Исследование осуществляется в русле общей теории систем. Последняя, наряду с философией, логикой и математикой понимается как всеобщая наука, в которой система мыслится как " парциализиро-ванное целое (комплекс), объединенное разного рода отношениями и обладающее дополнительным общим качеством, не равным сумме свойств, входящих в это целое частей" (с. 190). Система является высшей формой организации объектов любой природы в рамках цепочки хаос—сети—системы. Гиперкомплексной динамической системе присущ онтологический гомоцешризм, позволяющий учесть человеческий фактор. Данной онтологией руководствуется синергетика.
Автор разделяет мнение Г.Г1. Быстрай и Д.В. Пи-воварова, что общая теория систем могла бы "погрузиться" и в кибернетику, и в синергетику, и в то же время вобрать в себя основные элементы современного математического моделирования. Рано или поздно она превратится в особую отрасль знания, создание этой науки — дело ближайшего будущего. В работе исследуются основные понятия теории систем, такие, как отграниченность, обособленность и открытость, граница, среда и субстрат системы, функциональность, связность, "скважность" (П.А. Флоренский), понятия простоты и сложности системы, проблемы их фрактальности, структуры, организации и самоорганизации. Рассматриваются онтология систем и системные законы, устойчивость и иерархичность. Дается определение порядка как связности, последовательности, регулярности, организованности и структурности, взятых вместе. Противоположностью порядка является хаос, вырожденный случай системы.
Анализируются основные версии общей теории систем, такие, как тектология A.A. Богданова, систематическая концепция М. Месаровича и Я. Тика-хары, построенная на основе формализованных идей Берталанффи, параметрическая системная концепция А.И. Уемова, теоретико-системная концепция Ю.А. Урманцева, системная версия Э.Г. Винограя, ориентированная на диалектику Гегеля, концепция В.В. Казаневской, признающая противоречие источником развития системы, вопреки остальным концепциям, в которых "система выступает как связная и внутренне непротиворечивая сущность" (с.216), функциональная теория организации М.И. Сетрова и, наконец, бихевиористика О.С. Разумовского, обрисованная в книге " Бихевиоральные системы" и в первой главе настоящей работы.
Автор приходит к выводу, что случаи асимметрии между интенциями человека к наилучшему и наихудшему в его психологии при выборе предпочтений и целей в поведении, поступках и действиях в морали и в эстетическом отношении укладываются в пропорции "золотого сечения". Возможно, что эта интенция присуща всем биосистемам и, может быть, всем мезосистемам (с.81). В этой связи специалистов любой отрасли знания не может не заинтересовать расширение понятия многое до понятий мезообъек-та, мезосистемы, исследование "золотой середины", известной еще до Евклида, вероятно, пифагорейцам.
"Золотое сечение" нашло математическое выражение в знаменитых числах Фибоначчи, открытых в 1228 г. итальянским математиком Леонардо Пизан-ским (Фибоначчи).
Заслуживает внимания вывод автора, что у человека как родового существа не существует никаких запретов на социальную деградацию, деструктивное поведение, диссоляцию и т.п. Представляет интерес в этой связи исследование автором соотношения опти-мологии с пессимологией, индифферентологией, безразличием, атараксией, праксиологией, определение законов эффективности и неэффективности таких дилемм, как "Спасайся, кто может", "Спасемся миром", безоглядного расточительства ("Бесятся с жиру") или необузданного эгоизма и жадности ("Им все мало"), когда рациональность деградирует в область иррационального, ценности обезличиваются, система распадается, а поведение выглядит как безумие.
Книга отличается информативностью, аргументированностью и ясностью изложения. Она предназначена для ученых, специалистов по философии и методологии науки и техники, социологов, биологов, экономистов, специалистов по теории сложных систем и управлению, преподавателей вузов, аспирантов и студентов, для всех, кто интересуется оптимальностью в жизни и деятельности.
В.Н. Типу хин
Проблема транса в современности (обзор монографий)
Проблема транса одна из интересных проблем философии. В XX в. эта проблема приобрела новое осмысление в связи с проблемой повседневности.
В любой культуре существует практика преодоления границ конечности человеческого существования, которое в западной и русской культуре представлено понятием транса. Каждая культура предлагает свой вариант транса. Как правило, эти варианты связаны с религиозной практикой. В трансцендиро-вании человек преодолевает границы возможного и оказывается в некой бесконечной реальности. В христианстве это часто также означает встречу с Богом.
Конечная реальность, обозначенная как "мир человека" — это иллюзия, построенная с помощью языка. Слова ловят человека в свою ловушку и заставляют говорить ими. Человек живет в искусственной реальности, сформированной даже не столько им самим, но навязанной извне, во многом благодаря средствам массовой информации. Научное познание мира не дает знания о мире, скорее оно уводит нас в сторону от этого знания. Преодолеть эту иллюзорность возможно, лишь совершив транс.
Основанием для любого транса должна быть изначальная уверенность, что иная реальность существует. Эта уверенность присутствует и в культуре каждого народа все время, пока существует человечество, и в каждом человеке конкретно. Основанием для такой уверенности, по мнению Юнга, служит
коллективная память. Бессознательно человек знает, что этот мир не является единственно существующим и, соответственно, с уходом из него, не прекращается индивидуальное существование. Каждый народ наполняет иную реальность собственным содержанием, в зависимости от физических особенностей своего существования и уровня развития. Божество здесь выступает как некий символ, за которым скрыто присутствие инобытия. Говоря о Боге, человек автоматически подразумевает ту реальность, где он пребывает.
Естественным порогом, за которым находится эта иная реальность, есть человеческая смерть, как прекращение конечного существования.
Стимулом для трансцендирования в религиозной практике является вера в возможность встречи с потусторонним существом, называемым Богом и дающим некое знание или прекращающим человеческое страдание. В XX в., который можно было обозначить как век отсутствия веры, веры в Бога, веры в какой-либо авторитет, для транса необходим другой стимул.
Отсутствие смысла опыта преодоления возможного (транса) в формальном основании приводит к необходимости поиска подобного основания внутри человека. Следуя за традицией философии XX в., обратимся непосредственно к живому человеку.
Современный человек замкнут в рамках конечного существования. Его жизнь находится во власти проекта, часто навязанного извне. Следуя этому проекту, человек ориентирован на действие, приносящего максимальную пользу, прежде всего для него самого. Польза здесь понимается в плане достижения выгоды в различных сферах жизни. Таким образом, все существование человека проходит в ориентации на конечное. Иная реальность надежно скрыта в опыте повседневных забот. Выдает она себя лишь иногда неким необъяснимым чувством тревоги и неудовлетворенности жизнью, которое в философии экзистенциализма обозначена как "тоска" или "тошнота". Подобное состояние есть начало для освобождения от проекта и стремления к краю возможного. "Трансгрессия" предполагает отказ от пользы. Без такого отказа транс невозможен.
Зачастую, тревога, вызванная присутствием иной реальности, оказывается тяжким грузом для человека и заставляет обратить свой взор не в сторону иной реальности, а в совершенно обратном направлении. В повседневности человек "разбавляет" свою тревогу, обращая ее в страх перед конечным объектом. "Голая тревога", возникающая в мистических состояниях, вызывает в человеке невообразимый ужас и единственный способ справится с ней, это конкретизировать ее, обратив в страх.
Стремление человека к непознаваемому, бесконечному делает его открытым для иной реальности. Шестов считал, что не человек выходит в иную реальность, а она нисходит на избранного ею человека. (Таким человеком, к примеру, был Достоевский.)
Таким образом, отказ от удовлетворенности в жизни дает человеку возможность трансцендирования.
Каким же образом совершается транс? Вышеславцев в книге " Этика преображенного эроса", говорит о двух категориях: тскАпкит и ^атАпйит. Первая категория обозначает транс в другое конечное, вторая — выход за пределы конечного. Это и есть истинный транс.
Истинный транс возможен в случае, когда вся реальность ставится под вопрос. Невозможно это сделать рассудочным способом, т.к. именно рассудок в первую очередь подвергается сомнению.
Западной культуре известны, по крайней мере, два способа совершить транс: оргия и мистическое переживание.
В период истории, когда люди жили единым родом, в культуре присутствовал момент, регулирующий отношения человека со смертью. Утрата этого культурного элемента привела к тому, что потусторонний мир стал ужасать своей неизвестностью и неизбежностью. Этот ужас усиливался собственными фантазиями человека, связанными со страданиями в потустороннем мире. К страху неизвестного присоединился страх перед болью и страданиями, ассоциировавшимися со смертью. (Здесь я говорю о смерти как о феномене, стоящем на границе человеческого существования и являющемся проводником в иную реальность. Человеческая ситуация такова, что часто помыслить о встрече с потусторонним нельзя без мысли о смерти.)
Языческий праздник с его оргиями снимает условности этого мира, снимает человеческие страхи тем, что доводит их до предела. Всегда существующий ужас человека перед темной бездной иной реальности извлекается наружу из глубин его души и обретает форму. Ужас встает перед человеком. Рассудок же, напротив, уступает свое место нечто более страсти, и перед человеком открывается нечто, что скудный человеческий язык обозначил как "другая реальность". Тем самым человек все же отдает приоритет реальности, в которой он существует. Но та "другая реальность", существующая вечно и пребывающая в бесконечности, открываясь человеку, дает возможность увидеть его собственный мир как простую декорацию, выстроенную словами.
Оргия — это одна пограничная ситуация, в которой человек находится лицом к лицу с иной реальностью. Вторая такая ситуация — мистический опыт. Мистический опыт, понимаемый в традиции христианской религии, непосредственно связан с постижением Бога. В подобном переживании Бог говорит с мистиком, который в этом случае является неким посредником. Бог открывает себя, возможно, дает некое знание о существующем мире. Здесь возникает проблема передачи полученного опыта во внешний мир. Человек, переживший подобный опыт, не в силах средствами языка передать всю его полноту. Таким образом, невозможно зафиксировать с точностью, чем является мистический опыт. Человек оперирует понятиями, закрепленными в культуре и более или менее подходящими для подобного случая. Но они не передают адекватно переживания. Как правило, человек говорит о встрече с Богом, о голосе господнем. Здесь снова возникает си-
туация, когда язык управляет ситуацией. Истинный христианин придерживается догматов христианского учения, и строит свое восприятие, отталкиваясь от них. Мистик говорит именно о встрече с Богом, он не может помыслит, что это было нечто иное, нежели его Господь или другой представитель божественного царства, как то ангелы или души умерших людей, т.к. в этом случае нужно признать, что за пределами живого мира находится не только Бог, но и нечто другое. Опять-таки не получается адекватной передачи мистического переживания. Такой опыт имеет смысл лишь для тех, кто находится в едином смысловом поле с человеком, который приобрел подобный опыт, т.е. для верующих христиан.
Подобный опыт является результатом долгой работы христианина, его стремления к подобному переживанию и подготовки духа для этого путем аскезы.
Ж. Батай в работе "Внутренний опыт" предлагает иной способ достижения состояния экстаза. Он связывает переживание экстаза с "освобождением от власти слов". Возможность соприкосновения с иной реальностью заключена в нас самих, а не во внешних условиях. Обращенность внутрь себя, отрыв внимания от вещей внешнего мира, "остановка внутреннего диалога" может быть тем способом, с помощью которого человек открывает иную реальность. Переживание ее подобно экстазу, в котором человек заново открывает себя и мир и, возможно, черпает вдохновение для творчества.
[1] Батай Ж. Внутренний опыт. СПб., 1997.
[2] Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. М., 1994
[3] Тиллих П. Избранные сочинения. Теология культуры.
[4] Юнг К. Аналитическая психология. Прошлое и настоящее, М., 1995.
О.И. Ванжина
О чтении наших предков. Рецензия на монографию А.Ю. Самарина "Читатель в России во второй половине XVIII века (по спискам подписчиков)" [1]
Во сторой половине 2000 г. Московский государственный университет печати (бывший Полиграфический институт) выпустил в свет весьма интересное научное издание "Читатель в России во второй половине XVIII века (по спискам подписчиков)". Эта работа принадлежит перу уже достаточно известного в своей области изысканий Александру Юрьевичу Самарину. Монография является первым в российской науке трудом, посвященным изучению читательской аудитории нашего Отечества во второй половине XVIII столетия. Этот труд основан на анализе такого важного исторического источника, как реальные списки подписчиков, помещенные в книгах и журналах того времени. А.Ю. Самарину удалось
провести реконструкцию социального и персонального состава читателей, а также рассмотреть вопросы, связанные с географией распространения печатной продукции.
Специалисты считают (это явствует из аннотации к изданию), что работа предназначена в первую очередь для книговедов, историков, культурологов и литературоведов. В аннотации, едва ли не традиционно, упоминаются и "все интересующиеся историей культуры и книжного дела России". С подобным утверждением нельзя не согласиться. Однако, роль книги А.Ю. Самарина представляется более значительной. Прежде всего она является важным доказательством того факта, что русские люди и два с лишним века тому назад; живо интересовались наукой, техникой, литературой, стремились получить возможно больше информации об общественно-политической ситуации в стране и за ее пределами. Работа также позволяет утверждать, что уже в те далекие времена на практике даже Сибирь не являлась "медвежьим углом", ибо и ее жители стремились приобщиться к печатному слову.
Что касается вопросов специальных, то действительно, история русского читателя лишь относительно недавно стала важной частью историко-книговедческих исследований. Важная роль в том, что каждая значимая в данной области работа внимательно изучается и пропагандируется, принадлежит выдающемуся современному ученому-книговеду И.Е. Баренбауму [2], это неоднократно отмечает автор монографии [3]. Интересно, что рецензентами работы А.Ю. Самарина стали представители двух различных школ книговедения - московской (доктор ист. наук, проф. Е.Л. Немировский) и петербургской (доктор филолог, наук, проф. И.Е. Баренбаум). Подобное обстоятельство также говорит в пользу положительной оценки труда А.Ю. Самарина. Большинство позиций автора работы "Читатель в России..." скорее всего получит поддержку и у других специалистов, а также вызовет интерес у читателей, чье общение с работой все же может быть затруднено из-за тиража издания. Книга вышла в свет всего в количестве 400 экземпляров.
Глава первая монографии посвящена социальному составу покупателей подписных изданий. А.Ю. Самарин характеризует различные группы потребителей печатной информации во второй половине XVIII века и говорит о спросе на произведения по истории, литературные произведения, книги по естествознанию и технике. Ряд страниц монографии посвящен книгам по богословию 2 и философии, книгам для детей. Уделяет внимание автор и подписчикам периодических изданий. Среди тех, кто подписывался на произведения по различной тематике, были члены императорской семьи, титулованные особы, особы разных классов по "Табели о рангах", купцы, мещане, разночинная интеллигенция и даже военные рядового состава, крестьяне и дворовые люди [4]. Естественно, нужно упомянуть, что среди под-
2Интересно, что в XVIII в. была трижды изданана русском языке и главная священная книга ислама "Коран".