CC BY
125
УДК 821.161.1 С. В. Мельникова
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2012. Вып. 3
ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИОГРАФИИ МЕМУАРОВ РУССКОГО ПРАВОСЛАВНОГО ДУХОВЕНСТВА
Основная проблема отечественной мемуарной историографии — отсутствие систематического изучения и обобщающих работ, которые рассматривали бы мемуаристику как целостное историко-культурное явление в аспекте его типологии и эволюции. Так, А. Г. Тартаковский, один из ведущих исследователей мемуаров в исторической плоскости, по поводу русской мемуаристики ХУШ-Х1Х вв. замечает, что «...обобщающие исследования о ней (или хотя бы обзоры значительных групп мемуарных источников) в литературе почти отсутствуют. Отечественная историография мемуаристики представлена главным образом статьями об отдельных мемуарных произведениях, предисловиями к их публикациям и рецензиям на них в прессе» [1, с. 8].
К сказанному следует добавить, что многие ценные источники (как отдельные тексты, так и крупные видовые группы) не только не систематизированы, но и не становились предметом научного описания в принципе. В частности, практически неучтенной в истории русской мемуаристики остается такая важная ее часть, как мемуары духовенства.
Причины невостребованности данного типа источников в отечественной науке очевидны — гонения на Русскую православную церковь в ХХ в., сознательное забвение, а нередко и уничтожение церковного наследия. После революции 1917 г. мемуары, как и другие церковные сочинения, практически не публиковались и не изучались.
Вместе с тем мемуары духовенства составляют обширный корпус текстов. Традиция вести дневники и переписку, писать автобиографии, воспоминания и путевые заметки среди православного духовенства, как и в других образованных слоях русского общества, сложилась еще в конце ХУШ в. Особенно же много таких сочинений появилось в 1830-е — 1870-е годы — период религиозного и философского подъема в России. Немало развитию церковной мемуаристики способствовало и возникновение в это время церковной периодики, знакомящей с сочинениями священнослужителей самый широкий круг читателей.
Мемуары, дневники, автобиографические записки оставили как церковные иерархи и другие выдающиеся представители данного сословия, так и рядовые священники, монахи и миссионеры. Среди наиболее интересных автобиографических сочинений можно назвать автобиографию митрополита Платона (Левшина) [2], автобиографические записки архиепископа Саввы (Тихомирова) [3], обширную автобиографию архиепископа Порфирия (Успенского) «Книга бытия моего» [4]; среди сочинений простых священнослужителей — автобиографические записки протоиерея Л. В. Ефремова «Пути промысла Божия в моей жизни» [5] и священника А. Михайлова «Умственный взор на протекшие лета моей жизни от колыбели и до гроба» [6].
Отдельного внимания заслуживают путевые дневники русского духовенства и записки миссионеров, такие как путевые заметки архиепископа Нила (Исаковича) [7], прототипа главного героя рассказа Н. С. Лескова «На краю света»; дневники святителя
© С. В. Мельникова, 2012
Иннокентия (Вениаминова), первого Камчатского епископа, апостола Аляски и Сибири [8]; записки основателя Алтайской духовной миссии архимандрита Макария (Глухарева) [9, 10]. Духовными авторами также было написано огромное количество воспоминаний, в которых нашли отражение образы и судьбы практически всех чем-либо замечательных представителей сословия. В качестве примера назовем книгу протоиерея Прокопия Громова «Припоминания современника о преосвященном Иннокентии, митрополите Московском» [11] — уникальный по своим художественным особенностям и исторической значимости, но практически неизвестный памятник русской церковной мемуаристики XIX века1.
Большая часть этих сочинений была напечатана в церковных журналах позапрошлого столетия и с тех пор никогда не переиздавалась, их тексты хранятся в редких фондах центральных библиотек, часто в единственном экземпляре. Некоторые мемуарные сочинения еще остаются рукописными. Многое полностью уничтожено. Очевидно, существует насущная потребность в издании и переиздании данных источников, их комментировании и библиографическом описании, что позволило бы ввести их в научный оборот, представить широкому кругу читателей.
Другая актуальная задача — разработка адекватных идейно-эстетической природе данных источников подходов к их научному описанию. В современной науке мемуарным сочинениям уделяется повышенное внимание, и общую методологическую базу для их изучения можно считать в целом разработанной. Но очевидно, что мемуары духовенства, отражающие специфику религиозного сознания и церковного образа жизни, требуют иных принципов и методов изучения, нежели аналогичные сочинения светских авторов.
Нельзя не признать, что на фоне возрастающего церковного влияния в обществе и возрождения религиозной жизни интерес к мемуарам духовенства растет. Однако к ним обращаются преимущественно как к источнику фактического материала по истории Русской православной церкви, не рассматривая их как самоценный культурно-исторический феномен. Исключение составляют лишь немногие работы2. Действительно, являясь источниками личного происхождения и невыдуманными «человеческими документами», мемуары духовенства имеют историческую ценность не только на уровне отраженных в них фактов. Они позволяют взглянуть на историю, культуру, быт и социальную психологию духовного сословия изнутри; увидеть его важнейшие религиозные и мировоззренческие установки, преломленные в сознании отдельных личностей, в их индивидуальном жизненном опыте. Ни один официальный церковный документ не способен обеспечить такой глубины проникновения в образ мысли и жизни духовного сословия. Интересным представляется вопрос о причинах мемуа-ротворчества духовенства, проблематике текстов, соотношении в них светского и религиозного начал.
Наконец, мемуары духовных лиц могут быть рассмотрены и как явление отечественной словесной культуры, и как литературные памятники, поскольку многие из них обладают эстетической организованностью и несомненными художественными достоинствами. Как феномен нового времени по жанру и языку мемуары духовен-
1 См. также другие сочинения: [12-14].
2 Например, статьи историка Н. П. Матхановой, посвященные мемуарам сибирского духовенства и утверждающие взгляд на эти сочинения как на «важную часть культурного наследия Сибири» [15].
ства приближаются к современной им светской документальной литературе. Вместе с тем духовенство всегда оставалось наиболее традиционной в культурном отношении частью русского общества, тесно связанной со средневековой церковной литературой. Обе эти тенденции, отражаясь в церковной мемуаристике, делают ее совершенно особым явлением в литературе XIX в. — и современным, и архаичным одновременно. Например, автобиография Иркутского архиепископа Вениамина (Благонравова), созданная им в 90-е годы XIX в., хотя и написана современным литературным языком, сохраняет самую тесную связь с поэтикой жития, с характерной идеализацией (в данном случае самоидеализацией) героя, а также традиционными житийными мотивами, такими как рождение от благочестивых родителей, чудеса и видения. Установление генетических и типологических связей церковной мемуаристики с современной ей светской документальной литературой и со средневековой церковной литературой может представлять, на наш взгляд, огромный интерес.
Но с филологической точки зрения мемуары духовенства изучены еще менее, чем с исторической. Ни в литературоведении XIX в., ни среди современных работ нам не удалось обнаружить обобщающего исследования, направленного на выявление сущности церковной мемуаристики и описание ее развития как целостного явления русской словесности.
В поле зрения ученых попадали только отдельные, наиболее яркие тексты. Например, автобиографическое в своей основе «Сказание о странствии...» инока Пар-фения (Агеева), которое вышло в 1855 г. [16], сразу же вызвало многочисленные, преимущественно восторженные, отзывы: рецензии на него дали Н. П. Гиляров-Платонов, М. Е. Салтыков-Щедрин, И. С. Тургенев3. Интерес к этому сочинению проявляют и современные исследователи4. Но это один из редких примеров столь счастливой судьбы мемуарного сочинения духовного лица в критике. К тому же следует добавить, что прямое продолжение «Сказания.» инока Парфения, его «Автобиография», остается фактически безвестным.
Исследователи обращаются преимущественно к собственно богословским сочинениям духовенства (труды свят. Игнатия (Брянчанинова), свят. Тихона (Задонского), преп. Паисия (Величковского), митр. Филарета (Дроздова) и др.), а также общим проблемам церковной литературы5, однако собственно мемуарная составляющая церковной литературы еще не становилась предметом специального филологического исследования.
Фактически единственным источником, в котором представлена попытка описания и систематизации церковной мемуаристики, на сегодняшний момент можно считать библиографические указатели и биобиблиографические словари, отражающие опыт публикации и изучения мемуаров духовенства преимущественно в дореволюционной России. При этом специальных справочных изданий, посвященных только мемуарам духовенства, не существует. Сведения об этих сочинениях рассредоточены по разным типам указателей: одни рассматривают их как источник по истории Русской
3 Рецензию на «Сказание.» написали Н. Г. Чернышевский (Современник. 1885. Т. 53. № 10, отд. 4. С. 77); Н. П. Гиляров-Платонов (Русская беседа. 1856. Кн. 3, отд. 3. С. 1-45), С. М. Соловьев (Русский вестник. 1856. Т. 3, май, кн. 1. С. 17-28 (паг. 2-я); М. Е. Салтыков-Щедрин (Полн. собр. соч.: в 20 т. М., 1966. Т. 5. С. 473-500).
4 См. работы: [17-19].
5 См. работы: [20-24].
православной церкви, другие — как составную часть церковной литературы. Данные издания дополняют друг друга, и только их совокупное рассмотрение в исторической перспективе может отразить историю осмысления этого вопроса в отечественной библиографии и историографии.
В первых русских биографических словарях («О 42 русских писателях» И. А. Дмитриевского (1771), «Опыт исторического словаря о российских писателях» Н. И. Новикова (1772), «Пантеон русских авторов» П. П. Бекетова (1802)) духовные авторы не отделялись от светских, поскольку сама литература до начала ХУШ столетия носила преимущественно церковный характер.
Биографический словарь, посвященный исключительно духовным авторам, и, следовательно, отразивший представление о церковной литературе уже как об особой, отдельной от светской, сфере культуры, появился в 1827 г. Его составителем был митрополит Евгений (Болховитинов) [25]. Словарь включал сведения о 250-ти русских писателях духовного чина, живших с 862 по 1825 г.
Издание не только выполняло функции биографического и отчасти библиографического пособия. Это была первая попытка написания истории русской церковной литературы, представленной в виде персоналий. Сам отбор имен писателей и их сочинений для включения в словарь был определением одновременно и границ, и жанрового состава церковной литературы, начиная с момента ее возникновения и до первой трети Х1Х в. Для митр. Евгения границы этой литературы очерчены принадлежностью автора к церковному сословию: в словарь не были включены имена светских авторов, писавших на религиозные темы. Жанровый состав произведений также был ограничен сугубо церковными сочинениями: словами, проповедями, научными трудами по богословию и истории церкви. Мемуаристика же духовенства вошла в словарь только подспудно: статьи составлялись преимущественно на основе собственноручных автобиографий писателей. Такая позиция, очевидно, отражала взгляд автора-составителя на мемуары лишь как на источник биографической информации (а не значимое явление православной культуры).
Словарь Е. Болховитинова, по признанию академика и директора Императорской публичной библиотеки А. Ф. Бычкова, «долгое время оставался единственным пособием по изучению нашей литературы» [25, с. 3]. Но уже в середине Х1Х столетия он подвергся критике. В частности, о нем как о «недостаточном» и по составу имен, и по приводимым сведениям отозвался в 1859 г. архиеп. Филарет (Д. Г. Гумилевский) [25, с. 4-5]. И чтобы не быть голословным в своих оценках, он предложил российской общественности новый опыт составления подобного словаря. В 1859 и 1863 гг. вышли две части его «Обзора русской духовной литературы». В 1884 г. появилось еще одно издание этого труда, измененное и дополненное [26-28].
Хотя архиеп. Филарет утверждал, что, «решаясь обозреть русскую духовную литературу, мы не принимаем на себя писать подробную историю ее. Для такого сочинения в настоящее время не достает еще многих данных.» [26, с. 2], его «Обзор» есть не что иное, как такая история, мало чем дополненная к сегодняшнему моменту. В частности, до сих пор актуальным остается замечание архиеп. Филарета об отсутствии специальных монографий, посвященных творчеству духовных авторов. В предисловиях, предваряющих издания, архиеп. Филарет выстраивает свою концепцию духовной литературы и ее развития в контексте развития русской словесности в целом.
Следует обратить внимание на тот факт, что вместо понятия «церковная литература» архиеп. Филарет использует понятие «духовная литература», заметно расширяя, по сравнению с митр. Евгением, границы своего труда. Духовная литература, в интерпретации автора ее обзора, — это, по сути, все сочинения, отражающие православный образ мира и проникнутые религиозной нравственностью. Принадлежность же автора к духовному сословию не является определяющей. «Русская литература до новых времен, до 1720 года была вся, или почти вся, литературою духовною. Из круга духовной литературы остается удалить разве те письменные произведения древнего времени, в которых заключались уставы для временного житейского быта — договоры гражданские, грамоты купчие, меновые, подрядные, поручные, таможенные, судные, жалованные. Да и те иногда писаны бывали в духе глубокого благочестия и с светлыми мыслями о значении человека, почему как не иначе с осмотрительностью должны быть исключаемы из круга духовной литературы» [27, с. 1].
После петровских времен, по мнению автора-составителя, происходит изменение и расширение предмета духовной литературы: «.светская литература отделилась от духовной, избрав себе особые предметы и особый дух. Но произошла перемена и в предметах духовной литературы. По сложности нужд нового времени предметы духовного образования умножились. деятелям духовным надлежало хорошо знать как дух современной философии, так и производимое им действие в обществе, чтобы так или иначе действовать на общество. Так область духовной литературы расширилась, вошла в соприкосновение с предметами образования светского, но не против значения христианства.» (курсив мой. — С.М.). При этом возникла опасность размывания границ и предмета духовной литературы: «При умножении предметов внимания нужно иметь много осторожности, чтобы оставаться верным духу христианскому, не увлекаться и не рассеиваться веяниями изменчивого мира.» [27, с. 1].
Это наблюдение архиеп. Филарета имеет очень важное методологическое значение для определения границ церковной литературы, а через нее и церковной мемуаристики. По своей сути это «соприкосновение с предметами светскими» затрагивало не только литературное творчество духовенства, но и весь его образ мыслей и жизни. И именно это «обмирщение» стало, на наш взгляд, необходимым условием возникновения мемуарных сочинений в церковной среде. Мемуаристика не могла появиться в рамках традиционной культуры, поскольку она «как специфический тип духовной деятельности. есть по своему существу порождение ренессансной эпохи» [29, с. 9-10], в центре которой стоит человек как индивидуальность. И мемуары духовенства как источники личного происхождения не являются в этой связи исключением. Аналогом же ренессансной эпохи в России, как известно, считается время Петра I.
При этом расширение сферы церковной литературы в XVШ-XIX вв. было связано не только с необходимостью для священнослужителей понимать «дух современной философии», чтобы воздействовать на общество, как отмечает автор «Обзора», но и с предпочтением современного литературного языка старославянскому, а также сближением со светской словесностью на уровне жанрово-стилистической системы. В это время церковная литература выходит за рамки традиционных жанров: появляются не только мемуары, но и эссе, сочинения научного и философского характеров, написанные духовными лицами, активно развивается церковная публицистика. Эти процессы, очевидно, были вызваны изменением облика самого духовенства — расширением круга его интересов, сближением духовного образования со светским, обращением
к философии и науке. Но именно мемуары, на наш взгляд, служат наиболее ярким примером синергии светской и церковной литературы. Они отражают преимущественно частную и бытовую, «мирскую» жизнь их авторов, а следовательно, не являются «авторитетными» текстами, жестко регламентированными религиозной догматикой, что и открывает для них возможность воспринимать литературное влияние.
Однако очевидно, что именно по причине этой свободы архиеп. Филарет, для которого духовное творчество, несмотря на допустимое «расширение своего предмета», должно было протекать в строгих рамках церковной догмы и древнего благочестия, хотя и включает мемуары в свой «Обзор», не уделяет им особого внимания: упоминание о них носит обзорный и часто случайный характер. Так, многие интересные автобиографии и воспоминания не находят отражения в словаре. Например, митр. Арсению (Мацеевичу) посвящена обширная статья. Подробно разбираются его обличения раскола, слова, поучения и проповеди. Записка же о жизни Арсения только упоминается, но не рассматривается. Другой пример: жизнь и деятельность митр. Платона (Левшина) описаны в словаре полно и широко, он представлен как проповедник, историк, педагог и т. д., однако интереснейшая автобиография Платона даже не названа. Такой важный мемуарный жанр, как путевые заметки, в «Обзоре» представлен в основном паломничествами. Практически не отражена миссионерская литература. Следует признать, что «Обзор» архиеп. Филарета (Гумилевского) дает мало сведений для построения истории церковной мемуаристики и ее жанровой типологии, но он ценен попыткой понимания духовной литературы как явления, ее границ и этапов развития, в которые может быть вписана мемуаристика.
Библиографические словари и обзоры учитывают в основном опубликованные источники, отражая тем самым опыт издания мемуаров — важнейший фактор развития мемуаристики. На протяжении ХУШ в. мемуары публиковались мало, в основном они оставались в рукописях, в личных архивах авторов и были известны только их потомкам и ближайшему окружению. Но вместе с тем происходило накопление «критической массы» подобных сочинений. И на середину и вторую половину Х1Х в. приходится волна публикаций мемуаров, вызванная общим подъемом русской исторической науки и историографии. В 1860-е — 1880-е годы появляется большое количество исторических журналов, активно принявшихся за издание мемуарных сочинений. Мемуары духовенства публикуются как в светских («Русский архив», «Русская старина», «Исторический вестник»), так и в собственно церковных («Православный собеседник», «Душеполезное чтение», «Христианское чтение», «Странник» и др.) периодических изданиях. Но главным в масштабах России печатным церковным органом становятся, безусловно, «Епархиальные Ведомости» — местные официальные церковные периодические издания, которые стали выходить с 1860 г. и к концу столетия издавались уже в 63 епархиях. Именно с ними следует связывать развитие провинциальной церковной мемуаристики. Однако журнальные публикации того времени, особенно в церковных изданиях, редко имели научный характер и сопровождались вступительными статьями и комментариями, что говорит о необходимости их научного переиздания.
Важным событием и этапом в изучении мемуаристики в целом и мемуаров духовенства в частности можно назвать выход многотомного указателя «История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях» под редакцией П. А. Зайон-чковского [30]. Этот указатель существенно дополняет и уточняет все предшествующие библиографии.
Именно указатель П. А. Зайончковского на сегодняшний момент является наиболее полным справочным пособием по русской дореволюционной мемуаристике. И хотя он был создан в советское время, мемуары духовенства включены в него наряду с аналогичными сочинениями других социальных групп. Указатель имеет значимость не только как библиографическое пособие, но и как научный монографический труд в исследовании мемуаров, их проблематики и жанровой природы. В частности, в нем обосновывается актуальное для современной гуманитарной науки представление о мемуарах как особых сочинениях, которые, в отличие от научных и официальных документов, создают мировоззренчески целостную картину исторической обстановки, но в ее субъективном восприятии. Также дается обоснование возможных классификаций мемуаров, актуальных и для сочинений духовенства. Но главное, указатель дает возможность не только оценить весь корпус дореволюционных мемуарных публикаций, но и проследить историю развития мемуаристики, в том числе и церковной6.
В XVII в. церковной мемуаристики (как, впрочем, и светской) как вида документальных сочинений еще не существовало. Однако если верить указателю, в это время уже появляются протомемуарные сочинения. Прежде всего, это широко известные раскольничьи жития Аввакума и Епифания, которые у П. А. Зайончковского определены как «автобиографические сочинения в традиционной житийной форме». Что позволяет считать данные произведения протомемуарными? Прежде всего, наличие субъективного авторского повествования о реально произошедшем — важнейшего жанрообразующего признака мемуаров.
Другой тип источников XVII в., отраженных в указателе, — «воспоминания в традиционной форме жития». Это такие сочинения, как «Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона» дьякона Шушерина; «Житие и завещание святейшего патриарха Московского Иоакима»; «Записка о жизни протопопа Ивана Нероно-ва». Иногда воспоминания становятся дополнением традиционного жития (сочинение Ивана Наседки (Шевеля) «О житии святого архимандрита Дионисия»). Воспоминаниями эти тексты позволяет назвать элемент авторизованности: автор не безличен, он выступает как свидетель обстоятельств жизни своего героя.
Указатель позволяет также отследить появление в XVII столетии такой специфической мемуарной формы, как дневник, который в то время называется «диариушем» («Диариуш албо список деев правдивых» Афанасия Филипповича или «Диариуш грешного иеромонаха Димитрия, постриженца Кирилловского Киевского монастыря»).
Однако все же и тематически, и с точки зрения топики и стилистики, а также создания образа человека все эти сочинения, на наш взгляд, находятся целиком в русле житийной традиции. То же можно сказать и о путевых заметках XVII в., включенных в указатель как мемуарные тексты, но фактически являющихся хождениями («Повесть и сказание о похождении во Иерусалим и во Царьград. 1649-1652» Ионы Маленького).
Каким бы спорным ни было отнесение этих текстов к протомемуарным, само их включение в указатель помогает проследить процесс зарождения церковных мемуа-
6 Однако следует учитывать, что в указателе описаны только опубликованные тексты и не отражены рукописи. Публиковались мемуарные сочинения, как уже было сказано, в основном во второй половине XIX в. Таким образом, если говорить о ранних этапах развития мемуарного жанра, XVII-XVIII вв., то материалы указателя дадут нам не объективную картину истории русской церковной мемуаристики на этапе ее зарождения, а картину состояния изучения этой проблемы в источниковедении XIX в.
ров из средневековых биографических жанров: житий и хождений, связь с которыми церковная мемуаристика не утратит и в Х1Х в., в момент наивысшего своего расцвета.
Собственно мемуарные сочинения начинают появляться в церковной литературе, как и в светской, ближе к середине ХУШ столетия. К этому времени относятся такие сочинения, как «Путешествие в свете сем грешника Иоасафа, игумна Межигорского» Иоасафа (И. А. Горленко) или «Тетрадь описания подлинного» Мефодия. В указателе они классифицируются уже однозначно как «автобиографические записки». Но только в первой половине Х1Х в., что отчетливо прослеживается из указателя, традиция церковной мемуаристики складывается окончательно. Появляется большое количество мемуарных произведений с уже привычными нам жанровыми обозначениями: «дневник», «воспоминание», «автобиография». Мемуаротворчество охватывает все области России и представителей всех слоев духовного сословия: как белого, так и черного духовенства, как церковных иерархов, так и простых священников.
Указатель П. А. Зайончковского помогает, таким образом, систематизировать мемуары православного духовенства, определить имена наиболее выдающихся авторов, представить жанровый состав, а также в общих чертах проследить развитие церковной мемуаристики. Но ни один библиографический указатель не может считаться самодостаточным исследованием. Очевидно, требуется обращение к мемуарам духовенства на уровне текстов и монографического изучения творчества духовных писателей.
Можно наметить несколько направлений исследования данного типа источников: историческое, социально-психологическое, филологическое, богословское и культурологическое. Выше уже говорилось об историческом значении данных сочинений, а также о возможности их рассмотрения с филологической точки зрения как памятников русской словесности. Социально-психологическое исследование мемуаров духовенства позволило бы увидеть русского православного священнослужителя как представителя определенного социального слоя, своеобразного жизненного уклада и предопределенных таким образом типов личности, характера и судьбы. Не менее важно и собственно религиозное значение сочинений. Все они пример живого христианского опыта, явленного в открытости и непосредственности мемуарного повествования. Их центральная тема — поиск путей духовного самосовершенствования, стяжания Духа Святого и ощущение особого Божественного промысла в судьбе автора. Очевидно, что православный читатель в этих сочинениях найдет живые и глубоко личностные ответы на многие волнующие его вопросы. Кроме того, развитие церковной мемуаристики тесно связано с существованием церковной публицистики, в которой мемуарно-био-графическая тема всегда играла важную роль. И эта взаимосвязь также может стать предметом специальных исследований. Наконец, особого внимания заслуживает региональная церковная мемуаристика, например сибирская, и вопрос о ее влиянии на религиозное, культурное и литературное развитие регионов.
Однако ни одна из намеченных выше проблем не только не разрешена, но фактически еще не поставлена. Мемуары духовенства — материал, который только ожидает своего научного рассмотрения.
Литература
1. Тартаковский А. Г. Русская мемуаристика ХУ111 — первой половины Х1Х века. М.: Наука, 1991. 286 с.
2. Платон (Левшин П.Е.). Автобиография Платона, митрополита Московского / с предисл. и примеч. прот. С. К. Смирнова. М.: Унив. Тип., 1887. 86 с.
3. Савва (Тихомиров И.М.). Хроника моей жизни. Автобиографические записки высокопреосвященного Саввы, архиеп. Тверского и Кашинского: в 7 т. Сергиев-Посад: Тип. А. И. Снегиревой, 1898-1899. Т. 1-7.
4. Порфирий (Успенский К. А.). Книга бытия моего. Дневники и автобиографические записки Порфирия Успенского: в 8 т. СПб.: тип. Имп. Акад. наук, 1894-1902. Т. 1-8.
5. Ефремов Л. В., свящ. Пути промысла Божия в моей жизни. СПб.: тип. И. И. Глазунова и К°, 1862. 52 с.
6. Михайлов А., свящ. Умственный взор на протекшие лета моей жизни от колыбели и до гроба (1778-1825) // Душеполезное чтение. 1894. Ч. 3, № 10. С. 203-211; № 11. С. 367-403; № 12. С. 590-600.
7. Нил (Исакович Н. Ф.), архиеп. Путевые записки преосвященного архиепископа Нила: в 2 ч. Ярославль: тип. Губ. земск. управы, 1874. Ч. 1-2. 498 с.
8. Иннокентий (Вениаминов И. Е.), свят. Материалы для истории Камчатской епархии в половине Х1Х века (Путевой журнал Камчатского арх. Иннокентия Вениаминова, веденный им в третье и четвертое путешествие по Камчатке, Охотской и Якутской обл., по рекам Амур и Уссури в 1850-1867 гг.) // Православный Собеседник. 1909. Ч. 2, № 5. С. 1-32 (паг. 2-я); № 6. С. 33-54 (паг. 2-я); Ч. 3, № 10. С. 55-96 (паг. 3-я).
9. Макарий (Глухарев М.Я.), архим. Отрывки из путевых заметок миссионера арх. М-я // Христианское чтение. 1834. Ч. 2. С. 209-222, 314-334; Ч. 3. С. 329-338; Ч. 4. С. 328-339. 1836. Ч. 1. С. 87-106; Ч. 3. С. 92-108, 330-345; Ч. 4. С. 314-326. 1837. Ч. 2. С. 90-105, 323-339. 1838. Ч. 3. С. 340-357.
10. Макарий (Глухарев М.Я.), архим. Отрывки из путевых заметок миссионера арх. М-я // Памятник трудов благовестников русских / сост. А. С. Струдзе. М.: Тип. Готье, 1857. С. 87-159.
11. Громов П. В., прот. Припоминания современника о высокопреосвященном Иннокентии, митрополите Московском. Иркутск: тип. Н. Н. Синицына, 1879. 78 с.
12. Леонид (Краснопевков Л.В.), архиеп. Из записок преосв. Леонида, арх. Ярославского. М.: Унив. тип., 1907. 413 с.
13. Евгений (Казанцев А. Е.), архиеп. Дневник архиеп. Ярославского Евгения Казанцева / пер. с собственноручн. латинского. М.: Унив. тип., 1869. 62 с.
14. Жизнь Афанасия Сильвестрова, сельского священника, в иночестве Захария. Его автобиография (конца прошлого и начала нынешнего столетия) // Русская старина. 1889. Т. 61, № 2. С. 369-375.
15. Матханова Н. П. Сибирская мемуаристика первой половины Х1Х века как социокультурный феномен // Гуманитарные науки в Сибири. 2005. № 3. С. 11-15.
16. Парфений (Аггеев П.). Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой земле: в 4 ч. [Соч.] Постриженика святой горы Афонской инока Парфения. М.: тип. Александра Семена, 1855. Ч. 1-4.
17. Бузько Е. А. «Сказание» инока Парфения в литературном контексте 1820-1870-х гг.: авто-реф. дис. ... канд. филол. наук / Твер. Гос. ун-т. Тверь, 2005. 17 с.
18. Гладкова Е. В. Духовная проза 1830-1870-х гг. // Христианство и русская литература. СПб.: Наука: С.-Петерб. Изд. Фирма РАН, 2006. Сб. У. С. 129-203.
19. Гуминский В. «Сказание» инока Парфения и русская литература // Инок Парфений (Агеев). Странствия по Афону и Святой Земле. М.: Индрик, 2008. С. 239-271.
20. Котельников В. А. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной. М.: Прогресс-Плеяда, 2002. 382 с.
21. Бухаркин П. Е. Тихон Задонский и русская культура // Бухаркин П. Е. Православная Церковь и русская литература в ХУШ-Х1Х вв.: проблемы культурного диалога. СПб.: изд-во СПбГУ, 1996. С. 81-125.
22. Любомудров А. М. Святитель Игнатий (Брянчанинов) и проблема творчества // Христианство и русская литература. СПб.: Наука, 1996. Сб. 2. С. 24-81.
23. Котельников В. А. О стиле митрополита Филарета // Пушкинская эпоха и христианская культура. Сб. ст. СПб.: С.-Петерб. центр правосл. культуры: Рос. фонд культуры, 1994. С. 86-91.
24. Леонид (Поляков Л.Л.), иеромонах. Литературное наследство Паисия Величковского // Журнал Московской патриархии. 1957. № 4. С. 57-61.
25. Евгений (Болховитинов), митроп. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви. М.: Рус. двор: Паломник; Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1995. 406 с.
26. Филарет (Гумилевский), архиеп. Харьковский. Обзор русской духовной литературы. 8621720. Харьков: Унив. Тип., 1859. 448 с.
27. Филарет (Гумилевский), архиеп. Харьковский. Обзор русской духовной литературы. 1720-1858 (умерших писателей). Книга вторая. 2-е изд., доп. Чернигов: тип. Ильин. монастыря, 1863. 311 с.
28. Филарет (Гумилевский), архиеп. Харьковский. Обзор русской духовной литературы 8621863. 3-е изд., с попр. и доп. автора. [Кн. 1-2]. СПб.: И. Л. Тузов, 1884. 511 с.
29. Гюбиева Г. Е. Этапы развития русской мемуарно-биографической литературы XVIII в.: дис. . канд. филол. наук / Моск. обл. пед. ин-т им. Н. К. Крупской. М., 1969. 17 с.
30. История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. Аннотированный указатель книг и публикаций в журналах: в 4 т. / под ред. П. А. Зайончковского. М.: Книга, 19761989.
Статья поступила в редакцию 18 июня 2012 г.
