ББК ЮЗ(4Фр)-4 УДК 1(091)
ПРОБЛЕМА ТЕЛЕСНОЙ СВОБОДЫ И ДЕРМИНИРОВАННОСТИ В КОНЦЕПЦИИ ГАБИТУСА П. БУРДЬЕ
Е.В. Гоедновская
THE PROBLEM OF BODILY LIBERTY AND DETERMINANCY CONCEPT HABITUSA P. BOURDIEU
E.V. Grednovskoy
В статье рассматривается проблема телесности, ставшая наиболее актуальной в современной философии и междисциплинарных науках во второй половине XX века. Предлагаемый аспект осмысления проблемы выстраивается в рамках теории выдающегося философа и социолога современности Пьера Бурдье. Ключевые положения его концепции (габитус, поле, капитал) позволяют осмыслить феномен «социального тела» человека в современном мире. Идеи Бурдье об опыте интериоризации индивидом социальных структур дают возможность преодолеть существующие дихотомии в понимании человека как социального существа. В статье предлагается рассмотрение переосмысления дихотомии свободы и детерминизма человека в контексте понимания его как существа социального и телесного одновременно.
Ключевые слова: проблема телесности, «социальное тело», социологические теории, габитус, поле, капитал, интериоризация, дихотомии, свобода, детерминизм.
The article addresses the problem of corporal, has become more relevant in modern philosophy and interdisciplinary sciences in the second half of the twentieth century. The proposed aspect of understanding the problem is organized in the framework of a prominent philosopher and sociologist Pierre Bourdieu modernity. Key provisions of the concept (habitus, field, capital) allow to comprehend the phenomenon of «social body» man in the world today. Bourdieu’s ideas on the experiences of individual interiorizatsii social structures make it possible to overcome the existing dichotomy in the understanding of man as a social being. In this article we propose consideration of a rethinking of the dichotomy of freedom and determinism in the context of human understanding of it as there are social and body simultaneously.
Keywords: problem of corporeality, «social body», sociological theory, habitus, field, capital, interiorizatsiya, dichotomy, freedom and determinism.
...агенты никогда не бывают свободны, но никогда иллюзия свободы (или отсутствия принуждения) не бывает столь полной, как в случае, когда они действуют, следуя схемам своего габитуса, то есть объективным структурам, продуктом которых является сам габитус, в этом случае агенты ощущают принуждение не более чем тяжесть воздуха.
Пьер Бурдье
Современная культура — как известно, телесно ориентированная культура, а по определению некоторых исследователей, даже «телоцентричная»1. Дискурс тела, телесности и телесных практик в качестве речи о человеке сегодня воспринимается уже как очевидная научная позиция. Современные исследователи телесности указывают на необычайно
расширившееся и многомерное семантическом поле, с множеством различных значений центрального концепта — тело. Так, например, А.Ашкеров приводит следующее сравнение. Если еще недавно тезис «Человек есть его тело» звучал как декларация вульгарного материализма, то, например, в рамках недавней программы международного проекта «Тело социальное и сакральное», иницированного одним из ведущих университетов Франции, центральный раздел открывается вопросом: «Есть ли я мое тело или же у меня есть тело?»2. И в этом контексте реплика Ролана Барта: «Какое тело? их у нас много», — очерчивает еще один круг проблемы — у всякого смертного, действительно, множество самых разных «тел». Можно вести речь о телах сакральных, коллективных, «теле-для-другого», «теле
Е.В. Гредновская
наслаждения», о разнообразных телах религиозномистических культов и учений: теле литургическом, духовном, «тело воскресения» и т. п. А у французского философа и социолога П. Бурдье мы находим вариант «тела социального» — тела, в которое оказываются «вписаны» социальные дистанции и инкорпорированы социальные структуры.
Пьер Бурдье является создателем уникальной теории, сочетающей абстрактные конструкции и удивительно разнообразную механику исследования (статистику, интервью, этнографические наблюдения, исторические материалы и др.). Его работы посвящены социологии власти и политики, социальной стратификации общества и «символических капиталов» различных групп, искусства и массовой культуры. Для Бурдье характерно пренебрежение междисциплинарным делением, накладывающим ограничения на предмет исследования и на применяемые методы, и поэтому в концептуальном смысле Пьеру Бурдье удалось преодолеть крайние структуралистский и феноменологический подходы к изучению социальной реальности.
Три центральных понятия его концепции — habitus, поле и капитал — в самом общем виде представляют собой следующее. Содержание понятия «габитус» связано с обширным философским контекстом. Индивид, будучи носителем габитуса, здесь понимается как социальный агент, реализующий в своей личной практике программу данного общества в зависимости от того социального положения, которое он в обществе занимает. Индивид с этой точки зрения некоторым образом и есть общество.
Каждый индивидуум, обусловленный собственным габитусом, развивается в одном или нескольких «полях» — от высшей моды, например, до торговцев недвижимостью или широких областей экономики, политики, литературы и др. Каждое такое поле является небольшим участком социального мира, функционирующим более или менее автономно и по своим собственным законам. Это причина, по которой тот, кто желает проникнуть в чужую среду (политическую, художественную, интеллектуальную) должен знать ее коды и внутренние правила.
Каждому полю соответствуют несколько видов капитала, значимых для определения и завоевания социальных позиций: культурный капитал (дипломы, знания, культурные коды, уровень речи, манеры), социальный капитал (связи, сети влияния), символический капитал (честь) и экономический капитал (финансы, наследство). И, по мысли Бурдье, различные стратегии действующих лиц (агентов) и их способы подхода к ситуации (социальные практики) объясняются неравным распределением капиталов в обществе.
Тело социальное
В философской традиции термин «габитус» обозначает сумму индивидуальных телесных на-
выков — походка, жестикуляция, манеры, — целостность опыта конкретного человека в «глубине» телесного сознания.
Но при этом, понятие габитуса, введенное в оборот Бурдье, фактически возвращает исследователей к вопросу, поставленному еще Аристотелем, — вопросу о человеке как о социальном животном. Однако Бурдье предлагает совершенно новое прочтение этого тезиса: вторая натура человека, его причастность к социальному, возможна лишь как первая натура, как онтологическое средоточие всего, что мы склонны принимать за выражение собственных антропологических черт3.
Важная особенность габитуса выражается в том, что он является бессознательной структурой, содержащей в себе системы глубоко укорененных диспозиций, «забытых» и полностью не рефлексируе-мых. То есть «габитус — это история, ставшая природой, и тем самым отрицаемая в качестве таковой» 4, где бессознательное есть память, которую производит сама история, воспроизводя социальные отношения в псевдоприродах, каковыми и являются габитусы.
Кроме того, бессознательность габитуса определяется именно его телесностью; установки вписаны в телесность и проявляются в манере, стиле, привычке говорить, держаться, двигаться, подчиняясь определенным инкорпорированным требованиям. Поэтому сказать, что габитус есть место инте-риоризации внешнего и экстериоризации внутреннего или продукт истории, производящий практики в соответствии со схемами, порожденными историей, все равно, что в более привычных выражениях сказать: габитус есть воспроизводство внешних социальных структур под видом внутренних структур личности. Габитус, таким образом, «...является бессознательным в том смысле, что вне сознания оказываются инкорпорированные ценности, ставшие телом, — вследствие транссубстанциональности, которую производит потаенная убедительность скрытого педагогического воздействия, способного внушить целую космологию, этику, метафизику, политику с помощью столь незначительных предписаний, как, например, «держись прямо»5. В результате язык и тело наводнены «кристаллизовавшимися» социальными представлениями.
По мнению Бурдье, социология должна действовать, именно исходя из того, что человеческие существа являются в одно и то же время биологическими индивидами и социальными агентами, конституированными как таковые в отношении и через отношение с социальным пространством (с полями)6 . Как тела и биологические индивиды, человеческие существа помещаются, так же как и предметы, в определенном пространстве и занимают одно место. Они не обладают физической способностью вездесущности, которая позволяла бы им находиться одновременно в нескольких местах. Место мо-
Философия
жет быть определено как то, где находится агент или предмет, как «локализация», или как позиция, как ранг в порядке.
Физическое пространство определяется по взаимным внешним сторонам образующих его частей, в то время как социальное пространство—по взаимоисключению (или различению) позиций, которые его образуют, как структура рядоположенности социальных позиций. Социальные агенты, а также предметы в качестве присвоенных агентами, и, следовательно, конституированные как собственность, помещены в некое место социального пространства, которое может быть охарактеризовано через его релятивную позицию по отношению к другим местам и через дистанцию, отделяющую это место от других. Социальное пространство стремится преобразоваться более или менее строгим образом в физическое пространство с помощью, например, искоренения или депортации некоторых нежелательных людей.
Можно увидеть, что социальное деление, объективированное в физическом пространстве, функционирует одновременно как принцип видения и деления, как категория восприятия и оценивания, то есть, как ментальная структура. Именно посредством такого воплощения в структурах присвоенного физического пространства, приказы социального порядка и призывы к негласному порядку объективной иерархии превращаются в системы предпочтений и в ментальные структуры.
Таким образом, социальное пространство сконструировано так, что агенты, занимающие сходные или соседние позиции, находятся в сходных условиях, подчиняются сходным обусловленностям и имеют все шансы обладать сходными диспозициями и интересами, а следовательно, производить сходные практики. Диспозиции, приобретенные в занимаемой позиции, предполагают, в свою очередь, приспосабливание к этой позиции. Это чувство своего места, ведущее при взаимодействиях одних людей («скромные люди») к тому, чтобы держаться на своем месте «скромно», а других — «держать дистанцию», «знать себе цену», «не фамильярничать». При этом такие стратегии могут быть совершенно бессознательными и принимать формы застенчивости или высокомерия. Таким образом, социальные дистанции также оказываются «вписаны» в тело, точнее, в отношение к телу, к языку или к времени.
Концепция габитуса: обусловленная свобода
Итак, согласно представлениям П. Бурдье, «габитус — система прочных приобретенных предрасположенностей, структурированных структур, предназначенных для функционирования в качестве структурирующих структур, то есть в качестве принципов, которые порождают и организуют практики и представления, которые объективно приспособлены для достижения определенных результатов, но
не предполагают, сознательной нацеленности на эти результаты и не требуют особого мастерства»7. Габитус — это принцип практик индивида, «это порождающее и унифицирующее начало, которое сводит. .. характеристики какой-либо позиции в единый стиль жизни, то есть в единый ансамбль выбора людей, благ и практик»8. Поэтому здесь принципиальным моментом является именно то, что габитус целостен и не может быть разложен на отдельные составляющие его диспозиции.
Вводя понятие «габитус», Бурдье стремится снять традиционное для социологии противопоставление социальной структуры и личных практик индивида. Габитус, таким образом, обеспечивает воспроизводство социальных институтов: структура института вписывается во внутреннюю структуру индивида и впоследствии воспроизводится в будущих его практиках. Поэтому по Бурдье, «собственность присваивает хозяина, принимая форму структуры порождающей практики, совершенно соответствующие ее логике и требованиям»9.
Габитус, таким образом, вписывает индивида в существующие социальные структуры, генерируя практики и представления так, что они оказываются объективно адаптированными к социальным отношениям, продуктом которых и являются. Кроме того, габитус также обеспечивает не только воспроизводство, но и определенную изменчивость социальной структуры в практиках индивида, поскольку детерминирует практики не непосредственно, но путем изначально заданных принуждений, ограничений, представлений о возможном, вероятном и невозможном. В силу этого действие фактически формируется на основании «субъективной оценки объективных вероятностей», соизмерения желаемого и возможного.
Так как габитус есть структурированная система диспозиций — система действия, восприятия, мышления, оценивания и выражения, — предрасположенная функционировать как структурирующая структура, то в качестве таковой, габитус генерирует и структурирует практики и представления так, что они оказываются объективно адаптированными к системе социальных отношений, продуктом которой, впрочем, он является. На этом основан эффект его гистерезиса (отставания, запаздывания): какое-то время после того, как социальные отношения изменились (или агент занял другую позицию в них), агент по-прежнему воспроизводит старые социальные отношения, продуктом которых является его габитус. Иными словами, габитус сохраняет постоянство в изменении, тем самым, сообщая практикам свойства непрерывности и упорядоченности. Именно в этом и кроется одна из основных причин, по которой наличный социальный порядок поддерживается сравнительно долго и довольно просто.
В процессе интериоризации, которая есть ни что иное, как практическое освоение принципов произ-
Е.В. Гоедновская
водства практик, не достигающее дискурсивного и рефлективного уровня, агент имитирует практики других агентов; он не овладевает «рефлективными моделями» практик, а попросту присваивает их посредством как элементарного ознакомления и повторения чужих практик, так и посредством скрытых и/или явных, бессознательных и/или методически организованных внушений (разнообразных «педагогических воздействий») принципов, которые проявляются практически в навязанных практиках и/ или сформулированы явно, формализованы. Поэтому при всей внешней самопроизвольности, имитации практик других агентов и многообразные формы внушения представляют собой структурированные упражнения, передающие тот или иной способ действий, ту или иную точку зрения, систему диспозиций10 .
Иллюзия свободы
Насколько вообще мы принадлежим себе? — этим вопросом задается Бурдье. Что регламентирует человеческую деятельность, действительно ли поступки осуществляются именно в соответствии с логикой кодексов и предписаний? Бурдье очень быстро приходит к выводу о бесперспективности попытки выяснить, насколько человеческая деятельность детерминируется осознанно или неосознанно принятыми правилами. По его мысли, надо понять: правила исполняются тогда, когда это соответствует практическим нуждам, а создаются лишь как наиболее полное выражение этих нужд, впоследствии кодифицируясь, хотя это и необязательное условие.
По Бурдье, объективная социальная среда производит габитус как систему прочных приобретенных предрасположенностей, которые уже в дальнейшем используются индивидами как активная способность вносить изменения в существующие структуры, как исходные установки, которые порождают и организуют практики индивидов. И, как правило, эти предрасположенности не предполагают сознательной нацеленности на достижение определенных целей, ибо на протяжении длительного времени они формируются возможностями и невозможностями, свободами и необходимостями, разрешениями и запретами.
При всей способности свободно производить практики, габитус — это все же жесткий каркас, ограничивающий эту производительную способность, именно в силу того, что он не допускает, как было сказано, ни создания чего-либо абсолютно нового, ни простого механического воспроизводства, изначально заданного. Естественно, что в конкретных жизненных ситуациях люди исключают наиболее невероятные практики.
Будучи продуктом некоторого типа объективной регулярности, габитус склонен порождать «резонные», «общепринятые» манеры поведения (и толь-
ко их). Последние, в свою очередь, возможны в пределах такой регулярности и с наибольшей вероятностью будут положительно санкционированы, поскольку они объективно приспособлены к логике, характерной для определенного поля деятельности, объективное будущее которого они предвосхищают. В то же время габитус обычно исключает все «крайности», то есть все те поступки, которые санкционировались бы негативно, поскольку они несовместимы с объективными условиями. За этим стоит огромная работа по образованию и воспитанию в процессе социализации индивида, по усвоению им не только явно выраженных, но и невыраженных, подразумеваемых принципов поведения в определенных жизненных ситуациях. Интериоризация такого жизненного опыта, зачастую оставаясь неосознаваемой, приводит к формированию готовности и склонности агента реагировать, говорить, ощущать, думать определенным — тем, а не другим — способом.
Итак, если мы хотим изменить мир (или, по крайней мере, условия своего существования в нем), то, следуя Бурдье, нужно изменить способы, по которым он формируется, то есть видение мира и практические операции, посредством которых конструируются и воспроизводятся социальные группы. Символическая власть, чьей образцовой формой служит власть образовывать группы (либо уже сложившиеся, которые нужно заставить признать, либо те, которые еще нужно формировать) основана на обладании символическим капиталом. Символический капитал, по Бурдье, представляет собой доверие, власть, предоставленную тем, кто получил достаточно признания, чтобы быть в состоянии внушать признание. Поэтому власть внедрять в чужой ум старое или новое видение социального деления зависит, в свою очередь, от социального авторитета, завоеванного в предшествующей борьбе. И в этом смысле символическая власть есть власть конструирования мира (делить и объединять, производить декомпозицию, анализ и композицию, синтез), это символическая борьба за производство здравого смысла, очень часто внешне напоминающего свободу, борьба за монополию легитимной номинации принуждения, ощущаемую «не более чем тяжесть воздуха».
Примечания
1. Тульчинский, Г.JI. Слово и тело постмодернизма / Г.Л. Тульчинский // Вопросы философии. — 1999. — № 10, —С. 35—53.
2. Ашкеров, А. Пьер Бурдье /А. Ашкеров // <http:// www.strana-oz.ru/authors/7au
3. Там же.
4. Шматко, H.A. Послесловие / H.A. Шматко // Бурдье П. Практический смысл <http:// www/vusnet.ru/biblio/ archive/burde_prak/OO.aspx>
5. Бурдье, П., цит. по: Шматко, H.A. «Габитус» в структуре социологической теории/ H.A. Шматко // Журнал социологии и социальной антропологии. — 1998. — Т. 1. — №2, —С. 60—70.
Философия
9. Бурдье П. Структуры, habitus, практики / Бурдье П. Практический смысл <http:// www/vusnet.ru/biblio/ archive/burde_prak/OO.aspx>
10. Шматко, Н.А. «Габитус» в структуре социологической теории/ Н.А. Шматко // Журнал социологии и социальной антропологии. — 1998. — Т. 1. — № 2. — С. 60—70.
Поступила в редакцию 23 января 2009 г.
Гредновская Елена Васильевна, кандидат философских наук, доцент кафедры философии ЮУрГУ. Закончила философский факультет УрГУ (г. Екатеринбург) по специальности «Социальная философия». Сфера научных интересов: проблема телесности в философии постструктурализма, постмодернизма и междисциплинарном знании, постсовременные теории тела, пола/гендера и властных отношений, критика культуры.
Grednovskaya Elena Vasilievna, candidate of science in Philosophy, associate professor ofthe Philosophy department of SUSU. Graduated from Ural State University (Ekaterinburg) in the speciality “Social philosophy”. Professional interests: problem of corporality in the philosophy of post-structuralism, post-modernism and interdisciplinary knowledge, post-modern theories of corpus, gender and authoritative relations, critics of culture.
6. Бурдье, П. Социальное пространство и символическая власть/ Бурдье П.// THESIS, весна 1993, т.1, вып.2
7. Бурдье, П. Структуры, habitus, практики / Бурдье П. Практический смысл <http:// www/vusnet.ru/biblio/ archive/burde_prak/OO.aspx>
8. Там же.