CC BY
120
УДК 821.161.1.09-311.3
Козьмина Елена Юрьевна
кандидат филологических наук
Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б.Н. Ельцина, г. Екатеринбург
klen063@gmail.com
ПРОБЛЕМА ТИПОЛОГИИ ГЕОГРАФИЧЕСКОГО РОМАНА ПРИКЛЮЧЕНИЙ
В статье ставится проблема типологии географического романа приключений, критически оценивается традиция различения его фантастических и нефантастических разновидностей. На основе жанровой модели М.М. Бахтина как «трехмерного конструктивного целого» выявляются константные признаки географического романа приключений и его вариантов. Кроме того, определяется специфика фантастического географического романа приключений как одной из разновидностей этого жанра: 1) изображение мира героя носит глобальный характер; здесь проверяются не индивидуальные качества героя, а признаки, характеризующие человечество в целом; наряду с этим испытывается идея - каким должно быть новое общество и на каких основаниях оно должно быть построено; 2) в субъектно-речевой структуре сохраняются географические описания, однако они имеют иную функцию, нежели в нефантастическом варианте; появляются особые композиционно-речевые формы - философские диалоги, выявляющие социальные позиции персонажей; 3) все описанное воспринимается читателем двойственно - как фантастическое, т. е. не имеющее места в реальной действительности читателя, и в то же время как безусловно реальное с точки зрения героя. Делается вывод о том, что сопоставление фантастического и нефантастического вариантов географического романа приключений дает возможность проследить механизм трансформации жанровой традиции и тем самым позволяет глубже понять специфику авантюрно-философской фантастики ХХ века.
Ключевые слова: жанр, жанровая типология, географический роман приключений, авантюрно-философская фантастика ХХ века, научная фантастика, затерянные миры, робинзонада, «колониальный» роман, поиски клада или пропавшего человека.
Знакомые всем с детства книги, сочетающие путешествия по разным странам со всевозможными авантюрами, относятся к географическому роману приключений. Это и многочисленные робинзонады («Жизнь и приключения Робинзона Крузо» Д. Дефо), и романы, связанные с поисками клада («Остров сокровищ» Р. Стивенсона), с открытием новых, доселе неведомых земель («Земля Санникова» В. Обручева, «Затерянный мир» А.К. Дойля), и другие произведения.
Проблема в том, что какие-то из этих романов литературоведы и критики относят к фантастическим произведениям («научной фантастике»), а другие романы считают нефантастическими; однако принципы такого разделения, как правило, не прояснены.
Так, например, «Затерянный мир» А.К. Дойля, «Таинственный остров» Ж. Верна, «Плутонию» В. Обручева или «Копи царя Соломона» Р. Хаггар-да, как правило, считают фантастикой [8; 13; 14; 15]. В то же время, структурно подобные им романы - «Остров сокровищ» Р. Стивенсона, «Наследник из Калькутты» Р. Штильмарка, «Охотники за растениями» М. Рида и др. - считаются сугубо нефантастическими. Особенно заметна эта методологическая неувязка в сопоставлении чрезвычайно близких друг другу романов - «Таинственный остров» Ж. Верна (традиционно рассматривается как фантастика) и «Робинзон Крузо» Д. Дефо (изучается как роман эпохи Просвещения, не имеющий никакого отношения к фантастике).
С другой стороны, существует целый корпус произведений, безусловно фантастических, но одновременно - структурных вариаций все того же географического романа приключений - «Туннель в небе» Р. Хайнлайна, «Робинзоны космоса»
Ф. Карсака, «Аргонавты Вселенной» В. Владко и множество других, - которые могут вовсе не учитываться при изучении интересующего нас жанра.
И, наконец, все - и фантастические, и нефантастические варианты - иногда рассматриваются «общим списком», без какого-то учета их специфики [5].
Отчего так происходит и почему до сих пор не выработана убедительная дифференциация и типология жанра? Очевидно, дело в выбранных критериях различения.
Во-первых, основной параметр - известная формула «то, чего нет или не может быть в действительности» (ср. «...изображение неправдоподобных явлений, введение вымышленных образов, не совпадающих с действительностью» [7]) - связан исключительно с предметом художественного изображения и является чаще всего единственным основанием для классификации, что, конечно, влечет за собой большие погрешности. Кроме того, применение этого критерия проводится, как правило, несистемно. Так, определяя основное место действия в «Затерянном мире» как «то, чего нет в действительности», мы должны последовательно проверить места действия и во всех остальных географических романах (в идеале - и вообще во всех литературных произведениях) с помощью того же самого критерия. Тогда получится, что плато, описанное в «Затерянном мире», в реальности, конечно, не существует; но не существует и остров в «Робинзоне Крузо», и остров Чарльза в «Наследнике из Калькутты» и т. д. Можно возразить, что эти острова не так необычны, как, например, Страна Мепл-Уайта; однако с внутренней точки зрения (изнутри мира героя) сохранение доисторических животных в «затерянном мире» вполне научно обосновано.
© Козьмина Е.Ю., 2016
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ¿V- № 4, 2016
85
В этом случае мы вынуждены либо все географические романы относить к фантастике (как это сделано на портале «Лаборатория фантастики» [5]), либо создавать систему критериев для различения фантастических и нефантастических вариантов.
Во-вторых, при использовании формулы «то, чего нет или не может быть в действительности» в качестве дифференцирующего инструмента, от читателя требуется разносторонняя и весьма глубокая подготовка по разным научным дисциплинам. Ведь если, например, считать «Таинственный остров» Ж. Верна фантастикой на основании только того, что там действует подводная лодка капитана Немо, можно допустить ошибку. В то время подводные лодки уже существовали, и Жюль Верн знал о них и отразил уже известные ему данные в романе. (Идея подводной лодки существовала с XIII века, а «Наутилус» Роберта Фултона был спущен на воду в 1800 году [11, с. 10-18], задолго до появления «Таинственного острова»).
Рассматриваемый нами критерий слишком тесно привязывает литературное произведение к условиям реальной действительности, а перенос акцента в область внеэстетическую чреват утратой четкости результатов. Ведь в этом случае мы оцениваем художественный мир исключительно с точки зрения устройства мира изображающего (хронотопа «автора и слушателя-читателя» [2, с. 401] и, шире, «реального и незавершенного исторического мира» [2, с. 402]); и определяем возможность / невозможность происходящих в произведении событий наличием / отсутствием таких явлений в реальной жизни. Однако при этом, как мы уже убедились, далеко не всегда учитывается естественная неполнота знаний читателя - что в окружающем нас мире возможно, а что нет. Кроме того, зачастую обычный читатель художественной литературы может и вовсе не знать о секретных изобретениях и исследованиях, и тогда описанное может считать фантастикой, «повествованием о необычайном», а между тем это будет повествование об «уже известном».
С другой стороны, художественное произведение может изображать заведомо то, чего в жизни не существует, но при этом не быть фантастическим. Так, совершенно не фантастической является повесть И. Штемлера «Гроссмейстерский балл», в которой описывается жизнь выпускников-инженеров, создающих прибор для геологов, в реальности не существующий.
Но самое главное - критерий «чего нет в действительности» не учитывает специфику предмета классификации - литературного произведения. Ведь, как писал А. П. Скафтымов, «состав произведения сам в себе носит нормы его истолкования» [9, с. 30], следовательно, все, что находится вне произведения, не может быть надежным и тем более единственным способом понимания.
Итак, можно констатировать, что существующий ныне критерий разделения географических романов приключений на фантастические и нефантастические варианты непригоден для создания типологии этого романного жанра. Нужно учитывать художественное целое произведения во всех его структурных аспектах. И тогда очевидным образом все названные выше романы поделятся, во-первых, на две большие группы -фантастические и нефантастические, а во-вторых, внутри этих групп можно будет говорить о жанровых вариантах.
Так поступил Н.Д. Тамарченко, выделив географический роман (в его нефантастической ипостаси) в отдельный жанр авантюрной литературы и описав инвариант и четыре его типологические разновидности. К сожалению, эти материалы были опубликованы автором (совместно с Л.Е. Стрельцовой) как часть школьного учебника «Путешествие в "чужую" страну» [10], естественно, в адаптированном для пятиклассников виде. Тем не менее, это строго научная типология. Н.Д. Та-марченко выделяет следующие черты инварианта географического романа приключений: 1) место действия - страна, отделенная «от обычного, хорошо известного нам мира; она мало известна, еще не изучена или даже неизвестна вообще», а «главное во всех этих случаях состоит в том, что в экзотической стране возможны такие встречи и события, которые не могли бы произойти в обжитых, цивилизованных странах» [10, с. 157]; 2) авантюры сочетаются с «развернутыми и систематическими (подчиненными единой задаче) географическими описаниями» [10, с. 158]; 3) в описаниях мы ощущаем правдоподобие, «которое помогает читателю "войти" в изображенный мир» [10, с. 159].
Мы видим, что характеристика инварианта построена на основе представления о жанре как «трехмерном конструктивном целом» [1, с. 307], т. е. учитывающем художественное целое произведения и включающем, во-первых, изображенный мир, во-вторых, субъектно-речевую структуру, и, в-третьих, границу между миром автора и читателя и миром героя.
На основе этой модели Н.Д. Тамарченко выделяет четыре варианта географического романа приключений. Первый он называет «Открытие неизвестного мира»; второй - «Поиски клада или пропавшего человека», третий - «Строительство дома в "чужой" стране» (то, что традиционно именуется робинзонадой) и, наконец, четвертый - «Европейцы и туземцы в экзотической стране» (или «колониальный» роман).
Типология представляется убедительной и продуктивной для дальнейшей работы. С ее помощью можно провести также разграничение между фантастическими и нефантастическими разновидностями жанра, что мы и попытаемся сделать.
86
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 4, 2016
Главное различие кроется, как представляется, в событии испытания - необходимом элементе любой авантюрной литературы, в том числе и авантюрно-философской фантастики ХХ века.
Что и как испытывается в географическом романе приключений?
И в фантастическом, и в нефантастическом варианте в центре изображения - эксперимент, опыт над человеческой природой. Анализируя роман «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо», А.А. Елистратова пишет: «Познание законов и возможностей "человеческой природы" -первое, к чему они (авторы - Е. К.) стремятся. Все их романы в широком смысле слова представляют собой грандиозный, затянувшийся на три четверти столетия эксперимент над "человеческой природой", производимый в различных условиях, но ставящий себе одну и ту же задачу. <...> Английские просветители <...> стремятся уяснить себе и своим читателям меру душевных и нравственных сил, ума, находчивости и нравственной стойкости своих героев и героинь» [4, с. 11].
Нравственные качества, знания и практические навыки героев этих романов позволяют выжить, исследовать неизвестный мир и даже обустроить его, сделать пригодным для жизни.
Совсем иное дело в фантастическом географическом романе приключений, хотя «ум и находчивость» испытываются и здесь. Но главное испытание все же в другом.
Во-первых, нужно отметить, что здесь существенно изменены условия эксперимента. Если в нефантастическом варианте герой оказывается в обстановке знакомого ему мира (даже если он населен динозаврами), то в фантастике мир, окружающий героя, абсолютно ему неведом и - более того - не всегда рационально постижим. Так, персонажи романа «День триффидов» проницательно отмечают: «Это нечто такое, с чем никогда не приходилось бороться ни одной растущей цивилизации» [6, с. 214].
Таким образом, проверяются вовсе не знания героя, не его практические навыки земной жизни, а что-то другое. Зачастую те персонажи, которые ведут себя в соответствии с привычными нормами, не выдерживают даже элементарного испытания и погибают. В «Туннеле в небо» Каупер говорит: «Мы богаты знаниями» [12, с. 344], однако они не спасают его от смерти, а лагерь не защищают от нападения. А Уильям Мэйсен в «Дне триффидов» резюмирует: «Мне никогда раньше не приходило в голову, что преимущество человека определяется вовсе не наличием мозга, как это утверждают книги» [6, с. 106].
Кроме того, в минуту решающего выбора главный герой фантастической разновидности географического авантюрного романа поступает, на первый взгляд, парадоксально, вопреки стратегии
выживания. Род Уокер из романа Р. Хайнлайна «Туннель в небе», который сначала борется за переселение людей в более безопасное место и даже находит такое, а когда происходит нападение на лагерь и многие из поселенцев гибнут, он вдруг решает во что бы то ни стало сохранить поселение на прежнем месте, объясняя свой поступок так: «.. .ни одна хищная и зубастая, но безмозглая тварь не сгонит нас с этой земли» [12, с. 417].
Характерно, что в таких случаях герои проецируют себя на общность людей: «Мы - люди. И людям не к лицу отступать - по крайней мере, переда такими тварями» [12, с. 417] или: «Никогда раньше Дику не приходило в голову, что можно убить человека. Людей на свете мало. Люди помогают друг другу. Без этого люди погибнут <...>» [3, с. 748]. Такие размышления о человечестве и его специфических признаках и нормах в ряде произведений превращаются в настоящий философский диалог или монолог: «Лишить стадное животное общества ему подобных означает изувечить его, изнасиловать его природу. Заключенный и изгнанник знают, что где-то существуют другие люди; само существование их делает возможным заключение и изгнание. Но когда стада больше нет, бытие стадного животного кончается. Оно больше не частица целого; уродец без места в жизни. Если оно не может удержать разум, оно пропало, пропало окончательно и бесповоротно, самым чудовищным образом, оно становится лишь судорогой в мышцах трупа» [6, с. 186].
Таким образом, мы видим, что испытание выявляет не какие-то индивидуальные особенности персонажа или его характер, а те черты, которые позволяют людям сохранять себя в этом качестве, т. е. некое свойство, характеризующее человечество в целом (разумеется, каждый автор по-своему видит и определяет это свойство, что видно из приведенных выше фрагментов различных романов).
Но рядом с испытанием героя как представителя всего человечества испытываются и идеи социального устройства, человеческого общежития - то, чего не найдешь в нефантастическом варианте географического романа приключений. Это испытание проявляет себя как в форме диалогов (идеологической дискуссии), так и в сюжете. В «Дне триффидов», например, последовательно проверяются идея о том, что выживают сильнейшие; религиозные убеждения («благопристойная община в христианских правилах» [6, с. 155]), криминальные принципы и пр. В «Туннеле в небе» весьма сатирически (хоть и с трагическим оттенком) испытывается современная автору романа теория государственного управления: «Важнейшее изобретение человечества - это государственное управление», - говорит Каупер [12, с. 344]), но применение этого изобретения оказывается для него роковым.
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 4, 2016
87
Отсюда и такое специфическое для фантастической разновидности географического романа явление, как наличие особых композиционно-речевых форм - философских (идеологических) дискуссий, а также ритуалов общественных собраний, выполняющих ту же функцию.
Фантастический вариант включает также традиционные речевые фрагменты - географические описания, служащие не столько для описания мира путешественников, как в нефантастическом варианте, сколько создающие образ иного (чаще инопланетного) мира.
Наряду с общими для всех географических романов темами и мотивами - строительство дома и его защита, именование частей пространства, добывание пищи и т. д., появляется и ряд других - создание общественной системы, рождение детей, сохранение культуры (в первую очередь - образования).
Это очень важные отличия фантастического варианта от нефантастического. Речь идет о новой жизни, когда нужно создать другое общество; не воспроизвести цивилизацию, как, например, в «Робинзоне Крузо», а сотворить человеческий социум заново: «.нам представилась уникальная возможность - возможность, которой не было ни у кого за всю историю человечества. <...> Нашей целью должно быть создание нового общества <...>» [12, с. 346]; «Мы не просто начинаем заново строить: мы должны начать заново думать» [6, с. 111], - говорят герои этих романов.
Как правило, все человеческие коллективы в фантастическом географическом романе оказываются многонациональными. Чаще это не оговаривается особо, но явственно ощущается, например, в именах персонажей (ср. в «Поселке» К. Булычева: Олег, Ричард, Лиз, Кристина, Сергеев, Луиза, Фумико и т. д.). В «Робинзонах космоса» хоть и описывается конфликт, носящий национальную окраску, однако говорится и о создании разнонациональных семей. Все это объясняется глобальностью изображенного, тем, что человечество в фантастическом варианте географического романа воспринимается как единое целое, где национальные различия не являются существенными для его характеристики.
Нужно сказать и об особой позиции читателя фантастического географического романа, ее амбивалентности: одновременно с «неверием» в происходящее и отношение к нему как к фантастическому событию, читатель все же разделяет внутреннюю точку зрения героя, для которого мир, его окружающий, безусловно, реален и возможен.
Кроме перечисленных, есть, разумеется, и другие различия между фантастическими и нефантастическими разновидностями географического романа приключений - это и многочисленные отсылки в фантастических текстах к романам-«основам» («Таинственному острову», «Робинзону
Крузо»), и событие контакта с неземными цивилизациями, размыкающее художественное пространство и время, и специфика основной нарративной формы (рукопись, дневник, письмо и т. п.).
Таким образом, используя систему критериев, основанную на представлении о жанре как о «трехмерном конструктивном целом», мы можем охватить вниманием все структурные элементы произведений и, сопоставив их, построить типологию географического романа приключений. Это, в свою очередь, позволит отчетливее понять не только жанровый смысл, но и специфику авантюрно-философской фантастики ХХ века, рассказывающей о глобальных явлениях, обо всем человечестве в целом и о путях его дальнейшего развития.
Библиографический список
1. Бахтин М.М. (Под маской). Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи. - М.: Лабиринт, 2000. - 640 с.
2. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М.: Художественная литература, 1975. - С. 234-407.
3. Булычев К. Поселок: повести. - М.: Эксмо, 2006. - 896 с.
4. Елистратова А.А. Английский роман эпохи Просвещения. - М.: Наука, 1966. - 476 с.
5. Лаборатория фантастики [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://bit.ly/29lYpBj (дата обращения: 01.07.2016).
6. Миры Джона Уиндема. Т. 1. - Рига: Полярис, 1995. - 431 с.
7. Михайловский Б. Фантастика // Литературная энциклопедия: в 11 т. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://bit.ly/29iG0Dz (дата обращения: 01.07.2016).
8. Невский Б. Там, за горизонтом...: фантастика «затерянных миров» [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://bit.ly/29AnWo8 (дата обращения: 01.07.2016).
9. Скафтымов А.П. Поэтика художественного произведения. - М.: Высшая школа, 2007. - 535 с. -(Классика литературной науки).
10. Тамарченко Н.Д., Стрельцова Л.Е. Путешествие в «чужую» страну. Литература путешествий и приключений: учеб. пособие по литературе для 5 кл. школ гуманитарного типа. - 2-е изд., пере-раб. - М.: Аспект-Пресс, 1995. - 239 с.
11. Толл Д. Подводные лодки и глубоководные аппараты: иллюстрированная энциклопедия. - М.: Эксмо, 2004. - 256 с.
12. Хайнлайн Р. Туннель в небе: романы. - Новосибирск: СО «ДЛ», 1997. - 464 с.
13. Bleiler Everett Franklin, Bleiler Richard. Science-fiction, the Early Years: A Full Description of More Than 3,000 Science-fiction Stories from Earliest
88
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова ¿j- № 4, 2016
Особенности интерпретации романа Ф.М Достоевского «Идиот» в разборах О. Миллера..,
Times to the Appearance of the Genre Magazines in 1930: with Author, Title, and Motif Indexes. - Kent, Ohio: Kent State University Press, 1990. - 998 p.
14. Reginald R., Menvill D., Burgess Mary A. Science Fiction and Fantasy Literature. In 2 t. T. 1. - Rockville, Maryland: Wildside Press LLC, 2010. - 800 p.
15. Schweitzer D. The Lost World by Arthur Conan Doyle (1912) // The Greenwood Encyclopedia of Science Fiction and Fantasy: Themes, Works, and Wonders. In 3 vol. Vol. 3. - Westport, Connecticut, London: Greenwood, 2005. - P. 1158-1159.
УДК 821.161.1.09"18"
Белякова Елена Николаевна
кандидат филологических наук Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
helenbel31@yandex.ru
ОСОБЕННОСТИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ РОМАНА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ИДИОТ» В РАЗБОРАХ О. МИЛЛЕРА (к вопросу о становлении научного метода в отечественном литературоведении)
В статье освещается проблема интерпретации художественного текста в работах российского учёного О.Ф. Миллера. К литературно-критическим разборам Миллера до сих пор принято относиться с некоторым снисхождением, обусловленным, главным образом, исторической памятью российского читателя, воспринимающего литературную деятельность первого биографа Достоевского через призму иронично-негодующей оценки, данной Миллеру Н. Добролюбовым. Между тем, именно Миллер в цикле публичных лекций, прочитанных им в 1874 г. и получивших широкую популярность (лекции выдержали 5 изданий), представил первое системное обозрение новейшей русской литературы. Творчество Достоевского, ещё не написавшего к тому времени «Подростка» и «Братьев Карамазовых», занимало в этом обзоре важное место, а роману «Идиот» была дана развёрнутая оценка. Спустя десятилетие Миллер опубликовал монографию «Русские писатели после Гоголя», где общая трактовка «Идиота» претерпела существенные изменения. В статье предпринята попытка осмыслить характер этих изменений и отследить особенности формирования интерпретационных подходов к оценке художественного текста на примере романа «Идиот».
Ключевые слова: интерпретация, рецепция, литературная критика, научный подход, художественный текст, герой, образ, литературный тип, тема, сюжетная линия.
Научная гуманитарная мысль в XIX в. лишь начинает своё формирование и крайне зависима от общественных настроений, что сближает её с журнальной критикой. А.Н. Пыпин писал об этой проблеме: «До тридцатых годов русская наука, исключая только разработку русской истории, почти не существовала. <...> Поэтому, историку почти не приходится до сороковых годов упоминать о каком-либо взаимодействии нашей науки и поэтической литературы» [8, с. 588]. И, тем не менее, стремление опереться на определённую систему принципов и подходов, формируемых тем или иным научным направлением, заметно отличает научные публикации 1870-90-х гг. от критики газетно-журнального толка, сориентированной на потребности времени и сиюминутные запросы читателей. Потому, обращаясь к проблеме трактовки романа Достоевского в работах российских учёных, следует обозначить принципиальное отличие журнально-публицисти-ческой критики художественного произведения от научно-ориентированного литературно-критического анализа этого произведения. По ряду признаков эти виды разбора трудно различимы. И в литературно-критической статье, и в научном обзоре допустимо и неизбежно представление спектра интерпретаций произведения в целом и его отдельных составляющих. В обоих случаях авторы разборов встают перед необходимостью в той
или иной мере ответить на вопрос о роли и месте этого произведения в современном пространстве словесности. И единственное, что действительно определяет отличие этих видов деятельности, -конечная задача, решаемая журнальным критиком и учёным-исследователем. Публицистический анализ литературного текста предполагает выражение читательской реакции на этот текст, чёткое обозначение зоны восприятия и понимания информации, заложенной в тексте. Обозначая функциональную направленность деятельности литературного критика, В.Н. Перетц писал: «Явления жизни и литературы приемлемы для него постольку, поскольку отвечают тому или иному общественному идеалу и поскольку помогают его осуществлению. <...> При этом публицист оценивает литературное произведение независимо от его художественного и исторического значения.» [7, с. 34].
Научно-исследовательский подход к разбору художественного текста решает задачу иного характера. Посредством такого анализа устанавливается роль и место литературного произведения в общей системе словесности. Подобная работа предполагает концентрацию внимания исследователя на значимых компонентах текста вне зависимости от характера восприятия их той или иной читающей аудиторией или уровнем сиюминутной востребованности произведения. На первый взгляд, такой подход предполагает большую степень объектив-
© Белякова Е.Н., 2016
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 4, 2016
89
