УДК 82-94
DOI: 10.31249/litzhur/2024.63.05
С.Г. Вишленкова, А.И. Мариниченко
© Вишленкова С.Г., 2024 © Мариниченко А.И., 2024
«ПРОБЛЕМЫ ПОЭТИКИ ДОСТОЕВСКОГО» М.М. БАХТИНА В ПЕРСОНАЛЬНЫХ ТРАЕКТОРИЯХ ЗАПАДНОЙ РЕЦЕПЦИИ 1960-1970-х ГОДОВ
Аннотация. История рецепции текстов М.М. Бахтина во второй половине XX - начале XXI в. - важная часть современного бахтинове-дения. В статье рассматривается проблема ранней рецепции книги «Проблемы поэтики Достоевского» в западном сознании 1960-1970-х годов. На примере индивидуальных траекторий рецепции Д.И. Чижевского, Ю. Кристевой, Р. Уэллека показаны основные пути восприятия книги Бахтина представителями старшего, среднего и младшего поколения западных филологов; выявлена специфика подходов каждого из представленных в статье ученых; сделан вывод о том, какие тенденции складывались в эти два десятилетия, и каким образом рецепция книги о Достоевском продолжалась в последующие годы.
Ключевые слова: М.М. Бахтин; рецепция наследия; персональная траектория; «Проблемы поэтики Достоевского»; западная гуманитари-стика; Д.И. Чижевский; Ю. Кристева; Р. Уэллек.
Получено: 08.11.2023 Принято к печати: 11.12.2023
Информация об авторах: Вишленкова Светлана Геннадьевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков и методик обучения ФГБОУ ВО «Мордовский государственный педагогический университет им. М.Е. Евсевьева», ул. Студенческая, 11 А, 430007, Саранск, Россия.
E-mail: [email protected]
Мариниченко Алла Ивановна, кандидат филологических наук, доцент, отделение среднего профессионального образования Института национальной культуры, ФГБОУ ВО «Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н.П. Огарева», ул. Полежаева, 44/3, 430005, Саранск, Россия.
E-mail: [email protected]
Для цитирования: Вишленкова С.Г., Мариниченко А.И. «Проблемы поэтики Достоевского» М.М. Бахтина в персональных траекториях западной рецепции 1960-1970-х годов // Литературоведческий журнал. 2024. № 1(63). С. 89-109. DOI: 10.31249/litzhur/2024.63.05
Svetlana G. Vishlenkova, Alla I. Marinichenko
© Vishlenkova S.G., 2024 © Marinichenko A.I., 2024
MIKHAIL BAKHTIN'S "PROBLEMS OF DOSTOEVSKY'S POETICS" THROUGH THE PERSONAL TRAJECTORIES OF WESTERN RECEPTION IN THE 1960-1970s
Abstract. The history of the reception of M.M. Bakhtin's texts in the second half of the 20th - early 21st century is an important part of modern Bakhtin studies. The article deals with the problem of the early reception of the book "Problems of Dostoevsky's Poetics" in the Western consciousness of the 1960-1970s. On the example of the individual trajectories of the reception of D.I. Chizhevsky, J. Kristeva, and R. Wellek, the main ways in which Bakhtin's book was perceived by representatives of the older, middle, and younger generations of Western philologists are shown; the specifics of the approaches of each of the scholars presented in the article are revealed; a conclusion is drawn as to what trends emerged in these two decades, and how the reception of the book on Dostoevsky continued in the following years.
Keywords: M.M. Bakhtin; heritage reception; personal trajectory; "Problems of Dostoevsky's Poetics"; Western humanistics; D.I. Chizhevsky; J. Kristeva; R. Wellek.
Received: 08.11.2023 Accepted: 11.12.2023
Information about authors: Svetlana G. Vishlenkova, PhD in Philology, Associate Professor at the Department of Foreign Languages and Teaching Methods, M.E. Evsevyev Mordovia State Pedagogical University, Studencheskaya Street, 11A, 430007, Saransk, Russia.
E-mail: [email protected]
Alla I. Marinichenko, PhD in Philology, Associate Professor, Department of Secondary Vocational Education of the Institute of National and Folk Culture, N.P. Ogarev's Mordovia State University, Polezhaeva Street, 44/3, 430005, Saransk, Russia.
E-mail: [email protected]
For citation: Vishlenkova, S.G., Marinichenko, A.I. "Mikhail Bakhtin's 'Problems of Dostoevsky's Poetics' Through the Personal Trajectories of Western Reception in the 1960-1970s". Literaturovedcheskii zhurnal, no. 1(64), 2024, pp. 89-109. (In Russ.) DOI: 10.31249/litzhur/2024.63.05
Вопросы рецепции научного наследия М.М. Бахтина в отечественном и зарубежном литературоведении, в гуманитаристке в целом сегодня относятся к числу наиболее актуальных. Это подтверждается и опытом последних международных бахтинских конференций, и обсуждениями на международных бахтинских семинарах в Центре М.М. Бахтина Мордовского госуниверситета [6; 28].
Действительно, то, как воспринималось наследие выдающегося российского мыслителя, его отдельные идеи гуманитарным сообществом на разных этапах освоения бахтинской теории, позволяет не только понять, в какой последовательности и с расстановкой каких акцентов работы М.М. Бахтина приходили к читателю, но и вписать этот довольно запутанный процесс в общий контекст истории развития интеллектуальной мысли России и Запада во второй половине XX - начале XXI в. Нельзя сказать, что эта проблема оставалась без исследовательского внимания. Достаточно назвать хорошо известные работы В.Л. Махлина, О.Е. Осовского, К. Збинден, К. Хиршкопа, К. Эмерсон [12; 13; 16; 23; 26-28; 30]. Их авторы потратили много сил на то, чтобы не только осуществить оперативный анализ связанных с именем Бахтина исследовательских новаций, но и предложить читателю объективные, масштабные обзоры современных Bakhtin studies.
В этом контексте особый интерес представляет то, что можно условно назвать ранней рецепцией М.М. Бахтина. На Западе под этим процессом подразумевается начальный этап «бах-тинского пришествия», то есть появление его монографий о Достоевском и Рабле в Советском Союзе и реакция на них в западном гуманитарном сознании.
В нашей статье мы предложим попытку рассмотреть то, как второе издание книги Бахтина о Достоевском, появившееся в
1963 г. в Москве, становится предметом интереса, анализа и интерпретации в публикациях представителей западной гуманитарной науки 1960-1970-х годов. Отметим, что эта проблема уже анализировалась О.Е. Осовским, В.Л. Махлиным, Н.М. Долгоруковой, Г.С. Морсоном и др. [4; 7; 11; 14; 25], однако нет сомнений, что пересмотр многих аспектов Bakhtin studies сегодня, появление новых, в том числе извлеченных из архивов данных, связанных с выходом и освоением «Проблем поэтики Достоевского» на Западе, позволяют еще раз обратиться к заявленной в статье проблеме и постараться предложить новый ракурс ее прочтения.
В одной из статей, посвященных рецепции идей Бахтина современной западной теорией, О.Е. Осовский замечал: «Нельзя с окончательной уверенностью сказать, почему именно Бахтин, а не кто-то из его гораздо более именитых в 1920-1930-е годы современников оказался в центре внимания западной гуманитаристики, ищущей выход из структуралистского кризиса 1960-х, в чем причина сохранения "бахтинской актуальности" в эпоху постструктурализма» [15, с. 54]. Далее мы постараемся ответить на имплицитно высказанный исследователем вопрос, выделив в западной рецепции М.М. Бахтина два, как думается, преобладающих подхода.
Первый представлен англоязычной славистикой начала 1960-х годов, реагировавшей на книгу Бахтина о Достоевском именно как на исследование, посвященное особенностям творческого мышления величайшего русского писателя и содержащий анализ феномена полифонического романа Достоевского. Второй подход был реализован младшим направлением французского структурализма, прежде всего в работах Ю. Кристевой. И его целью, как известно, были выработка альтернативы уже исчерпавшим себя структуралистским формулам более старшего поколения и выход на постструктуралистскую проблематику, реализованную в работах Р. Барта, Ж. Женетта, Ц. Тодорова и др.
В дальнейшем оба этих подхода отчасти соединись с учетом того, что происходило уже непосредственно в пространстве освоения бахтинских идей на Западе после появления англо- и франкоязычных переводов его работ: не только книги «Проблемы поэтики Достоевского», но и монографии «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса». При этом, как известно, вторая книга на определенном этапе практически за-
крыла собой первую, и идеи карнавальности, народной смеховой культуры, амбивалентности и т.д. стали казаться гораздо более актуальными для западного гуманитарного сознания, нежели идеи диалога и полифонии.
Не раз отмечалось, что в рецепции «Проблем поэтики Достоевского» в 1960-1970-е годы значительную роль сыграл условно «русский след», т.е. восприятие книги о Достоевском 1929 г. российским зарубежьем в 1930-е годы и, соответственно, продолжение этого процесса в послевоенный период. Можно сказать, что решающее значение для возрождения интереса к книге Бахтина о Достоевском имели публикации лекций Н.С. Трубецкого о Достоевском в нью-йоркском «Новом журнале». Напомним, что Н.С. Трубецкой в своих лекциях, впервые прочитанных в начале 1930-х годов в Венском университете, расширенных и дополненных во второй половине 1930-х годов, почти безоговорочно принял концепцию полифонического романа М.М. Бахтина.
В статье «Творчество Достоевского перед каторгой», выдающийся русский филолог фактически полностью принимает точку зрения М.М. Бахтина на раннюю прозу Достоевского, хотя и не называет источник заимствованной терминологии: «... важно то, что мы здесь впервые находим у молодого писателя специфичную для него технику многоголосого, или полифонического, романа; это его собственная, своеобразная техника, доведенная им до совершенства в больших романах. Подготовлена она была уже всеми его предшествующими произведениями» [20, с. 660].
И хотя один из основателей Пражского лингвистического кружка и создатель новой парадигмы в языкознании, основоположник структуралистского подхода в лингвистике ХХ в. не во всем, по-видимому, был согласен с Бахтиным, его размышления о полифоническом романе, и в частности определение как полифонического романа «Идиота» Достоевского, были созвучны рассуждениям Бахтина: «"Идиот" и "Преступление и наказание" -полифонические романы с центральной фигурой, вокруг которой развивается вся их сложная фабула; положение этих центральных фигур в романах особое, они противопоставлены всем остальным» [20, с. 716].
Следует оговориться, что Трубецкой-литературовед по-прежнему остается в пределах «формальной школы», что заметно
влияет на его последующую аргументацию: «В "Преступлении и наказании" это особое положение мотивируется тематически преступлением Раскольникова, формально - тайной, которая отделяет его от других; в "Идиоте" тематическая мотивировка - "святость" князя, формальная - абсолютная правдивость и искренность его слов и его поведения. Существование центральных фигур является уступкой "монофоническому" роману» [20, с. 716].
Нельзя не заметить, что Трубецкой предпочитает более строгую дихотомию, чем предложенная Бахтиным, на что в свое время указывал в комментарии С.Г. Бочаров [т. 2, с. 497-498]. Поэтому, как альтернатива полифонического романа у него возникает «монофонический» роман. У Бахтина эта оппозиция представлена несколько иначе: «...все элементы романной структуры у Достоевского глубоко своеобразны; все они определяются тем новым художественным заданием, которое только он сумел поставить и разрешить во всей его широте и глубине: заданием построить полифонический мир и разрушить сложившиеся формы европейского, в основном монологического (или гомофонического) романа» [1, т. 2, с. 13].
Об определенном созвучии позиций Трубецкого и Бахтина первым высказался В.В. Виноградов, который фактически ввел статьи ученого-эмигранта о Достоевском в «Новом журнале» в научный оборот отечественного достоевсковедения. В монографии «Проблемы авторства и теория стиля» он указывал, что на Трубецкого «оказала сильное влияние книга М.М. Бахтина "Проблемы творчества Достоевского" (1929), в которой доказывается, что характерной особенностью Достоевского как художника является "множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний... полифония полноценных голосов"» [3, с. 30-31].
Не менее важной оказалась и последовавшая за публикацией статей Н.С. Трубецкого дискуссия на страницах все того же «Нового журнала», в которой приняли участие. Каждый из этих авторов выступил со своей оценкой книги Бахтина о Достоевском.
Не меньшее значение имели и отклики Р.О. Якобсона, к этому времени превратившегося в одну из самых авторитетных фигур не только западной славистики, но и новой структуралистской филологии в целом. Его оценка книги о Достоевском, как справедливо указывал в свое время О.Е. Осовский, формулирова-
лась в полемике со старым соратником по русской формальной школе В.Б. Шкловским. А статья-рецензия «За и против» Виктора Шкловского, как указывают М. Холквист и К. Кларк, также способствовала формированию вполне определенного отношения к давней книге Бахтина. Американские биографы Бахтина опирались в своем масштабном исследовании, прежде всего, на сведения, полученные от Вяч. Вс. Иванова, непосредственного участника этих событий. Приведем соответствующий фрагмент из написанной ими биографии: «Насколько известно, первым в Советском Союзе за прошедшие двадцать пять лет о Бахтине упомянул бывший формалист Виктор Шкловский, который в 1957 г. возобновил диалог 1920-х годов, выступив с уважительной критикой книги Бахтина о Достоевском в книге ""За и против": Заметки о Достоевском".
Другой бывший формалист, Роман Якобсон, сыграл важную роль в возвращении внимания к Бахтину со стороны ученых, когда в мае 1956 г., будучи членом Международного комитета славистов, собравшегося в Москве для организации международной конференции, неоднократно упоминал не только о Бахтине, но и о Выготском, тоже практически забытом. Якобсон также ссылался на Бахтина в рецензии на книгу Шкловского "За и против", опубликованной в 1959 г. в первом номере "Slavic Linguistics and Poetics". Предварительные экземпляры этой статьи Якобсон взял с собой на Международный съезд славистов в Москве в сентябре 1958 г., где широко распространял их» [24, p. 331-332].
Полемика с бывшим другом и соратником шла не только и не столько по поводу Достоевского, сколько по поводу Маяковского, и принципиальное для названия книги В.Б. Шкловского противопоставление за и против было использовано Якобсоном для развернутой интерпретации фигуры В.В. Маяковского, с которой, надо заметить, Шкловский не согласился. В «Вопросах литературы» бывший формалист ответил короткой и достаточно острой антиякобсоновской заметкой «Против» [22]. В ней он попытался обосновать и свою позицию по отношению к многоголосию Достоевского, также привлекшему внимание Якобсона, и одновременно возразить самому Якобсону по поводу Маяковского. Собственно, по первому поводу Шкловский писал: «Сперва буду говорить о своей книге. Не я первый сказал, что для Достоевского
характерна передача сущности явления в форме спора. Об этом писал Л. Гроссман в книге "Путь Достоевского" (1928) и М. Бахтин в книге "Проблемы творчества Достоевского" (1929)» [22, с. 98].
Соответственно, в нашем контексте важность выступления Шкловского видится, прежде всего в том, что его усилиями рецензия Якобсона оказалась почти официально через один из самых популярных литературоведческих журналов введена в научный оборот советской науки о литературе, а имя Бахтина и название его книги прозвучали как нельзя кстати с учетом приближавшейся перспективы переиздания книги о Достоевском.
Немалую роль в этом процессе сыграл и Д.И. Чижевский, один из самых известных философов и филологов российского и украинского зарубежья, значение трудов которого для европейской и американской славистики невозможно переоценить [см.: 21]. Продолжая свой диалог с покойным Н.С. Трубецким, по его собственному свидетельству, разворачивавшийся со второй половины 1920-х годов, Чижевский опубликовал в «Новом журнале» отклик на новые книги о Достоевском, появившиеся в СССР. Практически половину этого очерка занимала рецензия на книгу Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского». Несмотря на то что рецензия была напечатана по-русски, совершенно очевидно, что для западного славистического сообщества она оказалась еще одним важным событием, определившим характер восприятия бахтинской книги. Действительно, оценивая второе издание монографии Бахтина, Чижевский акцентирует внимание на близости понимания автором полифонического романа с точкой зрения Трубецкого. При этом он как бы перешагивает через тот факт, что у Трубецкого имеются вполне, как мы писали выше, конкретные отсылки к книге Бахтина. Более того, посвятив довольно много места теме относительного равноправия героев Достоевского и выражения ими идеологических позиций в опубликованной на немецком языке в 1964 г. статье-рецензии на достоевсковедческие материалы Трубецкого, Чижевский по каким-то причинам не ссылается на книгу Бахтина. Возможно, это объясняется тем, что принадлежность Бахтину концепции полифонического романа уже достаточно хорошо была известна читателю. Нам, в свою очередь, кажется, что, сосредоточившись на фигуре Трубецкого и на авторских подходах к интерпретации творчества Достоевского, Чижевский не стал ссылаться
на недавнее переиздание труда Бахтина, дабы не создавать нарушение временной дистанции. Тем не менее концовка его статьи весьма примечательна: «Книга Бахтина, конечно, не выясняет всех проблем стилистики Достоевского. Новое издание его книги подверглось некоторым (несущественным) сокращениям, дополнения незначительны и довольно "случайны". Книга заслуживает не только чтения, но и внимательного изучения поставленных в ней проблем» [цит. по: 8, с. 385].
Напротив, в своей оценке первого издания книги о Достоевском Бахтина Чижевский намеренно акцентирует ее важность для своего времени: «Книга Бахтина вышла в 1929 г. и была высоко оценена исследователями, но вскоре стала "библиографической редкостью" (как отмечает сейчас издательство). Это случилось потому, что книга оказалась "формалистической" - и хотя никто точно не понимал, что такое "формализм" и где его границы, но блестящая книга исчезла и не только не переиздавалась, но и не цитировалась, как не соответствующая официальным "нормам".
Содержание книги Бахтина может быть в общих чертах изложено как попытка характеризовать своеобразие романов Достоевского, создавшего и разработавшего, по мнению Бахтина, новую форму романа» [цит. по: 8, с. 383]. Нельзя сказать, что он чувствует необходимость реконструкции реального историко-литера-туроведческого контекста, в котором пребывала книга Бахтина. Это скорее свидетельство того, что автор останется в парадигме раннего бахтиноведческого мифа о полном забвении автора «Проблем творчества Достоевского», хотя, как показывают последние исследования, это не совсем так [см., в частности: 5; 18].
Однако Чижевскому важно подчеркнуть другой, принципиально новый подход Бахтина к пониманию и объяснению новаторского характера творчества Достоевского. При этом литературоведу и философу многое остается достаточно чуждым, и целый ряд бахтинских идей не кажется ему убедительным. Внимательный читатель этой рецензии может высказать предположение, что Чижевский так и не дочитал до конца книгу Бахтина, хорошо помня, по-видимому, ее первое издание и не слишком углубляясь во второе, по крайней мере, фразу о незначительности переделок трудно назвать справедливой. Тем не менее высокая оценка Чижевским второго издания книги Бахтина как одного из достижений
современного достоевсковедения, конечно, не могла не повлиять на отношение к бахтинской монографии и западных славистов, и западной русскоязычной аудитории, состоявшей не только из читателей «Нового журнала».
Второе издание книги Бахтина о Достоевском продолжает играть важнейшую роль в рецепции личности и идей ее автора на Западе в 1960-е годы. При отсутствии переводов на французский и английский языки эта книга, как можно предполагать, остается понятной весьма ограниченному количеству западных исследователей, знающих русский язык. К ним, правда, добавляются и те, кто получает представление о ней в рефератах и пересказах.
Здесь практически невозможно переоценить роль Ю. Кристе-вой, которая внесла важнейший вклад в процесс знакомства с книгой Бахтина о Достоевском французской аудитории, прежде всего структуралистской. Не менее результативным было представление Ю. Кристевой монографии Бахтина о Рабле и других его работ. Как указывал Г.К. Косиков, «Подобно структурализму, французский постструктурализм также не избежал русского влияния, однако если структурная поэтика во многом ориентировалась на аналитический аппарат и методологические установки русской формальной школы, то постструктуралисты ощутили свое родство с "постформалистом" Бахтиным: бахтин-ские "диалог", "полифония", "карнавал", сопоставимые с такими ключевыми постструктуралистскими понятиями, как "различие", "децентрация", "становление", "множественность" и "полилог", уже в конце 60-х гг. подверглись активной интерпретации со стороны Ю. Кристевой» [9, с. 8].
Хорошо известно, что именно в семинаре одного из крупнейших французских семиотиков и лидеров нового структурализма Р. Барта Ю. Кристева делает свой первый доклад о Бахтине, чем вызывает неподдельный интерес к русскому мыслителю у своих новых коллег [19].
Интерпретация Кристевой бахтинской книги о Достоевском, так же, как и его более позднего исследования о Рабле, шла в совершенно определенном русле. Кристеву почти не интересовал Достоевский, а полифонический роман воспринимался ею как одна из новых повествовательных форм, в большей степени соответствующая западному литературному мышлению и даже преду-
гадывающая французский «новый роман». Попутно отметим, что поздние бахтинские предположения о полифоничности романа А. Камю и французского «нового романа» формировались не без влияния позиции Кристевой, по-видимому, пересказывавшей Вяч. Вс. Иванова [см.: 17]. Важнейшей у Кристевой оказывается та самая карнавальная линия европейской литературы, высшим достижением и завершением которой становится, по Бахтину, роман Достоевского. Именно свободное обращение с истоками этой линии - сократическим диалогом и мениппеей - становится для Кристевой своего рода указателем на глубокую проницаемость и внутреннюю коммуникацию текстов. Из этого прорастает ее теория интертекстуальности: «Уловив "топологию" субъекта в романном дискурсе, Бахтин сделал литературную теорию восприимчивой к тому, что предлагает ей современная литература. Ведь полифонический роман, открытый Бахтиным у Достоевского, укоренен в том самом треснувшем "я" (Джойс, Кафка, Арто придут позже Достоевского (1821-1881), но уже Малларме - его современник), где как раз и заявляет о себе современная литература: множественность языков, столкновение дискурсов и идеологий -без всякого завершения, без всякого синтеза - без "монологазма", без осевой точки. Все "фантастическое", "онирическое", "сексуальное" говорит именно на языке диалогизма - нескончаемой и неразрешимой полифонии» [10, с. 17].
Не менее важным кажется Кристевой и стремление Бахтина построить новую историческую поэтику, в полной мере опровергающую поэтику предшествующего времени, разрушающую ее формалистические границы. Именно формалистическая поэтика, по Кристевой, становится той самой «Poethik Ruine», о чем она пишет в предисловии к французскому переводу «Проблем поэтики Достоевского»: «Уже после того как формалисты проделали свою работу, Бахтин, усвоив из их опыта, что значение следует изучать в его словесной материальности, восстанавливает контакт с исторической поэтикой. Цель его анализа уже не в том, чтобы понять, "как сделано произведение", но в том, чтобы установить его место в пределах определенной типологии знаковых систем, существующих в истории. Вот почему он предпринимает исследование романной структуры как с точки зрения ее структурного (синхронического) своеобразия, так и с точки зрения ее исторического
возникновения. Романная структура является для него "моделью мира", специфической знаковой системой, историческую новизну которой как раз и следует уточнить» [10, с. 12].
Последнее наблюдение Кристевой становится крайне существенным именно для понимания того, как движется французская рецепция Бахтина. В этот период структуралисты, видящие в нем и его идеях одно из наиболее эффективных средств противостояния своим предшественникам, фактически предлагают новое антиформалистическое восприятие Бахтина, на основе которого будет выстраиваться неоструктуралистская, а позднее постструктуралистская парадигма восприятия российского мыслителя. В этом процессе «Проблемы поэтики Достоевского», подчеркнем, с 1970 г. широкодоступные французскому читателю в переводе, будут играть весьма заметную роль.
Еще один пример персональной траектории рецепции Бахтина на Западе - ситуация Р. Уэллека. Крупнейший представитель американской литературной теории и сравнительного литературоведения, Уэллек генетически связан с Пражским лингвистическим кружком, к младшему поколению которого он принадлежал. Он покинул Чехословакию в связи с началом Второй мировой войны и обосновался в США, где сделал успешную академическую карьеру на кафедре славистики Принстонского университета. Таким образом, он достаточно тесно связан и с Н.С. Трубецкким, Д.И. Чижевским, Р.О.Якобсоном, и с американским литературоведением, в частности с М.Р.Остином, вместе с которым он написал знаменитую «Теорию литературы». Статья Уэллека, о которой пойдет речь ниже, появилась в первом номере бюллетеня Общества Достоевского. Она является примером относительно поздней реакции на идею полифонического романа Бахтина, возникающей после оценок не только Якобсона и Чижевского, но и Кристевой. Более того - как нам кажется, есть основания предполагать, что именно Кристева и весь круг постструктурализма становится в данном случае скрытым адресатом разворачивающейся полемики Р. Уэллека с Бахтиным. Не случайно в качестве ключевых бахтин-ских терминов, которые вызывают его сомнения, он выбирает полифонию и карнавальность, играющие важнейшую роль в кри-стевской интерпретации «Проблем поэтики Достоевского» в контексте ее теории интертекстуальности.
Само название статьи Уэллека «Взгляд Бахтина на полифонию и карнавальность Достоевского» дает основание говорить, что своей главной задачей ученый видит оценку бахтинской интерпретации русского классика, которая была предложена в книге 1963 г. При этом позиция Уэллека достаточно уникальна. Его аудиторией прежде всего являются специалисты по творчеству Достоевского. Не менее примечательно и то, что в отличие от своих предшественников Уэллек знает не только Бахтина - автора книг о Достоевском и Рабле, но и Бахтина - теоретика литературы. В этом смысле это уже новый взгляд на Бахтина, в рецепции которого появляется ранее отсутствующий элемент. Как явствует из приводимой ниже цитаты, американский литературовед хорошо понимает и даже специально акцентирует это в самом начале разговора. Следует предположить, что Уэллек знаком и с русскоязычными вариантами работ Бахтина, по крайней мере, в примечаниях к своей статье он четко обозначает разницу между первым и вторым изданиями книги о Достоевском, выходя за пределы той характеристики, которую ей в 1965 г. дает Чижевский или предлагает в своих работах Кристева. Прежде всего для него важно то, что Бахтин движется в русле исторической поэтики, и это в свою очередь определяет проблематику исследования и его подходы: «Книга "Проблемы поэтики Достоевского" Михаила Бахтина во втором, значительно переработанном и дополненном издании 1963 г. по праву считается одной из самых интересных и оригинальных работ в огромной литературе о Достоевском. В ней решается главная задача критики: ставится вопрос о том, что характерно для творчества Достоевского, чем и почему оно отличается от творчества других писателей. В книге Бахтина ничего не говорится о биографии Достоевского, очень мало об идейном содержании его творчества, о его привязке ко времени и месту. Она намеренно сосредоточена на нескольких вопросах: роли героя в романах Достоевского, способе подачи идей в романах, вопросе о жанровой традиции, которой Достоевский был обязан или должен был принадлежать, и, наконец, об особом использовании языка и диалога в романах» [29, с. 32].
Подчеркивает Уэллек и антиформалистический пафос ранних работ Бахтина не только в статье 1924 г. «Проблема формы, содержания и материала в словесном художественном творчестве»,
опубликованной в сборнике 1975 г., но и в книгах бахтинского круга: «Уже в 1924 г. Бахтин отверг подход русских формалистов как "материальную эстетику", а в работе Павла Медведева "Формальный метод в литературоведении" (1928), автором или, по крайней мере, доминирующим соавтором которой считается Бахтин, мы находим резкую критику ранних формалистов с точки зрения, внешне марксистской, но фактически феноменологической в своем отказе от механистических предпосылок ранних формалистов.
Бахтин, в основном после своей смерти, приобрел большую известность как теоретик литературы и ранний семиотик. В настоящее время он считается автором работы Валентина Волоши-нова "Марксизм и философия языка" (1928). "Формальный метод" Медведева явно вдохновлен им, хотя его точная доля в тексте представляется мне спорной. Книга Бахтина о Рабле (1965) привлекла внимание мировой общественности тем, что он вывел Рабле из традиции средневекового народного смеха, приуменьшив его связь со схоластикой и гуманизмом. Новый сборник статей Бахтина "Вопросы литературы и эстетики" (1975) опубликован в год его смерти, теперь доступен читателям, не знающим русского языка, во французском переводе (1978) и, я надеюсь, вскоре и в английском благодаря усилиям Майкла Холквиста» [29, с. 32]
Приступая к оценке бахтинской интерпретации творчества Достоевского, Уэллек идет по достаточно специфическому пути, в частности, он отказывается говорить о металингвистике Бахтина, составляющей значительную часть книги последнего, объясняя это тем, что он не является специалистом в лингвистической сфере и не хочет выходить на проблемы семиотики. Это дает исследователю возможность отказаться от обсуждения концепции диало-гизма, также составляющую важную часть бахтинского исследования. Хотя подобный отказ негативно влияет на возможность полномасштабного представления творческого замысла русского мыслителя, для его критика это единственный путь, позволяющий сосредоточиться на наиболее интересных и спорных для него открытиях Бахтина. Соответственно, предметом детального анализа у Уэллека предстает феномен полифонического романа: «Бахтин утверждает, что Достоевский создал совершенно новый тип романа, который он называет "полифоническим": то есть состоящим
из независимых голосов, которые полностью равноправны, становятся самостоятельными субъектами и не обслуживают идеологическую позицию автора. Он, безусловно, прав, подчеркивая драматизм романов Достоевского, создаваемое им ощущение конфликта, силу сопереживания самым разным идеологическим точкам зрения и взглядам на жизнь, но, как мне кажется, Бахтин просто неправ, если он доводит эту точку зрения до того, что отрицает авторский голос Достоевского, его личный угол зрения. "Полифония" - это, в конце концов, лишь метафора, аналогия в применении к роману, поскольку в природе литературного произведения - представлять происходящее в линейной временной последовательности» [29, с. 34]
Отказываясь принять идею полифонического романа, т.е. вступая в своего рода в скрытую полемику с Трубецким и Чижевским, Уэллек в значительной степени опирается на аргументацию советских критиков Бахтина, в частности Г.М. Фридлен-дера, и даже ссылается на его книгу «Реализм Достоевского». Привлекают внимание и его рассуждения о драматизации прозы Достоевского, явно представляющие собой скрытую аллюзию на давнюю статью А.Л. Бема «Драматизация бреда в "Хозяйке" Достоевского» [см.: 2].
В целом, оценивая подход Уэллека к бахтинским идеям полифонии и карнавализации, следует заметить, что здесь формалист из Пражского лингвистического кружка в значительной мере берет верх над поздним Уэллеком. Он достаточно дидактичен в своей аргументации: готов признать драматизацию как одну из ведущих тенденций прозы Достоевского, но не готов согласиться с той широтой бахтинской интерпретации голосов и героев, которая присутствует в книге о Достоевском. Еще более чужда ему бахтинская идея карнавализации как одного из важнейших открытий Достоевского. Здесь американский литературовед приводит почти стандартный набор аргументов о том, что Достоевский не знал античную литературу, романы Достоевского нельзя втиснуть в границы менипповой сатиры, что самобытность Достоевского как писателя делает его скорее союзником традиций русской реалистической литературы XIX в., приближает его к англоязычному реалистическому роману второй половины XIX - начала XX в., однако ни в коей мере не позволяет поставить его в один ряд с Рабле, Серван-
тесом, Гофманом и другими писателями. Предлагаемая концепция эволюции романа и романного сознания оказывается слишком радикальной для Уэллека как исследователя Достоевского, как теоретика литературы: «Если рассматривать основные романы Достоевского с точки зрения романной традиции, то можно прийти к выводу, что он не может быть отлучен от основного потока западного романа, от Бальзака, Диккенса, раннего Гоголя. Эта традиция отличается от другой линии русского романа: Тургенева, Гончарова, Толстого, Чехова. Можно описать отличие Достоевского от его непосредственных предшественников и современников, но нельзя изолировать его и утверждать за ним абсолютное новаторство под названием "полифонический роман", нельзя приписать ему преемственность слишком далекой от него "менипповой сатире" или "карнавальное" отношение к жизни» [29, с. 38].
Закономерен и финал статьи, где Уэллек окончательно расставляет точки над 1 «Достоинством книги Бахтина является радикальная постановка вопроса о драматизме Достоевского и наведение на контакты с более древними жанрами. Но в обоих случаях он сильно преувеличил свои возможности» [29, с. 38].
Можно сказать, что заключительный вывод становиться еще одним «преувеличением от увлечения», если воспользоваться заголовком известной статьи Г.Н. Поспелова на страницах «Вопросов литературы».
Таким образом, обращаясь к истории ранней рецепции «Проблем поэтики Достоевского» западным сознанием 1960-1970-х годов, можно сделать вывод о важности включения в нее анализа персональных траекторий. Приведенные в статье примеры показывают, что несмотря на индивидуальные различия в восприятии конкретных идей книги М. М. Бахтина о Достоевском, принимая или оспаривая его важнейшие открытия (прежде всего идеи полифонического романа, карнавализации, чужого слова) исследователи настаивали на необходимости развернутого диалога с автором книги, на включение его концептуальных идей не только в современное западное литературоведение, но и в гуманитарную науку в целом.
Список литературы
1. Бахтин М.М. Собрание сочинений [в 6(7) т.]. М.: Русские словари; Языки славянских культур, 1996-2012.
2. Беем А.Л. Драматизация бреда. («Хозяйка» Достоевского). Ижевск: ERGO, 2012. 91 с.
3. ВиноградовВ.В. Проблемы авторства и теория стиля. М.: ГИХЛ, 1961. 614 с.
4. Долгорукова Н.М. Бахтин во Франции // Новое литературное обозрение. 2018. № 2. С. 100-107.
5. Дубровская С.А. М.М. Бахтин в литературной жизни Мордовии 1940-х -1960-е гг. // Вестник угроведения. 2020. Т. 10. № 4. С. 633-641.
6. Дубровская С.А. Научный семинар «Михаил Бахтин: подступы к биографии» // Бахтинский вестник. 2022. № 2(8). URL: https://bakhtin.mrsu.ru/wp-content/uploads/2022/12/2022-%E2%84%968-%D0%94%D0%A3%D0%91%D0 %A0%D0%9E%D0%92%D0%A 1 %D0%9A%D0%90%D0%AF .pdf (дата обращения: 20.11.2023).
7. Киржаева В.П., Осовский О.Е. Книга М.М. Бахтина о Достоевском в литературоведческом пространстве США 1950-1970-х гг. // Филология и культура = Philology and culture. 2019. № 1(55). С. 163-169.
8. Книга М.М. Бахтина о Достоевском в оценках литературоведения русского зарубежья (Публикация, вступительная заметка и справки об авторах О. Осовского) // Бахтинский сборник. Выпуск 2. М., 1992. С. 379-385.
9. Косиков Г.К. «Структура» и / или «текст» (стратегии современной семиотики) // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму / пер. с фр. и вступ. ст. Г.К. Косикова. М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. С. 3-49.
10. КристеваЮ. Избранные труды: Разрушение поэтики / пер. с франц. М.: Российская политическая энциклопедия, 2004. 656 с.
11. Махлин В.Л. Бахтин и Запад (Опыт обзорной ориентации). Статья I // Вопросы философии. 1993. № 1. С. 94-114.
12. Махлин В.Л. Достоевский в Достоевском. М. Бахтин и методологический поворот 1910-1920-х годов // Вопросы литературы. 2023. № 5. С. 83-104.
13. Махлин В.Л. Единственный среди многих: М.М. Бахтин и смена парадигм в гуманитарном познании // Вопросы философии. 2023. № 12. С. 169-179.
14. Морсон Г.С. Бахтин и наше настоящее // М.М. Бахтин: Pro et Contra. Том II. Антология. СПб.: Издательство Русского Христианского Гуманитарного Института, 2002. С. 202-208
15. Осовский О.Е. За пределами «маленького мирка»: М.М. Бахтин и современная западная теория // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: гуманитарные и социальные науки. 2018. № 6. С. 53-62.
16. Осовский О.Е., Дубровская С.А. Бахтин, Россия и мир: рецепция идей и трудов ученого в исследованиях 1996-2020 годов // Научный диалог. 2021. № 7. С. 227-265.
17. Осовский О.Е., Дубровская С.А., Маслова Е.Г. «С радостью даю свое авторское согласие...»: М.М. Бахтин и структуралисты в интеллектуальном пространстве 1960-х - начала 1970-х гг. // Вопросы философии. 2023. № 6. С. 138-151.
18. ПаньковН.А. Вопросы биографии и научного творчества М.М. Бахтина. М.: Издательство Московского государственного университета, 2009. 720 с.
19. Самот Т. Ролан Барт: биография / пер. с фр. Кушнаревой И. и Васильевой А.; под науч. ред. Кушнаревой И.М.: Дело, 2019. 574 с.
20. Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык / сост., подгот. текста и коммент. В.М. Живова; вступ. статьи Н.И. Толстого, Л.Н. Гумилева. М.: Прогресс, 1995. 798 с.
21. Чижевский Д.И. Избранное: в 3 т. Т. I: Материалы к биографии (1894-1977) / сост., вступ. ст. В. Янцена; коммент. В. Янцена и др. М.: Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»; Русский путь, 2007. 848 с.
22. Шкловский В. Против // Вопросы литературы.1960. № 4. C. 98-101.
23. Эмерсон К. Очерки по русской литературной и музыкальной культуре Санкт-Петербург: Academic Studies Press, 2020. 559 с.
24. Clark К., HolquistM. Mikhail Bakhtin: [A biography]. Cambridge, Mass.; London: Belknap press of Harvard univ. press, 1984. XIV. 398 p.
25. DubrovskayaS. "Bakhtin and I Had Almost Been Colleagues.": On the Specificity of the Last Wave of the First Russian Reception of Problems of Dostoevsky's Art // Bakhtiniana. Revista de Estudos do Discurso. 2021. Vol. 16. No. 2. P. 14-41.
26. Еmerson C. The First Hundred Years of Mikhail Bakhtin. Princeton: Princeton University Press, 1997. 296 p.
27. Hirschkop K. The Cambridge Introduction to Mikhail Bakhtin. Cambridge: Cambridge University Press, 2021. XVI. 250 p.
28. Osovsky O., Kirzhaeva V., Dubrovskaya S., Chernetsova Е. From Dialogic Imagination to Polyphonic Thinking: Bakhtin in Saransk 2021 // Enthymema. 2022. Vol. 31. P. 338-352.
29. WellekR. Bakhtin's View of Dostoevsky: "Polyphony" and "Carnivalesque" // Dostoevsky Studies. 1980. Vol. 1. P. 32-39.
30. Zbinden K. Bakhtin Between East and West. Cross-cultural Transmission. London: Routledge, 2017. 198 p.
References
1. Bakhtin, M.M. Sobranie sochinenii [Collected Works] [in 6(7) vols.]. Moscow, Russkie slovari Publ., Yazyki slavyanskich kul'tur Publ., 1996-2012. (In Russ.)
2. Bem, A.L. Dramatizatsiya breda. ("Khozyaika" Dostoevskogo) [Dramatization of delirium. ("The Mistress" by Dostoevsky)]. Izhevsk, ERGO Publ., 2012, 91 p. (In Russ.)
3. Vinogradov, V.V. Problemy avtorstva i teoriya stilya [Problems of Authorship and Theory of Style]. Moscow, GIHL Publ., 1961, 614 p.
4. Dolgorukova, N.M. "Bakhtin vo Frantsii" ["Bakhtin in France"]. Novoe litera-turnoe obozrenie, no. 2, 2018, pp. 100-107. (In Russ.)
5. Dubrovskaya, S.A. "M.M. Bakhtin v literaturnoi zhizni Mordovii 1940-kh -1960-e gg." ["M.M. Bakhtin in Literary Life of Mordovia in the 1940s - 1960s]. Vestnik ugrovedeniya = Bulletin of Ugric Studies, no. 4, 2020, pp. 633-641. (In Russ.)
6. Dubrovskaya, S.A. "Nauchnyi seminar 'Mikhail Bakhtin: podstupy k biografii'" ["Scientific seminar 'Mikhail Bakhtin: Approaches to Biography'"]. Bakhtinskii vestnik, no. 2(8), 2022. Available at: https://bakhtin.mrsu.ru/wp-content/uploads/ 2022/12/2022-%E2%84%968-%D0%94%D0%A3%D0%91%D0%A0%D0%9E %D0%92%D0%A1%D0%9A%D0%90%D0%AF.pdf (date of access: 20.11.2023). (In Russ.)
7. Kirzhaeva, V.P., Osovskii, O.E. "Kniga M.M. Bakhtina o Dostoevskom v litera-turovedcheskom prostranstve SShA 1950-1970-kh gg." ["M.M. Bakhtin's Book on Dostoevsky in the Literary Space of the USA of the 1950-1970s]. Filologiya i kul'tura = Philology and culture, no. 1(55), 2019, pp. 163-169. (In Russ.)
8. "Kniga M.M. Bakhtina o Dostoevskom v otsenkakh literaturovedeniya russkogo zarubezh'ya" ["M.M. Bakhtin's Book on Dostoevsky in the Assessments of Literary Studies of the Russian Abroad", publ., introd. note and references to the authors by O. Osovsky]. Bakhtinskii sbornik, issue 2, Moscow, 1992, pp. 379-385. (In Russ.)
9. Kosikov, G.K. "'Struktura i / ili 'tekst' (strategii sovremennoi semiotiki)" ["'Structure' and / or 'Text' (Strategies of Modern Semiotics)"]. Frantsuzskaya semiotika: Ot strukturalizma k poststrukturalizmu [French Semiotics: From Structuralism to Poststructuralism], transl. from French and introd. G.K. Kosikov. Moscow, Izda-tel'skaya gruppa "Progress" Publ., 2000, pp. 3-49. (In Russ.)
10. Kristeva, Ju. Izbrannye trudy: Razrushenie poehtiki [Selected Works: The Destruction of Poetics], transl. from French, Moscow, Rossiiskaya politicheskaya ehntsik-lopediya Publ., 2004, 656 p. (In Russ.)
11. Makhlin, V.L. "Bakhtin i Zapad (Opyt obzornoi orientatsii). Stat'ya I" ["Bakhtin and the West (The Experience of Survey Orientation). Article I"]. Voprosy filosofii, no. 1, 1993, pp. 94-114. (In Russ.)
12. Makhlin, V.L. "Dostoevskii v Dostoevskom. M. Bakhtin i metodologicheskii po-vorot 1910-1920-kh godov" ["Dostoevsky in Dostoevsky. M. Bakhtin and the Methodological Turnaround in the 1910-1920s]. Voprosy literatury, no. 5, 2023, pp. 83-104. (In Russ.)
13. Makhlin, V.L. "Edinstvennyi sredi mnogikh: M.M. Bakhtin i smena paradigm v gumanitarnom poznanii" ["The Only One Among Many: M.M. Bakhtin and the Change of Paradigms in Humanitarian Knowledge"]. Voprosy filosofii, no. 12, 2023, pp. 169-179. (In Russ.)
14. Morson, G.S. "Bakhtin i nashe nastoyashchee" ["Bakhtin and Our Present"]. M.M. Bakhtin: Pro et Contra. Vol. 2. St Petersburg, Izdatel'stvo Russkogo Khris-tianskogo Gumanitarnogo Instituta Publ., 2002, pp. 202-208. (In Russ.)
15. Osovskii, O.E. "Za predelami 'malen'kogo mirka': M.M. Bakhtin i sovremennaya zapadnaya teoriya" ["Beyond the 'little world': Mikhail Bakhtin and Modern Western Theory"]. Vestnik Severnogo (Arkticheskogo) federal'nogo universiteta. Seriya: gumanitarnye i social'nye nauki, no. 6, 2018, pp. 53-62. (In Russ.)
16. Osovskii, O.E., Dubrovskaya, S.A. "Bakhtin, Rossiya i mir: retseptsiya idei i trudov uchenogo v issledovaniyah 1996-2020 godov" ["Bakhtin, Russia and World: Reception of Scientist's Ideas and Works in 1996-2020 Research"]. Nauchnyi dialog, no. 7, 2021, pp. 227-265. (In Russ.)
17. Osovskii, O.E., Dubrovskaya, S.A., Maslova, E.G. "'S radost'yu dayu svoe avtor-skoe soglasie...': M.M. Bakhtin i strukturalisty v intellektual'nom prostranstve 1960-kh - nachala 1970-kh gg." ["'I gladly give my author's consent': M.M. Bakhtin and the Structuralists in the Intellectual Space of the 1960s and Early 1970s"]. Voprosy Filosofii, no. 6, 2023, pp. 138-151. (In Russ.)
18. Pan'kov, N.A. Voprosy biografii i nauchnogo tvorchestva M.M. Bakhtina [Issues of Biography and Scientific Work of M.M. Bakhtin]. Moscow, Izdatel'stvo Mosk-ovskogo gosudarstvennogo universiteta Publ., 2009, 720 p. (In Russ.)
19. Samoio, T. Rolan Bart: biografiya [Roland Barthes: Biography], transl. from French I. Kushnareva and A. Vasil'eva, ed. I.M. Kushnareva, Delo Publ., 2019, 574 p. (In Russ.)
20. Trubetskoi, N.S. Istoriya. Kul'tura. Yazyk [History. Culture. Language], ed., tekst prep. and comm. V.M. Zhivov, introd. N.I. Tolstoi, L.N. Gumilev. Moscow, Progress Publ., 1995, 798 p. (In Russ.)
21. Chizhevskii, D.I. Izbrannoe: v 3 t. T. I: Materialy k biografii (1894-1977) [Selected Works: In 3 vol. Vol. I: Materials to the Biography (1894-1977)], comp., introd.
V. Yantsen, comm. V. Yantsen et al. Moscow, Biblioteka-fond "Russkoe Zaru-bezh'e" Publ.; Russkii put' Publ., 2007, 848 p. (In Russ.)
22. Shklovskii, V. "Protiv" ["Contra"]. Voprosy literatury, no. 4, 1960, pp. 98-101. (In Russ.)
23. Emerson, K. Ocherkipo russkoi literaturnoi i muzykal'noi culture [Essays on Russian literary and musical culture]. St Peterburg, Academic Studies Press Publ., 2020, 559 p. (In Russ.)
24. Clark, K, Holquist, M. Mikhail Bakhtin: [A biography]. Cambridge, Mass.; London, Belknap press of Harvard univ. press, 1984, XIV, 398 p. (In English)
25. Dubrovskaya, S. "'Bakhtin and I Had Almost Been Colleagues.': On the Specificity of the Last Wave of the First Russian Reception of Problems of Dostoevsky's Art". Bakhtiniana. Revista de Estudos do Discurso, vol. 16, no. 2, 2021, pp. 14-41. (In English)
26. Еmerson, C. The First Hundred Years of Mikhail Bakhtin. Princeton, Princeton University Press, 1997, 296 p. (In English)
27. Hirschkop, K. The Cambridge Introduction to Mikhail Bakhtin. Cambridge, Cambridge University Press, 2021, XVI, 250 p. (In English)
28. Osovsky, O., Kirzhaeva, V., Dubrovskaya, S., Chernetsova, Е. "From Dialogic Imagination to Polyphonic Thinking: Bakhtin in Saransk 2021". Enthymema, vol. 31, 2022, pp. 338-352. (In English)
29. Wellek, R. "Bakhtin's View of Dostoevsky: 'Polyphony' and 'Carnivalesque'". Dostoevsky Studies, vol. 1, 1980, pp. 32-39. (In English)
30. Zbinden, K. Bakhtin Between East and West. Cross-cultural Transmission. London, Routledge, 2017, 198 p. (In English)