CC BY
72
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 27 (165).
Филология. Искусствоведение. Вып. 34. С. 135-138.
проблема женской писательской идентификации в творчестве а. я. марченко
Статья посвящена изучению особенностей авторской идентификации в творчестве А. Я. Марченко, писательницы второй половины XIX в. Основное внимание уделено проблеме поиска адекватных для женщины-автора способов творческого самовыражения. Материалом послужили произведения «Гувернантка» и «Портрет», в которых представлена оригинальная трактовка вопроса о женской креативности.
Ключевые слова: женская литература, писательская рефлексия, эстетическая полемика, женская креативность.
Проблема женской писательской рефлексии неоднократно привлекала внимание исследователей, которые на материале художественных, публицистических и автодоку-ментальных текстов западноевропейских и русских писательниц XIX в. показали сложность и противоречивость женской авторской самоидентификации1. Особый интерес в этом смысле представляет литературное наследие талантливой писательницы 1840-1860-х гг. Анастасии Яковлевны Марченко (псевдонимы Т. Ч., А. Темризов), которая, как и многие ее современницы, в своих произведениях обращается к проблеме творческого самоопределения женского автора.
Литературный дебют Марченко состоялся в конце 1840-х гг. - в то время, когда в русской культуре складывался дискурс о женской литературе, формировались стереотипы восприятия женского творчества и критерии его оценки. Одним из таких стереотипов был миф о противоестественности и недоступности для женщины серьезных занятий литературой, в свете которого женское творчество воспринималось как несовершенное, в своем роде ущербное2. Ограниченные возможности женского таланта критика объясняла тем, что женщина «по физиологическим законам» не может быть творцом, — так как творец -привилегия, принадлежащая исключительно мужским авторам. Весьма репрезентативны в этом смысле критические отзывы современников о произведениях Марченко. Так, анонимный рецензент первого сборника писательницы «Путевые заметки» (1847), говоря о принципиальных отличиях мужской литературы от женской, писал, что «романы Диккенса никогда не могли бы быть написаны женщиною, несмотря на то, что у Диккенса
много теплоты и любви; романы Жорж Санд не могли бы быть написаны никем, кроме женщины»3. Основным недостатком произведений женского пера критик считает неумение понять и передать суть явлений: «Обыкновенного человека, пошлого по натуре или вследствие общественного своего положения, она изобразить не может»4. Это замечание, как и многие другие, свидетельствует о том, что вопрос о творческих возможностях женских авторов обсуждался с андроцентристских позиций, то есть в соответствии с ориентацией на мужской текст как образцовый.
Как показывают современные исследователи, подобные представления определялись гендерными механизмами развития культуры, из которой женщина как творческий субъект была исключена. Ограниченная в своем существовании ролью объекта, она оказывалась лишенной своего места и голоса5. Ситуация такого присутствия/ отсутствия женщины в культуре актуализировала интерес писательниц к проблеме женского самоопределения и стимулировала необходимость заявить о себе как о самостоятельном творческом субъекте (Савкина). В этой связи особого внимания заслуживает работа Н. И. Билевича (1847), который одним из первых предпринял попытку оценить вклад женских авторов в развитие литературы, причем его суждения заметно отличаются от типичных для того времени оценок. Рассматривая творчество писательниц 1830-1840-х гг., Билевич приходит к следующему выводу: «Если русская женщина долго прислушивалась к литературе пушкинского периода - она, кажется, не только многое переняла, но многое, может быть, и пересоздала по-своему»6. Это замечание является особенно важным для изучения творчества Марчен-
ко, потому что ее эстетические воззрения заметно отличались от господствующих в литературе установок, и это ярко проявилось в ее художественных текстах.
Особенность произведений Марченко (таких, как «Гувернантка», 1847, «Портрет», 1850, «Умная женщина», 1853, «Горы», 1856, «Скандал», 1859, и др.) заключается в том, что они появляются как реакция на современную литературную ситуацию. Писательница предпринимает попытку пересмотреть стереотипы изображения женского персонажа, который в текстах мужских авторов являлся проекцией маскулинных фантазий и желаний и служил фоном для самовыражения личности героя7. Она переосмысляет известные сюжеты и мотивы и разрушает существующие мифы о женственности и мужественности. Задача данной статьи заключается в том, чтобы показать, как формировались эстетические воззрения Марченко и в какой мере представления писательницы о женской креативности соотносились с представлениями ее современников. Мы остановимся на двух повестях - «Гувернантка» и «Портрет», в которых начинающая писательница формулирует свою эстетическую позицию.
Уже в первом сборнике «Путевые заметки» Марченко предпринимает попытку отмежеваться от маскулинно ориентированной литературы, выстраивая свой писательский идентитет методом от противного. Начинающая писательница аттестует себя как провинциалку и противопоставляет свои повести произведениям «большой» литературы. Так, в повести «Гувернантка», адресуясь к Соллогубу, она пишет: «Знаю, граф, что мое описание очень слабо в сравнении с тем милым очерком, который вылился из-под вашего пера. Но ведь то «большой свет» столицы, а это наш провинциальный большой свет.. ,»8 В данном контексте «наш провинциальный большой свет» является формулой саморепрезентации писательницы, которая идентифицирует себя со своей героиней. По словам И. Л. Савкиной, подобный способ конструирования писательского идентитета был характерен для многих женских авторов9.
Наши наблюдения показывают, что в разработке провинциальной темы Марченко во многом опирается на женскую писательскую традицию осмысления провинции как среды, способствующей формированию героини, чьи жизненные интересы не ограничиваются
любовью к мужчине10. Особенности изображения провинциалки Елены позволяют говорить о том, что писательница обращается к опыту своих литературных предшественниц Е. А Ган и М. С. Жуковой, в произведениях которых намечается образ самодостаточной героини11. Марченко подхватывает эту традицию, но вместе с тем вносит свои коррективы, расширяя перспективы развития образа провинциалки. Впервые в русской литературе она выводит на авансцену героиню-гувернантку, персонаж заведомо периферийный, но осмысляет его как тип женщины неординарной, независимой, и главное — способной самостоятельно, без мужской протекции, найти свою дорогу в жизни12. Разрабатывая сюжетную линию героини, Марченко показывает, что реализация женщины возможна только через преодоление патриархатных установок, и история Елены - это путь самоопределения, познание себя как независимого субъекта. Героиня отвергает традиционные модели женского существования и предпринимает попытку «дать своей жизни более определенности, переменить ее, круг своих действий, переменить род жизни»13. Елена выбирает труд гувернантки как возможность независимого существования, и этот выбор героини показан как осознанный шаг, а не вынужденное самоотречение.
Дебютный сборник, вышедший в провинциальном издательстве, вызвал интерес и широко обсуждался на страницах авторитетных, в том числе столичных изданий14. Однако, с нашей точки зрения, современники не смогли в полной мере оценить художественное новаторство писательницы, о чем свидетельствует, например, статья Белинского, который писал, что героиня повести «не вызвала к себе особенного участия»15. Неординарный поступок героини противоречил маскулинным ожиданиям и разрушал привычные представления о женственности. В этой связи понятны суждения критики о том, что талант Марченко «выходит из своей колеи и пускается в сферу для него не свойственную»16. В адрес писательницы прозвучало обвинение в подражании мужской литературе. Так, рецензент «Отечественных записок» упрекнул Марченко в том, что «она умеет только передразнивать мужчин, подделываться к их тону и голосу»17. Этот упрек относился к мужским персонажам, которые в отзыве предстают как художественно неубедительные. По словам критика, Мар-
ченко недостает «более ясного понимания и изображения характеров, художественного, а не голословного анализа их и возведения их до типа», в связи с чем он посоветовал писательнице «обдумать характеры Гоголя, понять тайну их занимательности и резкости, заключающуюся в полноте их концепции, и усвоить этот объективно-художественный образ воззрения»18.
На наш взгляд, реакцией на эти отзывы критики явился рассказ Марченко «Портрет». Писательница явно воспользовалась предложением обратиться к творчеству Гоголя, о чем свидетельствуют название рассказа и его сюжет, отсылающие к одноименной повести Гоголя. Мы полагаем, что критик таким образом стимулировал обращение писательницы к проблеме «искусство и действительность», дав ей основание выразить свои эстетические воззрения. В основу рассказа положена история любви художника, которая представлена как вариант развития сюжета об оживающем портрете, в данном случае - портрета возлюбленной. По сути, рассказ Марченко «Портрет» - это художественная рефлексия писательницы по поводу традиционной мужской трактовки женского образа.
В этом рассказе своеобразно репродуцирована ситуация «двойной жизни женщины в искусстве» (И. Л. Савкина): она присутствует, но лишена своей индивидуальности, своего голоса. У Марченко оживающему портрету графини Беаты отводится пассивная роль объекта, на который проецируют свои желания и фантазии владельцы замка. Оживая для каждого из них, героиня реализует его желания и воплощает его идеи.
Актуализируя известный мотив оживления, Марченко отсылает читателя к опыту современной литературы, в которой в образе ангелоподобной героини традиционно персонифицировались представления об идеальной женственности. Однако писательница разрушает читательские ожидания и вносит существенные коррективы в изображение героини. Объектом художественного осмысления писательницы становится феномен «мертвой» героини как женщины, утратившей свою индивидуальность, лишенной собственного «я». В рассказе Марченко вместо ожидаемой нормы - живого человека (как в сюжете об оживленной Галатее) - появляется оживленная кукла, беспрекословный автомат, который в определенное время приводится в
движение и разыгрывает роли по утвержденному сценарию. Подобной трактовкой образа идеальной героини Марченко включается в полемику с литературной традицией, и предметом этой полемики является не только вопрос об изображении женщины в искусстве, но сама женская креативность. Пересматривая мотив оживления, писательница актуализирует проблему невыразимости женской субъектности в культуре, которая, навязывая женщине пассивную роль, тем самым отказывает ей в творческом самоопределении. Как показывает Марченко, женщина, чье присутствие в культуре ограничивается «тесными рамами» идеала/стереотипа, лишена своего голоса и вынуждена исполнять чужую волю. В этом смысле особого внимания заслуживает совет Беаты, которая напутствует свою молодую собеседницу: «Не выходи из рам действительности! Изранишь руки и ноги, изорвешь блистательный наряд, прежде нежели займешь в них обычное место.»19
Наши наблюдения позволяют говорить, что писательница склоняется к мысли о необходимости изменения господствующих установок. Рассказ «Портрет» Марченко по своему настрою корреспондирует с памфлетом А.
В. Зражевской «Зверинец», полемически направленным в защиту женского писательства. Марченко близка Зражевской, которая требует безоговорочного принятия и безусловной поддержки женского авторства20.
На наш взгляд, Марченко не желала приспосабливать свой голос к маскулинным ожиданиям. Все это привело к тому, что ее произведения остались незамеченными и невостребованными. Подтверждением этому может служить замечание Е. П. Ростопчиной, которая в письме к А. В. Дружинину от 28 октября 1854 г. в связи с публикацией другой повести Марченко писала: «А «Умную женщину» М-11е МаГ^Лепко (Т. Ч.), бесспорно лучшую повесть прошлого года, почти не заметили, и
о ней не говорят, потому что автор не из своего прихода. Где же справедливость?»21.
Сама Марченко остро переживала свою не-востребованность. Об этом свидетельствует фрагмент из повести «Горы» (1856), который можно рассматривать как авторскую рефлексию по поводу трагической судьбы женщины-писательницы в России. Марченко с горькой иронией пишет: «Авторы и композиторы могут почувствовать приятность своей литературной и музыкальной деятельности один
раз, в некрологе. Страницы некролога - это самая утешительная будущность для всякого литератора, одаренного талантом и душой; настоящее же его, как и следует быть всякому настоящему, уныло. Надо, однако, надеяться, что оно пройдет мгновенно, а будущность все-таки сулит некролог»22. Эту мысль о неза-меченности и неосуществленности женщины Марченко последовательно проводит через все последующие произведения, заметно усиливая драматизм этой ситуации.
Примечания
1 См.: Gilbert, Sandra M. The Madwoman in the Attic : The Woman Writer and the Nineteenth-Century Literary Imagination / Sandra M. Gilbert, Susan Gubar. New Haven ; London, 1979; Шоре, Элизабет. Желание любви и страстное стремление к искусству (Елена Ган и ее рассказ «Идеал») // Филол. науки. 2000. № 3; Савкина, Ирина. «Читателя? советчика? врача?» (адресат в «Автобиографии» Надежды Соханской) // Женский вызов : русские писательницы XIX - начала XX века / под ред. Е. Строгановой и Э. Шоре. Тверь, 2006; Строганова, Евгения. «Прах и суета» : Женское писательство в оценках Надежды Хвощинской и ее современников // Там же.
2 Строганова, Евгения. «Прах и суета»: Женское писательство в оценках. С. 135.
3 [Б.п.] Путевые заметки. Соч. Т. Ч. // Отеч. зап. 1847. № 8. Отд. VI. С. 79.
4 Там же. С. 79.
5 См. об этом: Савкина, Ирина. Провинциалки русской литературы (женская проза 30-40-х годов XIX века). Wilhelmshorst, 1998.
6 Билевич, Н. Русские писательницы XIX в. // Московский городской листок. 1847. № 169. С. 677.
7 См. об этом: Шоре, Э. Желание любви...; Зентген, Беате. От истории искусств к феминистской культурологии : смена рамок // Пол. Гендер. Культура : Немецкие и русские исследования / под ред. Э. Шоре и К. Хайдер. М., 2003. Вып. 3.
8 Т.Ч. Гувернантка // Путевые заметки. Соч. Т. Ч. Одесса. 1847. С. 232.
9 См. об этом: Савкина, Ирина. Провинциалки русской литературы.
10 Одной из первых положительный образ провинции создает М. С. Жукова в своей повести «Провинциалка». См. об этом: Строганова, Е. Н. «Миниятюрный мир» провинции
в русской прозе 1830-х — I половины 1840-х годов : Эскиз // Русская провинция. Миф -текст - реальность. М. ; СПб., 2000. С. 200; Воробьева, С. Н. Мир русской провинции в произведениях М. С. Жуковой // Образ России в литературе Х1Х-ХХ1 веков: Матер. межд. науч. конф. / под ред. Н. З. Коковиной, М. В. Строганова. Курск, 2008. С. 236-241.
11 См.: Строганова, Е. Н. Провинциалы и провинциалки в русской литературе XIX века // «Во глубине России.» : Статьи и материалы о русской провинции : XIX Фетовские чтения / под ред. Н. З. Коковиной, М. В. Строганова, А. Ф. Белоусова. Курск, 2005. С. 45—47.
12 Параллельно в английской литературе появляется роман Ш. Бронте «Джейн Эйр», в котором центральным действующим лицом также является гувернантка (русский перевод романа был опубликован в 1849 г. в журнале «Отечественные записки»). Но, учитывая тот факт, что повесть «Гувернантка» была написана Марченко в 14-летнем возрасте, можно говорить о том, что она первой в литературе обращается к подобного рода героине.
13 Т. Ч. Гувернантка. С. 180.
14 См.: Современник. 1847. № 7, № 8; Отеч. зап. 1847. № 8; Северное обозрение. 1847. № 7; Финский вестник. 1847. № 8; Сын отечества. 1847. № 4; Библиотека для чтения. 1847. Т. 75; Одесский вестник. 1847. № 47; Русский инвалид. 1847. № 158.
15 Белинский, В. Г. Взгляд на русскую литературу 1847 года // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений : в 13 т. М., 1953. Т. X. С. 353.
16 [Б.п.] Путевые заметки. Соч. Т. Ч. Выпуск II. // Отеч. зап. 1849. Т. 65. С. 63.
17 [Б.п.] Путевые заметки. Соч. Т. Ч. // Отеч. зап. 1847. № 8. С. 86.
18 [Б.п.] Путевые заметки. Соч. Т. Ч. // Отеч. зап. 1847. № 8. Отд. VI. С. 83.
19 Т.Ч. Портрет: фантастический рассказ // Отеч. зап. № 9. С. 218.
20 См. об этом: Строганова, Евгения. «Прах и суета». С. 124. Так же: Строганова, Е. Н. М. Е. Салтыков-Щедрин и Н. Д. Хвощинская : факты и интерпретации // Щедринский сборник. Вып. 3 / Науч. ред. Е. Н. Строганова. Тверь, 2001. С. 57—61.
21 Ростопчина, Евдокия. Стихотворения. Проза. Письма / Сост., вступ. ст., подгот. текста и прим. Бориса Романова. М., 1986. С. 369.
22 Марченко, А. Горы // Отеч. зап. 1856. № 5.
С. 134.
