[взаимосвязь литературы и языка]
Ю. Н. Афонина
ПРОБЛЕМА СОХРАНЕНИЯ БИБЛЕЙСКИХ И МИФОЛОГИЧЕСКИХ АЛЛЮЗИЙ В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ «ХРОНИК НАРНИИ» К. С. ЛЬЮИСА
YULIYA N. AFONINA
THE PROBLEM OF ADEQUATE RUSSIAN TRANSLATIONS OF BIBLICAL AND MYTHOLOGICAL ALLUSIONS
IN "THE CHRONICLES OF NARNIA" BY C. S. LEWIS
Юлия Николаевна Афонина
Соискатель кафедры всемирной литературы Московского педагогического государственного университета, старший преподаватель кафедры иностранных языков Санкт-Петербургской государственной медицинской академии им. И. И. Мечникова ► [email protected]
В статье рассматриваются аллюзивные особенности романа-фэнтези К. С. Льюиса «Хроники Нарнии». Автор сосредоточивается на выявлении и анализе библейских аллюзий в «Хрониках Нарнии», а также возможности их адекватного перевода на русский язык. Наблюдения автора показывают связь замысла романа-фэнтези с Библией и христианским вероучением. Отмечено также присутствие в структуре романа мифологической образности, принадлежащей разным этническим мифологиям.
Ключевые слова: К. С. Льюис, английская литература XX века, библейские аллюзии, мифология, философия и литература античности, адекватность перевода.
The paper outlines the allusive features of a novel by C. S. Lewis "The Chronicles of Narnia". The author focuses on the analysis of Biblical allusions in "The Chronicles of Narnia", the possibility of its adequate translation and makes a conclusion the message is closely connected with the Bible and Christianity as well. Not only this aspect of the novel is concerned, but the points out to mythological features in the structure of the text, including mythology of various ethnic background.
Keywords: C. S. Lewis, English literature of the XXth century, Biblical allusions, mythology, antique philosophy and literature, adequate translation.
Клайв Стейплз Льюис известен как оксфордский ученый, филолог, теолог, специалист по истории средневековой литературы. Его перу принадлежат более шестидесяти произведений, среди них литературоведческие труды («Аллегория любви. Изучение средневековой традиции», философско-религиозные трактаты «Страдание», «Расторжение брака», «Чудо», «Любовь», научно-фантастическая трилогия «За пределы Безмолвной планеты», «Переландра», «Мерзейшая мощь» и, наконец, роман-фэнтези «Хроники Нарнии» (1950-1956). Произведения К. С. Льюиса связывают с христианской традицией.
К. С. Льюис получил признание в литературе как автор критических и философских эссе, романов с яркой теологической направленностью, но именно роман-фэнтези о волшебной стране Нарнии принес ему наибольшую известность.
«Хроники Нарнии» привлекают не только увлекательной, фантастической стороной произведений, но и религиозным подтекстом. При этом подтекст художественного произведения предстает перед интерпретатором и переводчиком как область двойного измерения, двойного смысла — как сфера рациональная, научная и духовная, трансцендентная, которая выходит за пределы научного познания. Художественный
текст с его тайным глубинным означаемым подлежит расшифровке через анализ его структуры как отправного пункта исследования.
В настоящее время существуют несколько переводов «Хроник Нарнии» на русский язык: первый был выполнен под редакцией Н. Л. Трауберг в 70-е годы прошлого века, в дальнейшем «Хроники» переводили Н. А. Островская (1991), В. Воседой (2002), А. Троицкая-Фэррант (2004). Материалом нашего исследования является текст «Хроник Нарнии» К. С. Льюиса в классическом переводе под редакцией Натальи Леонидовны Трауберг, которая была не только переводчиком, но и первым исследователем творческого наследия Льюиса в отечественном литературоведении1.
Адекватный перевод позволяет услышать в полной мере обращенное к читателю послание. Характерной особенностью «Хроник Нарнии» как апологетического произведения является обилие библейских аллюзий и реминисценций из текста Священного Писания. Библеизмы, используемые К. С. Льюисом в тексте «Хроник Нарнии», можно разделить на три группы. Первую группу составляют прямые цитаты из Библии, например, частично приводятся некоторые из Десяти заповедей: «Не убий», «Не укради» (Втор 5: 17,19). В хронике «Серебряное кресло» в авторских ремарках Льюис замечает: «Видимо, раньше в школах лучше вбивали в голову такие прописные истины, как „не убий, не укради"». Подобного рода цитаты имеют полный эквивалент в русском варианте перевода.
Вторую группу библейских аллюзий представляют частично видоизмененные цитаты: «Золотое правило Нового Завета — поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступили с тобой, — лишь выражает коротко то, что в глубине души каждый считает истиной». Это видоизмененная цитата из Евангелия от Матфея: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф, 7:12). Такие частичные цитирования требуют особого внимания при работе с переводом художественного произведения и при анализе текста.
К третьей группе можно отнести ссылки и аллюзии с использованием образов Библии.
Именно авторское, художественное переосмысление библейской аллюзивности представляет особую трудность для переводчика.
Во всех семи книгах «Хроник Нарнии» К. С. Льюиса присутствуют как прямые, так и косвенные ссылки на Библию, однако наиболее ярко библейские аллюзии обнаруживаются во второй хронике. Следует обратить внимание на авторский замысел всего цикла книг о Нарнии. Так, первая повесть «хроник», «Племянник чародея», виделась Льюису как история о «сотворении мира и о том, как зло проникло в Нарнию», своего рода волшебный рай. Вторая повесть — «Лев, колдунья и платяной шкаф» задумывалась как история «о Распятии и Воскресении». «Принц Каспиан» предполагал изображение «восстановления истинной религии на месте искаженной». «Конь и его мальчик» — повествование «об обращении язычника». «Покоритель Зари, или Плавание на край света» — духовной жизни. «Серебряное кресло» изображало картину постоянной войны света против сил тьмы. Заключительная повесть «хроники» связывалась в авторском воображении с «пришествием Антихриста (по имени Обезьян Хитр), концом света и Страшным судом». Уподобление библейским образам и мотивам прояснил сам К. С. Льюис в письме к читательнице Энн Дженкинс2.
Примечательно, что сам К. С. Льюис в статье о Нарнии «Три способа писать для детей» называл свой роман серией сказок: «Сказки я пишу потому, что этот жанр как нельзя лучше подходит для того, что мне нужно сказать»3. Именно жанровая структура сказки, ее фантастика и аллегорический язык привлекали Льюиса. В одной из статей он признается: «Я влюбился в сказку, мне нравился даже ее ограниченный словарь, как скульптору нравится твердый камень, а поэту — сложный сонет... Я выбрал сказки, потому что они оказались идеальной формой...»4 «Хроники Нарнии» написаны «для детей», но это не значит, что Льюис рассуждал о чем-то, недостойном внимания взрослых: «Просто я убрал все, что для детей могло бы оказаться непонятным или неинтересным. Я старался не смотреть на них свысока. Убежден: книгу, которую стоит читать только
^^^ [взаимосвязь литературы и языка]
в детстве, вообще не стоит читать. Я не хочу преуменьшать ничьих заслуг и не знаю, соответствуют ли этому мои собственные книги. Я всего лишь надеюсь, что они помогут не только детям, но окажутся полезными и для взрослых, ведь у взрослых могут быть те же самые трудности»5.
Для создания своего мира Льюис обращается не только к Библии, но и к мифологии. Это давняя традиция английской литературной сказки: Киплинг, Барри, Трэверс, Толкиен часто заимствовали свои сюжеты из мифов. Творчество Льюиса отличается мифологической «насыщенностью», он обращается к древневосточной, античной, германо-скандинавской мифологической образности. Его Нарнию населяют фавны, сатиры, наяды, дриады, единороги, гномы (это и гномы английских преданий, приземистые, кряжистые существа с густыми, жесткими волосами и длинными бородами, и немецкие карлики с поросячьими лицами, петушиными гребнями и хвостами), говорящие животные народных сказок и, наконец, придуманные самим автором персонажи, например квакли. Боги соседствующего с Нарнией Тархистана, кажется, сошли с хеттских рельефов. Так, главная богиня Таш представляет из себя человека с головой хищной птицы и четырьмя руками. А слуга Белой колдуньи волк Могрин восходит к скандинавскому Фенриру. Льюис часто использует сюжеты античных мифов и произведений: превращенный за глупость и подлость в осла царевич Рабадаш обретает свой человеческий облик на осеннем празднике богини Таш («Золотой осел»), противных школьников Вакх превращает в поросят («Одиссея»), классная комната преображается в лесную поляну, а учительница присоединяется к свите Вакха (легенды о Дионисе, царе Пентее, дочерях Миния), на Острове Мертвой Воды герои находят ручей, вода которого превращает всё, соприкоснувшееся с ней, в золото (миф о царе Мидасе).
В то же время античная мифологическая традиция органично сочетается у Льюиса с библейской. «Хроники Нарнии» состоят из семи частей. Как в Библии семь дней творения, так у Льюиса вся история Нарнии — от ее создания
до гибели — дана в семи повествованиях. В первой хронике («Племянник чародея») Аслан, являющийся детям в облике золотого сияющего льва, творит мир песней. Льюис так представляет себе создание вселенной: «Далеко во тьме кто-то запел. Слов не было. Не было и мелодии. Был просто звук, невыразимо прекрасный. И тут случилось два чуда сразу. Во-первых, голосу стало вторить несметное множество голосов — уже не густых, а звонких, серебристых, высоких. Во-вторых, темноту испещрили бесчисленные звезды... Лев ходил взад и вперед по новому миру и пел новую песню. Она была мягче и торжественней той, которой он создал звезды и солнце, она струилась, и из-под лап его словно струились зеленые потоки. Это росла трава. За несколько минут она покрыла подножье далеких гор, и только что созданный мир стал приветливей. Теперь в траве шелестел ветер. Вскоре на холмах появились пятна вереска, в долине — какие-то зеленые точки, поярче и потемней. Когда точки эти, — нет, уже палочки, возникли у ног Дигори, он разглядел на них короткие шипы, которые росли очень быстро. Сами палочки тоже тянулись вверх, и через минуту-другую Дигори узнал их — это были деревья»6. Данный эпизод напоминает библейский текст: «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя и дерево плодовитое. И произвела земля... » (Быт.1,11).
Великий Лев, своей песней создав Нарнию, дает ее жителям основную заповедь: «И все любите друг друга»7. Он определяет, что Нарнией могут управлять только сыновья Адама и дочери Евы. Всё это аллюзии к Книге Бытия (Быт. 1, 26- 27). Заповеди, которые дает Аслан нарнийцам, идут от заповедей Моисея и Нагорной проповеди. Аслан требует от жителей своей страны любви, смирения и покаяния. Он осуждает любую, даже самую слабую попытку переложить свою вину на другого: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Мф.7,5).
Борьба добра со злом, в которую вовлечены главные герои «Хроник Нарнии», связана с эсхатологическими проблемами. Само зло не живет — оно паразитирует на жизни и до-
бре. Так, и Колдунья отнюдь не создается песней Аслана, а в Нарнию она попадает некоторым паразитическим способом — ухватившись за детей. И Эдемский сад, и древо познания также узнаваемы у Льюиса.
В следующей сказке речь идет об Искуплении: в апогее борьбы с темными силами Аслан отдает себя на смерть «по законам древней магии», так как кровь невинной жертвы уничтожает проклятие, и жертвующий возрождается. Аслан, таким образом, как и Христос, своей жертвенностью побеждает зло и искупает своей кровью грехи людей.
Другая важная евангельская тема, которую затрагивает Льюис, — искушение. Это не искушение богатством, властью, могуществом, но искушение благом, причем благом мнимым. Герой «Хроник Нарнии», сделав духовное усилие, отказав себе в чем-то ради ближнего, сотворив тем самым добро, перестрадав, обретает Радость. Отметим, что «Радость» — понятие ключевое в творчестве Льюиса. Впервые в автобиографии «Настигнут Радостью» (1955) Льюис определяет это эстетическое переживание как наполненное глубоким сакральным смыслом. «Радость — это неудовлетворенное желание, которое само по себе желаннее любого удовлетворения. Я назвал это чувство радостью, и это — научный термин, который нельзя отождествлять со счастьем и удовольствием. У моей радости есть с ними одно общее свойство — каждый, кто их испытывал, хочет их вернуть»8.
Герои Льюиса решают вопрос о выборе пути: как отличить истинное от ложного, подлинное от мнимого, божественное от дьявольского. Ведьма предстает в облике прекрасной женщины, и только когда герои находят в себе силы противостоять ее колдовству, обнаруживает свой истинный облик чудовищной змеи. А пленный принц вначале предстает перед ними безумцем и чудовищем. Мир и его отражение (эта идея, заимствованная Льюисом у Платона, получит наиболее полное свое развитие в последней книге) нелегко различить. Что есть Солнце, просто большая лампа, как утверждает колдунья, или лампа — слабое подобие Солнца?
Герои Льюиса, несмотря на трудности своего пути, в конце концов совершают правильный выбор. Но если человек сам не желает видеть истины, если он запер себя в темнице своего воображения, то никто не в силах ему помочь. «Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули». (Мф. 13, 15) Так, дядя Дигори уверил себя в том, что лев не может петь, и, когда к нему обращаются, слышит только рычание. Таким образом, к истине приходит тот, кто открыт для нее и хочет ее обрести.
В последней книге хроник рассказывается о том, как хитрый персонаж по имени Обезьян, надев на простодушного осла львиную шкуру, заставляет его играть роль Аслана и правит от имени Великого Льва. Из-за предательства Обезьяна тархистанцы завоевывают Нарнию, и она гибнет. Но оказывается, что погибшая Нарния была лишь отблеском Нарнии истинной (здесь проявляется влияние идей Платона на Льюиса), и все лучшее, что было в Нарнии прежней, сохраняется в Нарнии обновленной. Сюжет «Последней битвы» — это аллюзии на Апокалипсис и мотив наступления Царства Божьего.
Описывая события, Льюис буквально следует евангельскому тексту, на что обратила внимание Н. Н. Мамаева9. Сравним фрагменты Евангелия от Матфея и события из «Последней битвы».
Ибо многие придут под именем Моим и будут говорить: «Я Христос», и многих прельстят (Мф. 24, 5). / Обезьян берет на себя право говорить от имени Аслана.
Ибо восстанет народ на народ, и царство на царство (Мф. 24, 7). / Враждебный Тархистан завоевывает Нарнию.
И тогда соблазнятся многие; и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга (Мф. 24, 10). / Часть нарнийцев переходит на сторону Тархистана, жители Нарнии сражаются друг против друга.
Солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба (Мф. 24, 29). / Аслан призывает звезды, и они падают. Солнце поглощает Луну. Отец Время уничтожает Солнце.
И пошлет ангелов своих с трубою громогласною (Мф. 24, 31). / Отец Время трубит в рог.
[взаимосвязь литературы и языка]
Символично, что герои попадают в страну Аслана через дверь Хлева. Люси говорит: «Однажды и в нашем мире Хлев вместил то, что больше целого мира»10. Здесь очевидным образом создается аллюзия на Вифлеемский «хлев» Рождества.
Сравнивая Нарнию истинную с Нарнией, бывшей только слабым ее отблеском, Льюис следует как идее Платона, так и основному догмату христианства, трактующему жизнь земную как преддверие жизни вечной.
«Хроники Нарнии» — не прямые аллегории, как у Беньяна, Льюис пишет для читателя ХХ века, привыкшего к более тонким и многозначным формам иносказания. Благодаря аллюзиям «Хроники Нарнии» выходят за рамки обычного фэнтези, отражая множество сложных философских и нравственных понятий. В одном из писем читателям К. С. Льюис, в частности, заметил, что «прямая аллегория, как задача с ответом; великая книга — как цветок, чей аромат напоминает нам что-то еле уловимое. Думаю, это „что-то" и есть полнота жизни, которую мы переживаем»11.
Вдумчивое прочтение художественного текста обогащает наши представления о реальности, которая далеко не исчерпывается известными нам сторонами. Поэтому онтологический подход к интерпретации художественного произведения открывает новые горизонты в области
(Продолжение. Начало на с. 52, 56) ство УС, характеризующих худого человека (16 единиц), в отличие от испанского языка (6 единиц), что позволяет сделать вывод о том, что для носителей русского языка худоба — серьезное отклонение от нормы;
3) с точки зрения используемой системы образов-эталонов устойчивых сравнений. Для русского языка лакунарными являются такие тематические группы эталонов УС, как «Литературные герои», «Поэтические образы», «Религия», «Соматизмы». Безэквивалентными относительно испанского языка являются следующие тематические группы русских УС: «Возраст», «Исторические реалии», «Останки человека».
За одинаковыми эталонами русских и испанских устойчивых сравнений могут быть закреплены разные представления носителей русского и испанского языков. Например, пиявка для носителей испанского языка — эталон толстого человека, а для носителей русского языка — ведущего паразитический образ жизни. В ряде случаев наблюдается частичное несовпадение значений УС русского и испанского языков. Например, испанское УС alto como palo del telegrafo употребляется для характеристики высокого человека, а русское длинный как телеграфный столб — для характеристики высокого
исследования литературного текста, расширяя научное знание до сферы духовного. Адекватный перевод позволяет декодировать в произведении не только скрытый смысл, соотносимый с нашей реальностью, но и духовный подтекст.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Льюис К. С. Пока мы лиц не обрели. Статьи, выступления. // Льюис К. С. Собр. соч.: В 8 т. Т. 2 / Пер. с англ. Н. Трауберг и др. М., 2005. С. 252.
2 Lewis C. S. Yours, Jack. The inspirational letters of C.S. Lewis / Ed. by Paul F. Ford. London, 2008. P. 12.
3 Льюис К. С. Серебряное кресло. Племянник чародея. Последняя битва. Письма детям. Статьи о Нарнии // Льюис К. С. Собр. соч.: В 8 т. Т. 6 / Пер. с англ. Н. Трауберг и др. М., 2005. С. 402.
4 Там же. С 405.
5 Там же. С. 406.
6 Там же. С. 174.
7 Там же. С 178.
8 Льюис К. С. Кружной путь, или Блуждания паломника. Чудо. Настигнут Радостью // Льюис К. С. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7 / Пер. с англ. Н. Трауберг и др. М., 2006. С. 310.
9 Мамаева Н. Н. Христианство и «Хроники Нарнии» К. С. Льюиса // Изв. Уральского гос. ун-та. Пермь, 1999. Вып. 13. С. 114-119.
10 Льюис К. С. Лев, Колдунья и платяной шкаф. Конь и его мальчик. Принц Каспиан. «Покоритель Зари», или Плавание на край света. // Льюис К. С. Собр.соч.: В 8 т. Т. 5 / Пер. с англ. Г. Островской, Н. Трауберг и др. М., 2005. С. 299.
11 Льюис К. С. Серебряное кресло. Племянник чародея. Последняя битва. Письма детям. Статьи о Нарнии // Льюис К. С. Собр.соч.: В 8 т. Т. 6 / Пер. с англ. Н. Трауберг и др. М., 2005. С. 385.
[представляем магистерские работы]
и худого человека. В обоих языках присутствует ряд национально-культурно маркированных эталонов, русские: богатырь, колобок, Илья Муромец, коломенская верста и др., испанские: спаржа, кука-нья, день (неделя) без хлеба, Дон Кихот и др.
Разработанная структура словарной статьи учебного словаря включает 8 зон, 7 из которых являются обязательными. Например:
Худой (тощий, сухой, дохлый, высохший, костлявый) как (словно, точно, будто) <вяленая, сушёная> вобла. Прост. Презр.
Об очень худом человеке.
Чаще о фигуре очень худой женщине, реже о фигуре худого мужчины, редко о фигуре пожилых людей.
Устойчивое сравнение подчёркивает отрицательное эстетическое впечатление от худобы.
<Вяленая, сушёная> вобла — хозяйственно-бытовая реалия. Сушёная или вяленая рыба. Обычно её употребляют с пивом.
«И именно в этот момент к ней в быстром темпе подошла худая как вобла женщина» [С. Ермаков. Офисное здание корпорации в центре Москвы// Сергей Ермаков — официальный сайт писателя и музыканта]; «Да ну, господь с вами, Тринити брюнетка, тощая как вяленая вобла и страшная как атомная война»
(Окончание на с. 74)