноша, играющий в свайку» Александра Васильевича Логановского (1810—1855 гг.). А.С. Пушкин высоко оценил мастерство скульптора, сравнив его «Юношу» с античным Дискоболом. Не случайно А.В. Логановскому было доверено решение скульптурного декора храма Христа Спасителя. Из 48 скульптурных композиций храма он выполнил 33, из 20 медальонов — 14. В стене Донского монастыря остались следующие работы А.В. Логановского: «Преподобный Сергий благословляет великого князя Димитрия Донского», «Давид, идущий с триумфом», «Авраам с союзниками», «Мариам», «Девора»55. Рядом с работами А.В. Логановского в стене монастыря сохранилась единственная скульптура П.К. Клодта. В нишах северной стены монастыря сохранились фрагменты разрушенных в 1936— 1938 гг. храмов Николы Чудотворца в Столпах и Успения на Покровке в Москве.
Свое существование антирелигиозный музей искусств в Донском монастыре прекратил в 1934 г. в связи со сменой профиля — он был преобразован в музей Академии архитектуры СССР. Часть его экспонатов была передана в художественные и исторические музеи Моск-вы56. В 1991 г. монастырь был возвращен Русской Православной Церкви.
Museum Activities on the Territory of the Donskoy Monastery in Moscow
Posternak O. P.
This article deals with the issues of anti-religious activities in the Soviet Union in 1920— 1930. On the example of the Donskoy Monastery in Moscow the author of the article tries to research the stages of establishing the Art Museum of the XVIII c. which was later turned into an anti-religious museum.
55 Мозговая Е.Б. Скульптура храма Христа Спасителя. М., 1996. С. 57, 69-70. Ко-заржевский А.Ч. Воспоминания старого москвича о Храме Христа Спасителя // Храм Христа Спасителя. М.,1996. С. 255.
56 Например, в ГТГ из антирелигиозного музея искусств в 1934—1935 годах поступили три картины В. Боровиковского «Богоматерь», «Спаситель», «Архангел Михаил», а ранее (в 1931 г.) — портрет великого князя Петра Федоровича работы А. Антропова (Государственная Третьяковская галерея. Каталог собрания. Живопись XVIII-XX веков. М., 1998. Т. 2. № 97—99, 16).
