CC BY
19
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2008. № 1
А.И. Гривач, И.Н. Молодцов
ПРОБЛЕМЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МОБИЛИЗАЦИИ МИГРАНТОВ
Иммигранты и этнические меньшинства оказывают непропорционально большую нагрузку на социально-политическую структуру общества, что усиливает политические риски. Эти риски уже сейчас представляют определенную опасность для стабильности общества и государства. Один из способов смягчить накаляющуюся ситуацию — активное вовлечение растущего числа иммигрантов и этнических меньшинств в политический процесс. По словам Ф. Бьянчини и Ю. Блюмфильда, "для решения проблем социальной поляризации и отторжения этнических меньшинств необходимо поощрять стремление организаций иммигрантских сообществ и других бедных социальных групп получать доступ к процессам выработки политических решений и демонстрировать уместность их идей, стремлений, ресурсов и навыков"1.
Сначала рассмотрим проблему социокультурной адаптации мигрантов. Традиционно данная проблема исследовалась в рамках концепции аккультурации, которая приобрела популярность в 30-е годы XX в. Понятие "аккультурация" пришло в психологию и социологию из антропологии: в конце XIX в. его стали применять в американской культурной антропологии в связи с исследованием трансформаций идентичности и процессов ассимиляции, происходивших в племенах североамериканских индейцев под влиянием культуры белых американцев. Первоначально развиваясь в рамках антропологических исследований, эта концепция за 70 лет претерпела существенные изменения, и от изучения проблем приспособления мигрантов к новой социокультурной среде исследователи обратились к поискам успешных стратегий адаптации. Интерес к этой теме был обусловлен необходимостью практического решения проблем колониального управления, и до 50-х годов изучалось в основном влияние "доминирующей" культуры (западных индустриальных обществ) на "подчиненную" (традиционную культуру колонии).
В 1936 г. антропологи Р. Редфилд, Р. Линтон и М. Херсковиц разработали типовую модель исследования аккультурации. В своей известной работе "Меморандум аккультурации" они определили этот феномен как "совокупность явлений, возникающих вследствие того,
1 Bianchini F., Bloomfleld J. Urban cultural policies and the development of citizenship: reflections on the West European experience. Paper presented at the conference on 'Cultural Policy: The State of the Art'. Brisbane, 1995.
что группы, принадлежащие равным культурам, вступают в непосредственный и продолжительный контакт, при котором происходят изменения в первоначальных культурных паттернах одной или обеих групп"2. Они также отметили отличие аккультурации от культурных изменений, которые составляют лишь один из ее аспектов, а также ее отличие от ассимиляции — полного поглощения другой культурой. В рамках данной модели авторы различали группу-реципиента, чья идентичность претерпевает изменение, и группу-донора, из культуры которой черпаются новые образцы и схемы поведения. Вместе с тем аккультурация рассматривалась как двусторонний процесс, который оказывает воздействие на обе группы, находящиеся в контакте, и в ходе которого происходит их обоюдное изменение, усвоение новых элементов, образование в результате смешения разных культурных традиций принципиально нового культурного синтеза.
Состояние, которое переселенцы нередко испытывали в другой стране, американский антрополог К. Оберг назвал "культурным шоком"3, утверждая, что вхождение в новую культуру для каждого человека является запутывающим, смущающим и дезорганизующим переживанием. Такое сильное потрясение может произойти под влиянием новых условий, когда сенсорные, символические, вербальные и невербальные системы, бесперебойно обеспечивавшие нормальную жизнь на родине, перестают быть адекватными. В дальнейшем "культурный шок" стали рассматривать как нормальную реакцию, как часть обычного процесса адаптации к новому культурному окружению. Впрочем, следует отметить, что изменения привычной обстановки далеко не для всех людей могут оказаться неприятными. Более того, в некоторых случаях мигрант получает толчок к саморазвитию, а преодоление трудностей ведет к личностному росту и самосовершенствованию.
Центральными для концепции "культурного шока" был поиск ответов на вопросы: как люди адаптируются к этому состоянию? и как их идентичность изменяется под его воздействием? При ответе на эти вопросы одним из ключевых было понятие "маргинальная личность", введенное в 20-е годы Р. Парком для обозначения культурного состояния и самосознания мигрантов, оказавшихся перед необходимостью адаптации к новому для них урбанистическому образу жизни. Маргинальная личность стала предметом легального анализа в работе Э. Стоунквист "Маргинальный человек", посвященной изучению процесса включения членов "второстепенных", "подчиненных" групп (мигранты, этнические меньшинства) в "доминирующую" группу общества, а также исследованию проблем тех людей, которые находятся
2 Redfleld R., Linton R., Herskovits M.J. Memorandum for the Study of Acculturation // American Anthropologist. 1936. Vol. 38. N 1.
3 Oberg K. Cultural shock: Adjustment to new cultural environments // Practical Anthropology. 1960. N 7.
между двумя культурами, но полностью не принадлежат ни к одной из них4.
Помимо маргинальное™ как варианта изменения идентичности личности, находящейся между двумя различающимися культурами, в 1982 г. С. Бочнер выделил еще четыре возможных варианта изменения идентичности личности, возникающих под влиянием межкультурного взаимодействия: "переход", "маргинальный синдром", "шовинизм", "посредничество"5. При "переходе" личность отвергает собственную культуру в пользу более высокостатусной, например, политические меньшинства принимают культуру большинства, мигранты — местную культуру. "Маргинальный синдром" характерен для личности, находящейся на границе двух культур и, по сути, не принадлежащей ни к одной из них. "Шовинисты" полностью отвергают другую культуру в пользу своей собственной, и лишь "посредники" гармонично комбинируют и синтезируют черты и особенности двух культур, осуществляя связь между двумя культурными системами. Каждому типу индивидуального реагирования на межкультурный контакт соответствует своя стратегия межкультурного взаимодействия на уровне группы. "Переход" в другую культуру характерен для процесса ассимиляции; "маргинальный синдром" соответствует процессу сегрегации, "шовинисты" нацелены на геноцид — полное намеренное истребление другой культуры, а "посредничество" соответствует процессу интеграции.
Данные исследования позволяют выявить особенности влияния адаптации на идентичность. Во-первых, воспринимаемые сходства и различия между культурами могут не соответствовать реально существующим, переоцениваться или недооцениваться. Во-вторых, идентичность представителей традиционных культур (а последним свойственны регламентированность поведения и сильная власть традиций) является менее гибкой, и они хуже адаптируются. В-третьих, в тех странах, где на государственном уровне провозглашена политика культурного плюрализма, что предполагает равенство, свободу выбора и партнерство, адаптация происходит легче и изменения идентичности менее болезненны. В-четвертых, имеет значение, насколько толерантна культура к другим культурным ценностям, стремится ли она ассимилировать чужих или полностью закрыта. В-пятых, сила и продолжительность переживания "культурного шока" часто зависят от степени несоответствия природно-климатических условий в родных местах новому месту жительства.
Далее необходимо остановиться на специфике процессов адаптации мигрантов в современной России. Исследования показывают,
4 Stonequist Е. The Problem of the Marginal Man // American Journal of Sociology. 1935. N 1.
3 См.: Фернхэм А., Бочнер С. Психология длительного пребывания за рубе-
жом. VI.. 2001.
что несмотря на справедливость общих положений теорий приспособления к новым условиям, не столько среда влияет на стрессоген-ность переезда, сколько действия органов власти и принятые официальные процедуры, которым подвергаются приезжие. В целом отмечается сдержанное, зачастую недоброжелательное отношение к мигрантам со стороны местного населения.
В 90-е годы большинство иммигрантов в России были русскими репатриантами из республик бывшего Советского Союза. Проживание среди инокультурного населения в течение жизни или большей ее части наложило определенный отпечаток на их внешний облик и внутренний мир. Оказавшись в ситуации вынужденной миграции, русские переселенцы столкнулись с культурной пропастью между собой и местными русскими, с которыми у мигрантов гораздо меньше сходства, чем с казахами, киргизами, узбеками, чьи традиции и обычаи они переняли. Таким образом, у русскоязычных вынужденных мигрантов, длительное время живущих в иной культурной и национальной среде, важнейшим компонентом идентичности, подвергающимся трансформации, стала этническая идентичность. Оказавшись в России, русскоязычные вынужденные мигранты чувствуют себя совершенно чужими. Как это ни парадоксально, у русских переселенцев "культурный шок" выражен в не меньшей степени, чем у тех же афганцев, несмотря на то что они вернулись на историческую родину.
Серьезные изменения идентичности у мигрантов возникали всегда. Однако в нынешней социально-политической ситуации, складывающейся в России, когда все общество находится в поисках новой идентичности, данная проблема для них стоит особенно остро.
Научные исследования политической мобилизации мигрантов и этнических меньшинств в западной литературе активизировались в начале 80-х годов. В значительной степени это объясняется тем, что изменились условия, обстоятельства и составляющие миграционных процессов.
До этого исследователи сосредоточивали свое внимание на проблемах бесправия иностранных рабочих, их дискриминации со стороны работодателей или государственных органов. Особенно это было характерно для неомарксистских исследований, которые рассматривали трудовых мигрантов в качестве жертв капиталистической системы. Считалось, что многочисленные барьеры (от языковых до финансово-экономических) не позволяют мигрантам рассчитывать на активное политическое участие. Так, в 1981 г. М. Миллер ввел в научный оборот термин "политическая неподвижность"6, который базировался
6 Miller M.J. Political participation and representation of noncitizens // Immigration and the Politics of Citizenship in Europe and North America / Ed. by R.W. Brubaker. N.Y., 1989.
на том, что мигрант либо будет ассимилирован, либо вернется на свою историческую родину.
Покидая свою родину, мигранты неизбежно сталкиваются не только с экономическими проблемами, но и с другой культурой, новым образом жизни, неприятием со стороны принимающего населения. Пораженческие настроения, чувства тупика, опасности, ощущение безнадежности, путаница ролей, ценностей и чувств особенно характерны для вынужденных мигрантов — переселенцев и беженцев — и в добровольной миграции, при благоприятных условиях адаптация к новой социокультурной среде представляет собой стрессогенный процесс, неизбежно вызывающий изменения идентичности как на личностном, так и на групповом уровне. Адаптация считается успешной, если человек реализует свой личностный потенциал и справляется с возникающими психологическими и социокультурными проблемами. В качестве основных показателей успешности социокультурной адаптации вынужденных мигрантов можно выделить: установление позитивных связей с новой средой, решение повседневных проблем (школа, семья, быт, работа), участие в социальной и культурной жизни принимающего общества, удовлетворительное психическое состояние и физическое здоровье, адекватное общение в межкультурных отношениях, сохранение целостности и интегрированности личности.
Постепенно ситуация в западных обществах менялась. Мигранты все чаще старались сохранить свою идентичность в новых условиях, все активнее искали пути представительства своих интересов на политическом уровне. Особенно сильно эта тенденция проявилась в последнее десятилетие. К примеру, был создан Форум мигрантов европейских сообществ (Forum des Migrants des Communautés Européennes) со штаб-квартирой в Брюсселе, который должен был защищать интересы европейских мигрантов.
В то же время длительное отсутствие гражданских прав делает мигрантов все более политически активными, причем наиболее доступным инструментом ведения политической жизни для них является прямое политическое участие путем проведения демонстраций, акций протеста и публичного насилия. "Дрейф" западных миграционных сил в сторону именно таких нетрадиционных форм политического участия (понимаемого нами как деятельность граждан, влияющая на процесс принятия политических решений) является одним из главных признаков переселенческих процессов в развитых странах. (Впрочем, как отмечают многие исследователи, расцвет популярности митингов и демонстраций характерен и для коренного населения.) Для мигрантов эти формы являются не просто данью моде, а чуть ли не единственным способом заявить о себе на политической арене и как следствие приобретают черты систематизированной деятельности.
Транснациональные миграционные процессы ставят под вопрос существование такого феномена, как монолитное национальное госу-
дарство. Во-первых, иммиграция влечет за собой значительный прирост населения без гражданства. Чем больше эта группа, не имеющая права участвовать в традиционных демократических процедурах управления государством, тем сильнее нестабильность в обществе. Во-вторых, миграция увеличивает этнорасовую дифференциацию населения страны. Это способствует усилению внутренних расколов в национальном государстве.
Активное выстраивание заградительных барьеров для миграций в большинстве своем способствует перетеканию людского потока из официальной статистики в сторону нелегальной (неподсчитанной) иммиграции, но не сокращает ее количественно. Следовательно, закручивание гаек не решает вопрос, а переводит проблему в теневую сферу, что в перспективе может стать миной замедленного действия в системе общественных отношений и возможностей государственных органов адекватно реагировать на происходящие изменения.
Итак, очевидно, что маргинализация мигрантов несет значительные риски для политической и социальной ситуации в стране. Для того чтобы все оставалось как прежде, необходима полная ассимиляция нарастающего инокультурного миграционного потока обществом-реципиентом. Однако это невозможно: если раньше наиболее приемлемой стратегией адаптации мигрантов считалась ассимиляция, то в более поздних моделях как на индивидуальном, так и на групповом уровнях самой успешной признается стратегия интеграции. Это путь к построению мультикультурного общества, где не утрачена широкая палитра различных этнокультурных оттенков, так называемый "плавильный котел", в котором идентичность культурных меньшинств сохраняется и при этом формируется довольно прочная общность граждан.
Рассмотрим модели включения меньшинств (сообществ мигрантов) в политическую структуру принимающего общества. В некоторых странах культурная и расовая дифференциация населения — явление относительно молодое, возникшее вследствие транснациональной миграции. В других — люди испокон веков были разделены по этническому, религиозному или языковому признакам. Так или иначе различные государства вырабатывали собственные идеологии или модели удержания этих явлений в приемлемых рамках. Мы попробуем описать обобщенные "идеальные" модели, которые в каждом конкретном случае имеют свою специфику.
Ассимиляция — это индивидуалистическая стратегия, согласно которой меньшинства обязаны либо вовсе отказаться от своей прежней идентичности, либо безоговорочно признать приоритет ценностей, языка и поведенческих установок доминирующей группы. Это односторонний процесс поглощения меньшинства большинством, в ходе которого культурное наследие первого полностью разрушается, а члены миноритарной группы становятся полноценными и идентичными участниками принимающего общества.
Социолог М. Гордон выдвинул идею многомерной ассимиляции7. Он полагал, что экономическая, образовательная и даже политическая ассимиляции проходят гораздо легче, чем культурная или религиозная. И действительно, ассимиляция легче протекает для групп, имеющих культурную общность с доминантной структурой. К примеру, католики из Восточной Европы гораздо проще ассимилировались во Франции, чем выходцы из африканских колоний, которые были в основном мусульманами. Отличительной чертой ассимиляционной модели является тождественность гражданства и национальности.
До последнего времени модель ассимиляции была самой распространенной для мигрантов, прибывающих в развитые страны. Однако процесс деколонизации и повышения международного внимания к соблюдению прав и свобод личности привел к тому, что ассимиляция была атакована сразу с двух сторон — правозащитниками и националистами (неорасистами) в доминирующих группах. Тем не менее ассимиляция остается основополагающей моделью приема мигрантов в США и Западной Европе.
Интеграционную модель иногда образно называют "плавильным котлом" ("melting pot"). Это двусторонний процесс, предполагающий смешение элементов мажоритарной и миноритарной культур в единую национальную культурную сеть. Так же как и ассимиляция, интеграция — это индивидуалистическая стратегия: все ее участники формально равны и не имеют каких-либо преимуществ или недостатков, основанных на групповой принадлежности. Эта модель способствует диалогу и активной коммуникации между культурами. Американский "плавильный котел" конца XIX в. часто приводится в качестве классического примера интеграционной модели. Между тем интеграция имела и свои ограничения, к примеру, до решений Верховного суда США в середине прошлого века, которыми был положен конец сегрегации, этот путь был заказан для черного населения страны. В современном мире стратегия, наиболее близкая к интеграционной, применяется во Франции. В реальности же следует признать, что интеграция — это всего лишь частный случай ассимиляции, поскольку атрибуты доминирующей группы все равно окажутся более живучими, чем миноритарной.
Под сегрегацией понимается модель четкого разделения общества на две группы, как правило, на основе расовой или национальной принадлежности. Эти группы не являются равноправными, что делает данную стратегию неприемлемой для либеральных демократий и более свойственной развивающимся странам. Однако в качестве неофициальной, но весьма популярной идеологии сегрегация существует и на Западе. Это особенно заметно в отношении мигрантов, которые являются объектами дискриминационной политики.
7 Gordon M. Assimilation in American Life: the Role of Race, Religion and National Origins. N.Y., 1977.
Ассимиляция и интеграция подразумевают исчезновение мульти-групповой идентичности. В отличие от них, модель культурного плюрализма, суть которого сводится к фразе "равенство без подчинения", предполагает наличие групп, имеющих различную культурную принадлежность. При этом можно сказать, что данная модель впитала в себя качества трех вышеописанных. Она характерна для канадской иммиграционной политики.
В мультикультурном обществе конфликтующих идентичностей общественная сфера и свободы гражданского общества становятся средой для различных групп, стремящихся захватить общественную власть в собственных целях. Экстравертивные (направленные вовне) сообщества будут преобладать и доминировать над жизнью индивидуума. Признание разнообразия и ценности политической диверсификации в принятии решений и управлении лучше отражает социальную действительность и учитывает более полный диапазон интересов, которые будут представлены более эффективно. Признавая ценности человека и социальных образований (которые также состоят из отдельных индивидуумов), данный подход бросает вызов стратегии универсалистского традиционного коллективного благосостояния в монолитном государстве и отходит от гиперчеловекоцентризма либерали-стских воззрений.
