CC BY
94
УДК 082.2
КЕМУЛАРИЯ Лаврентий Амиранович, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и политологии Воронежской государственной технологической академии. Автор 22 научных публикаций, в т.ч. 5 учебно-методических пособий
ЧЕРЕНКОВ Роман Александрович, кандидат исторических наук, ассистент кафедры истории и политологии Воронежской государственной технологической академии. Автор 6 научных публикаций
БЫКОВСКАЯ Галина Алексеевна, доктор исторических наук, профессор, заведующая кафедрой истории и политологии Воронежской государственной технологической академии. Автор 187 научных публикаций, в т.ч. 25 учебнометодических пособий
ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ
НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ В ИССЛЕДОВАНИЯХ ПО ИСТОРИИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ*
В последнее время в СМИ сильны ревизионистские настроения в отношении событий Великой Отечественной войны: всерьез рассматривается возможность «превентивной войны», выносится на всеобщее обсуждение тезис о том, что именно СССР желал развязать войну. В статье предприняты попытки развеять данные положения.
Великая Отечественная война, национальное самосознание, разведслужбы, дезинформация, советское руководство
Историческая память представляет собой сложный социально-культурный феномен, состоящий из сложной совокупности реальных исторических явлений и во многом мифологизированных интерпретаций, являющихся следствием жесткого субъективизма. Во все времена историческая память русского народа подвергалась идеологической обработке, цель которой, на наш взгляд, - насыщение событий интерпретациями, лишающими российскую нацию положительного прошлого.
Как это ни парадоксально, вследствие узости корпуса источников, объективно обреченных на существование мифологического контекста, ревизионистским наскокам подвергается не только генезис русской цивилизации - возникают попытки поставить под сомнение величие такого значимого события в исторической памяти русского социума, как Победа в Великой Отечественной войне. Переосмысливаются все аспекты великой войны, важнейшие компоненты современного национального
© Кемулария Л.А., Быковская Г.А., Черенков Р.А., 2010
* Статья выполнена по государственному контракту П-313 на выполнение поисковых научноисследовательских работ для государственных нужд от 28 июля 2009 года.
самосознания, определяющие существование нации. В этом смысле интересно проанализировать дискуссию вокруг проблем предвоенных лет и предпосылок Великой Отечественной войны, чтобы «очистить зерна от плевел», облегчив процесс самоидентификации у подрастающего поколения.
Изучение истории Великой Отечественной войны немыслимо без четкого представления о стратегических расчетах ее будущих «демиургов». Одним из важнейших источников формирования общественного мнения традиционно являлась информация, поставляемая спецслужбами. Специальное исследование этого аспекта принадлежит М.И. Мельтюхо-ву1. Автор избегает прямого ответа на вопрос о возможностях негативных последствий в условиях своеобразного дублирования в деятельности разведслужб страны. Необходимо отметить, что, по мнению В.Э. Молодякова, в деятельности двух существующих разведорганов - ГРУ и иностранного отдела НКВД -явственно проявлялась не просто привычное соперничество, но и откровенное «подсиживание». Примером чего может служить версия о причастности НКВД к провалу Р. Зорге2. Более категоричен в своих оценках Л.А. Безыменский, утверждающий, что «военная разведка в предвоенные годы была на профессиональной высоте»3.
У М.И. Мельтюхова сведения о начале войны весной 1941 года рассматриваются как образец дезинформации. По-иному взглянул на сообщения ГРУ о возможном начале войны весной 1941 года В.А. Анфилов, совершенно обоснованно считающий, что недоверие к разведданным Кремля лишь возросло после того, как не подтвердилась информация о начале войны весной 1941 года4.
Особое место в историографии принадлежит различным интерпретациям феномена «22 июня 1941 года». В этой связи значителен интерес к сообщению разведгруппы «Красная капелла», работавшей в столице Германии. У Л.А. Безыменского не вызывает сомнения высокий уровень достоверности материалов, передаваемых из Берлина. Более осторожен в
оценке берлинских источников А. Топтыгин, констатирующий, что «...группы (действовавшие в Берлине. - Авт.) постоянно информировали Москву о надвигающемся нападении Германии на СССР». В целом, в историографии отношение к «берлинским» источникам достаточно осторожное, подтверждения чему можно найти у В.Я. Сиполса5. Не сомневается в целенаправленной инспирации информации, получаемой из Берлина, В.А. Анфилов6. М.И. Мельтюхов в этой связи отмечает проводимый германскими спецслужбами комплекс мер по дезинформации советского ру-ководства7. По утвердившейся в исторической науке гипотезе, важнейшим источником дезинформации Кремля стал Лицеист (О. Бер-лингс), завербованный в декабре 1940 года руководителем советской резидентуры в Берлине А.Я. Кобуловым. В этом не сомневается и Л.А. Безыменский.
Проблема дезинформации и роли так называемых двойных агентов, ставших важным источником ее распространения, в значительной степени экстраполируются на объяснение феномена Рихарда Зорге. В этой связи М.И. Мельтюхов рассматривает Зорге невольным «началом распространения германской дезинформации». Но при этом исследователь солидаризируется с П.А. Судоплатовым, отмечавшим неполное доверие в Москве к информации, получаемой из Японии в 1937 году, когда с санкции руководства советский агент стал активно сотрудничать с германскими спец-службами8. Анализируя деятельность Зорге,
В.Я. Молодяков вводит в научный оборот дефиницию «полуторный агент». Содержание ее определяется тезисом «Москва знала, что он работает еще и на Берлин, но Берлин не знал, что он работает на Москву»9. Отмечая достаточно обоснованно, что разведка не являлась главной ипостасью Зорге, автор, видимо, сознательно пренебрегает характеристикой достоверности информации из Токио. Геополитические пристрастия советского разведчика отражены и у Ю.В. Георгиева10.
Не сомневается в достоверности факта получения Москвой информации с точной датой
вторжения В.А. Анфилов. Аналогична позиция
С. Голякова и М. Ильинского11. Данная версия построена исключительно на послевоенных воспоминаниях радиста группы М. Клаузена, что по меньшей мере дает основание считать ее неоднозначной12. Более приемлемой представляется нам точка зрения В.А. Гаврилова и Е.А. Горбунова, констатирующих отсутствие точных данных о дате начала войны в сообщениях группы Р. Зорге13. Поэтому, на наш взгляд, нет серьезных оснований сомневаться в тезисе М.И. Мельтюхова о том, «что, несмотря на наличие довольно разветвленной разведсети, советская разведка перед войной не смогла представить руководству страны четких выводов о планах Германии на лето 1941 г.»14.
Долгое отсутствие четких представлений о планах вероятного противника не означало, как справедливо отмечено Л.А. Безыменским, что высшее военно-политическое руководство страны не занималось подготовкой к возможным военным испытаниям15. В этом смысле значительный интерес представляет интерпретация в историографии различных вариантов планов Генштаба Красной Армии, в которых моделировался вооруженный конфликт на западной границе. Л.А. Безыменский отчет стратегическим наработкам советских генштабистов ведет с 1938 года, последовательно анализируя документы, датируемые 24 марта 1938 года, 14 октября 1940 года и 15 мая 1941 года. При всем том, что стратегический план 1938 года не соответствует заданным нами хронологическим рамкам исследования, интерес представляют выявленные автором тенденции. Признанный военный аналитик той поры, начальник Генштаба Б.М. Шапошников, испытывая, видимо, определенное влияние реалий Первой мировой войны, заложил в основу плана 1938 года представления «о начальном периоде военных действий».
В виде версии, укажем на твердую убежденность И.В. Сталина весной-летом 1941 года, что период провокаций и ультиматумов является прелюдией к началу войны. В данном случае констатируем влияние Б.М. Шапошникова на формирование военной концепции
генсека. Явно относясь с уважением к воззрениям начальника Генерального штаба РККА, Сталин мог считать оправданным мнение о существовании определенной паузы между объявлением войны и непосредственным началом боевых действий.
В.А. Анфилов, рассматривая осенние (1940 год) разработки отечественных генштабистов, склоняется к иным хронологическим и смысловым акцентам происходившего. По его мнению, 18 сентября 1940 года новое руководство Красной Армии лишь представило план «Об основах стратегического развертывания вооруженных сил Красной Армии на западе и востоке на 1940-1941 гг.», а не отвергло план Б.М. Шапошникова, как предполагает Л.А. Безыменский. Лишь после того, как 5 октября И.В. Сталин высказал свою известную точку зрения об экономических аспектах германского наступления, была доработана военно-стратегическая концепция, известная как вариант от 14 октября 1940 года.
Значительное место в историографии вопро -са занимает интерпретация «Соображений по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» от 15 мая 1941 года. Участников дискуссии можно разделить на тех, для кого «Соображения.» являются важнейшим доказательством вынашиваемой советским руководством идеи упреждающего удара по Германии, и оппонентов данной концепции, отрицающих практическую значимость майских (1941 год) разработок Генштаба. Но для тех и других исходным моментом для формирования различных концепций является речь И.В. Сталина перед выпускниками военных академий, произнесенная 5 мая 1941 года. Наиболее детальный анализ выступления на основе изучения нескольких версий произнесенного (стенограмма не велась) был сделан В.А. Невежиным. То обстоятельство, что ни в речи от 5 мая, ни в вольных или невольных утечках информации не выделены вероятные противники Советского Союза в будущей войне, вызвало неоднозначную реакцию на речь И.В. Сталина за рубежом. В этой связи
примечательно то, что реакция на данное выступление, как указывает Л.А. Безыменский, в германских и англо-американских кругах оказалась диаметрально противоположной. Сближало Берлин, Лондон и Вашингтон лишь то обстоятельство, что каждая из сторон «узнала» из выступления советского лидера информацию, соответствующую своим представлениям о перспективах внешней политики Кремля. Поэтому предположения автора, что Москвой был осуществлен целенаправленный «сброс дезинформации» достаточно обоснованны16.
Иной была реакция отечественных военнополитических кругов. Это отмечали Л.А. Безыменский, М.И. Мельтюхов и В.А. Невежин. В этой связи интересны акценты, расставленные М.И. Мельтюховым. Примерно тот же корпус источников исследован и В.А. Не-вежиным, расширенный, за счет пласта, дающего представления о механизме реакций на директивные указания. Солидарны авторы и в оценке перспектив, следующего за столь очевидными идеологическими пертурбациями. По мнению М.И. Мельтюхова, документы «недвусмысленно свидетельствуют о намерении советского руководства совершить летом 1941 г. нападение на Германию». В.А. Невежин мысль о 1942 годе как дате «возможного советско-германского конфликта» признает корректной. Не сомневается в наступательном характере советской идеологии весной 1941 года А.Н. Сахаров.
Ряд авторов не отрицает возможность начала СССР боевых действий против Германии. Но для него это «было бы. последним средством, актом крайнего отчаяния», как считает В.Д. Молодяков. Оригинален в интерпретации событий предвоенной эпохи В.К. Волков. Вся политика И.В. Сталина по отношению к Германии в предвоенные годы, по его мнению, была пропитана духом умиротворения17. Различные формы политики «умиротворения» отмечены А.Н. Сахаровым, что «совершенно дезинформировало советский народ уже воспитанный на революционно-наступательных принципах»18.
Историографический анализ литературы 20-х годов XX века, посвященных различным аспектам «возможного» упреждающего удара стал предметом специального исследования
В.А. Невежина и М.И. Мельтюхова. Отвергая аргументацию исследователей, считавших отсутствие визы политического руководства на документе, представленном Генштабом, явным признаком его ординарности, он относит этот факт к обычной практике тех дней. В данном случае М.И. Мельтюхов оправданно предлагает различать решение о подготовке войны и решение о ее начале. Последние (политические решения) принимались «в последние часы перед его осуществлением»19. Категоричен в своих суждениях В.А. Невежин, который, как и апологеты идеологии «превентивного удара», поддерживает гипотезу
о неслучайности плана Генштаба, в котором, по мнению историка, воплощены были замыслы И.В. Сталина20. Феномен «превентивного» удара рассмотрен и А.Н. Сахаровым. Автор в данном случае смещает акценты в полемике. Отмечается, что «Сталин готовился к наступательной войне, к войне на территории врага». А.Н. Сахаров отнюдь не склоняется отождествлять идеологию наступления с феноменом «превентивного» удара. Причем, на его взгляд, то, что план упреждающего удара не был реализован, является «одним из исторических просчетов Сталина»21.
В последнее десятилетие полемика продолжалась, но уже с меньшим ожесточением. Среди противников идеи о «превентивном» ударе своей концептуальной завершенностью отличается гипотеза В.К. Волкова. Исследователь, видимо, не рассматривает «Соображения.» от 15 мая как руководство к действию вследствие их несоответствия доктрине «умиротворения». Волков, как и Л.А. Безыменский, говорит о жесткой критике, которой подвергались «Соображения...» со стороны И.В. Сталина. У автора не вызывает сомнения, что «Соображения.» - это ответ военным на выступления политического лидера 5 мая 1941 года.
Оригинальной выглядит попытка смоделировать ситуацию в случае претворения идеи
«Соображения.» в предполагаемом конфликте с Германией. Прежде всего, Л.А. Безыменский обоснованно отмечает неверность оценки масштабов группировки «вермахта» в сторону ее занижения. Планируемый удар в направлении Кракова, по справедливому замечанию автора, неизбежно привел бы к контрудару противника основными силами группы армий «Центр» по уязвимому флангу Юго-Западного фронта. Драматизируя ситуацию, Л.А. Безыменский настаивает на неспособности Западного фронта оказать сопротивление противнику на минском направлении. Автор столь категоричен в интерпретации наступательных «иллюзий», наверное, и потому, что в литературе имеется сходная оценка перспектив «Соображений.», данная в 60-е годы XX века одним из главных разработчиков плана упреждающего удара ГК. Жуковым. Предваряя возможное недоумение оппонентов касательно того, для чего, в конце концов, они были со -ставлены, Л.А. Безыменский предлагает свою версию: чтобы «положение на границе было выведено из разряда табу»22.
Б.В. Соколов, являясь сторонником идеи «превентивного» удара, в разряд «совершенно невероятных» переводит версию о самостоятельной инициативе руководителей военного ведомства «разрабатывать без сталинской санкции план упреждающего удара по Германии»23. Основанием для предположений Соколов считает свидетельства, почерпнутые из воспоминаний современников событий, и поэтому гипотезы о реальности нападений СССР на Германию и летом 1940, и весной 1941 года без соответствующего источниковедческого подкрепления, безусловно, могут быть отнесены в разряд апокрифов.
Полемика, продолжающаяся уже два десятилетия, несмотря на появление целого ряда интересных версий и остроумных интерпретаций, не смогла существенно изменить традиционные представления о предпосылках к началу Великой Отечественной войны. Но не СССР, а прежде всего Германия и, может быть, Англия и США определяли основные тенденции мировой политики 1940 - первой половины 1941 года. Осторожность Москвы - это прежде всего результат трезвой оценки своих сил, здесь можно говорить о синдроме «зимней войны», а также необходимости решения важнейшей геополитической задачи - возвращения утраченных территорий бывшей Российской Империи.
В этой связи отношения с Германией отнюдь не представляются проявлением феномена умиротворения, и тем более не были направлены на развертывание военного конфликта - слишком рискованным шагом это казалось. Альтернативой, может быть, стал бы союз трех держав: СССР, Германии и Японии, конту ры которого впервые проявились во время контактов высших советских лидеров с представителями высшей политической элиты Германии и Японии. И нет вины Сталина и его окружения в том, что взаимовыгодное сближение было прервано прежде всего из-за идеологической зашоренности и политического авантюризма берлинского руководства.
СССР вступал в войну, которая была ему навязана. Именно поэтому события 19411945 годов изначально приобретают в национальном масштабе статус общенародных, став одним из пиков в истории российской цивилизации.
Примечания
1 Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. М., 2002.
2 Молодяков В.Э. Россия и Япония: меч на весах: неизвестные и забытые стра-ницы российско-японских отношений (1928-1948): историческое исследование. М., 2005. С. 200-201.
3 Безыменский Л.А. Сталин и Гитлер перед схваткой. М., 2002. С. 419.
4 Анфилов В.А. Загадка 1941 года. О войне под разными ракурсами. М., 2005. С. 512.
5 Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. М., 1997. С. 393-394.
6 Анфилов В.А. Указ соч.
7 Мельтюхов М.И. Указ соч.
8 Там же. С. 14; Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. М., 1996. С. 167.
9 Георгиев Ю.В. Рихард Зорге: исследователь, разведчик, геополитик. М., 2000; Молодяков В.Э. Указ соч.
С. 172.
10 Георгиев Ю.В. Указ. соч.
11 Голяков С., Ильинский М. Зорге. Подвиг и трагедия разведчика. М., 2001.
12 Там же. С. 28.
13 Гаврилов В.А., Горбунов Е.А. Операция «Рамзай». Триумф и трагедия Рихарда Зорге. М., 2004. С. 461.
14 Мельтюхов М.И. Указ. соч. С. 17.
15 Безыменский Л.А. Указ. соч. С. 381-389; Бобылев П.Н. Точку в дискуссии ставить рано // Отеч. ист. 2001. №. 5. С. 45-46.
16 Безыменский Л.А. Указ. соч. С. 399-401.
17 Волков В.К. Призрак и реальность «Барбароссы» // Вопр. ист. 2003. № 6. С. 40.
18 Сахаров А.Н. Война и советская дипломатия // Вопр. ист. 1995. № 7. С. 36.
19 Мельтюхов М.И. Указ. соч. С. 306.
20 Невежин В.А. Стратегические замыслы Сталина накануне 22 июня 1941 года (По итогам «незапланированной дискуссии» российских историков) // Отеч. ист. 1999. № 5. С. 116.
21 Сахаров А.Н. Указ. соч. С. 37-38.
22 Безыменский Л.А. Указ. соч. С. 451-463.
23 Соколов Б.В. Правда о Великой Отечественной войне. СПб., 1989. С. 82-83; 115-116.
Kemulariya Lavrenty, Bykovskaya Galina, Cherenkov Roman
ISSUES OF THE NATIONAL MORALE FORMATION IN RESEARCHES ON THE GREAT PATRIOTIC WAR HISTORY
Mass media has taken a strong revisionist position concerning the Great Patriotic War events recently: a problem of «preventive war» is being considered seriously, with a point of the USSR wishing to unleash the war submitted to public discussion. The article attempts to dispel the given propositions.
Контактная информация: Кемулария Лаврентий Амиранович e-mail: [email protected] Быковская Г алина Алексеевна e-mail: [email protected] Черенков Роман Александрович e-mail: [email protected]
Рецензент - Супрун М.Н., доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой отечественной истории Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова
