CC BY
88••М. Дробижева
проблемы неравенства в этносоциальном пространстве роесии
Этнонациональные проблемы в России за короткое историческое время существенно изменили свое содержание. В начале XXI в. нет опасности сецессии, массовых национальных движений, как это было в предшествующем десятилетии. Но остаются проблемы, характерные и для других стран, входящих в глобализирующееся пространство современного мира. С точки зрения социального развития страны на первый план выходят, несомненно, две из них. Одна связана с ролью культуры в экономическом и политическом прогрессе страны. Речь идет прежде всего о готовности работников разных национальностей к современным видам деятельности, их взаимодействии при передаче стандартов управленческой и производственной культуры, соответствующей рыночной экономике и деятельности в рамках транснациональных корпораций, нахождением способов преодоления культурных преград, тормозящих прогресс.
Под прогрессом имеется в виду «движение к экономическому развитию и материальному благосостоянию, социально-экономическому равенству и политической демократии». К культурным факторам относят «ценности, установки, верования, ориентации и убеждения, превалирующие среди членов общества» [5, с. 11]. Наиболее известные в мире исследования в этом направлении выполнены А. Инкелесом, Дж. Хофстедом, Л. Харрисоном при участии С. Хантингтона [15,17,18]. В России они только начинаются^6, 12, 3]'.
Другая проблема — место этничности в стратификационной иерархии современного российского общества. На протяжении 90-х годов прошлого столетия и первых лет нового мы имели возможность наблюдать, как фокус интересов национальностей смещался из сферы поначалу символической, культурной и психологической (принятие деклараций о суверенитете в республи-
В некоторых аспектах эти проблемы ранее затрагивались в работах Ю.В. Арутюняна, В.В. Коротеевой, Л. Перепелкина.
ках, провозглашение в них языков народов, дающих название республикам, государственными наравне с русским, сохранение ценностей культуры, рост этнонациональной идентичности) в сферу государственно-политическую, а затем преимущественно социально-экономическую, связанную с (хюственностью, доходами, престижем, властным и интеллектуальным ресурсом групп.
В 2002 г. нами завершен начатый еще в 1999 г. проект «Социальное неравенство этнических групп и проблемы интеграции в Российской Федерации»2. Его цель заключалась в том, чтобы ответить на вопросы: насколько оправданы представления об этни-
ческой дискриминации и этнокультурных препятствиях на пути трансформационных процессов в России? Почему ситуации отбора на рынке труда, неизбежные в условиях социально-экономической конкуренции, воспринимаются в общественном сознании как проявления неравенства и каковы реальные различия в распределении богатства, престижа, власти в этнических группах? Насколько влияет этничность на положение людей в стратификационной иерархии современного российского общества?
Прежде чем представить некоторые результаты этого исследования, остановимся на основных методологических подходах, которые были использованы в условиях новой социальной реальности.
ПРЕДМЕТ И МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ
Предметом исследования были не только изменения в социальной конфигурации контактирующих этнических групп, но и факторы, конструирующие границы между этническими общностями и социальными слоями.
Механизмом, с помощью которого конструируются границы (в понимании Ф. Барта), являются представления. Известно, что далеко не всегда социальные противоречия возникают на основе реальных различий в статусе групп. Как правило, противоречия в
2 Проект осуществлен московскими исследователями Дробижевой Л.М. (руководитель), Коротеевой В.В., Кузнецовым И.М. (ученый секретарь), Остапенко Л.В., Рыжовой СВ., Солдатовой Г.У. и исследователями из республик и областей Амелиным В. В., Братиной Д. В., Валиахметовым P.M., Виноградовой Э. М., Кузьминой РА., Мусиной Р.Н., Сагитовой Л. В., Титовой Т. А., Яковлевой Э.Я. В исследовании также принимали участие Бравин АД., Коростелев АД., Исаев Г.А., Козлов В.Е., Снежкова И.А., Спиридонова И.Г. и другие коллеги из республик и областей РФ. Участвовали также исследователи из других стран — Д. Бари-Бартлет (США), Г. Лапидус (США), К. Халлик (Эстония). Всем им мы признательны за содействие в реализации проекта.
*тШШ' НЮВЛКМЫ НЕРАВЕНСТВА В ЭТНСХЮЦИАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ 193 значительной мере формируются интерпретациями социальных иерархий, которые конструируются в обыденном сознании и кристаллизуются в соответствующих мифологемах.
Мифологемы как разделяемые большинством представления
об отдельных компонентах социальной реальности, естественно,
— не только сумма индивидуальных, обусловленных личным опытом интерпретаций текущих социальных реалий. Завершенность и социальную значимость им придают репутациизадаваемые лидерами, нередко неформальными. Таким образом, мифологема
— это групповая интерпретация текущей реальности, озвученная лидером и освященная его авторитетом.
Выяснение представлений о неравенстве (в том числе закрепленных в мифологемах) как часть предмета нашего изучения было неслучайным. Если социальное неравенство в массовом сознании связывается с этничностью, если люди верят, что их национальная принадлежность влияет на социальное положение, они будут действовать в согласии с этими убеждениями и соответственно относиться к людям той или иной национальности как к представителям социально конкурентных групп. Мы солидаризируемся с известной «теоремой Томаса»: «Если люди определя-
ют ситуации как реальные, то они и являются реальными по своим последствиям» [21, р. 79]. Можно лишь добавить, что если члены контактирующих групп по-разному определяют одну и ту же межгрупповую реальность, то создается основа для социальной напряженности и конфликта.
Место этнокультурных факторов, особенностей норм, ценностей, идеалов в социальной иерархии тесно связано с проблемой приспособления этнических групп к современному рынку труда, информационным ресурсам, технологиям. Наше исследование не было специально посвящено качественным характеристикам рабочей силы, нр ряд измерений — образование, ориентации на тот или другой тип оплаты труда, предприимчивость, достижитель-ные установки, ценность труда, самостоятельности, ответственности, коллективизм — мы фиксировали с целью изучения влияния этнокультурных параметров на неравенство.
В соответствии с целями и предметом в исследовании ставились задачи:
1. На основе анализа статистики и результатов репрезента-
* В эффективности метода определения репутаций после работ У. Ллойда Уорнера и Пола Ланта мало кто сомневается [22].
тивньгх опросов выявить факторы социальной стратификации и мобильности в этнических группах, различающихся по уровню модернизации и культурному наследию.
2. Установить, по каким признакам (отношениям собственности, имущественному положению, престижу, участию во власти) в наибольшей степени различаются контактирующие этнонацио-нальные группы в республиках и областях.
3. Выявить, как соотносится существующее в действительности неравенство этнических групп с представлениями об этом неравенстве у русских и представителей титульных национальностей в республиках, насколько национальность ассоциируется с другими признаками социальной дифференциации.
4. Определить, какие этнокультурные и этнополитические факторы присутствуют в объяснительных моделях движения к социальному успеху, какие из них действительно содействуют его достижению.
5. Установить, каким образом этнические факторы влияют на достижительные ориентации, предприимчивость в различных группах, и обостряет ли это влияние конкурентные отношения между ними.
6. Выяснить, насколько распространены в группах с разными этнокультурными составляющими инновационные, разделяемые всеми ценности и установки, и как влияет сходство или различие в этом отношении на интеграционные процессы в обществе.
Объектом изучения были представители российских национальностей. Поскольку проект осуществлялся в конкретных регионах, где живет не вся национальная общность (например, в Татарстане живет немногим более четверти российских татар), то наиболее адекватно отражающим объект исследования понятием является «этническая группа». Это понятие используется нами в значении этнической категории, сформированной по принципу самоотнесения с ней, которое люди осуществляют на основе тех или иных признаков.
Естественно, в таком значении этническая группа не представляет общности с жесткими социальными связями. Они могут быть не только различными по силе и сферам деятельности людей, но и просто номинальными. Мы осознаем, что какая-то часть людей, вошедших в категорию «этническая группа», могла вообще не быть включенной в этнические связи4 и не испытывать в этом потребности или не осознавать их.
Подробнее о «номинальной» и «действительной» идентичности см.: [16,10].
щкШ' Конкретными объектами исследования были татары и русские
/7/777 - в Татарстане, саха и русские в Саха (Якутии) (в этих республиках
КзК-,- осуществлялись наши предыдущие проекты), русские и татары в
"ЗЕ?1 Оренбургской области, а также русские и татары в Башкортостане.
Таким образом, для эмпирических исследований были выбраны три республики — Татарстан, Башкортостан, Саха (Якутия) 5$; — и одна область — Оренбургская. Эти республики и область
'tf относятся к территориям, располагающим природными ресурса-
ми общероссийского значения. Все три республики уже в составе СССР, а затем и России претендовали на высокий уровень самостоятельности .
Выборка опроса была спланирована таким образом, чтобы можно было сравнить положение и мнения русских, живущих в республиках (иноэтничной среде) и в области (преимущественно своей среде). В отношении татар мы также имеем возможность сравнить их статус, положение и самочувствие в своей республике, в области с доминирующим русским населением и в Башкортостане, где они не являются титульной национальностью. Выборка позволяет делать сравнительные оценки положения той или иной национальности. Например, чтобы представить положение и самочувствие русских в республиках, очень важно посмотреть на оценки их социального, экономического положения в соседней, сходной по ресурсам Оренбургской области. Понять, насколько влияет уровень самостоятельности республики на положение татарского населения в Татарстане, помогут нам данные о положении татар и их самооценках в соседнем Башкортостане и Оренбуржье.
Такие сравнения позволили сделать более адекватные выводы о роли статуса республики для жизни населения в целом и людей конкретных национальностей, о том, за счет чего проигрывают в уровне жизни и социальном положении этнические общности — за счет статуса областей в сравнении с республиками или вследствие недостаточно эффективной деятельности областной власти. Сравнительный анализ по республикам и области помогает выявить широкий набор факторов, влияющих на социальное неравенство этнических групп и избежать нередко мифических приписываний.
Принципиально важной была возможность сравнительного а н а -лизав разрезе «город — село», поскольку большинство якутов, башкир живет в сельских условиях, в то время как русские — в городских.
Параметры репрезентативной выборки для основных по численности национальностей республик и области были разработа-
196 Л.М. ДРОБИЖЕВА
ныМ.С. Косолаповым (по Татарстану, Саха (Якутии), Оренбургской области) и Е. В. Козеренко (по Башкортостан у). В С а х а (Якутии) были опрошены 1050 человек, Татарстане — 1000, Башкортостане 1317, Оренбургской области — 1160. Опросы проводились в
1999 г.
При подготовке программы стандартизированных интервью был использован международный опыт подобных исследований. Мы благодарны за помощь в этом Д. Бари-Бартлет и Г. Лапидус, принимавшим участие в разработке программы исследования. Д. Бари-Бартлет, кроме того, дала нам возможность использовать сравнимые материалы опросов, проведенных в 2002 г. в Татарстане и Саха (Якутии) под ее руководством по проекту «Этничность и доверие в постсоветском обществе»". Таким образом, анализируются материалы репрезентативных опросов 1999 и 2002 гг.
Кроме материалов массовых опросов привлекаются данные глубинных интервью, которые были взяты автором в 1999 г. у представителей элитных групп в Оренбургской области, Татарстане, Саха (Якутии) (90 интервью)*.
Для исследования были отобраны носители культур, сложившихся исторически под влиянием разных религий: русские —
христианства, татары и башкиры — ислама и саха-якуты — частично православия, а в какой-то мере шаманизма. Это позволяло рассмотреть, как влияют (и влияют ли) особенности культуры на социальные иерархии.
Предметом анализа было реальное или воспринимаемое людьми социальное неравенство этнических групп. Это несколько иной ракурс исследования в сравнении с прежним опытом изучения
социальной стратификации народов, этнических групп в отече-
ственной э т н о с о ц и о л о г и и .
Особенностью э т н о с о ц и о л о г и и после ее утверждения в нашей стране в 60 — 70-е годы было как раз особое внимание к изучению социальной структуры этнических общностей (прежде всего наций союзных республик), но акцент делался на сравнительном анализе народов с точки зрения их развития.
5 Наш проект реализован при финансовой поддержке Фонда Д. н К. Макартуров, проект Д. Бари-Бартлет — при поддержке Национального научного фонда США и Национального совета по изучению Евразии и Восточной Европы.
• Интервьюируемые были отобраны на основе результатов массовых опросов. Это лица, которых называли наши респонденты, отвечая на вопрос «Кто, с вашей точки зрения, лучше других выражает сейчас интересы людей вашей национальности? >.
Здесь сыграл свою роль субъективный фактор — пионерами в исследовании этой темы были крупные специалисты, изучавшие именно социальную структуру, — Ю.В. Арутюнян, О.И. Шкара-
тан [1, 13]. Для них этнические группы были одним из полей
стратификации. Собственно, и все другие характеристики — семейные, социально-психологические — выступали в их исследованиях, условно говоря, вспомогательными, дающими возможность более разносторонне охарактеризовать социальный состав и мобильность в полиэтническом обществе.
Но была и другая, объективная причина, по которой изучение социальной структуры народов занимало центральное место в этносоциологии. Это — сам характер полиэтничности, многокуль-турности в СССР и сейчас в России.
В США, Канаде, Англии изучаемые социальные проблемы эт-ничности были связаны главным образом с взаимодействием групп мигрантов. В США основное внимание привлекали взаимоотношения не между аборигенным населением и колонистами из Европы, а между отдельными группами колонистов. Поляки, греки, итальянцы — белое неанглосаксонское население — боролись здесь за свои права с теми, кто называл себя WASP («белый — англосакс — протестант»). Во Франции, Германии проблемы регулирования межэтнических отношений с 60 — 70-х годов XX в. тоже вставали преимущественно в связи с мигрантами. Для социологии межэтнических отношений на Западе положение этнических групп в социальной иерархии общества было одним из факторов, определяющих характер этих отношений.
Традиция либерального, гуманистического направления в социологии и социальной антропологии в этих странах также акцентировала внимание к проблемам неравенства, в том числе этнического. Таким образом, фокусом изучения для индустриально развитых обществ было место этнических групп на социальной лестнице.
В России, так же как раньше в Советском Союзе, этническое «небольшинство» — это, прежде всего, народы, живущие преимущественно на своей территории (т.е. не мигранты, не диаспорные группы) — так сложилось наше государство как полиэтническое.
В Советском Союзе нерусские составляли 5 1 % населения страны. И это, естественно, стало неким объективным основанием для того, чтобы изучение фокусировалось на соответствии социальных структур отдельных народов социальной структуре общества в це-
лом, а не на месте меньшинств в структуре общества. При этом главное внимание уделялось наиболее крупным народам, с собственной государственностью (пусть скорее символической). Хотя, разумеется, само сравнительное сопоставление давало повод для дискуссий о состоянии равенства или неравенства.
В современной России мы живем в других условиях. Появились новые сферы деятельности, социальные слои, формируются классы. Усилилась социальная поляризация. Существенно обострилась социальная конкуренция, особенно в больших городах.
В то же время в социальной политике нового государства не действует этнический принцип. В социальной политике стран, принявших модель мультикультурализма (на что, видимо, будет претендовать российское правительство), задачей является защита обездоленных, главным образом, неадаптировавшихся мигрантов. Но это не снимает конкуренции между другими этническими группами, особенно компактно проживающими, которые претендуют на участие в распределении материальных, сырьевых и властных ресурсов (пример басков и каталонцев в Испании, шотландцев и североирландцев в Англии).
Вхождение России в пространство государств с рыночной экономикой, новые акценты в этнонациональной политике нашего государства предопределяют изменения фокуса исследования этнических групп. Актуальным становится изучение их неравенства.
Исследователи признают, что для любого общества неравенство доступа к ресурсам и вознаграждениям — «фундаментальный факт». Благодаря закреплению в нормах и обычаях оно становится «социальным неравенством». Выполняя те или иные профессиональные или социальные роли, люди отождествляют себя с конкретными слоями. Эти слои имеют свою иерархию, и тогда речь идет о социальной стратификации [8].
Нас интересовали статусные позиции, приписываемые общественным сознанием этническим общностям, а также социальная стратификация внутри этих общностей, поскольку сам масштаб представленности иерархически стоящих выше слоев влияет на приписываемый этнической группе статус и место людей той или иной национальности на стратификационной лестнице.
Исходным был анализ социально-профессиональной стратификации этнической группы как базовой. Она фиксировалась через выделение слоев по содержанию и условиям труда с учетом квалификационных требований. Данная стратификацион-
ТТТт ная система была важна для нас не только потому, что позволяла
> ЗЩ - провести динамические сравнения на основании прежних иссле-
дований социальной структуры народов. Она важна и потому, |Г что после некоторого периода, когда формальная аттестация с
помощью дипломов и аттестатов теряла значение, теперь снова *.* образование и квалификация, подтвержденные соответствующи-
ми сертификатами (как объективный показатель), открывают путь к престижным рабочим местам.
При выделении социальных страт мы более жестко следуем { принципам их дифференциации по размерам доходов, матери-
альному благосостоянию, накоплениям, наличию собственности, в том числе производственного капитала, по образованию, квали-I фикации, должностному положению, властным полномочиям.
Практически все эти показатели в той или другой степени поддаются объективным количественным измерениям.
Разумеется, измерители относительны. Известно, что во время опросов состоятельные люди чаще всего не называют истинные размеры своих доходов. В какой-то мере определенный имущественный стандарт можно фиксировать через наличие комфортабельного современного дома или благоустроенной квартиры, а также набора предметов, свидетельствующих об уровне и качестве жизни.
Но есть один дифференцирующий показатель, который прак-* тически не поддается объективной операционализации, особенно
с учетом этнокультурного разнообразия. Это — престиж. Данный показатель не только относителен, но и субъективен. Из опыта , предыдущих проектов в российских республиках мы, например,
можем сказать, что в период хаотической трансформации среди русских престиж образования падал (сметливые малообразованные люди могли стать богачами, попасть в средний слой, а специалисты становились уборщиками в частных магазинах), а у якутов, осетин, тувинцев образование по-прежнему было в почете.
Таким образом, и территориальное, и этническое разнообразие общества диктует нам необходимость использования субъективных оценок стратификационных позиций.
Для нашего исследования метод самооценок был чрезвычайно полезным, позволяющим представить систему координат нового социального пространства, которую конструируют для себя люди разных национальностей.
Именно из этих самооценок и приписываний в отношении других индивиды и группы исходят в формировании своих представ-
лений, в ориентациях и поступках. Реггутационный метод субъективен, но представления людей зависят прежде всего от объектив- 1 ь
ного состояния общества. Социальные различия между этничес- 1
кими группами могут интерпретироваться как различия этнокультурного характера, на основе которых конструируются пред- ;
ставления о разном месте этнических общностей в общественном разделении труда («культурное разделение труда» по М. Хехтеру) и объясняется неравенство. И при этом не важно, насколько сложившиеся конструкты имеют реальное основание. Важно то, что люди строят отношения с «другими», согласуясь со своими представлениями. Поэтому нами была запрограммирована и комбинация показателей, традиционно применяемых для изучения социальной стратификации (доход, имущественные характеристики, уровень образования, квалификации, должность, позиция во властной структуре), и, кроме того, субъективный показатель — уровень престижа. В качестве дополнительных критериев использовались самооценки материального и социального положения, социального самочувствия, удовлетворенности жизнью.
Как и другие исследователи (Т.П. Заславская, З.Т. Голенкова,
М.К. Горшков, Н.Е. Тихонова, Л.А. Хахулина и др.), мы изучали субъективное восприятие человеком своего положения в иерархии общественной структуры, т.е. самоотнесение к высшему, среднему или низшему классу.
Надо согласиться с Л.А. Беляевой в том, что ограничиться одним критерием самоидентификации в условиях перехода к рынку и демократии было бы недостаточно [2, с. 150], но в комбинации с другими подходами [4, 11] субъективные самооценки дают
более полное представление о реальном состоянии общества.
В нашем исследовании, помимо социально-профессионального деления, учитывалось «условно классовое», на основе самоот-несения. Такая комбинация критериев деления была достаточной, поскольку главным для нас было изучение не самой социальной структуры, а восприятия социального неравенства этническими группами. Скажем больше: само объективное социальное деление для нас было важно с точки зрения его соответствия представлениям о неравенстве. С этой же позиции изучалась социальная мобильность среди русских и титульных национальностей в республиках.
Исследуя неравенство в восприятии людей, мы стремились выяснить, насколько они сами ассоциируют свой статус в обществе и возможности продвижения с этнической принадлежностью. Затем эти представления мы соотносили с реальной мобильностью
респондентов, исходя из их собственных ответов об изменении карьеры, и сопоставляли этнпчность с другими факторами, способными, по мнению самого респондента, влиять на социальное продвижение.
Теперь о некоторых итогах исследования.
НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА НЕРАВЕНСТВА,
ДОСТАВШИЕСЯ ОТ ПРОШЛОГО
В советское время народы делили на тех, которых «догоняют», и «отстававших в прошлом». Успехи в выравнивании уровня экономического и культурного развития народов считали достижением в политике государства. В новой России ни государство, ни партии не декларируют подобных целей, а социальная политика не включает этнический компонент. Приверженность демократии обязывает государство обеспечить правовое равенство всех граждан независимо от национальности перед законом.
Радикальные системные преобразования в нашей стране, совпавшие с втягиванием ее в глобальные процессы в мире, меняют наш взгляд на этносоциальное пространство. К тому же социальная практика дает нам уроки «узнаваемо-неузнаваемой актуальности». Эстонцы, сходные с русскими по уровню образования, доле квалифицированного труда, быстрее почувствовали преимущества от вхождения в рыночную экономику и демократическое пространство и преуспели в трансформационных процессах. Народы «отстававшие» в прошлом, одни успешнее, другие менее эффективно, но встраиваются в глобальное сообщество. Социальное время ускоряется, социальное пространство фрагментируется, и это заставляет уходить от однозначных оценок.
Один из главных выводов проведенного исследования состоял в том, что мы чаще всего фиксируем малосравнимые социальные практики на фоне единых процессов. Вот только один фрагмент. По важному критерию модернизации — уровню образования (доле специалистов с высшим образованием) якуты в Саха (Якутии) в городских условиях уже более десятилетия «обгоняют» русских. Но большая часть якутского народа живет не в городе, а в сельской местности, где включенность жителей, тем более в условиях высокой дисперсии по территории, в современные виды деятельности очень невысокая.
В Татарстане совсем иное. Здесь русские и татары по уровню образования были очень сходными и, что особенно важно, уже в
202 Л.М. ДРОБИЖЕВА
конце 80-х годов мало отличались по отраслевой занятости работников, в том числе подоле производственной, художественно-творческой интеллигенции (в Саха (Якутии), Башкортостане доли производственной интеллигенции у русских и титульных национальностей различались более чем в 4 раза). Общий процесс — модернизация — имел чрезвычайно разнообразные вариации в количественных выражениях, а тем более в качественных характеристиках.
Поэтому для российских условий очень важны выводы ученых, изучающих процессы глобализации, прежде всего о «глока-лизации», понимаемой как процесс адаптации глобальных хозяйственных практик к местным условиям и как понятие для описания реструктуризации социального пространства [20, р. 28 — 29; 19, р. 91 — 107].
Приведу рассуждение А. Ю. Согомонова, которое, на мой взгляд, адекватно и прогностически верно описывает это явление: «Тер-
ритории (и даже группы и индивиды!) отныне отличаются друг от друга не историко-хронологической "развитостью" или "отсталостью" по воображаемой модернизационной шкале, а своими неповторимыми рисунками того, как в них переплетаются включенность в глобальные потоки и следование местным культурным традициям, социальным устоям. По глокальному критерию разнятся страны, города, регионы, организации и отдельные индивиды. Анализируя их, конечно же, можно говорить о неравномерности их развития по отношению друг к другу и неравнозначности их статусов, но такое сравнение сегодня уже не образует символического капитала и вряд ли может использоваться солидаристически — в политическом ли смысле, или при формировании новых идеологий развития.
Идентичность места сегодня, скорее, детерминирована глокаль-но, то есть структурирована пространственно, нежели предопределена логикой символического времени» [9, с. 6 7].
Время настоящее и прошлое, давнее и недавнее по-разному воспринимается социальными акторами и целыми группами в процессе самоидентификации. Из глубинных интервью с людьми одной национальности и даже близкого статуса видно, что одни в поддержании традиций культуры, подчас даже архаических, видят способ защитить общество от стандартизированной масскуль-туры, нравственного опустошения и укрепить деятельностные позиции людей. Другие считают, что как можно быстрее надо уйти от прошлого, оно сковывает, сдерживает изменения. Приведу выдержки из интервью директора Департамента по реализации в правительстве Саха (Якутии) Егора Павловича Журкова: «Как жить?
Может быть две крайности... Свести все к самодостаточности, сохранить нетронутой самобытность народа. Второй путь — путь открытого мпросуществованпя, вписывания в новые отношения. Этот путь, как мне кажется, больше отвечает новому времени».
А Николай Алексеевич Лугинов, директор Литературного музея (Якутск), рассуждает о том, что время сейчас иное, как раньше жить нельзя, но что-то в прошлом было рациональным: «В жизни каждого народа есть та сфера производства, которая составляет исконное занятие народа. И подрыв этой сферы деятельности подрезает все национальные корни. И после этого происходят необратимые процессы... Чтобы менять внутренний склад жизни, нужно время. Нельзя сказать, что народ сломался, он, наверное, при новых условиях жизни становится другим... У нас есть глубоко порочный подход ко всему — единообразный. Пытаются сравнивать многомиллионные города и Якутию, а она вся — это миллион с небольшим жителей... Народы осваивают такую громадную территорию, на них держатся редчайшие сферы деятельности... Эти люди даже фактом своего существования, обитая на громадных территориях, несут дополнительную положительную силу»7.
Понятие исторического времени для сравнения и понимания своего места в настоящем меняется, и осмысление этого людьми имеет существенное значение для представлений о равенстве-неравенстве народов, этнических групп.
В нашей интерпретации итогов исследования мы не используем понятий «выравнивание уровней развития», глаголов «догоняют», «опережают». Речь идет о своеобразии этнических групп, их позиций, статусов, о явлениях, формирующих представления о равенстве и неравенстве.
Для восприятия статуса группы важна доля высококвалифицированного умственного и затем физического труда. Л.В. Остапенко на основании анализа материалов Всесоюзных переписей 1959,1979 и 1989 гг. установила, что народы, дававшие название республикам в России, более всего различались именно по этим показателям (коэффициент вариации в 1989 г. по доле работников высококвалифицированного умственного труда среди занятого городского населения республик составлял 33%, по по доле рабочих высшей квалификации — 2 1%, а мало- и неквалифицированных рабочих— 18%) [10, с. 27].
7 Записи интервью. Архив проекта «Социальное неравенство этнических групп: представления и реальность».
204 Л.М. ДРОБИЖЕВА
Дифференциация национальностей по доле квалифицированного умственного труда была значимой как среди городских, так и сельских жителей. У якутов, бурят этот показатель составлял 40% в городе и 30% населе, а у карел, марийцев, удмуртов, чеченцев соответственно 20 и 12—13%. [там же]. Но горожане и селяне этих национальностей не так часто контактировали между собой, и наиболее значимыми были сравнения с русскими, живущими в республиках. К началу трансформационных процессов наиболее сходным был социально-профессиональный состав у русских и национальностей, дающих название республикам, в Севе-ро-Осетинской, Кабардино-Балкарской и Коми АССР8.
Уже с 60-х годов в городском населении некоторых республик (Якутия, Бурятия) доля специалистов высшего звена у титульных национальностей была больше, чем у русских
К 90-м годам якуты и буряты по этому показателю превосходили местных русских вдвое. Выше, чем у русских доля специалистов среди калмыков, алтайцев и адыгейцев в городах. Тенденция быстрого сближения по доле высококвалифицированного (как умственного, так и физического) труда имела место у татар и русских в ТАССР. В большинстве других республик дистанция по этому показателю между русскими и титульными национальностями была в 1,4 — 1,7 раза.
Однако для ощущения равенства или неравенства национальностей имеет значение не только доля престижного труда в составе данной этнической общности, но представительство последней в самой престижной подгруппе. Например, якуты в своем составе имели большую долю специалистов высшего звена (в городах), чем русские, но в составе руководителей высшего звена в республике якутов было 19%, а русских — 6 1%, среди специалистов высшей квалификации якутов было 9%, а русских 68%. Надо учитывать, что якуты в республике составляли в 1989 г. 3 1%, а в городах их было еще меньше.
В Татарстане же, где татары и русские были представлены практически в равных пропорциях, среди руководителей высшего звена в городах было 4 4 % татар и 49% русских, а среди специалистов этой категории соответственно 38% и 54%. И в отраслях промышленного производства татары и русские были в Татарстане представлены более равномерно. Статусный диссонанс, естественно, в Якутии ощущался острее. Будучи шире представленными в науке (особенно гуманитарной), просвещении, культу-
Расчеты по Всесоюзной переписи 1989 г. были проведены Л. В. Остапенко.
ре (среди русских, как и в других республиках, здесь больше специалистов, занятых в промышленном производстве), якуты глубже и разносторонне осмысливали свои национальные запросы, что и нашло отражение в требованиях суверенитета и контроля над ресурсами в начале 90-х годов.
В Саха (Якутии) и в прошлом и в последнее десятилетие наиболее заметны различия в отраслевой занятости национальностей. Даже в рамках индустриального производства русские чаще заняты в добывающей промышленности и, так же как и в других республиках, в машиностроении и металлообработке, а титульные национальности шире представлены в строительстве, на транспорте, легкой, пищевой промышленности.
Работники предприятий первой группы как крупных организаций были лучше оплачиваемыми, обеспеченными жильем, условиями для труда и отдыха, й эти неравенства в материальном обеспечении, условиях жизни проецировались на социальное положение национальностей в целом.
Таким образом, только на примере якутов видно, насколько неадекватными могут быть наши оценки, если мы анализируем неравенство национальностей по какому-то одному, пусть и очень значимому, статистическому критерию, даже в достаточно стабильной обстановке.
К тому же у людей разных национальностей по-прежнему сохраняются различия в профессиональных ориенталиях, ценностях тех или иных видов труда, социальных устоях, и поэтому их собственные оценки своего статуса, положения далеко не всегда совпадают с оценками других. Конечно, можно говорить о положении народов по модернизационной шкале, но важнее понять и «неповторимые рисунки» социальной фрагментации этносоциального пространства. Социальные изменения трансформационного периода еще больше убеждают в необходимости такого подхода.
ИНТЕРПРЕТАЦИИ НЕРАВЕНСТВА В УСЛОВИЯХ НОВОЙ СТРАТИФИКАЦИИ
На исходе последнего десятилетия XX в. мы наблюдали, как начатые экономические реформы и доступ к демократическим свободам до неузнаваемости изменили привычные картины жизни в республиках и областях России. Возрастающее разнообразие и фрагментация социального пространства — доминирующая тен-
206 Л.М. ДРОВИЖЕВА
денция при достаточно выраженной новой социальной дифференциации.
Былые преимущества нередко обращались ущербом. Останавливались крупные государственные предприятия, в том числе входившие в ВПК, машиностроительные заводы. На большинстве из них в республиках работали русские. Затем началась приватизация, закрывались прииски. Русские не только теряли работу, но и часто принимали решение об отъезде. Это не было вытеснением по национальному признаку: доля русских, выехавших из Магаданской области, была даже выше, чем из Саха (Якутии). Дистанцирующая роль отраслевой специализации выросла. Работники, занятые в легкой промышленности, на мелких предприятиях, быстрее переходили к экономической деятельности рыночного типа, а в этих секторах экономики доля людей национальностей, дававших название республикам, была выше.
Судя по материалам нашего исследования, татары, башкиры, якуты — люди разных культур — не реже, чем русские, а в тенденции даже активнее принимали деятельностные установки в стратегиях улучшения своего положения (см. табл.).
Из таблицы видно, что степень готовности к осуществлению тех или иных видов активной жизненной стратегии имела свои особенности у разных этнических групп. Так, якуты более, чем другие национальности, были ориентированы на повышение квалификации и использование резерва «связей с нужными людьми» (из глубинных интервью мы знаем, что прежде всего речь идет о земляческих и родственных связях).
На повышение квалификации были ориентированы и более половины опрошенных башкир. Такие же показатели характерны и для татар Оренбуржья, образовательный потенциал которых был ниже, чем у их «соплеменников» в Татарстане и Башкортостане. Готовность сменить работу был выше, в сравнении с русскими, у национальностей, дававших название республикам. Видимо, их представители чувствовали себя более уверенными в эффективности таких поисков. Установка на такую активность у русских в Оренбуржье проявилась в большей степени, чем в республиках, и была практически такой же, как у татар, башкир, якутов.
Представители титульных национальностей республик несколько чаще, чем русские, демонстрировали склонность к риску и стремление открыть свое дело. Причем в Оренбургской области доля активных в этом отношении русских также была не больше, чем в Башкортостане или Саха (Якутии).
Таблица. Установки на стратегии улучшения своего положения в среде городского населения Татарстана, Башкортостана, Саха
(Якутия) и Оренбургской области (% от ответивших)
Чтобы Татарстан Башкортост ан Саха (Якутия) Оренбургская обл.
улучшить свое положение, готовы.. . Татары Рус- ские Баш- киры Рус- ские Татары Якуты Рус- ские Рус- ские Татары
- повысить
квалификацию 40 39 56 41 43 64 50 46 57
- сменить
профессию 25 20 32 25 22 31 28 19 18
- сменить
работу 46 35 46 39 37 49 44 47 45
- заняться
подработкой 37 40 45 34 34 47 36 45 44
- открыть свое
дело - уехать в другие районы 14 11 29 19 24 25 20 17 19
России -наладить связи с 7 9 12 8 10 5 31 12 9
нужными людьми 38 34 38 34 39 54 45 46 49
- уехать за границу 5 7 12 10 13 9 10 18 11
Установки на деятельностную позицию, в том числе на предпринимательскую активность, в современных условиях существенно дифференцируют людей в социально-психологическом отношении. Но естественно, установки эти не всегда реализуются. Четверть опрошенных башкир и якутов заявляли о готовности «открыть свое дело», а реально осуществили свое намерение немногие: доля имеющих свое дело среди них была в 8—10 раз меньше А— 60% башкир и около 80% якутов, судя по результатам опросов, остались работать на государственных предприятиях. Среди Же татар и русских (в Татарстане), которые были более осторожны в заявлениях о намерении «открыть свое дело», на госпредпри-
ятиях осталось работать меньше — 55—49%. И надо сказать, что в Татарстане и у русских, и у татар эти намерения соотносились с их собственной оценкой вероятности успеха в данной сфере. Готовность «открыть свое дело» и у татар, и у русских была практически одинаковой — 14—11% (при возможной ошибке выборки в 5% это равные показатели), а оценивали свои возможности сделать этот шаг соответственно 13% татар и 7% русских. При этом русские оценивали такую возможность для татар гораздо выше (25%).
Якуты же оценивали возможности русских открыть свое дело выше, чем сами русские (Среди якутов 30% считали, что у русских больше возможностей в этой сфере активности, а среди русских высказали это мнение 12%). В.В. Коротеева, специально анализировавшая в данном исследовании экономические и политические возможности этнических групп в оценке жителей исследуемых регионов, сделала вывод, что «люди склонны преувеличивать ущемленность собственной группы и преуменьшать ее привилегии» [10, с. 130].
Для изучения представлений о равенстве-неравенстве задавались вопросы о возможностях людей разных национальностей добиться успеха в деловой и политической сферах. По результатам анализа данных по всем массивам опрошенных именно в отношении бизнеса, деловой сферы представители всех этнических групп считают, что национальность меньше влияет на продвижение в бизнесе, чем в политике. У большинства респондентов не вызывает сомнения, что представители национальностей, дающих название республикам, имеют в них больше возможностей «занять высокий пост в органах власти», так же как русские располагают преимуществами в областях.
Русские выше оценивают шансы татар, башкир, якутов «получить хорошо оплачиваемую работу», что практически согласуется с мнением самих татар и башкир. Якуты же видят большие возможности у русских и в отношении лучше оплачиваемой работы, и в отношении «открытия собственного дела». Скорее всего, на эти представления оказывает влияние демографическое превалирование русских и их преимущественная занятость в отраслях производства с более высокой оплатой труда.
В Татарстане в демографическом соотношении и по социальному положению, профессиональной квалификации татары и русские очень близки, и, казалось бы, возможности их должны бы быть одинаковыми. Тем не менее, мы получили согласованные оценки о преимуществах татар.
Отметим еще одну важную закономерность — среди татар и русских значима доля респондентов, считающих, что возможности в деловой сфере не зависят от национальности, или затруднившихся ответить на этот вопрос (свыше 50%); чаще всего (более 60 % в обеих группах) такое мнение касалось «открытия собственного дела». Та же тенденция зафиксирована в Саха (Якутии), Башкортостане, Оренбургской области [10, с. 130 —133].
Итак, успешность в предпринимательской сфере в условиях рыночной экономики менее связана с этничностью (что не исключает культурной специфики в организации самого дела), в отличие от сферы политической. С мнением о неравенстве шансов «занять высокий пост в органах власти» солидарны представители титульных национальностей и русские.
Эти выводы коррелируют с данными о том, что во всех этнических группах у людей, ориентированных «на достижительнссть» (предпочли выбрать работу, где «можно много зарабатывать, пусть даже без особых гарантий на будущее»; «иметь собственное дело, вести его на свой страх и риск»), реже актуализирована этническая идентичность. Ими чаще выбираются утверждения: «я редко задумываюсь о том, кто я по национальности» и реже — «никогда не забываю, что ятатарин (башкир, якут...)». И. М. Кузнецов, специально изучавший в проекте эти взаимосвязи, сделал вывод: «условия взаимодействия в рыночных сферах экономики либо полностью нейтрализуют, либо значительно снижают потребность (или привычку) в этнической категоризации социальных ситуаций» [10, с. 177].
Таким образом, в условиях рыночной экономики развиваются два противоречивых процесса. С одной стороны, в глобализирующемся обществе все индивидуализируется, теряют значение солидарности [7, с. 51], в том числе этнические. С другой стороны, возрастает конкуренция, и этничность в ней нередко становится дополнительным социальным ресурсом.
Данные исследования показали, что в исследуемых регионах русские нигде значимо не потеряли в статусе (у татар в городах группа иммобильных даже чуть больше), но доля повысивших свой статус среди титульных национальностей в республиках была больше [10, с. 61—105].
В изучавшихся республиках среди русских, татар, якутов, башкир не фиксировалось «расколотого рынка», когда люди этих национальностей за одну и ту же работу получали бы разную оплату. Но в отношении мигрантов из северокавказских республик РФ, Средней Азии или Закавказья такая практика имеет место.
В этническом поле совмещаются старые и новые неравенства. Новые меньше связаны с политикой государства, а стимулируются главным образом рыночной конкуренцией, при которой социальная дифференциация определяется для каждого народа, будь то русские или башкиры, татары, якуты или другие национальности, прежде всего культурой — доминирующими ценностями, установками, ориентациями, убеждениями, влияющими на социальное развитие.
В одинаковых условиях города или деревни в одном субъекте федерации русские и народы, дающие название республикам (например, русские и татары в Оренбуржье), отличаются по своим формальным социальным параметрам несущественно. Но в представлениях о богатстве, доступе к власти, престиже этнические общности, дающие название республикам, выделяются преимуществами в глазах респондентов.
Эти преимущества осознаются практически всеми этническим группами как результат изменения их политического положения в результате процесса демократизации и повышения статуса республик.
Доминирование в республиканских органах власти представителей титульных национальностей интерпретируется респондентами из их среды как возмещение недопредставленности этих национальностей в федеральных органах власти вследствие мажоритарной избирательной системы. А такое недостаточное представительство сокращает возможности влияния на законодательную практику или правительственные решения.
В республиках русские, при декларированных демократических процедурах выборов, не получают достаточного представительства. Политическая сфера — главное поле, где и русские в республиках, и титульные национальности в Федерации ощущают свое неравенство. Для русских это новое неравенство, для титульных национальностей — старое в новом варианте: в Федерации ситуация не меняется, но в республике принципиально изменилась.
При правовом этническом равенстве в постсоветской России русские в 1990-е гг. ощущали себя в ситуации относительного психологического неравенства. После распада Союза русские потеряли статус "старшего брата», державу с первенствующим геополитическим положением, убежденность, что страна, в которой они живут, имеет преимущество в социальном строе. О том, что это психологическое неравенство ситуативно, и о том, что оно
преодолевается, свидетельствуют обнадеживающие тенденции улучшения социального самочувствия русских в 2002 г. в сравнении с 1999.
В экономической сфере неравенство этнических групп становится еще более разнообразным. В одних фрагментах пространства, например, в городах высокоресурсных республик, оно сокращается, а в селах разных республик, наоборот, усиливается. В целом фрагментация российского пространства с точки зрения неравенства этнических групп в экономической сфере значительнее, чем в политической.
ЛИТЕРАТУРА
Х.Арутюнян ЮВ. Социальная структура сельского населения СССР. М., 1971
2. Беляева ЛА. Социальная стратификация и средний класс в России. М., 2001. С. 150.
3. Данилова Е., Тарарухина М. Российская производственная культура в параметрах Г. Xофштеда // Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 2003. № 3.
4. Заславская ТЛ. Стратификация современного российского общества / / Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 1996. № 1.
6. Культура имеет значение. М., 2002.
6 .Наумов А. Xофстедово измерение России (влияние национальной культуры на управление бизнесом) // Менеджмент. 1996. № 3.
7. Покровский HJE. Транзит российских ценностей: нереализованная альтернатива, аномия, глобализация // Глобализация. Постсоветское общество. М., 2000.
8. Радаев В JR. Социальная стратификация, или как подходить к проблемам социального расслоения // Российский экономический журнал. 1994. 1*11.
9. Согомонов AJO. Глокальность (очерк социологии пространственного воображения) //Глобализация. Постсоветское общество. М.: Аспект-Пресс, 2001.
10. Социальное неравенство этнических групп: представления и реальность / Под ред. Л.М. Дробижевой. М.: Academia, 2002.
И.Хахулина ПА. Субъективный средний класс: доходы, материальное
положение, ценностные ориентации // Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 1999. № 2.
12. Шершнева ЕЛ., Фелъдхофф Ю. Культура труда в процессе социальноэкономических преобразований. СПб., 1999.
13. Шкаратан ОЛ. Проблемы социальной структуры рабочего класса.
М., 1970.
14. Шкаратан ОЛ., Карачаровский ВЯ. Русская трудовая и управленческая культура // Мир России. 2002. № 1.
15. Hofstede G. Culture's Consequences: Intern Differences in Work-Related Values. L.: Sage, Beverly Hills, 1980.
16. Jenkins R. Rethinking Ethnicity. Arguments and Explorations. L., 1997.
17. Inkeles A. National Difference in Individual Modernity II Comparative Studies in Sociology. Vol. 1. JALPress, Inc., 1978.
18. Inkeles A., Smith DM. Becoming Modern: Individual Change in Six
Developing Countries. 3"ed. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1982.
19. Luke T. New World-Order and Neo-World Orders: Power, Politics and Ideology in Informationalizing Glolities / Ed. by M. Featherstone, S. Lash, R. Robertson. GlobalModernities. L.: Sage, 1995.
20. Robertson R. Glocalizations: Time-Space and Homogeneity —
Heterogeneity / Ed. by M. Featherstone, S. Lash, R. Robertson. Global Modernities. L.: Sage, 1996.
21. Thomas WX., Znaniecki F. The Polish Peasant in Europe and America. N.Y.: Knopf, 1918. Vol. 1.
22. Warner WX., hunt P. The Status System of a Modern Community. New Haven, 1947.
