Проблема социального насилия: гендерный подход Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

ФИЛОСОФИЯ

Вестник Омского университета, 2002. №4. С. 36-39.

УДК 111

© Омский государственный университет УДК 111

ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОГО НАСИЛИЯ: ГЕНДЕРНЫЙ

ПОДХОД

Т.А. Ладыкина

Омский государственный университет, кафедра философии 644077, Омск, пр. Мира, 55 а

Получена 27 июня 2002 г.

In this article author analyses the various aspects of the problem social violence. The aim of article is: to acquaint the reader with feminists and gender methodology in philosophical investigations. The gender approach to discover the true causes and nature of violence in traditional and modern society.

В современную эпоху, время глубоких социальных конфликтов, проблема насилия вышла на передний план анализа социально-философской мысли. Многообразные аспекты насилия являются объектом пристального внимания социальной философии сегодня не в меньшей мере, чем в предшествующие исторические эпохи, но уже при помощи новых категориально-методологических средств.

Социальное насилие чрезвычайно многогранно по своим внешним и внутренним характеристикам. Насилие в буквальном смысле означает применение силы. Аналог этого слова в романских языках («violence», «violenza») восходит к латинскому «violentia», родственному «violatio». Последнее означает нарушение, попрание, неправедное и принудительное воздействие на человека, в том числе с применением силы. В философской литературе имеется большое количество определений насилия, каждое из которых раскрывает отдельный аспект этого явления общественной жизни. Чаще всего под насилием понимается всякое ущемление потенций человека, его принижение, а также все то, что мешает ему в индивидуальном развитии.

Американский социальный философ Ч. Тилли, наиболее глубоко раскрывший сущность социального насилия, отмечает: «Коллективное насилие представляет собой экстраординарное, разрушительное и противоречивое явление. Его разрушительный характер заключается в той угрозе, которую оно представляет для каждого человека и каждого социального института... Оно представляет собой противоречивое явление в смысле невозможности точного определения сроков его начала и конца, его участников и це-

лей...» [1, с. 58]. Важная черта насилия как явления социальной жизни заключается в том, что оно представляет собой препятствие действиям, желаниям и стремлениям как отдельных личностей, так и групп людей; насилие — это то, что не дает возможности реализоваться соматическим и духовным потенциям человеческой личности.

Современная феминистская социальная философия и гендерная теория подчеркивают, что насилие является ключевой установкой, на которой покоятся общества традиционного пат-риархатного типа. Разнообразные феномены и понятия в обществе такого типа (природа - культура, чувственное - рациональное, телесное -духовное) объединяются в единый культурно-символический ряд, где отождествляются либо с мужским, либо с женским. Все то, что относится к мужскому, автоматически оказывается на вершине социальной пирамиды патриархатного общества и имеет право прибегать к насилию ради сохранения власти и поддержания своего авторитета.

Аппаратом насилия формируется как тело человека, так и его душа. Целью насилия в такой ситуации объявляется создание управляемого индивида. Техники воздействия на тело существовали еще с самых первых проявлений культуры патриархатного типа (например, обряд инициации в древнем обществе). Они применялись для помещения человеческого тела в определенное социальное пространство, где осуществлялся первичный контроль над индивидом. Пат-риархатный тип культуры стоит на следующей антигуманной посылке: насилие через причинение боли становится подготовительной ступенью

социализации, которую обязан пройти каждый член общества. Так посредством насилия обеспечивалось воспроизводство социальной памяти социализация новых членов общества.

В течение человеческой истории насилие как особый способ обозначения власти через применение боли продолжалось, приобретая все новые формы в культуре. Французский постструктуралист М. Фуко, исследуя более поздние периоды истории, пришел к следующему выводу: несмотря на то, что, казалось бы, произошло явное смягчение нравов и человечество в основном отказалось от казней и пыток, техники причинения боли не исчезли, а, скорее, перешли на иной уровень. Если ранее власть, использующая насилие, воздействовала в первую очередь на тело, то теперь главным объектом воздействия стала душа человека.

Для действий с душой западная культура создала особый социальный институт - тюрьму, основные функции которой выражаются в форме контроля над поведением индивидов через надзор и наказание. Под «душой» в данном случае Фуко понимал особое образование, сфабрикованное самим аппаратом насилия, жесткими властными процедурами, а не проявление «я»-субъекта, как это было принято в классической философской традиции.

Важно подчеркнуть, что преодоление существующей модели «власть - насилие - боль» находится не на экономическом или политическом уровне, а на уровне трансформации установок и ценностей, формирующих культуру.

Скрытое социальное насилие использует в первую очередь психологическое, моральное или идеологическое давление, воздействующее на основные права и интересы личности. Безусловно, косвенное насилие является преобладающей формой и носит массовый характер в современном обществе. А благодаря своей «скрытости», оно становится даже более вредным и опасным, нежели прямое физическое насилие.

Политика насилия распространялась в первую очередь на женщин для осуществления социального контроля над ними и реализуется в настоящее время различным образом, начиная с прямого физического или сексуального насилия над женщиной в традиционном патриархатном обществе и заканчивая существованием неявного психологического давления, двойных моральных стандартов в современную эпоху. Как отмечает российская феминистская исследовательница О.А. Воронина, под физическим насилием можно подразумевать осуществление обществом контроля над жизнью женщин, женским телом, сексуальностью [2, с. 21].

Имеется много примеров прямого контроля

над жизнью женщины, распространенных в традиционном обществе: практика убийства новорожденных девочек, обычай продавать ненужных детей (девочек), сожжение вдов на погребальном костре мужа и т.д. Контроль над женским телом выражался в виде запретов и предписаний - принимать меньше пищи, нежели мужчинам, не заниматься гимнастикой и спортом, носить одежду особого покроя, ограничивающего возможность передвижения женщины. Контроль над женским телом, а следовательно, и насилие, продолжается и сегодня, но в более скрытых, изощренных формах. К ним можно отнести различные технологии красоты, сохранения молодости, изменения физических параметров, в том числе путем хирургического вмешательства, и моду вообще.

Контроль над женской сексуальностью, имеющий преимущественно косвенный характер, в частности, выражается в амбивалентном отношении к ней: с одной стороны, принято считать проявления женской сексуальности греховными, страшными, а с другой - детородная способность женщины объявляется возвышенной и благородной.

Помимо этого, насилие над женской сексуальностью проявляется и в запретах на применение контрацептивов и запрещении абортов. Проблема аборта непосредственно соотносится с правом женщины на собственную личность. Женщине должно даваться право принимать решение самостоятельно, с учетом своих жизненых ценностей.

Женщина и женская сексуальность, в соответствии с нормами патриархатной культуры, понимается как созданная мужчинами и для мужчин, т. е. для того, чтобы быть объектом восприятия мужского сознания, которое выражает активное и первичное начало. Такое понимание женской природы в конечном счете выливается как в репрессии в отношении женской сексуальности, так и в ответную агрессию со стороны самой женщины и ее сексуальности, имеющую разрушительные для общества последствия.

Традиционный взгляд на сексуальность предполагает прямо противоположные правила поведения для мужчин и женщин. В результате возникает микрополитическая практика создания и культивирования садо-мазохистской чувственности, где на мужском полюсе предполагается проявление власти и агрессии, а на женском - принятие боли и подчиненного положения. Мужчина в процедуре любви утверждает свою собственную позицию господства, контроля, активности, а не ценность женщины как любовного объекта [3, с. 190]. Ведущими в конструкции женской субъективности оказываются механизмы вины и переживания боли.

38

Т.А. Ладыкина.

А значит, и такое явление, как порнография (где пропагандируется именно садо-мазохистская модель взаимоотношений полов), не является демонстрацией естественной сексуальности, а есть специально организованное мероприятие, в рамках которого происходит демонстрация власти на микроуровне тел в традиционной патриархатной культуре. Порнография представляет женщину как сексуальный объект и провоцирует насилие по отношению к ней, являясь, таким образом, однозначно негативным явлением.

Гендерный подход к проблеме состоит в том, чтобы рассматривать порнографию не только как моральную проблему, но и как проблему власти: порнография - это сексуальное опредмечивание женщин, сексуальное подчинение и насилие по отношению к ним. Порнография унижает человека, делая его объектом манипуляций, она закрепляет дисбаланс власти в обществе, традиционную идеологию мужского господства, женского подчинения и полового неравенства. С данной проблемой тесно связаны и являются её прямым следствием проблемы проституции и торговли женщинами, проблема насилия по отношению к детям, вовлечение несовершеннолетних в проституцию.

Проявлением косвенных видов насилия и контроля над женщинами можно считать также отсутствие у них политических и юридических прав, пропаганду гендерной идеологии, когда различия в правовом обеспечении полов объясняются их «естественной» заданностью, а тем самым оправдывается и иерархическая модель взаимоотношений. И если, благодаря во многом феминистскому движению, женщины получили политические и юридические права, то de facto прежний идеал женщины-домохозяйки, замкнутой в частном пространстве своего дома, продолжает существовать, переходя в различные формы. Иначе говоря, гендерная стратификация оказывается принятой и широко распространенной в нынешнее время формой социальной, политической и экономической стратификации.

Однако насилие, как косвенное, так и прямое, применялось не только в отношении женщин, но и в отношении мужчин. Помимо ген-дерной конструкции «женственности» существует и гендерная конструкция «мужественности». Мужское бытие, хотя и по-иному, но также достаточно жестко выстраивается существующим культурным порядком. В качестве «естественных» черт мужчине присваивается стремление быть агрессивным, стремление к нарушению существующих общественных законов. Как правило, мужчине предлагаются роли убийцы, насильника, преступника, ему отводится роль активного субъекта — завоевателя и покорителя [4, c. 3-8].

Установки, лежащие в основе традиционной культуры, прививают мужчине удовольствие от периодических всплесков негативных эмоций, испытываемых им. Происходит акцентирование любого повода для взращивания агрессии в мужском «я». И как следствие - глубокая невротиза-ция социальной жизни в целом.

Одним из вариантов пропаганды доминантно агрессивной, насильственной маскулинности является любая милитаристская идеология, провоцирующая в конечном счете открытые вооруженные столкновения между различными народами и государствами. Всякий агрессивный милитаризм базируется и функционирует в особой форме откровенной, насильственной патриархат-ной системы и жесткого гендерного порядка, где мужчинам и женщинам отведены различные социальные роли.

Выше уже отмечалось, что насилие в современном мире носит преимущественно косвенный, скрытый характер. Но при этом необходимо всегда помнить: даже в постиндустриальном обществе присутствуют элементы традиционного пат-риархатного типа общества, не говоря уже о традиционных обществах, сохранившихся в чистом виде до наших дней, а это значит, что проанализированные прежде механизмы прямого социального насилия «работают» и в наши дни. Однако насилие приобретает новый характер, особенные, не присущие ему ранее, черты и масштабы.

Если в прошлые времена, как утверждают некоторые западные философы, было нетрудно установить и указать конкретные причины тех или иных насильственных действий в обществе, то теперь положение в корне изменилось, поскольку насилие стало принимать совершенно неосознанный, иррациональный и стихийный характер. Все чаще насилие в современном обществе превращается в самоцель, не будучи направленным на достижение каких-либо четко сформулированных целей. «Феномен насилия, -утверждает французский социолог Э. Морин, -носит совершенно новый, необычный для всех прошлых эпох характер, ибо он есть продукт общества качественно иного свойства, а именно общества, определяемого как индустриальное и постиндустриальное» [1, с. 44].

В целом, несмотря на рост тенденций миролюбия, угроза возникновения вооруженного противоборства на глобальном уровне еще существует. В настоящее время резко возросла опасность широкого и неконтролируемого распространения оружия массового поражения, ядерного шантажа и международного терроризма. Реалии современного мира показывают, что уязвимыми по отношению к насилию со стороны государства, получившего возможность производить ядерное

оружие, террористической организации, и даже одного агрессивно настроенного человека оказались целые народы и страны. Проявления насилия общемирового масштаба сосуществуют с неядерными региональными конфликтами, насилием на локальном уровне.

Так, можно утверждать, что в новую постмодернистскую эпоху, наряду с уже существующими формами насилия, возникли и новые, которые не всегда осознаются, но весьма резко навязываются и остро переживаются; возникает представление, что ими пронизаны все социальные связи. Создается особая социальная технология, связывающая два явления в единое целое, возникает опасная связка «насилие — удовольствие», делающая феномен насилия если не тотальным, то по крайней мере весьма распространенным в силу своей привлекательности.

В рамках современной западной социально-философской мысли (К. Лоренц, Н. Тинберген, З. Фрейд, Э. Фромм и др.) наблюдается тенденция объяснять стремление к агрессии и насилию действием врожденных инстинктов, данных человеку от природы.

Гендерный подход опровергает любые утверждения укоренённости стремления к насилию в человеческой природе, лишающие человека подлинной свободы. Человек вправе называться человеком лишь тогда, когда он свободен осуществлять выбор. А если биологические инстинкты берут верх над сознательными устремлениями и возможностью выбирать, можно заявлять об отсутствии свободы у человека, об искажении самой его сущности как о патологическом, болезненном состоянии.

Концепция гендера предполагает, что человеческий организм с самого рождения подвергается постоянному вмешательству со стороны общества. Тем самым биологическая конституция человека, обладающая большой гибкостью, подвергается самым разнообразным социокультурным воздействиям, и некоторые из них становятся определяющими. Не существует человеческой природы в плане некоей изначальной заданности и законченности, человек сам формирует свою собственную природу, создает сам себя. Однако важно отметить, что речь идет не об абсолютной свободе (таковая невозможна, поскольку человек является общественным существом), свобода здесь соотносится с другой категорией — категорией необходимости, но она весьма многообразна и вариабельна по реальным возможностям ее реализации.

Человек конституирует свою социальную природу опосредствованно: он создает социальный мир, который впоследствии начинает восприниматься как независимая и объективная реаль-

ность, а затем уже общество в процессе социализации влияет на человека [5, с. 102].

Биологический детерминизм представляется неприемлемым для феминизма, ориентированного на слом гендерной стратификационной системы, одним из важнейших элементов которой является насилие. Социально-философская программа феминизма ставит целью разработать идеологию, т. е. теорию, ориентированную на социальные изменения. Современное феминистское движение, разрабатывая социально-философскую проблематику насилия с учетом гендерной теории и методологии, обосновывает социальные изменения, направленные на создание подлинно свободного общества.

Исследуя проблематику насилия, можно сделать вывод о состоянии социального здоровья нации. Если насилие становится неотъемлемым элементом общественных отношений и политической жизни, то можно с уверенностью констатировать стагнацию или то, что А. Тойнби называл надломом цивилизации.

Насилие является однозначно негативным и противоестественным явлением по отношению к нормальной социальной структуре и процессам функционирования общества. Свободное общество будущего, отказавшееся от принципа асимметрии полов, иерархии и соподчинения, лишится и еще одной непривлекательной своей стороны — насилия.

Гендерный подход к проблеме насилия предполагает радикальное переосмысление самих основ социальной реальности. Теория и практика гендерных исследований является, по сути, профилактикой насилия в обществе, и соответственно те, кто отказываются признать важность ген-дерного анализа проблемы насилия, способствуют «уестествлению», распространению и закреплению насилия в обществе.

[1] Цит. по: Денисов В.В. Социология насилия. М., 1975.

[2] Воронина О.А. Универсализм и релятивизм культуры в конструировании тендерной системы // Теория и методология тендерных исследований: Курс лекций / Под общ. ред. О.А. Ворониной. М., 2001.

[3] Жеребкина И. Лиля Брик: женская сексуальность в эпоху сталинского террора // Гендерные исследования / ХЦГИ. 1999. № 3.

[4] Kaufman M. Cracking the Armour: Power, Pain and Lives of Men. Toronto, 1993. P. 3-8; См.: Кон И.С. Битва за штаны // Человек. 2001. № 5. С. 73, 75.

[5] Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности / Пер. с англ. Е.Д. Руткевич. М., 1995.