CC BY
214
УДК 323.17
Д. Р. Носов
ПРОБЛЕМА РЕГИОНАЛЬНОГО СЕПАРАТИЗМА В СТРАНАХ ЕС НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ
В статье рассматривается проблема регионального сепаратизма в странах ЕС на современном этапе. Дана попытка проанализировать далекоидущие последствия референдума в Шотландии в контексте политики Европы регионов и возможного распада существующих национальных государств на территории ЕС. Рассматриваются особенности движений за независимость Страны Басков и Каталонии, Северной Ирландии и Шотландии, Фландрии и Валлонии. Проводится сравнительный анализ мирного и вооруженного сепаратизма в странах ЕС. Отдельно рассматривается проблема безопасности в условиях возможной сецессии регионов и фактического распада крупнейших стран ЕС.
Ключевые слова: региональный сепаратизм, ЕС, Европа регионов, региональный референдум, референдум о независимости, Шотландия, Каталония, Бельгия.
Региональные движения за независимость в странах ЕС особенно резко проявили себя в 2014 г Наиболее значимым событием 2014 г. внутри ЕС, затрагивающим будущее подобных движений, стал референдум по вопросу о независимости Шотландии 18 сентября 2014 г. Несмотря на провал референдума («за» выступили 44,7% шотландцев, «против» — 55,3%) (Scottish referendum ... ), сама идея о возможности разделения одного из крупнейших государств ЕС на основании претензий на независимость одной из его составных частей оказала серьезное влияние на все государства ЕС. Наиболее явно это обнаружилось в Каталонии, где подобный референдум был запрещен (при этом соцопросы зафиксировали желание 80,7% каталонцев видеть свой регион независимым) (Более 80% проголосовавшего населения ... ), что вылилось в массовые демонстрации и резкие заявления региональных политиков, направленные против центральных властей Испании. Стоит отметить, что законодательство Испании запрещает проведение региональных референдумов, не согласованных с центральной властью страны (Орлов, 2009, с. 47).
Если бы референдум в Шотландии выявил преимущество сторонников независимости, то в течение последующих двух лет переходного периода, во время которого Шотландия продолжала бы оставаться членом Соединенного Королевства, возник бы вопрос о будущем статусе нового государства. Смогли бы шотландские политики решить за это время задачу включения новой страны в ряды ЕС? Если бы им совместно с европейской бюрократией удалось добиться «бесшовного» перехода Шотландии из разряда составной части Британии в отдельное полноправное государство в рядах ЕС, это создало бы крайне негативный прецедент для национальных правительств в Париже, Мадриде, Риме и Брюсселе. Это значило бы, что найден простой и безопасный способ выделения любого региона в отдельное государство без существенных потерь в виде длительного пребывания вне европейских и других международных институтов. Таким
© Д. Р. Носов, 2015
образом, региональные сепаратисты по всей Европе получили бы действенное ноу-хау, которое гарантировало бы им практически стопроцентное достижение выдвинутых целей и поддержку общеевропейской бюрократии. Но пока что вопрос о выделении в отдельное государство является сложным и, возможно, несет немало минусов, в том числе и экономических.
В Западной Европе имеется не так много примеров получения государственного суверенитета отдельными регионами за прошедшее столетие. Помимо Исландии и Норвегии, не входящих в структуры ЕС и отделившихся соответственно от Дании и Швеции, полноценной независимости в XX веке добилась только Ирландия от Великобритании. Это единственный пример, когда достаточно крупная, по европейским меркам, территория получила статус отдельного государства. Причем пример этот является не лучшей моделью получения независимости, так как ирландцам пришлось сражаться за обретение собственного государства с оружием в руках (Росс, 2006, с. 329-333), а нежелание Великобритании отдать Республике Ирландия Ольстер (северную часть о. Ирландия, населенную преимущественно протестантами) вылилось в противостояние в течение всего XX века. Только мирные договоренности в Белфасте, инициированные пришедшей к власти в Лондоне Лейбористской партией в 1997 г., позволили снять прямое правление Вестминстера, установленное в Северной Ирландии в 1972 г., и начать налаживать мирную жизнь. Одним из главных условий было в том числе разоружение военизированных группировок в течение двух лет (в первую очередь речь шла о различных ветвях некогда единой ИРА) (Agreement reached ... ).
Длительное военизированное противостояние сепаратистов с центральными властями, между тем, не является специфической особенностью Великобритании. Особенность проблемы Северной Ирландии — в первую очередь ирредентизм, то есть желание двух частей Ирландии воссоединиться, что декларировалось в статьях 2 и 3 конституции Республики Ирландия до Белфастских соглашений 1998 г. В других частях ЕС региональные террористические группировки являются представителями движений, выступающих не за ирре-дентизм, а за создание новых государств. Наиболее известное из подобных движений — баскская террористическая группировка ЭТА.
ИРА и ЭТА имеют множество схожих черт. Обе группировки стали известны благодаря регулярным терактам, направленным как против политических деятелей, так и против обычных граждан. «Визитной карточкой» обеих организаций стал звонок за несколько часов до планируемого теракта. Звонок перед терактом, во-первых, помогал уменьшить число жертв (придание группировкам ложного благородства), во-вторых, перекладывал ответственность на власть (теперь обезвредить бомбу и предотвратить теракт становилось их делом) и, в-третьих, помогал заявить о группировке и появиться на первых полосах газет и в выпусках теленовостей. Все это создавало и ЭТА, и ИРА некую ауру идейных борцов против несправедливого режима.
Тем не менее ЭТА имеет и серьезные отличия от ИРА, в том числе ряд черт, сближающих ЭТА с этномафиозными группировками. Среди них — обложение специальным налогом предпринимателей в Стране Басков и Наварре
(Орлов, 2009, с. 80). Особенностью ЭТА также является фактическая невозможность договориться с этой группировкой о длительном перемирии. Если ИРА, в 1998-2005 гг. сложившая оружие, практически исчезла из политической жизни Северной Ирландии и не мешает мирному процессу (по крайней мере, пока Лондон соблюдает свои договоренности), то ЭТА постоянно нарушает перемирие (что имело место в 1998, 2004, 2006, 2010-2011 гг.) (Орлов, 2009; Ландабасо Ангуло,Коновалов, 2004а). Непоследовательность организации исследователи объясняют тем, что заверения о прекращении террора дает политическое звено ЭТА, а нарушает эти договоренности боевая часть ЭТА, которая практически никак не учитывает решения политического звена организации. Все это обусловило значительное падение популярности ЭТА в последние десятилетия.
Много вопросов вызывает и политическая программа организации, так как Стране Басков уже предоставлена значительная автономия в рамках Испании, и уровень жизни в этой национальной автономии даже выше среднего по Испании (в отличие от относительно бедной по меркам Соединенного Королевства Северной Ирландии). Все это свидетельствует о большом разрыве между ценностями ЭТА и реальными ценностями, исповедуемыми большинством басков, а использование группировкой тематики национализма все большее число самих басков воспринимают как прикрытие для криминальной деятельности.
Еще более неоднозначным явлением представляется корсиканский региональный национализм и действия Фронта национального освобождения Корсики. Помимо терактов и грабежей, сближающих эту группировку с ЭТА, Фронт национального освобождения Корсики отметился серьезной вовлеченностью в контрабанду и торговлю наркотиками, что создает негативную репутацию не только самой группировке, но и всему острову. Не случайно к 1998 г., по данным «Пари-Матч», уже 55% континентальных французов благожелательно смотрели на идею предоставить самоопределение острову, тогда как всего 36% самих корсиканцев мечтали о проведении референдума о независимости (Ходаков, Хухлындина, 1999). Проблемой Корсики также остается трайбализм, т. е. разделение местного населения на кланы со сложной историей, применением кровной мести, что находит свое отражение в особенностях местной борьбы за независимость (Филиппова, 2012, с. 155).
Северная Ирландия, Страна Басков и Корсика — основные точки вооруженной борьбы под лозунгами национальной независимости регионов в ЕС. Остальные региональные движения в ЕС делают ставку на легальные методы борьбы за суверенитет и, как правило, добиваются значительно большего и в более сжатые сроки. Стоит привести в пример уже упомянутую Шотландию, которая добилась учреждения собственного парламента одновременно с Северной Ирландией, хотя не приложила для этого никаких военных усилий, а в 2014 г., добившись референдума, даже превзошла Ольстер (опять же, только за счет легальных политических действий).
И если сравнение Шотландии и Ольстера, возможно, не является корректным в связи с совершенно различным историческим бэкграундом (экономические лишения и политическая дискриминация католической Ирландии в ХУ!!-Х!Х вв. (Полякова, 1982, с. 10-34), вынудившие ирландцев в конечном счете взяться
за оружие, и относительное благополучие и серьезная представленность Шотландии на британском политическом и культурном олимпе в этот же период (Lamont, 2001)), то сравнение Страны Басков и Каталонии, равноудаленных от политического центра, как при Франко, так и при монархии XVIII-XIX вв., отчетливо говорит о преимуществе мирного варианта поиска национальной независимости перед военным.
При тех же стартовых условиях, что и у Страны Басков, Каталония после 1975 г добилась большего в плане обоснования собственной независимости среди мирового сообщества и в глазах собственного населения, чем Страна Басков, при этом имея даже меньше уникальных этнических черт по сравнению с последней. Но самое главное, что Каталония в этот период не прибегала к политическому насилию, а делала ставку на привлекательность своего региона в плане развития местной экономики, а также использовался культурный и туристический потенциал для создания позитивного имиджа страны за рубежом.
В итоге, при изначально одинаковых шансах на независимость, каталонский региональный национализм сегодня ассоциируется больше с позитивной программой политических изменений, а репутация баскского национализма серьезно запятнана действиями ЭТА, «Батасуны» и других радикальных организаций. Это подтверждает тезис о том, что «этнический терроризм представляет собой неадекватную борьбу против действительного или мнимого ущемления прав и интересов отдельных наций и этнических групп» (Ксенофобия..., 2008, с. 203), т. е. действия таких организаций, как ЭТА, ИРА или Фронт национального освобождения Корсики, скорее вредят, чем способствуют отстаиванию прав соответствующими регионами.
В противовес им, каталонский и шотландский национализм представляют собой движения, основанные на мирной политической программе, при этом опирающиеся не столько на этнические и культурные отличия от основного населения своих государств, сколько на доказательства экономической эффективности собственного региона и потенциал для создания устойчивого независимого государства.
Однако даже в случае, если судьба новых государств, образованных на месте бывших регионов, будет относительно благополучной, эти страны обречены на то, чтобы быть державами второго порядка даже внутри ЕС, не говоря уже о масштабе этих стран в рамках всего мира. Подобный вариант регионализации, когда крупные и единые государства распадаются на небольшие регионы, может быть безопасно реализован только при превращении союза таких маленьких государств — ЕС — в полноценную федерацию. ЕС действительно обладает некоторыми чертами, делающими его более похожим на государство, чем на международную организацию (Hix, 2011). Но пока ситуация такова, что общеевропейские институты и общеевропейская идентичность не имеют той силы, что и полноценные национальные государства. Так, в 2000 г. в Европе для каждых девяти человек из десяти национальная идентичность по-прежнему оказывалась предпочтительнее идентичности европейской (Ачкасов, 2005, с. 250).
Таким образом, сейчас не идет речь о переходе к Соединенным Штатам Европы, созданным на основе регионов бывших национальных государств.
А популярность евроскептиков, которая растет из года в год, ставит под сомнение дальнейшее усиление общеевропейских институтов. На деле может случиться, что за серьезным увеличением роли ЕС в национальных делах государств-членов, наблюдаемым по крайней мере с 1992 г. по сегодняшний день, наступит либо застой, либо откат в реальных возможностях общеевропейских институтов. Ряд исследователей подчеркивают «маятниковый» характер европейской интеграции, т. е. наличие как факторов, ведущих к большей интеграции союза, так и факторов, потенциально грозящих распадом общеевропейского единства (Романова, 2013). Великобритания уже не раз заявляла о возможности выхода из союза, а фракция евроскептиков в Европарламенте после выборов 2014 г. «потяжелела» до 25% от общего количества депутатов.
Учитывая неопределенность в вопросе укрепления ЕС как нового федеративного государства, региональный сепаратизм пока что только ослабляет существующие страны, так как на месте одного большого государственного образования, имеющего солидную историю и подтвержденную временем легитимность, образуются два или более новых государств. Это означает, что не только выделившимся в отдельное государство регионам (вроде Шотландии или Каталонии) придется создавать государство почти с нуля, но и тем странам, от которых они отделяются (Великобритании и Испании) необходимо будет менять собственное устройство и, по сути, также заново утверждать свою государственность в новом статусе.
Так, Великобритания была образована как объединение Англии (и Уэльса) с Шотландией в 1707 г. В связи с выходом Шотландии из состава Соединенного Королевства пришлось бы менять не только наименование государства (остающееся без изменений более двух веков), но и государственный флаг, основные черты которого (соединение флага Англии — креста св. Георгия и флага Шотландии — креста св. Андрея) существуют в неизменном виде более четырех веков (после Акта об унии с Ирландией в флаг Великобритании был также включен флаг св. Патрика).
Помимо таких немаловажных символов, как флаг и название государства, изменения произошли бы и в других сферах политической жизни, включая изменение количества членов парламента; пересмотр законодательства, в том числе ключевых для Великобритании статутов; создание формальной границы между двумя государствами и еще множество других проблем. Что касается изменений в экономике, то они оказались бы еще большими. Как минимум стоит отметить, что нефтяные месторождения в Северном море после раздела единого государства должны были бы отойти Шотландии (что было одним из главных доводов националистов в пользу независимости накануне референдума).
Подобные изменения ждали бы и Испанию с Каталонией. Последняя в процентном отношении значит для Испании даже больше, чем Шотландия для Великобритании (по уровню регионального ВВП, количеству населения и другим ключевым показателям). При этом Барселона — столица Каталонии — является вторым по величине городом Испании и меньше Мадрида всего в два раза, в то время как крупнейший шотландский город Глазго и Лондон соотносятся как 1 : 13. И это не учитывая культурного значения Барселоны для всей Испании.
Таким образом, независимая Каталония оказалась бы даже более густонаселенным государством по сравнению с Шотландией, но одновременно и Испания потеряла бы больше, чем Великобритания, и уступила бы свое место в пятерке крупнейших европейских наций Польше, опустившись на шестое место.
Эти изменения потенциально могут привести к появлению на месте старых государств с диверсифицированной экономикой новых стран, чья экономика зависит от одного-двух секторов, развитых именно в этом регионе бывшей единой державы (что сделает новые страны более зависимыми от внешней конъюнктуры). Например, шотландские националисты серьезно полагались на высокие доходы будущего государства от нефти, но после падения цены на этот ресурс во второй половине 2014 г стало понятно, насколько зыбким может быть будущее независимой Шотландии и других небольших государств в экономическом плане.
Но возможные проблемы от потери регионов Великобританией и Испанией выглядят не самыми тяжкими, если сопоставить их с потенциальной проблемой распада Бельгии. Наравне с Каталонией и Шотландией бельгийская Фландрия — это основой очаг сепаратистов в современном ЕС. При этом если в случае с Шотландией и Каталонией мы имеем дело все-таки с меньшей частью существующего государства, то во Фландрии проживает 58% населения Бельгии, и она включает 44% территории, а вместе с расположенным на ее территории Брюсселем, по совместительству считающимся столицей Фландрии, этот регион охватывает 68% населения и 45% территории. В данном случае уместно говорить уже не о сепаратизме, а о настоящем распаде единого государства.
Региональный сепаратизм в Бельгии представлен как во Фландрии, так и в Валлонии (хоть и в меньшей степени мечтающей о независимости), таким образом, обе части потенциально могут выйти из состава Бельгии. Невозможность Фландрии и Валлонии прийти к компромиссу привела к тому, что с 2007 г. Бельгия почти перманентно существует без правительства. Все это серьезно сказывается на доверии к общебельгийским государственным институтам и легитимности государства, а наиболее активным лицом, заботящимся о разрешении кризиса, становятся не граждане или избранные ими представители, а король ^ое^ет, 2010, р. 277-278). Неслучайно в Бельгии появилась шутка, что именно король является «единственным бельгийцем в стране валлонов и фламандцев», в то время как само общество не видит будущего для единой Бельгии.
Особенностью бельгийских регионов, сближающей их с Северной Ирландией, является потенциальный ирредентизм, т. е. возможность воссоединиться с этнически близкими соседними государствами. Особенно это актуально для Валлонии, использующей французский язык и исторически придерживающейся католицизма, т. е. не имеющей ни лингвистических, ни религиозных отличий от соседней Франции. Генерал де Голль от имени властей Франции еще в 1968 г заявил, что если власти Валлонии официально обратятся к Франции с просьбой о воссоединении, в тот же день они получат благосклонный ответ на это обращение (Ходаков, Хухлындина, 1999).
Что касается Фландрии, то здесь ирредентизм никогда не пользовался особой популярностью, хотя и остается потенциально возможным выходом для ре-
гиона. Дело осложняется тем, что соседняя Голландия имеет больше различий с Фландрией, чем Валлония с Францией. Голландский и фламандский языки хотя и могут считаться диалектами одного языка, формально признаны различными идиомами. Помимо этого Фландрия исторически всегда тяготела к католицизму, тогда как в Нидерландах сильнее распространен протестантизм.
Брюссель, столица Бельгии, исторически принадлежал Фландрии, но с момента образования единой Бельгии (1830) стал франкоговорящим городом (сегодня 85% его жителей говорят на французском языке и только 15% — на фламандском). В случае получения независимости Фландрией судьба Брюсселя остается неясной: с одной стороны, это формальная столица Фландрии (плюс со всех сторон город окружен фламандскими территориями), с другой — это также отдельный регион в составе Бельгии, к тому же франкоговорящий. Проблема осложняется еще и тем, что Брюссель — это и столица Объединенной Европы, символ единства всех наций ЕС, и то, что сегодня статус и принадлежность этого города становятся неопределенными из-за проблем регионального сепаратизма, отчасти подрывает также и символическое европейское единство.
Принятый в странах ЕС курс на децентрализацию власти способствует развитию самосознания регионов. Де-факто автономизация различных частей некогда унитарных государств уже сегодня привела к тому, что многие из них приобрели черты федерации. Деволюция в Великобритании привела к появлению местных парламентов и исполнительных органов в Шотландии, Северной Ирландии и Уэльсе (Коданева, 2003, с. 84); Бельгия де-юре стала федерацией с тремя уровнями власти (центр, регионы, языковые сообщества) ^адпоп, Ти11у, 2001, р. 349-350); в Испании после окончания франкизма было принято решение о разделе страны на автономные сообщества (национальные и региональные) с собственными парламентами (Орлов, 2009, с. 23).
Важным отличием стран ЕС является законное функционирование на их территории региональных партий, что стало прямым следствием благосклонного отношения к особым правам регионов и проживающих в них меньшинств со стороны центральных властей государств. Региональные партии являются легальными и представлены не только в региональных и общенациональных парламентах, но также и в Европарламенте. Так, Новый фламандский альянс на выборах 2014 г. стал крупнейшей партией, представляющей Бельгию в Европарламенте.
Традиционные партии (либералы, консерваторы, левые) по-прежнему занимают доминирующее положение в странах ЕС и одерживают победы как на национальных, так и на общеевропейских парламентских выборах. Позиции крупнейших партий могут отличаться по поводу вопроса об особом статусе регионов, тем не менее в целом нельзя сказать, кто из них более склонен идти на децентрализацию — левые или правые. Так, Белфастские соглашения и последовавшая затем деволюция стали плодом деятельности пришедшей в 1997 г. к власти в Великобритании лейбористской партии во главе с Тони Блэром (АидИву, 2005). При этом урегулированием национального вопроса и переговорами с ЭТА в Испании в те же годы активно занимались правые, находившиеся тогда у власти.
Сами региональные партии также могут придерживаться различных идеологических течений. Так, ЭТА изначально позиционировала себя как рабочая партия, Шотландская национальная партия и Партия Уэльса также выступают как левые партии, в то время как Новый фламандский альянс или итальянская Лига Севера стоят скорее на позициях консерватизма. Во многом данное разделение обусловлено историческими причинами: более старые региональные партии, появившиеся в начале — середине XX в., были традиционно левыми, тогда как новые партии, возникшие в конце XX — начале XXI в., склонны выбирать правую идеологическую платформу.
Изменение государственного устройства и последовавшее затем изменение партийного ландшафта в Бельгии являет самый выразительный пример в сфере европейского регионального сепаратизма. Разделение страны на три этно-язы-ковых сообщества (фламандцы, валлоны, немцы) и три федеративных региона (Фландрия, Валлония, Брюссель) привело к постепенной ориентации общебельгийских партий на то или иное сообщество. Фактически, крупнейшие партии в современной Бельгии имеют четкую региональную привязку и выступают либо с позиции фламандцев, либо с позиции валлонов. Это даже приводит к дублированию некоторых идеологий, например своя партия «зеленых» есть как у фламандцев (Groen), так и у валлонов (Ecolo). Есть также свои правые и левые партии, соответствующие каждому из сообществ Бельгии.
Выборы в 2007 и 2010 гг. окончательно зафиксировали размежевание Бельгии на две части. Из-за разделения парламента на две противоборствующие группы (фламандцев и валлонов) оказалось невозможно создать приемлемое для всей страны правительство. В период 2007-2011 гг. Бельгии пришлось прожить 535 дней без центрального правительства (A Look Back ... ). Несмотря на то что на выборах 2010 и 2014 гг. победил Новый фламандский альянс, правительство как в 2011 (после 337 дней переговоров), так и в 2014 г. было создано на основе коалиции валлонских партий, отстаивающих в большей степени сохранение Бельгии как единого государства.
Региональные партии, стремящиеся к победе на общенациональных выборах, не только бельгийская особенность. Итальянская Лига Севера, объединяющая сразу несколько регионов на севере Италии, изначально имела серьезные политические амбиции и намеревалась провести после прихода к власти масштабные изменения во всей стране. К моменту выхода партии на политическую арену основные партии Италии были затронуты серьезными скандалами, и антиримская риторика вкупе с антигосударственной могла привлечь голоса избирателей (Giblin, 1999). Постепенно широкая популярность Лиги Севера практически сошла на нет, но этой организации удалось встроиться в итальянский истеблишмент и закрепить за собой некоторые протестные регионы.
Сильные позиции региональных партий и движений по всей Европе несомненно свидетельствуют о потере центральными правительствами той роли, которую они играли в прошлом. И если часть функций от них ушла «наверх» — в общеевропейские структуры власти, то другие решения стали все активнее спускаться «вниз» — на уровень регионов. Регионы стали значимыми акторами
68 -
политэкс. 2015. том 11, № 2
в европейской политике, чему немало способствовало их выделение в некоторую самостоятельную единицу внутри стран ЕС.
Стало возможно говорить об укреплении различными регионами непосредственной связи друг с другом поверх государственных границ. Появилось понятие «парадипломатии» (Еремина, 2012), т. е. «внешней политики» регионов, когда они могут вести переговоры, заключать соглашения и выступать в коалиции с другими регионами, даже если они находятся в разных государствах, но имеют общие исторические связи, общие культурные корни или просто общие экономические или иные интересы. Базис для парадипломатии и «суверенизации» регионов — концепция Европы регионов, ставшая одним из принципов развития ЕС.
ЕС проводит политику поддержки регионов еще с 1975 г., когда был создан Европейский фонд экономического развития регионов (FEDER). Этот фонд и ряд других структур ЕС должны были обеспечить потенциальное выравнивание уровня благосостояния в различных странах, вступающих в ЕС (особенно это было актуально в 1980-е гг. в отношении Португалии, Испании и Греции). Маастрихтские соглашения 1993 г. сделали региональное развитие одним из приоритетных направлений в ЕС (Нарочницкая, 2010, с. 110), были существенно увеличены размеры выделяемой помощи, но также подчеркивалась важность и других аспектов поддержания региональной жизни: сохранения исторического наследия, изучения малых языков, местных традиций и т. п.
Помимо распределения помощи сверху, ЕС дал регионам и инструменты самостоятельного увеличения благосостояния и отстаивания самобытности. В 1988 г. в Европейском парламенте была принята «Хартия Сообщества по проблемам регионализации», а в 1991 — «Хартия регионов Сообщества». Эти документы прямо призывали государства начать процесс децентрализации и предоставления больших прав регионам. С 1991 г. также начал функционировать комитет регионов, куда государства должны направлять представителей регионов с целью дать местным властям выражать свое мнение на общеевропейском уровне (Зонова, 1999, с. 155-164).
Важнейшую роль принципы Европы регионов (которые помимо хартий ЕС поддержаны также в базовых документах Совета Европы) сыграли при трансграничном сотрудничестве. Сегодня функционируют такие трансграничные регионы, как Приморские Альпы (Франция, Италия), Саар — Лотарингия — Люксембург — Рейн (Франция, Германия, Люксембург), Силезия (Чехия, Польша), Померания (Швеция, Польша, Германия), охватывающие территории, которые исторически были спорными и вызывали конфликты между национальными государствами. Поверх национальных границ эти еврорегионы могут решать собственные проблемы и вести самостоятельную политику, настаивая на своеобразии региона и его особых интересах.
Курс на построение Европы регионов потенциально имеет несколько угроз. Во-первых, еще меньшей становится власть национальных государств, которые и без того испытывают колоссальные трудности с исполнением своих функций в эпоху глобализации (Хабермас, 2003). Часть функций государствам теперь приходится делить с регионами. Но если идея о том, что транснациональные
объединения (типа ЕС или ООН) потенциально могут справиться с такими задачами, как международный терроризм, миграция или экологические проблемы, лучше национальных государств, не лишена логики, то «спуск» подобных масштабных задач на более низкий уровень — уровень отдельных регионов — вызывает большие сомнения в возможности их решения.
Рост сепаратистских настроений на деле может происходить в том числе и как реакция на процесс централизации ЕС. Попытка создать небольшое отдельное государство, поддерживающее справедливое распределение и имеющее политическую систему, максимально приближенную к людям, — это манифест недоверия не только к центральным властям собственных стран, но и к общим структурам ЕС, нацеленным в первую очередь на унификацию пространства Союза. «Сепаратисты, на словах провозглашая лозунг "Европы народов", фактически делают шаг назад к этнонациональной обособленности» (Ландабасо, Ангуло, Коновалов, 2004Ь, с. 369).
Регионы, выбирающие путь независимости, используют ЕС для обоснования собственного благополучия в будущем, но вряд ли они осознают, что при дальнейшей «балканизации» Европы им придется передать значительно большее количество полномочий в Брюссель. Больше десяти лет назад в верхах Евросоюза было распространено мнение, что «ЕС — гигант в экономике, карлик — в политике и ничтожный червяк — в военном отношении» (Манн, 2002, с. 394). На сегодня ЕС усилился как политической блок (при этом скорее под воздействием внешних, а не внутренних обстоятельств), но в военном отношении так и остался эфемерной организацией.
При дальнейшем росте нестабильности в мире, в первую очередь в соседних с ЕС регионах, следует продумывать и самые негативные сценарии развития, которые могут потребовать от государства самостоятельного поддержания порядка на своей территории и сопротивления агрессии инсургентов. М. ван Кре-вельд, исследуя именно военный аспект становления государственных институтов, приходит к выводу о тотальной неэффективности современных государств и армий против террористов и разрозненных военизированных групп (Кревельд, 2006, с. 504-505). Став самостоятельным государством, регион не будет иметь поддержки бывших центральных властей и очень быстро может превратиться в новую горячую точку, даже несмотря на военную защиту со стороны структур ЕС и НАТО.
Подобная ситуация уже имела место в Европе — в Северной Ирландии и на Корсике. Но если горячей точкой становится не регион большого государства, а маленькое независимое государство целиком, то это может привести к краху всех его наскоро созданных институтов, насильственной смене власти или к фактическому безвластию — ситуации, когда государственные институты больше не действуют и не могут защитить отдельного гражданина.
Надежда на создание неких общеевропейских институтов, которые полностью заменят государство и помогут предотвратить негативные последствия от распада существующих государств, пока не оправдывает себя. Основная проблема наднациональных квазигосударств — их недостаточная легитимность. Проблема демократического дефицита, т. е. придания общеевропейским
структурам той же легитимности, что и у современных государств-наций, подробно исследуется в работах Дж. Вейлера (Weiler, 1996; Weiler, 1999) и Ю.Хабер-маса (Хабермас, 2002). И Дж. Вейлер, и Ю.Хабермас однозначно утверждают, что в сфере создания общеевропейской идентичности и замены живой национальной привязки некой абстрактной европейской республиканской солидарностью пока нет каких-либо серьезных достижений. Наоборот, растет количество евроскептиков и сторонников возвращения к эпохе государств-наций в Европе.
Региональный сепаратизм, ставший проблемой для многих стран ЕС, имеет различные корни в каждой стране. Однако общим свойством региональных движений, особенно резко заявивших о себе в 2014 г, является их апелляция к ЕС как некоему зонтику для подобных движений и их акций. Однако «зонтик» ЕС не обладает легитимностью сам по себе, так как несмотря на движение в сторону общеевропейской государственности, структуры ЕС были созданы отдельными странами и остаются инструментом их общеевропейской политики (в первую очередь инструментом разрешения возможных конфликтов). Именно национальные государства по-прежнему являются единственными легитимными и суверенными субъектами как внутренней, так и внешней политики, лишь делегируя ряд вопросов «наверх» либо «вниз».
Желание как регионов, так и ЕС подменить собой государство, скорее всего, приведет к неудовлетворительным результатам для самих граждан. Если движение в сторону регионализации в странах ЕС продолжится и приведет к распаду нынешних национальных государств, то ЕС, который и должен был бы подхватить функции государства, «повиснет в воздухе», так как потеряет опору в утверждавших его государствах-нациях. А суверенизовавшиеся регионы вряд ли смогут стать серьезными игроками как во внутренней, так и во внешней политике.
Подводя черту, можно сказать, что региональный сепаратизм в ЕС является менее опасным в краткосрочном периоде по сравнению с сепаратизмом в других частях мира, где за независимость люди сражаются с оружием в руках, а не путем одних только легальных действий. Однако в долгосрочной перспективе сепаратизм в ЕС грозит куда большими проблемами: распадом системы государств-наций в Европе, полным ослаблением ЕС, большим числом потенциальных очагов нестабильности и появлением failed states в одной из самых процветающих частей света.
Наиболее перспективным видится сохранение регионов в рамках существующих государств путем перестраивания общих принципов этого государства, будь то деволюция, федерализация или культурная автономизация. Усилия ЕС, направленные на выравнивание благосостояния регионов, должны привести к тому, что экономическая повестка для местных сепаратистов будет несостоятельна. Останутся вопросы этнической и региональной идентичности, но они могут быть решены в рамках придания особого статуса местным языкам, квотированию (в том числе и при выборах в Европарламент, что уже делают Великобритания и Бельгия). Европу XXI в. хочется видеть равноправным союзом национальных государств, состоящих из уникальных и непохожих друг на друга регионов, которые находят способы договариваться и вести законный торг с центральными правительствами, подавая пример регионам и местным
властям по всему миру, но не требуют радикальных преобразований, грозящих возможным распадом европейской системы национальных государств.
Литература
Ачкасов В. А. Этнополитология. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2005. 337 с. (Achkasov V. A. Ethnopoli-tics. Saint Petersburg, 2005. 337 p.).
Более 80% проголосовавшего населения испанской Каталонии хотят видеть регион независимым // Независимая газета. 2014. 11 ноября // http://www.ng.ru/world/2014-11-11/7_ spain.html (дата обращения: 18.02.2015) (More than 80% of voters in Spanish Catalonia want to see region being independent // Nezavisimaya Gazeta. 2014. 11 November // http://www.ng.ru/ world/2014-11-11/7_spain.html (date of access: 18.02.2015)).
Еремина Н. В. Парадипломатия: новый голос регионов в современном дипломатическом концерте? // Мировая экономика и международные отношения. СПб., 2012. Вып. 6. С. 4251 (Eremina N. V. Paradiplomacy: new voice of regions in modern diplomatic concert? // International Economy and International Relations. Saint Petersburg, 2012. Issue 6. P. 42-51).
Зонова Т. В. От Европы государств к Европе регионов. // Полис. 1999, № 5. С. 155-164 (Zonova T. V. From the Europe of States to a Europe of Regions. // POLIS. 1999. N 5. P. 155-164).
Коданева С. И. Региональная реформа в Соединенном Королевстве // Государство и право. 2003. № 9. С. 80-87 (Kodaneva S. I. British constitutional reform: Regional dimension // State and Law. 2003. N 9. P. 80-87).
Кревельд М. ван. Расцвет и упадок государства. М.: ИРИСЭН, 2006. 544 с. (Creveld M. van. The Rise and Decline of the State. M.: IRISEN, 2006. 544 p.).
Ксенофобия в современном мире / под. ред. В. А. Ачкасова и Д. З. Мутагирова. СПб., 2008. 352 с. (Xenophobia in the modern world/ eds V. A. Achkasov and D. Z. Mutagirov. Saint Petersburg, 2008. 352 p.).
Ландабасо Ангуло А. И., Коновалов А. М. Терроризм и этнополитические конфликты. Книга 1. Из истории басков. М.: Огни, 2004a. 382 с. (Landabaso Angulo A. I., KonovalovA. M. Terrorism and ethnopolitical conflicts. Book 1: From Basque history. M.: Ogni, 2004a. 382 p.).
Ландабасо Ангуло А. И., Коновалов А. М. Терроризм и этнополитические конфликты. Книга 2. Терроризм сегодня. М.: Огни, 2004б. 414 с. (Landabaso Angulo A. I., Konovalov A. M. Terrorism and ethnopolitical conflicts. Book 2: Terrorism Today. M.: Ogni, 2004b. 414 p.).
Манн М. Нации-государства в Европе и на других континентах: разнообразие форм, развитие, неугасание // Нации и национализм: сб. статей. М.: Праксис, 2002. С. 381-410. (Mann M. Nation-States in Europe and Other Continents: Diversifying, Developing, Not Dying // Nations and Nationalism: Articles. M.: Praxis, 2002. P. 381-410).
Нарочницкая Е. А. Национальный фактор в эпоху глобализации // Актуальные проблемы Европы. М.: ИНИОН РАН, 2000. С. 90-137 (Narochnitskaya E. A. National factor and Globalization. // Actual problems of Europe. M.: INION RAN, 2000. P. 90-137).
Орлов A. A. Проблема терроризма в Испании: ЭТА — «ударный отряд» баскского национализма. М.: Русская панорама, 2009. 190 с. (OrlovA. A. The problem of terrorism in Spain: ETA — "strike force" of the Basque nationalism. M.: Russian panorama, 2009. 190 p.).
Полякова Е. Ю. Ольстер: истоки трагедии. М.: Наука, 1982. 164 с. (Polyakova E. Yu. Ulster: the origins of tragedy. M.: Nauka, 1982. 164 p.).
Романова Т. А. Методология оценки политической эволюции Европейского союза // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2013. T. 9, № 2. C. 80-100 (Romanova T. A. Assessment Methodology of the political evolution of the European Union // Political Expertise: POLITEX. 2013. Vol. 9, N 2. P. 80-100).
Росс Д. Ирландия. История нации. СПб.: КАРО, 2006. 384 с. (Ross D. Ireland: History of a Nation. Saint Petersburg: KARO, 2006. 384 p.).
Филиппова Е. И. (Не)возможность острова? Корсиканское движение: от регионализма к сепаратизму (1960-3010) // Этничность и религия в современных конфликтах. М.: Наука, 2012. C. 150-202 (Ethnicity and Religion in Modern Conflicts. M.: Nauka, 2012. P. 150-202).
Хабермас Ю. Европейское национальное государство: его достижения и пределы. О прошлом и будущем суверенитета и гражданства // Нации и национализм: сб. статей. М.: Праксис, 2002. С. 364-380 (Habermas J. The European Nation State. Its Achievements and Its Limitations. On the Past and Future of Sovereignty and Citizenship // Nations and Nationalism: Articles. M.: Praxis,
2002. P. 364-380).
Хабермас Ю. Постнациональная констелляция и будущее демократии // Логос № 4-5.
2003. C. 105-152 (Habermas J. The Postnational Constellation and the Future of Democracy // Logos N 4-5. 2003. P. 105-152).
Ходаков Д. А., Хухлындина Л. М. Интеграция: объединенная Европа или сообщество свободных европейских регионов? // Белорусский журнал международного права и международных отношений. 1999. № 4. C. 39-59 (Hodakov D. A., Huhlyndina L. M. Integration: incorporated Europe or community of free European regions // The Belarus magazine of international law and the international relations. 1999.N 4. P. 39-59).
A Look Back On Belgium's Record Breaking 535 Days Without Government // Business Insider. 2011. 2 December // http;//www.businessinsider.com/belgium-government-elio-di-rupo-3011-12 (date of access: 18.02.2015).
Agreement reached in the multi-party negotiations (10 April 1998) // CAIN Web Service // http:// cain.ulst.ac.uk/events/peace/docs/agreement.pdf (date of access: 18.02.2015).
AugheyA. The politics of Northern Ireland: beyond the Belfast agreement. London; New York: Routledge, 2005. 207 p.
Gagnon A.-G., Tully J. Multinational Democracies. Cambridge, 2001. 411 p.
Giblin B. Les nationalismes régionaux en Europe // HÉRODOTE, Revue de géographie et de géopolitique. Paris, 1999. N 95, 4e trimestre. P. 5-18.
Goethem H. van. Belgium and the Monarchy: From National Independence to National Disintegration. Antwerpen: Asp/Vubpress/Upa, 2010. 295 p.
Hix S. Political System of the European Union. 3rd edition. London: Palgrave Macmillan, 2011. 448 p.
Lamont S. When Scotland ruled the world. London: HarperCollins, 2001. 244 p.
Scottish referendum: Scotland votes 'No' to independence // BBC. 2014. 19 September // http:// www.bbc.com/news/uk-scotland-39270441 (date of access: 18.02.2015).
Weiler J. European Union: Democracy Without a Demos? International Relations & Politics Subject Group, 1996. 21 p.
Weiler J. The Constitution of Europe: Do the New Clothes Have an Emperor? Cambridge: Cambridge University Press, 1999. 384 p.
ЛОЛИМЭКС. 2015. Том 11, № 2
