CC BY
361
УДК 343.233
проблемы и перспективы
совершенствования уголовно-правовой регламентации обоснованного риска
© Пархоменко С. В., 2016
Иркутский юридический институт (филиал) Академии Генеральной прокуратуры РФ, г. Иркутск
На основе анализа научных источников и уголовного законодательства Российской Федерации исследуются проблемы законодательной регламентации обоснованного риска как обстоятельства, исключающего преступность деяния. Автором формулируются предложения по совершенствованию уголовного закона в части регламентации обоснованного риска.
Ключевые слова: обоснованный риск; обстоятельства, исключающие преступность деяния; деяния, преступность которых исключается в силу социальной полезности или необходимости.
Идти на риск, т. е. совершать поступки в надежде на счастливый исход при отсутствии предшествующего опыта их совершения, — это нормальный и необходимый элемент жизнедеятельности любого социального организма. И с этой точки зрения деяния, связанные с риском, равно как и возможные в результате их совершения формально негативные последствия, являются в конечном итоге социально полезными и необходимыми. Вместе с тем, поскольку такого рода надежда может не увенчаться успехом и принести неоправданно тяжкие негативные последствия для окружающих, границы вероятного исхода рискованных поступков определяются на законодательном уровне. В наиболее же важных сферах общественных отношений — на уровне уголовного закона [1].
При всей многоаспектности ситуаций, связанных с риском в общественной жизни, они характеризуются тремя основными параметрами: 1) наличием неопределенности; 2) обусловленной этим необходимостью выбора альтернатив; 3) возможностью при этом оценить вероятность исхода выбираемых альтернатив [2]. В какой степени отражает эти параметры уголовный закон, предусматривая нормативную основу для оценки риска с точки зрения правомерности, и насколько вообще была необходима самостоятельная уголовно-правовая регламентация деяний, связанных с риском, в УК РФ 1996 г.?
Необходимость установления нормы о риске в уголовном законе обычно объясняется тем, что ее отсутствие несло в себе серьезные отрицательные последствия для научного прогресса, для неординарного
решения хозяйственных и профессиональных задач, сдерживало творческую инициативу и научную смелость [3]. М. С. Гринберг не без оснований обращает внимание и на другую сторону такой необходимости: на «техническое невежество... и легкомысленный, безудержный риск», «потрясающие научно-техническую сферу жизни нашего государства» [4]. Со сказанным, по-видимому, трудно не согласиться, однако чем же тогда объяснить тот факт, что теперь, уже по прошествии двадцати лет действия ст. 41 УК РФ, практически единодушно заключение специалистов об отсутствии в подавляющем большинстве регионов практики применения данной статьи, о квалификации причинения вреда в результате рискованных действий в бытовой сфере (обычными субъектами) по правилам крайней необходимости? С момента легализации риска в уголовном законе по настоящее время в опубликованной практике высшей судебной инстанции страны практически нет упоминаний о реальном применении ст. 41 УК.
Правомерность риска в сфере уголовно-правового регулирования определяется понятием «обоснованный». Именно этим определением риска воспользовался законодатель, впервые в УК РФ 1996 г. отразивший данное обстоятельство в числе других, исключающих преступность деяния. И это учитывая, что как в теории отечественного уголовного права, так и в законодательстве некоторых зарубежных стран риск называли и называют «производственным», «хозяйственным», «профессиональным», тем самым ограничивая и сферу уголовно-правового риска, и субъектов такого риска;
что, например, в УК Литвы в качестве обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, отдельно предусмотрены такие, как исполнение профессиональных обязанностей (ст. 30), оправданный профессиональный или хозяйственный риск (ст. 34) и научный эксперимент (ст. 35).
С употреблением в тексте российского уголовного закона понятия «обоснованный риск» мы должны признать, что: 1) право на риск может быть реализовано в любой сфере жизни независимо от характера профессиональной деятельности и рода занятий субъекта риска; 2) в качестве последнего может выступать любое физическое лицо, находящееся на территории действия уголовного закона России. И какие бы оговорки ни сопровождали в литературе, в частности, последний вывод, в основном уголовно-правовая оценка риска сводится к одному: риск должен быть обоснованным. Вслед за этим в комментариях ст. 41 УК РФ обычно приводится характеристика трех основных условий признания риска обоснованным: направленность риска на достижение именно общественно полезной цели, невозможность ее достижения не связанными с риском действиями (бездействием), принятие достаточных мер для предотвращения вреда охраняемым уголовным законом интересам. В качестве самостоятельного дополнительного условия правомерности риска при этом нередко называется положение, регламентированное в ч. 3 ст. 41 УК РФ: «Риск не признается обоснованным, если он заведомо был сопряжен с угрозой для жизни многих людей, с угрозой экологической катастрофы или общественного бедствия».
Из содержания ст. 41 УК РФ можно сделать однозначный вывод о том, что необходимость достижения той или иной общественно полезной цели и совершенные для ее достижения действия (бездействие) интересуют уголовный закон только тогда, когда при этом был фактически причинен вред охраняемым уголовным законом интересам. Подчеркнем еще раз: нормы гл. 8 УК РФ не предоставляют права на необходимую оборону, задержание лица, совершившего преступление, на риск и т. д. Они предоставляют право на другое — на причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам. Если такой вред отсутствует, то это вообще проблема не уголовного закона. В этой связи сомнительно предло-
жение В. А. Блинникова определить «обоснованный риск как состояние возможного причинения вреда охраняемым уголовным законом интересам (курсив наш. — С. П.) в результате правомерных рискованных действий лица» [5].
Принципиально важно и другое положение. Избрав определение риска обоснованным, законодатель тем самым поставил знак тождества между этим понятием и понятием уголовно-правовой правомерности риска. В этой связи подчеркнем то, на что уже обращалось внимание при определении уголовно-правового значения обстоятельств, исключающих преступность деяния: для обоснованного риска в отличие от большинства других деяний, относящихся к таким обстоятельствам, неизвестно такое понятие, как «превышение пределов» [6]. Риск может быть либо правомерным (обоснованным), либо неправомерным (необоснованным). С этой точки зрения риск, признанный обоснованным, без каких-либо условий исключает уголовную ответственность» [7], необоснованный риск влечет уголовную ответственность на общих основаниях. Необоснованность же риска, выразившаяся в нарушении какого-либо условия, предусмотренного ст. 41 УК РФ, может быть признана в качестве обстоятельства, смягчающего наказание (п. «ж» ч. 1 ст. 61 УК РФ). Если риск признан обоснованным, то размер причиненного в результате него вреда уголовно-правового значения не имеет. Поэтому неверно утверждение о том, что при выходе действий лица за границы риска имеет место превышение пределов оправданного риска, которое рассматривается как смягчающее наказание обстоятельство [8]. В такой ситуации риск не может быть признан обоснованным, и именно данное обстоятельство, а не превышение пределов риска может выступать в качестве смягчающего наказание. Применительно к любому обстоятельству, исключающему преступность деяния, в том числе и к рассматриваемому, о превышении его пределов речь может идти лишь тогда, когда предварительно установлена его правомерность. Положительное решение этого вопроса дает основания для оценки пределов реализации того или иного права. Однако оценка пределов обоснованного риска не предусмотрена уголовным законом [9].
Таким образом, если, например, оборона, признанная необходимой, может вполне
быть признанна неправомерной, то риск, признанный обоснованным, может быть только правомерным.
Специфика уголовно-правовой регламентации обоснованного риска обнаруживается и еще в одном немаловажном обстоятельстве. С незримой констатацией безразличного отношения к размеру причиненного вреда при обоснованном риске законодатель сопоставляет такой вред не с другим возможным вредом, как это имеет место при регламентации других обстоятельств, исключающих преступность деяния (за исключением тех, которые предусмотрены в ч. 1 ст. 40, ст. 42 УК РФ), а с общественно полезной целью, которая никак в данном случае не формализована. В результате мы имеем ситуацию, когда один объективированный в причиненном вреде результат (результат риска) сравнивается с другим, оценка полезности которого, как и его внешних (наблюдаемых) параметров, полностью носит субъективный характер. И хотя, по мнению С. Г. Келиной, данное условие правомерности обоснованного риска вообще не нуждается в особом комментировании [10], именно это обстоятельство, как нам представляется, порождает известные трудности в применении ст. 41 УК РФ, подтверждением чему выступает весьма широкий и зачастую далеко неоднородный спектр мнений по вопросу о содержании цели, ради достижения которой совершаются рискованные поступки [11]. Также неоднозначно решается этот вопрос и в зарубежном уголовном законодательстве [12], в котором в стремлении хоть как-то отразить степень значимости, полезности цели риска в одном случае речь идет о «значительной», «существенной» общественно полезной цели или результате (УК Украины, Республики Болгария), а в другом — констатируется прямая зависимость объема причиненного вреда от «преследуемой общественно полезной цели» (УК Республики Узбекистан). Примечательно, что о необходимости соблюдать такую зависимость при оценке риска говорит даже М. С. Гринберг, активно и всесторонне исследовавший рассматриваемую проблему [13].
Выше мы не случайно акцентировали внимание на безразличности для уголовного закона рискованных деяний, не повлекших за собой причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам. Дело в том, что до легализации риска в уголовном законе именно по этому вопросу расходились мне-
ния специалистов в оценке одной и той же ситуации на предмет ее отнесения к тому или иному обстоятельству, исключающему преступность деяния. Так, широко известный и тиражируемый в течение многих десятилетий и по сей день в учебной и специальной литературе пример, связанный с известным делом агронома совхоза «Нымме» Эстонской ССР П. Альби [14], по мнению С. Г. Келиной, представлял собой не что иное, как правомерный риск [15], а М. С. Гринберг рассматривает его как типичный случай крайней необходимости. При этом М. С. Гринберг аргументирует свое решение тем, что при крайней необходимости имеет место причинение определенного (меньшего) вреда, при риске же вред не причиняется, а совершается действие, «чреватое угрозой такого причинения» [16]. Полемизируя с Н. Н. Паше-Озерским по поводу оценки им направления работников для производства опасных работ (на пожаре, при спасении гибнущих в шахте и т. п.) как состояния крайней необходимости [17], М. С. Гринберг усматривает здесь риск — риск для предотвращения вреда, «способный при удачном развитии событий закончиться без каких-либо потерь» [18].
С точки зрения уголовного законодательства, действовавшего в момент приведенной дискуссии по делу П. Альби, следует признать, что данная ситуация если и могла рассматриваться через призму деяний, преступность которых исключается, то лишь в контексте крайней необходимости, поскольку в это время риск еще не получил законодательного (уголовно-правового) признания. Суть проблемы, однако, видится в другом: складывается впечатление, что М. С. Гринберг вообще не допускал при обоснованном («новаторском», «техническом и производственном») риске фактического причинения вреда охраняемым уголовным законом интересам. Судя по всему, не увидел такой возможности автор и в ст. 27 Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик 1991 г., к содержанию которой он апеллирует в данном случае, и в которой в отличие от ст. 41 УК РФ речь шла всего лишь о «непреступности действия (курсив наш. — С. П. ), хотя и подпадающего под признаки деяния, предусмотренного уголовным законом, но представляющего собой оправданный профессиональный или хозяйственный риск для достижения общественно полезной цели». Подтверждением этого предположения
выступает и тот факт, что одним из условий правомерного риска М. С. Гринберг предлагал считать ненарушение существующих запретов [19].
Казалось бы, воспроизведенная полемика с участием М. С. Гринберга должна была утратить свою актуальность в свете современного уголовного законодательства России. Однако это совсем не так, и вот почему.
Во-первых, основываясь на уголовном законе, а не на теоретических предпосылках, повторим: безвредных для охраняемых уголовным законом интересов обстоятельств, исключающих преступность деяния, не может быть по определению, и обоснованный риск, получивший законодательное признание, не является в этом плане исключением [20]. Поэтому в известном смысле представляется не совсем корректной имеющая место в литературе дискуссия о допустимости совершения рискованных действий (бездействия), связанных с нарушениями установленных нормативов, в том числе в форме законов. Однозначное легальное решение этой проблемы уже дано. Согласно ч. 1 ст. 41 УК РФ «не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам при обоснованном риске для достижения общественно полезной цели». Отсюда можно сделать вывод, что с формальной точки зрения риск при соблюдении иных условий его обоснованности должен признаваться правомерным не только при нарушении устаревших нормативов, в том числе и правовых, но и при нарушении уголовно-правовых запретов [21].
Во-вторых, до момента законодательного признания риска деяния, связанные с ним, рассматривались с точки зрения положений о крайней необходимости со всеми вытекающими из содержания ст. 14 УК РСФСР 1960 г. уголовно-правовыми последствиями. И здесь вполне уместна аналогия с законодательным «происхождением» мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, от необходимой обороны. Это обстоятельство обязательно, на наш взгляд, должно приниматься во внимание в современной литературе в оценке одних и тех же примеров из судебной практики под углом зрения различных УК. Думается, что свою роль играет это обстоятельство и в объяснении сохранившейся до настоящего времени конкуренции нормативного материала об обоснованном
риске и крайней необходимости, результатом чего выступает своеобразное перемещение субъектов риска (особенно общих субъектов) в число субъектов крайней необходимости. Такого рода исторически обусловленная конкуренция, к сожалению, дополняется еще и не совсем удачной регламентацией обоснованного риска в ст. 41 УК РФ.
Как известно, необходимость самостоятельного определения риска в уголовном законе изначально обосновывалась не на все рискованные случаи жизни, а применительно к конкретным сферам жизнедеятельности и, соответственно, к определенному кругу лиц, могущих рисковать и имеющих на это легальное право. Между тем указание на то, ради чего (и ради кого) принимали статью о риске, вообще не нашло своего отражения в ст. 41 УК РФ. Охватив понятием «обоснованный» все предлагаемые в литературе виды риска, уравняв это понятие с понятием правомерного риска, законодатель так и не смог (или не захотел) должным образом в самом тексте УК четко показать специфику данного деяния, преступность которого исключается, которая в немалой степени домысливается комментаторами.
Часть 2 ст. 41 УК РФ гласит: «Риск признается обоснованным, если указанная цель не могла быть достигнута не связанными с риском действиями (бездействием) и лицо, допустившее риск, предприняло достаточные меры для предотвращения вреда охраняемым уголовным законом интересам». Однако совершенно очевидно, что содержание названных требований в полной мере доступно пониманию далеко не каждого юриста, а фактически выполнить эти требования в правомерном поведении в условиях риска может только тот, кто обладает определенным уровнем знаний, умений и навыков, наличием хотя бы минимального опыта, позволяющих надеяться на положительный исход риска [22]. Эта обоснованная характеристика субъекта риска, признаваемая практически всеми комментаторами уголовного закона, дополняется и вполне естественным для отдельных видов риска требованием о необходимости учитывать научно-технические достижения, специфические знания и опыт в той сфере, в которой предпринимается риск. Способен ли каждый, как это вытекает из смысла ст. 41 УК РФ, сначала обладать названными качествами, а затем — сознательно (со знанием дела) пойти на нарушение установленных, сложившихся в конкретной сфере человече-
ской деятельности правил и положений для достижения цели, указанной в ч. 1 ст. 41 УК РФ? Вряд ли. Более того, почему оценка риска с точки зрения его правомерности (обоснованности) без учета мнения специалистов о возможности достижения цели риска безвредными мерами и о достаточности принятых субъектом риска мер по предотвращению вреда охраняемым уголовным законом интересам, как правило, не возможна, а в законе на этот счет ничего не говорится? И не потому ли деяния общих субъектов риска так и не подпадают под признаки обоснованного (правомерного) риска и квалифицируются на практике по ст. 39 УК РФ? Проблема ведь не только в том, что фактически рискуют ненадлежащие субъекты риска, легально имеющие право на это, со всеми вытекающими для них неблагоприятными уголовно-правовыми последствиями. В результате такого риска «на авось» еще необоснованно причиняется и вред охраняемым уголовным законом интересам.
В связи с изложенным приходится признать, что по-прежнему не утратили своей актуальности слова М. С. Гринберга, высказанные во времена, когда риск еще не получил законодательной «прописки», о том, что «даже в печати единственным или, во всяком случае, преобладающим критерием риска является его успех (читай «безвредность». — С. П.) [23].
В сложившейся ситуации мы не видим иного пути повышения эффективности ст. 41 УК РФ и применения ее в соответствии с социально-правовым назначением обоснованного риска как, не ограничивая область применения такого риска конкретными сферами жизнедеятельности, ограничить возможность совершения рискованных деяний конкретными требованиями и к субъекту риска, и к самому риску. Помимо этого, с учетом приведенных выше замечаний, представляется целесообразным, во-первых, определять риск не как обоснованный, а просто как правомерный и, во-вторых, принимая во внимание общеизвестную недопустимость совершения рискованных деяний сугубо в личных интересах, заменить понятие общественно полезной цели на понятие «полезной для общества и государства цели». Реализация последнего предложения помимо прочего, на наш взгляд, будет более соответствовать описанию целеполагания, существующего в других статьях гл. 8 УК РФ.
Таким образом, можно предложить следующую редакцию ст. 41 УК РФ:
«Статья 41. Причинение вреда в состоянии риска
1. Не совершает преступления тот, кто, рискуя для достижения полезной для общества или государства цели, причиняет вред охраняемым уголовным законом интересам.
2. Право на риск, связанный с возможным причинением вреда охраняемым уголовным законом интересам, имеет лицо, по роду своей профессиональной или служебной деятельности обладающее знаниями и опытом, необходимыми для совершения рискованных деяний, и способное в силу этого принять меры для предотвращения такого вреда.
3. Риск признается правомерным, если полезная для общества или государства цель, для достижения которой причиняется вред охраняемым уголовным законом интересам, по заключению специалистов в области данного вида риска не могла быть достигнута не связанными с причинением такого вреда деяниями.
4. Риск не признается правомерным, если лицо, совершающее деяние, связанное с риском, заведомо осознавало наличие реальной угрозы для жизни многих людей, угрозы экологической катастрофы или общественного бедствия». Е
1. См.: Уголовное право России. Общая часть : учебник / под ред. И. Э. Звечаровского. М., 2010. С. 379. См. также: Уголовное право России. Части общая и особенная: учебник / под ред. А. В. Бриллиантова. М., 2015. С. 184.
2. См.: Альгин А. П. Риск и его роль в общественной жизни. М., 1989. С. 14. См. также: Лисаускене М. В., Сутурин м. А. Склонность к рискованному поведению как одна из характеристик личности осужденного к лишению свободы // Сиб. юрид. вестн. 2008. № 3. С. 60—69; Сутурин М. А. Некоторые аспекты криминологического анализа личности преступника (по материалам Иркутской и Читинской областей) / / Сиб. юрид. вестн. 2009. № 1. С. 90-93.
3. Гринберг М. С. Проблема производственного риска в уголовном праве. М., 1963. С. 17. См. также: Келина С. Г. Профессиональный риск как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Сов. юстиция. 1988. № 22. С. 14-15.
4. Гринберг М. С. Технические преступления. Новосибирск, 1992. С. 101.
5. Блинников В. А. Обстоятельства, исключающие преступность деяния в Уголовном праве России. Ставрополь, 2001. С. 179. См. также: Козаев Н. Ш. Обоснованный риск как обстоятельство, исключающее преступность деяния. Ставрополь, 2001. С. 52.
6. Пархоменко С. В. Деяния, преступность которых исключается уголовным законом (в аспекте критического анализа понятия обстоятельств, исключающих преступность деяния) // Уголовное право. 2003. № 4. С. 23; Пархоменко С. В., Радченко Е. В. О необходимости законодательно регламентации в Уголовном кодексе России причинения вреда при выполнении специального задания // Социально-гуманитарные науки на Дальнем Востоке. 2012. № 4. С. 42; Пархоменко С. В. Юридическая характеристика нормативной основы деяний, преступность которых исключается // Сиб. юрид. вестн. 2013. № 1. С. 74.
7. В данном случае речь идет именно об исключении уголовной ответственности, а не об освобождении от нее.
8. См.: Комментарий к Уголовному кодексу РФ / под ред. В. М. Лебедева. М., 2012. С. 157.
9. См.: Уголовное право Российской Федерации : учебник / под ред. О. С. Капинус. М., 2015. С. 330; Орехов В. В. Необходимая оборона и иные обстоятельства, исключающие преступность деяния. СПб., 2003. С. 151—152.
10. Келина С. Г. Указ. соч. С. 14.
11. См., напр.: Самороков В. И. Риск в уголовном праве // Государство и право. 1993. № 5. С. 109; Орешкина Т. Обоснованный риск в системе обстоятельств, исключающих преступность деяния // Уголовное право. 1999. № 1. С. 20; Берестовой А. Н. Обоснованный риск как обстоятельство, исключающее преступность деяния : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 1999. С. 16; Орехов В. В. Указ. соч. С. 147—148; Бабурин В. В., Хоменко А. В. Уголовно-правовая оценка рискованных действий по освобождению заложника // Вестн. Сиб. ин-та бизнеса и информ. технологий. 2016. № 1 (17). С. 105; Пархоменко Д. А. Усмотрение в уголовном праве // Проблемы современного российского законодательства. Иркутск. 2012. С. 300; Он же. Усмотрение в уголовном праве. М., 2016. С. 37.
12. Пархоменко С. В., Демченко В. Уголовно-правовое регулирование ненадлежащего оказания медицинской помощи пациентам в странах Европейского континента // Деятельность правоохранительных органов в современных условиях : сб. материалов XXI Междунар. науч.-практ. конф. Иркутск, 2016. С. 121.
13. В этой связи автор, в частности, отмечает, что «чем большим является общественное значение цели, тем большим благом субъект имеет право рисковать» (См.: Гринберг М. С. Технические преступления. С. 106).
14. См.: Бюл. Верхов. Суда СССР. 1987. № 5. С. 8-9.
15. Келина С. Г. Указ. соч. С. 14.
16. Гринберг М. С. Технические преступления. С. 102.
17. Паше-Озерский Н. Н. Необходимая оборона и крайняя необходимость. М., 1962. С. 155.
18. Гринберг М. С. Технические преступления. С. 104.
19. Там же. С. 108.
20. Другой вопрос, что действия рискующего лица могут оказаться настолько успешными, что не повлекут за собой фактическое причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам.
21. См.: Российское уголовное право : курс лекций / под ред. А. И. Коробеева. Владивосток, 2008. Т. 1. Преступление и наказание. С. 695; Орехов В. В. Указ. соч. С. 150-151.
22.См.: Шурдумов А. Обоснованный риск // Уголовное право. 2002. № 3. С. 60.
23. Гринберг М. С. Технические преступления. С. 105.
список литературы
Альгин А. П. Риск и его роль в общественной жизни / А. П. Альгин. — М. : Политиздат, 1989. — 112 с.
Бабурин В. В. Уголовно-правовая оценка рискованных действий по освобождению заложника /
B. В. Бабурин, А. В. Хоменко // Вестн. Сиб. ин-та бизнеса и информ. технологий. — 2016. — № 1 (17). —
C. 105—108.
Берестовой А. Н. Обоснованный риск как обстоятельство, исключающее преступность деяния : автореф. дис. ... канд. юрид. наук / А. Н. Берестовой. — СПб., 1999. — 30 с.
Блинников В. А. Обстоятельства, исключающие преступность деяния в уголовном праве России / В. А. Блинников. — Ставрополь : СГУ, 2001. — 236 с.
Гринберг М. С. Проблема производственного риска в уголовном праве / М. С. Гринберг. — М. : Госюриздат, 1963. — 132 с.
Гринберг М. С. Технические преступления / М. С. Гринберг. — Новосибирск : Новосиб. ун-т, 1992. — 144 с.
Келина С. Г. Профессиональный риск как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Сов. юстиция. — 1988. — № 22. — С. 14—15.
Козаев Н. Ш. Обоснованный риск как обстоятельство, исключающее преступность деяния / Н. Ш. Козаев. — Ставрополь : СГУ, 2001. — 102 с.
Комментарий к Уголовному кодексу РФ / под ред. В. М. Лебедева. — М. : Юрайт, 2012. — 1359 с.
Лисаускене М. В. Склонность к рискованному поведению как одна из характеристик личности осужденного к лишению свободы / М. В. Лисаускене,
М. А. Сутурин // Сиб. юрид. вестн. — 2008. — № 3. — С. 60—69.
Орехов В. В. Необходимая оборона и иные обстоятельства, исключающие преступность деяния / В. В. Орехов. — СПб. : Юрид. центр Пресс, 2003. — 217 с.
Орешкина Т. Обоснованный риск в системе обстоятельств, исключающих преступность деяния / / Уголовное право. — 1999. — № 1. — С. 20—23.
Пархоменко Д. А. Усмотрение в уголовном праве / Д. А. Пархоменко. — М. : ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2016. — 128 с.
Пархоменко Д. А. Усмотрение в уголовном праве // Проблемы современного российского законодательства : сб. науч. тр.- Иркутск, 2012. — С. 300—303.
Пархоменко С. В. Деяния, преступность которых исключается уголовным законом (в аспекте критического анализа понятия обстоятельств, исключающих преступность деяния) / / Уголовное право. — 2003. — № 4. — С. 23—25.
Пархоменко С. В. Юридическая характеристика нормативной основы деяний, преступность которых исключается // Сиб. юрид. вестн. — 2013. — № 1. — С. 74.
Пархоменко С. В. Уголовно-правовое регулирование ненадлежащего оказания медицинской помощи пациентам в странах Европейского континента / С. В. Пархоменко, В. Демченко // Деятельность правоохранительных органов в современных условиях : сб. материалов XXI Междунар. науч.-практ. конф. — Иркутск, 2016. — С. 121—125.
Пархоменко С. В. О необходимости законодательной регламентации в Уголовном кодексе России причинения вреда при выполнении специального задания / С. В. Пархоменко, Е. В. Радченко // Социально-гуманитарные науки на Дальнем Востоке. — 2012. — № 4. — С. 42—45.
Паше-Озерский Н. Н. Необходимая оборона и крайняя необходимость / Н. Н. Паше-Озерский. — М. : Юрид. лит., 1962. — 234 с.
Российское уголовное право : курс лекций / под ред. А. И. Коробеева. — Т. 1. Преступление и наказание. — Владивосток, 2008. — 805 с.
Самороков В. И. Риск в уголовном праве // Государство и право. — 1993. — № 5. — С. 109—111.
Сутурин М. А. Некоторые аспекты криминологического анализа личности преступника (по материалам Иркутской и Читинской областей) / / Сиб. юрид. вестн. — 2009. — № 1. — С. 90—93.
Уголовное право России. Общая часть : учебник / под ред. И. Э. Звечаровского. — М. : Норма: Инфра — М, 2010. — 640 с.
Уголовное право России. Части общая и особенная : учебник / под ред. А. В. Бриллиантова. — М. : Проспект, 2015. — 1184 с.
Уголовное право Российской Федерации : учебник / под ред. О. С. Капинус. — М. : Юрайт, 2015. — 539 с.
Шурдумов А. Обоснованный риск // Уголовное право. — 2002. — № 3. — С. 60—62.
Problems and Possibilities of the Reasonable Risk Legal Reglamentation Development
© Parkhomenko S., 2016
The article on the basis of doctrine and the Russian Federation criminal law legislation studies the problems of legal regulation of reasonable risk as the act, the criminality of which is excluded. The anther makes the suggestions in respect to reasonable risk legal regulation.
Key words: reasonable risk; the acts, the criminality of which is excluded in virtue of social usefulness and necessity; acts, the criminality of which is excluded in virtue of social usefulness and necessity.
