CC BY
34
которой мир мечты уничтожается, сталкиваясь с жестокой реальностью:
«Последний мир Лёли Пекельман разбился и выметен алмазными осколками из убранной, безобразно голой комнаты» [553].
Красота «последнего мира», яркий блеск его осколков контрастируют с убогой реальностью «безобразно голой комнаты». Говоря о разрушении мира мечты, автор создаёт образ алмазных осколков, тем самым подчёркивая, что «сказочный мир в стёклышке» являлся настоящей драгоценностью и жизненным стержнем Ольги. Для других же он не имел решительно никакой ценности, поэтому был «выметен из убранной <...> комнаты». Лишённая духовной основы бытия, не сумевшая перенести известие об аресте Генриха, Лёля утрачивает связь с пространством реального мира: «На столе игру-
шечный ящик гроба, похожий на картонный футляр для куклы, из-под белой вуали острый, как
гвоздь, подымается кверху белый нос» [553].
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Лавренёв, Б. А. Собр. соч. в 6 т. - М.: Худож. лит., 1982. - Т.1 С.510. Все дальнейшие сноски на повесть даются в тексте статьи.
2. Эвентов, И. Борис Лавренёв. - М.: Сов. писатель, 1951. - С. 34.
Медведева Ольга Анатольевна, аспирант кафедры «Филология, издательское дело и редактирование» УлГТУ.
УДК 821.161.10 Д. В. МАКАРОВ
ПРОБЛЕМА СМЕРТИ У И. С. ШМЕЛЁВА В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX - XX ВВ.
Рассматривается отношение к смерти в прозе И. туры рубежа двух столетий.
Проблема смерти всегда являлась одной из основных проблем, встающих перед человеческим сознанием. От отношения человека к смерти непосредственно зависит его отношение к жизни. И русская литература свидетельствует об этом.
В русской литературе, наверное, нет такого художника, в творчестве которого не звучали бы мотивы смерти. А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, И. С. Тургенев и многие другие - все писали о смерти.
Состояние непонятного страха перед смертью прекрасно выразил М. Ю. Лермонтов: «Боюсь не смерти я. О, нет! Боюсь исчезнуть совершенно» [1]. Поэта страшит «бессмысленное поглощение мирозданием (его) человеческой индивидуальности» [2]. Именно это страшит человека Нового времени - личности, осознающей свою уникальность и свою смертность.
О Д. В. Макаров, 2005
Шмелёва на фоне танатологии русской литера-
Знание о бессмертии, хранимое всеми религиями, даже языческими, утверждённое христианством, в эпоху рационализма и атеизма ставится под сомнение. И человеческий дух, лишившись одной из основных своих опор - знания о своем бессмертии - бунтует против нового рационалистического знания, поставившего под сомнение очевидные жизнеутверждающие истины.
А. С. Пушкин пытается преодолеть смерть, хотя бы частично, силой творчества: «Нет, весь я не умру - душа в заветной лире мой прах переживёт и тленья убежит» [3].
М. Ю. Лермонтов пытается обратить смерть в чюн, в котором человек и природа примирились бы навеки: «Надо мной, чтоб, вечно зеленея, темный дуб склонялся и шумел» [2].
И. С. Тургенев внимательно вглядывается в новые данные магнетизма, о котором в его произведениях говорится, что он (магнетизм - Д. М.)
*
«нам доказал влияние живой человеческой души на другую человеческую душу» [4].
Известно как из писем писателя, так и из его творчества, что «мысль о “вечной проблеме смерти”, о тщете всего земного» [5] всю жизнь не оставляла его. Тургенев напряжённо ищет путей преодоления смерти.
В повести «После смерти» (название которой само говорит о направленности мысли автора) писатель обращается и к фольклорной традиции, и к предшествующей литературной, и даже к Библии, пытаясь утвердить истину бессмертия души. Но всё у
него еще только в догадках, всё неясно. Смерть все же остается для него неразгаданной тайной [6].
Герой последней повести Тургенева «После смерти» Аратов подходит к осознанию бессмертия души: «А душа, разве она не бессмертна...» [4]. Он вплотную пододвигается к истине, выраженной в Библии: «Любовь сильнее смерти»[4]. Но вот само понимание любви у него, конечно, иное, чем в Библии. Аратов поглощен чувством любви к умершей Кларе. И для него значение слова любовь простирается только в этой плоскости: любимый - любимая. Его состояние, подобно состоянию гоголевского художника Писка-рева («Петербургские повести»), скорее есть состояние «страсти» - бесовского наваждения, чем истинной жертвенной любви. Поэтому в его состоянии возможно только опьянение, все более глубокое погружение в нереальный мир сна, в искусственную новую реальность - фантастическую, сказочную, т.е. в мир призраков.
Л. Н. Толстой пытается избавиться от страха смерти при помощи софизма в духе Эпикура («Когда мы есть - смерти нет, когда смерть есть
- нас нет»). Его герой приходит к выводу, что ничего нет: ни жизни, ни смерти, поэтому вообще нечего бояться («Смерть Ивана Ильича», особенно «Записки сумасшедшего»).
Но Толстой преодолевает страх смерти не только при помощи философского умозаключения, он проводит своего героя через мистический опыт смерти. В повести «Смерть Ивана Ильича» автор приоткрывает завесу в иной мир и заглядывает туда, откуда, как говорят, никто не возвращался. Толстой дерзает, основываясь только на данных своего личного рассуждения и, возможно, некоторого «опыта», предложить миру новое учение о смерти. Толстой создает свою особую концепцию смерти. По Толстому, там, за гранью жизни - «свет» и «радость».
На первый взгляд, этот опыт подобен христианскому. Но, в самой сути своей, это не так. Свет Толстого не персонифицирован. Это безликая сила, энергия иного мира (космическая энергия), в терминологии теософов - сила
в терминологии теософов - сила «астрального плана бытия».
Толстой предвосхищает современную концепцию Р. Моуди [7]. Главное в ней — отсутствие идеи посмертного суда. После земного сразу следует «небесное»: лучшая форма бытия, с еще более яркими ощущениями и возможностями.
По мнению критика, у Л. Н. Толстого «подход к жизни и смерти «экуменический», т. е. Толстой охватывает все явления, в том числе чуждые ему как личности»[8]. Для героев Толстого смерть - это пробуждение от жизни, которая есть ложь, смерть - это исцеление, смерть -это свет и радость, это возвращение к цельности.
У Н. С. Лескова - «смерть не просто неминуемый итог жизни, отношением к смерти, вызовом ей проверяется нравственная состоятельность личности» [9]. Так, герой «Очарованного странника» хочет за народ умереть, герой «Несмертельного голована» приносит в жертву часть своего тела. Христианский идеал жертвенной любви («нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих») используется Лесковым как основное мерило нравственной высоты персонажа. Отношение к смерти у Лескова, таким образом, не только эстетическое, как у Тургенева и затем у Бунина (и не такое болезненное, как, например, у Л. Андреева), а этическое: смерть - средство утверждения нравственной высоты человека.
У другого классика, И. А. Бунина, смерть «имеет вневременную природу» [10]! Это выход из бытия, исчезновение человека из числа живых, безвозвратная потеря способности жить и наслаждаться жизнью (например, «Человек из Сан-Франциско»). Смерть героя изображается со стороны, глазами живых. Сам он не видит, не слышит, словно бы перестает существовать как личность.
У основоположника литературы экспрессионизма, Л. Н. Андреева, смерть - это непреодолимая стена (рассказ «Стена»), которой ограничена жизнь человечества [11]. Исходя из этой непреодолимости, герой рассказа «Елеазар» Август обосновывает концепцию жизни ради жизни, т. е. смысл жизни заключается в самой жизни. Герой Андреева тем не менее испытывает ужас перед лицом смерти, для него она - мрак и конец всего, либо безумное, в духе Ницше, са-\ моутверждение в возможности проявления своей свободы - самоубийства («Рассказ о Сергее Петровиче»),
Хорошо видно, что каждый художник имел свой особый взгляд на проблему смерти.
Особенностью же И. С. Шмелева является то, что он смотрит на смерть глазами христианина и разрешает проблему смерти в точном соответствии с учением Православной Церкви. Его
взгляд на смерть можно назвать уже не только эстетическим или этическим, но и религиозным.
Тема смерти присутствует практически в каждом произведении Шмелёва. Этот бросается в глаза, и не требует особенных доказательств.
Так, в романе «Лето Господне» вся третья часть («Скорби») посвящается умиранию отца Вани. В повести «Росстани» автором проводится мысль о краткости и суетности человеческой жизни, о необходимости подготовки к переходу в иной мир. В эпопее «Солнце мёртвых» автор раскрывает картину всеобщей смерти: умирают люди (насильственно и от голода) и животные, погибает русская культура, ниспровергаются все нравственные ценности. Сильно звучат здесь мотивы Апокалипсиса. В повести «Богомолье» мысль о внезапности и неизбежности смерти («Делов-то пуды, а она - «туды») становится решающим фактором отправления на богомолье, несмотря на самый разгар сезонных работ. Кроме того, описанию смерти персонажей Шмелёв уделяет место и в романе «История любовная» (смерть кучера Степана, пастуха и его невестки), и в романе «Няня из Москвы» (смерть родителей Кати), и во многих других произведениях.
Изображая того или иного героя, автор задается вопросом: а как он умер? или: как он может умереть? Автора и героя (Ваня, «Лето Господне») интересует посмертная судьба Горкина: «Кто он будет?» - думаю о нём, - свято-мученик или преподобный, когда помрёт?» [12]. Изображая смерть отца Вани, автор подчеркивает, что выполнены все христианские обряды: «Все - как православному полагается». А другой персонаж
- Жирнов - не сподобляется этого, и для автора это важно.
Поскольку прозаик при описании смерти исходит из основных истин Православия, постольку для него важны не только обстоятельства смерти, но и нравственная христианская трактовка каждой смерти.
Эта оценка часто даётся теми героями, которым автор «доверяет» своё видение событий. Так, в романе «Няня из Москвы» героиня дает нравственную оценку жизни и смерти персонажей. Например, она раскрывает глубинную причину смерти садовника - жадность: «Зарился -земли бы побольше, от земли и помер»[13]. Также она прозревает загробную участь графини, пытавшейся убить Васеньку и Катю, а после покончить с собой: «Ну, какое ей Царство Небесное, мучается там, такой грех...»[13].
Для Шмелёва жизнь человека не кончается со смертью тела. Писателя интересует и посмерт-
ная судьба своих героев. Но оценку этой судьбы Шмелёв даёт не так, как это делали, например, Л. Н. Толстой («Смерть Ивана Ильича») и Л. Н. Андреев («Дневник сатаны»), которые при помощи художественной фантазии заглядывают глазами героев в «мир иной». Шмелёв проясняет свой взгляд на посмертную судьбу героев иначе: либо через комментарий положительного героя (резонера), как в романе «Няня из Москвы», либо через эмоциональный тон повествования (радостная, мажорная тональность), как в повести «Росстани», либо через стечение обстоятельств и описания различных предзнаменований и пророчеств, как в романе «Лето Господне». Ему хорошо известна ценность всех этих «мелочей».
В житиях святых обращается особое внимание на кончину, считается, что по образу смерти можно определить и загробную участь. Например, в «Луге духовном» описан случай, как один монах, которого все считали нерадивым, отходил кончиной праведника. Все были удивлены и обратились к нему с вопросом, как он мог заслужить такую милость. Оказалось, что у него была тайная добродетель (он никогда никого не осуждал), за которую Бог и дал ему праведный конец и спасение.
Будучи человеком, хорошо знающим агиографическую литературу, Шмелёв переносит свои знания, понимание таинственных законов смерти на своих героев. Ведь главный предмет его творчества - описание подлинно христианской жизни, а стало быть, и смерти.
Все это показывает, что сам Шмелёв переживает и описывает смерть не только эстетически, как, например, И. А. Бунин или Л. Н. Андреев, и не только этически, как, например, Н. С. Лесков (и не экуменически, как Л. Н. Толстой), а религиозно.
Таким образом, Шмелёв акцентирует христианский догматический момент: смерть - разлучение души и тела. После смерти тело начинает разлагаться, и это уже не сам человек. Так, Ваня чувствует, что то, что лежит во гробе - тело его отца - уже не есть его отец. Подходя прощаться и заглядывая во гроб, он думает: «Это не... это совсем другое...»[ 12].
Для его героев такое представление о смерти становится основой нравственности. Их внимание концентрируется на этих «последних вещах» [14] (смерть, посмертный суд, воздаяние, ад, рай). В религиозном сознании его героев смерть становится «экраном», на который проецируется вся жизнь человека, все жизненные ценности.
Ф
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Лермонтов, М. Ю. Полное собрание сочинений,- М.-Л., 1948. Т.1.-С. 164, 94.
2. Лермонтовская энциклопедия. - М., 1980. -С.310.
3.Пушкин, А. С. Сочинения в трёх томах. -М., 1985.-Т. 1.-С. 586.
4. Тургенев, И. С. После смерти. - М.: Науч.-произв. комплекс «Имидж». Творч. мастерская «Кредо», 1992.-С. 13, 118, 119.
5. Мостовская, Н. Н. Повесть Тургенева «После смерти» в литературной традиции // Русская литература. 1993.-№2.-С. 146.
6. См. об этом письмо к П. Виардо от 9/21 марта 1871 г. // Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 12 т.: Письма: В 18 т. / И. С. Тургенев; АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин, дом). Письма Т. 17. С. 279.
7. Моуди, Р. Жизнь после смерти. - М., 1988.
8. Романович, А. Освобождение Толстого // Русская литература. - 1996. - №2. - С. 238.
9. Дмитриенко, С. Ф. Смерть в сюжетах произведений Лескова // Русская литература. - 1996.
- №2.-С. 216.
10. Герасимов, Ю. Н. Философия смерти в лирике Бунина // Русская литература. - 1996. -№ 2. - С. 236.
11. Чуваков, В. Н. Между стеной и бездной //Андреев Л. Н. Собрание сочинений в 6 т. - М., 1990.-Т. 1.
12. Шмелёв, И. С. Собрание сочинений : [В 5 т.] / Ив. Шмелев [Сост. и авт. предисл. Е. А. Осьминина]. [Т. 1]. - М.: Рус. кн., 1998] - С. 292, 382.
13. Шмелев, И. С. Собрание сочинений : [В 5 т.] / Ив. Шмелев [Сост. и авт. предисл. Е. А. Осьминина]. [Т. 3]. - М.: Рус. кн., 1998] - С. 94, 184.
14. Гуревич, А. Я. Предисловие // Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. - М., 1992. - С.9.
Макаров Денис Владимирович, кандидат филологических паук, доцент, старший научный сотрудник кафедры «Филология, издательское дело и редактирование» УлГТУ.
УДК 801.56
В. Н. АРТАМОНОВ
К ВОПРОСУ О СУБЪЕКТИВНО-ОБЪЕКТИВНОМ ХАРАКТЕРЕ КАТЕГОРИИ ВАЖНОСТИ
Рассматриваются элементы логической структуры оценки на примере функциональносемантической категории важности.
Категория важности входит в функциональносемантическое (= категориальное) поле оценочно-сти, или «квалификативности» (наряду с категориями авторизации, персуазивности и др.) [1], т. е. является оценочной категорией. Следовательно, в N основе оценки информации с позиции категории важности лежит общая оценочная структура, которую можно выразить формулой А г В, где А представляет субъект оценки, В - её объект, а г - оценочное отношение (применительно к исследуемой категории - степень важности объекта), т. е. можно
© В. Н. Артамонов, 2005 Вестник УлГТУ 1/2005
говорить о субъективно-объективном характере категории важности.
Рассмотрим подробнее элементы А и В этой формулы: субъект и объект категории важности.
Субъект категории важности.
«Под субъектом оценочной структуры подразумевается лицо, часть социума или социум в целом, с точки зрения которого производится оценка»[2]. Субъект категории важности, как и любой другой оценочной категории, отличается и от субъекта высказывания, и от субъекта речи (субъект оценки и субъект
