УДК 123.1
йй! 10.25513/1812-3996.2017.4.61-65
ПРОБЛЕМА СВОБОДЫ ВОЛИ В КОНТЕКСТЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ В ЗАПАДНОЙ ПАТРИСТИКЕ
О. Н. Дьяченко
ОГБУДПО «Курский институт развития образования», г. Курск, Россия
Информация о статье
Дата поступления 11.07.2017
Дата принятия в печать 15.09.2017
Дата онлайн-размещения 15.12.2017
Ключевые слова
Свобода воли, Божественная благодать, апологетика, патристика, Августин
Аннотация. Раскрывается проблема свободы воли в контексте формирования представлений о человеческой личности в западной патристике. Рассматриваются три концепции свободы воли (Аврелия Августина, Пелагия, Иоанна Кассиана Римлянина) и их влияние на средневековую мысль. Вопрос соотношения libertas voluntas и Божественной благодати приводит, с одной стороны, к изменению фундаментальных принципов философствования в рамках теизма на Западе в Средние века, с другой -к окончательному разрыву с евангельской традицией.
THE PROBLEM OF FREE WILL IN THE CONTEXT OF THE HUMAN PERSON IN WESTERN PATRICY
O. N. Dyachenko
Kursk Institute of Development Education, Kursk, Russia
Article info
Received 11.07.2017
Accepted 15.09.2017
Available online 15.12.2017
Abstract. The article reveals the problem of free will in the context of the formation of ideas about the human personality in Western patristics. Three concepts of free will (Au-relius Augustine, Pelagius, John Cassian of the Romans) and their influence on medieval thought are considered. The question of the relationship between libertas voluntas and Divine grace leads on the one hand to a change in the fundamental principles of philosophizing within the framework of theism in the West in the Middle Ages, on the other, to the final break with the evangelical tradition.
Keywords
Free will, Divine grace, apologetics, patristics, Augustine
Необходимость осмысления темы свободы воли в западной патристике обусловлена тем, что стремление философов разрешить данную проблему способствовало формированию двух различных представлений о человеческой личности в греко-восточной и римо-латинской патристике.
Философия данного периода развивается в рамках теизма, поэтому исходным для рассмотрения libertas voluntas оказывается ветхозаветный сюжет о
грехопадении первых людей в раю. Анализ трактатов представителей ранней патристики как на Западе, так и на Востоке позволяет сделать вывод о том, что свобода есть то, без чего немыслим человек.
Тем не менее наличие свободы, по мнению греческих Отцов, стало испытанием для человека, преодолеть которое он оказался не способен, проявление его свободы воли нарушило волю Божию. Именно поэтому христианские мыслители на Во- 61
стоке проявляют определенное согласие в отрицательной оценке человеческой свободы и говорят о необходимости умерщвления собственной воли, подробно разъясняя, каким образом человек должен стремиться к воплощению идеала, представленному в Евангелии. Фрагмент моления Христа в Геф-симанском саду и Его изречение «не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22:42) становится ответом на вопрос как должен человек употребить свободную волю. Стремление воплотить в жизни данный евангельский принцип становится основой духовного опыта греческой традиции, получая практическую реализацию в православной аскезе, оказывается правилом внутреннего устройства монашеских общин на Востоке. Огромный пласт литературы (поучения, проповеди, патерики) посвящен описанию мыслимых путей достижения главной цели -упразднения собственной воли.
В греческой патристике постепенно формируется стойкое убеждение, что свобода разрушительна для человеческой личности и духовного совершенствования.
В период поздней патристики ключевой в византийской философии становится проблема соотношения человеческой и Божественной природы Иисуса Христа. Параллельно на Востоке разрабатываются и антропологические концепции феномена воли как силы души, тем не менее вопрос соотношения libertas voluntas и Божественной благодати в той форме, в которой он появился в римо-латинской философии, в греко-восточной патристике не возникал.
На Западе еще задолго до общеизвестной полемики Августина с Пелагием обозначить проблему свободы воли в своих размышлениях пытались мыслители периода апологетики. Интересно, что в сочинениях философов II-III вв. отсутствует всякое стремление сопоставлять или соизмерять свободную волю человека и Божественную благодать. Все эти рассуждения объединяет то, что подавляющее большинство философов говорит о существовании закона свободы и проявлении свободной воли в ситуации морального выбора человека и посмертном воздаянии за добро и благие деяния. Вторым лейтмотивом в произведениях апологетов звучит мысль о существовании свободной воли, которая является врожденным свойством человеческой природы и одним из свидетельств подобия Божия. Так, Иустин Мученик, например, настаивает на том, что «не по судьбе люди действуют или терпят случающееся с ними, но - думаем - каждый делает добро или грешит по своему выбору... Но так как Бог в начале со-
творил род и ангелов и человеков с свободною волею, то по справедливости они будут нести наказание в вечном огне за грехи свои. Ибо такова природа всякой твари - быть способною к пороку и добродетели, и ни одна из них не была бы достойною похвалы, если бы не имела возможности склоняться в ту или другую сторону» [1, с. 353]. Эту же мысль неоднократно повторяют Татиан в «Речи против эллинов» и Ириней Лионский в «Обличении и опровержении лжеименного знания (Против ересей)». И Тертуллиан высказывает подобные суждения, но добавляет, что Бог не нарушил закон свободы даже тогда, когда человек вознамерился использовать свое право выбора во зло, и полагает, что в нарушении закона повинен сам человек [2]. Философ считает, что свобода воли в послушании Богу есть орудие против злых сил и путь к спасению.
Среди мыслителей периода апологетики выделяется взгляд о свободе воли Оригена. Нельзя не отметить, что философ высказывал вполне противоречивые суждения по этому вопросу. С одной стороны, он утверждал, что каждая «разумная душа обладает свободой решения» и размышление о свободе воли невозможно вне рассмотрения ее природы. С другой стороны, Ориген говорил, что человек согрешает не сам по себе, но злые силы обременяют его душу грехами. И проявление свободы воли заключается в том, чтобы освободиться от такого бремени.
Таким образом, в период патристики формируется утверждение, согласно которому libertas есть горизонт, благодаря которому раскрывается сущность человеческой личности. Отвергать свободу воли - значит отрицать не только личностное начало в человеке, но закон свободы как онтологический принцип бытия, который установлен Богом. Личность человека получает актуальное развитие по мере совершения действий, основанных на свободном выборе.
В V в. полемика Аврелия Августина с Пелагием задает совершенно иной вектор в осмыслении вопроса о свободе воли в контексте понимания человеческой личности. Здесь впервые сопоставляется свобода Божественной благодати и человеческих усилий и действий в нравственном совершенствовании.
Августин, безусловно, признавал наличие у человека свободной воли, которой наделена душа. Однако она не имеет никаких оснований ниспровергать «божественный порядок и закон». Об этом философ пишет в своем трактате «О количестве души» [3, с. 261]. И здесь нельзя не возразить философу, поскольку Адам, преступивший заповедь, по сути,
нарушил установления Творца, ведь согласно мнению Отцов и Учителей Церкви, Бог сотворил человека, который был лишен болезней и тления. И только после грехопадения Адам (а за ним весь человеческий род) стал смертным.
Добрая воля, по мысли Августина, дарована для совершения нравственных поступков, но тем, кто избран Творцом. Соответственно, и добрые дела творит не сам человек - их производит Бог. Августин пишет: «Ведь свободное решение достаточно для зла, а для добра недостаточно, если оно не поддерживается Всемогущим Благом» [4, с. 247-248].
К злодеяниям, считает философ, грешников побуждает собственная воля, за что они в конце времен и получат осуждение, и претерпят наказание. Худшая участь ожидает тех, кто не веровал, поскольку не знал божественных заповедей, из чего следует: та часть человечества, которая не избрана Богом для добра, не имеет выбора и обречена совершать только зло. Августин приводит аргумент, которому трудно что-либо противопоставить: «...благодать Божия дается не по нашим заслугам; ведь мы видим, что она давалась и ежедневно дается не только без каких-то добрых заслуг [человека], но даже при предшествующих многочисленных злых заслугах» [5, с. 161].
Таким образом, божественная благодать - исходная позиция в рассуждениях Августина о происходящем в мире течении жизни, а также совершающихся событиях и поступках людей. Такая точка зрения привела философа к выводу о том, что и спасение свершается следствием действия gratiae Dei.
Признание концепции Августина о свободе воли и дара благодати полностью исчерпывает для человека возможность самостоятельного делания добра без благодати Бога. Свобода в таком случае оказывается ограниченной и отпадает необходимость нравственного совершенствования. Такая логика отчасти подвергает девальвации не только человеческую личность, но и свободу как таковую.
Тогда неизбежно оставался вопрос: почему Бог одним отказывает в милости, а другим подает ее даром? Очевидно, что такая позиция разрушала не только ключевые принципы монашеской жизни, но и фундаментальные основы христианства, ведь одним из его главных положений является возможность распорядиться собственной свободой, используя ее для выбора в пользу добра, от чего в конечном итоге и зависит посмертная участь человека, когда свершится Божественный Суд над миром. Ведь Августин совершенно очевидно вступил в про-
тиворечие с евангельскими текстами, потому что апостол Павел говорит о том, что «Бог хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2:4). Не ясно, почему философ и богослов игнорирует еще один новозаветный текст, в котором явно и недвусмысленно говорится о принципах воздаяния, т. е. притчу «О Страшном Суде», где идет речь о разделении всех людей на «агнцев» и «козлищ», о награде за добрые поступки человека в его земной жизни.
И если предположить, что определение посмертной участи человека зависит от непостижимых принципов, которые не могут быть ни определены, ни обозначены, обессмысливается не только свобода, но этическая аксиоматика христианства как таковая.
Пелагий (Морган), в отличие от Августина, полагал, что хотя внутреннее устроение человека искажено грехом, но в каждом потенциально заключена перспектива абсолютной личности. Он убежден, что в человеке есть всё, что необходимо для совершения его спасения. И различия между людьми заключены не в их природе, а в воле, в способности к реализации нравственного выбора и ответственности. Пелагий объяснял, что действиям воли предшествуют разные мысли, а также знаки, образы, которые посещают человека. Он объяснял, что «...в тех мыслях, которые приходят легко, которые появляются как бы незаметно, вовсе нет греха, и с ними нет никакой борьбы» [6, с. 631]. Но существуют такие помыслы, которые вторгаются вопреки воле и вызывают противление. И грех появляется только тогда, когда разум внутренне принял такого рода мысль. Концепцию свободы воли Пелагия можно выразить следующим образом: предшествие деяния - воля к действию - внутреннее принятие греха. Именно поэтому он настаивает на том, что желание поступить неправедно в полной мере тождественно действию.
К сожалению, большинство трудов Пелагия было уничтожено его противниками, и мы не можем во всей полноте осмыслить его концепцию свободы воли. Но совершенно очевидно, что он говорит о врожденном совершенстве человеческой личности. Пелагий непримирим в своем убеждении в неоправданности духовной слабости, поскольку религиозные предписания, заповеди и законы человек не только способен исполнить, но все необходимые возможности уже заложены в самой природе человеческой личности. Ведь, исполняя Божью волю, на основании собственного выбора человек оказывается способен преодолевать и природные законы.
Именно существование самой ситуации выбора, множества разных путей, по мысли Пелагия, и есть доказательство личностного начала в человеке. А высшим проявлением достоинства личности он считал умение проводить четкие разграничения между добром и злом. Пелагий предостерегал о существующей опасности подмены понятий, так как человек с легкостью может принять одно за другое: надменность будет названа свободой, подобострастие - смирением, а лукавство сочтут умом.
Интересно, но взгляды Пелагия были не более еретическими, чем размышления самого Августина. Первый отстаивает благодатное право свободной воли человека, Августин же - абсолютность gratiae Dei. Именно поэтому греческая традиция не приняла концепцию Божественной благодати Августина. И здесь нельзя не согласиться с исследователем Дэвидом Райтом, который считает, что «Пелагий, а не Августин сохранил истинное мировосприятие ранней Церкви... Именно Пелагий был последним, самым радикальным и самым парадоксальным представителем древнего христианства» [7, с. 14].
В значительной степени разрешение этих противоречий удалось Иоанну Кассиану Римлянину. Он настаивает на том, что Бог созерцает внутренние стремления человека и движения его воли. Именно поэтому ему и посылается благодать для подкрепления намерений устоять в делании добра. Но при этом Бог не отнимает у человека его свободы, и поэтому от него зависит, принимать или не принимать помощь Бога [8].
Подводя итог вышеизложенному, следует отметить, что в понимании свободы воли в западной патристике сложилось три параллельно развивающихся концепции свободы воли, несмотря на то, что философия данного периода развивалась в теоцен-трическом горизонте мышления.
Первый, кто стремится обозначить и раскрыть сущность человеческой личности «непобедимой и совершенной», был Августин Аврелий, в связи с чем он обращается к проблеме свободы воли. Он подробно останавливается на описании духовного состояния человека, осознавшего свою зависимость и признавшего ее как доказательство свободы. Это означает утрату сомнений, разного рода страхов, чувства безысходности и беспокойства, т. е. всего, что разрушает внутреннее устроение его личности. Для Августина движение к обретению свободы основано на постоянном преодолении своих порочных страстей и испытании себя в том, не ощущает ли человек равнодушия к истине, т. е. состояния души,
которое, по мнению философа, не менее опасно, чем греховные деяния. Августин подробно останавливается на описании внутреннего настроя, позволяющего мысли существовать в границах этого мира, устремив, однако, свой взор в вечность. Он фокусирует свое внимание на концепте «умственной свободы», без которого невозможно принятие реальности, превосходящей понимание человека, поскольку достижение Царствия Небесного для средневекового мышления есть стремление к полноте бытия, к бесконечному блаженству. Именно поэтому интенция повседневности наполнена стремлением к иной действительности, «не от мира сего» - неизъяснимой и непередаваемой.
Тем не менее противоречивость концепции свободы воли в контексте понимания человеческой личности Августина, что получило свое выражение в идее абсолютности gratiae Dei, которая является исходной позицией в его рассуждениях о происходящем в мире течении жизни, а также совершающихся событиях и поступках людей, полностью обессмысливает возможность самостоятельного выбора в совершении добрых деяний. И здесь Августин вступил в противоречие не только с собственными суждениями, но этическими положениями христианства, касающимися принципов воздаяния за добрые поступки человека в его земной жизни.
Его противник Пелагий признавал факт повреждения человеческой природы грехом, но доказывал, что перспектива совершенной личности есть в каждом сотворенном человеке. Природа, по его мнению, одинакова у всех людей, но воля есть то, что отличает их друг от друга. Именно в ней заключена способность к реализации нравственного выбора и ответственности. Пелагий отождествляет желание совершить злодеяние и реальное действие, т. е. его концепция, по сути, опирается на слова Христа: «Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5:27-28). Поэтому Пелагий сохраняет связь с евангельской традицией и образом мышления философов периода апологетики и ранней патристики.
На фоне полемики Августина и Моргана возникает идея Иоанна Кассиана Римлянина об интенции воли. Он поставил во главу угла именно направленность волевого акта, его содержание рассматривается как репрезентация нравственного в личности человека. Впоследствии эта мысль Иоанна Кассиана Римлянина получает продолжение у Фомы Аквин-
Вестник Омского университета 2017. № 4 (86). С. 61-65
ISSN 1812-3996-
ского в его концепции об интенции воли как рациональном стремлении.
Несмотря на то, что и доктрина Пелагия была провозглашена еретической и на Западе, и на Востоке, именно его противостояние с Августином определило новый вектор развития представлений о сущностных основаниях человеческой личности в западноевропейской философии и изменение предмета средневекового философского дискурса. Происходит трансформация представлений о сущностных основаниях человеческой личности: размышления концентрируются на проблеме libertas voluntas как проявлении свободы. Так, Ансельм прямо говорит о том, что имя «свобода» суть одно для всех, а Бернард Клервосский не мыслит волю и свободу как
одно без другого. И дальнейшие размышления касаются взаимоотношений воли и разума.
В Средние века параллельно формируется несколько разнообразных концепций свободы воли. Так, Боэций говорит о свободе от пороков, но отстаивает невозможность абсолютной свободы как таковой из-за существования «предзнания Бога», от которого человеку не дано устраниться; Ансельм отождествляет истину и волю Бога, но разделяет причину воления, предмет воления и цель воления. И несмотря на то, что все последующие средневековые концепции свободы воли развиваются в теоцен-трической перспективе, в своих фундаментальных основаниях они совершенно утрачивают связь с живой евангельской традицией, характерной для периода патристики на Западе.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Иустин Мученик. Апология вторая, представленная в пользу христиан римскому сенату // Ранние Отцы Церкви : антология. Брюссель : Жизнь с Богом, 1998. С. 345-361.
2. Тертуллиан. Творения / пер. Е. Карнеева. СПб., 1850. Ч. 4. 241 с.
3. Августин Бл. О количестве души // Творения : в 4 т. 2-е изд. СПб. : Алетейя ; Киев : УЦИММ-Пресс, 1998. Т. 1 : Об истинной религии. С. 183-263.
4. Августин Бл. Об упреке в благодати // Августин Бл. Антипелагианские сочинения позднего периода. М. : АС-Траст, 2008. С. 217-272.
5. Августин Бл. О благодати и свободном решении // Августин Бл. Антипелагианские сочинения позднего периода. М. : АС-Траст, 2008. С. 149-206.
6. Пелагий. Послание к Деметриаде // Эразм Роттердамский. Философские произведения. М. : Наука, 1987. С. 594-635.
7. Wright D. F. Pelagius the Twice-Born // The churchman a guarterly journal of Anglican theology. 1972. Vol. 86, No. 1. P. 6-15.
8. Иоанн Кассиан Римлянин. О божественной благодати и свободном произволении // Добротолюбие. Т. 2. М., 1895. 760 с.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Дьяченко Ольга Николаевна - кандидат философских наук, доцент кафедры социально-гуманитарного образования, Областное государственное бюджетное учреждение дополнительного профессионального образования «Курский институт развития образования», 305004, Россия, г. Курск, ул. Садовая, 31; e-mail: [email protected].
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Dyachenko Olga Nikolayevna - Candidate of Philosophical Sciences, Docent of the Department of Social and Liberal Education, Kursk Institute of Educational Development, 31, Sadovaya st., Kursk, 305004, Russia; [email protected].
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Дьяченко О. Н. Проблема свободы воли в контексте человеческой личности в западной патристике // Вестн. Ом. ун-та. 2017. № 4 (86). С. 61-65. Р01: 10.25513/1812-3996.2017.4.61-65.
FOR GTATIONS
Dyachenko O.N. The problem of free will in the context of the human person in Western patricy. Vestnik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2017, no. 4(86), pp. 61-65. DOI: 10.25513/18123996.2017.4.61-65. (in Russ.).
бБ